| мистер_гоблин | Дата: Пятница, 09 Авг 2013, 12:18 | Сообщение # 1 |
|
Группа: Удаленные
| Скво
С чего все началось? Началось с мелочи.
Я рассыпала на остановке желтые и серебристые кружочки из кошелька. Они разлетелись по асфальту, звеня и подпрыгивая.
Я быстро присела, мельком увидала саму себя в зеркальном колпаке на колесе междугородного автобуса.
Ну что за неряха: прекрасный пиджак серого цвета весь в пыли. На белой кофточке след какой то мазуты. Пепельные волосы растрепаны, серые глаза слишком велики для овального лица. Тушь давно смылась. О помаде и говорить нечего. Но это мелочи. Их можно приобрести в ближайшем магазине.
Все еще сидя на корточках и поправляя волосы, я выронила наушник. Может, поэтому я услышала хруст гравия справа от себя. Вначале я увидела рыжие ботинки на толстой подошве. Такие носят «пустынные странники» из американской пехоты. Обувь для жаркого климата. Рыжая камуфляжная куртка, ранец такого же цвета, даже винтовка м-16 выкрашена в бледно желто-оранжевый.
Лицо типично американское: квадратная челюсть жующая жвачку. То дебильно превосходящее всех во всем выражение тупого америкоса.
Я вставила в ухо наушник. Цой пел про уходящее лето. Музыка была в самый раз.
Я с достоинством поднялась. Одернула короткую юбку. Стряхнула воображаемую пыль со своего плеча. Испытующе посмотрела на него снизу вверх.
«Я не просила вас приходить в мою страну. Я не просила вас устанавливать ваши порядки в МОЕЙ СТРАНЕ. Но вы пришли. Вы подписались на то, о чем будете сожалеть всю свою недолгую жизнь.
Я вырвала из его рук винтовку и без замаха саданула прикладом между его подбородком и воротником стоечкой.
Люди на остановке молча смотрели, как заваливается навзничь американский солдат. Никто не вызвался мне помочь.
Что ж… Они всего лишь люди. Они привыкли. Человек приспосабливается ко всему.
Стеклянная остановка. Яркая вывеска мтс. Реклама. Стройная стюардесса в синей униформе. Аэрофлот. Желтый орешек из эмендемс смотрит на меня и улыбается.
В наушнике стук. Стук проводов, - поет Цой - Но странный звук зовет в дорогу. Может сердце, а может стук в дверь.
Я слышу, как колотится. Мое сердце. Оно трепыхается в моей груди и отчаянно боится.
Не верьте про героизм. Его нет на самом деле.
Есть лишь холодная ярость. Ледяная рука, останавливающая бешеный ритм.
Я вскидываю м-16 калибр 5.56 вес 3.85 здоровенная полуавтоматическая винтовка в женских руках. Выглядит героически. Я присела на одно колено и глянула в зеркальный колпак колеса автобуса.
Поправила ремень на плече. Встала, придвинулась вплотную к хромированному столбу остановки. Подняла винтовку, сняла с предохранителя. Передвинула рычажок на одиночную стрельбу. Дальность восемьсот. Там, в конце улицы американские солдаты. Оптический прицел с мягкой резиной. Теплый ствол. Горячая сталь.
Боже, какая она горячая!
Стук стук, - падают в пыль медные гильзы. Я слышу только голос Цоя. «Верь! И опять на вокзал, и опять к поездам,
И опять проводник выдаст белье и чай»
Ток по рукам. Отчаянно звонит телефон. Вибрирует в кармане.
Бесшумно разлетается стекло рекламы.
В пыли на осколке ухмылка желтого орешка из эмендемс.
Они зовут меня русской скво. Они боятся меня и охотятся как на дикого зверя. Я вне закона. Я
Я зачем то вспомнила, как в прошлом году в порт на камчатке один за другим входят американские военные корабли. И слова старенького мичмана говорящего тихо тихо: в который раз мы войну просрали…
Отвернулся и пошел вытирая слезы опираясь на палочку.
Однажды, мы увидели на улицах своих городов солдат в сером камуфляже из мелких кубиков.
US на рукавах курток. US на стальных серых шлемах и касках.
Должно быть, прав был старый мичман. Мы проиграли войну так ее и не начав.
Нас купили кредитами. Вместо двадцати пяти процентов сбербанка нам предложили от одного до трех честных американских процента. Квартиры, машины, все стало доступным как никогда.
Никто и не собирался роптать. Всем все нравилось. Даже неподкупность американских полицейских. «никогда и нигде вы не посмеете дать полицейскому взятку. Вам сразу же наденут наручники и отвезут в участок»
Но что-то у них пошло не так. Пряник оказался слишком приторно сладким.
Я видела, как русский спецназовец режет такого же русского, говорящего с ним на одном языке, но думающего иначе.
