|
Скопенкова Вактория: "Первое письмо, которое я тебе написала
|
|
| Виктория_Скопенкова | Дата: Суббота, 18 Апр 2015, 13:12 | Сообщение # 1 |
 Гость
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 10
Награды: 1
Репутация: 0
Статус:  | Скопенкова Виктория Алексеевна. Г. Воронеж.
Не знаю даже, кем себя назвать. Считайте, что начинающий писатель, неспособный найти своих читателей. Пишу, естественно, когда приходят мысли, а приходят они, соответственно благодаря книгам (любого жанра). Писать, так сказать, начала довольно недавно (с учетом того, что учатся этому всю жизнь) и бросать не собираюсь, несмотря на препятствия. Однако боюсь, что прогресс застывает. Впрочем, если интересно, почитайте и узнаете, слишком ли у меня все плохо. Некоторые из рассказов можно почитать здесь (уверена, восторгов не будет): http://samlib.ru/editors/s/skopenkowa_w_a/
Сообщение отредактировал Виктория_Скопенкова - Суббота, 18 Апр 2015, 14:34 |
| |
| |
| Виктория_Скопенкова | Дата: Суббота, 18 Апр 2015, 13:25 | Сообщение # 2 |
|
Гость
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 10
Награды: 1
Репутация: 0
Статус: | Первое письмо, которое я тебе написала. (С.В)
1.
"Верно нам обоим ясно, что мы знаем друг друга. При виде тебя мое сердце содрогается, а мир, что я всегда видела, меняется, превращается в неясность.
Мои мысли пребывают в твоих, я постоянно их читаю, значит знаю, о чем ты думаешь.Но не всегда могу разобрать, что мне действительно нужно, а это наводит грусть. Вечность, которой я жила, трудно сравнить с той, в которой ты стал моей частью. Эта, другая вечность, настолько нереальна, что кажется сном.
Последний вечер своей «прошлой жизни» я провела в тоске о чем-то мне неизвестном, а когда следующим днем встретила тебя – поняла причину таинственной тоски. Все изменилось. Кардинально.
Я ни с кем не делюсь чувствами, поэтому их влияние сильнее, чем если бы я их рассказывала. Но если я однажды ими поделюсь с тобой – ничего не изменится. Потому что моих чувств хоть и много, но хватит только на двоих людей: тебя и меня.
Я тревожусь за тебя даже тогда, когда тебе ничего не угрожает. Я совсем не могу понять, чем являются мои к тебе чувства. То ли мы самые близкие люди, то самые чужие, относящиеся друг к другу с презрением. Со стороны наше общение выглядит как вторая моя вышесказанная догадка, но, когда мы бываем наедине, ты меняешься, тем самым путая меня. Тогда я надрывно надеюсь, что когда-нибудь ты откроешься мне, объяснишь, в чем дело.
Ты такой же скрытный, как и я, и меня это жутко тяготит. Настолько, что еще немного и я сорвусь: накинусь на тебя с вопросами, в надежде выяснить вещи, держащие меня в неспокойствии."
Грозные, немного пугающие тучи повисли над моей головой и притихли, будто забыли, зачем показались на небе. За это я тоже люблю май – за грозовые дожди, за первые запахи лета. Это время ничто не загубит: ни экзамены, ни страх перед будущим. Это хорошо, что выбор встал как раз во время наступления прекрасного лета. Может, оно победит волнения, сомнения и реальность происходящего.
Дождь все-таки пошел. Намокнуть я толком не успела, потому что скоро скрылась в подъезде своего дома. Звук дождевых капель уходил от меня – становился тише, приглушённее. В подъезде довольно темно, и лишь подойдя к пыльному окну я могу поймать лучи света.
Сегодняшняя прогулка казалась самой лучшей на свете, самой лучшей из всех тех, какие я знаю. Кончики пальцев замерзли, волосы намокли от дождя и липли к плечам. В комнате света было так же мало из-за наплывших на небо туч. В окне лужи отражали позеленевшие деревья, ветки которых носило ветром.
Май.
Меня ждут выпускные экзамены. Этот дождь не дает мне захлебнуться в беспокойстве, сомкнувшемся над моей головой как поверхность реки. Такая погода всегда уносила меня в лишённый звуков, убивающих меня, мир. Столько прелести было в этих каплях, дрожащих на ветру в полете, разбивающихся об асфальт.
Дома меня никто не ждал, почему я молчала и дрожала. Пальцы согреваю под теплой водой и прячу в полотенце.
Положительное отношение к дождливой погоде я воплотила совсем недавно, когда я начала считать, что у меня есть писательский потенциал, и такая погода меня вдохновляет. Говорю я это насмешливо, ощущая себя мнимым гением, излагающим мысли на уровне пятого класса.
На кухне вечно творится хаос. Сегодня моя очередь после мамы следить за порядком, вернее за беспорядком, чтобы он не разрастался. Чаще всего много после себя оставляет папа, чем без труда улавливается его присутствие в нашей семье.
Вечер я провожу тихо. Слышно только как плещется вода, оттого что я мою посуду. Такие вечера я любила проводить в сладостном удовольствии, нежась и уплывая в какой-то понятный только мне мир, в каком я вспоминала людей, которые безудержно нравятся мне и даже бывала в любимых местах, охваченная веселым диалогом.
Но одно неколебимое желание оставалось у меня: никогда не быть с этими людьми в реальности. Это было устойчивое правило, нарушив которое, я могла поплатиться всем привычным, что окружает меня сейчас.
Убрав в кухне, я глубоко вздохнула и этот вздох был похож на вздох мученика, страдальца, за что во мне отразилось кратковременное презрение к себе. Пусть я не жила в красивом доме и не ела деликатесы, я имела все что имеют обычные люди для жизни. Я не страдала едким одиночеством, пусть и создавала его для себя, - у меня были самые нормальные родители. И этот вздох вдруг сделал из меня самое несчастное существо на свете? Безумие.
Однако, кое-что горькое мне не трудно вспомнить. Нередко мои родители скандалили. Все сходилось на самой страшной ноте: много было противоречий. Много было ненужных пустых слов. А я сидела в комнате и откладывала все в голове, анализировала, сравнивала одно с другим. Я не могла на это никак не реагировать. Самое больное было то, что я не могла оставаться равнодушной, я включалась.
Отогнав навязчивые воспоминания (хоть это почти невозможно), я переместилась в свою комнату, где до самого сна просидела с книгой, текст которой мне служил лишь опорой, местом, куда могла деть глаза, пока размышляла.
В класс я вошла неуклюже и, не глядя ни на кого, кинулась к своей парте, точно она моя спасительница. И никто на меня не посмотрел. Это было важно. Моя основная фобия – взгляды людей. Пусть как я недавно выяснила, никто не обращает на меня внимания, я все ровно озираюсь, в страхе обнаружить на себе хоть один взгляд.
И обнаруживаю.
