| Ingerd | Дата: Вторник, 07 Фев 2012, 15:12 | Сообщение # 1 |
|
Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 42
Награды: 3
Репутация: 8
Статус:  | 
Дорогие друзья, сердечно вас приветствую. Всегда рада любым вашим откликам.
Меня зовут Инга, мне 31 год, по роду деятельности я журналист и редактор. Живу и работаю в Санк-Петербурге.
Если возникнет желание пообщаться - не стоит ему противиться. Я практически всегда на связи по этим каналам:
ingerd@mail.ru
icq 200196857
skype arwenenok.
***
Рефлексивное
А помнишь тех, кому дано легко
Разматывать полвека тонкой пряжей,
Разлитое из крынки молоко
Считая самой горькою пропажей
Из череды подобных же утрат...
По древним желобам стекая медом -
Так ясно видеть солнце по утрам,
Так мирно засыпать с его заходом.
И если зноем опаленный тюль
Дохнет в лицо - понять: пришел июль,
И одеяло заменить на простынь.
И мне казалось, это навсегда -
Когда живешь размеренно и просто,
Когда идет за вторником среда...
...Ну как же я сейчас хочу туда...
Нет, мы умеем выбить клином клин,
Когда хандру сменяет модный сплин
как будто бы картон - гламурный блистер.
На вылощенной, глянцевой Парк Лейн
Я пафосно глушу плохой портвейн
Закусывая болью и ириской.
Ты помнишь тех, которым так везло,
Как будто мир был сшит по их же меркам?
Которые в свое добро и зло
Ныряли с головою без примерки,
И там где смысл искали дураки,
светилось небо - матово и ровно,
И Бог смотрел, смотрел из-под руки,
И поправлял растрёпанные кроны.
Я думаю, он смотрит и сейчас,
Но мы наверх не поднимаем глаз.
Мы новые, но те же - как листва.
мой младший сын вчера окончил школу.
Я думаю о том, что кока-кола
Всего лишь квас, не помнящий родства.
Мне хочется немного Рождества.
Мне хочется немного той зимы,
Где мы друг другу не были взаймы,
Где мы умели жить светло и вечно.
Ты помнишь, я барахтаюсь в снегу
И плачу оттого, что не могу
Найти своё любимое колечко?
Ну а потом... потом пришла весна,
И чёлка травяная вдоль дорожки
Однажды вдруг сверкнула, как блесна -
И вот оно уже в моей ладошке,
Лежавшее всю зиму под крыльцом,
Прощённое, оплаканное вдоволь...
Я чувствую себя таким кольцом,
Ещё родным, уже чужим и вдовьим,
Хлебнувшим лиха пОсмерти за фунт -
Но втоптанным в чужой холодный грунт
Меня нашли - и тот же в пору палец...
Не надо. Отпусти. Уже не те
С тобой мы, чтоб друг друга мучить, память.
Вот здесь, в траве, оставь меня блестеть.
Ты просто обозналась в суете.
***
У Адама семья, он подвел подо всем черту.
У Адама сбегает кофе на газовую плиту.
У Адама болит ребро и явственно колет слева.
Понедельник. Утро. Камфора и сорбит.
Он еще не понял, что сброшен со всех орбит.
Он решительно пишет Еве: "прощайте, Ева".
У него здесь дача, тапочки и герань,
И в такие годы ставить свой мир на грань -
Это финт, чреватый ядерной катастрофой.
Он, вообще, не трус, и от счастья бы не бежал,
Но пока он вязнет в собственных "как мне жаль",
У него опять сбегает проклятый кофе.
И еще три дня он спокоен и деловит,
Забывает явки, пароли и алфавит,
По ночам скулит сквозь зубы и смотрит почту.
Бес тоскует, злится, просится на рожон,
Но взглянувший в окна будет искренне поражен,
Как в дому Адамовом всё хорошо и прочно.
А любовь на горле затягивает ремень
Ей по кайфу этот зациклившийся ремейк,
Как тавро годовых колец на изломе древа.
И на пятый день свобода неволи злей,
Он садится на скорый поезд и едет к ней,
Чтобы выдохнуть ей в ладони: "ну здравствуй, Ева".
***
Но пока февраль июля не стал теплей,
Кто-то сверху жмет рассеянно на "ре-плей",
Чтобы снова та же музыка прозвучала.
И надеясь: оркестр справится как-нибудь,
Дирижер мечтает выпить и отдохнуть -
Завтра всё-таки целый мир начинать сначала.
***
Рукописи горят
Нынче такая зима, как в последний раз -
Стоит ли тратить силы в такой глуши?
Сшей мне из теплой шерсти десяток фраз,
Если не можешь - бог с ним, хоть напиши.
Я здесь - легко, без надрыва, да и к чему
Гром откровений в краю индевелых мхов.
