|
Павел Панов. Баллады. Поэмы. Тематические подборки.
|
|
| pavelpanov | Дата: Понедельник, 08 Дек 2014, 06:20 | Сообщение # 1 |
 Житель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 915
Награды: 13
Репутация: 52
Статус:  | РУССКИЕ КОЛОКОЛА
Поэма
1.
По холодной земле, под осенним дождем
Молча бродят лошадки,
как в фильме немом…
Постоим, помолчим и чуть-чуть подождем,
Может, мысли придут нам с тобой об одном.
Мы услышим, как тихо вздохнула река,
Или вздохом закончилось лето как раз?
Или колокол где-то качнули слегка?
Или лебедь окликнул потерянных нас?
И подумаем: поле, стога, берега
Будут скоро освистаны первой пургой,
Эта местность суровая нам дорога,
Разве может
Россия быть
не дорогой!
Нас мотала
по свету
шальная судьба,
И ее виражи
нам лицо
бороздят!
Но всегда, где-то в памяти – рожь и стога,
Но всегда нам вдогонку печально глядят
Кони детства.
А мы все спешим и спешим,
Словно память – неслышные, как в полусне…
Это небо! – Без края, над полем большим –
Мы забыли, какое оно по весне.
Нам вернуться – невмочь, год за годом подряд –
Не приходим. Так надо! Забрать бы с собой
Это поле, где кони печально глядят –
Кони нашего детства… Не с нашей судьбой.
2.
И подумалось: не случайно
Он в тумане, родной причал…
Вот и сердце болит отчаянно
И уснуть не дает по ночам.
Сердце,
сердце…
Нам жить с тобою
Вместе, дружно, только – вдвоем.
Почему же опять перебои
В стуке твоем?
Ты гремишь, словно медный колокол,
Медным эхом в ушах звеня…
Ты-то хоть не предай меня,
Мне не сладко,
скорей – солоно.
Это горло солено от слез,
Было дело – мечталось молодо
Дотянуться до самых звезд,
Только там, в небесах, холодно.
Значит, нужно бросать дела:
Горы, Тундру и Корабли,
И послушать
Колокола –
Древний голос моей земли.
Пролечу над горами Армении,
И услышу – гремит между гор
Стоголосое песнопение,
Этот яростный, древний хор.
И эстонцы – чинно и слажено –
Тоже хором поют, как встарь –
Это право векам нажито,
Словно теплый камень янтарь.
А у нас – горизонты голые!
Как уйдешь – не найти уже…
Только колокол,
медный колокол
Докричится
до рубежей!
Мы прославились не просвирами,
Полупьяным святым отцом,
А размахом – с просторами синими,
Над которыми, с хрипотцой
Медный колокол в поднебесие
Гул
расплескивал
золотой…
Как за эти крамольные песни
Вырван был язычище литой.
Знаю, милый мой, не рассказывай,
Как мучительно больно молчать,
Над Емелькою, и над Разиным
Безъязыко качаясь, мычать.
Шел казак с крестом,
Под кандальным звон,
И судьба его – по делам,
За кровавый сон
Целых девять ден
Клокотали
Колокола!
Погляжу на них, опечаленных, -
Там уснули мятеж и гроза.
Били в колокол – не начальники,
Не писали они образа,
А простой мужик –
Был обличьем дик,
И предерзок был, словно кат –
На доске с крестом,
Прямо над Христом
Золотой он изладил оклад!
Знал он Бога, не знал Бетховена,
Как орган в полумраке поет,
Инструмент мужика – колоколенка,
Небо
и
облаков полет!
Над пожарами, вражьей стаею,
И над праздником, где вино,
Он умел нам сердца настраивать,
Чтобы бились они, как одно.
Можно хором петь, можно – соло
На своей бедняцкой меже,
Но
только
колокол,
медный колокол
Докричится
до рубежей!
И, как станут нас околпачивать,
То бояре, а то – орда,
Начинает он звон раскачивать,
Чтобы слышали города
До востока!
Где проморожены
Горы, тундра, реки, ручьи,
Где олени бегут осторожные,
Потому что они – ничьи…
И до запада!
Там, где тополи
Заплескали своей листвой,
Словно дети в ладошки хлопали,
Восхищенные красотой.
До востока!
Где с гор, с разбега
Мчатся реки в море мое,
Пахнут реки апрельским снегом,
Свежей рыбой и мокрым зверьем.
И до запада!
Где в сомнениях
(Слева – музыка, справа – бар),
Положив животы на колени,
Рассуждают о поколении
Внуки разных купцов да бояр.
До востока!
Где словно гравюра –
Снег и четкий след табуна,
Где вдоль черной реки каюры
От темна идут до темна.
Эта песня в пути – страдание,
Если стал понимать этот стон,
То, считай себе в оправдание,
Ты поймешь колокольный звон.
3.
Мы в город уходим, словно под воду,
Словно от пули охраны таможенной,
Морщась, жуем ледяное мороженое,
Бродим в пресквернейшую погоды,
Лишенную начисто сервиса…
И массажируем сердце.
Город – упрямый, старый ворчун –
В бар посылает или к врачу,
Не опасаясь библейского Хама,
Вдруг приоткроет нам двери храма,
Где
онемели
колокола,
Где позолота, словно смола
Светится тускло,
свесившись весело,
И, как смола, естественна.
Храмы прослыли за чудаков,
Храмы простыли за семь веков –
Гулко вздыхают от нашего смеха,
Дразнятся хрипло тройственным эхом…
Здесь и крестили, и отпевали,
Возле кирпичной стены убивали,
Злаки хранили, песни спивали,
Черти и ангелы здесь побывали.
Были и мы. Мы уходим! Молчком…
В двери! По парку!! Но, как смычком.
Кто-то по нервам провел.
И, не веря,
Видим – сомкнулись тяжелые двери!
Сквозь розоватую дымку берез –
Архитектуры граненая гроздь,
Русское чудо, древний гипноз.
Где наша Родина? Там, где наш дом?
Скажешь нам, миленький?
- Бим! Бом!!
4.
Тропой каменистой,
со взглядом искристым
В белых одеждах он шел,
От грязи и пыли – я видел! – он крылья
Спрятал под чистый шелк.
Из-за увала
хмарь наступала,
Созрел этот день для грозы,
И вот на дорогу,
от Господа Бога
Упало три теплых слезы.
Под старою вербой,
с этюдником верным,
У древних, причудливых скал
Стоял человече – плащик на плечи –
Его старый ангел искал.
И
неудержимо –
на холст, на картину
Хлынул июльский дождь,
И ангел сурово
сказал свое слово:
«Спасай, чего же ты ждешь!»
И вдруг человече странные речи
Повел, бороденку задрал:
«Да это напрасно –
смешивать краски,
Бог дал…
посмотрел…
Бог забрал».
Грозою напиться
хотел живописец,
Узнать этих молний цвет.
И ангел – негрозно,
с главным вопросом:
«Ты веришь в Спасителя?»
«Нет!»
«Не веришь?!»
«Красиво… И часто – бессилье
В гармонии этой, поверь.
И мы – дети Божьи?» - воскликнул художник. –
«Мы – дети утрат и потерь!
Он тысячной доли
Свободы и воли
Не дал нам,
а дал этот дождь…
Спросил ты нестрого –
а верю ли в Бога?
Не верю! Не верю!!»
«Врешь!
А ты заслужил ли
небесную силу?
Страданья откроют ту дверь!
Ты думаешь – брошен,
не веришь, а просишь!
Что ж, дальше по-своему верь!»
И снова под ливнем,
под радугой дивной
Он шел,
запахнув белый плащ,
И в городе нищем
нашел он домище,
И жил там
известный палач.
Узнав его сразу,
заучено фразу
Палач, заикаясь, завыл:
«Ой, иже… ой, еси… Господь на небеси…»
Но тут остановлен он был.
«Так веруешь, чадо?
Исчадие ада…
Иль как тебя
лучше назвать?» -
«Конечно – конечно,
да, я, многогрешный…
Привет! То есть, нет… исполать…
Да, мною так много
отпущено к Богу,
Порой барахлишко берешь…
Открою им дверь я…
Нет, в Бога я верю!»
И ангел сказал ему:
«Врешь!
Да что за землица,
где каждый стремится
Семь верст до небес переврать!
Кого б ни спросил я…»
«Зовемся – Россия.
А ты кто, едрит твою мать?!»
5.
Россия гуляла – гармошка шмаляла,
И в шляпу летели рубли,
На общую тризну – без укоризны! –
Все попрощаться пришли.
Бандюги, студенты, интеллигенты,
А этот, с разорванным ртом,
С погоста добрался и все ухмылялся:
«Ты сдохни сперва, я – потом!»
Россия гуляла – все торговала,
И каждый себя продавал,
Из-за амура, как водится, хмуро –
Друзей
желторожих
обвал…
На водочку – сало
баба сменяла,
И пьяно плясала в толпе,
И голосом свыше спросили:
- Ты слышишь?
Где хочешь ты жить?
- А нигде…
- На острове Крите,
При архимадрите,
И в штате Огайо - покой,
Ты мне обрисуешь,
И – перенесу я!
Но баба сказала:
- На кой!
Кому там нужны мы,
Мы здесь еле живы,
А там – заграничный устав.
Мы – слишком другие,
У нас – ностальгия! –
И баба замолкла, устав.
Россия гуляла, ей все было мало
Тюрем, убийств и крестов,
И в этой отчизне один месяц жизни
Быть может засчитан за сто.
И пьяную бабу (умылась хотя бы!)
Залапала сдуру шпана,
Потом – пионеры, милиционеры,
И всех не отвергла она.
И грохотом свыше,
по шиферным крышам
Пробились слова сквозь года:
- Скажи в самом деле,
когда б ты хотела
Прожить свою жизнь?
- Никогда.
И нету уж силы, но если спросил ты
(Ждала я вопроса всегда)
Когда б мне родиться, и как покреститься,
Отвечу тебе: «Никогда!»
Ни Свиборгом звездным,
крестом троеперстным,
Ни Марксом,
ни баксом – на кой! –
Ты сам-то сыночек
найди уголочек,
Где мне, да и детям – покой.
Я книжки листала,
уснула – устала!
И снилось – сквозь время лечу,
Как старая ведьма,
и космы – по ветру,
И в сером астрале свечусь.
Ищу себе Время –
там ханское семя,
Там – кнут и нагайка князей,
Опричников рожи,
чекистики в коже,
Доносы, сексотство друзей.
И войны, походы,
чума, недороды,
История – полный восторг!
Уперлись ослицей –
к кому прислониться?
На Запад пойтить?
На Восток?
Мы – сами с усами,
и Ваня Сусанин
Европу в болото завел.
Навалимся гузном –
задавим французов,
Потом их на помощь зовем.
России победы –
вот наши беды,
Мы держим пространство, дрожа…
Летишь себе ночью,
ну где огонечек?
То зона, то просто пожар.
Я, дядька, разнылась,
все стало постыло…
Ты кто там? Не Бог ты – простой…
И Голосом свыше,
базару неслышным:
- Почти что апостол. Святой.
- Ну, тоже не хило, - баба схохмила. –
Похмельные наши дела…
Знакомы мы с вами?
Скажите же даме!
- Владимиром мать нарекла.
- А это – который?
Тут, дядька, не скоро
Поймешь – у любого спроси.
Ульянов? Высоцкий? Наш? Жириновский?
- Владимир Креститель Руси.
- Ты райские кущи
Покинул?
- Отпущен
я через тысячу лет,
Его попросил я
Свиданья с Россией,
Вот тебе, баба, ответ.
Березоньки сняться,
и души стремятся
Проверить и дом свой, и крест –
С Рязани и Кимор…
И княже Владимир
Взглянул на славянство
с небес.
Свой гонор спасая,
ему приписали
Слова про вино, переврав.
Вернулся с повинной,
И все же, про вина
он прав был, славяне, он прав…
Он шел через бездну,
чтоб быть здесь полезну,
Душа выбивалась из сил…
Строитель и воин:
- Так кто же виновен?! –
У бабу похмельной спросил.
- Я знаю – винище
Сгубило уж тыщи,
Мне горькие души – в упрек,
Начни я все снова,
Про пьянство ни слова
Тогда бы, сестра, не прорек.
Весели – еси!
От пьяненьких песен
Давно уж без лирики грусть.
Не только в ромашках,
А больше – в рюмашках,
Рюмашковая Русь.
И все же, сестрица,
Могу повторится:
Вино – лишь начало всех зол.
В разорах и войнах
Кто здесь виновен?
- Ты тоже виновен, козел!
С этим вопросом
Простоволосой
Бабоньке жить – маета.
И огорченно,
Словно на черта,
Сплюнула на мента.
- Тебя же родили
Из праха и пыли
Рабыня и бешеный князь.
И десять столетий –
Мы твои дети,
В гордыне российская грязь.
Все бунты и войны
Вас, княже, достойны –
Казак неумытый и тот –
Мол, я емпиратер,
При полном параде
Разбойное войско ведет.
Из грязи да в князи!
И кто не пролазит
В цари, президенты, князья!
Кому тут в народе
Наш трон непригоден –
Им можно, чаво ж нам нельзя?!
Послал ты ядрыжек,
И разные книжки
Для выборы Бога прочел.
И разные Веры,
Как шубы примерил,
И взвешивал все – что почем.
И мы выбираем,
Как будто играем
То в этот, то в новый уклад –
Пред нами предстали
И Грозный, и Сталин,
Столыпин и Петр –
Все подряд.
Карая гордыню,
Былинный Добрыня
Мечом покрестил Русь твою…
Взглянуть-то охота
Как нам пулеметом
Новую веру вобьют?
А было красиво:
Княгиню – насильно?
Она ж на сносях была, псих!
Ты не удивился –
Убийца родился
И деток порезал твоих.
До самых окраин
Дошел русский Каин,
И кровь для него, словно грязь!
Ты можешь гордиться,
Что братоубийства
Пошли от тебя, светлый князь.
Другими словами,
Мы – те же славяне,
И сын твой, уйдя из хором,
Как это не трудно,
Но стал все же Мудрым,
У нас же – с башкой, значит – хром.
А хочешь вопросец:
Народ – богоносец?
И прав, даже если он пьян?
И кажется ложью
Подобие Божье,
Какой-то там вышел изъян.
Какие там боги!
Убоги, убоги…
А лучшие гибли умы.
Тебе там не снится, как всю заграницу
Снабжаем талантами мы?
На тыщу младенцев –
сто извращенцев,
Сто гениев,
сто палачей,
Три сотни Иудин,
А прочие люди –
Общий народец,
ничей.
В меру – дебилен,
в общем - бессилен,
В работе порой знает толк,
Но только у нас вот
многие сказки
Со смыслом «работа – не волк».
И княже несмело спросил:
Что же делать?
Уйти, как шумерам, во тьму?
И новые расы – без наций и классов
Просторы все эти займут?
Ты много напела,
Но главное дело
Ты мне не сказала, смеясь, -
Ты, пьяная дура,
Что делать – подумай!
