|
1. Куба шестидесятых. Владимир Вигский
|
|
| Аналитик | Дата: Четверг, 22 Мар 2012, 17:18 | Сообщение # 1 |
|
Гость
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19
Награды: 3
Репутация: 3
Статус:  | ВСТУПЛЕНИЕ
Оглядываясь на прожитые семь с лишним десятилетий, достаточно насыщенных различными событиями, в том числе и пребыванием во многих уголках нашей Родины, тогда ещё необъятного Советского Союза и за рубежом: на Кубе, в Германии, в Эмиратах – я не покривлю душой, если скажу, что самые неизгладимые впечатления оставила в моей памяти Куба. И в этом нет ничего удивительного: в других местах я был «налётом», а на Кубе – в длительной служебной командировке.
В годы советской власти при наличии пресловутого «железного занавеса» наш народ в своей массе не был избалован забугорными круизами. Это теперь никого не удивишь рассказами о парижах с римами, Канарах и даже супердалёкой от нас Австралии. Но одно дело галопом прошвырнуться по какой-нибудь «географической новости» или погреть живот на одном из фешенебельных пляжей мирового значения, прокатиться на лыжах в Куршевеле, и совсем другое – посетить страну в ходе долгосрочной командировки, по-настоящему окунуться в её повседневную жизнь, ощутить национальный колорит нравов её народа, экзотику природы и быта. Для того, чтобы составить более или менее целостное представление о стране пребывания нужен не один месяц или даже год.
В начале шестидесятых я, молодой специалист – не буду уточнять в какой области, поскольку не собираюсь описывать свою профессиональную деятельность и события, связанные с ней, – был командирован туда с семьёй: женой и двумя маленькими детьми, в качестве советника. Я просто постараюсь вместе с вами взглянуть на эту любопытнейшую во всех отношениях страну изнутри и попытаться рассказать вам о том, что она оставила в моей памяти, о тех незабываемых годах, днях, даже мгновениях пребывания на этом удивительно красивом и некогда очень близком нам острове.
В ходе повествования мне придётся приводить отдельные испанские фразы, звучание которых мне хотелось бы передать, особенно ударения в словах, но не так, как это делал, скажем, Лев Толстой, заполняя целые страницы «Войны и мира» французским текстом, ни даже с использованием транскрипции, которой может не владеть массовый читатель. Итак, я, без оглядки на возможную критику, попытаюсь ввести собственный «ноу хау» в свою «околохудожественную» литературу и передать испанскую речь русскими литерами, поданными курсивом...
АТЛАНТИКА
Я стоял на борту «Надежды Крупской» и смотрел вниз на причал, заполненный провожающими, среди которых были и мои родные: дядя Валя с тётей Лёлей да двоюродная сестра Мила со своей маленькой дочуркой Лялькой. Увы, сегодня на этом свете пребывают только две последние. Больше знакомых лиц не наблюдалось: это была Рига, а не Ленинград, где я проработал последние одиннадцать лет, тем более не родная Москва. У меня было такое чувство, будто я находился на грани двух частей моей жизни, и первая из них была уже позади. Там осталось всё, что было связано с детством до и после тяжёлой войны, с эвакуацией и голодухой, учёбой и началом армейской службы, остался и сам Союз Советских Социалистических республик. Позади - беспокойная ночь в клоповнике припортовой рижской гостиницы, таможня, на которой у меня, конечно же, просто нечего было проверять: «мол кроме водки - ничего, проверенный товарищ». Бегло просмотрели непривычные для нас синие служебные паспорта с художественными фотографиями. Особенно симпатичен был люсин, где она была запечатлена в окружении наших двух малышей: шестилетней Нинули и одиннадцатимесячного Николки. Судьба последнего, на беду прихворнувшего, - альтернатива «брать - не брать» - была решена бук-вально у трапа теплохода волевым и, как всегда безошибочным, - в чём я убедился очень скоро - решением старшего нашей групппы Ивана Ивановича Январёва. Берём! - как отрубил он.
Прощальный гудок, и Рига медленно тронулась в противоположную от нашей реальности сторону. В течение шести последующих часов, об оставленной в ночи Родине будут напоминать только прерывистые гудки ледокола, прокладывающего нам путь через льды Рижского залива к сказочной, полной экзотики, стране с коротким и угловатым названием Куба.
Волнения последних дней и часов окончательно нас сморили, напряжение спало, и мы уснули, даже не дождавшись последнего «прости», прозвучавшего в гудках покидающего нас ледокола. Разбужены мы были ранним утром короткими тревожными гудками нашего судна. Над проливом Каттегат клубился непроницаемый туман, из которого прямо на нас надвигалось какое-то судно. Чувство неизбежного столкновения было настолько реальным, что я сгрёб в охапку своих малышей, даже не заметив, что наш теплоход медленно отрабатывает назад. В тот же момент и встречный корабль стал отклоняться влево и спокойно продефилировал вдоль нашего левого борта. На мостике невозмутимо курил трубку колоритный круглобородый скандинав, выглядевший как иллюстрация к какому-нибудь пиратскому роману.
Без приключений миновав Скагеррак и оставив за кормой Данию, на вторые сутки мы вышли в Северное море, которое испокон веков считалось мореходами одним из самых капризных, непостоянных и «болтливых» морей мирового океана. Думаю, что более, никогда в жизни не доведётся мне лицезреть такую гладкую поверхность морской воды, сравнимую, пожалуй, только с зеркалом озерца Кунгурской пещеры.
Впрочем, идиллия покоя и умиротворения закончилась в считанные часы. С момента входа в Ла-Манш Атлантика не давала нам спуску до самого Карибского треугольника, в центре которого по последним данным уфологов на дне океана возвышается некая фантастическая башня – база пришельцев, откуда исходят все «треугольные карибские неприятности». По другой версии в этом месте Луна, якобы являющаяся искусственным спутником Земли, заполненным внутри поселениями селенитов, привязана к ней посредством огромного, пятидесятикилометрового в поперечнике, полого, цилиндрического луча-магнита, созданного инопланетной цивилизацией с помощью вихревого магнитного поля. Луч этот, упираясь в Землю, не даёт Луне упасть на неё. Он требует время от времени энергетической лазерной подкачки. Именно в эти моменты и случаются все катаклизмы, в том числе исчезновение кораблей и самолётов, якобы попадающих в полость упомянутого магнита.
Слава Богу, во время нашего прохождения через треугольник подкачка, видимо, не проводилась и, несмотря на наши тревожные ожидания, этот геофизический монстр, как и Северное море, оказался к нам парадоксально де- ликатным. Но это было уже в самом конце нашей одиссеи, а пока нас раскачивают атлантические волны высотой почти с «хрущёбу».
Каждое утро начинается с трансляции попеременно одной из двух популярных песен: «Карелия» и «Главное, ребята, сердцем не стареть». Нынче их исполняют довольно редко, но всякий раз, когда я их слышу, мне вспоминается Атлантика, и я испытываю чувство ностальгии по тем дням, с лёгким укачиванием. Сразу после песни идёт сообщение о географическом положение судна (широте и долготе), о глубине под килём, весьма впечатляющей, если речь идёт о пяти с лишним километрах, о характере волнения. Далее даётся прогноз по-годы и, наконец, сообщается о том, что нас ждёт сегодня в смысле культурной программы, а также о том, что мы должны делать в течение дня. Что касается баллов, то они до самой Флориды постоянно варьировались от четырёх до девяти:
Который день болтает нас Атлантика,
от четырёх все баллы перебрав.
Давно скончалась хилая романтика,
на палубе на память наблевав,
Но тщетно нас Нептун стращает баллами,
пытаясь расшатать наш организм,
(прошу простить мне этот прозаизм),
Как тот флажок, что весь растрёпан шквалами,
мы ни за что не спустим оптимизм.
Ну как стишок? Не правда ли, совсем в духе социалистического реализма? Главное, что полностью вписался в тему.
Основную часть пассажиров составляли члены семей советских рыбаков, ранее командированных на Кубу. Их было около трёхсот человек: жёны, дети.
Ещё были возвращавшиеся из СССР после учёбы кубинцы, очень весёлые и контактные ребята. Особенно нам запомнился Мигель - настоящий негритос с чёрной шерстяной головой. Он даже подарил мне исполненный им карандашный портрет Фиделя на тетрадном листочке в клеточку.
Я как-то не удосужился спросить, чем занимаются там наши специалисты по рыбной ловле. Уж наверняка не знакомством с методами лова макрели-дорады, лангустов, омаров и прочей тропической живности. Может быть, что-то ловили для Державы или знакомили кубинцев с нашим рыболовецким оборудованием? Чего не знаю - того не знаю. Остаётся признать факт, что советские рыбаки там тоже нашли себе применение.
На судне было очень много детей. Качку они переносили по-разному. Некоторые очень тяжело. Одного мальчика-подростка вообще еле довезли: он ничего не мог кушать – его всё время выворачивало наизнанку и похож он был на узника Майданека. Людмила же переносила болтанку на удивление легко, поэтому всё свободное время уделяла уходу за измученными женщинами и детьми. Я же, наглотавшись пипольфена, в почти сомнамбулическом состоянии с утра до вечера торчал на верхней кормовой палубе со своими крохами. Никаких признаков морской болезни мои детишки не проявляли.
Почти сразу по выходе в Атлантику на судне произошло «ЧП»: слегла с острым аппендицитом одна из жён рыбаков. Качка осложнила процесс и болезнь перешла в стадию перитонита.
Женщину необходимо было срочно прооперировать. Ближайшей сушей были Азорские острова – территория салазаровской Португалии, с которой у нас, кажется, вообще не было дипломатических отношений. С фашистами мы перестали общаться, как только началась Великая Отечественная война… пока, благодаря торжеству нашей гипергуманной медиокапиталистической демократии, не завели со временем, собственных.
Несмотря на это обстоятельство, по радиограмме капитана наше Правительство нашло способ договориться с португальским руководством, после чего было получено добро на заход в порт Ангра-до-Эроисмо – горд-порт, кажется, на острове Терсебра. После жестокой болтанки в открытом океане мы оказались в тихой гавани Ангры. Целых четыре часа блаженства плюс куча впечатлений! В поле зрения были два острова: небольшой, слева от гавани - Пику и более крупный – собственно Терсебра. Оба представляли собой почти правильные конуса, как сибирские сопки. «Все покрыты зеленью, абсолютно все». Первое, что бросилось в глаза в городе, это маленький Нотр-Дам – этакий соборчик Парижской Богоматери в миниатюре. Он стоял посреди портовой площади, на которой собралась, как это всегда бывает в таких случаях, большущая толпа зевак. Ещё бы, такое событие: может быть первый в истории страны заход советского судна в порт!
Поскольку мы заякорились метрах в четырёхстах от берега, весь городок был как на ладони. Я не знал, разрешено ли фотографировать, поэтому щёлкнул только один раз, запечатлев всю панораму острова. На верхней палубе прекрасная половина пассажиров столпилась вокруг Старпома – этакого морского щёголя с модными баками на холёном лице. Он с полным знанием вопроса объяснял пожиравшим его глазами дамам, которое из зданий на набережной было Таможней, а которое – Домом терпимости. Внешне город представлял собой типичную древнюю морскую крепость, привычную к налётам лихих флибустьеров, со всеми её атрибутами: крепостными стенами с узкими бойницами, сторожевыми башенками и средневековыми чугунными пушками. Тем временем на площадь вылетели машина скорой помощи и полицейский джип, с моря подошёл катер, загрузил представителей власти, здравоохранения и прямиком понёсся в нашу сторону.
Своё моральное преимущество наши «политические противники» использовали на всю катушку: они прошмонали теплоход от носа до кормы и от клотика до киля (видимо искали межконтинентальные ракеты), а весь личный состав, включая пассажиров, пригласили на палубу для списочной проверки. Их, например, весьма заинтересовал вопрос, почему под нашей фамилией оказалось целых четыре человека! Впрочем, узрев мою жену с двумя малышами – я в это время был на другой палубе – они сразу потеряли всякий интерес и даже не стали требовать, чтобы им представили главу семейства.
Это, что касается полиции. Медики же сработали споро и быстро: приняли на руки завёрнутую в одеяло больную, бережно спустили её на катер, отвезли на берег, погрузили в машину и по серпантину умчали куда-то в направлении вершины острова. Надо заметить, что наши женщины снаряжали соотечественницу всем коллективом: кто-то тащил импортную ночную рубашку, кто-то модный бюстгальтер, кто-то - японский халат... В общем передали её буржуям в лучшем виде: знай наших рыбачек! Как нам сообщили по рации на следующий день, операция прошла успешно, а позже больную отправили самолётом на Родину. На Кубе она всё же появилась, примерно через месяц.
Передышка подошла к концу, нас снова качает, а над мачтами с неприличным треском проносятся назойливые, как мухи, натовские истребители.
Даже экзотика, если она слишком однообразна рано или поздно начинает приедаться: одни бесконечные волны. Впрочем, временами вкрапляются и неоожиданные впечатления. Вдруг обращаешь внимание на то, что луна, стоящая в России в новолуние вертикально, «лежит на спинке»:
Где собрались поболтать звёзд лукавых кучки,
Улеглись, как на кровать пухленькие тучки.
Там бесстыдница луна разбросала рожки,
И, как паж, несёт волна шлейф её дорожки.
