| lucyforrer | Дата: Четверг, 15 Май 2014, 14:23 | Сообщение # 27 |
 Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 393
Статус:  | За окном скоро лето, а я всё ещё живу в Зимней сказке. Всё-таки летом праздников маловато будет. Ну День Парижской коммуны, ну салютом насладимся, ну вспомним как брали Бастилию. А как жить дальше? Придётся шашлыки жарить, ягоды-грибы собирать, на травке валяться, в море купаться просто так, вне зависимости от праздников. И потом, зиму слаще всего летом в жару вспоминать. Правда?
Феюшка сидела на широком подоконнике, укутавшись в пуховый платок, и смотрела на летящие хлопья первого снега. Она была настолько погружена в свои мысли, что не слышала, как большие снежные руки радостно хлопали форточкой. Первый Снег кружился, пушился, прилипал к стеклу в надежде обратить на себя внимание, но, заглянув в серые печальные глаза Феюшки, с грустью падал на землю под ноги прохожим. А вдруг Феюшке захочется выйти на улицу и тоже стать прохожей? Тогда Первый Снег весело поскрипит под её башмаками.
– Бедный, – вздохнула горящая на столе свеча и укоризненно качнула пламенем, – он помнит и любит, а она забыла.
– Никого он не любит, у него сердце холодное! – возразила Викунья, тонкая пряжа цвета шоколада, свернувшаяся клубочком возле свечи.
– А вот и неправда, ты видела, как счастливы дети, когда лепят снеговика? А в каких красавиц превращаются дурнушки, когда играют в снежки! Можешь ли ты судить о любви, бессердечное создание? Разве не знаешь, она бывает разной: светлой, тёмной, горячей, холодной, то весело переливается всеми цветами радуги, то вдруг теряет яркие краски, становясь печальнее старого плюшевого мишки с оторванным ухом. На вкус она может быть сладкой, как пломбир с карамелью, солёной, как морские брызги, сегодня киснет засохшим лимоном, завтра горчит, как крепкий васильковый чай. Всё зависит от любящего сердца.
– Я, как бывшая, но лучшая часть дикой ламы, знакома лишь с естественными, понятными чувствами: голодом, страхом, радостью, жаждой, свободой. Люди – странные, зависимые существа, придумали какую-то любовь – теперь мучаются.
Но свеча не слушала пряжу, она пыталась дотянуться теплом до Феюшки, пламя тревожно дрожало и коптило.
– Странно, Феюшка знает, завтра пойдёт другой снег, – думала свечка, – у Первого Снега всего один день или одна ночь, иногда только час в году, чтобы побыть с ней. Феюшка никогда не была жестокосердной, к тому же она любит Первый Снег и плачет, расставаясь с ним. Ради Первого Снега она печёт яблочный пирог с корицей, надевает лучшее платье, зажигает свечу. Он не может постучать в дверь, задержаться на пороге, распахнув руки, поймать спешащую навстречу Феюшку, долго кружить её по комнате: в тепле от счастья растает, поэтому Феюшка ждёт, забравшись с ногами на подоконник, а потом вприпрыжку бежит встречать Первый Снег на улицу. Он приносит с собой запах мандаринов и еловых веток, обнимает Феюшку мягкими хлопьями, и они кружатся в белоснежном танце. Если Первый Снег приходит вечером или ночью, то старый уличный фонарь светит влюблённым и радуется вместе с ними. Но сегодня Феюшка, увидев Первый Снег, едва кивнула – и застыла мраморным изваянием.
***
– А я говорю, ты ничего не смыслишь в сырных обрезках! Не делай задумчивое лицо, оно тебе не идет, лучше запоминай устойчивое словосочетание. Знаешь, как устойчиво я владею словами и сочетаниями? Это всё потому, что книжки глотаю в огромных количествах. Одни вкусные до последней корочки, другие – откусишь пару страниц и выплюнешь, а есть такие... только глянешь на обложку – весь аппетит пропадает. Да что я, в самом деле, мечу бисер перед свинтусом. Заруби себе на ушах, я скорее умру, чем доверю тебе самостоятельную покупку такой драгоценной вещи, как мужской шерстяной свитер. Ты же в магазин один ни разу не ходил, перед молоденькой кассиршей у тебя язык начинает заплетаться, а уж найти нужный сорт муки для выпечки – тайна тысячи и одной печати. Только сумки качественно умеешь таскать, да за диваном валяться, горе ты моё, домовóе.
