Добавлено (29.01.2013, 06:54)
---------------------------------------------
5 Глава


Как сейчас, Ганна помнит, только успела она уложить спать своих деток – Хвилю с Тасюшкой, как откуда-то прибежал запыхавшийся муж, Ефрем.
-Дети уже спят? – шепотом спросил он.
-Уснули, а тебя где леший таскал?
-Погодь, кричать-то, лучше сбирайся и пойдем тихонько, батюшку по – людски cхороним.

-Ай, мамоньки, ты чо, сказился? Совсем бошка пуста, да? А как и в нас пулять начнут, на кого деток оставим? Хошь, чоб и мы там же рядком полёгли, как Тонька?
-Да, не трохти ты! Болоболка, – c укоризной возмутился Ефрем, - накаркаешь!
-А мне и каркать не надобноть, сама не пойду и тебя не пущу!

-Э-э, ты себя то слышь, а? Там же батюшка лежит с нашими сельчанами, вспомни, сколько они нам добра сделали, а мы их, как скотину, под забором бросим? Да и иконы тоже собрать надобно, большой грех это, когда святыни на земле валяются. Не бойся, я уже сбегал, посмотрел, где эти изуверы. У Семки пьют с горя, что не удалось церкву нашу им обобрать. Бери мешки, а я возьму лопату с носилками, нас там уже Николка ждет.

-Ай, мамоньки, пострелят нас, как есть пострелят, - причитала Ганна и выбежала в сенцы за мешками.
Подходя к храму, Ганна от страха чуть не закричала, когда увидела красноармейца с Николкой.
-Это кто еще с тобой? – спросил Николку Ефрем.
-Это двоюродный брат, Федор, в городе живет. Вы его не бойтесь, он нам предложил помощь. Да и одним нам не справиться. Вот жизнь пошла, своих уже боимся.
-Ладно, давайте быстро ложим на носилки, - прервал Николку Ефрем, - и несем на утес, лучшего места нам не найти. Пусть лежат и любуются красотой нашего края.
-Да, но там, возле Антонины, ейный пес лежит и никого к ней подпускат.
-Откуда он взялся? – удивленно спросил Ефрем.
-Оторвался, так с цепью и прибег.
-Это наверно он, какие сутки завывал, предчувствовал беду. Жалко пса, ну, ничего, я его к себе заберу. Погодь, токмо з ним малец побалакаю.

Ефрем подошел к собаке, которая слегка поскуливая лежала возле хозяйки и лизала ей руки. Увидев собачью преданность, к горлу подкатил комок.
-Хоро-оший, - начал говорить он, но чувствуя, что от спазма в горле, ничего не может больше сказать, присел, слегка почесал у пса за ухом и наконец проглотив комок, сказал:

-Ты же понимаешь, что нам нужно ее унести, схоронить, разреши это сделать. Я обещаю, мы с тобой часто будем к ней приходить. А сейчас нам нужно торопиться. Ну, что скажешь?

Пес не моргая, слушал Ефрема, потом тяжело приподнялся, сел и задрав голову, завыл так, что мурашки у всех пробежали по спине. Потом немного отошел и стал внимательно наблюдать. Николка с братом быстро положили Антонину на носилки и скрылись в ночной мгле. Собака побежала за ними.

-Ганна, ты что там возишься?
-Да, как же енто, - всхлипывая, отозвалась жена, - как же так можно, - аккуратно обтирая икону от грязи и копати, возмущалась она, - псина и та плачет, а им горя мало, как их ще земля носит?
-У нас нет времени на слезы, нужно быстрей все собрать и унести подальше от глаз. Торопись.

-А куда?
-Я знаю одно место, мы там с Фролом в детстве прятались. Пойдем, - и взвалив мешок с иконами, исчез в темноте.

Женщина быстро сложив в мешок последние три иконы, спрятала его в кустах с остальными мешками и пошла вслед за мужем, неся тяжелое распятие. Подойдя к крутому берегу реки, Ефрем опустил ношу на землю, достал откуда – то веревку и стал по ней спускаться вниз. Через 10 метров он твердо встал на выступ горы и дернув веревку, сказал жене:

-Привяжи мешок и тихонько спускай его мне.
Ганна молча обмотала мешок веревкой и подтащив его к обрыву, стала опускать вниз. Приняв груз, Ефрем его развязал и отнес в пещеру, размером с небольшую комнату. Туда же поместили распятие и все остальные мешки, которые были спрятаны в кустах возле храма.

