| solveyg | Дата: Понедельник, 27 Янв 2014, 23:34 | Сообщение # 1 |
 Доцент НИИЧАВО
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 741
Награды: 24
Репутация: 22
Статус:  | КАК ЛЁЛЬКА НА МОРЕ ОТДЫХАЛА.
- Дорогие бабы Ёжки, приглашаю вас на именины. Морской царь, – зачитала Мотя телеграмму, что с утра сова принесла.
- Ну шо, сестрёнки, тряхнём стариной, гульнём на курорте! – предложила Зося.
- Ура! – закричала Лёля и давай с Буськой кружиться, – Мы на море едем!
- Угомонись, егоза, надоть вещи собрать, да лешего попросить приглядеть за избушкой.
Порешили на том и стали собираться. Вещей с собой особо брать не стали, чай, на море прикупить можно. Да и полетели. Мотя как старшая впереди, у неё и ступа скоростная. За ней Зося, а последней Лёлька с Васькой летят. Долго добирались, да и погода потрепала, пару зонтиков поломали, но на Чёрное море ровно за два дня до именин попали.
Избушку им выделили на одиноком утёсе, прямо над морем. Красотища! Солнце, море, пляж.
- Пойду–ка я осмотрюсь, – решила Лёля, пока сёстры устраивались.
- Иди уже, егоза, всё от тебя толку нетути, – разрешили Ёжки.
Крутанулась Ёжка, ножкой топнула и превратилась в маленькую девочку.
- Мотя, Мотечка, дай денюжку, – заканючила Лёля.
- На шо тебе гроши, растрата ты эдакая?
- Как на шо, на улице жара така, одёжу прикупить надоть, да и покушать чегой-то, – оправдалась Ёжка.
Сёстры повздыхали, но денег дали. И помчалась Лёлька в город. А южный базар – всем базарам базар. Можно целый день ходить, и не обойдёшь весь.
Долго Ёжка бродила, чего только ни увидела. Моте шляпку купила, Зосе – зонтик от солнца, а себе дивного сиреневого цвета – купальник.
Сёстры, конечно, поругали за растрату, но так, не сильно.
- Завтра на пляж едем, – распорядилась Лёлька.
Но с утра сёстры заартачились, мол, дел у них полно. Так Лёлька с Боровичком и пошла. Кот лапу в воду сунул, мордочку скривил и выразив фунт презренья воде всем своим видом, свернулся калачиком на камушке и придремал. Лежит Ёжка на солнышке, то один бочок под солнце подставит, то другой. Хорошо!
Слышит Лёлька шум, глаз один приоткрыла, глядь, пришла компания молодых ребят. Музыку погромче включили и давай праздновать. Шумно стало, орут, едят, пьют, а что хуже всего, мусор вокруг себя разбрасывают. Смотрела, смотрела Лёлька на это безобразие и не выдержала.
- Вы пошто, ироды вы этакие, творите, мусор разбрасываете, всё вокруг загадили?
А ребята хохочут нагло.
- Иди отсюда, малявка!
Осерчала Ёжка, топнула ногой – как поднялся весь мусор в воздух, закружил, да и кинулся на вредителей. Те бежать, а мусор не даёт, в воду загоняет. Кому пустая бутылка по лбу стукнет, кому пакет в запазуху залезет и давай щекотить, а кому и Буська под зад когтями для скорости поддаст. Визг стоит на пляже, одна Лёлька улыбается. Так и оказались парни в воде по колено, стоят все мусором облепленные. Взмолились они, прощенье попросили.
- То-то же, природу беречь надо!
Топнула Ёжка снова ножкой, появились у них в руках пакеты для мусора, молодёжь обрадовалась, всё с себя поснимали и туда сложили. И быстро так побежали мусорные контейнеры искать.
Тихо стало! Чисто! Сидит Лёлька, ножками в воде болтает. А волной пакетик целлофановый прибило, в нём кто-то шевелится. Развернула Лёлька его – крабик маленький запутался. И ждала бы его верная смерть, если бы на глаза Ёжке не попался.
- Повезло тебе, манюня. Плыви, – отпустила его Лёля. – Энто ж живое существо, ему помощь нужна.
