| 
					| Kristina-Ustinova | Дата: Суббота, 17 Дек 2022, 13:18 | Сообщение # 1 |  |  Зашел почитать Группа: Постоянные авторы Сообщений: 55 Статус:   | 7 На следующее утро Фундук ушел, а Йозеф отходил от похмелья, чуть ли не окунувшись в чан со льдом. Иосиф застал его на кухне, изложил свой план и попросил номер Даммера. Йозеф поджал губы.
 — Нет, я, конечно, могу тебе и номер дать, и все такое; тем более как раз у нас не хватает рабочих, но оно того стоит? Сейчас не самое лучшее время, чтоб туда соваться, да и ты... ну, не совсем подходишь, я так думаю.
 Уголки губ поэта опустились вниз.
 — Почему?
 — Это тяжелая работа, там надо мешки таскать. Ты будешь потом приходить, валиться с ног от усталости. Для начала лучше устройся в библиотеку или куда-нибудь еще, там уж ты будешь как рыба в воде.
 — Вот еще! Я что, по-твоему, не мужик? — Он обнажил руки и показал бицепсы. — Видал?
 Йозеф прыснул.
 — М-да, трясусь от страха... Ладно, коль хочешь, дам номер. Только ты, это, потом не жалуйся.
 Глаза Иосифа заблестели; перспектива утереть Джуте нос не оставляла его в покое, заставляла кровь бурлить. Поэт сразу же позвонил Даммеру и договорился о собеседовании. Встречу назначили на сегодняшний день, на воскресенье, и он отправился на фабрику. Она представляла собой типичное серое здание, где запах древесины смешался с по́том и копотью, горелым и едва ощутимым ароматом гуляша из столовой. Было необычайно жарко, не спасали даже настежь открытые окна, а потолок и вовсе полностью почернел от копоти. Директор, невысокий человек с бородкой и в очках, провел с неопытным студентом беседу и предложил перетаскивать мешки с различными материалами. Пять дней в неделю, по два часа во второй половине дня — как студенту. Зарплата — пять марок в месяц, две авансом. Не разойдешься на широкую ногу, но зато на нужды хватит, решил поэт и согласился.
 С радостной вестью он вернулся к Йозефу. Тот усмехнулся, но не стал ничего говорить.
 Иосиф направился в клуб и рассказал об устройстве. Ульрих в наступившей тишине нахмурился.
 — Там, по слухам, скоро забастовка будет.
 — И что? Все равно пойду.
 — Ну, удачи.
 Вдруг подала голос Джута Хелльберг, невысокая девушка, на пять лет старше Иосифа. Ее круглое лицо с пухлыми губками все время кривилось, тонкий носик морщился, на лоб ниспадали светлые пряди. Она сказала:
 — Какой тебе в этом прок, Иосиф? Думаешь, лучше писать станешь?
 — Думаю, что да, — сказал поэт и улыбнулся. — По крайней мере у меня будет опыт.
 — У меня такой опыт уже третий месяц...
 — Зато у меня намечается забастовка, а это прекраснейший сюжет для истории.
 Джута неожиданно улыбнулась.
 — Ладно. Предлагаю тебе, Яффе, пари: ты поучаствуешь в забастовке и напишешь статью от первого лица, не более трех страниц. Мы не принимаем большие объемы. Ты должен уместить все события забастовки и описать с субъективной точки зрения — и тогда я твою статью опубликую на стенде, а ты можешь сотрудничать со мной. Согласен?
 Она протянула ладонь. Иосиф без колебаний пожал ее.
 — Да, согласен.
 8
 На следующий день по приходе после института на работу новичку выдали комбинезон — старенький, застиранный, с дырками. Иосиф поморщился и кое-как напялил на себя униформу, на ощупь напоминающую то ли жесткую бумагу, то ли засохшую тряпку. Как только поэт вошел в цех, сразу встретил Йозефа. Он поманил его к себе и указал на мешки со словами:
 — Короче, те мешки в блок «А», где шитье, а вот эти — в блок «Г», там мусоросжигательная печь. Ну, работай!
 Ренау похлопал его по плечу и ушел.
 Первые десять мешков Иосиф оттащил в блок «А». Шесть из них оказались не такими уж и тяжелыми, наполненные подстилкой и пухом, а вот остальные четыре, набитые тканью, вымотали. Мешки для блока «Г», в которых оказалась гнилая древесина, сломанные пружины и погнутые металлические прутья, совсем измотали его. До поэта теперь дошло то самое предупреждение Йозефа. Далее последовали коробки с металлическими пластинами и другими материалами. Комбинезон слипся от пота и потемнел, мышцы под конец дня болели при малейшем движении, но Иосиф не жаловался — он знал, на что шел. «Ничего, — думал поэт, — зато буду сильнее и выносливее». Вдруг он уронил на ногу коробку и вспомнил все ругательства, которые не описывали даже самые темные классики.
 ...Домой Иосиф возвращался вместе с Йозефом, тот расспрашивал о первых впечатлениях. Поэт лишь отмахнулся, направился в душ и, так и не дойдя до комнаты, завалился на диван, сразу погрузившись в глубокий сон.
