| Kristina-Ustinova | Дата: Среда, 18 Янв 2023, 19:43 | Сообщение # 1 |
 Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 55
Награды: 0
Репутация: 0
Статус:  | Глава 5
Шантаж
21
Йозеф вернулся раньше, чем Иосиф думал. Ренау пришел в тот же день, когда поэт расстался с Жозефиной и затем в раздумьях принялся за уборку. Он убрал столы, постирал скатерти, доел остатки закусок и уже мыл посуду, когда дверь отворилась и на пороге появился Йозеф с чемоданами.
— Это я, встречай.
Иосиф подошел к нему с полотенцем в руках.
— Ого! Я думал, ты позже придешь.
Он махнул рукой.
— Даже не спрашивай. Приехал туда, ожидал большего, а в результате в ихнем санатории одна скукотища: алкоголь пить нельзя, курить только на улице, радио одно на все крыло, и то там только музыка играет — нет новостей или результатов матчей, как в барах. И чем там заниматься, спрашивается?
— Ну, можно книжки почитать, погулять на свежем воздухе, поболтать с новыми соседями за чашкой чая вместо пива...
— О нет, избавьте! Не такого сорта я человек, увы. — Йозеф передернул плечами. — Ну, я бы потерпел, а тут заговорили о бродягах, которые пришли отдыхать и не платят вот уже несколько дней, вдобавок тараканов развели. Теперь эти ихние мелкие гадины ползают везде: от целебных ванн до кухни. Бродяг выгнали, паразиты остались. На то они и паразиты. Короче, не выдержал я, забрал деньги за оставшиеся дни и вот — прошу любить и жаловать! — Он вытащил из кармана несколько купюр и потряс перед носом поэта. — Ну что, как ты? Чем это от тебя пахнет? — Он слегка наклонился и усмехнулся. — Неужто ты пил?
Иосиф вздохнул.
— Да, есть такое.
— Ну и как?
— Ужасно: голова до сих пор болит.
— В первый раз всегда не очень, потом привыкнешь. Чего-то случилось? Ты какой-то мрачный.
Иосиф не стал говорить о вчерашнем вечере. Тем более он избавился от «улик»: столы расставлены по местам, посуда почти вымыта. Поэт рассказал лишь про сегодняшнее утро. Йозеф слушал молча, а когда Иосиф закончил, он сказал:
— Ну ты и дурак. Тогда иди в священники, раз уж на то пошло. Какая муха тебя укусила, Иосиф?
— Я ответственный человек, — ничуть не смутился тот. — Надо смотреть на жизнь трезво.
— Но не как старушка-монашка. Будь проще, малыш, иначе так и проживешь всю жизнь один. Запомни, что, помимо ответственности, есть еще и жизнь веселая — в рамках закона, конечно. Советую сейчас же позвонить ей и извиниться, ты не прав.
Иосиф заколебался. Он все еще не мог понять до конца, как поступил с дамой сердца. Всю жизнь поэт избегал интимных тем; мать утверждала: наслаждаться близостью — низко и мерзко. Надо это делать исключительно из чувства долга, для продолжения рода. Те люди, которые делают это ради удовольствия, психически больные, они в любой момент могут изнасиловать или будут заглушать неудовлетворенность алкоголем и наркотиками. Отец, насколько Иосиф помнил, обычно во время таких дискуссий не высказывал одобрения ее словам, но и не возражал, сидел в углу с газеткой и читал. Однажды поэт, будучи двенадцатилетним мальчишкой, нашел на чердаке тайник с коробочкой, где лежали карты с голыми девицами; отец застал его, рассмеялся и попросил после просмотра положить коробку на место и не говорить маме. После того случая Иосиф засомневался в психическом здравии отца, однако ничего не говорил. Вроде бы папа прежний, такой же спокойный и трудолюбивый. Подобное случилось и с сестрой. Она однажды рассказала, как парень ее поцеловал и ущипнул за попу, а ей это понравилось. Иосиф поморщился и высказался, и сестра перестала делиться с ним личной жизнью, пока не привела того самого парня домой и не заявила, что выходит замуж. Тогда мать смирилась с невозможностью держать дочь всю жизнь под своим крылом, дала добро вместе с отцом, и сестра съехала. Это случилось за год до совершеннолетия Иосифа, и на него свалилось хозяйство, а также тяжелая программа старших классов. Не до личной жизни ему стало. У него была одна девушка, одноклассница, но отношения дальше одного поцелуя не пошли, и та быстро ушла к другому. Также Иосиф влюбился в учительницу, но, понимая всю аморальность чувств к наставнице, он лишь посылал пару раз цветы от «тайного поклонника Икс». Вскоре поэт перестал так делать, его внимание полностью заняло творчество и учеба, зато спустя год он встретил Жозефину.