Представьте, как американский солдат, который с детства ненавидел русских, разбивает головы прикладом непослушным русским детям. Как пьяные джи ай с гордыми буквами us на касках врываются в ваши дома всего лишь по одной простой причине:вы подозреваетесь в терроризме. Сможете ли вы в таком случае защитить от одурманенной наркотиком здоровой черной обезьяны свою семью и детей?!
Вы не увидите этого по телевизору. Вам не покажут ни крови ни обмана продажных политиков. Вас не коснется эта война. Пока
Пропаганда американского образа жизни льется на вас сверху, и вы внемлите ей как единственно правильной.
Я не призываю вас убивать американских солдат. Живите. Пока они вас не тронут. Это не ваша война.
БОНЗО
Другая война
Все было по старинке: пушки, самолеты, бронетехника…
Вот только у танков броня стала крепче и управление дистанционное. А самолеты летали слишком высоко, их даже не было порой видно, лишь откуда-то с неба сыпались бомбы: вакуумные, напалмовые, кассетные, начиненные миллионами ядовитых шариков, и просто звуковые бомбы, от которых начиналась эйфория переходящая в безумие.
Небо над Алапаевском было безмятежным. Американские самолеты сбрасывали бомбы только в первую половину дня. С боеприпасами у них становилось все хуже и хуже. Слишком сильно растянут военный фронт, слишком сильно страдали их военные эшелоны от рук партизан. Бруствер из стальной монорельсы и неглубокий окоп, сделанный японским трактором прятал старшину Гайматуллина и рядового Родина. Чуть поодаль, в таком же окопчике рядком сидели собаки. Числом шестнадцать душ. Две или три дворняги, несколько лаек, разномастные овчарки, и водолаз с коричневым подпалом.
Родин принес два котелка с кашей. Два ломтя хлеба.
- Воды только мало... Нет воды. Хоть тресни. Весь правый берег под обстрелом. Вода в пруду шипит, словно гейзеры проснулись. Нейва обмелела. Хоть пешком по ней топай. Только для раненых воду носят. Да и то мало. Люди все наперечет. Двое за водой идут, а возвращается один.
Он говорил это быстро, невнятно, откусывая одновременно хлеб и черпая ложкой кашу.
- Ты бы не ел при них, - без выражения сказал Гайматуллин, - собаки то голодные. Со вчерашнего утра не ели. Смотри, съедят.
- Родин поперхнулся, отложил в сторону котелок, с опаской посмотрел на лежавших рядком собак.
- Без индекса, ни номера на них, ни паспорта. - Сказал Гайматуллин. - Бичевские собаки. Ни имен, ни званий. Набрал по окрестным помойкам. Две недели на подготовку и все. Шестнадцать душ. Почти две роты набралось. А людей совсем
нет. Кто сбежал, кто погиб. Ты бы убег?
- Убегу, как то представится такая возможность, - сказал Родин, - осточертела эта война. Домой хочу. Менеджером. Или продавцом в магазин электроники. Хоть куда. Лишь бы домой.
- А дома то и нет, - сказал Гайматуллин, - заровняли твой городок. Поле там. Хоть цветочки высаживай.
Американцы все сделают на свой лад. Слышишь, пытаются даже дома под себя строить. Полагают, что если дошли до Урала, то все, война окончена.
Родин вытер испарину со лба, - Жарко. Солнце печет.
- Полдень, самое пеклище, - ответил Гайматуллин, - скоро уже, - во-он точка на горизонте, видишь? Первый танк. За ним пойдут еще и еще. Это поле в длину пять километров. Я здесь каждую кочечку знаю. До войны на тракторе пахал. Вначале рожь, а после пшеницу.
- Может сами собак как ни-будь назовем? – Спросил Родин.
Гайматуллин с хитрым прищуром посмотрел на Родина. - У американцев собак знаешь, как называют? Вот так: Бонзо уан, Бонзо ай тью… - не слыхал?
Родин ссутулился и отрицательно качнул головой. - Нет.
- А мне вот приходилось, - сказал Гайматуллин, - я, когда самолет потерял... - он слегка запнулся, - знаешь, иногда лучше как тот герой... подбили, падаешь и рукоятку от себя и в американский эшелон. А я побоялся. Смерти побоялся. Веришь, за секунду все промчалось. Представил, как в баки с горючкой сейчас грохнусь и даже горсточки праха...
- Выпрыгнул.
- Ну а как? Я же крещеный, а как без погребения то? После американцы подобрали. Побили, как следует прикладами, поизгалялись. Как без этого. И в концлагерь.
Вот там-то я с их овчарками и познакомился. Шерсть только у них черная, видать, специально подбирали.
А так-то собаки собаками. Только цвет черный. Во, как у него, - Гайматуллин кивнул в сторону, где в воронке от фугаса сидел долговязый ополченец. Собака подле его ног была лохматая, черная.
- Это водолаз, - сказал Родин. Добрый.