Один взгляд человека, появление которого в школе нечто из ряда вон выходящего. Но сегодня парень был на месте. Он настолько редко появлялся, что я забыла, что он такой же как все – ученик.
Он проводил меня взглядом так незаметно, что я не почувствовала, с каким отношением он был мне послан.
Редкого гостя звали Саша. И пусть это имя настолько заезженное, что многим видится одно и то же лицо, как только его слышат, я так не думала. Этот Саша ни с кем не сливался.
Я скрытная. У меня есть еще один страх – страх быть узнанной большим количеством безнравственных людей, способных на сплетни и насмешки, каким был мой класс. Может, это и есть проявление моей ранимости или слабости, но я действительно так считаю.
Парту накрыли солнечные лучи. Я испытываю радость, пусть за соседней партой обсуждают незнакомого мне человека. Лучи будто ограждали меня ото всего, даже от учителя, говорящего о каких-то химических реакциях.
Позади меня послышалось движение, на которое я почему-то обернулась. Но скорее всего я повернулась не из-за движения, а из-за буровящего меня взгляда. Сашиного взгляда.
Он сидел в тени, откинувшись на маленькую спинку стула, от которой у меня обычно болела спина. Внутри себя я испугалась, но старалась этого не выдавать. Я почти всегда стараюсь не выдавать своих эмоций, чтобы никому не было понятно, что я испытываю. Возможно, это мне удается, но глаза всегда все откроют для другого. Поэтому все время пребывания на этой земле я не часто смотрю кому-то в глаза, когда чувствую что-нибудь личное, например, страх.
Вот и в этот раз я повела себя точно так же, как и всегда. Я отвернулась, потупила взгляд и постаралась убить в себе навязчивые воспоминания того, что случилось буквально полминуты назад: я обернулась. Остальные минуты на уроке я была точно скованна, посажена в тесную клетку.
Небо было ясное и большое. Я уносилась в него с невероятной скоростью, окуналась в самые приятные воспоминания. Я шла со школы с мыслью скорее удалится от этого места. Мой дом скрывался за два двора и только, но даже это расстояние могло меня спасти от его присутствия вблизи меня.
Мне нравился район, где я живу. Здесь довольно много магазинов и тихих улиц, отгораживающих от себя людей, где ни одна весна не обойдется без затопления. Недалеко находилось водохранилище, пустынное место которого я не могла обойти стороной. Оно несло в себе волшебные чары, овладевавшие только мной. Пески несли меня околдованную все ближе к месту, где никто не бывал, чем и полюбилось мне. В нем обитал скрытый дух романтики, веяло благотворным покоем.
Возле реки, скрывшись за деревьями, я уединялась с мыслями, которые путались на протяжение дня. Здесь они и чувства выравнивались, находили свои места. Тогда я лучше себя понимала.
Гармония. Мало кто думает о ней в моем возрасте и вряд ли испытывает. Но я стараюсь дружить с ней и испытывать каждую свободную минуту.
Я занесла тяжелую под три килограмма сумку с учебниками домой и спустилась на улицу, легкая, как весенний ветерок, чтобы прогуляться по улицам, а там и вдоль водохранилища. В эти минуты меня посетило восхищение и томительное чувство предвкушения, ведь последний раз у реки я была осенью, а теперь очень хотела увидеть: не изменилось ли что в мое отсутствие, и как расцвели еще не такие живые ветки деревьев под теплым солнцем.
Меня несло туда так же, как и обычно: стремительно и неуклончиво. Все, что являлось в жизни важным уходило на второй план, вымирало в радиусе от меня.
После вчерашнего дождя песок остался сырым, отчего идти по нему легче, чем когда он сухой и горячий, когда ноги проваливаются глубоко в него и дойти до потрясающего места, казалось, невозможно.
Несколько дрожащих в теплом воздухе мушек лезли мне в лицо, но я оставалась все такой же спокойной и благосклонной, какой я бываю, когда жду какой-нибудь волнительной встречи. Одинокие ивы плыли то по левую сторону, то по правую от меня и думалось – пейзаж не изменит своего образа на протяжении долгого времени или хуже того – никогда. Но для меня это устарело.
Меня ждало уже привычное, но все такое же живописное место, побуждающее во мне не только повседневные рассуждения о будущем, но и вспышки радости, ведь я еще начинала думать о искусстве, что после, долгое время не отпускало меня, когда я дома лежала в постели, изучая в темноте блики, исходящие от уличного фонаря.
Воображение не отходило, а усиливалось, как только для меня показались верхушки низких деревьев, а там – думала я – недалеко до реки. Еще негустая полоса зелени закрывала собой то, что мне хотелось видеть: водяные солнечные отблески, сверкающие на кристальной, еще не цветущей воде водохранилища.
Скоро я дошла до того места, куда стремилась. Оказавшись в тени знакомых деревьев, я села на сырой пенек и принялась изучать окружение, точно видела его впервые. В каком-то смысле так оно и есть. Пока шла зима, я не рисковала сюда сунуться в силу морозов и гололеда, но мучительно испытывала чувство непреодолимой и тяжелой тоски. Теперь я снова находилась там, где придумывала немногие свои странные, написанные с философским фанатизмом рассказы. Меня охватило сладчайшее удовольствие с такой силой, что величина его казалась колоссальной.
Природа, отдаленная от людей, очень таинственна. Она кажется воздушнее, непостижимее и этим очаровательной. То место, где была сейчас я, не было идеальным примером «дикой природы», но побуждало мысли о такой красоте.
Ничто не могло заставить меня покинуть тень здешних деревьев, потому что здесь ничего не изменилось и не менялось никогда. Казалось, все потому, что я была здесь хозяйкой.
2.
Каждое утро я одинаково вставала в школу и вот уже несколько лет не считаю это наскучившим. Утром стало уже не так темно, а вернее совсем светло, почему мои ранние подъемы совершались еще с большим удовольствием.
Каждая минута на счету, и я очень точно сохраняю определенному делу свое время, из-за чего у меня остается полчаса до выхода из дома, что меня удовлетворяет. В оставшиеся минуты мне удается почитать книгу или послушать музыку, которая, кстати, не совсем хорошо влияет на мою собранность, благодаря тому, что непрестанно звучит в моей голове. Ясно, что я не против этого, потому что не желаю ее отпускать.
Мою рассеянность обычно можно определить по глазам, но в связи с тем, что их я привыкла прятать, и это остается не всегда возможным. Если в школе я соблюдаю правила, то что-то внутри меня часто колеблется, разрушая организованность мыслей.
Учителя считают меня довольно умной и старательной девочкой, отчего у меня порой кружится голова. Именно так думают многие луди, а мне хочется разнообразия, но его не получается, ведь в моем случае разнообразие – невежество, проявление глупости, взрывы ярости. На такие вещи я мало была способна, а если что и будет, так после этого стану чувствовать себя не в своей тарелке. Оно вызывало бурные угрызения совести и карало меня в душе.