Знаешь, пока я слушаю тишину -
Может, навяжешь мне потеплей стихов...
Этот глухой, безжизненный звукоряд
Лечит от всех недугов и прошлых слёз.
...Как хорошо, что рукописи горят.
Если б не это, я бы совсем замёрз.
***
Если однажды я научусь говорить "прости"
Не разбивая чашек, вселенных и головы,
Я принесу несбывшееся в горсти
Прямо в те стены, где ты от меня отвык;
Если услышав сирены "скорой" полночный вой,
Всем существом почувствуешь: этого - не спасти,
Сделай другое чудо, подвластное нам с тобой:
Просто открой мне дверь и прости. Прости.
Пусть зарастает то, чему вовек уже не срастись -
Я принесу конфет, а ты завари мой любимый чай.
Если однажды я научусь говорить "прости"
Раньше, чем ты успеешь сказать "прощай".
***
Не отдам
Солнце моё, нам уныние ни к чему.
Это уже не я, это груда немых камней.
Хочешь кричать и биться - иди к Нему.
Хочешь обнять - тогда повернись ко мне.
Радость моя, всё расписано наперёд.
Вывернешь наизнанку рваные невода:
Смерть не горда, заплатит и заберёт
Всё, что любовь, кривясь, принимает в дар.
Нежность моя, это крепче любых цепей.
Сколько любовь твоих измочалит жил,
Будешь стенать от жажды, сколько её ни пей -
А умираешь даже если ещё не жил.
Боль ты моя, ничего не забрать с собой,
Главное доверяют письмам и проводам.
Скалится смерть и вечность сулит любовь -
А я ни той, ни другой тебя не отдам.
***
Лётное
Сказано, спето и сыграно всё возможное,
Не тяготит молчанье, не ждут друзья.
Ангел-хранитель стиснет у врат таможенных:
Дальше ему нельзя. Никому нельзя.
Дальше с тебя испросят за всё сохранное,
Прочее сбросят росчерком со счетов.
Ты, почитавший аэропорты храмами,
К взлёту готов. Да в общем, давно готов.
Помнишь, хотелось верить во что-то вечное,
В доброе и разумное, чёрт возьми!
Нажил себе балластом добра заплечного,
Кто бы подумал, сколько же с ним возни.
Всё примерялся жить - широко и с пользою,
Всё выверял - то выгоду, то престиж.
Хватит, рождённый ползать, уже отползали -
Здесь без билета тоже не полетишь.
Здесь проходные те же, таможни, кассы ли -
Толпы людей и не с кем поговорить.
Впрочем, да что я... Жизнь получилась классная.
Надо её при случае повторить.
***
Господи, так срослись, что обоим кажется,
Будто и в мир шагнули - рука в руке.
Сколько ни жить, а общего ими нажито -
Две полосы следов на речном песке;
Нить золотых, летящих рельефных оттисков
По разметавшимся отмельным берегам...
...Помнишь, он падал белым ажурным поясом,
Шелковой долгой лентой к её ногам;
Помнишь, она была тонкой, клейкою
Веточкой, кем-то сорванной на бегу -
Чтобы однажды стать тростниковой флейтою
Между его обветренных жарких губ...
...Помнишь ли ты, как били в глаза и ранили
В небо простертые алые паруса?
Он целовал её утром, босую, раннюю -
Бликами на распущенных волосах.
Чтобы потом, свитая с запястьем, прочная,
У преисподних врат, в подземелье зла,
Только она одна - вопреки пророчествам
Нитью его путеводной своей спасла.
...Господи, видишь? Это они, безбожные,
В жизни не попросившие ничего,
Это они, два слога от невозможного,
Вещего слова творящего Твоего.
Это они Твой рай покидали голыми,
Это они - Твоя Всеблагая весть.
...Знаешь, когда он в ладони кладет ей голову -
Нет, я не верю. Я знаю. Ты где-то здесь.
***
Ступай
Подчисть долгов осеннюю листву,
Безбожно запоздавшую на небо.
Бывает, в марте выскочишь за хлебом,
А возвратишься где-то к Рождеству.
Вот так бывает: жизнь - карман плаща
И смысл жизни - медный ключ с брелоком.
Пойми, дружок, им просто вышел боком
Твой дар и не прощаться, и прощать.
Ступай, ступай, раздай свои долги.
Другим нужнее - так люби других.
У Рождества особенный резон
Начать твои мытарства с новой строчки.
И снова перспективы ищут точку,
Сходясь в неё за новый горизонт.
И что с того, что там сейчас пальба
Цветных салютов, яблоки с корицей?
Дружок, твои несчастные "за тридцать"
Годятся лишь для ртутного столба.
Ступай, ступай, куда потянет нить -
Тебя ещё успеют полюбить.