Потом они пошли к утесу, чтобы помочь похоронить земляков. Могила была уже выкопана и положив на дно доски, стали укладывать на них тела.
-Подождите, - зашептала Ганна, - как же энто, их ведь нужно чем то сверху накрыть, я сичаз, - сказав это, бросилась бежать. Минут через тридцать, запыхавшись, она принесла материал, который предназначался для шитья задергушек.

-Вот, держите, - сказала она, - пусть они нас за все простят.
Николка перекрестился и покрыв всех одним саваном, вылез наверх.
-Спите спокойно, - сказал Ефрем и поклонившись до земли, добавил, - Господи, прими убиенных раб своих в Царство Свое, прости им все прегрешения и пусть земля им будет пухом.

И трижды кинул по горсти земли, все остальные молча подошли к могиле, перекрестившись, кинули землю. Пока мужчины закапывали яму, Ганна собрала небольшой букетик полевых цветов, чтобы потом их возложить.

-Идем все к нам, - сказал Ефрем, - нельзя вам возвращаться в окровавленной одежде, у нас переоденетесь, а вашу одежду жена постирает, потом заберете.
-Спасибо, - поблагодарил Федор, - если честно сказать, я уже хотел брату нос расквасить, чтобы подумали, что эта кровь, после драки.
Ефрем позвал пса, но он даже ухом не повел. Положил голову на холмик и не шевелился.
-Ладно, пусть попрощается, потом его заберем.
Чтобы ни с кем не встретиться, прошли огородами и пока хозяйка доставала чистую одежду и разжигала самовар, Ефрем отмыл от крови носилки и на всякий случай, сверху накидал навоз. Потом, умывшись, все сели за стол.
-Ну, давайте помянем батюшку нашего с братьями. Земля им пухом, - и опрокинул стакан в рот.
-Хорошие были люди и Тонька ж, не испугалась, бросилась им на подмогу, дурында, одна против стольких разъяренных солдат.
-Что уж теперь говорить, поторопилась к своему Антипушке, - горестно сказала Ганна.
Долго засиживаться ночные гости не стали, немного еще закусив, стали торопиться уходить, чтобы еще до рассвета, попасть домой.
-Да-а, страшный вчера был день, тяжелая ночь, а что сулит сегодня утро? – лежа в постели, думал Ефрем, - никто не сможет на это ответить, так как отвернулся от нас Господь,видно шибко мы его обидели, раз Он позволил бразды правления взять сатане, теперь он властвует над нами, а от него ничего хорошего ждать нечего. Кабы еще хуже не было.

Тяжелые мысли были у него, рядом лежала и сладко посапывала жена, а он так и не смог даже на минуту сомкнуть глаза, пролежав до утра, пока кто-то не поскребся в дверь. Ефрем, только успел снять крючок, как в дом ввалилась обессиленная Санька. За одну ночь она сильно осунулась и вся почернела.

-Ефремушка, - с болью прохрипела она, - мово Фролку кто-то украв, даже захоронить не можно, как же енто, чо тепереча делать – то?
Слезы градом катились по щекам женщины. Она сидела и тихонько раскачивалась из стороны в сторону, казалось, никого перед собой не видела.

-Я хотела сразу его с батюшкой забрать, но мне не дали, казали потом отдадуть и выгнали, даже попрощаться не пустили. Пошла седня с утреца к храму, глядь, а там никого нет. Как же мне теперече жить то? Ефремушка, помоги, ради памяти Фрола мово, подскажи, куда идтить? Чо делать?

Ефрем молча слушал жену друга и не знал, как ему поступить, рассказать ей о ночной их вылазке, или промолчать? Ведь давно известно, что если хочешь, чтобы все что-то узнали, скажи об этом по большому секрету этой балаболке, завтра же будет знать все село. Жалко и горько было глядеть, как горем убитая женщина, c большой надеждой смотрела на него, ожидая ответа. Здесь с постели поднялась Ганна, молча села на лавку и обняв подругу, тихо сказала:

-Успокойся, родная, при мести твой Фрол и вси ужо при мести лягли. На утесе. Только не ходи туда пока, не гневи нову власть. Завтра, я кумекаю, чо завтра будет ужо можно.
Услышав такую весть, вдова упала на грудь своей подруге и разрыдалась.
-Ну-ну, успокойся, мы тебя не оставим, помогать будем, выживем, не правда, Бог нам в этом поможет.