Что касается одноклассников, так их мнение обо мне никто не спрашивал, почему ни единый из них не выражался в мой адрес так откровенно, чтобы я поверила. Самой мне трудно определить их ко мне отношение. Общение с ребятами происходило не так уж и бурно, да что говорить – не происходило совсем. Тут варианта два: либо они реально скучные, либо я настолько скрытная, что проникновение их мира в мой считаю оскорблением.
В школу из моего класса успели прийти многие, чему я удивлена. Однако, больше всего я оказалась напугана, ибо, войдя в класс определила, что одна из моих одноклассниц почему-то вставала с пола. Мои чувства не поддались определению, но в голове я знала наверняка – я должна узнать, что случилось.
Это была Лена. Еще с первого класса она числилась самой слабой и мягкой из всех, что, сказать честно, не уступало мне. Только я это старательно скрывала.
- Что случилось? – У меня выходит очень тихо и вымучено, хотя я была почти в ярости. В безобразном вихре голосов и летающих предметов я осталась неуслышанной и на вид слишком жалкой. Как и уже вставшая Лена.
Меня посетили самые смешанные чувства: и ярость, и отчаяние, и осознание своей слабости, ничтожности, виновности и др. Теперь, когда со скоростью звука я была за своей партой, я размышляла над тем, как буду справляться с этим мешком чувств, какие мне предстоит таскать на протяжение этого дня.
Лена. С ней ничего страшного не случилось. Вот она: улыбается и общается с девчонками, точно до этого были мои галлюцинации. Я же теперь ощущала давление вины. До сих пор не узнала, как от этого исцеляться.
По звонку в классе стало необычно тихо. Так тихо, что казалось, слышно, как я думаю. Непривычная расслабленность окружает меня.
В класс кто-то вошел. Мне по шагам было ясно, кто это был, почему я не стала беспокоить себя оглядками, да и смущать тем самым опоздавшего. Я знала – это Саша. Мне представилось, как он сел за парту, ловко выложил учебники и застыл, в старании не нарушить еще не начавшийся без учителя урок. Мне свойственна привычка наблюдать за людьми, а потом воображать, как кто-либо поступит в той или иной ситуации.
Саша делал все тихо и редко смотрел на людей. Мне кажется, когда к нему подсаживаются одноклассники, он возмущается, но не теряет своей сосредоточенности.
На перемене Саша по своему обычаю не ушел быстрее всех из класса, потому что замешкался с сумкой, застежка которой стала заедать. В это время я неуклюже натолкнулась на парня и он, не выждав и секунды, как-то резко дернулся и отступил, будто я его ужалила. Это меня потрясло. Особенно Сашин взгляд, выявлявший запуганность, напряжение и едва заметное презрение.
Мысли о Саше беспокоили меня еще на протяжение долгого времени, но ни разу я не размышляла о том, отчего так думаю. Я и не заметила, ка за окном сгущались сумерки, и в комнате становилось темно, что, кстати, позволяло мне углубиться в грезы сильнее и чувствовать мысли на ладонях, касаться их пальцами, но не сжимать. Временами я оборачивалась или смотрела в одну точку, вообразив перед собой его глаза, волнительно блуждавшие по моему лицу.
В реальность я вернулась только под действием мыслей о мармеладе. Недавно я поняла, что я нестерпимая сладкоежка. Однажды и навсегда в мой непоколебимый график вторглись конфеты, шоколад и прочие десертные изделия, после чего, как только в нашей семье пробуждался «финансовый кризис», конфеты уступали место банкам с вареньем. Тогда я чувствовала себя ненасытным Карлсоном.
Мармелад обидно не порадовал меня. Все, что осталось на кухне, я принесла в комнату, там же и попробовала, после чего съежилась от непредугаданной кислоты во рту. Несмотря ни на что, мармелад я съела весь, какой был, даже не почувствовала, что последние два кусочка оказались лишними.
Моя мама, кажется, только и делала, что работала и после отдыхала. Одни домашние обязанности выполняла я, другие – оставались несбыточными, отдавая нашей квартире образ неухоженности и полное отсутствие уюта. Меня зверски выводит из себя мамин усталый образ неосведомленности о здешней непорядочности (больше наигранный). Она будто бы только и успевала, что покупала небольшую пачку мармелада и оставляла ее на подоконнике с незримой пометкой «увидимся вечером».
Из покрытого тонким слоем пыли окна был виден старый барак из желтого кирпича. Стены здания рушились с каждым днем. Говорят, его снесут и на месте поставят большой жилой дом, к чему я все никак не могу привыкнуть. Не могу привыкнуть к той мысли, что когда-нибудь буду упираться взглядом в оживленный дворик. Впрочем, кто знает, может я успею съехать из этой квартиры, вернее, мы с родителями, и тогда ни нового здания, ни нынешнего полуразрушенного барака не увижу. Ах, как бы мне не хотелось расставаться с моей малой родиной, пусть и думать об этом еще рано.
Эта ночь проходила в томительной бессоннице, что являлось следствием большого количества съеденных мною сладостей (забудем, что они оказались еще и кислые). И как бы сладки они не были, горечь принести способны. В комнате так душно, что у меня болит голова, так, как не болела никогда прежде. Вряд ли это только из-за нехватки кислорода. Этому причиной стали мои несбыточные грезы.
Утром я едва могла встать. Сон затягивал, давил и, казалось, был он тяжелее всего, что есть на свете. Помню, как мама будила меня, но потом покинула квартиру, ушла на работу, оставив меня, поглощенную сном так тяжело, что даже лучи солнца, ранее пробуждавшие меня, не расшевелили мое сознание.
Следующие часы после ожидаемого пробуждения я решила отдать на прогулку среди знакомых, но еще не надоевших мне мест. На улице по-прежнему солнечно, под стать моему настроению. Река плескалась о берег и, если не смотреть на камыши, то она сойдет за море, подверженное миллионами бурных волн. Если смотреть только на ту тонкую линию, где оживал вообразимый для меня морской мир. Если вообще забыть о настоящем.
Сердце мое бьется ровно и дыхание не кажется тяжелее, чем когда я испытываю волнение, находясь на значительно маленьком расстоянии от людей. Мысли не подхватываются ветром и не улетают – они роются в голове.
Хотелось придаться забвению и воплотить для себя новый мир, где ничто мной не управляло и не подгоняло под идеалы. Так дума эта явилась ко мне, как только я вспомнила тяжёлые дни мои детские в средних классах, до восьмого и девятого. Это не самое роковое из всей творящейся на Земле жизни, но для моего детского мягкого сердца оно являлось страхом. С взрослением многие пугающие прошлые годы скрываются в тумане, но память о них, замерзшая, уже как лед, хранится в голове и дает возможность рассказать о себе, не тронув мою душу и не пролив в ней ни единой слезы.
Прошлые серые дни тех лет, вероятно, кажутся нам такими из-за собственной глупости и иного восприятия. Ведь я уже сказала, что детские неопытные сердца нежны и принимающие даже те вещи, думать о которых чистой воды неразумно.