А потому оставь в покое дверь -
Тебя до четверга за нею ждали.
В иное время ты придёшь едва ли,
Как только после дождичка в четверг.
Вот так бывает: тянешься рукой
В карман плаща - и пустота сквозь пальцы.
Дружок, а это просто может статься,
Что плащ - не тот. И ты - совсем другой.
Ступай, ступай...
***
Нелётное
Казалось бы, до писем ли теперь, когда приспущен флаг на главной башне, и будущее, ставшее вчерашним, растерянно выходит в ту же дверь...
...Казалось бы, до писем ли теперь? Но я опять пишу тебе: не страшно. Казалось бы, куда теперь спешить, когда на всех табло - отмена рейса. Сиди в бистро и чашкой кофе грейся, соседа анекдотом рассмеши (а если не поймёт, то сам посмейся). Казалось бы, сдались нам облака, когда вокруг - родное и простое, и есть, кого винить в своем застое, и всё слегка, не вглубь, не на века... Овчинка неба выделки не стоит.
Казалось бы, сейчас домой и в душ, а после, согреваясь у камина, дожечь к чертям недоброго помина весь многотомник полумертвых душ - и самому сгореть наполовину. Казалось бы, награда так близка, и жизнь войдёт и в колею, и в рамки - так почему же всё трещит с изнанки и ты меня боишься расплескать, хоть я и так сочусь из каждой ранки.
Казалось бы, какой тебе резон в таком же зале ждать меня на входе? Седьмое небо ливнями исходит и закрывает бархатный сезон. Борт не взлетит ни при какой погоде.
Сейчас бы отрешенно закурить, и боль топить в непокоренной выси, когда в три слова уместились мысли - казалось бы, о чем тут говорить...
...До писем ли теперь? Теперь - до писем.
***
Радуга (триптих)
1.
Однажды мне приснятся обрыв и дождь,
Набухшие вены молний в лиловом небе,
Как под раскаты гулкой, звенящей меди
Ты не спеша вдоль моря меня ведешь.
И запад выслал конницы на восток,
И о зарницу хлещет кнутом зарница,
А мы смеемся и подставляем лица
Под неуемный ливневый водосток.
Как, глядя на гремящий над миром бой
Двух колесниц под всполохи белых полос,
Я закричу надсадно, срывая голос:
"Смотри, смотри! да это же мы с тобой!
Да это же наши стрелы, пращи, ножи,
И ярость настолько хлестка, и гнев раскатист,
Что если небу когда-нибудь их не хватит,
То мы ему, наверное, одолжим.
Отсыплем граду колкостей и острот,
Плеснём бессонных слёз ледяному ливню –
Которых я тебе и, конечно, ты мне
С запасом уготовили наперёд.
И если нужно бешенства и огня,
Немого пепла, гибельного пожара,
То не стесняйся, небо, бери их даром,
Оставь только мне его - а ему меня..."
***
...Высокий берег густо увит плющом.
Слова, как щепки, крутит свирепым шквалом.
Ты улыбнешься: "что ты сейчас сказала?"
Обнимешь и укроешь меня плащом.
2.
Город вязнет в привычном шуме, как в одеяле,
Строит замки, рушит прежние идеалы,
Я без плеска падаю камнем в мир –
В лабиринты радостей человечьих,
В колизей триумфов, смертей, увечий,
Я с улыбкой думаю, как ты шепчешь
Вслед мне "Господи, вразуми".
Средь усвоенных истин есть не избитые,
Если жизнь срывает с её орбиты и
Хлещет в венах дурной кагор:
Прикажи всему умерев, не сбыться,
Журавлей гони, приголубь синицу,
А иначе будем до крови биться –
Мотыльки - мечтами о монитор...
Но когда невозможно встречаются наши пальцы,
Мир вокруг вспоминает, как улыбаться,
Отдирая с мясом больной оскал.
Знаешь, мне от тебя ничего не нужно,
Но пока мы любим, смеёмся, дружим,
Я жива чуть более, чем снаружи,
И тоска чуть менее, чем тоска.
Нам на двоих без десяти столетие,
Этого через край, чтобы мы заметили:
Невозможно выучиться летать.
Но когда от ног отрывает Землю,
Почему нам страшно и непременно
Так неловко, стыдно попеременно
Перед всеми, кто не умеет так?
***
В этом веке осень больная, ранняя.
Я над каждым словом, как мать над раненым,
Сжав ладони - молча и горячо.
Утро меж ночами проходит боком.
Я люблю - бессмысленно и жестоко.
Жизнь ложится в текстовый файл капслоком
И твоими пальцами на плечо.
3.
Они стоят и смотрят за горизонт.
А воздух здесь упруг, как струна, до звона –
И до краёв наполнен бедой, озоном
И снегом, для которого не сезон.