Из Рюриков, кажется, князь?
Вот пращуры ваши
Беду нахлебавшись,
Увидев землицу больной,
Сказали: «Дык это…
Порядка-то нету!
Придите и правьте страной!»
А что они знали?
Их так ли терзали?
Пускали всем скопом – в расход?
Горел их Чернолбыль?
А в душах черно бы
Бывало от новых господ?
И все ж – попросили,
Нашли в себе силы,
И стали страной из племен,
Достойные мужи,
Не знает к тому же
История этих имен.
Измена иль храбрость?
И нам уж пора бы
Взглянуть на вселенский зенит –
Двенадцать столетий
Как стрелочки эти –
Прошли… И вот-вот зазвенит!
Как колокол грустный,
В помин, да по русским!
Чтоб звон разносился кругом!
От горя седея,
Кричу я: «Рассея!
Ты слышишь: Бим –Бом! Тили-Бом!»
Не слышат! Смеются!
Пьют и дерутся,
Торгуют, воруют, поют…
Над Родиной пленной
Куранты Вселенной
Их всех заглушая, пробьют!
Камчатка, 1993 г
|
| |
| |
| pavelpanov | Дата: Понедельник, 08 Дек 2014, 06:22 | Сообщение # 2 |
|
Житель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 915
Награды: 13
Репутация: 52
Статус: | БАЛЛАДА О БОЙЦЕ
В сече яростной, бестолковой –
Меж литовцев, своих, татарвы, -
Смерть чирикнула с тетивы,
Он на поле лег Куликовом.
Он не знал – чем дело увенчано,
Чья же кровь горячей на Руси,
И спустившейся с неба женщине
Крикнул: «Матушка! Воскреси!
Слышишь, баба! За Родину выстрадать,
На последний бой посмотреть…
Это дело, я знаю, быстрое –
Пару раз я готов помереть!»
Ничего не ответила скорбная,
Не закрыла дерзкому глаз,
Как на выброс – травинка сорная –
Стал являться он каждый раз,
Как запахнет кровушкой русичей,
Как начнут по посевам гулять –
Весь израненный, весь измученный
Появлялся опять и опять.
Возникал он в разгаре боя,
От минувшего – весь в дыму,
Он оружие брал чужое,
На ходу поняв – что к чему
(Здесь – нажать, вот здесь- передернуть…
Что за стяг в этот раз над главой?)
Через семь веков знал он твердо –
Далеко тот последний бой.
Погулял детина не слабо –
До татарских в Крыму берегов,
И мечом своим православным
Позвенел о шеломы врагов.
С гренадерами в небо лазил,
И с десантом падал он вниз,
Под Берлином горел ужасно,
В Карадаге, на мине – вдрызг…
Знал, что мертвым не имать сраму,
И давно позабыл уже страх,
И на новых его телах
Проявлялись старые шрамы.
Лишь однажды на Перекопе,
Перейдя через мертвый Сиваш,
Он попал в чужие окопы,
И занес уже было палаш…
«Ну, зачем тогда попросил я!
Ведь не мед, а кровь по усам…
Матерь Божья, моя Россия,
Мой противник – да я же сам!»
И скрестились клинки со звоном,
От своих же ударов – след…
У России свои законы –
Не убьет себя сотни лет.
Где-то рядом он – смотрит на Космос,
Знает – там предстоит гореть.
Но тогда – через радиоголос,
Упредив свою новую смерть,
По Вселенскому бездорожью
Закричит, засигналит: «Прости!
Пожалей ты нас, Матерь Божья!
Нету сил уже, нету сил!»
Камчатка, 1993 г
|
| |
| |
| pavelpanov | Дата: Понедельник, 08 Дек 2014, 06:24 | Сообщение # 3 |
|
Житель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 915
Награды: 13
Репутация: 52
Статус: | СИБИРСКАЯ ЛЕГЕНДА
(короткая поэма)
1.
В кои-то веки
домик стоял у опушки,
И человеки
строили эту избушку,
Строили дружно,
жили как будто два брата,
Все что им нужно –
рядом, бери без возврата.
«Солнце лютует!
Жарко, дождю не пора ли?» -
И золотую
гнали щепу топорами.
С кедра – по шишке,
в реках таймени гуляли,
По глухаришкам
из самопалов пуляли,
Хлеб из крупицы,
да и силки не пустуют,
Из голубицы
брагу варили густую.
И соболишко
в день – через день подвернется,
Так и излишка
скоро, глядишь, и дождешься.
Можно и песен
тут поиграть развеселых,
Верст через десять
был приисковый поселок –
Там, у крылечка,
девку поймаешь с размаха…
Два человечка
стали подыскивать сваху.
Так бы и жили –
сыто, спокойно, богато,
Только по жиле
как-то скользнула лопата,
Звякнула дробно…
«Гриня, касатик, случилось!»
Ох, как недобро
золотом жила сочилась!
В камне струилась
жила - как брюхо гадючье…
«Ваня, случилось!
Вот он, единственный случай!»
Два человечка
били киркой и зубилом,
Дома, у печки,
их все знобило, знобило…
Утром проснулись –
рады, и… вроде, не рады –
Соприкоснулись,
да и отпрянули взгляды!
«Жилу – себе я!» -
каждый подумал заветно.
Ванька – слабее:
«В суп – мышьячка… незаметно…
Жилу… Зараза…
Лучша попробуй отравы» -
Вышел и сразу
рухнул в высокие травы.
Густо, волною
кровь заливала багульник…
«Жилу – со мною?!» -
Гришка хрипел. – «Богохульник!»
И все косился
бешеным глазом на тело,
Перекрестился:
«Гос-с-с-поди, сделано дело!»
В хату ввалился,
долго метался по кругу,
Встал, помолился
за убиенного друга.
Вспомнил – осталась
брага в глиняной плошке,
Выпил, устало
начал орудовать ложкой.
И возле жилы
болью рвануло животной,
Приворожило
и закружило тошнотно –
Харкал прогоркло,
бился отравленным телом,
Что-то под горлом
булькало, ныло, хрипело…
И у подножья
желто мерцающей твари
Виделись рожи -
в душном кровавом угаре,
Видел, как брюхо
зашевелилось гадючье,
Ухнуло глухо,
ветер корявые сучья
Выметнул в небо…
Жилу в землицу втянуло…
Быль или небыль?
Что там в обрыве блеснуло?!
ЗОЛОТО?!
2.
Пусть будет золото ненужным,
Простим ему наш пот и труд.
А минералы есть не хуже –
Алмаз, рубин и изумруд.
Холодный кварц, берилл тяжелый,
Пейзажной яшмы странный сон,
И теплый, оттого, что желтый –
Янтарь, как иней – халцедон…
Пусть будет золото ненужным!
И Красота у нас внутри,
Кристалл Добра, что в наших душах,
Звездой вечерней загорит!
И мы уходим по увалу
Металл для Родины искать,
И нас осталось слишком мало,
Кому на ЗОЛОТО – плевать.
Участок Верный, Бодойбо, 1975 г
|
| |
| |
| pavelpanov | Дата: Понедельник, 08 Дек 2014, 06:25 | Сообщение # 4 |
|
Житель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 915
Награды: 13
Репутация: 52
Статус: | ЖИВЫЕ ВУЛКАНЫ
1.
И грянул
День
Творенья
Тверди!
И этот кратер страшным был.
А в твердость камня вы не верьте! –
Он скручен,
смят,
и вновь застыл.
Здесь через год еще светилось,
Как будто только для меня
Сама Земля дышала силой
В горячем конусе, в камнях.
С больной иронией фантаста
Был создан этот мертвый рай,
Вдали остался – для контраста
Зеленый мир, красивый край.
Как по Луне, иду по лаве!
Проклятый дол, ты – неземной!
Над горизонтом – тихо плавать
В июльском мареве, со мной?
Да! Это встретились планеты!
Зависли! И наверняка –
Мгновенье до кончины Света…
Как тянется оно в веках!
2.
В 1976 году камчатские вулканологи
обнаружили в вулканическом пепле
аминокислоты - основу протобелка.
(из газет)
Напрягаясь, на поле турбины ревут
Реактивной, обыденной былью,
И волнуются люди, как будто дадут
Нам по паре икаровых крыльев.
Нам сегодня везет! Мы летим к облакам!
Рядом с городом (тут их до черта!)
Начал снова работать потухший вулкан.
Мы увидим – по правому борту.
Вдалеке яркой точкой вершина горит,
Словно глаз – воспаленный и красный,
Бортовой репродуктор опять говорит
Про ракеты, маневры, опасность.
Взлет! Набор высоты… проскочили туман…
И повисли надолго в смятенье
Только два существа – Самолет и Вулкан,
Ни следов человека, ни тени.
И подумал Вулкан, наблюдая полет:
«Пепел мой – это жизни основа,
Если этот запутанный мир пропадет –
Возродиться когда-нибудь снова.
Ляжет пепел на море – белесая смесь,
Канет в теплых волнах без возврата,
И придет Человек, большелобый самец,
И поднимет дубину на брата.
Но сперва над руинами бывших столиц
Завизжат звероящеры громко,
Шорох кожаных крыльев зубастеньких птиц –
Над воронками космодромов!»
Туча пепла клубилась, плевалась золой,
Ветер взвился и яростно дунул,
Словно мозг исполина повис над землей,
И ворочался в тяжких раздумьях:
«Ждать еще пару сотен бессмысленных лет?
Жизнь рождается долго и трудно…
Что несет самолет? Снова боекомплект?
Сбить, пока он над выжженной тундрой!»
Били молнии! Нет, исходили на крик
И земли, и Галактики силы,
Это лопнуло небо всего-то на миг,
Что за ним? – Не видать, ослепило!
И кричала Гора, и рычала Гора,
Сотрясалась в муках страдалица,
Пепел Жизни летел – наступила пора,
Кто на этой планете появится?
Черный пепел летел, и светилась дыра,
Дым над кратером гневно клубился,
И молчала Гора, и кричала Гора:
«Путь еще раз, еще повториться!»
И рожала Гора, сотрясались бока,
Рвались кварца метровые жилы,
И не знала она, что мы живы пока,
Живы! Живы!! Проклятие… Живы!!!
Самолет уходил, зарывался в туман,
И светился в проталинах редких
Ясный, теплый, простой, голубой Океан –
Тишь да гладь с десяти километров!
3.
Горы стыли великанами,
Головою колдуна
Над остывшими вулканами
Покатилась вдруг луна.
В серебре горбуша сонная
Вдруг плеснет,
И – тишина…
Невозможно невесомая
Над вулканом шла луна.
Эти дни не зря потрачены
Успокоюсь я сполна,
Только вспомню, как прозрачная
Над вулканом шла луна.
Здесь места почти не хожены,
Даль – дорога не легка,
По одной тропе встревожено
Бродят звери и века.
Бродят крадучись, сторонкою,
До рассвета – тишина,
Но, изрытая воронками,
Над Землей идет Луна.
Толбачинский дол – Авачинский вулкан – Ключевская сопка, 1985 г
|
| |
| |
| serbaliev | Дата: Понедельник, 08 Дек 2014, 07:01 | Сообщение # 5 |
 Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1478
Награды: 39
Репутация: 122
Статус: | Цитата pavelpanov (  ) Но всегда нам вдогонку печально глядят
Кони детства.
Цитата pavelpanov ( ) Знаю, милый мой, не рассказывай,
Как мучительно больно молчать,
Над Емелькою, и над Разиным
Безъязыко качаясь, мычать.
Цитата pavelpanov ( ) «Зовемся – Россия.
А ты кто, едрит твою мать?!»
Цитата pavelpanov ( ) Измена иль храбрость?
И нам уж пора бы
Взглянуть на вселенский зенит –
Двенадцать столетий
Как стрелочки эти –
Прошли… И вот-вот зазвенит!
Как колокол грустный,
В помин, да по русским!
Чтоб звон разносился кругом!
От горя седея,
Кричу я: «Рассея!
Ты слышишь: Бим –Бом! Тили-Бом!»
Не слышат! Смеются!
Пьют и дерутся,
Торгуют, воруют, поют…
Над Родиной пленной
Куранты Вселенной
Их всех заглушая, пробьют!
Какая вещь! В лучших традициях, а всё-равно свои колокола-то!..Зайду ещё. Удачи, Павел! 
Сергей Балиев
моя библиотека
сказки
мой сборник можно купить здесь
Моя копилка на издание книги.
------------------
..О чуде грезить - и не ждать чудес!..
|
| |
| |
| pavelpanov | Дата: Понедельник, 08 Дек 2014, 08:51 | Сообщение # 6 |
|
Житель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 915
Награды: 13
Репутация: 52
Статус: | Милости прошу 
|
| |
| |
| pavelpanov | Дата: Понедельник, 08 Дек 2014, 18:39 | Сообщение # 7 |
|
Житель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 915
Награды: 13
Репутация: 52
Статус: | Одиннадцать
Поэма
Пролог
Да проснись ты, народ, - обокрали!
Спим, кемарим, храпим и сопим…
В ноосфере, в нирване, в астрале –
Не в названии суть, шут бы с ним…
Мы беспомощны, словно младенцы,
Вот ещё мы продрыхали год…
Чёрным, мягким, сухим полотенцем
Ночь осушит холодный наш пот.
На ковёр, на разбор – наши души?
Или души устали от тел –
Наши глупости видеть и слушать,
Ужасаться никчёмности дел.
Собирай по кусочкам виденья,
Ночь за ночью, за месяцем год,
И предвиденье и Провиденье –
Не подскажет, так складно соврёт.
Посмеёмся с утра, похмелимся,
Перескажем свой сон корешам,
Чуешь, вот уж – точнёхонько! –
злится
Оскорблённая девка-душа.
Скажет критик: «Какая тут каша!»
А читатель: «Да ёж твою мать!»
Встрепенётся, как гриф,
Фрейд-папаша,
И фрейдята слетятся – клевать.
Я не бабка, чтоб верить в гаданья,
Лучше – псевдонаучный астрал…
Но летел как-то раз…
В Магадане
Видел точно, как дед умирал.
Он убит на таёжной делянке,
Сучкорубы на сани снесли,
Вертухая в корякской кухлянке
Только выстрелы в воздух спасли.
Сны, предчувствия… Много вопросов!
Спекулировать темой - не сметь!
А в Германии жил Ломоносов,
И увидел: отец,
остров,
смерть…
Может, с ним обошлись слишком грубо,
Он же молнии – хвать, да за хвост!
Показали и лодку и Грумант,
И родителя скудный погост.
Всё, что есть во Вселенной бескрайней –
В снах клубится
и мельтешит,
Как с детишками Космос играет,
Веселится, дурак, от души.
Мы случайному счастью не рады –
Сны – соблазн? Да от чёрта они!
Видим, как наяву, чьи-то клады,
Брызги в гранях алмазов, огни!
Эта рожа – на что же похожа?
На Земле нам вот так не везёт…
Присмотрись-ка ты к ней, может всё же
Встретишь в бездне галактик и звёзд.