Многие из нас не умели дружить, почему и выходило много несуразного и обидного. Меня часто обижали. Это невозможно считать точным. Вероятно, я много обижалась.
Вечерело. После полного потемнения я долгое время изучала темный, поглощенный звездным ясным небом пейзаж. Он – настенная картина, нескончаемое время радовавшая меня и не меняющаяся вот уже несколько лет. Картина, расправляющая крылья воображению, в котором мы представляем продолжение того обрезанного видимого нам кусочка, задействуем вымышленных героев, превращаем отрезок тени в жизнь.
Весь вечер я провела здесь, а теперь, когда и он клонился к ночи, я вынуждена покинуть беседку воспоминаний и вернутся домой.
На следующий день я снова направилась к реке, одержимая той мыслью, чтобы написать рассказ. Я стремительно шла к той части моего убежища, где была уверена – никто меня не найдет.
Деревья были прекрасны в это время года, как и во все другие времена. В воздухе неслись непрерывные голоса птиц, вдохновляя меня, оставляя впечатление возвышенности. Невыразимое чувство восторга обрело крылья и летало по всей моей душе.
Я не успела дойти и двух шагов, как между деревьями, ветки которых облепило свежей зеленью, проплыл силуэт, крепко знакомый мне по манере движений. Это меня остановило, насторожило, ввело в смятение, ибо место, куда я стремилась, никогда не жило обществом.
Я длительное время стояла, никак не решалась пойти в свое теперь не укромное место. Огорчение постигла меня, но скоро растаяло, потому что тот, кого я увидела создал во мне иное убеждение: я хочу с ним разделить мое любимое убежище. И странно, ведь любимое я никогда ни с кем не делю.
Тут силуэт стал вырисовываться четче. Я выяснила, что не ошиблась в том, что это был Саша. Он неподвижно стоял, опершись о ствол дерева и подняв глаза к верху, что казалось – он молится. Когда мои шаги не могли скрывать хруст веток, парень повернул ко мне голову.
3.
И мнится мне океан безгрешных душ, несущих мою над цветущими деревьями вишни и абрикоса. Это не сон, нет-нет, не сон. Сейчас я взлечу и стану птицей, даже ангелом, свободным и одиноким.
- Подъем! – Врывается папа и чуть ли не прыгает возле меня. У меня сжимается сердце от гнева, что нарушили мой продолжительный сон.
- Ты ведь не хочешь опоздать на выставку?
Еще вчера мы с родителями договорились провести этот выходной вместе и сходить на выставку картин в музее. Мне показалась эта идея неплохой, но сегодня – хуже ада. Даже если искусство для меня – вечное, любимое, я все же отказываюсь от идеи сходить с родителями в галерею, потому что с ними мне трудно воспринимать все так как я воспринимаю одна – без обмана, открыто и естественно.
- Нет. - Мычу я в подушку.
- Мы, конечно, можем оставить тебя дома, но хотелось бы, чтобы мы поехали вместе.
- Нет.
- Тогда держи дом в порядке.
До тех пор, пока не вернетесь вы и не разгромите последние тарелки.
- Угу.
Я не одна из таких девочек (если они существуют), кто искренне общается со своими родителями и ярко показывает на людях хорошее к ним отношение. С ними я могу обсуждать серьезные и необходимые вещи, но не более того. Похоже, что я в прошлой жизни либо была сиротой, разучившейся общаться с людьми, либо всеобщей любимицей до степени нервозности.
После того, как ушли мама и папа я все еще лежала в постели не в силах встать и вступить в жизнь. Описать мое отстранение от внешнего мира мне трудно, но легко назвать это несколькими словами: так бывает всегда. Я ищу уединенное место, где представляю портал, с помощью которого мне проще перебраться в другой мир.
Словно повторяющаяся картинка на слайде компьютерной презентации солнце приклеилось к неестественно голубому небу и щекочет мне шею. С него все и началось.
Сообщение отредактировал Виктория_Скопенкова - Суббота, 18 Апр 2015, 14:58 |
| |
| |
| Виктория_Скопенкова | Дата: Суббота, 18 Апр 2015, 13:26 | Сообщение # 3 |
|
Гость
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 10
Награды: 1
Репутация: 0
Статус: | Глаза его были серые и растерянные, какие бывают у голодного котенка. Я постаралась отвернуться, смущенная тем, что застала парня так неловко, но позже одумалась: это мое убежище, где скованно чувствовать себя должен он – мой гость. Это мне придало мужества. Тогда я снова подняла глаза и смотрела ему в лицо, пока Саша не отошел на шаг, точно сдавшись.
Мы молчали.
Не за долго до встречи с ним я думала о многих вещах, которые я не могу сделать. Первое из которых – я не могу начать первая с кем-то говорить. Это невозможно. И когда он стоял напротив меня, я тоже молчала и думала об этом. Еще я боялась, что все написано на моем лице, потому что его чувства видела хорошо: изумление. Саша так же как я не ожидал меня увидеть здесь.
Гладь реки дрожала и рассыпалась рябью от порывов ветра. Река – это то, куда я дела глаза, когда поняла, что мне не за чем собираться с силами и что-то говорить, даже ради того, чтобы меня не посчитали неумной.
Он вместе со мной принялся смотреть на реку, точно этим говорил, что из-за меня не может сделать то, зачем сюда пришел. У самой же меня на этот счет не было никаких планов. Я и пришла смотреть на воду.
Я люблю весну.
Я услышала Сашин голос, точно гром средь ясного неба.
- Я часто бывал здесь с отцом.
Прекрасно. Я тоже.
Семь лет назад я много раз бывала в этом месте с отцом на рыбалке и была по-своему счастлива. Правда совсем подзабыла, как оно было.
- Давно?
- Что?
- Давно это было? – Спросила я.
- Довольно. А что?
- Просто.
И все. Мысли овладели нами обоими, а мир перестал существовать. И я и Саша забыли о том, что не одни.
Я отогнала воспоминания о вчера и принялась завтракать, хотя это действие будто бы не было достойно моего времени. Я опять придалась воспоминаниям.
Он перестал обращать на меня внимания, а я стала незаметно всматриваться в контур его профиля: прямой нос, ровный, высокий лоб. Я представила, что Саша – просто рисунок, отчего не сводила глаз как зачарованная. Саша слился с природой, нашел место в моем мире за малый отрезок времени.
- Ты еще долго будешь на меня смотреть? – Неожиданно с улыбкой спросил он, обратив наконец на меня внимание. Я опешила и поначалу не могла ничего ответить, после чего вовсе решила, что вопрос не ждет ответа, однако осмелилась вставить комментарий.
- Можно бесконечно долго смотреть на эту рябь.
- Это да. – Согласился Саша, чем подбодрил меня и вселил мысль, что сказанное мной не так уж и глупо прозвучало, как я посчитала.
Завтракаю медленно, будто день создан только для этого, и раздумываю: неужели и сегодня мне предстоит с ним встретиться? Слишком необычно звучал этот вопрос в голове, так чуждо, ведь это не свойственно мне.