Домуша, домовой со стажем, смиренно молчал, семеня по центральной торговой улочке Города, мощёной серым камнем, ловко ныряя в просветы между хозяйственными сумками. Время от времени он заботливо и нежно поглаживал оттопыренный карман поношенного коричневого пальто, застёгнутого на все пуговицы всевозможных расцветок и размеров. Карман пищал и вещал, не переставая.
– Шерстяной свитер для хозяина – это тебе не фунт кышмыша! К вопросу его приобретения нужно подбегать со всей серьёзностью. Цвет, размер, пушистость, мягкость – все имеет высокое значение. Свитер нужно не только пощупать, но потереться об него щекой, понюхать, лизнуть, в конце концов. А состав, по-иностранному написанный, а многочисленные рисунки на этикетке? Тебе, сердешному, вовек не разобраться, языком владеешь только для наклеивания марок. Вот, например, laine или, скажем, wool – что за зверь? Ага, не знаешь. А ты помнишь, какого цвета глаза у хозяина? Между прочим, выбирать свитер без учёта цветовой гаммы глаз владельца, всё равно что… Да ты меня не слушаешь!
Домуша действительно отвлёкся, безнадёжно упустив нить беседы. Любитель древностей, он с интересом разглядывал убогую лавчонку, где в витрине были аккуратно расставлены и разложены: старые, но блестящие калоши, персидский ковёр ручной работы, карты Тарó, малахитовая шкатулка с серебряными кольцами, браслетами и серьгами, два японских зонтика «Три слона» – чёрный и разноцветный, замшелый глиняный кувшин с отбитой ручкой и плотно прилегающей зелёной пробкой, и многое другое богатство, достойное пылиться в домашней коллекции под диваном. В глубине лавочки виднелся дубовый резной буфет. С его приоткрытой дверцы небрежно свисала фетровая шляпа со страусовыми перьями, снизу к буфету прислонились растоптанные высокие кожаные сапоги с медными пряжками и многочисленными порезами от когтей. У витрины развалился письменный стол красного дерева. Чтобы придать мебели товарный вид, стол связали толстыми веревками. На том, что осталось от стола, валялись в страшном беспорядке старинные книги, рулоны папируса и манускрипты. Рядом на резной тумбочке возлежала дымящаяся курительная трубка, именно она обращала на себя слишком много внимания прохожих.
Казалось, хозяина лавчонки отвлекло срочное дело, он бросил раскуренную трубку и поспешил вглубь магазина. Трубка тем временем продолжала жить своей творческой жизнью художницы. Она пускала причудливые змейки дыма, завивая их локонами, рисовала колечки, сердечки, домики, передавала послания азбукой Морзе, а когда увидела, что появился благодарный зритель, сотворила облачко в виде губок бантиком. Губки подлетели к витрине и чмокнули стекло на уровне носа ошарашенного домового. Домуша попытался ответить трубке взаимностью, но с шапки-ушанки на его глаза пала серая пелена в виде рассерженной мыши. Вид у зверька был решительный, мышь оседлала нос домового и растопырила лапы, стараясь прикрыть своим телом домушину небритую физиономию. Правда, тела, лап и даже хвоста на всю поверхность лица не хватало, но было видно, мышь собралась отсиживать эту высоту до последнего мышиного вздоха.
– Маргарита Афанасьевна, голубушка, право слово, я смотрю совсем в другую сторону, у меня просто глаза немного косят. Я любуюсь вон теми бусами из речного жемчуга, они превосходно подойдут к вашей серой шубке, – оправдывался Домуша, указательными пальцами бережно убирая с глаз долой мышиные лапы.
– Ты мне усы не заговаривай, мы же за свитером собрались, для хозяина, а здесь только старье, – мышь небрежно махнула хвостом в сторону тумбочки и, сморщив мордочку, показала трубке язык. Та в ответ сложила в воздухе дымную конфигурацию из трёх пальцев, мыши опять пришлось быстро прикрыть лапами глаза домовому.
– Марго, Домуша, какими судьбами? – на пороге лавочки появилась рослая фигура владельца.