А игра – не игла, будет торкать,
Это правда – кошмар-миражи,
Просто где-то, на звёздных задворках,
Он висит, и дрожит, и визжит.
В снах – энергия, что там плутоний!
Зарываясь в эпохи, в века
Кто-то вынырнет, много утонет,
Но я знаю
наверняка,
Что твой вызов в железной перчатке
(Лязг металла, искрящийся свет)…
Уничтожит заразу в зачатке,
Мир очистит на тысячу лет.
Сон? Реальность? А зубы – до хруста…
Шрам? – Да шпаги приснился удар…
Ты пророчил с утра Заратустра,
Вспоминая ночной свой кошмар?
Ты нырни в этот сон, как под воду,
Своего не скрывая лица,
Карауль (а не спи!) год за годом
Негодяя и подлеца.
Вы сразитесь! Небесная бойня
Разрешится твоей правотой.
И почувствуешь сразу – спокойней
Жить, ходить и дышать темнотой.
И во снах наши детские страхи,
Недосказанные
Слова,
И моргает, смеётся на плахе
Забубённая – чья?! – голова.
Здесь одиннадцать снов, не двенадцать,
Кто основы задел, тот не рад –
Как ударят куранты!
Сорваться
Можно запросто в тот Петроград.
Мы уходим во сны на заданье –
Драться, строить, любить и творить.
Сложно, страшно, умно Мирозданье,
Чтобы нам его – враз! – отворить.
Сон первый. Вавилонский проект.
«С утра опять цемента нет,
Гвоздей – и тех немного…
Бардак, какой не видел свет,
Достроишь тут до Бога!
Куда ты прёшь, едрёна вошь!
Ещё и с вагонеткой…
А ты? Из новых? Подождешь!
Держи пока монетку…
А ты куда?!» - он так орал –
Прораб, видать, персона! –
Что нежных ангелов хорал
Сбивался с унисона.
Дымилась стройка на сто миль,
Шли люди обречённо,
Пыхтел, как слон, локомобиль,
И сам прораб – из чёрных…
Кран-балку снова повело,
И, рухнув с высотищи,
Побило в пыль, ну, всё стекло! –
И стеклорезов тыщи.
Мы зарывались в облака,
Свежо в небесной глади,
Здесь птички божии пока
Летали, часто гадя.
Дерьмо – к деньгам, хороший сон!
Ну, воробей, бездельник!
Но вот летит по небу слон –
Зачем так много денег!
И видно было все миры –
От Персий и до Франций,
И до занюханной дыры
В уездном Мухосранске.
И отовсюду люд спешил,
И конюх, и Конфуций
Гоним гордынею души –
До Бога дотянуться.
И мой негроидный прораб,
Уставши материться,
Сказал: «Я новобранцам рад!
Любой здесь пригодиться…
Ты русский? Ладно! Ну и что ж…
Здесь равенство всем странам!»
И в тот же миг он стал похож –
Точь в точь, как Кофи Аннан!
«Тебе доверить роспись стен?
Вы, русские, способны,
Талантливы, а вместе с тем
Вы мыслите особо.
Тебе я краски дать бы рад,
Но вот боюсь я сильно –
Как нахерачишь мне квадрат,
Как пофигизма символ!
И всё! Проект накрылся наш,
Признались мы в бессилье!
Ни кисть, ни, даже, карандаш
Чтоб больше не просили!
И что с того, что я – из снов?
Я – снюсь! А вы все – суки!
Вы сотрясатели основ
В политике, в науке!
Не буду тратить лишних слов,
Ругать, давать советы –
«Россия – родина слонов»,
Не я придумал это.
Ты будешь камни в стену класть!
Да, воздвигать основы!
Даю тебе такую власть,
А ты даёшь мне слово,
Что камни будут хороши
И интересны даже,
И каждый камень – от души,
Обколот и заглажен.
И снова с криком: «Фридрих, слазь!» -
Загрохотал по сходням…
Нашёл я камни, начал класть –
Работа есть сегодня.
Он снова коршуном упал:
«Вы что здесь, обалдели?
Ты что кладёшь, мудак, вандал!
Ну, что вы, в самом деле!»
«Заткнись!» - сказал я сгоряча. –
«Ты здесь не на конгрессе.
Вот кладка – на два кирпича,
Всё с уровнем, с отвесом!»
«Кто подсказал? Придумал сам?
Мол, Вавилон с ивритом…
Из камня – башню… к небесам?
Из глины? Из гранита?
А Бог-то где? На тучке той?
Достроим – и приветик?
А этот Днепрогэс – на кой?
Слетали б на ракете!
Достали б лазерным лучом
Или нейтронной бомбой…
А башня вся тогда – при чём,
И кодла вся – с апломбом?
Вот это – кирпичи! Держи –
Вот стих, картина в раме,
Вот книги, ноты, чертежи,
Открытья… Что, так странно?
Эй, Коппола! Ну, как дела?
Давай свою кассету!
Сюда вот… так! Как тут была!
Спасибо и за это.
Маэстро Григ, не надо в крик!
Да, ноты – на обои!
Кто с вами – Брамс? Впадаю в транс!
Сейчас приму обоих!
Куда махатму ты погнал?
Всех – на дорогу, к Полю!
А Жанна д`Арк у нас одна,
Не скачет, пашет в поле!»
Пыхтел не слон, а дирижабль,
Принёс – уже у цели! –
Не то двух баб, не то двух жаб –
Подарок Церетели.
Сказал Шагал: «Я угадал
И цвет, и мизансцену,
Не зря я душу напрягал –
Здесь краскам знают цену!»
Лев Николаевич, босой,
Отдав все сочиненья,
Вокруг строительства с косой
Косил себе растенья.
Эйнштейн всё пробовал на вес,
Как камень в три карата,
Всего три буквы «E, M, S»,
Что собрались когда-то,
На место встали, словно ключ
В часах – завёл пружину,
Галактик шестерёнки… луч…
Планеты закружили…
«Ты понял всё?» - спросил прораб. –
«Звезду зажжём – потушим…
Штампуем клонов, и пора б
Давать им наши души!
Вот это – новый Вавилон!
Да, с киберпереводом…
Чем может наказать нас Он?
Ненастною погодой?
Жара, тайфуны, землетрус,
Какой-то грипп курячий…
Нет, человек давно не трус,
Он – слышащий и зрячий!
Мы сами в вате облаков
Сидим вот эпатажно…
Что? Не заметит дураков?
Тогда вот будет страшно!»
Сон второй. Собиратели духа.
Город спит. Гуляет СПИД.
Жёлтой кляксою – фонарь.
Крыса в люлечке сидит,
Мокрохвостая ты тварь!
Не согнать и не убить,
Ты была иль не была?
Лучше – просто не будить,
Снится – вот и все дела!
Силы нет. Устали мы.
Летом спим. И спим зимой.
Мы измучили умы,
Вычисляя рай земной.
Не проснёмся до весны,
Щекочите, черти, нас!
И – осколочками сны,
В зазеркалье – взрыв (фугас)…
Не прочёл монах тропарь –
Спит. Но на свечу глядит.
Не проторена тропа –
Первопроходимец спит.
Разлилась Россия вширь,
Дремлет, вспоминает сны,
Спит храпунчик-нетопырь,
Насосался, сукин сын.
И по гулкой мостовой –
В лес, копьё наперевес,
Побежали мы с тобой
(Лесом куролесит бес!)
Там, в лесу, стоит изба –
Дребедень от ночничка,
И по брёвшышкам – резьба
Самобытного сверчка.
Там, уже который год –
Совесть, Стыд, Сплошной Укор –
Весь в железе, ждёт-пождёт
Сам Великий Командор.
Кто сказал, что он – вампир?
Кровь – не водка, что там пить!
Он для тех спасет мир,
Кто возжаждал ждать и жить!
Из пожара Сиракуз
Он рванул тогда за двух,
Как козырный – с сердцем! – туз –
Архимеда медный дух.
Грек сидел, чертил в пыли,
Теорема – блеск! – была,
И пылали корабли,
Просто шалость – зеркала…
Он бы мог ещё пожить –
Был удар, сказал сквозь стон:
«Не ломай мне чертежи,
Грязный пёс, центурион!»
…Командор с лица металл
Снял, желанья угадал –
Нас, как листья разметал
По эпохам и годам.
Я попал в тяжёлый бой,
Здесь ещё мой донор жил,
Веер пуль над головой
Не ужалил – освежил.
Донор мой лежал в крови –
Подожди, не умирай!
Ты пойдёшь, лишь позови –
Хочешь – в ад, а хочешь в – рай!
Что ты видишь впереди?
Ты бормочешь: «Нет, не сплю!
Ты, приятель, погоди…
Дай вот, «тигра» завалю»…
Я тогда нажал на «стоп» -
Здесь пошла игра всерьёз,
Взрыв распластанным кустом
Надо мною дико рос,
А в стволе всё выстрел тлел,
Вместо взрыва – долгий вой,
А снаряд не долетел –
Воздух смял над головой.
Я сказал: «Пора, боец!
Ты уже сто раз убит.
В новой жизни, наконец
Счастья выпьешь и любви!» -
«Что ты хочешь, звездочёт?
Я не понял ни шиша!
Душу? А махнём на чё?
У меня одна душа!» -
«Нет, боец! Не душу – дух!
Силу воли и кураж.
Наш-то дух давно протух,
Душу – Богу! Дух отдашь
Мне! Ещё со мной пройдешь –
Жизнь? Полжизни? – Новый мир!» -
«Ну, давай, едрёна вошь!
Только знаешь, командир,
Не отдам я просто так!
Дух отличный – чистый спирт!
А давай махнём на танк!
Нет, на два! Плюс – «мессершмидт»!
Сторговались! Бой взревел!
Кто-то силы в жилы льёт…
Третий танк уже горел,
И дымился самолёт.
…Стало легче! Всё звенит,
Словно нож от наждака,
Дух – и правда! – чистый спирт
Мною взят у мужика.
И в столетий глубину,
Мимо праздничных трибун –
На крестьянскую войну,
В беспощадный русский бунт
Провалился! Души – встречь,
Словно стаи голубей…
Там, в полях, свистит картечь,
Там Пугач орёт: «Убей!»
И качаются, скрипя,
Худородные в дыму –
Силы, шпагу и себя…
Душу – Богу, дух – кому?
Здесь я был, их силу пил,
И шпажонкой позвенел…
Но главарь мне нужен был –
Да на плахе, по зиме.
… В клетке он, узнал меня,
А в железах две руки,
Часто крестится, звеня,
Не стирая все плевки.
Не желаю и врагу
Голос палача: «Пора!»
Дрогнул строй
лихих драгун
От ударов топора.
Нет руки, и нет ноги –
Ты обрубок, атаман!
Ну-ка, шею береги…
А поверишь – не обман,
Если крикну это вслух:
«Стой! Замрите, палачи!»
Дай, Пугач, мятежный дух –
Сон рассейский излечить!
Город спит, Россия спит –
Нет огней, всё видно так.
Сонно висельник висит.
Нефтегорск спит и Спитак.
Вот дитя проснулось – в плач…
Задушить. Мешает спать.
Жертву отпустил палач.
Спят вдвоём – одна кровать.
Умер папа – дверь закрыть,
Щели ватою заткнуть…
Пахнет? Это из норы,
Крысы к нам пришли вздремнуть.
Ты проснулся!? Ну-ка, вслух:
«Кто здесь с нами заодно!?
Встаньте, люди! Ищем дух –
Старой выдержки вино!»
...В Петербурге воздух стыл,
Тихо на хорах поют…
«Что профессор?» - «Всех простил
И диктует смерть свою».
«Холодеют кисти рук,
Тухнет зренье, реже пульс…
Ты не плачь, пиши мой друг…
Я сегодня тороплюсь.
Кто там? Плохо видит глаз…
Чьи потомки? Сыновья?
Я сегодня занят! Да-с!
Умираю, сударь, я».
От дремоты, невезух
Панацея есть одна –
Русского дворянства дух
Выпьем стоя и – до дна!
Выпьем дух! Вы наперёд
Знали – что превыше есть,
Нет, не жизнь – любой умрёт,
Вечны лишь душа и честь.
Сон третий. Петр.
1.
Смотрите, как быстро и мягко,
Слегка завалившись на борт,
Бегут к Петергофу две яхты,
Оставив к чертям дымный порт.
И парус – то стонет, то дышит
Навалистым ветром морским,
И криком, что вряд ли услышан,
Мы гоним остатки тоски.
«Ура!» – петергофским аллеям,
Фонтанам имперским: «Виват!»
Заплаткой на море белеет
Наш парус!
И этот парад –
Для моря. И жить нас не просит,
А требует лишь парусов,
Оно поматросит и бросит
На чистый, соленый песок.
Ты знаешь, дружище охрипший,
Возьми-ка секстант и буссоль,
Оставь свои песни и вирши –
Соль жизни – морская лишь соль!
Вот треск над петровскою мызой –
Расцвел фейерверка букет…
И ветром, господним капризом
Сорвало с земли триста лет, -
А море все так же и пахнет,
А парус все так же упруг,
И две – напрягаясь! – две яхты
Бегут, замыкая наш круг.
Сам Петр? Император? До дрожи
Похож… да и так же силён…
Он рядом! И дай же нам Боже
Чтоб это был истинно он!
2.
Зажги свечу,
main liber Katerin…
Темно, темно…
Зажги свечу, Катюша!
Я не один здесь?
Или я один?
Ты кто? За мной?
Да по мою ль ты душу?
Стой, я узнал тебя!
Сегодня борт о борт
Мы шли в фордейвинд…
Что за яхта, сударь?
А я б ушел от вас –
заполоскало грот…
Ну что ж, хвалю
за дерзость и за удаль!
Сегодня бросил всех!
Хочу побыть один.
Хочу проверить –
может, я не нужен?!
По-англицки
то называют «сплин»,
По-русски же «хандра»,
ничуть не хуже.
Как ты попал сюда?
Подай зипун – знобит…
Пошарь по полкам –
есть ли там бутылка…
Помру вот вам назло,
и буду враз забыт,
Мол, был голландский хер,
дурилка.
Он строил, пил
и головы рубил,
Но государству
не нанес потравы,
Тянул из грязи –
из последних сил…
Что до побед –
да вспомнят ли Полтаву!
Скажи, матроз,
ведь ты издалека…
Но русский, наш!
Хоть между нами – бездна…
Как думаешь –
фундаментом крепка
Россия?
Всем другим – любезна?
Вот тридцать лет,
а пронеслись, как сон,
Шутихой новогодней
протрещали…
Бояться стали нас,
хоть в том резон,
А раньше просто, сударь,
не пущали!
И все же – кто ты?
Я сижу один…
Хотел пройтись
вдоль моря по отливу,
Вдруг показалось –
Васька Головин,
Ну, думаю, убью,
щенок блудливый!
Нашел там ром?
Себе возьми стакан!
Так русский говоришь,
не турка…
Ну, что стоишь, матроз,
как истукан?
Откуда родом?
Из Санкт-Питербурха?
Брось! Городу всего-то
десять лет!