Шла я привычным путем и даже не обратила внимания, что за мной хвост. Хвост из двух высоких парней и одной щупленькой девчонки, очень похожей на пятиклассницу. По их разговорам с доступной мне слышимостью было понятно, что говорили они обо мне и напрасно скрывали свой шаг.
В голову мне капали всевозможные провинности или дела, за которые я зазвездилась(прославилась), но ничего резкого вспомнить не могла. Совесть моя была чиста и невинна. Во мне зависло неловкое смущение, оттого, что стала объектом такого внимания. Чтобы убедиться в подозрениях, я решила обернуться и посмотреть лучше на бестактных «поклонников», которые с каждым шагом сокращали расстояние, тем самым нарушая мое личное пространство, имеющее радиус больший, нежели у людей, склонных к постоянному взаимодействию с окружающими. Но оборачиваться было некуда. Поняв мои скромные намерения, ребята оккупировали меня и явно собирались что-то спросить. Солнце стало моим спасителем в эту опасную минуту, возникшую при помощи внезапного окружения. Я сощурилась, готовясь к удару из шести… четырех глаз (девочку я не стала считать).
- Не знаешь, где магазин с продуктами? – Спросил один из парней с чудными непричесанными волосами и расфокусированными светлыми глазами, что говорило о нем как о пофигисте. Вопрос не требовал развернутого ответа, почему мне удалось ответить лишь махнув рукой в сторону знакомого мне универмага, которого не смог бы заметить только слепой. Парень же не глянул на магазин, а продолжал смотреть на меня. В смущении я двинулась по своему пути. Меня отпустили. В кроссовки засыпался песок, из-за чего ногу стало натирать, и прощальная походка моя выглядела очень убого.
Мой шаг еще снизил скорость. Песчаная даль казалась непреодолимым препятствием. До реки оставалось не так много, но это утешение уничтожалось под влиянием мысли о внезапном голоде. Неожиданное видение придало мне мужества. В нем вспомнились беззаботные минуты раздумий, с какими я объединялась в своем странном мирке деревьев и реки, ограждавшие меня от всего несчастливого.
Как торжествовала моя душа, когда я добралась до цели, готовая снова воплотить гармонию души, тела и мысли. Фигура Саши остановилась передо мной, но я не расстроилась, только больше захотела поделиться радостью и непередаваемым счастьем.
В странном возбуждении я сказала:
- Привет.
- Привет, - ответили мне, одарив таким многозначительным взглядом, что у меня вдруг появилась шокирующая мысль: неплохо было бы подружиться с этим парнем.
Ветер колыхал мои нежные волосы, неловко закидывая их то на лицо, то поднимая вверх. Я силилась унять их, но вместо этого только чувствовала себя до отказа глупо, осознавая тщетность своих стараний. Движения мои выходили замедленными, потом неуклюжими и резкими.
Сашу я всегда в школе считала чудаком. Слишком наблюдательным и от этого невыносимым чудаком, потому что именно из-за этого я попадала под его обзор в самом неприглядном свете, пока считала, что на меня никто не смотрит. Мне кажется – Саша больше знает, чем я думаю. Он больше знает обо мне чем кто-либо другой.
- Лиля, - вдруг позвал меня он по имени, на что я отозвалась. Я только сейчас поняла, что мы обычно молчали, утонув каждый в своем. Это разделило между нами границы.
- Что?
Саша указал мне на небо, точнее, на набежавшие свинцовые тучи:
- Сейчас пойдет дождь.
Уши нащупали раскаты грома, а тело запоздало вздрогнуло.
- Да, мы сейчас же отправимся домой.
Мы? И это слетело с моих губ?
Парень кивнул и нахмурился, точно мое незатейливое завуалированное предложение пойти вместе домой для него оказалось тяжким и невозможным.
Когда на землю упали первые крупные капли, а потом и вовсе пошел дождь, друг друга нам ждать не пришлось. Самый сердитый ливень застал нас, почему и Саша, и я безрассудно побежали в одном направлении.
4.
В первый день в школе после выходных я ждала Сашу, но он, по словам учителей, заболел. Я не верила этому факту. Больше всего мне казалось, что его отсутствие оправдывается попыткой избежать контакта со мной. От такой мысли мне становилось горько.
Еще горче мне становилось, когда, с трудом подняв глаза, ловила взгляд новичка, навязчиво смотревшего на меня и выражавшего многозначительность, где скрывалось то, о чем я догадывалась. Нам приходилось сталкиваться на лестнице или сидеть через стол в столовой, где в меня не лез и кусочек, и посещали мысли: отчего я вообще торчу здесь, испытывая на себе взгляд незнакомца? Но даже думая так, я не решалась изменить привычное устоявшееся расписание дня.
За всю неделю я видела Сашу только несколько раз, когда он являлся в школу на пару уроков с таким видом, будто его лихорадило, проводил перемены внизу, в холле, и ни с кем не общался.
Общение с Сашей проходило настолько редко, что я думала, что оно неожиданно прервется и оставит меня в неведении. О, как сильно я подвержена комкающими мою душу чувствам, неспешно вонзающихся, отдаляя от всего светлого и высокого. Эти чувства назывались печаль и тоска в самом совершенном их смысле, не таком, как называют их при малейшем наваждении, нет. Самые настоящие и гнетущие.
От легкого забытья меня отвлекли:
- Привет. Я Никита.
Я подняла глаза и встретилась с теми светлыми. Надо же, осмелился подойти, после долгого рассмотрения меня. Класс, в котором я сидела, опустел, стулья стояли задвинутые.
- Я Лиля. – Мне понадобилось несколько секунд, чтобы ответить.
- Учебный день закончился. Ты одна в классе осталась. Пойдем вместе домой?
Что-то слишком много всего свалилось на мою голову в это время Никитиного мини монолога. Что следующее? Скоро Земля заселится инопланетянами как ты, Никита?
- Да, конечно. – Видно плохо мне было настолько, что язык не слушался, отказывался говорить то, что я думаю: меня нельзя трогать, ведь после школы мне необходимо пробраться в свой природный закуток.
Никита не показал скромность и забитость, потому что это явно не в его репертуаре. За этот один раз нашего общение он, казалось, поведал мне о себе все, от чего я чувствовала неловкость, став хранительницей чужих тайн. Впрочем, это и не было тайнами. Парень всю дорогу догонял меня. Я не убегала, просто привыкла ходить быстро. Но Никита даже не сделал мне замечание.
Мы шли известным только мне путем, поскольку я шла чуть впереди и, уверена, выглядела как высокомерная кукла.
- Ладно, мне пора.
- Уже? – Он ближе подошёл, точно мы были давно знакомы.
- Да.
- Ну хорошо, пока.
На самом деле идти мне предстояло еще примерно полпути, но я решила избавиться от компании Никиты поскорее, ибо мечтала побывать на улице без сопровождения, как обычно.