– Добрый вечер, Чудесник-Кудесник, не знала, что вы здесь обитаете. Видите ли, у нашего Хозяина скоро Именины сердца, и мы с Домушей решили ему свитер тёплый купить, горе у нашего Маэстро сердечное. Как вчера помню, девка только вошла, села на диван, так Домуша сразу запричитал за диваном: «Маргарита Афанасьевна, голубушка, нет пыли без огня». Домуша умный, как в молоко глядел. Ведьма, ей богу, ведьма: любила, не любила, плюнула, поцеловала, к сердцу прижала, к чёрту послала. Хозяин оркестр бросил, днём отсыпается, а всю ночь напролёт такие мелодии на скрипке выводит, что голуби на крыше горючими слезами обливаются. Мужчина на диване, мужчина за диваном и ни одного кормильца в доме, денег енот наплакал. Домуша измаялся, кроссворды не сходятся, у меня пироги горят синим пламенем, хозяин в тоску ударился…
Чудесник-Кудесник задумался:
– Тут простым свитером не обойдешься, волшебный нужен, руками тёплыми, добрыми вязаный, схожу-ка я к Феюшке, она горю вашему поможет. Денька через три приходите за свитером. Да, Маргарита Афанасьевна, не волнуйтесь понапрасну, помню я глаза вашего хозяина цвета гречишного мёда, верно?
Мышь просияла:
– Спасибо тебе, Чудесник-Кудесник, я в подполе мешочек с девятью сребрениками нашла, думаю, Феюшке на покупку волшебной шерсти хватит.
***
Если взлететь высоко, окунуться в пушистое облако и хлопнуть по нему ладошкой, то посыплются снежные хлопья. Тогда ложишься на спину, раскидываешь руки-ноги и паришь, ловя прохладные снежинки губами. Сначала снижаешься медленно, словно лежа на перине, а как начнешь приближаться к земле, то уже не летишь, а падаешь камнем вниз головой, оказывается, голова – самая тяжелая часть тела. Несёшься всё быстрее и быстрее, только ветер в ушах свистит. Теперь главное – вовремя открыть глаза, сосредоточится, вытянуть руки вперёд, сложить ладони лодочкой, поймать встречный поток воздуха и вынырнуть, чтобы не удариться о землю. Ведь это только в сказках бывает: ударилась лягушка о землю, превратилась в Василису Прекрасную, а в жизни – по-другому, ударишься о землю, распластаешься лягушкой, костей не соберёшь, никакой Василисы Прекрасной не получится, выйдет, скорее, Кащея Бессмертная. К тому же больно будет, кровь пойдёт, а у меня с детства плохая свёртываемость. Не думаю, что редким прохожим понравится моя агония с эстетической точки зрения: падший ангел весь в белом, нет, лучше весь в чёрном, белый полнит, со сломанными белоснежными крыльями, снег кругом пропитан алой кровью. Кошмар! Нет, если, конечно, глазами художника на это безобразие посмотреть, то неплохая картинка получается, хотя и жутковатая. Главное – упасть и лежать в изящной позе, не приходя в сознание, и чтобы Скорая не объявилась раньше фотографов. Я даже согласна потом в реанимации долго мучиться, шокируя врачей своим чудесным воскрешением. Эх, может я бы и пала эффектно с небес, но никакой неземной красоты все равно не получится, потому что, да, я ангел, но без крыльев. Люди скажут, очередной закидон трудного подростка: «я страдала страданула, с моста в реку сиганула». Чем я только лопатки по утрам не мазала: бальзамом при ярко-выраженном выпадении волос, регенерирующим кремом для проблемной кожи, средством от перхоти, не растут крылья, хоть убейся. Без шуток, я точно ангел, мне и родители говорили, и летать умею, и бессмертием не обделена. Я даже к батюшке в церковь ходила, но он сказал: бракованный ты ангел, выходи лучше замуж, для брака сгодишься, хотя бы одного человека осчастливишь. А я, может, всё человечество хочу осчастливить, а меня сразу к плите, борщ варить?
– Вытри слёзы, вырастут у тебя крылья, когда поумнеешь и счастье научишься дарить, ничего не требуя взамен.
На пороге ангельской комнаты с розовыми занавесками и обоями в цветочек незаметно выросла Феюшка. Она прижимала к груди два свёртка: один квадратный, кремовый, словно большая конфета-подушечка, другой синий, круглый, завернутый, как огромный трюфель.
– Смотри, что я принесла, – Феюшка положила свёртки на кресло, аккуратно, чтобы не помять, развернула кремовую оберточную бумагу в серебряных звёздочках. Сверток с шорохом раскрылся, а в руках у Феюшки оказался мужской шерстяной свитер цвета темного шоколада. По воротнику, манжетам и карману вились полоски красной пряжи, будто огоньки пробегали.