Однажды неожиданно появились летучие рыбы, которые даже умудрялись залетать на палубу! По виду они напоминают нашу уклейку, но значительно крупнее – сантиметров двадцать пять. Такие же они и в размахе крыльев. Крылышки довольно широкие, овальные, своей прозрачностью и радужностью очень напоминают стрекозиные. Полёт их в основном лежал в горизонтальной плоскости на расстоянии нескольких сантиметров над поверхностью воды. Резких бросков вверх они не совершали, зато в этой плоскости постоянно резко меняли направление полёта. Приглядевшись внимательнее, я понял, что таким образом они пытаются уйти от преследующих их по пятам макрелей. Эта крупная рыбина, как торпеда несётся под самой поверхностью воды, ни на йоту не отклоняясь от маршрута парящей над ней «летучки». Не помню ни одного случая, когда несчастной «стрекозе» удалось бы миновать зубастую пасть охотницы в момент приводнения.
Раза два в поле нашего зрения попадали киты со своими парообразными фонтанчиками, но это уже ближе к американскому континенту. На палубе развлекались, кто чем мог. Так, например, советский испанец Сотеро, будущий наш переводчик, целыми днями сидел с удочкой, но мне так и не удалось посмотреть на его добычу, если таковая и случалась.
Сделаю маленькое отступление...
В качестве переводчиков частенько привлекались выходцы из республиканской Испании. Они, конечно, были весьма полезны при решении с местной администрацией бытовых вопросов, но часто, имея лишь среднее об- разование, не могли составить конкуренцию нашим русскими «толмачам» в вопросах «специального» перевода. Вспоминаю один забавный эпизод, рассказанный мне нашим старшим переводчиком, моим соседом, а впоследствии вместе с женой – Ритой – близким другом семьи – Борей Путилиным, ныне профессором и доктором исторических наук. Он как-то заспорил с одним из испанцев, кстати, довольно приличным переводчиком, по поводу какой-то сложной грамматической форрмы. Рамон Родригес с пеной у рта доказывал Боре, что тот не прав. Тогда Боря вытащил брошюру, которая подтверждала его правоту. Рамон тут же развёл руками и признал своё поражение... Боря дипломатично промолчал, что автором этой брошюры был он сам.
Пока Людмила ухаживала за «погибавшими» от морской болезни женщинами и детьми, я, как уже было сказано, большую часть времени проводил на верхней палубе со своими малышами. А вечерами, уложив их спать, мы с Люсей отправлялись в каюту наших «старших товарищей» – Ивана Ивановича с женой Ниной Николаевной, где до поздней ночи резались в преферанс «на интерес»: денег-то не было, кроме выданных нам 100 долларов, которые надо было непременно истратить на теплоходе под письменный отчёт. Не могли же мы потом написать, в отчёте, что продули их своему начальнику, почти профессиональному преферансисту.
Особо хотелось бы отметить организацию нашего питания. Шестнадцать дней сплошного ресторана, причём трижды в день. Судно-то круизное, независимо от характера рейса. Сплошные деликатесы, включая, естественно самый популярный в мире из числа российских – чёрную и красную икру. Учитывая процент страдающих от болтанки, всё это в неограниченном количестве. Я даже подумал, что наемся этой икрой на всю оставшуюся жизнь. В общем и целом в смысле чревоугодия «отрывались» по-полной!
Но «песенка кончается, ведь есть всему конец, кончается пирожное, ситро и леденец…», и однажды на горизонте вспыхнула иллюминация, в ночном небе загорелся фейерверк, а воды океана стали бороздить расцвеченные всем спектром радуги катера и прогулочные судёнышки: это на Флориде отмечали какой-то праздник. Точно знаю, что не Женский день, поскольку отчалили мы аккурат восьмого марта. Мы очень скромно, честно признаюсь не без зависти, проследовали мимо этого впечатляющего праздника чужой, доселе незнакомой нам жизни.
А наутро зачастили встречные корабли. И вот по прошествии шестнадцати суток после выхода из Риги на горизонте появились какие-то иголочки, по мере приближения превратившиеся в небоскрёбы средней величины. Это была Гавана. Пассажиры бросились к перилам на носу судна, а наша шестилетняя Нинуля вышла на середину палубы и, театрально раскинув руки, своим удивительно низким для ребёнка голосом громко воскликнула: «Товарищи! Магадан»! Все разговоры внезапно смолкли, а затем палубу потряс гомерический хохот. Бедный ребёнок никак не мог постичь его причину, ведь к своему выводу она пришла путём логических умозаключений.
Дело в том, что когда мой троюродный брат, геолог Миша Воронцов уезжал по распределению из Москвы в Магадан, и когда мы отправлялись на Кубу (о чём вслух не говорилось: всё же было строго засекречено), и то, и другое называлось одинаково – отправиться «к чёрту на кулички». Сопоставив эти два факта, ребёнок сделал единственно возможный вывод.
Пройдя по узкому каналу мимо морской крепости Моро, «Надежда Крупская» вошла в обширную внутреннюю гавань Гаваны. На высоком левом берегу возвышалась огромная мраморная статуя Христа с раскинутыми рука-ми, кажется точная копия аналогичной скульптуры, парящей над Рио-де-Жанейро. Несчастные атеисты, мы даже не подумали о том, что он мог благословлять наш приезд, просто были ошарашены подобным «явлением Христа народу» в коммунистической Кубе.
Первые дни прошли в сплошной суете размещения. До того, как расселить по особнякам, нас расположили в обширной «гасиенде», впоследствии превращённой в начальную школу для детей советских специалистов.
Из детей нашей группы по возрасту туда попала только Танечка Красусская. И только совсем недавно мы поняли, что там в то же время учился будущий факел перестройки Егорушка Гайдар. Папа Тимур, правда, возглавлял другую группу, и с ним общаться на бытовом уровне нам как-то не довелось.
ГАВАНА
С юга на север идут авеню,
На запад с востока – стриты…
Маяковский о Нью-Йорке
Именно так спланирована Гавана, только надо поменять названия: авеню на авениду, а стрит - на калье. Авениды стекают вниз, пересекая улицы и упираясь в калье «Бейнте трес» (двадцать третью улицу). Это, пожалуй, самая длинная улица, идущая параллельно Маликону – набережной Мексиканского залива. Есть, правда, одна авенида – Кинта авенида (пятая), идущая параллельно берегу залива, но это – в Марьянао (см. ниже). Как и в Нью-Йорке «авениды» сползают вниз, с востока на запад и упираются в калье-23, идущую параллельно заливу с запада на восток. По прошествии почти пятидесяти лет память мне потихоньку начинает изменять, а плана Гаваны у меня под рукой нет. Но мне кажется, что начинается 23-я улица то ли от Прадо – всемирно известной и описанной Маяковским авениды, то ли от Ведадо, а заканчивается, с подходом к мосту через речушку Альмендарес, отделяющую Гавану от её западного района – Марьянао, где мы и обитали. Наиболее чётко моя память рисует две авениды: Прадо и Лос-Пресидентес, а также 23-ю улицу. Именно с ними, Маликоном и парком Альмендарес в основном связаны наши незабываемые прогулки по Гаване.
Прадо, наверно, самая короткая авенида Гаваны, но и самая интересная. Непосредственно на ней и в её окрестностях находятся и Капитолий – точная копия американского, и дворец Президента, и театр Амадео Рольдан, и самый фешенебельный универмаг Фин-де-сигло (Конец века), открытый на рубеже XIX-XX веков. На площади перед Капитолием, откуда начинается Прадо, проводятся военные парады и открываются карнавальные шествия.
Если, двигаясь на юг, оставить за спиной 23-ю улицу и перейти мост через Альмендарес - единственную крохотную речушку Гаваны, вы попадёте в бывший городок, а ныне крупный район большой Гаваны – Марьянао. Слева от шоссе сразу же начинается микрорайон (по московским понятиям) под названием Репарто-Коле. Это место легко найти, так как на развилке дорог возвышается огромный транспарант с изображением Команданте Фиделя с карабином на ремне, ранцем за плечами и самым популярным после «Патрия о муэрте, вэнсеремос!» («Родина или смерть, мы победим!»), лозунгом: «Команданте эн хэфе, ордене!» (Команданте эн хэфе - высшее воинское звание, типа «Генералиссимус», а «ордене» переводится как «приказывай!»).
Этот типичный элитарный буржуазный район был радушно выделен Фиделем после бегства контрреволюционеров – гусанос*, для размещения наших советников. Он целиком состоит из двух-, максимум трёхэтажных особняков, не повторяющихся по своей оригинальной архитектуре и живописно украшенных островками зелени, большинство из которых не назовёшь садовыми участками даже с большой натяжкой. В цветниках преобладают розы и олеандры, а газоны покрыты любопытнейшей травкой-недотрогой, листочки которой резко сжимаются от прикосновения к ним: нервные очень.
.* гусанос – предатели (в дословном переводе - червяки-гусеницы)
Внутри особняки, как правило, отделаны мрамором, благо на Кубе его в достатке, особенно на острове Хувентуд (Молодость) – бывшем пиратском Пиносе. Да, да, это тот самый стефенсоновский «Остров сокровищ».
Кстати, о кубинском мраморе… Это самый распространённый здесь не только отделочный, но и строительный материал. В основе всех памятников, особенно их постаментов – мрамор. Большинство их посвящено трём великим персонажам: Марти, Масео и Гомесу. Почти как у нас Ленину, а до смены ориентации ещё и Сталину и прочим вождям. Не знаю как с этим обстоит дело сейчас, но, по крайней мере до середины шестидесятых, памятников героям кубинской революции ещё не было. Полностью в мраморе исполнено великолепное гаванское кладбище - центральный погост – «Сементерио».
Внутренняя планировка большинства особняков Репарто-Коле, в смысле набора функциональных помещений, как мне показалось, – стандартная. Небольшие двухэтажные особняки выделялись, как правило, на две семьи. Мы заняли один такой вместе с семьёй наших друзей: Бориса, Риты и их дочери Наташи. Супругам, как и мне, было чуть за тридцать (Люся была помоложе – 27 лет). Это были исключительно приятные, интеллигентные люди, дружбой с которыми мы дорожим до сих пор.
К тому времени это были уже опытные зарубежники, за спиной которых была первая зарубежная командировка в Мексику. Опыт, которым они охотно делились с новичками, было трудно переоценить. Рита, к большому горю всех бывших «кубинцев», не перенесла очередной командировки в Алжир. Боря был переводчиком Ивана Ивановича, прибывшего вместе с женой Ниной Николаевной и сыном Вадиком – сверстником нашей Нины. Вообще надо отметить, что почти все соратники по Кубе, уже будучи в России, воспринимались в зависимости от их географического положения в СССР, как близкие или дальние родственники.
Впрочем все они, за исключением рижан Славы с Верой и ленинградцев Толи с Инной, впоследствии обосновались в Москве.
Вернусь к описанию нашего жилья (с опорой на наши бесконечные описания отечественных олегархических хором). Первый этаж включал в себя помещения общего пользования: столовая (или гостиная?), вытянутый, как чулок, телевизионный зал с громадным по нашим меркам телевизором (чёрно-белым: цветных ещё не было). А у начальства стоял телевизор, принадлежавший, по слухам, самому Батисте! Далее – библиотека с великолепным набором испанской литературы, в т.ч. уникальнейшее иллюстрированное издание «Дон-Кихота». На стенах висели две отличных акварели какого-то, возможно, известного кубинского художника.
На втором этаже располагались спальни с совмещёнными санузлами: душ, ватерклозет, биде. С этим «чудом сантехники» мы в нашей социалистической действительности ещё не сталкивались. Поэтому, заглянув в биде и случайно нажав на ручку, я был морально травмирован внезапно ударившей мне в лоб струёй. В общем, Америка! Хоть и центральная... Две спальни достались нашей, более многочисленной семье. Из первой был выход на обширную лоджию, под которой располагался небольшой садик. Все спальни были оборудованы кондишенами, а нижние помещения - вентиляторами. Особенно необъятный «ветродуй» был в «телевизионной». Правда осенью, с началом учебного года, его у нас реквизировали в пользу начальной школы. Шестилетнюю Нинулю в нашу школу не взяли, поэтому мы её отдали в кубинскую: основная цель - освоение языка.
Когда я сегодня смотрю мексиканские мыльные оперы, действия которых разворачиваются в живописных латиноамериканских особняках, я всякий раз вспоминаю наш, такой уютный домик в Марьянао. Время от времени ветхие кондишены дают дуба, но их быстро восстанавливают при поступлении наших заявок. Что касается водоснабжения, то оно в Гаване имеет свои особенности. Центрального водопровода, подведённого, как у нас, к каждому крану, нет. На крышах всех домов располагается резервуар для воды, который заполняется по мере её расхода специальным насосом. Воду он сосёт из центральной «нитки». Мыться такой водой можно, но пить нельзя – она используется только для гигиенических и технических целей. Впрочем, я думаю, что по своему качеству эта вода ничуть не уступала современной московской водопроводной воде. Питьевую воду привозят раз в неделю в огромных, как бочонок, бутылях, которые после обмена на пустые, устанавливаются в специальные станки. К этому быстро привыкаешь.
Надо отметить, что кубинское руководство относилось к нам с большой заботой. В условиях серьёзных бытовых и продовольственных проблем, стоявших перед страной, оно обеспечивало советских специалистов всем необ-ходимым и, в первую очередь, продуктами питания, входившими в еженедельный набор, доставлявшийся на дом. Помимо хлеба, мяса, рыбы, овощей, фруктов и т.д., в набор входили ящики кока-колы, канады-драй (минералки), даже специального вина для жареного мяса, а главное – две бутылки БаккардИ «Супериор» или «Карта-де-Оро» (оро по-испански - золото). Последнее было очень кстати, т.к. по вечерам в выходные дни было принято «по кругу» собираться семьями и отмечать всевозможные события и даты, проблем с которыми у нас, русских, сами понимаете, не возникает никогда.