Но не мог Иосиф сейчас взять и извиниться. «Мне нужно подумать», — решил он.
Пока поэт размышлял, Йозеф подошел к шкафу...
— Иосиф, — спокойно сказал Ренау, даже улыбнулся, — подойди сюда, пожалуйста.
Поэт перевел взгляд с арендодателя на шкаф. Дверца под полкой с книгами открыта нараспашку, под ногами валялись скомканные вещи.
— Что?
В одну секунду лицо Йозефа побелело, губы сжались, зрачки сузились. Он положил деньги из санатория на полку, схватил Иосифа за плечи и встряхнул.
— Где. Мои. Деньги?
Поэт от рассеянности втянул голову в плечи.
— Какие деньги?
— Те, что лежали в шкафу.
— Я не видел никаких денег.
Ренау вцепился ему в волосы и слегка пошевелил рукой, грозясь в любую секунду дернуть ею. Иосиф поморщился, но молчал.
— Ты еще скажи, что бардак в вещах навел я. Где деньги, я спрашиваю?
Арендатор сжал зубы в ожидании самого худшего и сказал:
— Господи, да не нужны мне твои деньги! — Вдруг его осенило, глаза заблестели, он заговорил увереннее: — Я знаю, кто это. Вельгус.
Йозеф слегка ослабил хватку, но не отпускал Иосифа.
— Кто-кто?
22
— Нет, ну прекрасно, нечего мне добавить! Стоит на несколько дней уехать, как ты тут же приглашаешь богатеев и они воруют у меня деньги. Я считал, тебе можно доверять.
— Прости, Йозеф.
— Извинения в карман не положишь.
Спустя несколько минут после рассказа Иосиф и Йозеф занимались уборкой.
— Где нам, по-твоему, искать этого Хайнца? — сказал Ренау после небольшой паузы.
Поэт задумался.
— Может, Жозефине набрать?.. Хотя нет, сначала...
Вдруг раздался телефонный звонок. Иосиф взял трубку.
— Яффе у аппарата.
— Иосиф, какого черта? Что вчера произошло?
Поэт поморщился и подумал: «Сейчас буду с ним объясняться, что не общаюсь с его матерью из-за близости по пьяни». Иосиф надкусил дужку очков и как ни в чем не бывало заговорил:
— О, привет, Ульрих. Что случилось?
— Почему Анна Хайнц пишет мне письма с угрозами пожаловаться в полицию на клуб?
Поэт встрепенулся, мысли о Жозефине вылетели из головы.
— Я так и думал.
— Да что вчера произошло?
— Давай не по телефону, ладно? Я сейчас приеду...
— Нет, лучше я. Здесь и так Джута со своей редакцией... Не хочу ее напрягать. Через пятнадцать минут буду, жди.
Иосиф положил трубку и стал поднимать с пола носки.