Ефрем смотрел на жену и впервые увидел, какая она сильная духом. Последнее время он боялся за свою семью, думал, что если вдруг, с ним что-то случится, как они, родные его будут жить? А теперь, увидев стойкий и твердый дух своей Ганнушки, он понял, никакие ветры судьбы не смогут сломить его тростинушку.
Немного успокоившись, Александра встала и поклонившись, с благодарностью, в пояс, слегка покачиваясь, вышла. А хозяева, обнявшись, молча сидели на лавке. Потом, будто пробудившись от долгого тяжелого сна, Ганна сказала:

-Все и мне пора бегить, у нас есчо Ночка с полным выменем стоит и белье замочено лежит.
-Ты иди стирай, а я пойду доить корову. Нужно чтобы к десяти часам уже все висело на веревке.
Пока жена стирала, муж управлялся по хозяйству. Корову подоил, кур покормил, самовар разжег и печь затопил. На улице весело светило солнышко, летали, чирикая воробьи. Было тихо и спокойно. Но не успели они сесть за стол завтракать, как на другом конце села залаяли собаки, загоготали гуси, раздались одиночные выстрелы.

-Господи, помилуй, - перекрестившись, испугано сказала Ганна, - дети, ешьте, ешьте быстрее, супец жирнен, скусный, - и задернула на окне задергушку.
-Успокойся, жена, тебе нужно самой поисти.

Кое-как перекусив, мать спрятала детей на печи, убрала со стола посуду и чтобы хоть немного скрыть дрожь, взяла вязку и стала вязать мужу рукавицу. Уже после обеда, без стука, нагло, в дом вошли председатель с красноармейцами. Степан прошел к столу, взял табурет, сел и обращаясь к солдатам, сказал:
-Начинайте.

Красноармейцы во все углы бросились, круша все на свете, перепугав малышей.
-Ганна, заткни своих ублюдков, а то я щаз их сам заткну.
Мать бросилась к ребятишкам и схватив их на руки, вынесла на улицу.
-Тише, касатки мои, тише, а то дядя сильно рассердится на нас, - качая детей на коленях, успокаивала мать. Вслед за женой, вышел Ефрем.

-Ты что иродов оставил однех? – возмутилась Ганна, - есчо поворуют чо!
-А что им воровать, - нервно усмехнувшись, сказал хозяин, - оне и так берут, что им приглянулось, а что не нужно, бьют иль бросают.
-Ай, мамоньки, ай, Матка Божья, спаси нас, горемышных, защити от ентых иродов, - причитала она.

На крыльцо вышел председатель со своим ополчением:
-Чтот совсем бедно живете, даже взять не чего, мелочь всяка, - сплюнув, сказал он.
-А нам и ента мелочь даром не далась и ты не чёго не дарив, - огрызнулась хозяйка.
-М-м, кусатся, - усмехнувшись, сказал Степан, - слышь, Ефрем, ты своей то язык укороти, а то мы зараз, укоротим, вместе с бошкой – то.

-Что, Степан, зверь человечины опробывал, требует есчо? Знамо дело, теперь он ни перед чем не остановится. Лишь бы следующую жертву в капкан заманить.
-Хм, зверь говоришь, - хмыкнув, сказал председатель, - а чо, зверь то оно есчо и лучше, а то все пьянь, да пьянь. Вот вы меня не оценили, а нова власть оценила и теперь вы все у меня вот, где сидеть будете! – и выкинув вперед сжатый кулак, от удовольствия загоготал.

-Проверьте в яслях, под сеном, знаю я их, это они только с виду такие тихенькие, а копни, не остановишь. А что это у вас на веревках Николкина рубаха болтается? Я ее зараз вчера на нем видел.
-С чёго енто Николкина, когда я сама свому сшила, у нее даже метка есть, могит показать?

-Ладно, верю, но вчера на Николке точно така ж рубаха была. Чо, ничёго не нашли? – обращаясь к подошедшим красноармейцам, спросил председатель, - ясный перец, идем дальше, - и поднявшись с бревна, ни на кого не глядя, пошел к выходу. Хозяева молча посмотрели уходившим вслед и тяжело вздохнув, взяв ребятишек на руки, вошли в избу.

-Ой, батюшки, - увидев разбросанные вещи и побитые горшки, по привычке заголосила Ганна.
-Цыть, баба, - тихо сказал Ефрем, - радуйся, что живы остались, а это все наживное. Приберись ка лучше быстрей, а мне бегить надобно к Николке, вещи отдать. Ведь если эти изверги не обнаружат там рубахи, всем худо будет.

-Да, беги, беги скорей, а то опоздать можешь, - быстро представив, что их может скоро ожидать, согласилась жена и поспешно выскочила на улицу снимать с веревки белье.