ДОСУГИ
Мне не хотелось бы, чтобы из-за того, что я не углубляюсь в наши трудовые будни, у вас сложилось впечатление о сплошном «мёде» нашего бытия, как у запомнившегося мне малыша-аборигена Юрмалы, который на вопрос, кем бы он хотел стать, когда подрастёт, отвечал: «Отдыхаюссим». На самом деле работали мы много и тяжело, но распространяться на служебные темы у нас тогда не было принято, да и описывать досуг гораздо приятнее.
Для первого знакомства с новыми местами, как известно, служат либо служебный транспорт, выделяемый руководством для культурных мероприятий, либо организованные экскурсии. Самым популярным и постоянным видом отдыха по выходным дням для наших семей были организованные выезды на автобусе на пляж «Санта Мария дель мар», который находился километрах в 20 в восточном направлении от Гаваны в сторону Матансаса. Это наиболее известный и комфортабельный пляж Гаваны.
Что касается экскурсий, то особенно запомнились пять из них: посещение домика Хэмингуэя, дворца Дюпона в Варадеро, поход в Матансасские пещеры и поездка в цветочный рай Кубы – дендрарий Сороа в провинции Пинар-дель-Рио и, конечно, зоопарк.
В одном из пригородов Гаваны расположен небольшой участок земли со расположенным на нём особняком. В этом доме жил и трагически ушёл из жизни великий писатель Эрнест Хемингуэй. После его смерти дом был превращён в музей, смотрителем которого стал приёмный сын писателя - крупный и симпатичный мулат Рене (тогда ему было лет сорок), с которым мы познакомились и даже вместе сфотографировались на фоне знаменитого хемингуэевского баобаба. Среди достопримечательностей, находящихся снаружи дома, следует наз-вать, кроме баобаба, высокую башню, построенную по заказу Ингрид Бергман для того, чтобы любимый человек мог уединяться в ней, прячась от земных забот. В башне висел большой витраж с набором фотографий, с изображением Ингрид в разных позах и ситуациях. Фотографии скукоженные: весь витраж однажды макнула в воду ревнивая супруга гения, после чего фотографии было, видимо, трудно разгладить. Писатель так и не воспользовался «тауэром». Свои творения он создавал в доме на пишущей машинке, стоя около знаменитой конторки, рядом с которой и застрелился из охотничьего ружья, когда его стали мучить боли и он понял, что болезнь неизлечима.
Другой достопримечательностью был колодец, в котором гурман Хемингуэй разводил любимых деликатесных лягушек-гигантов. В самом доме прежде всего бросались в глаза охотничьи трофеи, добытые лично им и его спортивной женой: прекрасно выполненные чучела голов африканских хищников и травоядных, живописно развешенных по стенам на деревянных медальонах.
Наиболее внушительно выглядела голова громадного зубра, подстреленного, кажется, женой, а наиболее любопытным экспонатом была малогабаритная жирафоподобная, длинношеяя, исключительно редкая африканская антилопа. Не в обиду Эрнесту будь сказано, но я думаю, что убивать это милое животное только из-за коллекционной прихоти, не стоило.
В столовой стоял длинный, богато сервированный стол. Сервировка была сохранена в том виде, в котором стол был накрыт по случаю приезда в гости к писателю виднейшего советского лидера – Анастаса Микояна.
Есть на Кубе настоящий «музей цветов». В этом заповеднике, расположенном на высоких холмах местечка Сорроа в самой восточной провинции Пинар-дель-рио, произрастают все чудеса тропической флоры. Но особенно впечатляют богатейшие коллекции роз и орхидей. Там же, вокруг озера, в окружении холмов, сплошь покрытых цветами, расположен курорт с многочисленными бунгало. Через все эти прелести мы промчались галопом, т.к. дорога по двум провинциям занимает достаточно много времени. Впрочем, для получения представления о растительных красотах Кубы нам хватило и этого времени, ведь рассматривать цветы – это не то же самое, что картины в художественной галерее.
Из самостоятельных экскурсий запомнился музей Наполеона, который основал в Гаване один из его поклонников – состоятельный коммерсант. Музей представляет собой экспозицию личных вещей полководца, оружия, книг, карт и других традиционных атрибутов подобных выставок.
Побывали мы и в Капитолии, и в художественном музее. К сожалению, с точки зрения богатства экспозиции им очень далеко до таких гигантов, как Эрмитаж, Третьяковка, Пушкинский и Русский музеи. Поэтому в моей памяти большого любителя живописи они как-то не отложились.
Вылазки в театры были редки. Мне запомнились два из них. Первый – поход в театр «Гарсии Лорки» на одну из его пьес, к сожалению забыл название, и посещение концерта Майи Плисецкой, приехавшей на Кубу женить своего брата Азари на одной из кубинских балерин. Представление состоялось в театре «Амадео Рольдан». Великая балерина танцевала своего знаменитого «Умирающего лебедя». Следом выступила и самая популярная прима кубинского балета Алисия Алонсо. На следующий день мне посчастливилось лицезреть их на посольском приёме, куда меня «по-блату» провёл мой друг Гоша Калмак – третий секретарь посольства.
Наши досуги не отличались большим разнообразием, скорее были традициионны. Вечерами мы в полной темноте – в тропиках она наступает «как только, так сразу» – по крутой каменной лестнице без перил и здоровенным, хрустящим под ногами сухопутным крабам (есть и такие на Кубе), спускались в наш клуб, расположенный в овраге, за что он получил прозвище «котёл». В помещении были бильярдные столы с широкими американскими лузами, а снаружи кинозал под открытым небом с крупноформатным экраном – вогнутой высокой стеной из железобетона. Тут же располагался открытый бассейн с трёхметровой вышкой, откуда прыгала моя отчаянная шестилетняя дочка, хотя плавать я её научил только в маске с трубкой. При этом она просто не сомневалась, что кто-нибудь из купающихся после всплытия её обязательно выловит. Рядом с бассейном стояли автоматы, заряженные кока-колой, по пять сентаво (копеек) за бутылку. Это были любимые автоматы Николки. Обычно он подходил к первому встречному, протягивал руку и на «чистом испанском» говорил: «Дэ мэ синько сентаво». Получив монетку отправлялся к автомату, с которым, естественно, был «на ты».
Примечание: Сейчас он уже полковник запаса. Вот как летит время!
Котёл примыкал к парку «Альмендарес», по которому протекала одноимённая речушка – о ней я уже рассказывал. Достопримечательностью парка являлось то, что в нём были сняты несколько кадров герасимовского фильма «Люди и звери». Там ещё Ерёменко-старший переносит через ручей хозяйку фазенды. Этот парк своей бурной тропической растительностью, вечными сумерками и замшелыми останками каких-то строений всегда напоминал мне город обезьян из киплинговского «Маугли», настолько он был дик и безлюден в своей глубине. А в своём начале, в районе моста, соединяющего Гавану с Марьянао, это был обыкновенный, многолюдный парк отдыха с многочисленными детскими аттракционами, заполненный разноцветной детворой. Кроме парка Альмендарес и «котла» у нас в Марьянао было ещё четыре излюбленных объекта досуга: пляж «Минфар», бар «Аманесер», кафе «Мар-Инит» и кинотеатр «Амбассадор». О них я хочу рассказать подробнее.
Сообщение отредактировал Аналитик - Суббота, 16 Июн 2012, 06:21 |
| |
| |
| Nikolay | Дата: Пятница, 23 Мар 2012, 21:12 | Сообщение # 2 |
 Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Статус: | Перенос с другой страницы
МИНФАР
Перейдя мост через Альмендарес и повернув направо по первой встречной улице, – не помню её название – можно спуститься к пляжу министерства обороны «Минфар». (Все три названные выше заведения находятся на этой же улице). Несмотря на свою принадлежность, пляж открыт для общего посещения. Как все пляжи Гаваны он песчаный. Часть пляжа отгорожена от залива полукруглым парапетом, образующим как бы «лягушатник». Акулы, видимо, туда не заходят – они предпочитают более глубокие места – но двух барракуд я однажды наблюдал. Это случилось вечером, на берегу уже никого не было. Прогуливаясь по парапету, я заметил чертящий воду плавник и решил, что это акула. Однако, когда плавник приблизился к барьеру, я понял, что это вовсе не плавник, а кончик хвоста здоровенной барракуды.. Я тихонько спустился по лестнице в воду – маска всегда была со мной – и стал наблюдать за рыбиной из под воды. Оказалось, что барракуда была не одна: к ней в кильватер пристроилась другая , поменьше габаритами, и её хвост из воды не торчал.
Вообще «Минфар» был нашим любимым пляжем, т.к. в отличие от других, до него можно было добраться пешком (на «Санта-Марию» нас возили на автобусе, а на «Салядо» я обычно заезжал на своём служебном джипе, возвращаясь с работы. Что касается сервиса, то так же, как и на других пляжах, там всегда было холодное пиво - «сэрбэсо».
Я почти никогда не купался в загородке. Обычно плавал перед ней, собирая раковины или развлекая дочь, которую брал с собой. Несмотря на свои шесть лет, она довольно прилично плавала в ластах и маске со шноркелем. Там, снаружи, на пятиметровой глубине у меня была «кладовка» под одной из плит ранее разрушенного тайфуном старого парапета. В неё я складывал добытые «дары моря», чтобы потом забрать их на берег. Одну из первых, не самую большую, но самую любимую ракушку моей коллекции - зубатку (по-ис- пански – «кинконт», а по-научному – «большой шлем») я нашёл именно там.
Однажды я решил сделать чучело лангусты, причём чисто российским способом. Сам я, правда, его никогда не пробовал, но слышал, что если лягушку положить в муравейник, то через некоторое время от неё останется чисто обглоданный скелет. То же самое я решил проделать с подстреленной мной лангустой с помощью «подводных муравьёв». Ведь на дне – логически рассуждал я – обязательно должны быть какие-то существа-санитары, способные обгладывать дохлых животных. По моим соображениям некие жучки-червячки должны скушать всё, что внутри, оставив целёхонькими панцырь и прочие доспехи этого ракообразного. Увы, я крупно просчитался. Через неделю в своей кладовке я обнаружил свою лангусту, действительно аккуратно объеденную, но... так же аккуратно разобранную на запчасти.
В кафе «Мар-Инит» мы время от времени ходили специально, чтобы попить сербесо и полакомиться холодными лангустами или омарами. Шейки этих раков были нарезаны кружочками и по виду напоминали варёную картош-ку. Они подавались под майонезом и были украшены маслинами. При этом омары были для красоты обложены их же здоровенными клешнями, которые я всегда забирал с собой для коллекции и, в качестве игрушек, для детей.
АМБАССАДОР
Изо всех кинотеатров Гаваны самым удобным для нас был «Амбассадор» (в переводе на русский – посол). По комфортабельности гаванские кинотеатры намного обскакали наши российские того времени: в них уже был и наклонный зал, и широкий экран, а самое приятное – это кондиционированный прохладный воздух. Только познав, что такое тропическая жара, можно представить себе кайф, который создаёт атмосфера такого кинотеатра. Основное их отличие от отечественных – постоянная плата за вход, составлявший одно песо (наш дореформенный рубль в первом приближении).
Места не нумерованные – садишься на первое подвернувшееся, постепенно передвигаясь к наиболее удобному для тебя, по мере освобождения мест уходящими посетителями. Дело в том, что вход разрешён во время киносеанса и чаще всего фильм начинаешь смотреть, в зависимости от времени прихода, либо с начала, либо с середины, либо с конца.
Обычно мы в любом случае досиживали до конца текущего сеанса, после короткого перерыва смотрели журнал и следом за ним фильм, теперь уже с начала и до конца. Если хочешь можно вообще за одно песо сидеть в зале с утра до вечера. Вот вам и решение проблемы общения влюблённых, которое нашей советской молодёжи и присниться не могло. А репертуар! Сказка из «Тысячи и одной ночи»! Мы пересмотрели все новейшие фильмы со всего мира: Западной Европы, Скандинавии, Японии, Китая, США, Латинской Америки... Уже тогда мы смогли посмотреть фильмы, добравшиеся до СССР лет через 10-15: «Фантомас», «Дульсе вида» («Сладкая жизнь»), «Шербургские зонтики», откровенно эротический «Лос амантес де Пари» («Парижские любовники»), крутые боевики: «Великолепная семёрка» и «Семь Самураев», по мотивам которого был поставлен первый из двух фильмов, и многие другие с участием выдающихся мировых актёров и актрис, таких как Мерилин Монро, Грегори Пек с Авой Гарднер, Одри Хэпбёрн, Бриджит Бардо, Катрин Денёв, Юл Бринер, и многих, многих других.
Позволю себе немного отклониться от темы. Меня удивили некоторые особенности отношения на Кубе к религии вообще и к церкви в частности. Традиционно испанцы, а следовательно и кубинцы – католики. Мне пока- залось, что при наличии коммунистической идеологии в стране абсолютно лойяльно относятся к религии. Особенно меня удивило наличие так называемой «научной церкви» («иглесиа сантифика»).
БАРЫ ГАВАНЫ
Рассказывая о досугах, нельзя обойти вниманием бары Гаваны, в которые время от времени мы наведывались по вечерам. Самым близким к нам и одним из самых любимых был бар «Аманесер», что в переводе на русский означает «Рассвет». Неплохой намёк на режим работы. Он располагался в довольно облупленном снаружи подвальном помещении, в которое с улицы вела узкая крутая лестница. Как во всяком кубинском баре внизу царил полумрак: освещена только небольшая сцена.