Никита – парень хороший и, признаюсь, пробудил во мне симпатию. Однако я как-то сильно была подвержена смешанным чувствам: таски и мимолетной радости, что ко мне осмелились подойти познакомиться.
Тишина вечера все-таки снова надавила на меня, обвивая грустью. Она как удав душила, обвивая все тело, оставляя без воздуха.
Какая наивная дурочка, решила, что связывающий закуток у реки меня с Сашей, знак, что между нами сверкнуло нечто неопределенное и пока мало известное нашим юным душам. Но нет, стало быть, это лишь порыв фантазии.
Ночь ломала меня как плитку горького шоколада. После чего съедала, но подавившись, выплевывала, оставляла разжеванной и по-человечески измученной (изнуренной) до крайности. Мысли мешались и превращались во что-то безжизненное и вязкое, как талая жвачка, прилипшая к одежде. Забывая о том, что привело меня в смутные, оглушающие чувства, я думала, что это из-за климата в комнате, что мне было просто жарко. Но очевидно я ошибалась. Рожденная в моем сердце печаль стала виновницей бессонницы, открывшей для меня место мук.
Проснулась я от резкого толчка и больше не засыпала все рассветшее утро, слушая мерные постукивания канарейки в клетке (я была удивлена, что вообще спала этой ночью). Птице давно нужны зерна, благодаря которым она пела и чувствовала себя не так невротично, как теперь.
Я все еще лежала, глядя то вверх на потолок, то влево на окно, где уже золотилось восходящее солнце. У меня было достаточно времени для размышлений, но я этим не попользовалась, ощущая однообразие таких минут.
Родители ушли куда-то с раннего утра, оставив меня в уединении. Тогда я и подумала написать письмо давно не покидавшему мою голову образу, что, несомненно, существовал в реальности.
Думать над листком бумаги долго не пришлось. Написала я довольно быстро, после чего, исчерпав все мысли, немного пожалела, что не продумала его тщательнее, а теперь переписывать его нет слов. К тому же, я решила, что если он окажется в школе, я отдам письмо завтра же.
Сегодня я занялась чтением и уборкой квартиры. Домашние дела проветривали мой разум, после чего наполняли новыми, не загрязненными мыслями о чем-то, что никак не трогало мое настроение.
В окно я заметила знакомую фигуру и застыла, обмерла. Я прониклась надеждой, что тот, кто сейчас высматривал меня, как раз и хотел меня видеть. Так и было. В знакомой фигуре я узнала Никиту и почему-то нервно вцепилась в листок с сегодня написанным письмом. Как он узнал, что я живу здесь? И почему решил, что дождется моего выхода? Решил ли?
Я подумала, что вечер не плохо было бы провести с парнем, поэтому, одевшись, спустилась вниз и вышла на улицу, поймав теплый майский ветер.
- Привет. – Порывисто сказала я.
- О, привет. Я не ждал тебя здесь увидеть. В этом доме мой друг живет. Но все ровно хорошо, что ты вышла.
Его лицо показалось мне излишне уверенным, почему захотелось проучить Никиту:
- А я в магазин направляюсь.
Актриса из меня никакая, но сказанная фраза была пропитана долей непринужденности, почему и звучала правдоподобно.
- Можно с тобой? - В его лице вспыхнула надежда.
- А друг твой?
- Да он меня и не ждет.
-Тогда что здесь делаешь?
Никита выражал в себе растерянность, хотя и пытался это скрыть.
- Да ладно, идем уже.
В магазин мы шли невообразимо медленно, а когда дошли до первого ближайшего универмага, по моему желанию прошли мимо него. Я тянула время как могла, ибо денег у меня не было ни гроша, а выдаться Никите вовсе не хотелось так сразу, заслужив недоверие и показавшись нечестной.
- Может, расскажешь что-нибудь? Ты так много молчишь.
Я побагровела. Впрочем, я рдею буквально от каждого слова, сказанного мне с целью «узнать меня поближе».
- Мне нечего о себе рассказать.
- Ну расскажи хотя бы то, что считаешь для меня неинтересным.
Никита остановился впереди меня и уперся таким взглядом, что не сказать, не ответить на его вопрос казалось грехом.
- У меня скучная жизнь. – Я ступила шаг, говоря этим, что следует продолжить путь, но парень стоял, отвечая обратное. Все, что мне оставалось – это рассматривать носки своих балеток с желтыми бантиками так, будто я вижу их впервые и более того они – непревзойдённый объект мирового искусства.
- Я хотел бы быть твоим другом. А ты закрываешься от меня. Что такое? Я тебе не нравлюсь?
Нетерпеливость способна погубить тебя. Не будь таким напористым.
- Нет. Все не так.
- А как?
- Не спрашивай меня сегодня ни о чем, пожалуйста.
- Хорошо, встретимся в школе.
Никита постоял пару секунд и добавил:
- Тебе пора домой. Вряд ли ты собралась в магазин.
- Пока. – Я попрощалась и пошла в противоположную сторону от Никиты, повторяя в мозгу его слова: «встретимся в школе».
Дома родители говорили, вернее, спорили на какую-то тему, непонятную моему встревоженному разуму. До меня нечетко доходили обрывки предложений: «где Лиля будет учиться», «переезд пойдет нам только на пользу». Тут я поняла. Они говорили о скором переезде в другую квартиру после получения моего аттестата, о чем не раз спорили до этого, только гораздо громче и в чем-то даже яростнее, в попытках решить то, чего скорее всего просто нет.
Я скользнула к себе в комнату, не в силах больше противостоять творившейся однообразной тупости. Больше всего я волновалась за то, как на меня посмотрит Саша, получив письмо, прочитав его. Растеряется, удивится или задумчиво нахмурит лоб? Я готова весь вечер перебирать и представлять Сашины эмоции.
Лампочка потухла. Отключили электричество. Во мне пробудились суеверия. Мне казалось, что каждое мое движение – движение во вселенной, с трудом уловимое человеком.
Когда мне все-таки удалось перебраться на диван (до этого я сидела на полу, на стоптанном за многие годы ковре), я уже с трудом могла думать о чем-то. Невольно все мое существо стало уходить от реальности, перемещаться в комфортное интересное место.
Ночью я спала настолько крепко, что утром проспала первый урок в школе. Вскочила я с головой, полной мыслей о Саше, который обязан получить сегодня от меня письмо. Те слова, что говорились в нем, я не могу произнести вслух, но знаю, что парень должен узнать о них во что бы то ни стало.
На улице ветром сносило все, включая меня и мои несчастные волосы, восстановление которых после яростного смерча не представлялось возможным. Солнце потерялось в набежавших тучах, поэтому моральной поддержки мне просить не у чего. Я стояла какое-то время на ступеньках в школу, полная решимости: я отдам ему письмо моего пошатнувшегося разума.
Я смогла подойти ко второму уроку без опозданий и, о, боже милостивый, спасибо! Саша привычно казался понурым, но твердым. Его расправленные плечи создавали образ раскованного, открытого парня, которого мне редко приходилось видеть. Вздохнув глубже, я обошла его парту стороной, направившись к своей первой не удивленная тем фактом, что ее никто не занял.
