Стихи уникальны по своей природе и содержанию. Рифмованные, верлибрические либо ложащиеся в прозаическую вязь строчки не оставляют равнодушными самых притязательных и скептически настроенных к мастерству словосочетания людей. Люди рождаются, любят и умирают, а стихи существуют до тех пор, пока не истлеет и не канет в безвестность тот цифровой или аналоговый документ, на котором они записаны. Талантливые, пронзительные, вызывающие в нас самые возвышенные чувства строки способны влиять на судьбы, на настроение людей и даже на целые человеческие поколения. Они бывают хлёсткими и наполненными праведным гневом, они бывают тихими, лирическими и таинственными, религиозными, мистическими и атеистическими, бессодержательными и вялотекущими. Стихи находятся в полной власти, в полном подчинении того, кто является их отцом-создателем (хотя так говорить не совсем верно - гораздо правильнее сказать проводником витающих в воздухе идей, способным воплотить ухваченное и найденное на бумаге). Процесс взаимодействия, тождественного слияния поэта и талантливого стихотворения является очень непростым, ведь автор должен каким -то образом определить себе тему для работы, сдвинуться с мёртвой точки, задавшись первообразной, первоначальной строкой, он должен шагать в своём творчестве в ногу со временем и с тем социумом, который его окружает. Хотя быть понятым читателем не обязательно означает быть действительно думающим и стремящимся к высокому идеалу поэтом. Подчас тяга к широкой известности, к любви публики оказывается для него окончательным и бесповоротным приговором; поэт становится рабом своего собственного тщеславия и неуёмной жажды славы и материального благополучия. Бывает и наоборот, когда многие действительно великие и гениальные творцы прошлого пользовались заслуженным литературным авторитетом при жизни, и были оценены по заслугам только после своего безвременного ухода в иной мир. Если бы Гёте не написал в свои семьдесят с небольшим лет "Фауста", то вполне возможно, что он был бы известен лишь весьма ограниченному кругу историков литературы. (Хотя это вовсе не значит, что если кто-то пишет стихи, которые не понятны и не нужны сегодняшнему читателю, то через несколько веков он будет считаться поэтическим мэтром). Предсказать эффект от написанного стихотворения практически никогда невозможно, оно подобно оглушительному взрыву бомбы -может зацепить осколками, а может и совсем не задеть. Специализация поэта сродни занятию алхимией: пытаешься получить золото из различных растворов и расплавов, а получается каждый раз что-то удивительное и неизвестное науке.

Появление стихотворения (а вернее всего - трансформация, траффик его из ноосферы в человеческий мозг) у каждого автора происходит по-разному. Оно может быть похожим на постоянно ноющую зубную боль, не дающую человеку покоя и заставляющей его возвращаться к едва начатому и не законченному. И тогда автор вскакивает с постели в два часа ночи, чтобы дописать недостающие его тексту строчки. Оно может вызывать в авторе апатию и нескрываемое желание забросить не получающееся произведение куда-нибудь подальше, похоронить его, выбросить из головы. Но вот проходит некоторое время - и, о чудо!-он возвращается к нему и дописывает буквально в два приёма. Такое разное поведение зависит сугубо от личностных характеристик пишущего, от его культурного кругозора, рода занятий, ближайшего окружения и настроения. (Творческая специальность ПОЭТ не является специальностью человека в социуме, средством зарабатывания на существование - в социуме он может быть банкиром, юристом или слесарем - это совершенно не важно). Как же это завораживающе, когда из совершеннейшей пустоты, из небытия возникает поэтическая идея, способная оказать на читателя влияние, способная вознести его до небес либо сбросить в глубокую пропасть, вызвать у него лучезарную улыбку либо окунуть в меланхолическое море! Таким образом, поэтическую мысль, поэтическое вдохновение можно считать совершенно самостоятельным от автора явлением! Не правда ли, парадоксальное утверждение? Не более, чем новая теория о творческом процессе. А не кажется ли бредом та мысль (скажете вы), что мы зависимы от рифмы, а не рифма зависит от нас? Нисколько. Стремление к творчеству является доброкачественным заболеванием, способным вызвать к нему стойкую привязанность, жизненную в нём необходимость. Парнас высоко, а человек находится довольно низко, там, где не летает Пегас и не обитают нимфы и хариты. Поэт не может бесконечно носить волшебную мантию, он часто, периодически вынужден её снимать. Он вынужден ездить в такси и терпеливо ждать в городских автопробках, ходить в магазин за хлебом и зарабатывать деньги. Согласитесь, что это, мягко говоря, не очень поэтично. Но всё равно он тянется к прекрасному, отрицая рутину и будни, стараясь прикоснуться к творческому, к стихотворному. Творец берётся за ручку, берётся за компьютерную мышь и вновь окунается в поэтическое бытие. Так они и взаимодействуют, так соотносятся друг с другом: стихи и люди, люди и стихи. Каждый независим сам по себе, но нуждается в проводнике. Человек не может существовать без чистой, идеальной мечты, а стихи не могут существовать без автора, который спроецирует их на плоскость, которая спсобна пробиться к массам и стать достоянием гласности. Но, обретаясь в симбиозе, сливаясь в единое целое, они становятся движущей творческой силой, поэтической Альфой и Омегой, началом и завершением...

Если моя скромная статья кому-либо придётся по нраву, то я с непременно напишу для форума своё новое размышление о творчестве.

Андрей Бикетов.