Недавно – да ты был! – сему гордился…
Постой… постой…
Я понял твой ответ!
Перекрестись! Скажи,
к о г д а родился?
Дай сосчитать –
почти что триста лет…
Я думал –
врут попы про эти вещи,
И ангелов в природе
просто нет,
А если – есть, то ром они
не хлещут.
За мной… Не с неба,
а с грядущих лет…
Еще я поживу?
Утешил ты невежду!
Смотрю – возник!
И светел твой портрет,
И белые, как в Библии,
одежды…
И парус твой сверкал…
Как говоришь – «лавсан»?
Потешное словцо –
и лавочки, и сани…
А я собрался уж
в небесный сан –
Болезнь, тоска, и ты тут…
весь в лавсане.
Осталось разобраться –
где мы? Где?
Я понял! Надо выйти,
друг мой милый!
И если мир не мой,
то быть беде!
Я – призрак, вурдалак,
душонка без могилы!»
Мы вышли вон!
Там дождик моросил.
«Ракеты», так сказать,
привычной былью,
Рыча, воняя,
из последних сил
Шли к Петергофу
на подводных крыльях.
А небо
истребитель
зачеркнул,
Он ввинчивал себя
в чужие дали…
Ладонью Петр водицу
зачерпнул,
Понюхал: «Господи, уже моря
засрали!»
Туристы хохотали,
торопясь…
Не спрятать мне его –
такой уж крупный!
Петр шпагу потянул,
крестясь и матерясь –
Но сквозь царя
прошли они всей группой.
«Ну что, летим?!» -
тогда мне гаркнул Петр,
Взмахнул клинком
и небеса ужалил,
И воздух стал вдруг
непривычно тверд,
И мы пошли над морем,
побежали.
Потом взлетели!
Я люблю экстрим,
А Петр, похоже,
тоже был в экстазе:
«Виват. Россия!
Ну же! Воспарим!!»
Что ж, с высоты поменьше
видно грязи.
Вот Петербург,
вот Невский, Эрмитаж…
И молвил Петр –
глаза шальные были! –
«Ну что… дворец
понравился мне… наш!
А вы почто
коробок налепили?
Одеты чисто,
много умных глаз…
Повозки ваши…
Кони где, затейник?
Красивых баб поболе,
чем у нас,
А вот дома…
Ну, чистый муравейник!
Хороший порт,
есть место кораблю,
А флаг-то мой, андреевский…
Красиво!
Мосты, каналы –
это я люблю,
Моя затея, стало быть,
по силам.
А это кто –
охлупкой на коне?
В венке, а без седла…
Ему еще б – кифару…
Что говоришь?
Сей памятник-то мне?!
Хорош… хорош…
надутый как котяра!
А что Россия –
гордо реет флаг?
Стоит над миром?
Или мир над нею?
Что – посередке?
Это я никак…
Никак, матроз, не ждал…
Не разумею!
Мятеж в России,
что не видел свет?
И двадцать миллионов –
на погосте…
Война с Германией,
и пол-России нет…
А я-то думал,
что война – для роста.
На шпагу взял –
ремесла запустил,
Купцам открыл
ворота и причалы…
А вы что –
не хватило, братцы, сил?
Сидели,
сами сапоги тачали?
На Марс летали –
эка чепуха!
Что толку, коль на дурь
хватило силы…
Стоит село –
наружу потроха,
Не сеет и не жнет,
да это ж – не Россия!
Здесь должен быть
открытый разговор –
Воруют? Да, воруют!
Единицы…
Не каждый, взявший хлеб,
преступник, вор…
Украл, попался,
так верни сторицей!
А с кем радеть?
Сочтешь по головам –
Назвался кто,
как говорится, груздем?
Кто не за страх – за совесть
служит вам?
А кто везёт, того, ты знаешь,
грузят!
Дворянство где?
Побили в две войны,
И выгнали,
и вытравили дружно…
Дворянству не прощу!
Хоть здесь их нет вины…
Ушли, так, стало быть,
так нужно.
А кто взамен?
Купец?
Ученый муж?
Рабочий?
Лавочник?
Святой отец с кадилом?
Коль курса нет,
и парусов к тому ж,
Как плыть, матроз?
Куда же плыть, мой милый?
А мне, ты думаешь,
хватало мне людей?
Привыкли красть,
с натурой нашей тяжкой…
Украл – верни!
Построй! В бою отбей!
Здесь каждый вор
стать должен Алексашкой.
А толку-то –
заполнить лагеря,
И тюрьмы, и остроги,
и зинданы…
Бурьяном поросла
у вас
земля,
Кто не сидит –
лежит в матину пьяный.
Навесили
пудами
ордена,
Талдычите: «Великая Держава!»
Не ваша это,
а моя страна,
Ее пустили вы в разор,
в потраву!
Вам нужен Петр?
Ну, в каждый дом – Петра!
Вот это даст
и приумножит силы?
Матроз, спасибо…
Только мне пора,
А то боюсь –
закроется могила.
Опять знобит…
Я чувствую – лечу!
Приснился сон…
Да ну же, Бог с тобою…
Зажгите мне
Растральную свечу,
Мне чудится такая
над Невою.
Санкт-Петербург – Петропавловск-Камчатский, 2005 г
Сон четвёртый. Начальник над чудом.
Епископу Петропавловскому
и Камчатскому Игнатию
Я – начальник над чудом.
Поблазниться –
Все ко мне, учинять протокол,
Всяко чудо неси, без разницы,
Пётр Ляксеич мне дал этот стол.
Если баба родила карлицу –
То в кунст-камеру, не ко мне,
Если Дева Мария вам явится,
Стало быть, чудеса! Оне!
Где-то Спас мироточит в Сызрани,
Я в кибитке туда скачу,
Там юрод напророчил – быстро мне
Ехать надо, хоть не хочу.
А под Вологдой – крест живительный,
Поднимает усопших с одра,
Прямо в Устюге – удивительно! –
Завелась в чистом небе дыра
И оттуда голоса силища
Всем взывает: «Покайтесь! Пора!»
На Куличках вновь бесы взбесилися,
Как бесштанная детвора.
Уж не молод я, не до удали –
Скуден ум-то! И врет народ…
Протокол-то писать! Было чудо ли?
Или так – баловство природ?
Я докладывал - под Ижорою
Ангел в перьях летал, клянусь!
Император лишь звякал шпорою,
Теребил свой накрученный ус.
Пётр Ляксеич-то лично намедни
Колокольни на медь ободрал…
Тут как жахнуло! – не до меди…
Кажный день пять чудес на «ура».
Я не прапорщик желторотенький,
Не профессор вам кислых щей,
Понимаю – святых две роты есть,
И обоз нетленных мощей.
Я уж Господа переспрашивал:
«Так ли, Отче? Не понял, глуп…»
Диктовал голосищем страшным он
Изо всех иерихонских труб.
Я в Архангельске змея гадского
В протокол срисовал, как мог…
Сатана обещал богатство мне,
Я шпажонкой ткнул его в бок.
Я устал, я боюсь лукавого,
Чуда много – большая страна…
За год семь лошадей укатывал –
Не закончится все она.
То ли дело – в Голландии, в Швеции:
Благодать – нет чудес! В воде
Девка с рыбьим хвостом поплещется,
Да и то – протокол-то где?
И откуда берется силушка?
Я семьсот чудес записал!
Велика ты страна, Россиюшка,
Необъятные небеса.
19.09.05 Камчатка
Сон пятый. Сон в образе
Светлейшего князя Григория Потёмкина-Таврического,
следовавшего из Одессы в Санкт-Петербург
Ты, матушка, право, велика,
Сравняться ль с тобой небеса?
Парсуна твоя лунолика,
И пышные
телеса…
Я тоже – не юный поручик,
Сед,
грузен,
к тому ж – одноглаз…
Когда же нам было-то лучше?
Не знаю!
И в этом весь сказ.
В степи мы ночуем, как скифы,
Торопимся к вам, ко двору…
Про нас ещё славные мифы
Рассейские люди наврут.
Про дерзкий мятеж и убийство,
Про шпажищу в слабой руке –
Рассейская императрица,
Вчера лишь – принцесса Фуке.
Я весь в орденах, да не нужен,
А хочется, Катя, пожить…
А баба на троне – не хуже,
Здесь нужно не ждать, а служить!
«Жизнь – родине, сердце – любимой,
Но – нет, никому наша честь»…
С тобою всё было едино,
Что дал тебе – не перечесть.
Хотя ты меня не просила,
Всё отдал – ликуя, любя…
Не всё тебе, немка, - России!
То баба сурьезней тебя.
Блестит золотишко под солнцем,
Карету едва волокли
Двенадцать гнедых першеронцев
Царицу всей трети земли.
Смеялся я, глядя, как платья
Меняла – по сотне на год,
Парчи, да и камешков, Катя…
Но кто тебе даст укорот!
Из Индии в город наш вьюжный,
Ты помнишь? – прошло много лет…
Курьер… чуть живой… пуд жемчужин –
Огромных! Не видывал свет…
И я хохотал, что есть силы –
Вот понял сейчас – не к добру! –
«Таких ещё ты не носила,
Да ухи тебе ж оборвут!»
Ты вышла – парик безупречен,
И властная, в перстях, рука,
И серьги свисали по плечи –
Полпуда из-под парика!
«Да полно тебе фордыбачить!»
Ах, как ты взглянула… Прости!
Пора воевать нам, тем паче,
Что турок у нас не в чести.
Зарывшись в парадное платье
(Как прыснет из залы бабьё!)
Шептал я: «Да Боже мой, Катя!
Да будет то море твоё!»
Да, старость – не радость, Катюша!
От ней не уехать трусцой…
На кляче прискачет – по души! –
Кривая старуха с косой.
Не спрятаться в греческом мире,
В порфире и в монастыре,
Ни в Риме, ни, даже, в сортире…
Смерть – баба, возьмёт, хоть в дыре.
А что там любезники – строем, -
Пусть греют, тебя молодят
Парным молочком…
Не герои,
И оными быть не хотят!
Смазливы, умишком-то слабы,
Неясна им сущность вещей –
Зачем на престоле нам баба,
К чему эта баба воще?
Похоже, мне время настало
Проветрить им, юным, умы:
Для бабы всегда всего мало,
А значит - в долгу будем мы.
Под этим садящимся солнцем
Скажу вам – и это не ложь,
Что баба – как чарка без донца,
Вовек до краёв не нальёшь!
Коль ты виночерпий умелый,
Вздохнув, она сможет сказать:
«Всё бабе приходится делать! –
Сражаться, учить, воздвигать!»
А вы ваше дело творите,
Преславные ваши дела,
А бросит вас – благодарите
За то, что она всё ж была!
Везут изумруды с Урала,
Пшеницу с поволжских полей…
Пусть бабе всегда будет мало,
Ты лей в эту чарочку, лей!
Заводы и мануфактуры,
И шахты, причалы, жнивьё…
Да пусть не обмолвится, дура,
Что это – во имя её!
Урон пресерьёзный врагу мы
Доставили… И – ко двору!
Гарцуют - на плац бы! – драгуны,
Я их похвалю за игру.
Устал я… И то – накипело!
Ну, вот уже - скоро Валдай…
Мужчинская суть – делать дело,
А царствовать бабе отдай.
Камчатка, 6 октября 2005 г
|
| |
| |
| pavelpanov | Дата: Понедельник, 08 Дек 2014, 18:39 | Сообщение # 8 |
|
Житель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 915
Награды: 13
Репутация: 52
Статус: | Сон шестой (в ритме вальса). «Белые волки».
Гаснет костёр,
Так же затух разговор…
Звёздочек много,
Тундры и Бога…
Видит Он наш позор?
Скоро пурга.
Снова – в бега…
«Белые волки»,
Армий осколки,
Ламутские
берега…
Помните – Крым…
Был Третий Рим…
И пароходы –
Русским Исходом,
Думали – до поры!
Гаснет свеча…
Жив ли Колчак?
Надо ль бояться –
Белое братство
Встретит! – стоят… молчат…
Двадцать пять лет
В мире нас нет,
Мы не в Париже,
Но и не ближе,
Клином сошёлся свет!
Чукчи и чум…
Ротмистр, вам… к врачу…
Красным-то драться
Снова с германцем…
Я-то чего хочу?
Тундра, Тигиль,
Нарты, ЧК, враги…
Пули посвищут,
Нас не отыщут
В рваных бинтах пурги.
Чёрный наган,
Медный таган,
И оленина
С запахом дыма –
Чем вам не ресторан!
Родины край!
Здесь для оленей – рай…
Что было толку –
«Белые волки»!
Смерть да расстрел – выбирай.
Ах, этот вальс
Грянет для нас –
Чукчи, индейцы,
Белогвардейцы…
Князь, не смешите нас!
Я здесь чужой,
Словно вожак, согжой –
В стаде колхозном…
Как одиозно,
Даже смешно, Бог мой!
Надо – в Певек,
И уходить навек…
Через торосы…
Родину бросить…
Волк я – не человек!
А у огня
Пляшет, маня
(Как она крутит
Смуглою грудью!)
Девка в шкурье… меня!
Старый шаман
Знает наш план:
Через заставу –
Смерть или слава! –
Но прорываться нам.
Здравствуй, седой!
Я узнаю твой вой –
Как мы похожи…
Боже, за что же!
Честью,
судьбою,
страной…
Село Тигиль, Камчатка, сентябрь 2004 г.
Сон седьмой. Родословная.
Пороемся в архивах и в астрале,
Поищем предков – дела нет верней!
Тут дедушки друг друга расстреляли,
И вся семья хворает без корней.
И пращуры являются все реже,
Я в детстве чаще замечал их взгляд…
Да, «яблочко от яблони», но где же
Мой родословный яблоневый сад?
Когда года на убыль побежали,
И хочется пожить напрямоту,
Я к предкам, что мальчонку утешали,
Стараюсь докричаться в темноту.
У вас, в патриархат всё было просто,
Пять поколений – все в одной избе,
А захлебнулся кровью дядя Костя –
И некому поведать о себе.
«Ты был герой, весь в орденах – порода!
Разведчик! Не понятно мне одно…» -
«Да брось, племяш… Я – сын врага народа,
А потому и лез во все говно.
И тыл, и плен, и фронт наш род отведал…
Вот карточки на водку, отоварь…»
А умер дядя Костя в День Победы –
Осколок в легких шевельнулся, тварь.
Не для наследства или реституций,
Не ради титулов, колечек, серебра –
Собрать все камни после революций,
И дом сложить – мне сад сажать пора.
Сейчас для вас архивщики лихие
Нырнут за тыщу баксов в темноту,
Составят родословную – от Кия,
И Хорива, и Ладу приплетут.
Привет вам Гоголь, что вы там – о душах?
Есть души виртуальные, мой брат…
Грешите виршами? Тогда ваш предок Пушкин,
Вы врач? Тогда, конечно, Гиппократ!
А я ищу по книгам и сказаньям,
По слухам… Где там суть,
а где там – свист?..
Ребенком бабку бросили в Казани,
Расстрелян дед – лихой кавалерист.