За время моего отсутствия в кабинете русского языка ничего не изменилось, почему казалось одновременно родным и скучным, но было в этом нечто приятное. Неспешные шаги раздавались у меня в голове. Это я в страхе иллюзовала, как Саша покинет класс после окончания урока вперед меня и хуже того – уйдет домой. Глубокое, немыслимое волнение охватило меня, пронизывало каждую клеточку моего тела. Я могла бы отдать письмо Саше и завтра, и послезавтра, но страх, что он перестанет ходить в школу до конца года брал свое. Я не могла рисковать.
Минуты ожидания окончания урока превратились в часы осточертевших пыток. В душе что-то колебалось и нервными импульсами отображалось на моем внешнем образе. Со стороны я выглядела как ребенок с гиперактивностью. А когда кончился урок, я всеми силами пыталась погасить в себе волнующую нетерпимость. Сашу я поймала в коридоре.
- Саш, - позвала я, нервно скатывая в трубочку листок с так называемым письмом. – это тебе.
Парень принял его от меня, но читать не спешил, смотрел на мое побогровевшее лицо, рисовавшее волну смущения. Я поспешила удалиться, в страхе быть пойманной глазами сплетниц. Я не пошла на следующий урок, решила провести день дома, ссылаясь на головные боли.
- Ты готова к наступающему переезду? – Спросила мама, которая пришла домой довольно рано.
- Я иногда думаю об этом.
- Ну вот, хорошо, что ты знаешь.
Мама освободила стол и отправилась в зал смотреть фильм, который повторяют со вчерашнего вечера. Почему родители так часто говорят об этом? И говорят так, сто слышны негативные нотки в их словах. Почему не радуются, что мы обретем нормальную квартиру, а не ту, в которой жили, съемную. Родители нашли более-менее подходящее место, где они могут найти работу, а я – место учебы. Впрочем, их вводили в переживания любые изменения в жизни, тут нечему удивляться. Наверное, они считают, что я тоже буду беспокоиться, но я об этом даже не думаю, к тому же уже заканчиваю школу.
5.
Мне снился мрачный темный лес, где блудила в одиночестве, искала выход. Лес наводил страх, сжимал в сильном ужасе, что даже проснувшись я не могла выбраться из этих оков и долго приходила в себя.
Мысль о том, что сегодня идти в школу, посетила меня совсем не вовремя, из-за чего я снова опоздала на один урок, тем самым вызвав подозрения на ранний отдых от школьных обязанностей, начавшийся у меня на два месяца раньше.
Никиту я видела несколько раз: он посматривал в мою сторону, но ни разу не подошел, открыто общаясь с друзьями. Я, конечно, не подходила тоже, ибо не была приучена к публичному выступлению даже на базе «привет» (без учета обязательных рассказов стихов классу).
Сашу я не видела совсем и уже догадывалась, что он обычно прихворнул (я думала об этом с отчаянным раздражением).
Зря я поспешно посчитала сегодняшний день скучным. Это наплыло мне в голову, когда я столкнулась возле столовой с нескладной одноклассницей, занудой и нестерпимой сплетницей. Она, судя по всему, нарочно натолкнулась на меня, чтобы произнести слащавое «ой» для привлечения внимания.
- Твоя записка Саше произвела на меня впечатление. – Сказала Таня ехидно, от чего я оцепенела и какое-то время не могла ни сказать, ни двинуться, ни двинуть ей. Что она знает об этом?
- У него был такой расстроенный вид, когда мы вместе гуляли.
А у меня сейчас не только расстроенный вид, но и очень жалобный. Хуже всего если гневный. Не хотелось кого-то пугать.
- Что, ласточка, язык проглотила?
|
| |
| |
| Виктория_Скопенкова | Дата: Суббота, 18 Апр 2015, 13:27 | Сообщение # 4 |
|
Гость
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 10
Награды: 1
Репутация: 0
Статус: | Трудно держать себя в руках, когда тобой пытается двигать ярость. Сил что-либо говорить нет, отдаешь их борьбе со злостью. Я вынужденно молчала, после чего поспешила в класс, где у меня должен был начаться урок, но оказалась подхваченной Никитой и не почувствовала, как слезы ярости поплыли по лицу.
- Что случилось? Я видел, она обидела тебя.
- Не знаю, не знаю. Все хорошо, она не успела ничего сказать. – Прощебетала я, едва узнавая свой голос, сдавленный слезами. Крепкие объятия Никиты только растрогали меня и окрасили случившееся в нечто более трагедийное, нежели на самом деле. Я решила, что вырываться бессмысленно, поэтому шепнула парню на ухо, впервые назвав его имя вслух:
- Никит, отпусти меня пожалуйста. Я же потом не справлюсь со слухами и сплетнями обо мне, о нас. – Вышло жалобно и искренне.
- Хорошо. Но после все мне расскажешь.
Я, смущенная его внимательным взглядом - слишком близким и от этого трепещущим всю мою душевную систему -, все-таки выдавила:
- Хорошо.
После уроков Никита встретил меня у входа школы и предложил идти вместе. Я согласилась. Чем быстрее я ему что-нибудь ляпну, тем быстрее избавлюсь от этого давящего разговора. Мне жутко не хотелось объяснять Никите, что невольно влюбилась в Сашу, который редко стал появляться в школе.
- Я слышал - Таня сказала тебе про какую-то записку.
Тревога, SOS, он знает часть истории.
- Да, но речь была не о ней.
Сумка с учебниками врезалось в руку, и я несла ее как мешок с картошкой, почему задела Никиту.
- Извини.
- Могу понести.
- Спасибо, я справлюсь.
Никита вырвал у меня сумку.
- Не могу видеть, как ты с ней идешь. Смахиваешь на медведя. Я вижу, что тебе тяжело.
Решив, что разговор окончен, я на радостях замолчала и прищурила глаза на солнце.
- Все нормально? – Спросил он.
- Вроде. А что?
- У тебя напряженное лицо. О чем-то думаешь?
Я правда думала. И думала о письме. Думала, что лучше бы я его переписала и отдала Никите. Он заслуживал моего признания, а я не проглядела.
- Да так, не о чем. Таня права, что я не должна была воспринимать всерьез взгляды Саши и нашу с ним единственную случайную прогулку.
Парень удивился:
- Так речь шла о Саше, что в вашем классе?
- Это уже не важно. – Я отмахнулась, почувствовав несказанную легкость.
- Сегодня хорошая погода. Может погуляем? – Предложил Никита.
С прогулки я вернулась поздно с хорошим настроением и новыми мыслями, почему мало что видела перед собой и, точно пьяная, натыкалась на каждый выступающий угол в квартире. Мама и папа еще не спали, что я поняла по тихому жужжанию телевизора.