На именинах Ёжки погуляли хорошо. Весело было. Домой довольные явились, фотками все стены избушки обвесили. Зимой так хорошо на солнышко смотреть.
КАК ЁЖКА В ПОХОД ХОДИЛА
Пришла как-то раз Ёжка в гости к Тане.
- Лёля, а давай ты со мной в лагерь на недельку поедешь? – предложила подружка.
- Я.. в лагерь… - растерялась Лёлька, – но кто же меня туды возьмёт?
- А мы учительнице скажем, что ты моя двоюродная сестра, и мама попросит. Давай поедем?
На том и порешили. Лёлька своим сказала, что в соседний лес к кикиморе болотной отправилась. И рано утречком вместе с Таней была возле школы. С шумом, гамом весёлая толпа детей погрузилась в автобус, и к обеду были на месте.
Лагерь был маленький – деревянные домики на бугорке в лесу. После вкусного обеда лагерь погрузился в сон, только Ёжке не спалось, решила она прогуляться. Идёт по лесу, по сторонам поглядывает – там веточка надломана. Нехорошо: глянула – приросла веточка. Там муравейник разорён – моргнула Ёжка – стоит как новенький. Птенца кто-то из гнезда достал и бросил – непорядок – дети всегда с родителями должны быть – повела носиком Лёлька – и оказался горемычный на дереве.
«Энто хто ж тут шкодит» - удивляется Ёжка. Дымом потянуло, костёр кто-то разжёг. И действительно, на поляне Танюшкин одноклассник, Тимка, распалил костёр.
- Ты пошто ж шкодишь, вредитель ты эдакий, – осерчала Лёлька и стала костёр тушить, – это твоя работа – муравейник, птенец да сломанное дерево?
- Ну, моё, – смеётся Тимка, ничуть ему не стыдно за дела свои.
- Ах так, сейчас ты у меня попляшешь! – пообещала Ёжка и топнула ножкой.
И стал Тимка деревом, стоит такой зелёненький, ветвистый, на ветерке качается, а тут бежит мимо детвора, и каждый по веточке, так просто, отламывает. Стоит Тимка-дерево, плачет от боли.
Топнула снова Лёлька ножкой, и вот уже Тимка – муравей. В муравейнике трудится, дом свой с любовью строит, еду добывает, другим помогает. А Ёжка взяла палку и муравейник разорила. Сидит Тимка-муравей, горюет – нет у него дома.
Ещё ногой Лёлька топнула. Теперь Тимка – маленький птенчик. Откуда ни возьмись, мальчишка, на дерево залез, птенца достал, поиграл-поиграл, да и бросил. Сидит Тимка-птенец в траве, холодно ему и страшно.
Но и тут не всё закончилось, снова Ёжка ножкой топнула. Стоит Тимка в горящем лесу. Всё вокруг полыхает, деревья полыхают, птицы на лету сгорают. Всё живое погибает. Вот зайчик с обожженными лапками к Тимкиным ногам прижался. Прижал он к груди зайчонка, мечется по поляне, а выхода нет, горящий круг смыкается. Стоит Тимка, слёзы градом по лицу текут.
Очнулся пацан. Солнышко, лес и никакого огня, лишь Лёлька рядом.
- Ой, Лёля, что мне сейчас приснилось! – и давай взахлёб ей рассказывать. – Никогда в жизни я больше так делать не буду, – поклялся он Ёжке.
Улыбнулась Лёлька. Молодец Тимка, все понял правильно.
- Странные вы, однако, люди. Сначала делаете, а потом думаете.
А вечером началась самая настоящая гроза, и дождь лил всю ночь. Перед рассветом тревожно стало Ёжке, все спят, а ей не спится. Вышла на улицу, а там гром гремит, ливень стеной стоит, молнии сверкают. Воды столько, что уже к лагерю поступает. Спасать надо!.. Откуда ни возьмись, Танюшка.
- Лёля, Лёлечка, мы все утонем? – прошептала девочка.
- Нет, нет Танечка, мы справимся, – твердо ответила Ёжка, – только мне, мне… превратиться надоть.
- Как превратиться? В кого превратиться?
- Ну… в общем… я… это… в общем, я… Ёжка я. Превратиться надоть, шоб сила моя полная была, – губы Лёльки задрожали, – Ты, наверно, со мной дружить перестанешь?