Сироты, рвань, подкидыши! Мы снова
В стране – детдоме, все мы – ребятня!
И я кричу: « Ау, братва! Пановы!
Сюда идите, шумная родня!»
И вот Панов – угрюмый и плечистый –
Пришел, закинул сеть, развел костёр…
Он был помор, русак, весь ладный, чистый,
И дело знал! О том и разговор…
Царь Петр ходил с ним в море – кто ж лучшее!
Однажды, «чтоб всё было по уму»,
Отвесил он затрещину по шее
Державному матрозу своему.
И был прощён, а царь – признал! – рассеян,
Что ж, море и с царей сбивает спесь…
Я не хочу сказать – он спас Рассею,
Так, эпизод… Но в летописях есть.
Другой Панов - он выглядел как кукла! –
В кухлянке, малахае, торбазах,
И в паричке – припудренные букли, -
Тоска и смертынька в таких родных глазах.
Он в заговоре был – аж против Анны,
Бирона и других курляндских стерв…
В Камчатку сослан, и дорогой санной
Три года шёл, мечтая о костре.
Он сел к огню и протянул нам руки,
Поведал – князь Волынский и Хрущёв –
На плахе… Смертные, крепясь, терпели муки,
А сам Бирон всё требовал: «Еще!»
Волынскому «за каверзы и бредни»
Язык - клещами… из последних сил…
Тредиаковский, битый им намедни,
Как русский и пиит, уже его простил.
Меня тянуло на Камчатку, братцы!
Откуда знать мне, что пановский люд
Здесь каторгу тянул – да по-бурлацки! –
Небось шутили: «Дальше не сошлют!»
Всегда казалось – мы не из таковских!
Боятся? Нам? Чего? Державных кар?
Майор Панов, он с графом Бениовским
Бежал с Камчатки на Мадагаскар!
На галеон – всех каторжных в остроге,
Нам Город Солнца строить – не во сне!
Хоккайдо обстреляли по дороге –
Чего тут рассупонились оне!
Но по пути сошел Панов на остров –
За фруктами и чистою водой,
А там – туземец с пикой очень острой…
Вот так погиб Василий, предок мой.
Он занесен в семейные скрижали:
Бунтарь, бродяга, и погиб в бою…
Ну, коль аборигены не сожрали –
Лежит под пальмой, как в земной раю.
Другой Панов – уже мундир гвардейский,
Но где же эполеты и кресты?
На огонёк семейный и житейский
Пришел из Нерчинска, из рудной темноты.
Он в двадцать пятом, под картечью адской
(Каре побито, снег дымится аж…)
Свой полуэкипаж увел с Сенатской –
Смешно, но первым взял он Эрмитаж.
Он с тысячью солдат вошел под своды,
И новый царь остановить не смог…
«В штыки, ребята… Братцы, за свободу»…
Не захотел он крови, видит Бог.
И на допросах вел себя предерзко,
И четверть века – шахты… Вуаля!
Но выжил, хоть и не пришел на Невский,
Да-с, возраст!.. Вы садитесь, Николя!
И, отпросившись от своей юдоли,
По беломраморным сбегая облакам –
Панов, что пал на Бородинском поле,
Корнет лейб-кирасирского полка.
Моряк Панов, от малярии желтый,
Встал от костра, отдал по форме честь:
«Брат, в храм Христа Спасителя зашел ты?
Там, среди прочих, имя твоё есть!»
Спросил Панов – профессор, математик
(В роду у нас он был, как Архимед)
«Откуда мы пошли, ты знаешь, братик?
От польских панов? Нет, простой ответ».
Помор Панов, с ухи сдувая пену,
Попробовав: «Добавить бы травы…» -
Сказал неторопливо и степенно:
«От казаков, из Запорожья мы.
Бежали от кнута и недорода,
В военный табор, в вечные бои,
В свободную казацкую породу
Сперва вступили прадеды мои.
А там уже, как шляхта, от гордыни –
«Пан атаман», «пан сотник», «пан казак»…
Фамилью обрели, гляжу – поныне
Весь род наш так и кличут. Только так!
Моряк Панов взглянул, но исподлобья:
«А как в Архангельске ты оказался сам?»
«Не я, а дед пошёл наш в Беловодье –
Где хлеб и братство, мир и чудеса».
«И все так просто – прозвище в зачатке,
И новый род тут объявился вновь…»
«А ты, моряк, коряков на Камчатке
Крестил?» - «Крестил!» - «И каждый стал – Панов».
«Вот это да! Опять на край землицы
Фамилью нашу ветром занесло!» -
«С корячкой, братцы, надо породниться,
Оленное освоить ремесло!»
«Собрать Пановых странно – право слово…
Зачем?» - «Да вот, погреться у костра…» -
«Ну что ж, привет вам всем, Пановым новым,
А нам лететь… да, господа, пора!»
И мы взлетели – стаей или клином,
Не помню – не летал я с той поры…
Внизу, в садах, по всей большой равнине
Горели предков яркие костры.
Камчатка, 19.09.05
Сон восьмой. Медленное время.
Ударил гром! Туман поплыл…
Таких не помню прежде…
И крупный дождь, прибивши пыль,
Стучал всё реже…
реже…
Я вышел в сад – сверкая, град
Висел… к земле стремился…
В соседний клён – я слышал стон! –
Ярчайший свет струился.
В полёте замер воробей,
Потрогал – тёплый, шельма…
Мой пёс, застывший, хоть убей! –
На небо пялил бельма.
Я был один на всей земле…
Адам! В каком-то роде…
Века спрессованы в золе,
Секунда в час проходит!
Здесь было всё моё – еда,
Дома, одежда, люди,
Густая, как кисель, вода,
Как студень, водка будет.
Я вилкой подцепил сто грамм
Водчонки – тост за случай,
За сбой небесных всех программ,
За город этот лучший.
Ползут по рельсам поезда,
А пули – чуть быстрее…
Пылавшей молнии звезда
В разломе клёна тлеет.
Мне Питер вряд ли весь пройти,
Врезаясь в плотный воздух,
А дальше – просто нет пути…
В Москву? Пешочком… Поздно!
Но Питер мой! Могу поесть
Я в шике ресторанном,
И в «Кадиллак» могу я сесть –
Глядит невеста странно…
Я гол в ворота «Спартаку»
От имени «Зенита»
Могу вкатить! Ещё могу!
Ну, всё! Штук пять забито.
Пошёл! Бреду, как под водой
По Невскому беспечно,
Прилёг в постель я с поп-звездой –
Не до меня, конечно!
Салон «Кристалл» во всю блистал
Алмазно-изумрудно,
И пачки долларов листал,
На что глядеть-то трудно!
И горсть перстней, колье, колец
(А кто бы удержался!)
Я сгрёб, подкинул – наконец! –
Хоть так-то подержался…
Забрать бы их! Редчайший шанс…
Потом раздать их можно…
Нет, справедливости баланс
Уравновесить сложно.
Коньяк намазал на лимон,
Пивной похрумкал пеной…
Я мог бы взять и миллион –
Ловите, манекены!
Зачем? И так застывший мир,
Что шутка под копирку:
Всю ночь на Невский, в «Сувенир»
Медведя нёс из цирка!
Хоть кто-то может мне сказать –
Я в мире этом сером
Зачем?! Чудить, лечить, спасать
Или карать без меры?
Чудить устал, лечить не смел,
Спасать-то не умею…
Карать? Устроить беспредел?
Но где они, злодеи?
Я сел и стал смотреть в глаза
Простому парню в штатском –
Что хочешь?
Через три часа
Он начал удивляться.
Кого карать? Ну, где враги?
Кого мы кроем матом?
Шамиль Басаев без ноги,
Бен Ладен с автоматом?
Их не поймают сто спецслужб,
Сто армий из халдеев –
Неуловимы!
А к тому ж
Других-то нет злодеев.
Без них вся жизнь – без соли суп,
И новости без перца –
С экранов трупами трясут,
Вот – вырванное сердце,
Вот – поглядите! – голова
Парнишки из Рязани,
Здесь неуместны все слова,
Здесь только так – слезами!
Да я один (во сне!) – Кавказ,
И Пакистан с Афганом
Пройду и, не смыкая глаз,
Душить душманов стану!
Вот покажите – кто душман,
А кто – всего дехканин,
И сразу меньше злобных стран
На карте мира станет.
Песок эпох всё так же тёк
И наметал барханы,
И власть над временем есть Бог,
Но быть им очень странно.
Я полз к воде (не хватит сил!)
Каким там мановеньем,
Какой мудак остановил
Прекрасное мгновенье!
Сон девятый. Звери.
Кроты прогрызли провода…
Бардак…Дерьмо в парадном.
Над Питером – в крови звезда,
Которой мы не рады.
Темно! Под потолком шуршат
Летучие кошмары.
Смешны шкодливым малышам
Страшилки и шушары.
На Чёрной речке – карнавал,
Ловили носорога,
Помял людей он, поломал,
Машины – жопой… много!
Пришёл домой. Сорвали дверь
Соседские макаки,
Хоть баррикаду строй теперь…
А смылись-то без драки!
Пинком прогнал в сортир сурка,
Упал без сил я в кресло…
Что ж, не сожрали нас пока!
Случайно, если честно.
И выл за стенкой гамадрил,
И хохотал азартно,
Вот гром шагов – кто ж это был?
Похоже, динозавры!
Природа-мать сошла с ума,
Осатанев от пыток,
Вдруг взбунтовалась и сама
Пошла рожать так прытко,
Что каждый день тебе в окно
Стучатся чьи-то хари…
Вы – в Летний сад? Да там давно
Опасное сафари!
Купи билет, вступая в сад
И получи патроны,
Стреляй навскидку! Автомат –
Вот всё для обороны.
Здесь лев лежал? Кого он жрал?
Похоже, вахабита –
Лежит в крови кривой кинжал,
Полпояса пластида.
Красиво всё же! По утру
К Литейному, по мосту
Поротно скачут кенгуру –
Вот так, легко и просто.
А по Неве плывут в залив –
Сперва собаки динго,
Вот серым – наши журавли,
Вот розовым – фламинго!
И все вокруг друг друга жрут,
И врут друг другу в очи,
Как говорится: «Опа, Брут!
Убил! Ещё что хочешь?»
Я на медведя шёл с ножом,
Он старым был убивцем…
А нож, когда он обнажён,
То наготы стыдится –
Иль в ножны спрячь,
иль в плоть вонзи,
Иль выбрось его в реку,
Не затевай с ножом возни –
Порежешь человека.
Дремал я в кресле (спал во сне),
И видел – лес прозрачный,
Как ярки краски по весне!
Но зря я время трачу –
Уже устал бродить в лесу,
То сопки, то распадки…
Увидеть бы лося!.. лису!..
Дурную куропатку…
Как пусто всё! Как мёртво здесь!
Следов и тех не сыщешь…
Но дичь-то есть, я знаю есть,
Вокруг - не меньше тыщи –
Лежат, сопят, поджавши хвост,
Торчком (шуршало!) уши…
И возникает тут вопрос –
А как их обнаружить?
Жил сеттер Джек во сне моём,
Породистый, как Байрон,
Но он вступил со всем зверьём
В преступный сговор тайный.
Об этом громко не кричат,
Обида душу колет –
В компашке нагленьких зайчат
Он грыз морковку в поле!
Прогнал его! Купил прибор –
Бинокль инфракрасный…
А с ним – опять сплошной позор –
Пуляешь понапрасну
В окурки, в камни, даже – в пни,
Туда, где греет солнце,
По костровищам… Да одних
Бутылок сто найдётся .
Искать зверьё – была игра!
Сейчас, как тесто в кадке,
Прёт биомасса через край –
Пушистых… в перьях… гадких!
Раз по Фонтанке проходил,
С шампанским шёл я в гости,
Вдруг, по граниту – крокодил!
Едва отбился тростью…
В июле – дикая жара,
И в проводах трамвайных
Башкой дурной застрял жираф
На площади Восстания.
Ко мне заехал инвалид
(В метро попал к шакалам),
Он дома третий год сидит –
Химичит – что попало…
Привёз он шлем (а к сердцу – шлейф) –
Изобретенье века!
Представьте что-нибудь пошлей,
Придумал же калека!
Ну, я надел… И - голоса!
Он мне прибавил звука…
Да это ж лес звучит! Лиса…
Вот ёжик… лось… гадюка…
«Лежать… лежать… всё ближе к нам…
Бегу я!.. запыхался»…
«Споймался! А за глотку – ам!
Ну вот, затрепыхался»…
«Сюда… ко мне, волчата…жрать!
Зарыть! Потом – вернуться»…
Как хорошо – не нас… лежать…
Сейчас они нажрутся!»
Они болтали меж собой!
А этот страх извечный…
А, может быть, в программе – сбой,
И мысли – человечьи?
Конечно, редко скажут вслух,
А мысли – приоткрыло:
«Куда ты прёшь, баран! Индюк!
Куда суёшь ты рыло!»
Я даже верить не хочу,
Что звери мыслят – что ты!
«Лечу… погадил… вновь лечу!» -
А это кто – пилоты?
Ну, помоги горшок свой снять!
Да оторвёшь мне уши…
А как здесь целиться, стрелять?
Иль можно только слушать?
«Вот это – пеленг, здесь- захват,
Вот это – спуск… не трогай!
Здесь – лазер, триста киловатт,
Завалит носорога.
Услышал? Лось? Рукой не тычь…
Здесь – самонаведенье.
Мигнул – и луч достанет дичь,
Была бы в поле зренья».
… И я проник в осенний лес,
Пролез под огражденье –
Мстить за поруганную честь,
И рода вырожденье.
За грипп куриный и за страх,
Кровавые поносы…
Ты кто там? Волк? Ба-бах! Ба-бах!
В траву зарылся носом.
Горели стаи лебедей
В бездонном небосводе,
Кричали голоса: «Убей!
Бизоны на свободе!
И носороги здесь – убей!»
Отличное сафари!
Твой брат – стрелок Хемингуэй
Глядит с довольной харей.
И лев катился кувырком,
Разбрасывая лапы,
И даже с рыжим хомяком
Покончил вспышкой слабой.
А ты кто? Слон? О, трубный стон!
Труби, мой ангел пятый!
Бегут сюда со всех сторон…
И я повис, распятый
На сучьях золотой сосны,
Повис… сквозь боль… сквозь зубы
Вещаю: «Дикий стадный сын!
Ты становись разумным!
Ты «не убий!», «не возжелай!»
И что там? – «не укради!»
Порода наша так жила,
Зачем? Чего же ради?
Мы десять заповедей – так,
Навскидку, не ответим.
И всё! Подведена черта!
Нас больше нет на свете!
Я проповедовал сквозь кровь –
В чужой, могучей силе,
А лазер бил по целям вновь,
И голоса вопили.
Сон десятый. Мой сад.
Сад мой, сад! Тычинки – пестики,
Ягодки неспешных дней…
А петух соседский песенки
Мне горланил все сильней!
Он труба иерихонская,
Пятый ангел, красный чёрт,
А бугор – гора Афонская,
Солнце камешки печёт.