 На следующий день все так же. На этот раз было тяжелее, чем вчера, ибо кости ломило от каждого движения. Ближе к обеду к Иосифу подошел Йозеф со словами:
 — Сейчас начнется.
 Поэт поморщился, поставил коробку на пол.
 — Что? Забастовка?
 — Да пошли же.
 Подходя к блоку «А», Иосиф все отчетливее различал между стуками и шипением раскаленного металла возгласы и грохот. Толпа в двадцать пять человек собралась около кабинета директора и боролась с пятью охранниками. Чуть поодаль стоял на мешках Фундук, весь потрепанный и грязный, с палкой в руках, на которой прикреплена дощечка со словами: «Отдых и труд все перетрут!»
 — ...Мы не негры-с с плантаций, мы — работяги-с! Сейчас двадцатый век-с на дворе — век-с пролетариата и процветания Интернационала, — и мы должны терпеть такое средневековье? Нет, не позволим-с! Эй, Йоззи, иди сюда-с!
 Йозеф с минуту стоял с открытым ртом и затем подошел к нему вместе с Иосифом.
 — Откуда ты? Тебя же пять минут назад здесь не было. Ты сбежал с работ?
 — Угу. — Фундук подмигнул. — Сбежал, пока полицай не видел-с. До этого так, созвонился с ребятами-с, договорились кой о чем. Те говорят-с, точно утвердили со следующей недели десять часов-с. Вот я сейчас здесь, долг выполняю-с.
 — Ну ты дурак, товарищ! Если тебя поймают, посадят.
 — И пусть. Тело заперто — душа свободна-с.
 — Что ты несешь? — Йозеф наклонился к нему и поморщился. — Понятно все с тобой, тогда я не участвую в этом деле. Ну их к черту, еще и в тюрьме сидеть!
 — И пусть! — Фундук махнул рукой и пошатнулся, однако устоял на ногах. — Эй, князь! Иди сюда-с!
 Иосиф, который прикрывал нос от зловонного запаха коньяка, смешанного с пивом, переглянулся с Йозефом, тот пожал плечами. Поэт сделал шаг вперед, и Фундук вручил ему дощечку.
 — На, держи-с. Мне нужно отлить-с.
 Не успел Иосиф и рта раскрыть, как лидер забастовки удалился. Дощечка хотя и не очень большая, зато тяжелая, так что поэт поставил ее на пол, уперся подбородком и не двигался с места.
 Однако рабочим уже не до лозунгов и криков. Толпа, будто опьяневшая от бунта, адреналина и желания отдохнуть, налегла на дверь, и та с лязгом и грохотом повалилась на пол. Из-за угла выбежало пять охранников, они пробирались сквозь толпу, один из них открыл огонь по воздуху. Немногие, в том числе Иосиф с Йозефом, пригнулись, поэт уронил дощечку. В этот момент толпа постепенно стала выходить из кабинета, неся на руках визжащего Даммера. Его лицо покраснело и опухло, очки съехали набок.
 — Полиция, полиция! Отпустите меня, твари, я полицию вызвал!
 Толпа улюлюкала и не упускала возможности дать ему подзатыльник или пощечину, кто-то разбил очки. Иосиф не понимал, куда рабочие понесли свой трофей, да так и не получил ответа. Входная дверь распахнулась, и в цех вместе с холодным уличным ветром вбежали десять полицейских с автоматами наготове.
 — Руки за голову, живо!
 Рабочие остановились, улюлюканье смолкло — даже Даммер перевел дух и сказал:
 — Да отпустите уже.
 Его поставили на землю, он подбежал к полицейским, спрятался за их спинами и в гробовой тишине пропищал:
 — Они хотели меня убить!
 Неожиданно другая дверь сбоку, где находилась уборная, отворилась и на пороге появился Фундук. При виде стражей порядка он поднял брови и прогремел:
 — Чего-с? Вы еще кто?
 Один из полицейских направил на него оружие.
 — Руки вверх!
 Лицо лидера забастовки побелело.
 — А-а-а... Ни черта себе, чего здесь устроилось-с... Эй, ну что вы как истуканы-с? Вперед, вперед!
 Но никто из рабочих не сдвинулся с места. Тогда Фундук с ревом набросился на ближайшего полицая и повалил того на пол. Раздался выстрел, тело Фундука обмякло, и противник отпихнул его в сторону, с нескрываемой брезгливостью стряхнул капли крови с кителя. Среди рабочих послышался сдавленный стон, и это стало сигналом: остальные бросились врассыпную, полицейские — за ними.
 Йозеф опомнился первым; он схватил Иосифа за руку и повел к черному входу.
 — Шевелись ты!
 Поэт, белее смерти, плелся за Ренау, приговаривая:
 — Фундука что... убили?
 — Лучше о себе думай.
 Йозеф с ноги выбил дверь. Влажная от пота кожа не ощущала ни ледяной ветер, ни моросящий дождь. Они пробежали мимо свалки, перепрыгнули через забор и выскочили на дорогу.
 
 (продолжение следует...)
 |  |  |  |  |