- Вот. А те злые. Их специально на людей натаскивают. Показывали, что бы воочию нагляднее было. Вывели как то одного из наших, и сказали: беги бегом марш! Через площадь. Ну, он и побежал. Наискось. Думал, успеет. Там дверь в колючке открытая. Добежишь - твоя взяла. Пайка и выходной день - все по-честному. Развлечение ... Они ставки ставят, криками подбадривают, - jogging, russian bastard. jogging march!! Бегом, значит. Да только...
Одна из собак повернула морду, коротко гавкнула.
- Тихо! - Сказал Гайматуллин, - здесь тебе война, поняла? Морду из окопа высунешь, и каюк поминай как звали. Поминай, как звали… Слышь, Родин, а давай собак по именам. У них ведь тоже душа, поди есть?
- Тот вон пусть будет Шарик, - сказал Родин. - А у ополченца нашего водолаза Касьян зовут. Я мимо проходил, так он все Касьян да Касьян. Уткнется в шерсть ему и плачет.
- Не ври, не плачет он. Шепчет, - сказал Гайматуллин, - молитву.
- Учитель он.
- Пусть будет учитель.
- Я собаку, там, в концлагере ихнюю приручить сумел, - сказал Гайматуллин, - мякиш кидал незаметно. Их там кормили еще хуже нас. Что бы злее были. Потом и сам убег. Среди бела дня.
Солдат, что меня за пределы периметр водил, никак в толк взять не мог, почему пес ко мне все время ластится.
А я ведь электрик. Что хочешь могу починить. А у них электрика током шибануло. Насмерть. Ну вот, меня под конвоем за пределы лагеря на угловую вышку, что бы фонарь чинить. Я еще подумал, эх, была не была, как окажусь там, солдата что наверху за борт, а сам за пулемет. И так вас всех гады! Скольких положу, а потом пусть хоть собаками травят. Мне все равно.
Подумал так и понял, что не все равно мне. Рано умирать еще.
Ну и подошли к вышке той, а у меня два противоречивых желания: поквитаться или убежать? Погибнуть героически или душонку трусливую свою спасать?
И вижу, что на вышке солдата нет. И шанс лучше некуда. С этой стороны лес почти примыкает. Метров сорок всего, а охрана у меня - солдатик из новобранцев пороху не нюхавший. И собака, которую я приручить смог.
Он ей: Watch! Bonzo! Provide. Я поворачиваться стал и как будто споткнулся. Там у него штык нож... ну и в общем, тихонечко я его так к стеночке прислонил, словно отдыхает он. А собаку отцепил с карабина и скомандовал You are free Bonzo! Понимаешь, дворняга ты этакая? Беги!
Не знаю, понял ли он мой школьный английский, однако хвостом завилял. Я погладил его. – Беги, друг… Он руку мне лизнул. И так, словно прощается. Я говорю: или со мной побежишь или застрелят тебя.
Он головой помотал. Остался. Я потрепал его в последний раз по загривку. Хорошая ты, говорю, псина. Ласковая.
Потом, видать, спохватились. Рано, думаю. Ну да ладно, пусть.
Через ручей следы авось потеряют. Я уже далеко отбежал. И лай вдруг затих. Обернулся, а пес мой с двумя сразу сцепился. На секунду остановился. Мне показалось, далеко, правда, глаза у него остекленели стали. И словно приказ в них, беги, мол, друг, задержу я их... И выстрел раскатом. Я потом долго этот выстрел... как колокол в набат в черепушке моей. Нет больше моего Бонзо, нет. На всем свете нет.
Гайматуллин замолчал, мусоля «парламент». - Дай бог, свидимся с ним...
Лязг гусениц прервал заполонивший все звон кузнечиков. Псы как учили, выскальзывали один за другим и бегом, по диагонали, петляя как зайцы, мчались к заслоняющим небо танкам. Псы хотели есть. Они знали, что в движущихся картонных макетах для них припасена еда. Они ведь не знали...
Один, второй, третий. Собаки не успевали скинуть ранцы и подрывались прямо под танками. Только короткий визг перед взрывом.
Один пес повернул обратно скуля приполз обратно, уткнувшись мордой в край окопа. Гайматуллин взглянул в коричневые полные слез глаза пса и протянув руку втянул его за ошейник в окоп. Бок у собаки был в крови.
- Бонзо бы не струсил. Да ладно, ты ведь Шарик.
Может, свидимся... - оглянулся. Вытер ладонью испарину.
Родин неподвижно сидел, уставившись в небо. Сигаретка в углу рта тихонечко тлела. Небо было безмятежным и каким-то ласковым что ли...
Близко близко ухнул вывороченный ком пахнущей родным домом земли.
Гайматулин
Открыв рот, словно зевая, чтобы не лопнули барабанные перепонки, а еще, быть может, чтобы услыхать как рванет в небо последний танк, - взял ранец со взрывчаткой и рывком, как учили, поднырнул под пышущее жаром нутро громыхающего стальными катками монстра
Сообщение отредактировал мистер_гоблин - Пятница, 09 Авг 2013, 15:45 |
| |
| |