А гроза придет опасная –
Я люблю тебя, мой сад, -
В это времечко ненастное
Просто ближе небеса.
Это козни стрекозиные,
Над водою в этом сне…
И незримые корзины здесь
Обещают вишни мне.
Но они пока что – веточки,
Каждый саженец дрожит,
Вишен и черешен деточки
Помогают ждать и жить.
Но зато – рядами, клумбами! –
Сто кустов дворцовых роз
Полыхают! Я так думаю,
Репетируют гипноз.
Я здесь Бог! Караю, милую,
Навожу тень на плетень,
И зеленой, дерзкой силою
Листья брызнули за день.
Я и сам не очень ведаю –
Где сорняк, где нужный злак,
Красоту зовут Победою,
Это даст мне верный знак.
Прудик, мостик, в небо лестница,
Там друзей незримых рать…
А лягушка – перебежчица
В пруд повадилась нырять.
Сад мой – музыка, не более,
Сочиняю каждый день –
Зазвучит земля магнолией,
Ей откликнется сирень,
И по нотке, подголосками,
Прорываясь там и сям,
Разноцветными полосками
Цвет тюльпанов – небесам.
Трубы бронзовых лилейников
Тянут долго ноту «си»,
И прощенные репейники
Начинают голосить!
И от полюса до полюса
(От ограды до плетня)
Саксофоны – гладиолусы
Блюз лабают для меня –
Хрипло, рваными синкопами,
Ну, чувак, до темноты!
Партизанскими окопами
Слушать сад ползут кроты.
Я до осени по просеке
Долечу – воскреснет он?
Это главные вопросики,
Что тревожат сладкий сон.
Эта музыка – пророчество,
То симфония, то джаз…
Отче,
вот мой сад! И хочется
Посмотреть, а как у Вас.
30.08.05, Мельничный ручей
Сон одиннадцатый. Ангел – хранитель.
«… ангел пернатый…»
В.Ходасевич
Я – ангел-хранитель,
я очень устал –
Но только Ему
подсуден.
Уже и не манит небес высота
С бездной миров
и судеб.
Ещё я не стар –
мне лишь тысяча лет,
Но огненный круг мой
очерчен…
И всё, что мне надо – так это ответ:
Когда ж вы очнётесь,
черти?
Потрёпаны крылья,
я чёрен лицом,
Мой лик холода обострили,
Героев и гениев,
всех подлецов
Душа моя – нет! –
не осилит.
Когда я был призван,
спросил Он меня:
«Что дать тебе,
ангел мой первый?» -
Ответил,
доспехом злачёным звеня:
«Россию, Любовь и Веру!»
«Там горы и тундра,
и тысячи рек,
Люди дворцов и хижин…» -
«Всё, чем не владеет
земной человек!» -
И Он мне сказал:
«Возьми же!»
«Все то, что мечтают
славяне иметь:
Знать Голубиное слово,
Невидимым быть,
но и крепким, как медь…» -
«Возьми же!» - Он крикнул снова.
«Пусть раны мои,
как следы на песке,
Смываются ярою кровью»… -
«Пусть будет по-твоему –
на волоске
Жизнь твоя будет порою.
Я дам тебе силы
дышать под водой,
К звёздам нести своё тело,
Узришь самоцветы,
златою рудой
Будешь владеть –
для дела!
И лики свои
будешь часто менять,
Что скоро забудешь
сей облик,
Но помнить Россию,
свой долг и меня –
От облака гулкий отклик.
Что хочешь ещё?» - Он спокойно спросил, -
«Для дела,
для русского счастья», -
«Так дай мне, Господь,
и уменья, и сил
В Прошлое возвращаться!
Пусть искры созвездий
мне радуют глаз,
Ты - времени царь,
я же – пленный…
Увидеть, как
переливается
Глаз
В центре самой Вселенной!
Они уже в море,
их стяги в дыму,
Порядочно гибнет народу…
Господи!
Ну, не ревнуя к Нему, -
Дай мне
ходить по водам!
И стрелы, и пули
рукою ловить,
И ведать – где чёт,
где нечет,
И сердце разбитое –
из половин
Слепить – путь оно
трепещет!»
«И всё?!» - очень грозно спросил,
помолчав. –
«Из снов, из фантазий…
из книжек?»
«Прощайте!» - подумал. -
«Эгей, палача?»
А Он приказал:
«Так возьми же!
Но ты будешь смертен!
И боль не уйдёт!
Не то не поймёшь
науки…
На шпагу, на вилы,
на нож или дот
Ложась,
вспоминай их муки!
Готов ты на это?» -
«Да, я готов!
Но, Отче, восстав
из мёртвых,
Я должен всё помнить –
от наших основ –
До мелочей затёртых!»
«Иди же!» - Он крикнул. –
«Трепещет заря!
И Солнце,
как к Пасхе гостинец!
Иначе, славяне
там рубятся зря,
Ложась
перед входом в детинец!»
Тогда вас, живых,
убивали в огне,
И корчились души
от страха,
Тогда вы
молили Его обо мне,
Со мной – хоть куда! – хоть на плаху.
Я бросился вниз,
и, доспехом звеня,
Поганых –
мечом могучим!
Тогда в один миг
вы узнали меня,
А нынче – я что,
уже скучен?
2.
Когда за Непрявдой
рубились с Ордой,
И в воздухе души
метались,
Я стал многолик,
десять сотен со мной –
Таких же, как я,
в металле, -
И бросились в сечу!
Но скоро уж мы
Роняли мечи
в потрясенье,
Когда вдруг увидели
средь татарвы -
Русских!
Иудово семя…
Крещёные били
своих же, славян,
И трупов…
порубленных…
груды…
Доспехи мы сняли,
не тратя слова,
Под копья
подставили груди.
Сироты, калеки,
и я не пойму –
Во славу какому святому
Русь-безотцовщина –
снова в войну
Бросалась,
как девка в омут.
А я же бездомных детей
защищал,
В затылок дышал –
потерялись!..
Погибших сирот
только я причащал,
А им небеса
отворялись.
От страшной кометы
Россию я спас –
От корабля с гостями…
Вы думали –
небо прибито у нас
Лишь
золотыми
гвоздями?
Как выжили вы?
Пожевали травы,
Коням натянули
поводья,
Встречь солнцу пошли,
не подняв головы –
В Сибирь! Ко Христу!
В Беловодье!
В чём русского сила?
Сидит на заре,
Один на сто вёрст,
с сивухой,
И верит, что спьяну вчера он
узрел –
Не меньше! – Святага Духа.
В чём хитрость его?
Не крестом и мечом
Подмял под себя эти земли –
Всё той же сивухой,
ржаным калачом,
На девке женившись туземной.
На каждого русского –
тыща других,
И нации те
не приемлют –
Зачем баламутить –
по морю круги,
А то вдруг
качать всю землю.
Но он же! своих же! –
предаст и продаст
Из зависти – не для прибытка…
А я не могу,
умирая за вас,
Вас же карать –
это пытка!
Когда Ты ронял нас
на чаши весов –
Америку и Россию,
Я слышал немало
во тьме
голосов –
Кто же кого осилит…
Я деньги святого считать научу,
И святость его не нарушу.
Но как всё сравнялось!
Уже не хочу
Шорох валютный слушать!
Его я просил:
«Здесь так много земли…
Беду… словно воду…
руками…
Отец, если сердце
болит и болит,
То вырви,
и вставь туда камень!
Смотри: они пьют!
Вот: друг друга же бьют»…
И ангела вы
взбесили!
Я бросился вниз,
грудь подставил свою –
Скрутили,
звездой заклеймили.
Хрипит подо мною
измученный конь,
И пляшет над бездной
со стуком,
Я бросил в огонь –
да, я бросил в огонь! –
Не девку,
а грязную суку!
Ребёнка несла…
на помойку…
живьём…
Святую,
бессмертную душу!
В глазах помутилось –
схватил я её …
Я клятву свою
нарушил!
С помойки мальчишка,
приёмный мой сын,
Ангельского призыва…
С тех пор просвистело
четыре весны –
Пожаров, потопов и взрывов.
Я вас защищал
уже тысячу лет…
Впустую… Устал!
Нету толка!
Что делать?
А Он не даёт мне ответ!
Так буду карать!
Так же долго!
Смотрите!
Бегите скорее к окну!
Я вам покажусь!
Кто там смелый?
Я бросил свой меч,
я поднял к небу кнут –
А что же ещё мне делать?
Камчатка, 3 октября, 2005 г
Сообщение отредактировал pavelpanov - Понедельник, 08 Дек 2014, 18:45 |
| |
| |
| pavelpanov | Дата: Понедельник, 08 Дек 2014, 19:23 | Сообщение # 9 |
|
Житель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 915
Награды: 13
Репутация: 52
Статус: | БРОШЕННЫЕ КАРТИНЫ
ПОЭМА
ПРОЛОГ.
Я бросил картины.
Они меня душат!
Все яркие, словно знамена Ямайки,
Лежат и трепещут горбушей на суше…
Открытые… с тайной…
хотя, без утайки.
Я бросил картины, меня на таможне
Никто не пропустит – какие вопросы!
Конечно, уйти контрабандою можно –
С Аляски – до чукчей, да через торосы!
Пора мне в Россию!
Смешливые негры
Листают холсты мои…
Да, не без вкуса!
А рядом – матрацы, большие, как зебры,
Шкафы и машины, да trash это, мусор!
Холсты на подрамниках, есть и в багетах, -
Вулканы и ангелы (есть ангелицы!),
А в каждой картине по сорок секретов,
Их можно разгадывать,
если не спится.
Там есть Зеркала и Нечистый со скрипкой,
Казанский собор, погруженный под воду,
Я там не боялся наделать ошибок
И часто был пьян от мазни и свободы!
Прощайте картины, убийцы рутины,
Достались бездомным, наркушам, убогим,
Я пил вдохновение, как из братины
Пьют воду святую,
уверовав в Бога!
Построят ребята себе балаганы,
Пусть стены – в пейзажах, любуйтесь, заразы!
А весь потолок, словно у богдыхана –
В космических далях, и небо – в алмазах!
Картины мои – достояние Штатов!
Не выкупить их у себя, не продать их,
Снега из России, что
голубоваты,
Послужат бездомным подобьем кровати.
Прощайте, полотна! Попробую словом
Опять описать все мазки, подтушёвки…
Когда понимание очень условно,
Дороже талант или просто дешёвка?
Картины – на свалке! Их увековечить
Словами, что красками – музыку Баха,
Где солнце и горы открыты с размаха,
Как души…
Вот чудищи
человечьи!
КАРТИНА ПЕРВАЯ.
ЗЕРКАЛА.
(масло, холст, 120 х100)
Накануне Главного Зла –
Что-то странное в зеркалах…
Отражение мертвой воды?
Напряжение бреда? беды?
Отражается в зеркалах:
Три надежды, четыре угла,
Двое сбоку, последний звонок,
Чёрный пёс, задремавший у ног.
До Звезды и до Белой Воды,
Любомудрости и лабуды, -
В зеркалах коридоры насквозь,
В них мелькает непрошеный Гость,
То вдруг – пуделя голова…
Тёмной вязью стекают слова…
И с пером петушиным берет,
И со звоном старинным брегет.
В зеркалах, если ночка светла, -
Купола и
колокола!
Ангел выглянет из-за плеча
И рука его горяча!
Все стихи мои – зеркала,
Амальгама да лёд стекла,
Правду скажут, а ты не верь,
Что бывает
ласковым зверь.
В зеркалах вижу лужи стекла
И Звезду, что с рассветом светла,
Души чистые – льдинки луча,
Но свеча, ярый воск, горяча.
Зеркала перемножили мир –
Эхо брошенных нами квартир,
Рифмы обликов и вещей,
Если были они вообще!
Зеркала разлетаются вдрызг:
Миллионы мерцающих брызг,
Сотни судеб, любая твоя!
Звезды… космос… планета Земля…
КАРТИНА ВТОРАЯ.
ВУЛКАН.
(масло, холст, 180 х120)
Помпезное имя: Помпеи! Помпеи!
Из чёрного пепла метель у порога…
На мраморном ложе, уже холодея,
Гляжу на Вулкан, как на Главного Бога.
И в складках палящей, отравленной тучи,
Клубящейся прямо над городом, лесом –
Вот мальчик огромный, смеющийся лучник,
Стреляет в могучую грудь Геркулеса.
Должно быть, утратили мы нашу силу –
Собой любовались, весталок лаская?
За это – расплата, и ветер постылый
Потухшие души по пеплу таскает.
Над кратером туча меняет картины:
Вот ящер крылатый, вот грудь Мессалины,
И в чёрной хламиде, как страж карантинный,
Является некто в копытах ослиных.
Какие намёки причудливых линий!
Вот лики богов превратились в болванов…
Бессилен и наш адмирал, некий Плиний,
Уводит триеры он на Геркуланы.
Подумать бы нам, как бессмертны пороки,
Что с ними не справились многие боги,
О чём нам грустить, коль отмеряны сроки,
Назначены судьи и судьбы-дороги.
Причудлива туча… Да что там творится!
Что было и будет… и что – изначально…
Тела молодые, знакомые лица,
И взгляд божества… но не гневный… печальный!
Вон раб убивает патриция дерзко…
Ну, это не ново! Да, боль ещё будет!
Что там? Я не вижу… Возникло не резко –
Башка с бородой… Почему-то на блюде…
И в туче, закрывшей вечернее солнце,
Раб видит жратву, консул – Рим, я – богиню,
А этот вон бабник, бездельник, пропойца,
Уверен – нашёл там большую вагину!
Обидно исчезнуть из жизни так рано!
Что строчки мои! Мы строчим, как портняжки…
А впрочем, поэт не смешнее тирана,
И Цезарем станет любая дворняжка.
Представить забавно: «Ко мне! Тубо, цезарь!
Служить! Нет, на задние лапки, собачка!»
У власти же встанет ещё одна бездарь,
И будет бросать ордена и подачки.
Вот лава излилась! И вспыхнули виллы
Патрициев, преторианского сброда…
А в пепловой туче пророчат Сивиллы,
А главное – гибель Помпей и народа.
Мы смертны и тленны, то факт непреложный,
Коль так, то уж лучше всем вместе – в геенну!
А то – одному… Это очень тревожно
Встречаться с богами, когда они гневны.
Останутся от Цицерона цитаты,
От Рима – руины, орлы в поднебесье…
Конечно, заманчиво выпить цукату,
Но я до конца досмотрю эту пьесу.
Наверное, мы очень мало успели!
Красивый финал – это жизнь с недомерком.
И чёрные нас заметают метели,
И горы гремят нам своим фейерверком!
ОФОРТЫ.
(бумага, краска, печать, 20 х 30)
Картинки из сумрака – это офорты,
И сам Леонардо любил их царапы,
Офорты – работа высокого сорта,
И мне эту древность освоить поры бы!
Возьмём для начала из цинка пластинку,
Составим смолу из гудрона и воска,
Добавим туда канифоли крупинки,
Растопим, потом – на офортную доску.