Ульрих приехал даже пораньше. Выглядел он подавленным и не выспавшимся. Поэт поставил чайник и рассадил за столик арендодателя с гостем. Йозеф сел рядом и игнорировал арендатора, тот смирился. Впрочем, Ульрих не обращал внимания на третьего лишнего и сразу перешел к делу. Как оказалось, утром директор обнаружил у себя в ящике телеграмму с угрозой закрыть клуб, и причина — «избежать подполья и развратного воздействия на нежные умы молодежи». Однако Ульрих знал ещё одну причину, хотя Анна о ней не говорила. Двое ее детей пошли по наклонной: дочь, член того самого клуба для молодых писателей, употребляет наркотики, и ни для кого это не секрет. Старший сын почти никогда не бывает дома, гуляет с компанией и в свои двадцать пять до сих пор тянет деньги из родительского кошелька. Ульрих попытался поговорить с Анной по-хорошему, однако та категорична. «Надоела мне ваша демократия! — кричала она в трубку. — Только и знают, как нарушать законы». — «Но у нас приличный клуб, — говорил директор. — Он не подпольный. Да, навряд ли некоторые наши произведения прошли бы цензуру, но мы свои идеи не распространяем, как революционный кружок. Мы имеем полное право в нашем клубе обсуждать все, что заблагорассудиться». Но фрау Хайнц настаивала на своем и закончила беседу так: «Либо ты закрываешь клуб, либо я иду в полицию... для начала». Ульрих не сдержался и со словами «Как бы ваш сын туда раньше не попал» повесил трубку. Он позвонил Жозефине. Мать рассказала о конфликте между Анной и Иосифом накануне, а еще дала адрес семьи Хайнц — на всякий случай. Вот Ульрих и решил для начала заехать к Иосифу, разобраться в деле, а потом они вместе съездили бы к Анне и попытались уговорить ее.
— Я вчера еще понял, — заговорил поэт после минутного молчания, — что она женщина упертая. Скорее всего, на уговоры не согласится, надо быть жестче.
Ульрих скрестил руки на груди.
— Ну и что ты предлагаешь?
Неожиданно заговорил Йозеф:
— Ее муж украл у меня деньги. Шесть марок было в коробочке.
Директор клуба присвистнул.
— Серьезное заявление. Вы уверены?
— Абсолютно.
— Я тоже, — добавил Иосиф. — Предлагаю так: либо она идет в полицию, и тогда Йозеф напишет заявление о краже, либо все решим мирным путем, и Вельгус также отдаст деньги. Думаю, таким важным персонам, как семья Хайнц, скандалы не нужны.
— Верно, — сказал Ульрих. — Вообще давненько журналисты из желтой прессы писали о клептомании Вельгуса, однако им мало кто верил, так как информация неофициальная, поэтому быстренько все дело замяли. Если Йозеф напишет заявление, скандал будет таким громким, что Вельгусу уж точно не избежать наказания — хотя бы условно или принудительное лечение. Да, жестоко, но можно попробовать. Тогда, надеюсь, фрау Хайнц от нас отстанет. И кстати, Иосиф, почему ты с мамой не общается? Она переживает и говорит, ты ей ни разу за день не позвонил.
Поэт пробормотал: «Потом расскажу», и все трое направились к машине Ульриха.
23
Супруги Хайнц жили в Центральном округе, на Голубой аллее. Доехали мужчины быстро и без пробок. У входа их встретила экономка и после просьбы впустить отправилась в дом, потом вернулась и открыла ворота. Чем ближе Иосиф подходил к жилищу, тем больше его уверенность падала, словно камень с обрыва. «Допустим, — думал поэт, — Вельгус куда-то закопал коробку или кинул в озеро, а без улик и дела-то не будет, потом еще обвинят Йозефа в клевете». Когда они прошли в дом и служанки предложили какао, настроение поднялось. Фойе обставлено по-скромному. Пахло женскими духами и древесиной, в углу пылал камин, а на стенах висели редкие картины, потрепанные временем. Никаких статуэток на полках, только вазы с цветами и фотографии. Анна и Вельгус Хайнц спустились быстро — в халатах и тапочках. Фрау казалась в таком виде менее злобной, однако лицо ее при виде гостей приняло каменное выражение, она поджала губы.
— Ну, что вам?
Гости расселись по креслам напротив, и Ульрих начал:
— Госпожа Хайнц, я пришел к вам с мирными намерениями. Во-первых, прошу прощения за те последние слова, которые я вам в порыве злости высказал...
— Принимается. Что еще?
— Во-вторых, я хочу задать вам такой вот вопрос: оно вам надо? Вы же понимаете, какой поднимется скандал. Зачем вы лишаете нас, молодежь, удовольствия в жизни? Сначала вы злились, что мы слоняемся после учебы по барам, а когда мы организовали встречи в библиотеке, вы теперь негодуете, почему читаем свою написанную литературу, а не Гете или Шекспира. Допустим, клуб закроют — и что тогда будет? Разве что-то поменяется в вашей жизни или жизни общества?
— Да. Моя дочь перестанет к вам ходить.