Практически бары работают почти круглосуточно с небольшими перерывами. Так, например, в ночное время, дают два представления: с полуночи до двух часов ночи, а затем после небольшого перерыва – до четырёх утра. Но в «Аманесер» мы обычно ходили днём.
Репертуар – традиционный для всех баров, кроме, пожалуй, самого главного – «Тропиканы», о которой будет рассказано отдельно. В репертуаре обязательные номера: соло женщина, соло мужчина, микст-дуэт, танец женский, танец микст, кордебалет, возможны некоторые вариации. Песни в основном любовного содержания: «охос» (глаза), «лабьос» (губы), «манос» (руки), «амор» (в переводе не нуждается) и снова амор, манос, лабьос, охос. Однако, очень проникновенные, темпераментные или, наоборот, спокойные, мелодичные. Ещё более темпераментны танцы, зачастую – откровенная эротика, правда, без «ню». Наряды яркие, даже кричащие, низкое декольте, шёлк, нейлон-перлон и много перьев. Правда латанные-перелатанные, штопанные-перештопанные, что скорее трогательно, чем предосудительно.
В «Аманесере» были свои звёзды. Солировал парень, внешне очень напоминавший Алена Делона. Кроме приятной внешности он обладал незаурядными вокальными данными. К нашему огорчению он очень быстро слинял из бара: видимо кто-то из менеджеров положил на него глаз и переманил в более солидное заведение.
В танце солировала очень яркая, пышная и предельно сексуальная блондинка. Она так и рвалась наружу из своего достаточно тесного реквизита, очень темпераментно вращала ягодицами перед столиками, вплотную приставленными к рампе, и время от времени осеняла крестом своё самое интимное место. Поначалу, при нашем пуританском воспитании совсем непросто было в такой неординарной ситуации сохранять строго предписанный коммунистической моралью невозмутимо-равнодушный вид. Тогда на Кубе среди русских был очень популярен ныне бородатый анекдот – рискну напомнить.
К советскому специалисту на бульваре пристаёт «пута» (так сокращённо кубинцы называют путану). Озадаченная отсутствием каких-либо ответветных реакций, она спрашивает: «Эс, сэньор, импотэнто?» – молчание... «Эс, сэньор, педэрасто??» ... Тот же результат... «А... сеньор – совьетико!».
Но самое большое – и я не побоюсь признаться в этом – неизгладимое впечатление на нас производила танцевальная пара: стройная, высокая красавица-мулатка со своим партнёром – миниатюрным, очень подвижным негром с задатками акробата. Этот номер чем-то напоминал кадры из «Серенады солнечной долины». Там, правда, было два негра и негритянка. Самым эффектным был эпизод, где в танце он страстно трётся своим бедром о её бедро, которым в какой-то момент она делает резкое отталкивающее движение, и партнёр буквально перелетает на другую сторону сцены, с грохотом падая на пол. Вот когда проявляются его акробатические и даже каскадёрские способности, поскольку простой смертный на его месте разбился бы вдребезги!
Один знакомый абориген как-то заметил, что кубинца без бара представить просто невозможно. И это действительно так: бары, если и не лицо Кубы, то, по меньшей мере, – «центр удовольствия» её головного мозга. Бары Гаваны и похожи и не похожи друг на друга. Похожи по духу, по режиму работы и, наконец, по традиционному репертуару, о котором я уже рассказал, описывая нашу любимую забегаловку «Аманесер».
Отличаются они по величине, составу труппы, по оформлению. А от ресторана – тем, что в баре не кушают, а только пьют хайбол (смесь Баккарди с кока-колой или Канада-драй), курят и, конечно, наслаждаются пением и танцами «конхунто» – так называется ансамбль, к актёрам которого относятся очень тепло и приветливо. Особенно хорошо мне запомнилось, как трогательно-радушно встречали выступление молоденькой певицы с большущим круглым животом: месяце, наверно, на седьмом-восьмом.
Бары оформлены с большой выдумкой. «Акопулько» - расцвечен светящимися красками. «Гавана либре» находится под крышей одноимённого отеля-небоскрёба и окружён стеклянными стенами, через которые залитая огнями ночная Гавана – как на ладони. Именно в «Гавана-либре» Евтушенко снимал один из фрагментов своего фильма «Куба – любовь моя».
Если ехать по автобану на восток в сторону Пинар-дель-Рио, на полпути от Гаваны до пляжа «Салядо» находится очень забавный бар – «Клуб-66». Иначе он называется «Бар нэгро», а по своей архитектуре напоминает караван-сарай с открытым потолком. Своим вторым названием он обязан фигурам трёх негров, стоящих перед входом: одного трёхметрового с поднятым над головой тамбором (барабаном) и двух небольших и пузатых человеческого роста. В этот бар мы с нашим приятелем, третьим секретарём посольства о котором я уже рассказывал, привезли его друга Игоря, посетившего Гавану в ходе краткосрочной командировки. Перед этим Люся его «дружески» предупредила, что солистка бара имеет фривольную привычку присаживаться к посетителям на колени. Игорёк весь вечер прятал колени, плотно прижимая к столу живот.
Но самый грандиозный и знаменитый кубинский бар – это, конечно, «Тропикана». Известной всему западному миру эмблемой этого заведения является фонтан, окружённый обнажёнными пляшущими одалисками из ослепи-тельно белого мрамора. В Тропикану нас с Людмилой пригласил мой патрон, старик Арбусиас – шеф организации, в которой мне довелось работать в качестве его советника. Перед этим он с женой Мартой побывал у нас в гостях на нашей чисто русской завалинке. Всё было так, как у нас, русских, положено: много ели, пили, пели... Особенно отличилась Марта Арбусиас, великолепно исполнявшая своим безукоризненным сопрано классические испанские романсы. Приглашение в Тропикану было их ответом на наше гостеприимство.
Нас, людей неискушённых комфортом, в первую очередь поразил «дореволюционный» сервис этого роскошного супербара. Наш лимузин, не спеша подъехавший к парадному входу, встречал улыбающийся громадный негр в белой униформе. Он забрал ключи от машины, а мы проследовали в помещение. (Когда мы часа через три выходили из бара, машина дожидалась нас перед выходом, а негр в почтительном поклоне подавал ключи). Я ещё подумал, по какой такой системе они умудряются запомнить каждого из, наверное, 300-400 посетителей? Хотя, скорее всего, на него подействовала военная форма нашего кубинского друга. Капитан на Кубе шестидесятых – это тот же генерал в России. Встречаясь сегодня с кубинцами на вечерах дружбы, я отмечаю наличие у них даже полковников. Генералов, правда, ещё не видел.
Представление по схеме было почти аналогично традиционному, но состав труппы был грандиознее, наряды сногсшибательнее, состав актёров на полпорядка профессиональнее, плюс - два конферансье, отпускавшие по ходу представления исконно кубинские шутки, суть которых я мог постичь только сугубо визуально. Например, они между собой затеяли игру в «загадки-разгадки». Один из-за спины другого показывал залу рулон туалетной бумаги и, видимо, наводящими вопросами подводил второго к правильному решению. Когда, наконец, его партнёр после очередного вопроса сморщил нос, все поняли, что он догадался, и разразились громким хохотом. Вообще всё представление очень напоминало кубинский карнавал.
В отличие от рядового бара, в Тропикане можно было даже вполне прилично перекусить.
Тогда не обошлось без приключения. Хорошо, что я отсутствовал с разрешения руководства, не то быть бы беде. Ночью со стороны Флориды, подлетел катер и обстрелял из малокалиберной автоматической пушки касу (особ-няк) самого Президента Освальдо Дортикоса. Подобные хулиганские вылазки «гусанос» совершали постоянно. Чаще всего эти пакостники поджигали сахарные заводы. В тот раз они промазали и прострелили знаменитый гаванский Океанариум. Сам Дортикос вышел ночью на улицу и наблюдал как из его стены бьют фонтанчики, пока дырки не заделали. Так впервые в жизни я понял, что такое терроризм.
Кстати, об аквариуме стоит рассказать... Но сначала о зоопарке...
ГАВАНСКИЙ ЗООПАРК
Как все нормальные люди, зоопарк я обожаю с детства. За свою жизнь, а это немалый отрезок времени – если, конечно, не по космическим меркам – я побывал в нескольких зверинцах. Наиболее известные из них это Московский (до и после модернизации), Ленинградский (в Санктъ-Петербургском ещё не успел), Рижский (ещё до отщепления), Киевский зоосад и Сухумский обезьянник (до развала СССР), жалею, что не сумел выделить время на визит в Берлинский и Дубайский. Другие, если и посещал, то не помню. И, конечно же, оказавшись в Гаване, мы при первой возможности отправились в местный зоосад. Даже, мобилизовав весь запас патриотизма, не могу не признать, что этот зоопарк оказался самым впечатляющим, как по набору животных, так и по условиям их содержания.
Местом обитания усатых-полосатых был внушительных размеров овраг, на дне которого в достаточном удалении от надоедливой публики, тигры, видимо, чувствовали себя почти, как в родных джунглях Индостана: вели себя несуетливо и держались с большим достоинством.
Не менее экзотично на свой лад, были пристроены крокодилы. Их обителью был каналоподобный пруд, совершенно затянутый ряской салатного цвета. На берегу у служителя негра можно было за пятачок приобрести сушёную рыбёшку для выманивания зубастых рептилий, т.к. в нормальной обстановке их как бы и не было, они были скрыты под абсолютно гладкой зеленью пруда. Однако, стоило только забросить в воду упомянутую рыбку, как в то же мгновение в месте её приводнения появлялась огромная разверстая зубастая пасть, тут же захлопывалась с добычей и исчезала. Ряска затягивалась и поверхность водоёма принимала прежний безмятежный вид... до следующего сушёного гостинца. Я так и не понял, каким образом зелёное чудище мгновен-но оказывалось в нужном месте в нужное время: то ли крокодил способен на такие стремительные броски, то ли всё дно пруда покрыто крокодилами.
От вольера к вольеру ведут асфальтовые дорожки, обрамлённые плотным жёстким кустарником. С непривычки, особенно, если ты – женщина, можно не на шутку перепугаться, когда прямо перед тобой раздвигается куст и из него появляется голова здоровенного звероящера. Вообще игуаны в этом зоопарке чувствуют себя настоящими хозяевами и, по-моему, относятся к посетителям как к экспонатам, хотя и не с нашим любопытством. Клетки или там какие-нибудь террариумы для них не предусмотрены. Безразлично взглянув на вас, огромная, как крокодил ящерица спокойно пересекает аллею и скрывается за противоположной естественной изгородью.
А вот за решёткой прогуливаются голубоглазые, как и положено цвета «самО», сиамские коты величиной с крупного гепарда. Встречать нечто подобное в других зоопарках мне никогда не приходилось ни до, ни после.
Коллекция попугаев просто грандиозна. Гигантские «ары» гортанно выкрикивают своё имя, по-своему верещат какаду. Наших соотечественников из толпы выделяют безошибочно и кричат: «Русо, русо!». Из пернатых нас больше всего потрясли фламинго. В Москве тоже есть несколько штук, но в наших условиях и в малых количествах они ведут себя совсем по-другому. Здесь на берегу озерца для них отведена отдельная лужайка, на которой они устраивают настоящее балетное представление. «Труппа» состоит из нескольких десятков птиц. Они совершенно синхронно выполняют свои балетные номера: танцуют, вращаясь на месте, вдруг всем скопом согласованно срываются с места и несутся в одном направлении, мгновенно останавливаются и внезапно, по какой-то неведомой команде, одновременно взмахивают крыльями, что воспринимается, как вспышка фейерверка, поскольку под белыми или светло-розовыми крыльями у них скрыты пурпурные подкрылки.
Весьма забавны обезьяны-пауки. Используя свои пять конечностей, включая длинный подвижный и цепкий хвост, они беспрестанно летают по своей большой клетке-барабану, оснащённой расположенными под потолком и расходящимися веером от центра к периметру «турниками». Такая конструкция позволяет им в мгновение ока оказаться в любой точке клетки, что они прекрасно научились использовать в своих играх с посетителями зоопарка. Особенно неравнодушны они к молодым женщинам, видимо потому, что те, как правило, громко визжат при возникновении неординарной ситуации. А такую ситуацию эти проказники время от времени создают. Они терпеливо выжидают, когда одна из дам отвлечётся разговором с подругой, мгновенно подлетают к ней, просовывают руку сквозь решётку и, нежно взяв зазевавшуюся девицу за запястье, слегка дёргают. В ответ раздаётся тот самый визг, о котором я уже говорил. А хулиганистый примат уже с «немым хохотом» раска-чивается на противоположной перекладине.
Наверно можно вспомнить ещё массу эпизодов из жизни обитателей гаванского зоопарка, но эти, пожалуй, были самыми яркими.
В предыдущей главе я обещал рассказать о гаванском Аквариуме.
Грандиозное сооружение! Оно, конечно, заглублено, но так, чтобы потолок был выше уровня Мексиканского залива, с которым аквариум соединён: вода поступает прямо из залива. В аквариуме представлена вся флора и фауна тропического моря от бесчисленного разнообразия рыб, в т.ч. гигантских мант, акул, до черепах, омаров, лангустов и осьминогов. Другой способ показа морского дна - прогулка на катере с прозрачным дном. Впрочем, что касается меня, то я предпочитал наблюдать всё это великолепие «живьём», пользуясь «комплектом номер один» подводника-любителя.