- Что ты, что ты, ты ведь мой друг, а настоящих друзей любят независимо от того, как они выглядят.
Улыбнулась Лёлька сквозь слёзы, топнула ножкой и стала Ёжкой. И Танюшка совсем её не испугалась, улыбнулась и погладила по плечу.
Вытянула она руки перед собой, заклинанье прошептала, и вода остановилась, бьётся словно об стену и назад откатывается... А дождь всё идет, а вода всё прибывает. Не выдержать Лёльке одной долго, не устоять.
Надо подмогу вызывать. Отправила она сёстрам телеграмму попутной молнией. А вода всё прибывает. Стала Танюшка рядом, свои руки к ёжкиным прижала, и уже не одна сила, а две. Притормозила водная лавина.
А тут и Ёжки на ступах явились. Злющие обе. Лёлька Танюшку собой прикрыла от греха подальше.
- Фу, фу, человеческим духом здесь пахнет. Ты пошто, Лёлька, творишь, непутёвая, ты шо, энтим людишкам неблагодарным помогать собираешься? – осерчала Мотя.
-Тьфу, да от них один вред. Сейчас же собирайся и домой! – присоединилась к ней Зося.
- Не полечу я домой, и их не брошу. Они мои дети и они мои друзья. Я с ними останусь, даже если лагерь затопит.
Удивились Ёжки. Пошептались, деваться-то некуда, чай, сестра родная.
- Хорошо, поможем мы, но с уговором. Больше ты с людишками не якшаешься во веке веков. Клянись.
Вздохнула Лёлька и поклялась.
Встали они спина к спине, и Танюшка с ними. Собрались силами и остановили воду, отступила она и в речку вся утекла. Гроза кончилась, небо очистилось. Солнышко из-за тучки выглянуло.
Стоят бабы Ёжки с Танюшкой грязные, мокрые и счастливо смеются. Победили непогоду!
- Тепереча и домой можно, завтракать уже пора, – предложила Мотя.
- Ой, я же сметану на столе оставила, энто тепереча Лёлькин ирод хвостатый точно её слопал, – вспомнила Зося.
- Да ладно, пущай лопает, чай, не последняя, – рассмеялась Лёлька.
- Собираемся! – Скомандовала старшая.
Засобирались Ёжки, в ступы уселись, только младшенькую ждут.
- Танюшка, лететь мне надоть.
- Лёля, Лёлечка, миленькая, ведь ты ещё вернёшься?! – зарыдала девочка, обнимая Ёжку. – Правда вернёшься?
- Я не могу, не могу я… я клятву дала… энто не от меня зависит, – заплакала Лёлька, отрывая руки Танюшки от себя.
И бежала девочка за летящими ступами, бежала, падала, вставала и снова бежала. И всё Лёлю звала. Но вскоре они превратились в точки и совсем исчезли. Села Танюшка на траву и горько зарыдала.
«ВМЕСТЕ МЫ – СИЛИЩА!»
Тихо в избушке на курьих ножках, только часики-ходики на стенке тик-так, тик-так. Мотя с Зосей на цыпочках ходят, разговаривают шёпотом – слегла Лёлька после той ночи, не ест, не пьёт. Одеялом с головой укрылась, лежит, а главное – молчит всё время.
Избушка с ноги на ногу переступила, затихла, внимательно прислушиваясь к происходящему внутри себя, потом ногу об ногу почесала и, не удержавшись, вопросительно кудахтнула.
- Спит ещё, - шикнули на неё сёстры. – А ты тише топай, кастрюли в шкафу гремят.
- Кудах, - ответила избушка и, приподнявшись на цыпочках, двинулась по опушке, тихо раскачиваясь, при этом нежно прикудахтывая.
- Ишь ты, укачивает, да ещё колыбельную поёть, - хмыкнула Зося.
- Пущай поёть, спокойнее как-то, - вздохнула Мотя.
- Говорила тебе, нельзя младшенькую в город пущать, сглазят её людишки. Говорила?!
- Окстись, Зоська! Кто в доме старшой? Энто ты всё причитала – вот Кощей колбасу не колбасу, сыр не сыр трескает, а мы шо, хуже? Чьи слова? Вот и натрескались.