И это не белой бумаги унылость,
Что душу мурыжит, и сон весь – на части,
Но, если сложилось, пришло и случилось,
То это бывает похоже на счастье.
О, тёмные доски сокрытых офортов,
Вы – чёрные дыры, где Времени нету,
Вы часто рождали героев когорты,
Грядущего знаки и просто заметы.
Пускай в кислоте, исцарапанный вязью,
Офорт дозревает – лежит, пузырится,
Штрих-код Леонардо, фельдъегерской связью
Нам посланы чьи-то дворцы, даже – лица!
Рапиры, эфесы, пейзажи из порта,
И кони, летящие бешено в пропасть!
Офорты темны, словно кровь из аорты,
Офорты – в века улетевшие – пропуск!
Офортные доски закатаны краской,
Бумага припущена чуть – кипяточком…
Вот скалы и горы из штата Небраска,
Тюльпаны махровые, розы… Цветочки!
Подземная жизнь, небеса там лохматы
От мощных корней и таёжных угодий,
В земных небесах проплывают солдаты,
Поротно, повзводно…
Опять к непогоде!
Офорты печатать – не ксероксы мучить,
Объемны предметы, изящны нюансы,
Вот дождик – лохматая, старая туча,
А вот котильон – парики, реверансы.
Я выбросил всё! Как тряпье и обноски, -
На свалку, к картинам! К снегам нашим белым!
А негры-то, братья, офортные доски
Восприняли, словно клише для подделок!
Решили, я буду за русских ответчик,
И мне, дураку, не покажется мало!
Что я – мафиози, фальшивомонетчик!
Вот только нигде не найти номинала…
Какой же державы печатал валюту?
Что стоит твой профиль внутри медальона?
А сколько тут в баксах?
Сказал я: «Ублюдки!
Здесь каждый офорт… да на сто миллионов!»
Прощайте офорты! Подохнуть так гордо –
На самой весёлой помойке планеты,
Где с неграми пил я из горлышка порто,
И был благодарен Нью-Йорку за это.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ.
СВЕЧА НА РЕЛЬСАХ.
(масло, холст, 80 х 60)
Откуда берутся (мазки за мазками)
Картинки-чудинки… Украли покой!
Как будто не мы, в твёрдой памяти, сами,
А кто-то, дурачась, водил нам рукой.
На рельсах свеча! Тоже мне натюрмортик…
Взлетевшее пламя… огни… паровоз…
И тени… но темень туннеля не портят!
Две розы на шпалах, как губы взасос…
Хрусталь, снег и лёд – спит за морем Пальмира!
А здесь, в ритме рэп, негритянский квартал,
На рельсах свеча освещает полмира,
Горит, словно к бомбе – старинный запал.
Такие картинки, почти как стишата,
Там рифмы – путь к истине, здесь вот – мазки…
Но лишь, ради Господа, вы не мешайте,
Когда мы карябаем, как дураки.
Да, кстати, причём здесь Каренина Анна?
Покосы и непротивленья вопрос?
И помнят, боятся её, как ни странно…
Детишки? – Чумазый, как чёрт, паровоз!
Он где-то историю эту услышал,
Простой паровоз, не маньяк, не дебил,
Как дети сказали, «поехала крыша»,
Уверен, что он героиню убил.
Свеча полыхала,
слезой истекала,
Я долго жалел её, пьяный дурак,
И рельсы бежали – к истокам, к началу,
Где пересекались!
Вот так-то,
вот так…
И жёлтый огонь был по абрису – купол,
Той старой церквушки – без окон, икон,
И жалко нас было, и бес нас попутал,
Забыв, кто мы есть, и каков наш закон.
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ (недописанная).
АГАСФЕР.
(масло, холст, 120 х 80)
Вольному – воля, спасённому – рай,
А оттолкнувшему – вечность!
Всё, Агасфер, ты уж сам выбирай
Серую
Бесконечность.
Годы проходят, сгорают века,
Не дал Христос потомков,
Кто пожалеет меня, дурака, -
С палкою и с котомкой!
Я вспоминаю: две тысячи лет –
Стрелы свистели рядом,
Если в упор громыхал пистолет –
Пулю отталкивал взглядом.
Я проходил через сотни боёв,
Голод,
чуму,
парады,
Правду скрывая, имя своё…
Но рассказать пора бы!
Солнце палило… Центурион…
Гром сандалет конвоя…
Потной толпы нарастающий стон…
Крест Ты тащил с собою…
Взгляд… я опешил!.. с шипами венец…
Кровь по плечам – на камни…
В плети зашиты крючки и свинец…
Вот Ты упал… Рука мне,
Помню, дана была… Я оттолкнул!
Просто, как все, я струсил…
Тут же услышал от облака гул,
Словно от землетруса,
Бросило в жар, потемнело в глазах
И показалось, словно
Это лицо Твоё – на образах,
В золоте каждое слово.
Вольному – воля!
Спасённому – рай!
А оттолкнувшему – браво!
Ты, Агасфер, только не умирай,
Людям рассказывай правду.
Что, я – предатель? Я Бога убил?
Совесть меня задушит?
Да!
Не хватает, Господи сил
Видеть благие души,
Что отрываются прочь от Земли,
Бросив сей мир…
Постыло!
Всё им подвластно – звёзды вдали,
Тело внизу остыло.
Всё им знакомо – Любовь и Тепло,
Знают, что есть Спасенье…
Как им, бессмертным, спокойно, светло,
Словно в саду осеннем.
Высох, как вобла,
глаза лишь горят,
Рука моя – хвост игуаны!
Лохмотья – да самый удобный наряд,
Мир наблюдать этот… странный!
Он же всё хуже!
Эксперимент,
Похоже, неуправляем!
Так забери меня, хоть на момент –
Что там
с Адом и Раем?
Я был богатеем,
рабом,
мудрецом,
Епископом даже – в Риме!
Всё думал: вот это и будет концом,
Я тоже есть –
боготворимый!
Я – Агасфер, Вечный Жид, скорбный дух!
Мне никуда не деться!
Жизнь мою вечную - для повитух
Рви!
Раздавай младенцам!
В раке серебряной, в свете свечей –
Рука Иоанна!
Десница…
Руку возьми! Для убийц, сволочей,
Над ней можно тоже…
молиться!
Ту вот – лобзать, на мою же – плевать
(Служка сотрёт тряпицей),
Сдохнуть позволь,
а не околевать…
Голгофа же повторится?
Смотри, она сильная! Сам отрублю!
Пусть ляжет во гробе на веки!
Зато не толкну Тебя, не согрублю,
Коль явишься вновь Человеком.
КАРТИНА ПЯТАЯ.
ДОМОВОЙ.
(масло, картон, 60 х 80)
Люблю этот домик,
Я – маленький гномик,
Я – дедушка, ваш домовой.
Я люльки качаю,
И ваши печали
Сметаю своей бородой.
Закройте-ка двери,
Я здесь, суеверье,
Меня хоть и нет, а сквозит!
И бок мой простужен,
А если не нужен,
Отправлюсь в последний транзит.
Путь спят малышата,
Сверчки и мышата,
И старая ведьма в печи, -
Я сны нашепчу вам,
Как чукча без чума
Уснул прямо в тундре, в ночи.
Там утро бодрее,
А небо добрее,
А старый медведь глуховат…
Ну, туг он на ухо!
А тут копалуха
Выводит гулять глухарят.
И плещет горбуша,
На брюхе – по суше!
И – в омут! И – на перекат!
А край там оленный,
И сто поколений
Не сменят сей древний обряд.
Костры там не тухнут,
А идола Кутха
Таскают, как куклу с собой…
Я был там весною,
Горжуся, не скрою,
Я был там один – домовой.
Там до окияна –
Большая поляна,
То – тундра, живет без забот,
Нет в море русалок,
Но много касаток
С улыбкой в сто двадцать зубов.
Бьют в бубны шаманы,
Гусей караваны
Летят зимовать на Синай…
Ты спи уж, мальчонка,
Про эту сторонку
Тебе нашепчу, так и знай.
КАРТИНА ШЕСТАЯ.
БЕРЕЗЫ (этюд)
(масло, картон, 80 х 60)
С утра вдруг отгремели грозы,
Но не наделали беды, -
Стоят умытые берёзы
В ознобных капельках воды.
Простоволосый, тихий, босый
Я в лес ступил, дух затая, -
Как свечи, стройные берёзы,
Как ночи белые, стоят.
Тела их матово светились,
И слышно было – капал сок,
И что-то главное случилось,
И сладко отдалось в висок.
Не сразу понял шорох листьев, -
Забыл язык зелёных грив!
Миг понимания продлился,
На жизнь и смерть приободрив.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ.
ПОРТРЕТ ШАНСОНЬЕ.
(масло, холст, 100 х 140)
Не докричаться, мой друг, до луны,
Не подразнить успехом,
В голосе - дребезг басовой струны,
Носит по свету эхо,
Грустно, как сон,
Это шансон…
Ты выходил на подмостки столиц,
Свет от софитов заманчив…
Галстук пижонский,
бронзоволиц,
Словно ты вождь каманчей,
Плыл баритон…
Просто – шансон!
Помнишь: маркиз,
партизан,
фармазон
Рядом в толпе стояли,
И подпевали тебе в унисон
Прямо на Пляс Пигале…
Водки, гарсон!
Это – шансон!
Ты элегантен, как в смокинге чёрт,
Нежен по-человечьи,
Душу твою ностальгия печёт,
Скорбь многознанья – на плечи!
Колокол… звон…
Русский шансон!
Впрочем, бывало – кепарь на глаза,
Голос – с блатным оттягом,
Хлопал, свистел, обожал тебя зал –
Каждый из нас бродяга,
Наверняка…
Плут и зэка…
Это – закон,
Русский шансон!
Эти куплеты мурлыкал бомонд,
И кореша – на нарах…
А штрафники уходили на фронт,
И подпевал тебе, старый,
Весь эшелон!
Зоны шансон…
Мальчик берет своё верхнее «си»,
Басом толстяк рокочет,
Стыдно душе твоей так голосить,
Тихо она хохочет, -
Клоун-шансон,
Вот так фасон!
Чтобы запеть, надо сердце иметь,
Да и любовь, пожалуй…
С трещинкой эта картавая медь,
Словно она – из пожара…
Тише на тон…
Вечный шансон!
АНГЕЛЫ.
цикл
1. РОЖДЕНИЕ АНГЕЛОВ.
(масло, холст, 120 х 140)
Вы видели в ангелов перерождение –
С глазами, полными сострадания,
Уже на закате всего мироздания, -
Ни Бог и ни Чёрт не признал поражения…
Нет, их не рожает, вопя, ангелица,
Роняя перья из крыльев трепещущих…
Но!
Вот кровью родильной закат уж залился,
И в облаке – свет, словно чудо
обещано.
И хоть ангелочков рисуют всех голыми,
С пухлыми, как от водянки, ручками,
Когда они стрелами, киллеры-лучники,
Разят нам любовью сердца бестолковые, -
Всё это пустое. У ангелов – детские?!
Там нет ни пелёнок, ни лепета милого,
Берут человеков, наполненных силою,
И жизнь повидавших, и знающих бедствия…
Их смерть на Земле – просто предупреждение.
Их близкие заняты – пьют и печалятся,
А эта душа, что давно уж
отчалила,
Всё мается в муках
перерождения.
На краешке кратера, корчась в беспамятстве,
Где запахи неба и вонь преисподняя,
Порвав свою память, и грудь, и исподнее –
Вот так и вступают в Великое Таинство.
И горб на спине – в клочья… крыльями… перьями…
И тело – без сердца, но силы невиданной…
Прозренье и мудрости будут им приданы,
И храбрость – разить, и жалеть нас – терпение.
И будут им бездны Вселенной расстелены,
Как старый ковёр, раз шагнул – вот и краешек,
Галактики вдруг разбегутся, играючи,
Спасать надо те,
где уж души посеяны.
Стать ангелом!
Только для Рая, для Ада ли?
Везде есть тяжёлый обет, покаяние,
Труднее – не звёзды и тьма расстояния,
Грехи и сомненья,
что на душу падали!
В века провалиться! И там, катакомбами,
Дела позабытые эхом аукнутся,
И кровью набрякнут в Изборнике буквицы –
Чужими долгами вы вдруг атакованы.
Вы поняли, как нарождаются ангелы?
Как лепят себя, словно скульптор неистовый,
И как прозревают, и тайные истины
Даны им, как в ночь улетающим – факелы!
Как ангелы снова в людей превращаются?
Их в Млечном Пути искупают с молитвою,
Да имя – для каждой эпохи великое,
Дадут.
А планета летит и вращается.
2. ПОРТРЕТЫ АНГЕЛОВ.
(масло, холст, 180 х 100)
Ангелы позировали нечасто.
Бывало – Рублёву и Дионисию,
Писать их было – не просто счастье…
Не слов подходящих!
Блаженство?
Bellissimo?
Воистину, слова бессильны!
Лики ангелов неуловимы.
Они меняются майскими тучами.
Допишешь портрет лишь
до половины,
А в кресле, как будто, другой уж натурщик.
Шуршит крылами и улыбается…
Удача катится – Рублёву, Врубелю…
А, впрочем, каждый, забавы ради,
Начертит крылья – на доску грубую, -
Сурьмой и охрой, добавив радий…
Но это ангел? Спортсмен ли в перьях?…
Очи огромные почти прикрыты.
А смотрит жгуче, когда не в духе…
Возьмите краски и кисть – рискните!
Он взглядом выправит
все залипухи.
Вы не заметите, как он поможет…
Краски сползутся в гармонию сами,
Линии выгнутся,
как по лекалу,
Чтоб удивить всех людей небесами,
Чтоб и душа твоя
возликовала.
Конечно, главное – души движения!
Работать с ангелом – восторг… мучение…
Молчишь, а сердце трепещет бешено.
За мысли грешные – не отречение,
Он лишь поморщится, да так, хоть вешайся.
Порой, витийство – самоубийство!
Крылья у ангелов бывают лебяжьи.
А кто-то любит крылья от аиста,
Бывают орлиные, сокола даже…
Вот только от грифов им крылья не нравятся.
Это – для пекла, для Ангелов Ада…
От света идущего и от жара
Краски сохнут, писать надо скоренько,
К тому же лететь ему вновь на Стожары,
Беда там. Успеть бы до Солнца, до зореньки.
Но Время, вы знаете, так относительно!
Ангела дело – любовь и советы.
Он воин. Всегда между светом и тенью.
На древних иконах они – силуэты,
Меж Жизнью и Смертью,
Пространством и Временем.
Всегда рядом с Богом.
3. ЛЕГИОНЕРЫ.
(масло, холст, 180 х 100)
«…или ты думаешь, что Я не могу
умолить отца Моего, и он представит
мне более, нежели двенадцать легионов
ангелов?»
Евангелие от Матфея, гл. 26-53
«Легион, на «первый-второй» рассчитайсь!»