— Госпожа Хайнц, я же не могу встать на пороге, загородить проход и сказать ей: «Не пройдешь, тебе мама запрещает». Тем более вашей дочери уже двадцать три, она давно совершеннолетняя. Уже не маленькая, сама определится, куда ей ходить и какую литературу читать. Вы не сможете ее держать вечно в ежовых рукавицах. И добавлю напоследок: не обязательно читать провокационную литературу, чтобы хоть как-то уклонятся от правильного образа жизни.
— Вы пропагандируете это.
— Почему? Да, есть такие, кто пишет о любовных похождениях или наркотиках, но мы не все про это пишем и уж точно не в целях пропаганды. Вот, например, Иосиф...
— Я вообще о нем слышать не желаю. Наглец!
Поэт побагровел, но промолчал. Вельгус наклонился к супруге и погладил ее руку.
— Ну, тише, тише. Все хорошо.
Анна насупилась. Иосиф посмотрел на Ульриха; при неравномерном свете камина казалось, будто на его лице появились морщины. Он тяжело вздохнул и сказал:
— Что ж, я вас понял, фрау Хайнц. Но мы не только по тому вопросу пришли, есть еще кое-что...
— Вы украли у меня деньги, герр Хайнц, — сказал Йозеф, который решил подыграть Иосифу относительно «его» квартиры. — Я одолжил Иосифу их по кое-каким причинам, оставил в шкафу. Там было шесть марок. Коробку я сегодня не обнаружил. Что вы скажете?
Анна подняла брови, Вельгус выпрямился, однако на лице не дрогнул ни один мускул.
— Клевета, — сказал он, глядя Йозефу в глаза. — Абсолютная клевета!
— Вы вчера рыскали в шкафу, — сказал Иосиф, — и вас видели все гости. Спросите у Жозефины или у той же леди Барбары. Вот вы, фрау Хайнц, тоже видели.
— Но у мужа ничего не было в руках, — сказала она.
— Не исключено, что он успел ее спрятать. Тем не менее его видел я, поэтому у меня, как и у моего друга, есть все основания полагать, что ваш супруг выкрал коробку, что лежала полкой ниже, в вещах.
— Господи, да зачем мне лезть туда? — сказал преступник. — У меня дом, участок. Зачем мне сдались шесть марок из штанин? Там же не только я один был, мы раньше всех ушли...
— А откуда вы знаете, что коробка хранилась в штанах? — сказал Йозеф и подался вперед.
Наступило молчание. Вельгус осекся и скис, Анна уставилась на него во все глаза; ее лицо стало белый как полотно.
— Вельгус, это правда?
— Я просто предположил... — пробормотал он.
— И неожиданно попал в точку, — сказал Йозеф, не скрывая улыбки.
Анна вскочила.
— Зачем ты так сделал? Куда ты ее умудрился спрятать?
— Под пиджак, все равно же висел он на мне как на вешалке... Но... но, дорогая, коробочка была такой красивой... из-под печенья.
Она уперла руки в бока.
— Ах, из-под печенья! А ну-ка живо неси ее сюда, и вместе со всеми деньгами!
Вельгус подскочил, как ошпаренный, и рванулся наверх. Когда муж ушел, жена со стоном опустилась в кресло и пробормотала: «Опять за свое...»
— Опять или нет, — сказал Йозеф, — но, я думаю, никому ведь проблемы не нужны, так? Заявление, полиция, пресса...
Хайнц приоткрыла глаза и оглядела всех троих.
— Вы это специально... Вы шантажируете болезнью супруга! Да я вас...
Ульрих встал.
— Так, мне этот цирк надоел. Я с вами говорил и так, и сяк, а теперь заявляю прямо: либо вы оставите мой клуб в покое, либо Йозеф пишет заявление в полицию, и тогда будет ох какой скандал! И явно не в вашу пользу. У нас есть свидетели, мы найдем на вас управу.
Анна уже открыла рот, как вдруг вернулся Вельгус с коробкой. Йозеф выхватил ее, пересчитал все деньги и кивнул.
— Все на месте.
— Ладно! — воскликнула Анна и тут же приняла бесстрастный вид. — Хорошо, Ульрих, я принимаю условия. Надеюсь, мы договорились.
— Я тоже, — сказал директор клуба, и гости направились к выходу.
(продолжение следует...)
|
| |
| |