- Ага, Мотя виновата, как лопать – так все вместе, а как отвечать – так Мотя! Мало ли што я говорила, у вас голова где была? – взвизгнула Мотя.
Лелька зашевелилась на кровати, тяжело вздохнула и затихла.
- Тише, тише, ишь, разоралась, - урезонила её Зося. – Пусть чадушка поспит ещё, может, повеселеет. Чай, всю ночь ворочалась.
А тут скрипнула дверь, и в дверной проём просунулась голова лешего.
- Ну, шо тут у вас? Как младшая?
Бабки Ёжки замахали на него руками.
-Я, энто, грибочков тута насобирал, – прошептал леший. – Может, откушает Лёлюшка, чай, весь лес протопал, самых красивших набрал.
Поставил лукошко на порог и исчез.
- Лёльк, а Лёльк, хошь, грибочков пожарю? – приступила к ней Мотя. – Со сметанкой. А, Лёльк?
- Опять, наверное, мухоморов притащил, – буркнула Ёжка из-под одеяла.
Глянула Мотя – и то правда, в лукошке одни мухоморы.
- Вот старый хрыч, опять сослепу одних их и набрал. Выкину щас, - возмутилась Мотя .
- Не надо, - остановила её Лёлька и, всхлипнув, добавила, - зато они красивые очень, пущай покеда стоят.
А мухоморы и взаправду хороши, хоть на выставку неси – сочно-синие, красные, зелёные, да ещё впридачу все в крупный белый горошек. Чудо как хороши!
- Ну, как скажешь, - согласилась Зося, - Пущай стоят. Ты только не плачь Лёльк, не плачь. Я сама за грибочками слётаю.
- Не надо, – снова всхлипнула Лёлька.
Вздохнули сёстры, сели рядышком и пригорюнились.
Тут на окно Фомка со всем своим выводком приземлилась, а они давай верещать, но мамаша-сова их быстро угомонила: каждому по подзатыльнику – и тишина.
- У-у-х-х? – спросила Фомка.
- Вот тебе и «ух». Не хочет ничего, и трошки хлебушка не съела.
- У-у-х-х… - расстроилась Фомка.
- Да и мы про то же, - согласились с ней Ёжки.
С писком и визгом в двери влетели белки – орехи притащили.
- Тише вы, ироды окаянные, носятся тута как угорелые, - цыкнули на них сёстры. – Чай, хворобый в доме.
Белки притихли. Орехи горкой на полу сложили.
- Ишь, орехи припёрли. Срамота одна, да я ж вам их с утречка и дала,- возмутилась Зося.
- Да ладноть тебе, они ж от чистого сердца. Чай, сами не слопали, а Лёльке принесли. Однако, переживают, - заступилась Мотя. – Идите уже, не докучайте, лучше ляктричество делайте, глядишь, Лёлька телявизор поглядеть захочет.
Белок как ветром сдуло, умчались выполнять свои домашние обязанности.
Опять тихо в доме. Вдруг в двери постучали.
- Энто хто тут вежливый такой, - удивилась Мотя и распахнула двери. А там стоит мужичонка – небольшой такой, при галстуке да при шляпе, в общем, эдакий франт, а по-нашему гарный хлопец. Он в дом быстренько прошмыгнул, и давай к сёстрам приступать.
- Мадам, разрешите приложиться к ручке, - да как схватит Мотю за руку. Та вырывать, а он не выпускает, ещё крепче держит да ручку целует. Мотя зарделась вся, платочек поправила, подол одёрнула. Стоит сама не своя.
- Да хто там, - выглянула из-за сестры Зося.
- Ах, да тут целый цветник, - восхитился мужичонка. – Какая стать, какие очи. Есть, есть, - пригрозил он кому-то пальчиком, - ещё шикарные женщины среди нашей нечисти. Разрешите к ручке приложиться?
Он к Зосе, та от него, руки под фартучек спрятала, но засм-ущ-а-л-а-с-я. Понравились комплименты, женщина всё-таки, хоть и баба Ёжка.
- А ты хто такой, однако, как звать-величать? – придав строгости в голосе, спросила пришедшая в себя Мотя.