И небо здесь, насколько хватает глаз,
Так высоко, что хочется дотянуться...
А я боюсь, сейчас они обернутся,
И разомкнут объятья, увидев нас –
Хранимых то случайностью, то судьбой
Невольных зодчих той грозовой стихии,
Которой нам хватает лишь на стихи и –
И ни на что иное... да, нас с тобой.
Куда им, свято верящим в миражи,
Живущим вне границ в невозможном мире,
Понять, что эти - грубые и земные –
Одним касаньем, верой в стези иные,
Однажды им свою подарили жизнь?
***
...И были просто счастливы - пусть на час,
Но - навсегда. Единственной же наградой
На смену грозам есть перекрестье радуг.
И если всё это сон - не буди, не надо.
Ты знаешь, что я проснусь - только не сейчас.
***
Голубятня
Если что от меня и останется - не ищи.
Вечность не стоит минуты сна. Бесконечность - шага.
Помнишь белую голубятню? Вот от нее ключи.
Будет легко - танцуй.
Больно - плачь.
Тяжело - кричи.
Лихом не поминай. И вообще поминать не надо.
Если что обо мне и спросят - скажи, как есть:
Мол, отошел на минутку к колодцу. Сказал "не ждите".
Там он - махнешь рукою за дальний лес -
Вон до той радуги,
после - влево,
потом окрест
и до самой весны не сворачивая идите.
Если кого и возьму с собой - то тебя.
В каждой строке, в каждой ноте отпетых с тобою песен.
Кстати, от голубятни слева не вырывай гвоздя
Просто - да мало ли -
Всяко бывает
Я приходя
Там оставляю ключи. Не вернусь - ну, другой повесит...
***
Три женщины
Первой просто бывало страшно заснуть одной,
И тогда он читал ей сказки из добрых книжек.
Отгоняя ночные страхи, берёг покой,
И когда она касалась его рукой,
В целом мире к нему никого не бывало ближе.
И она была нежной дочкой, преданною сестрой,
И едва холода тайком пробирались в душу,
Согревался ею, словно лесным костром
И рождался снова в обыденном и простом,
Но редчайшем её таланте - смотреть и слушать.
А Вторая его ироничным и цепким взяла умом.
Вся она была - сплошной цельнокройный мрамор.
И она о нём знала больше, чем он о себе самом,
Снисходя к нему чуть рассеянно, но при том,
Оставаясь пристрастной, как к старшему сыну - мама.
У неё был орлиный взгляд, изящный разлёт бровей,
Он дрожал под её рукой, как в преддверьи удара плетью.
С ней дышалось горше, безвыходней и больней,
Он порой был готов бросить всё и остаться с ней,
Он порой был почти готов... Но являлась Третья.
Но являлась Третья - и ставила мир вверх дном.
Он сходил с ума по щелчку её тонких пальцев.
И она поила его собою, как дорогим вином,
И две первых казались просто случайным сном,
Да и сам он себе казался канвой на пяльцах.
И являлась Третья, и с ней мог справиться он один;
И когда иссякали силы и блекли звёзды,
И она замирала во сне на его груди,
Он шептал бесконечное: слышишь, не уходи,
Вдруг ещё неделя, ещё минута - и будет поздно...
И когда она засыпала, в который раз,
Он смотрел, цепенел, не верил, и ждал развязки.
И с её лица улыбались обе, кого он спас.
На одну из них он так и не поднял глаз.
А другая, кажется, очень любила сказки...
***
Nostalgie
У любовников тысячи имен. У любви - всего одно.
(с) Не помню, кто сказал
Мне больно, слышишь? От всего и вся,
Что в этой жизни называлось нами.
От наших лиц, которые висят
Над книжным шкафом в деревянной раме;
От нас (от них!), смеющихся со стен,
Сколь ни топи прошедшее в обидах,
Как ни кляни эпоху перемен -
Мне стыдно перед ними. Слышишь, стыдно.
Мне страшно, знаешь, от ночных звонков
(От тишины ещё страшнее, что там)
От дробного фанданго каблуков,
Гремящего по лестничным пролётам -
Когда внезапных преданных друзей
Приносит заоконное ненастье
В наш дочиста разграбленный музей
На медяки разменянного счастья.
Мне просто грустно. В множестве причин
И разношёрстных праведных предлогов,
Где голос сердца стал неразличим,
Остаться вместе поводов немного.
И только этим, в застеколье рам,
Однажды побывавшим ими (нами?)
Дано окликнуть нас по именам.
И помнить - под любыми именами...
***
...продолжение следует:)
леплю конфетки из материала заказчика
Сообщение отредактировал Ingerd - Суббота, 07 Апр 2012, 11:58 |
| |
| |