Внутри себя я ощущала волнение, чуждое мне. Интересно, так всегда происходит, когда люди весь день общаются и не отходят друг от друга? Или у меня что-то вроде адаптации?
Потерянная в мыслях я улеглась на диван и мгновенно уснула, даже не гладя на время. Уверена, сейчас не больше девяти вечера. Открыла глаза я уже в темноте и удивилась, что не упала с дивана, вспомнив, как ворочалась от снов – приятных и не очень.
Завтра странно было идти в школу, тем более если там окажется Саша. Может, я одержима мыслями о нем, но не более того. Я ощущала, что кто-то управляет мной внутри. Если я вновь создам между мной и Сашей когда-то сокращенное расстояние, то смогу избавиться от навязчивых воспоминаний, смогу избавиться от него.
Вот уже на протяжении двух недель я не замечала в школе никаких сплетен и косых взглядов в мою сторону, что прекрасно дало мне понять, что многое я накручиваю себе сама скорее с целью «чтобы не было неожиданностей». Никого не интересовало мое письменное откровение и поэтому мне свободнее было находиться в школе. Более того – школа стала для меня еще одним местом встречи с Никитой, откуда обычно и начиналось наше общение. Нам даже не понадобились телефоны.
До экзаменов осталось совсем ничего. Чем ближе они были, тем хуже становилась погода: ветер можно было сравнить со смерчем, небо наводило темень в глазах. Мое настроение трансформировалось в раздражительное и гневное, что заражало Никиту, и мы чаще ссорились.
Дни, проведенные в обществе Никиты были пропитаны ясностью и душевным спокойствием. Я забывала о всем земном и была окружена только его вниманием. Оно долгое время сохраняло устойчивость, его объятия не слабели, отгораживали от страхов. Тогда мне не трудно сравнить Никиту с местом у реки, поросшее деревьями, куда я вовсе перестала ходить, не испытывая потребности, потому что парень заменил мой маленький мир.
Несмотря ни на что мы с Никитой были самыми обычными друзьями. Мы придерживались таких отношений только из-за моих экзаменов, из-за моего дальнейшего выбора, иначе большее затмило бы мне разум. Но так рассуждал Никита, а я уже поглотилась новыми чувствами и опасалась пока рассказывать парню об этом.
Между тем я вспомнила Сашу, не веря, что недавно писала ему письмо, которое он, судя по всему, не заслуживал.
Под долгим рассмотрением моим почему-то уставшим и несосредоточенным умом деталей каждого майского дня, я смогла определить, что все однотипно, почему не требует описаний и словесных затрат здесь. По этот день.
В школу я шла со сдержанным волнением, точно что-то предчувствовала. Попытки скрыть влюбленность в Никиту сделали из меня мягкого и податливого человека, усилили скрытность. Это сковывало мою душу и так же влияло на физические движения, почему я походила на деревянную куклу. Когда я видела Никиту, все во мне оживало. Я-кукла преображалась в меня-девушку и это невозможно скрыть.
Никиту встретила я у самого входа и ощутила, как кровь разливается по моему телу: по лицу, по рукам.
- Привет.
Я отвечаю улыбкой. Как мы входим в школу, я не замечаю. Ничего не замечая с Никитой, я думаю: хорошо это или нет. В холле возле автомата с горячим шоколадом крутились ребята пятых классов, которых я заметила, только из-за их невысокого роста, глядя в пол.
Но мальчика не от мира сего я не могла не заметить, точно он ходячий электрошокер, только касаться его не обязательно – он бьет током на расстоянии. И уже не знаю, стало ли что с моим пылающим лицом или нет, но Никита смотрит на меня ошарашено:
- Лиль, ты приведение увидела?
Я хотела ответить, что да, но вместо этого осталось недвижимой.
С тех пор как я – смущенная и напуганная – вручила ему письмо с собственными чувствами, мы не встречались взглядами, не виделись. А теперь он смотрел на меня прямо, будто нас ничего не связывало. Он струсил, после чего переболел и вернулся «бесстрашным». Он тогда струсил.
- Все хорошо?
- Все под контролем, Никит. Я должна тебе кое-что рассказать.
- Что ты мне тогда написала?
На перемене подошел ко мне Саша и спросил про письмо, которое он читал. Он не сказал «привет» и даже не имитировал интерес.
- Не имеет значения.
- Почему?
Я не хочу тебя видеть.
Я усердно молчу тем самым отдаляю его всего от себя и наслаждаюсь таим заключением.
Саша удаляется от меня, но от этого я не стала счастливее. Я молю бога, чтобы он оставался в моей наивной душе, никогда не умирал. Я молю, чтобы неприкрытая радость потери была только гордым образом, пока внутри держится кипящая лава.
С Никитой мы встретились после школы в его дворе, где невероятно красиво пестрели одуванчики – маленькие солнышки, поднимая мне настроение до того «смертельного» уровня, когда моя улыбка блещет с невероятной частотой и дает повод на подозрение, что у меня свои мифический мир – шизофрения. Однако люди часто путают это со счастьем, когда забывают обратить внимание на окружение.
- Я покидаю наш район. – торжественно выдала я и уже приготовилась закрыть глаза, чтобы не пугаться ошарашенного лица Никиты. О, лучше бы я это сделала сразу, поскольку парень превзошел мои ожидания – он ко всему естественному побелел.
- А что случилось-то?
- Я просто переезжаю после получения аттестата.
Щеки Никиты придались румянцу, а я смогла вздохнуть полной грудью, освободившись от обязанности его ловить.
- В другой город?
Я рассмеялась, удивленная его готовности услышать нечто масштабное, прослушав меня.
- Нет. В другой район!
- А-а, тогда ладно.
На лице Никиты что-то оборвалось, точно составленные планы на рождественские подарки всем родным разрушились в силу недокопленных денег.
Ничего страшного, думаю я, ведь мы всего лишь друзья, а связь между ними никогда не прервется, даже если они далеко. Но есть один печальный минус – друзьями мы только назвались.
Никита тоже думал о чем-то, только не подавал виду, пытался сыграть характерное ему настроение, будто он все мне рассказывает и не надеется скрыть от меня информацию о его внутреннем мире, вернее его (мира) внезапной перестановке, которую лучше предотвратить сразу, иначе внутри все сломается.
День отъезда был гораздо суетной чем подготовка к нему. Жарко пекло солнце, но не находило место в моей душе, оттого что оно оказалось занято пустотой и жалостью к прошлому. Пока мебель погружали в грузовик, я смогла уединиться на лавочке возле подъезда, где с горечью думала о мае, о экзаменах и о всем том, что я покинула, еще не уехав. А еще я думала кого покинула, кто создал вид, точно смерился с холодной участью судьбы.
Еще два мифических сердца дополняли мое, с одним обладателем которого я, возможно, смогу встретиться, а с другим – уже никогда.
Солнце меня не грело, потому что в душе у меня застыл айсберг – льдина слез, замерзших под внутренним гнетом, не позволяющим литься им, заявлявшим о общей слабости моего существования.
|
| |
| |