КУБИНСКИЕ ПЕЩЕРЫ
Я не способен понять людей, которые почти не реагируют на смену окружающей обстановки. Мне кажется, что человек, оказавшийся в местах, отличающихся от тех, к которым он привык с детства, просто не может заставить свою голову находиться в покое, а не вертеться, а глаза не хлопать. Бывают, конечно, исключения.
Гоша , о котором я уже писал, через несколько лет побывав в другой командировке, рассказал мне любопытный эпизод из своей зарубежной жизни в США. Как-то в ходе краткосрочной командировки к нему заехал мос-ковский сослуживец, ранее в Штатах не бывавший. Будучи отзывчивым и радушным хозяином, Гоша решил, ни много, ни мало, свозить его на Ниагару. Каково же было его разочарование, когда на своё заманчивое предложение он плоучил неожиданный ответ: «Да вы езжайте, а я лучше останусь – пельмени пока полеплю».
Так вот, одно из мест на земле, которое, как мне кажется, не может оставить нормального любознательного человека равнодушным - это подземная пещера. Они очень разные, эти пещеры. Как берёзовая роща не похожа на сосновый бор, а бамбуковые заросли – на пальмовую аллею, так и пещеры Нового Афона не похожи на пещеры Сатаплиа в Цхалтубо, а кубинские в Матансасе на «Индийские» в Пинар-дель-Рио.
Самые грандиозные и известные пещеры на Кубе – это, конечно, Матансасские. Они расположены в одноимённой провинции, граничащей с провинцией Гавана с востока. В отличие от других пещер, в которых мне пришлось побывать на Кубе, они специально оборудованы для посещения, приблизительно как Ново-Афонские. Правда, в них, по крайней мере, в те годы, не было такой разноцветной подсветки.
Что касается интерьера, то он весьма своеобразен. Уже в первом зале, представляющем собой огромный купол, я понял, что ничего подобного ранее не видел. Весь свод был покрыт мелкими сталактитами в виде заострённых стерженьков, плотно прижатых друг к другу. Самое, пожалуй, подходящее сравнение – это хвойный лес, наблюдаемый из иллюминатора самолёта с высоты двух-трёх километров. Далее шли залы с традиционными сталактитами и сталагмитами, но таких причудливых форм, что впечатлительные и не обделённые фантазиями кубинцы, присвоили им самые разнообразные названия: от растений, птиц и зверей до героев кубинской революции. Не помню, было ли там пещерное образование, посвящённое Фиделю, но Че-Геваре – точно было.
Хорошо запомнились мне «Индийские» пещеры в Пинар-дель-Рио – самой западной провинции Кубы.. Почему «Индийские» не знаю. По логике вещей должны бы были называться «Индейскими». Может быть неправильно перевели «традуктОры»? Возможно...
Пещеры расположены в толще гряды, эллипсом окружающей ровную как стол лощину шириной несколько километров, по которой разбросаны цилиндрические возвышенности с вертикальными стенами, поднимающимися, как мне показалось, метров на 200 и с таким же диаметром. Стены пещер сложены из жёлтого камня, напоминающего цветом бивни мамонта. Внутри - озерцо с какой-то живностью, бесцветной и, видимо, слепой.
И, наконец, третий вид пещер – провал, расположенный в толще так же цилиндрической горы, на подобии одной из тех, которые я видел в Пинар-дель-Рио. Гора эта, расположенная близь границы провинций Гавана и Матансас, называется Мирадор-де-ля-Авана. В дословном переводе – наблюдатель Гаваны. Своё название она получила благодаря тому, что с неё открывается великолепный вид на столицу, находящуюся километрах в двадцати от горы.
Вход в пещеру находится приблизительно в центре столообразной поверхности горы и ведёт вертикально вниз. По стенке вниз идёт серпантин, когда-то оснащённый ветхими деревянными перилами. В экскурсии меня сопровождал молодой парнишка, доморощенный «спелеолог-энтузиаст»: то ли диггер, то ли сталкер. Вооружившись фонариком, он осторожно, прижимаясь к стенке - перила давно сгнили - довёл меня до самого дна. Посередине возвышалась десятиметровая конусообразная куча помёта летучих мышей, целая стая которых порхала вокруг. Я ещё подумал: «Сколько же веков понадобилось маленьким мышкам, чтобы накакать такую кучу?!
АРЭНА БЛАНКА
«Арэена бланка» в переводе означает «Белый песок». Этот рыбацкий посёлок находится в нескольких десятках километров к западу от Гаваны. Основной его достопримечательностью для большинства советских специалистов было то, что там всегда можно было за одно песо купить у местных рыбаков розовую караколу – большую красивую раковину – тадиционный кубинский сувенир. В конце века такую ракушку можно было приобрести в московской комиссионке рублей за 250-300. (Впрочем, как все товары они тоже дорожают). Тем более, что сейчас на Кубе запрещён их вывоз. Кроме того рыбаки продавали и самые красивые и сравнительно редкие раковины – «зубатки», формой похожие на парус с самой настоящей пастью внизу с узором, напоминающим зубы. Их научное название – «Большой шлем». В отличие от розово-пурпурных каракол, они окрашены в бежево-коричневые тона с фиолетовым оттенком. Стоимость – ровно в 10 раз выше, чем у караколы. Я не встречал в продаже самые редкие раковины – «тритона» и «голубую караколу». Последние живут в Карибском море, а я там был один раз, да и то без маски. Голубую караколу я вообще видел только однажды, причём не на дне, а в руках у её хозяина. Во всяком случае, в моей неплохой коллекции она отсутствует
Самым любимым моим занятием, моим хобби, было собирание раковин со дна залива для коллекции. Покупать их у меня не было надобности, т.к. добывал я их, благодаря моим «подводным навыкам», самостоятельно. Сбор раковин чем-то напоминает «грибную охоту». Есть ракушки, встречающиеся так же часто, как сыроежки, а есть такие же редкие, как белые грибы. И эмоции от их обнаружения возникают адекватные. Аналогична и их привязка к местности. Под этим словом я подразумеваю особый характер дна. Караколы обычно живут колониями по несколько штук. Ползают они, цепляясь за грунт особым «зубом» и оставляя за собой на песке замысловатый след. Зубатки – индивидуалисты. Обычно они зарываются в песок, оставляя на поверхности только «хребет», напоминающий своим видом костяшки сжатого кулака. Чем крупнее раковина, тем на большей глубине она залегает. Поэтому сбор их доступен только более или менее опытным ныряльщикам, способным уйти под воду на 10-15 метров. Я обычно собирал их на глубине от 7 до 12 метров. У нас на кавказском побережье Чёрного моря такие глубины находятся на расстоянии 700-1000 м. от берега, а в Мексиканском заливе - на удалении 300-400 метров. За один заплыв, а он продолжался не один час, мне удавалось извлечь более десятка каракол и только 1-2 зубатки. И то не всегда. Лучшие экземпляры я отбирал в свою коллекцию, остальные раздавал нашим специалистам, что им, да и мне, очень нравилось. Я до сих пор помню, где и какую раковину я поднял: в Варадеро или на Санта-Марии, в Арэне Бланке или на Минфаре.
Однако, продолжу свой рассказ об Арэне-Бланке.
Основным промыслом местных рыбаков была ловля лангустов. Кроме того, они отлавливали гигантских морских черепах, а также акул. На этих монстров, валявшихся вдоль берега, я насмотрелся в достатке. Были тут и белые, и голубые, и тигровые, и акулы-молоты. Однажды я видел акулу с распоротым брюхом, вокруг которой валялось несколько акулят. Дело в том, что акула – рыба живородящая, она вынашивает икру в своём брюхе вплоть до рождения детёнышей.
Невозможно забыть акулью пасть с ожерельем зубов. Кое-что я слышал о их повадках – слава Богу не испытал эти повадки на себе. Очень часто их внимание привлекают различные объекты, болтающиеся на поверхности, в том числе, увы, и некоторые незадачливые пловцы. Подходя к своей жертве, акула переворачивается на спину, вываливает наружу своё «зубное ожерелье» и резким движением челюстей вправо-влево в горизонтальной плоскости как бы спиливает подвернувшуюся часть «объекта нападения», а затем уходит... на второй круг... Простите мне такие жестокие подробности, но кому-то надо было рассказать, а точнее передать рассказы аборигенов и об этом.
Очень бесцеремонно рыбаки расправляются с черепахами. Их, таких беспомощных на суше, просто переворачивают на спину, вырубают брюшную часть панциря и производят мясозаготовки из ещё пульсирующего тела несчастного животного. Гоша, работавший в посольстве и не имевший таких же степеней свободы, как я, попросил достать ему пару панцирей большой черепахи. Я выполнил его просьбу и привёз ему два метровых панциря. Он их попытался высушить на балконе своей гаванской квартиры. К сожалению, из этой затеи ничего не вышло: в толще панцирей завелись черви, и всё пришлось выбросить. И вообще, насколько мне известно, с Кубы везут только небольшие, сантиметров 50, панцири пресноводных черепах, отполированные до зеркального блеска. Такие черепахи водятся только во внутренних пресных водоёмах и отличаются весьма злобным нравом – очень больно кусаются своими острыми клювами. Дорога на Арена-Бланка грунтовая. Во время тропических ливней она становится почти непроходимой. Ожнажды мы попали в такую передрягу и наш «Бьюйк» тащили из болота двумя волами. У меня даже сохранилась где-то фотография этого эпизода.
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
| Nikolay | Дата: Пятница, 23 Мар 2012, 21:13 | Сообщение # 3 |
|
Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Статус: | Перенос с другой страницы
ТАЙФУН
Для того, чтобы представить себе, что такое тайфун на Кубе, достаточно вспомнить московский ураган и помножить его, скажем, на пять. Это если мы имеем дело с тропическим катаклизмом средней силы.
Как-то «Новости» сообщили об очередном кубинском тайфуне, причём весьма серьёзном. Все, у кого пребывание в тропиках по времени соизмеримо хотя бы с годом, знают, что это такое. То, что Россия немедленно откликнулась на эту беду, пролилось мне бальзамом на душу. Не знаю по чьей иронии – сие скрыто веками – тайфуны в америках получают самые красивые женские имена, причём не только латино-американского происхождения. Например, тайфун, о котором я только что вспомнил – француженка Мишель. Впрочем, и ведьмы не обязательно звались Карконтами.
Однажды, прогуливаясь по Гаване, я с удивлением обратил внимание на заклеенные крест-накрест бумажными полосами оконные стёкла. Мне тут же вспомнилась Москва 1941-го года после первого налёта фашистских бом- бардировщиков. Да, именно так, загодя, кубинцы готовятся к надвигающемуся урагану, хотя до первых порывов ветра жизнь течёт в своём размеренном, исконно тропическом темпе. А мы, несмышлёныши, я помню, с началом шторма помчались, как детишки под летний дождь, на гаванскую набережную Маликон. Наверно это был средненький ураганчик. И всё же впечатление оставил грандиозное.
Маликон сложен из камня и тянется вдоль всей Гаваны от места впадения в залив речушки Альмендарес до крепости МорО при входе в гаванский порт. От верхней кромки парапета до воды метра два – два с половиной. Под набережной - пустоты, в которые захлёстывают волны прибоя. Через равные промежутки в поверхности набережной проделаны круглые отверстия для стекания дождевой воды. Во время шторма гребень волны перехлёстывает через барьер, а основание – бьёт под него. При этом через указанные выше отверстия вырываются мощные фонтаны воды высотой в несколько метров. Мы забавлялись тем, что в момент отлива прятались под парапет, а очередная волна перехлёстывала через наши головы.
Наутро после урагана Гавана завалена листьями, пальмовыми ветками и мусором, который собирают многочисленные мусоровозы.
ФАУНА МЕКСИКАНСКОГО ЗАЛИВА
Я обратил внимание на одну особенность морской фауны. Рыбы, осьминоги, лангусты и другая морская живность в одном очень напоминают советское общество, члены которого живут и работают исключительно по месту прописки. Разница в том, что рыбы не мотаются по командировкам. Морские обитатели тоже как бы прописаны по месту жительства – своей акватории. Я хорошо изучил дно гаванского побережья и некоторые другие участки берега залива. Так, например, мог безошибочно указать место залегания скелетов рыб-мечей или проживания знакомой барракуды на Санта-Марии: всякий раз, когда я заплывал в этом секторе пляжа, она встречала меня определённым ритуалом, описывая вокруг меня круги до тех пор, пока я не отплывал от её владений на достаточное, на её взгляд, расстояние. Кстати, это была та самая зверюга, с которой я познакомился в день моего первого погружения в воды Мексиканского залива.
Дело было так... В первое же воскресенье после нашего прибытия на Кубу нас погрузили в автобус и отвезли на самый фешенебельный гаванский пляж, про который я уже рассказывал – плайя Санта-Мария-дель-Мар. Позже мы узнали, что это была добрая традиция – вывозить на весь выходной семьи советских специалистов нашей колонии, проживавших в Репарто-Коле, в это сказочное место.
Итак, я впервые в жизни оказался на берегу Мексиканского залива. Сбылась хрустальная мечта каждого любителя подводного спорта – возможность познакомиться с дном тропического океана. Радушные старожилы тут же снабдили меня не только маской с трубкой и ластами, но и подводным ружьём.