– Марго и Домуша загадали нам с Чудесником-Кудесником трудную загадку, мы голову сломали, как сделать волшебную вещь, чтобы и согреть могла, и вылечить. Уже и шерсть подобрали под цвет глаз, шоколадную, от грусти сладкое хорошо помогает, и в красную пряжу огня из камина добавили, сердце согреть, и Чудесник камушек отыскал волшебный, рубиновый в виде сердечка, в карман положил, а всё равно – мёртвый свитер, хотя и красивый. Видимо, без твоей помощи не обойтись. Беги, неси своему Маэстро свитер вместе с твоим любящим сердцем. Только сердце ангела может и согреть, и вылечить.
– Я от него убежала, обидела, он меня и видеть не захочет. И потом, я же бессмертная, а он смертный, болеть будет, стариться, однажды умрёт и разобьёт мне сердце. Что я без него со своей вечной молодостью делать буду?
– Девочка, сначала ты будешь жить рядом, помогать, ухаживать, лечить, если заболеет. Даже когда состарится, он всё равно для тебя останется молодым, любящие глаза смотрят по-другому. Но всю жизнь тебе придётся собирать светлые минутки, часы, дни, что провели вместе, и складывать счастье в коробочку. А когда наступит вечная зима, то самыми холодными и грустными вечерами откроешь коробочку и достанешь немножко счастья. Главное, набрать как можно больше светлых и радостных воспоминаний, чтобы надолго хватило. Беги, начинай собирать счастье прямо сейчас и захвати с собой синий свёрток, в нём яблочный пирог с корицей для Маргариты Афанасьевны и Домуши, как сядете за стол чай пить с пирогом, так сразу же они тебя простят и полюбят, пирог-то волшебный.
Феюшка бережно завернула свитер в кремовую бумагу, вручила свёртки Анжелике и направилась к входной двери.
– Подожди, Феюшка! Я ведь тоже понемножку творю чудеса. Выгляни в окно, там, пока ты вязала свитер, сыплет, не переставая, мой друг, Первый Снег, беги, он ждёт тебя и любит. Какие чудесные он про тебя слагал песни и стихи, когда мы вместе летали. Спеши и ты собирать свои светлые воспоминания для долгой зимы.
***
Снежинки водили хороводы вокруг старого уличного фонаря, приближались Новогодние праздники, в «Лавке Чудес» толкались и шумели посетители, поэтому у трубки появилось много новых поклонников её дымного таланта. Собирателю Чудес, в конце концов, пришлось её отдать одному очень настойчивому молодому художнику, который проводил ночи напролет возле витрины магазинчика, рисуя пальцем по замершему стеклу. Юноша утверждал, что только дым от трубки Чудесника дарит ему вдохновение. У Анжелики появилось новое развлечение. Она поднималась к облаку, хлопала по нему ладошками и, облепленная хлопьями, стремглав, с воплями и хохотом, летела вниз в объятия Маэстро. Нужно отдать ему должное, он ни разу её не уронил, а, может, всё дело было в волшебном шоколадном свитере? Маэстро даже сочинил «Снежную рапсодию для хлопьев с ангельским воплем» и напевал ее, так что Анжелика теперь летала под музыку.
У Марго больше никогда пироги не горели синим пламенем, особенно ей удавался яблочный с корицей, а у Домуши разгадывались за диваном самые трудные кроссворды.
***
Феюшка сидела на кухне под зелёным абажуром и улыбалась, низко склонившись над вязанием. Вплетая в пуховый шарф новую волшебную сказку, она тихо шептала. Правда, если заглянуть в вечно распахнутую дверь ее квартиры, поспешить на кухню, сесть рядом с Феюшкой и прислушаться, то все равно, боюсь, не каждый сможет разобрать слова чудесной истории, ведь услышать феюшкину сказку может лишь тот, кто любит, скучает и ждëт…
Пойду-ка я теперь в Крокодолию рассказывать сказку про Парижскую коммуну, какой-никакой, а летний праздник всё-таки  Айда со мной?
Сообщение отредактировал lucyforrer - Четверг, 15 Май 2014, 15:08 |
| |
| |
Неужели догадались?
Должно быть неимоверно вкусно, ведь Вы Мастерица на все руки.