- Разрешите представиться, потомственный домовой Кузьма Кузьмич Кузьмичёв, – и ножкой шаркнул. –На данный момент проживаю в городе N, улица Дружбы, 16.
- А доку´мент имеется? – строго поинтересовались Ёжки.
- Какой доку´мент. Какой такой доку´мент? – растерялся Кузька.
- Какой, какой – с печатью, - потребовала Мотя.
- Мадам, да какие в наше время печати у домового. Вот он я весь на лицо тута – красивый, молодой и без доку´мента.
- Вот-вот, шастают тута всякие без документа, а потом на огороде огурцов недочёт.
- Вы на что, мадам, намекаете? Я, потомственный домовой – и огурцы таскаю? Напраслину возводите, мадам, как можно… - оскорбился домовой.
- Ишь, обижается ещё, явился незнамо откуда, хвост распушил, пятух гамбургский, – осерчала Мотя.
Кузька от таких слов опешил.
- Шо гляделки вылупил, как мешком из-под угла вдаренный?!
- Насмешку надо мной строите, не ожидал, не ожидал, а с виду культурные дамы, давеча чуть за королевишен не принял. А оно…
И понеслось, сестре на подмогу Зося кинулась, а Кузьме тоже палец в рот не клади, и завертелось – чуть дело до рукопашной не дошло.
- Да хватит вам, - подала голос Лёлька. – Ты чегой, Кузька, явился.
- Лёля, Лёлюшка, - подскочил к ней домовой. – Танюшка наша приболела. Лежит, страдашная, не ест, не пьёт, истончилась вся. Спасать надо. – заголосил он.
Подскочила Лёлька, заметалась, давай одеваться, а потом глянула на сестёр и притихла.
- Не могу я, Кузьма, - заплакала Ёжка. – Не могу-у-у. я сёстрам слово дала.
Текут слезинки по лицу крупным горохом, да прям на Боровичка, что в ногах пристроился. Он их на лапу ловит, слизывает да жалобно так подвывает.
- Как не можешь? Как не можешь? – возмутился домовой. – Теперяча что, дитю погибать?
Лёлька зарыдала в голос, и тут началось: Боровичок истошно замяукал, домовой завсхлипывал, Филька заухала, избушка по опушке забегала-закудахтала, всё в доме затряслось, загремело, белки на шум примчались – давай верещать, даже леший приковылял, узнать, не от его ли мухоморов так зашевелились.
- Цыть! – шикнула Зося, и все разом замолчали и посмотрели на сестёр, внимательно так глянули.
- А шо мы-то, шо мы-то, - смутились Ёжки.
- Я, дамы, был о Вас лучшего мнения. Мне ещё папа в юности говорил: Кузя, бабы Ёжки – это добрейшей души женщины, - приступил к ним домовой. – Они, Кузьма, среди всей нечисти – самых благородных кровей. А на деле что?
- А шо на деле, - ещё больше смутились Ёжки. – Шо на деле, мы разом не против. Могём слово отпустить. Мы ж не изверги какие. Дитё невинное губить, - замахали руками сёстры.
Все бросились Ёжек целовать да обнимать. Те покраснели, как маков цвет
- Надо – знать, надо, не душегубы же мы, иди, Лёльк, иди, – порешили они.
Ёжка помчалась в гараж. Кузька подзадержалс,я всё расшаркивался, к ручкам прикладывался, комплименты раздавал, пока Лёлька не вернулась и не подхватила его подмышку. В ступу прыгнула – и в город, так торопилась, что прям на ней у Танюшки в огороде приземлилась (хорошо, погода облачная была), на ходу обернулась – и в дом.
Танюшка как её увидела – враз повеселела. Всплакнули, конечно, немного, женщины всё-таки, им без слёз никак нельзя. А потом пироги пекли всей семьёй да куклам платья шили. А смеялись так, что подвески хрустальные в люстре звенели.
А Кузька пирогов наелся – и за печку дремать.
«И что тут делить, ну что делить? Она Ёжка, я домовой, Танюшка – человек, но вместе-то нам хорошо! А когда вместе, это же силища какая, всё победить можно!» - думал, засыпая, домовой.
Нельзя сидеть на месте — вдруг где-то рядом оазис?
Антуан де Сент-Экзюпери
|
| |
| |