Не мешкая ни минуты, я кинулся в воду и поплыл в открытое море. Благо наши назойливые буйки там не приняты: хочешь жить – соблюдай правила безопасности в меру своих способностей и амбиций; не хочешь – никто не неволит. Впоследствии я заплывал и на 700 метров и проходившие мимо на яхтах кубинцы, глядя на меня, крутили пальцами у висков. Скорее всего, они имели в виду возможность встречи с акулой, а последствия такого рандеву всегда непредсказуемы. К счастью мне такого удовольствия не представилось ни разу, хотя однажды за моей спиной одну зубастую бестию подцепили на крюк.
Барракуда появилась внезапно и, как я уже рассказывал, стала маневрировать вокруг меня. Тогда я ещё не знал ни что это за зверь, ни, тем более, его повадок. Я тут же окрестил её «морской щукой» и, недолго думая, стал на неё охотиться. Подплыв поближе, я прицелился и нажал на спусковой крючок. Если бы гарпунлинь был чуть длиннее, я попал бы ей в хвост – результат наиболее нежелательный. Возможно даже, что я слегка кольнул её, т.к. она резко дёрнулась и ушла. Как мне потом популярно разъяснили на берегу, если бы я её серьёзно подранил, она в силу своего злобного характера не смылась бы, а бросилась на меня. Рыбина была далеко не из мальков: около полутора метров, с полусантиметровыми зубищами, немного загнутыми внутрь. В отличие от акулы, которая срезает мясо с филейных частей аккуратными ломтиками, разозлённая барракуда рвёт тело обидчика как бешеная собака. Такие раны заживают не назавтра, а долго и болезненно, не говоря уж об остающихся на всю жизнь памятных рубцах. Впрочем, это лучше, чем что-нибудь подарить ей на добрую память. С тех пор я поддерживаю с барракудами взаимно-бдительный нейтралитет. Сами они на человека, если он их, конечно, здорово «не достанет», не нападают.
В нашей группе был переводчик Саша Воропаев. Это был очень способный юноша, который сам сделал свою судьбу. Не каждый способен, будучи простым солдатом срочной службы, оказавшимся на Кубе в дни Карибского кризиса, в совершенстве освоить язык страны пребывания и остаться в ней в качестве переводчика. Он сразу мне понравился и мы стали довольно близкими приятелями. Немаловажным фактором такого сближения было наше взаимное преклонение перед подводным миром Атлантики.
В первые годы приобщения России к подводному спорту, а это произошло в конце сороковых – начале пятидесятых годов ХХ века, я увлёкся этим прекрасным видом спорта и просто времяпрепровождения. В продаже появились первые маски отечественного производства – этакие круглые «застеклённые галоши». В те годы начинающие «подводники» вынуждены были осваивать теоретические азы, без знания которых попытки уйти под воду даже на сравнительно небольшую глубину неизбежно заканчивались в лучшем случае кровотечением из носа, а в худшем - разрывом барабанных перепонок. И пожалуй единственным переведённым в то время на русский язык популярным пособием была небольшая брошюрка Джеймса Олдриджа «Подводная охота». Главное, что она дала мне – это умение «продуваться» при погружении на глубину более двух-трёх метров. Продувка осуществляется путём зажимания ноздрей пальцами через маску с последующим резким выдохом в полость плотно закрытого рта. В ушах раздаётся шипение – это означает, что открылись евстахиевы трубы, выравнивая давление воздуха в среднем ухе, за барабанной перепонкой, с наружным давлением воды. В этом случае барабанные перепонки не превращаются в пузыри и не лопаются. Всю эту науку я популярно изложил Саше, после чего он через некоторое время довольно прилично освоил искусство ныряния, а также получил возможность участия в наших совместных подводных приключениях..
Об одном из них я и хотел рассказать. Однажды, мы вдвоём заплыли метров на пятьсот от пляжа Санта-Мария. Как обычно наше снаряжение включало маски с дыхательными трубками (шноркелями), ласты, подводные ножи, пристёгнутые к ноге и подводные ружья. Традиционное кубинское подводное ружьё, более метра в длину, имеет две пары круглых в сечении резинок толщиной с палец, натягиваемых на две прорези гарпуна. Сам гарпун имеет диаметр полсантиметра и длину около метра. Убойная сила такого оружия под водой при хорошо заточенном наконечнике составляет метра четыре. Правда, от чешуи голубой рыбы-попугая, толстокожей и здоровенной, как две гладильных доски, приложенных одна к другой по ширине, мой гарпун однажды отскочил.
Дно Мексиканского залива на Санта-Марии такое же пологое, как и дно Чёрного моря, поэтому глубина была небольшая, порядка семи метров. В этом месте оно было довольно скучное, почти без растительности – голый песок. Из живности плавали только розовые пучеглазые морские окушки величиной чуть больше ладони. Саша вдруг стал мне махать под водой рукой, чтобы привлечь моё внимание, и указывать пальцем на дно. Присмотревшись, я заметил высовывающийся из песка кончик носа с близко посаженными к нему глазками и понял, что это мурена. Таким манером хищница охотится на проплывающих над её засадой окуней. Она терпеливо дожидается, когда беспечная рыбёха подойдёт достаточно близко и, совсем как уж за лягушкой, совершает свой бросок. Зубы у неё немаленькие, острые как иголки да к тому же загнуты внутрь. Поэтому ей достаточно слегка прихватить добычу, у которой после этого шансы на освобождение практически сводятся к нулю. Дальнейшее – дело техники: мелкими рывками, сантиметр за сантиметром, мурена как бы «насаживается» на свою жертву и через некоторое время та исчезает в её пасти. Кстати, пасть у неё, как у любой змеи – с «плавающей» нижней челюстью, которая оттягиваясь, позволяет заглатывать добычу, превышающую по диаметру саму хищницу.
О муренах (кубинцы называют её «морена») написано и снято немало. Особено мне запомнился эпизод из фильма Жака Ива Кусто, где она тяпнула за пятку симпатичную аквалангистку. Всё было очень трагично, так что можно было подумать, что мурена – страшная хищница, подстать барракуде или даже небольшой акуле. На самом деле это весьма безобидная и уязвимая на открытом пространстве «рыба-змея». Правда среди них есть и ядовитые особи. Живёт она по классическому принципу: «нас не трогай - мы не тронем» и чаще всего прячется в глубоких щелях, откуда её почти невозможно выковырнуть никакими средствами. У меня не было особого желания охотиться на неё, но Саша начал меня подначивать, намекая на то, что я просто испугался. Пришлось доказывать, что это не так... Дальнейшее только подтвердило моё мнение о уязвимости мурены.
Выставив ружьё вперёд, я нырнул, довольно близко подвёл наконечник гарпуна к её голове, чуть отступив вдоль спины от глаз в сторону хвоста, и нажал гашетку... Приблизительно в полуметре от головы песок взорвался – так резко рыбина выгнула спину! Затем она вылетела из песка целиком и начала биться, совершая телом синусоидальные колебания. Я выпустил из рук ружьё и всплыл, наблюдая сверху за тем, как, постепенно ослабевая, рыба затихает и прекращает биться. Это произошло довольно быстро, так как гарпун прошёл через спинной мозг и нижнюю челюсть, не давая пасти закрыться. После этого осталось только подтащить ружьё, привязанное довольно длинной бечёвкой за пистолетную рукоятку к жёлто-красному поплавку, отмечающему на поверхности воды место нахождения ружья.
Когда мы вернулись на берег, я отдал мурену Саше, и он гордо пронёс её, перекинув через плечо, вдоль пляжа, притягивая к себе испуганно-восторженные взгляды прекрасной половины загорающих. Рыбка оказалась нехилой – метр сорок два сантиметра.
Марта Арбусиас, жена кубинского шефа, с которым я работал, объяснила, что мурена съедобна и посоветовала обратиться за помощью к местному повару нашей холостяцкой столовой. Тот был не против её приготовить при условии, что получит за это половину тушки.
Я, естественно, тут же согласился. Шефповар на ночь залил её лимонным соком (с лимонами, равно как и апельсинами на Кубе никаких проблем нет. Первые вообще растут, как абрикосы в Краснодарском крае, вдоль дорог). Утром он её зажарил. На срезе она выглядела довольно-таки аппетитно, если не брать в расчёт крестообразного змеиного позвоночника. На зуб – жестковата. Изо всей семьи её отважилась попробовать только маленькая Нинуля, да и то, как я догадался, только для того, чтобы потом можно было похвастаться перед подружками, что она ела на Кубе мурену!
НИНУЛЯ
В свои шесть лет Нинуля была отчаянным ребёнком. Как я уже рассказывал, ещё не научившись плавать, она запросто могла сигануть в бассейн с трёхметровой вышки. Правда, плавать я её научил по своей методе довольно быстро. Впоследствии таким же образом я обучил и внука. Вся хитрость заключена в том, что достаточно любого человека обучить пользоваться шноркелем (дыхательной трубкой) и он уже готов к первому в своей жизни самостоятельному заплыву: особь, лежащая в ластах на поверхности воды, опустившая под воду лицо в маске и дышащая через трубку, неизбежно обретает качество непотопляемости одной общеизвестной субстанции. Теперь, чтобы поплыть, достаточно слегка пошевелить ластами и руками в стиле «Му-му». Точно так получилось и с дочькой: научил дышать через шноркель, подогнал под размер её головёнки взрослую маску, положил животом на воду и она, даже без ласт, поплыла.
Вы можете себе представить, какую массу впечатлений получает ребёнок, впервые заглянувший под воду тропического водоёма? Забавлял я её следующим образом. Пока она висела на поверхности, наблюдая за моими действиями, я, вооружившись железным прутом, уходил на дно. Глубина небольшая: 4-5 метров, видимость, естественно, идеальная. Прутом я раскалывал морского ежа, внутренности которого напоминают крутой желток. Вот тут-то и начиналось представление. Десятки мелких, размером со спичечный коробок рыбёшек, набрасывались на лакомство. Получалась этакая куча-мала. Но интересен был, конечно, не сам процесс пожирания, а невообразимое разнообразие расцветок рыб. Не просто спектр: «каждый охотник желает знать, где сидит фазан…», а всевозможные мыслимые и немыслимые сочетания элементов этого спектра. Жёлтые в чёрную полоску, голубые в красную крапинку, зелёные в оранжевый горошек, серобуромалиновые с пестринками и т.д. и т. п. А в это время на берегу, как потом мне рассказала жена, шло бурное обсуждение: что за чокнутый затащил пацана в открытое море! И были просто шокированы, когда на берегу возникли мы с Нинухой.
Однажды, плавая вдоль берега недалеко от нашего любимого пляжа «Минфар», я на глубине вытянутой руки обнаружил интереснейшую рыбу. Она была достаточно крупной: около метра в длину, сантиметров 15-20 в поперечнике. Самое удивительное, что было в её облике – это форма тела: абсолютно правильный квадрат в сечении со слегка закруглёнными углами. Я и теперь не знаю ни её кубинского, ни научного названия. Сам же я окрестил её «рыбой-чемоданом». И уж что совсем похоже на фантастику – этот «чемодан» позволял себя гладить! Я уже рассказывал, что рыбы имеют свою акваторию. Не оказался исключением и этот феномен. Буквально на следующий день я отбуксировал туда Нинушку и продемонстрировал ей этот фокус. К сожалению, сама она не могла погладить это чудо природы: ручонкой не дотягивалась. Зато теперь она каждый выходной теребила меня: «Папа, поплыли гладить рыбу-чемодан».
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
| Nikolay | Дата: Пятница, 23 Мар 2012, 21:14 | Сообщение # 4 |
|
Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Статус: | Перенос с другой страницы
СПАСЕНИЕ «ДОРТИКОСА»
Однажды, возвращаясь с работы, мы с Сашей по дороге заглянули на пляж «Салядо». Это километров пятнадцать от Гаваны в сторону Пинар-дель-Рио...,а может быть и десять – по карте не сверялся.
Я очень любил этот пляж. От автобана к нему вела аллея, обсаженная олеандрами, а главной достопримечательностью, на мой взгляд, были карликовые пальмы (это я их так обозвал за малый рост), жёлтые кокосовые орехи на которых, росли на уровне ваших глаз.
Дно залива на Салядо отличалось своими индивидуальными чертами. Особенно запомнились мне многоярусные кораллы, чем то напоминающие гигантских размеров грибы-вешенки. Как бы подоходчивее их описать? ... Представьте себе, что вы напекли кучу блинов разного диаметра, а потом в беспорядке набросали их друг на друга. Если теперь подпереть их невысокой толстой ножкой, то получиться некое подобие такого коралла.
Здесь тоже была акватория, на этот раз принадлежавшая полутораметровому мраморному окуню. Я не биолог и никогда не интересовался латинскими названиями встреченных мной животных. И этого окуня я назвал мраморным потому, что у него была такая окраска. В отличие от рыбы-чемодана он, как рыба заведомо съедобная, гладить себя не позволял, хотя мне очень хотелось это проделать и с ним. Подпускал не ближе четырёх метров – как раз на дальность выстрела - и при нарушении установленной дистанции лениво отплывал на то же расстояние. Я почему-то был уверен в том, что будь у меня в руках ружьё, он не подпустил бы и на пять метров. Ещё там жил забавный осьминог, очень застенчивый: всегда краснел и забивался глубже в расселину, если его пытались приласкать.