Ангел мой, обожённые руки,
Взгляд незрячий, в крови крыло…
Ты испытывал смертные муки,
Или умер, вздохнув: «Повезло!»
Ангел Виктор из десантуры,
Безмогильный, печальный дух…
Нет вот тела для
прокуратуры,
И для Бога твой взор потух.
Умирают ангелы скоро –
Вспышка света, которой ждёшь.
Я уверен был – метеоры,
Рифма старая – «звёздный дождь».
Не ответишь на перекличке,
Крикнут: «Ангел Виктор погиб!»
Да, случилась короткая стычка,
Тоже, вижу, локальный конфликт.
Далеко до последней битвы,
Заклубились и Свет, и Тьма,
И на лезвии этой бритвы –
Всевселенская
кутерьма.
Сдюжил, выжил в Альдебаране,
Бился в месиве Кассиопей,
Зажимая смертельную рану,
Ты по звёздной хромал тропе,
По кипящим болотам Венеры,
И по глыбам попутных комет,
Чтобы звёздочкой, пусть не первой,
Прочертить умирающий свет.
В небе, в сумрачном фиолете
(От заката – часа полтора),
Над Россией искоркой света
Вспыхнуть!
Всё, и душе пора
Отслужив, уж освободится,
Успокоится, встретить вас:
Предков, души родные, лица,
Этот ангельский ваш спецназ.
«Легион, на «первый-второй» рассчитайсь!»
Лысый ангел по кличке Радий,
Не боялся ты страшных доз,
И с ураном руду, Бога ради,
В самосвале, дурак, вёз и вёз?
Ради нищенской этой зарплаты,
С ней не жить, а лишь так,
доживать…
Или, чтобы потом
заплаты
На дырявое Солнце сажать?!
Ангел пепла и полураспада,
От звезды золотая нить…
Вам по чину частенько надо
В задуривший реактор входить.
«Легион, на «первый-второй» рассчитайсь!»
Ангел вод и глубин кессонных,
Православное имя Андрей,
Ты являешься ночью бессонной
Морякам всем холодных морей.
Ты спускаешься прямо на мостик,
Если лодка на грунте лежит,
Прочный корпус хрустит, как кости,
И осталось чуть-чуть пожить, -
Молодому, считай, народу…
Что ты можешь, Андрей, явить?
Дать им веру и кислороду?
О бессмертии поговорить?
Ты взлетаешь утречком ранним –
Перед Флагманом Флота – ввысь!
Ибо наш океан – бескрайний,
И работы в нём – завались.
И локатор не даст засечки,
Зря турели матрос крутил…
Ты жалей их по-человечьи,
Сгусток света, источник сил.
«Легион, на «первый-второй» рассчитайсь!»
Ангел смуглый, бретёр Виталя,
Вновь толедским звенишь клинком?
Ты во Франции или в Италии?
Что, искрится «Вдова Клико»?
В Восемнадцатом веке проблемы
Просочились на белый свет.
Мне сказали – ты эту тему
Контролируешь тысячу лет.
То нырнёшь лет на десять поглубже,
То зависнешь – и день, как год,
Ты в России давно нам нужен,
Питер, Невский, все ждет-пождет…
Спрятав крылья под плащ гвардейца,
Снова скачешь, идёшь пешком…
А вернуться домой не надейся –
Похрустеть российским снежком.
«Легион, на «первый-второй» рассчитайсь!»
Ангел Толик по кличке Синус,
Рудознатец был, зрил насквозь…
Что так рано ушёл? Подвинусь,
Ты садись-ка, подземный гость.
Как там, Синус? Хоть слово молви –
Под землёю можно лететь?
Жилы золота ярче молний
Рассекают земную твердь!
Как на море, приливы лавы,
А интрузии – облака…
Нас трясёт, ангел Толик, не слабо,
Городок наш живой пока.
Ты следишь за подземною бездной,
Кто ты – ангел подземный? Чёрт?
Кто тут гений, а кто тут бездарь?
Не понять! А земля печёт…
Ничего в этой жизни – не слишком,
Мир не держится на тормозах,
Это, парни, последний мальчишник,
Вы сгораете на глазах.
Даже ангелам дембель нужен,
Легионам – души других,
Старой заводью жизнь закружит,
По Вселенной пойдут круги.
3. ЛОВЦЫ ЧЕЛОВЕКОВ.
(масло, холст, 140 х 180)
Над Невским почти не штормило,
Волна была балла на два,
И море с ленивою силой
С утра шевелилось едва.
И ангел, что плыл над Дворцовой
(А город в пучине почил),
Сегодня был мальчик фартовый,
И ног своих не замочил.
Дождались и мы катаклизма –
Растаяли вечные льды,
И клизма, но без механизма –
Вот наши этапы борьбы.
Все сто двадцать пять революций,
И все артефакты страны
Ныряльщикам пусть достаются –
С имперской, как сон, глубины.
… Гребут на просторной шаланде,
Хламидами дорожа,
Три ангела… Кто может шландать,
Будить под водой горожан?
Да, солнце сожгло всё живое,
Да, воздух отравлен, горит,
И небо, квашнёй дрожжевою
Доходит – свисает, пыхтит.
Но выжили, братцы-сестрицы,
Конечно, нам ангел помог:
Дал жабры, учил нереститься,
И плыть по весне на восток.
Мы так и живем – ради пищи,
Пьём кофе в воде по утру,
Уже революций не ищем –
Акулы нас просто сожрут!
Все бунты – затея пустая,
Живёшь себе, всласть нерестясь,
К тому же, у нас, в рыбьих стаях,
Ну, нет вожаков – отродясь.
Заботы, доносы, поклёпы…
Ты умер, ну, в смысле, уснул…
Но кто-то живёт для поклёвки
На
золотую
блесну!
Похоже, мы есмь человеки,
Поскольку наш взгляд не потух,
В карасике даже, в калеке,
Живёт честолюбия дух.
Вот лодка прошла над Сенатской,
Гребут на Казанский собор,
Похоже, пора собираться
На главный, плотва, разговор.
Кто вынырнул прямо под днищем,
Тот видел, что там за века –
Ракушек, о Господи, тыщи!
Живут себе тихо пока.
Вот ангелы спиннинг собрали,
Подкормку – за борт, говоря:
«Вот деньги для разной кефали,
Вот водка… кому? Пескарям!»
А тут и блесна золотая,
Как орден «Солидность и Вес»,
И сом, изогнувшись, хватает!
Подсечка! Наверх его! Есть…
Усатый, тяжёлый и сочный,
Лежит он с блесною во рту,
Забрал его Бог, это точно,
Но ангел всегда – тоже тут.
И снова катушка стрекочет,
Играет блесна, как звезда,
И хищный осётр тоже хочет
Звезду получить навсегда.
И он – на кукане! Порядок…
Блесна, где брильянты блестят,
Сманила две стайки стерлядок,
Поймали штук сто, да подряд!
Кого-то ловили на бабу,
Он всплыл, не поняв ни шиша,
Рыбалка старинная – вабить,
Об воду приблудой глуша.
Соблазны… Да все они наши!
Страстям и в воде не стихать,
Пусть ангел нам крыльями машет,
Но он не спасёт от греха.
Мы сможем в последнем поклоне
Не сдохнуть, так выжить в воде…
Пусть ангел стоит на колонне –
Уже по колено в беде.
4. ПРОЛЕТАЮЩИЙ АРХАНГЕЛ.
(масло, холст, 120 х 100)
Кружева берегов,
иссечённые дельтами рек,
Наблюдаю с высот,
как стареющий ангел – свой садик,
Говорят, на планете,
как плесень, живет человек,
Расплодился когда-то,
с Потопа никто не осадит.
Говорят, что из космоса
можно огни увидать –
Всех крупнейших столиц…
Приглядевшись – деревню в берёзах…
Ночью, без облаков,
это истинная благодать –
Золотится земля,
словно лунные блики на плёсах.
И однажды спросил я –
подайте мне, братья, сигнал,
Разум видеть хочу –
доказать, опознать Человека…
Я же души все слышал!
Сигнала я не узнавал,
В мельтешении фар,
и в разлившихся огненных реках.
Днём мешают дымы,
вид распоротых и расчленённых лесов,
Суета человечков,
которых так много… так много…
Днём – засилье в эфире
беспощадных и злых голосов…
Грустно! Крики летят,
достигая до звёзд и до Бога.
Но зато с высоты
океаны я вижу до дна,
И начало начал –
наши саженцы, вон – в Междуречье…
Человек человеческим слаб!
Так его ли в том, братья, вина?
Вы – не ангелы! Грешны.
Грехи ваши все – человечьи.
Этот вид размножается –
вот уже сотни веков,
Он по кругу бежит,
всё по замкнутой, скрученной ленте,
Раньше на душу было –
лишь пять с половиной клинков,
А сегодня – пять тонн,
но в тротиловом эквиваленте.
Над Землёю легко –
и с рабом, и с Создателем связь,
Здесь – не Разум Вселенной,
но точно – ростки и зачатки…
Пролетает Гагарин… Один!
И, блаженно смеясь,
Он мне машет рукой,
и ко рту прижимает перчатку.
ЭПИЛОГ.
Умрите, картины!
Спасибо, что были -
За чувства, друзей загулявших, пленэр…
Вы право погибнуть себе заслужили,
Как старый,
весь в буклях седых,
гренадер.
Когда я холсты с антресолей снимаю,
Сминаю бумагу, где рифмы не те…
Цветная тоска моя,
глухонемая –
Картинки…
И строчки – в сплошной черноте.
Но вы отпечатались где-то в астрале,
Пусть пепел от вас, как моя седина…
Хоть кто-то – бушмен
параллельных Австралий
Напьется их цветом,
как я, допьяна.
Я думал, здесь каждый коллекции копит…
Здесь рамки дороже!
Скажи, почему ж
Америка стала Империей копий,
И скупщицей умных,
но краденных душ.
Задача – не выжить!
Явиться и переродиться!
Картина – не рукопись, а не горит…
Пусть море зажечь не смогла
озорница-синица,
Но каждый, кто пишет,
о ней каждый раз говорит.
Что в жизни смешнее
бумагомараки!
Мазилки – мурзилки…
В аду ли, в раю –
Как дело дойдет
до делёжки и драки,
Их первых затопчут. И снова убьют.
Все наши усилия – только зачатки
Того, что потом постучится у Врат,
Но ангел, срывающий с неба печати,
Узрел уже Солнце, как Чёрный Квадрат.
Прощайте, картины – распахнутый Космос,
Что видеть – нельзя, а назвать это – грех…
И как паршютики – знаки вопросов
Летят…
И они-то опаснее всех.
Камчатка, март-апрель 07 года
|
| |
| |
| pavelpanov | Дата: Среда, 10 Дек 2014, 19:40 | Сообщение # 10 |
|
Житель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 915
Награды: 13
Репутация: 52
Статус: | Баллада о мотыльке.
Чтоб баллада сложилась, как надо,
А в финале возник мотылёк,
Мне и речка нужна, и ворота для ада –
Наш Вулкан, и пурга, и в печи уголёк.
Начиналось все очень красиво –
Затянуло вулкан синевой,
И с небрежной, космической силой
Облака были брошены в бой.
Красным всполохом в небе, закатом
Окровавилось… силы врага…
Вдруг все замерло. Тишь! И тогда-то
Над землею рванула пурга.
И свистела, и сыпала снегом –
Ни причалов, ни вех – берегов,
Приподняв это небо, с разбегу
Вдруг на землю роняла его.
И тоска в этом свисте небесном
До того нас за душу брала –
Побросали и крести, и песни,
Здесь – важнейшие в жизни дела.
Нам бы выйти в пургу, да с лопаткой,
Снег почистить
над головой,
Или нашу большую палатку
Он раздавит под плачущий вой.
Но сидели, печурку топили,
Чтоб совсем уж не съехать с ума,
Между делом привычно шутили:
«Все по графику – в полночь зима!»
И молчали, что третий наш, Лешка –
На реке. Там он шкерит икру.
«Тут зима, сатана!» - «Я немножко…»
И ввязался он в эту игру.
Мы таких закопали немало –
По пурге (снег по пояс, сырой!)
До последнего шли к перевалу
С этой чертовой красной икрой.
И бросали и рыбу, и сети,
Жрали, чтоб не упасть, ястыки…
Собирали мы их на рассвете –
Так никто не ушел от реки.
Этот был самый умный… Смешливый!
«Не грустите, пишите, друзья!» -
И еще он добавил: «Счастливо!
Хохму тут приготовил вам я!»
Лечь, уснуть и замерзнуть – не хохма,
Зло берет от таких остряков!
Все подохли! Никто и не охнул,
Бросив семьи свои, стариков.
Мы молчали – ему там не сладко…
Там укрыться-то негде – и все!
В снег не ляжешь, ты не куропатка,
А в пургу и костер не спасет.
Нам в палатке, под снегом – жируй-ка!
Есть жратва и поленница дров,
Раскалилась – взорвется! – «буржуйка»,
Хоть брезентовый, все-таки кров!
Только в шорохе снега и свисте
Бесовские творятся дела –
Хохот, рыла свинячьи и взвизги,
И над свечкой - два черных крыла.
Мы уже не глядим друг на друга,
Дурь в глазах, хоть нас скопом лечи,
Мир скукожился – просто до круга,
Что очерчен сияньем свечи.
Вот тогда-то, на третьем закате
(И шугнуть не поднялась рука!)
У него, на походной кровати
Мы увидели вдруг мотылька.
Белый с желтеньким – черт его знает! –
Ночь, зима, и пурга – третий день…
Посидел, подрожал и – порхает
Вдруг ожившая
хренотень.
Над печуркой кружил легким духом,
Пролетел над свечой – не сгорел,
Вдруг мне на руку – вот щекотуха! –
Как в лесу на корягу, он сел.
Это было, как бред – нереально,
Дико, страшно – его ж просто нет!
Бог послал? Ну, лады, гениально…
Если блазнится, значит, привет!
Мне в пургу мотылёчков не надо,
Ну-ка брысь! Ну, едрёная вошь…
Но напарник, держа меня взглядом,
Прошептал, чуть дыша: «Зашибешь…»
«Тоже видишь?» - «Что?!» - «Бабочку эту…»
«Вижу!» - «Я-то уж думал – кранты…» -
«Отпусти, пусть летает по свету…
Пусть живет…» - «Издеваешься ты?»
Засвистело, завыло, подуло,
Словно нам прозвучал трубный глас, -
В ночь, в пургу это чудо порхнуло,
В хлопьях снега запуталось враз.
…А с утра – синь от края до края,
И кальдеры знакомый капкан…
Щурясь, вышли на свет, узнавая
Горы, старый каньон и вулкан.
Наш приятель лежал в сотне метров.
Что там – кровь? Нет, икра на снегу…
Шарф на ветке от слабого ветра
Шевелился: «Идти не могу!»
Он связал себе ноги в лодыжках,
Замерзая, так ровненько лег…
На груди – золотистой ледышкой
То ль душа, то ли тот мотылек.
Участок Мутновский, Камчатка, 1985 г
|
| |
| |