В тот день при солнечной безоблачной погоде в заливе бушевал шторм, это в смысле сильного волнения. На берег накатывались довольно приличные волны, коварство которых, как это водится, заключалось в том, что всё, захваченное на берегу, они волокли в открытое море и наотрез отказывались возвращать обратно. За линией прибоя болтались две полузатопленные лодки, вокруг которых барахтались какие-то молодые люди, в том числе две девчонки. И, несмотря на их задорный смех, было видно, что они уже порядком выбились из сил, а на берег их не пускали те самые коварные волны. Столпившиеся на берегу кубинцы нам объяснили, что это русские геологи, которые на Кубе работали по контракту. В общем, «что-то искали, а чего – не видно». Разве могли мы, «ныряльщики-виртуозы», оставить в беде своих соотечественников, тем более представителей нежного пола! «Комплект номер один» (маска, трубка, ласты) всегда был при нас, что, конечно, добавляло самонадеянности. Кубинцы стали хватать нас за руки, не пуская в воду. Но Саша популярно разъяснил им, что русские мужчины не оставляют в беде представительниц слабого пола и мы тут же нырнули под волну. Когда мы подплыли к группе, нам выделили «объект спасения» – мальчишку лет пятнадцати, кубинца, который почему-то оказался среди них. Остальные были твёрдо намерены выбираться самостоятельно, тем более, что на помощь уже шла моторка.
Мы подхватили пацана с двух сторон чуть выше локтей и принялись его буксировать в сторону берега. Единственный способ выбраться на берег из прибоя - это нырнуть под волну и идти вдоль дна, пока хватает воздуха. Саша ему всё разъяснил по-испански, и мы пошли под волну. Эту процедуру пришлось повторить раз пять, так как больше 10-15 метров с мальчишкой и одной свободной рукой у каждого, мы проходить не рискнули. Всякий раз, когда мы всплывали, волны, бившие сзади, норовили сорвать с нас маски. Пацан был так перепуган, что его глаза напоминали два блестящих песо, а это - довольно крупная монета. Наконец настал долгожданный момент, когда очередная схлынувшая волна оставила нас на песке на кромке прибоя. Не мешкая, мы рванули подальше от воды. Вскоре кубинцы на лодке доставили остальную компанию. Малый уже крутился среди геологов и, размахивая руками, – кубинцы вообще большие мастера мимики и жеста – видимо, рассказывал как в одиночку вытащил из моря двух здоровенных русских лбов.
Позже ребята объяснили нам, что это якобы был внучатый племянник самого Освальдо Дортикоса – президента Республики Куба! Мальчишка прочно прилип к советской геологической партии. И только позже я подумал о том, какой бы мог разгореться дипломатический скандал, если бы наше спонтанное предприятие не увенчалось успехом. Невольно вспомнился испанский фильм про мальчишку, который выскочил на арену и стал размахивать плащом перед мордой быка. Фильм заканчивался трагично: пацан погиб. А называлась эта картина «ЭспонтАнэо». Явно связано с понятием «спонтанность» в смысле «непредсказуемость, несерьёзность».
ПОЛИЦИЯ
Самые высокие, самые красивые и потрясающе упакованные кубинские мужчины – это, вне всякого сомнения, полицейские. На своих хромированных, сверкающих на солнце как молния, «Харлеях-Давидсонах», обутые в хромовые сапоги и одетые в шикарную униформу оливкового цвета, все перетянутые ремнями и увенчанные белыми касками с эмблемой «РМ», они производят поистине потрясающее впечатление. Авторитет полицейского непререкаем. Любое нарушение общественного порядка пресекается немедленно, решительно и жёстко. Однажды я был свидетелем такого эпизода: на Маликоне: два парня о чём-то заспорили. Чисто по-кубински они темпераментно размахивали руками и, что вполне возможно, нецензурно выражались. Полицейский джип как с неба свалился. К юношам спокойно подошли два дюжих блюстителя, ни слова не говоря, надели на них наручники и увезли в неизвестном направлении. Разбираться с бедолагами будут уже не они и, тем более, не на улице. Информацию о действующих законах «продам за то, за что и купил»: батистовские законы, по крайней мере в отношении криминала, после победы революции практически не менялись. Во всяком случае обмазывать демократическими соплями маньяков, как это делает наша сердобольная Фемида, там точно бы не стали. Для разговора с ними существует стенка внутри крепости Моро. Наверно поэтому по любым, самым тёмным закоулкам Гаваны можно спокойно гулять в полночь-заполночь, в полной уверенности, что тебя не только не ограбят, но даже не дадут по морде. Однако, при жестоких карах за транспортное происшествие, например за наезд на пешехода, кубинская ГАИ очень снисходительна к малоимущим автомобилистам, эксплуатирующим транспорт, деликатно выражаясь, «не первой и даже не второй свежести». Однажды, садясь в такси, я прямо через пол поставил ногу на асфальт... хотя бы фанерку подложил. А как-то за городом вообще увидел чудо-юдо: несу-щуюся раму без кузова, кабины и капота, но с сиденьем и номером. И хоть бы что!. Что касается государственного транспорта, то различные чины разъезжают на вполне приличных лимузинах. В нашей группе, например, не считая советских джипов, были «Понтиак», «Студебеккер», «Форд» и "Бьюйк" в довольно приличном техническом состоянии. Особенно красив был «Понтиак», который водил личный шофёр нашего руководителя – старик Киньонес.
Трамваев и троллейбусов в Гаване не было. Основу общественного городского транспорта в то время составляли закупленные в Канаде уродливые автобусы-параллелепипеды какого-то грязно-зелёного цвета. Были ещё «мик-робусы» со входом сзади, которые за эту особенность юморные кубинцы обозвали «марикОнами», что в переводе на русский обозначает пассивного мужчину с «нестандартной сексуальной ориентацией».
Я работал на некотором удалении от Гаваны и по утрам за мной присылали джип, в который по дороге подсаживались два техника: Слава и Толя. Однажды за руль моего джипа посадили мальчишку-практиканта, который по неопытности нечаянно съехал с асфальтового покрытия и так напугался, что потерял управление, перескочил через кювет и влетел в веранду одноэтажного домика. Скользящим ударом он посшибал металлические трубы-колонны, подпиравшие черепичную кровлю веранды и она обрушилась на джип у меня за спиной – я сидел рядом с водителем. К счастью сидящему за мной на боковой лавочке кубинцу-ефрейтору, черепица лишь набила шишку, но смяла каркас тента и даже несколько погнула толстенные борта. В тот момент, когда мы начали сбивать опоры, я мёртвой хваткой вцепился в скобы, находившиеся передо мной и справа на дверце. Это существенно смягчило удар, однако, когда цементная пыль рассеялась я обнаружил, что подо мной отсутствует кресло и торчат какие-то пружины и металлические детали. Я вылез из машины и был окружён толпой местных жителей, которые, показывая на мою спину повторяли: «СовьЕтико эрИдо!» (русских на Кубе называли «совьетико» (советские) , а «эридо» означает раненный. Оказывается сзади мои брюки превратились в клочья – благо трусы не пострадали –, а на спине оказалась довольно глубокая и сильно кровоточащая царапина, пропитавшая кровью мою белую рубашку. Очень оперативно была доставлена униформа, в которую меня переодели, предварительно перебинтовав. А на следующий день была организована разборка с участием особиста. Мальчишка – водитель, кажется, серьёзно морально не пострадал, но руля лишился, видимо, надолго. Суровый шеф нашей организации – герой революции капитан Арбусиас - ему этого не простил.
(Чтобы не забыть: позже я узнал, что уйдя на пенсию, Арбусиас стал Начальником кубинского Суворовского училища".
Однажды я оказался участником другого дорожно-транспортного происшествия. Возил меня тогда один немолодой, щупленький и очень скромный мужичок. Звали его, кажется, Рамон (по-моему на Кубе каждый третий – Рамон, а каждый четвёртый – Рамон Родригес, как у нас Иван Иванович Иванов). Впоследствии от моих подопечных я узнал, что он, как и Арбусиас был героем революции. Более того, во время контрреволюционных вылазок «гусанос», они вместе какое-то время находились в стане врага в горах Эскамбрая и вели оттуда подпольные радиопередачи.
Как-то мы ехали по трассе, разделённой полосой кустарников, закрывавшей от взора противоположную сторону шоссе. Для того, чтобы переехать на автобан надо было свернуть налево и пересечь встречную полосу. При подъезде к бензоколонке в кустах обозначился просвет и Рамон свернул в него, не убедившись, в том, что встречная полоса свободна. В наш джип тут же влетел мотоциклист. Это был бедно одетый мужичок, похоже крестьянин. Он успел отвернуть направо и ударился в нашу машину по касательной, раздробив голень о порог джипа. Не вызывая скорую и, тем более полицию, Рамон с моей помощью загрузил его в нашу машину и помчался в ближайший медпункт. Там его срочно прооперировали, а мы поехали дальше. К разбирательству позднее привлекли меня. К сожалению, я никогда не умел и до сей поры не научился красиво врать. Поэтому нарисовал подробную схему инцидента, которая, увы, полностью изобличала нас в нарушении правил дорожного движения. Да и в ходе разборки, как мне показалось, не сумел затушевать нашу вину. А назавтра Рамон радостно тряс мне руку и объяснял, что если бы не мои показания - он бы точно загремел за решётку. Мне очень жаль мотоциклиста, но всякий раз, когда я вспоминаю этот случай, меня одолевает одна и та же навязчивая мысль: «а что, если бы это был не мотоцикл, а панелевоз?».
Однажды мы мчались на понтиаке с Киньонесом по автобану в сторону Пинар-дель-Рио. Кубинские автобаны сказочно красивы, и по качеству покрытия ничуть не уступают, например, германскому, по которому я однажды со своим другом, генералом Евгением Карповым, пересёк страну с юга на север от Торгау до Шверина. Скорости на таких тассах развиваются... сами понимаете какие.
Пройдя на скорости миль восемьдесят пять очередной наклонный вираж, мы увидели сидящего на асфальте здоровенного грифа. Крылья у него в размахе метра два или чуть меньше. До него оставалось метров двадцать. Пока мы привлекли его внимание, пока он распахивал свои великолепные опахала и подпрыгивал для взлёта, мы, не успев затормозить, одолели это расстояние. Следует пояснить, что лобовое стекло Понтиака очень покатое, градусов, наверно, под сорок пять – пятьдесят. Удар пришёлся как раз на его середину. Стекло как бы сыграло роль трамплина, с которого несчастный гриф взмыл в небо метров на пятнадцать, а затем рухнул на асфальт, где распластался, не подавая признаков жизни. Останавливаться, естественно, Киньонес не стал.
КАРНАВАЛ
Я давно пришёл к выводу, что по-настоящему, на полный раскрут, радоваться могут только обездоленные люди. Богатого человека обрадовать очень трудно, разве что сообщить ему приятную новость о том, что разорился его конкурент или, если и не разорился, то хотя бы получил какую-нибудь крупную неприятность, например обострение геморроя.
Самую большую радость маленькому человеку приносит либо общение с природой, или с близкими, если, конечно, он их любит, или простые житейские мелочи: скажем для женщины – покупка новой кофточки, для мужчины, с руками, вставленными нужным концом - дрели «Блэк-Деккер»...
Особенно большое удовольствие доставляют какие-нибудь халявные мероприятия, не требующие от нас материальных затрат. Именно к таким радостным событиям на Кубе относится Карнавал. Как сугубо интерактивное действо, Карнавал включает в себя буквально все атрибуты культурного досуга. Это и театр на открытом воздухе, и «дискотека» под звёздами, и потрясающее шоу. Это демонстрация самых фантастических костюмов и тех соблазнительных частей тела гиперсексуальных топ-моделей, которые эти костюмы не в сос-тоянии скрыть, и полу-стриптиз и так далее и тому подобное. А главное – всё на халяву, даже не задарма!
Ко всему прочему длительность этого представления не сопоставима ни с одним из известных науке и попискусству увеселительных мероприятий – целый месяц! Открытие Карнавала по времени совпадает с завершением сафры – сбора сахарного тростника – самого важного события страны, во многом живущей на доходы от экспорта этой, так необходимой человечеству «белой смерти».
Карнавалу предшествуют выборы «эстрельи дель карнаваль» – звезды карнавала – национальной королевы красоты и её семи придворных дам - «люсЭрос» (звёздочек). Выборы проходят в каком-нибудь крупном концертном зале и транслируются по телевидению. Вся страна с замиранием сердца отслеживает это грандиозное событие. Сам алгоритм процесса ничем не отличается от выборов всевозможных мисс: Мисс-стиральный порошок, Мисс-Чукотка, Мисс-Европа, Мисс-Планета, Мисс-Вселенная и т.д.
Выпускают, скажем, сотню красавиц «всех размеров и цветов, шелковистых и с кудрями…» и, после первого дефиле, оставляют из них половину. И так половинят до тех пор, пока не останется штук пятнадцать-двадцать. Затем после каждого последующего прохождения начинают отсеивать по одной, пока не останется восемь. Тут-то и начинается самое интересное и ажиотажное: из восьми надо выбрать самую распрекрасную, причём она должна обладать чертами, олицетворяющими нацию. А кубинскую нацию, как мне показалось, может олицетворять только белокожая и брюнетистая испанка. Я не знаю, выбирали ли когда-нибудь блондинок, мулаток, негритянок, но на Карнавале 1965 года, который я снимал на слайдовую плёнку и на мою кинокамеру «Кварц», звездой была выбрана красавица-испанка, медицинская сестра – Мария-де-лос-Анхелес-Вега. Что касается остальных семи див-дев - они уже не различались по рангам, а все располагались у подножия её трона на карОссе звезды карнавала.
Кстати, о кароссах. На русский каросса дословно переводится как повозка. Это и есть повозка, только закамуфлированная по замыслу автора проекта под замок, корабль, остров с пальмами, в общем задекорированная в меру фантазии дизайнера. Если в девятнадцатом веке в основе кароссы действитенльно была повозка, которую тянули лошади или волы, то в наш индустриальный век используются автомашины, а под самые чудовищные по размерам конструкции - тягачи и тракторы.
Каросса создаётся на определённую тему и населена тематическими персонажами. Их количество может доходить до полутора десятков, а то и больше. И парни и девушки одеты в фантастические красочные костюмы или, наоборот, раздеты до почти разумных пределов. Полный стриптиз тогда ещё был не в моде, да и мораль коммунистической Кубы его не допускала. Даже на пляже женщинам разрешалось находиться только в закрытых купальниках. Но запрет на обнажёнку с лихвой восполнялся откровенной сексуальностью танцев. Кроме того, аксиома о том, что полуобнажённая женщина гораздо опаснее голой, не опровергнута и в наш предельно развращённый век.
Попытаюсь по памяти воспроизвести кое-что из карнавальных конструкций. Ну с кароссой Звезды карнавала проще: по замыслу это был остров Куба с серебристыми пальмами и возвышением в центре, где восседала ко-ролева Маня. Вокруг, несколько ниже, располагались семь её придворных люсерос. Естественно, это сооружение двигалось во главе карнавального шествия. За ним бесконечной вереницей, растянувшись на всю длину Маликона, ползли прочие чудеса и шедевры дизайна, конструкторской мысли, живописи, кутюра и прочего арта. А на них, господи, чего только не вытворяли как самодеятельные, так и настоящие профессиональные танцоры, исполняющие искромётные «байлы» в ритмах «мосамбИке» и «пакА», очень популярные в том карнавальном сезоне (на следующий год появится новый поп-ритм). Я уже сказал, что карнавал длится целый месяц, возобновляясь по выходным. Каждый город создаёт свои кароссы и соседние города ими обмениваются. Это вносит в гаванский карнавал большое разнообразие, а провинциальные городки получают возможность познакомиться со столичными произведениями карнавального искусства, равно, как столица - с провинциальными.
ФИЛИБЕРТО И САНТОС
Одним из моих подопечных был молодой кубинец Филиберто Агийяр, подопечным которого оказался и я сам. Он был чистокровным белокожим «гальего» (испанцем) и, как мне показалось очень гордился тем, что не является ни метисом, ни мулатом, ни квартеронцем, ни чистым, как он выражался, «блэком».
Относительно прозвища «гальего» есть один чисто кубинский афоризм, использующий словосочетание «но эс ло мИсмо» – «это не одно и то же»: «Но эс ло мисмо ун байле эн сентро де Гальего, ке ун «гальего» эн сентро де байле» – «это не одно и то же – танец в центре Гальего (староиспанский квартал Гаваны) и «гальего» в центре танца». Таких шуток - полуанекдотов – я запомнил штук пять. Вот вам ещё один, похожий: «Но эс ло мисмо ун принсипе, вестидо нэгро, ке ун нэгро, вестидо принсипе» - «это не одно и то же - принц, одетый в чёрное (видимо Гамлет), и негр (чёрный), одетый принцем». Для своего возраста, а Филиберто не было и семнадцати, он был очень крупным мальчишкой. При моём среднем мужском росте – 174 см, я был ниже на полголовы. И по комплекции он соответствовал крупному мужчине. Как большинство кубинцев он был не без хитрецы. У нас таких принято называть «хитрожо...ми».
Разные стороны нашей личности, такие как эмоции, состояние организма и души располагаются в самых различных частях нашего тела: всевозможные судороги - в поджилках; любовь – в сердце; ненависть – в душе; душа – пока что точно не известно, но достоверно установлено наукой то, что при сильном испуге она сосредотачивается в пятках. Что касается хитрости, то она неизменно прячется в глазах, точнее в их уголках. И скрыть её удаётся только прожжённым хитрецам. Филиберто прожжённым не был, но, к сожалению, я до поры-до-времени не придавал серьёзного значения лукавому выражению его глаз, за что и поплатился.
Как-то раз он подошёл ко мне с озабоченным видом и пожаловался, что вышел из строя радиоприёмник и сам он ничего с ним поделать не может. Не ожидая подвоха и не удосужившись обратить внимание на положение много-численных тумблеров на передней панели, я сразу зарылся во внутренности «агрегата». Как последний идиот, я битый час копался в монтаже и ползал по схеме, пока она не подвела меня к этому проклятому тумблеру. Всё это время паршивый мальчишка торчал за моей спиной. Когда я, наконец, понял, что вся «неисправность» заключается во включённом тумблере, Филиберто ловким на его взгляд движением провинциального иллюзиониста вырубил его.
Несмотря на всю злость и досаду, я не смог удержаться и, рассмеявшись, покрутил кулаком у его носа. Правда, в дальнейшем он, став самым любимым из моих учеников, таких шуток себе уже не позволял, и наши отношения сложились самым благоприятным образом: я был его наставником по работе, а он – моим гидом во всём, что касалось вопросов вхождения в кубинский быт.
Во-первых, он был отличным знатоком популярных в то время кубинских песен. Всё, что я сегодня напеваю по-испански, сидя за рулём или собирая в лесу грибы – от него. Репертуар получился не хилый: «Карамелё пара МАргот» (конфетка для МаргО), «КаминадОра» (идущая) знаменитой группы «Лос СафИрос», «Ке буЭна эстА ла фьеста, мамА» (как хорош праздник, мама) в популярном в то время ритме «пакА», а также такие классические вещи, как очень популярный у нас романс «Бэса ме мучо» (целуй меня много, если дословно), «Адьёс, мучАчос» (прощайте, друзья) «Но тЭньго эдАд» (я слишком молода, дословно – у меня нет возраста), которую мы слышим в исполнении Миррей Матье, естественно, на французском, «НАдье компрЕнде ло ке сУфро йо» (никто не понимает, как я страдаю) и некоторые другие... Это удивительно, но я запомнил все эти песни довольно быстро и отлично помню и воспроизвожу до сих пор. Конечно, это произошло не сразу, ведь с испанским я столкнулся впервые. Сначала надо было освоить хотя бы азы языка. В течение всего пребывания в стране с нами занимался наш переводчик Боря Путилин, о котором я уже упоминал. Его первые уроки стали тем трамплином, с которого прыгнули все члены нашего коллектива, включая жён. А уж дальше – кто как смог. Мне «повезло»: Руководство сразу же похоронило мои надежды на помощь переводчика, считая, что я, как единственный специалист моей подгруппы с высшим образованием, обязан крутиться самостоятельно. Кувыркался я примерно полгода, после чего мои слушатели стали понимать меня настолько, чтобы конспектировать за мной то, о чём я им толковал.
Я отдавал себе отчёт, что общаюсь на ломаном языке, но этот недостаток мне восполняла, вообще-то не присущая мне, наглость. Я, например, мог на приглашение пообедать, вместо «спасибо, я сыт» заявить: «Спасибо, я не боюсь». В результате через названные мной полгода я довольно бойко лопотал по-кубински, именно по-кубински, а не по-испански. В чём разница я поясню немного позже. Естественно, вторым после Бори моим «лингвистическим» гидом и наставником был, опять же, Филиберто, чуть болтавший по-русски.
Кроме моего языкового и фольклорного воспитания он занимался ещё и повышением моей сексуальной грамотности. Осведомлённость шестнадцатилетнего пацана в этой области была на голову выше, чем у тридцатилетнего «совьетико». Видимо, в его глазах я выглядел в этом вопросе сущим младенцем. Рассказывая о нравах и обычаях кубинцев, касающихся «института» женихов и невест, он сообщил мне много неожиданных вещей, подробно рассказав о специфике отношений готовящихся вступить в брак жениха (эль нОвьо) и невесты (ла нОвья).
При знакомстве с новыми людьми молодой человек представляет свою девушку словами: «Эс ми новья» (это моя невеста). К своей невесте молодой кубинец относится исключительно бережно. Невозможно даже представить себе, что он может позволить себе посягнуть на её невинность до замужества. Адекватно ведёт себя и девушка, ревностно блюдя свою честь. С другой стороны это позволяет молодым людям в интимных отношениях быть предельно раскрепощёнными, предаваться самому откровенному петтингу, включая даже оральный, по принципу «всё разрешено, что не запрещено», а разрешено почти всё. Последнее, особенно шокировало меня, советского пуританина. Я видимо сделал слишком круглые глаза, что очень развеселило Филиберто. С этого момента он регулярно подтрунивал надо мной, недвусмысленно обводя губы языком и, улыбаясь во весь рот, приговаривал: «БладимИр, корочО!» («Ш» они не выговаривают). При этом он обязательно поднимал вверх большой палец.
Другой кубинец, о котором мне хочется рассказать – Сантос, профессиональный подводник. Это был мужчина внушительной комплекции с неопределённым на первый взгляд возрастом: пожалуй ему было лет сорок пять. У него был седоватый ёжик на круглой голове, нос бульбочкой и на редкость «рязанские» черты лица, постоянно излучающего потоки доброты. Сантос самозабвенно любил море: он даже называл его не «эль мар», как это положено по испанской грамматике, а «ля мар», наделяя его женским началом.
В молодости он начал серьёзно заниматься подводным спортом и в сороковых годах в соревнованиях на Багамах занял какое-то призовое место, нырнув на глубину более тридцати метров, что по меркам того времени считалось серьёзным спортивным достижением. Профессиональный дайвер, он был виртуозным подводным охотником – постоянным компаньоном самого Фиделя в этом захватывающем и одном из самых популярных на Кубе видов спорта.
Однажды, когда он пригласил меня провести несколько занятий по радиотехнике с его подчинёнными, я напросился поохотиться вместе с ним. В сущности я не собирался стрелять по рыбам. Просто, наслушавшись легенд о его подводных подвигах, очень захотел посмотреть, как он это делает. Думаю, что мне крупно повезло: ничего подобного я в жизни не видел и наверняка не увижу даже по телевизору.
Мы отплыли от берега всего метров на пятьдесят. В этом месте побережья глубины начинались недалеко от берега. До дна было метров 15-20. При видимости в прозрачной воде Мексиканского залива, составляющей метров 25, вся толща воды до самого дна хорошо просматривалась. Здоровенная барракуда – пикуда по-кубински – появилась как по заказу. Позднее, уже на берегу, когда я держал её под жабры на уровне груди, её хвост лежал на земле, и рыбина напоминала перевёрнутую букву «г».
Это была её акватория, как у тамбовского волка его участок леса. Поэтому чувствовала она себя полноправной хозяйкой, вела себя уверенно и спокойно. Врагов-то у неё, кроме редких подводных охотников, специализи-рующихся по хищным рыбам, практически нет. Она медленно двигалась в нашу сторону, ниже нас метров на семь. Сантос стремительно «спикировал» на неё и с ходу выстрелил. Барракуда в этот момент не спеша отворачивала в сторону и подставила бок. Гарпун пробил её точно посередине ширины туловища, сразу за жабрами – профессиональный выстрел. Она повела себя так, как и положено уважающей себя сильной хищнице: бросилась на охотника, намереваясь ударить в пах. Я сверху видел, как Сантос отвёл в сторону согнутую в колене ногу, пропустив её между ног. На дальнейшие манёвры у рыбины сил уже не оставалось и она, увлекая за собой привязанный к пистолетной рукоятке гарпунлинь, плавно стала опускаться на дно. Охота закончилась. Когда я спросил, используется ли барракуда в пищу, Сантос объяснил, что её сначала надо проверить на содержание радиации в организме.
Способ проверки настолько же прост, насколько по понятиям «зелёных» антигуманен. Кусок рыбьего хвоста бросают приблудной кошке, а саму рыбину до поры помещают в морозильник. Если в течение трёх дней кошка не облысеет – можно варить уху.
МЕЖКОНТИНЕНТАДЬНЫЙ ПЕРЕЛЁТ
По-истечение года, когда подошло время моего отпуска, мы решили переправить Николку в Россию на попечение бабушки Аси. Не последней причиной такого решения была необходимость его акклиматизация на родине.
Люся с Нинулей оставались на Кубе, а нам предстоял грандиозный перелёт через два океана вдоль пары континентов. Маршрут полёта пролегал вдоль берегов США, над побережьем Гренландии, мимо Исландии и Скандинавии с посадкой в Мурманске. Полёт от Гаваны до Мурманска занимал 14 часов, плюс два часа от Мурманска до Москвы.
Огромный четырёхмоторный винтовой лайнер Ту-114 в силу дальности перелёта брал на борт, не считая экипажа, всего человек двадцать. Первым пилотом - командиром корабля был будущий авиационный Министр СССР. На траверзе Нью-Йорка он не только усадил Николку за штурвал, нацепив на него гарнитуру с наушниками, но ещё разрешил мне это сфотографировать. Эта историческая фотография хранится у нас до сих пор.
Полёт проходил на 10-километровой высоте, в густой облачности. Только над Гренландией небо очистилось и покрытая снегом горная гряда, протянувшаяся вдоль берега была прекрасно видна. Поверхность моря была покрыта желтоватым «салом». Над Северным ледовитым океаном стояла полярная ночь, освещённая северным сиянием, чем-то напоминавшим голубовато-зелёные светящиеся трубы гигантского органа.
После посадки в Мурманске во время дозаправки нам дали отдохнуть в гостинице часа четыре, после чего взяли курс на Москву, до которой оставалось два часа лёту.
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