Только Ефрем, отдав вещи, скрылся у Николки в зарослях сада, как нагрянули с обыском.
-Ищите везде, - закричал Степан, - а ты покажи мне рубаху, в которой вчера был, - ткнув парня в плечо плеткой, пробасил председатель.
Николка молча вынес рубаху и отдал << гостю>>.
-А метка кака на ней есть?
-Нет.

-Ладно, на, - недовольно пробурчал Степан.
В это время к нему подошел один красноармеец и что-то шепнул на ухо.
-Где? – взревел председатель, - за мно-ой!- закричал он и выбежал на улицу.
Лихо поднявшись на утес, под плакучей красавицей, ивой, Степан увидел свежий холмик, поверх которого лежал маленький букетик полевых цветов и оскалившегося пса. Потоптавшись, соображая, что делать дальше, пробубнил:
-Ну, чего стоите, копайте, туда что угодно можно схоронить….

Трое молодых людей, одетые в военную форму, взяли лопаты и только поближе подошли к могиле, как с грозным рычанием, набросившись на одного из них, собака схватила мертвой хваткой. Раздался дикий вопль. Председатель заматерился и выхватив лопату у растерявшегося парня, со всех сил ударил пса ребром по голове. От большого потрясения и увиденной, на двое, расколотой головы, солдата вырвало.

-Да, …мать, набрали в армию красных девиц и еще с ними хотят новую жизнь строить! Тьфу, - c брезгливостью сплюнул Степан, - оттащите его от греха подальше, чтоб мои глаза его не видели! - и со злости пнул комок земли.

-Копайте, чего рты разинули? Я что ли за вас копать буду?
Солдатики бросились копать, но и в раскопанной могиле, кроме четырех убиенных, они ничего не нашли.
-Пошли.
-А закопать?
-Кому это надоть, тот пускай и закапывает, а у нас с вами нет на это время. Скоро темнять будет, а нам есчо на колокольню нужно, а то и оне пропадуть, - зло сказал председатель. И взмахнув плеткой, стал спускаться с утеса.

Сельские мальчишки бежали по дороге и заглядывая во дворы, кричали:
-Cейчас колокола будут сбрасывать!
Кидая работу, все спешили к храму. А на колокольне уже стояли красноармейцы и готовились к сбросу самого большого колокола, который более века, верно служил людям, на несколько верст, оповещая о горе или радости. Задрав головы, они молча смотрели вверх. И вот, в свободном полете, язык ударяется о стенку колокола и на большое расстояние раздается прощальный его звон.

Вздрогнув, будто пробудившись от спячки, все заплакали.Вслед за большим братом полетели меньшие, четыре колокола. Вдруг, откуда ни возьмись, набежали большие темные тучи и покрыли все небо, вокруг посерело и на землю стали капать крупные капли. Казалось, плакало само небо. Евдокия, жена Семена, не скрывая рыданий, смотрела на колокола, в которые еще в детстве, с разрешения отца Неофида, звонила, зазывая земляков на службу.
Долго стояли сельчане, глядя на валявшиеся разбитые колокола, прощаясь с ними и вспоминая свою жизнь. …

Добавлено (30.01.2013, 06:03)
---------------------------------------------
6 глава
Ганна сидела за куделей и пряла пряжу.
-Бабуська, - позвала старушку, вбежавшая в избу, внучка, - бабуська, дайте мне фартук с большими карманами!
-Зачем енто тебе?
-Надо.
-Нюрка, ты мне брось, надо! Кажи зачем тебе хфартук? Небось опять в конюшню за горохом? Не смей, слышь меня? А то есчо ентот черт колченогий поймат вас.
-Бабуська, да с нами же пойдет его Николка. Мы же деду Семену помогаем. А потом, можно мне с ними пойти в ночное? Кто пойдет в ночное, дедушка разрешил взять себе по два кармана гороха. Ну, бабуська, пустите меня, а?

-В ночное пущу, а горох, от греха подальше, не смей брать, слышь?
-Слышу, - сказала девчушка и поджав губы, хотела уже выйти из комнаты.
-Краюшку хлеба-то возьми, а то кто на пустой живот в ночное идет? – вслед, крикнула старушка.
Нюрка, отрезав кусок ржанного хлеба и посыпав его сверху солью, завернула в чистую тряпицу, вышла на улицу, где ее ждали подружки.

-А фартук? – удивленно спросила ее Маруська.
-Бабуська не дала и горох не разрешила брать, - чуть не плача, сказала Нюрка.
-Ладно, не реви, у меня есть фартук, смотри, с какими карманами, туда даже твоя голова влезет, - успокаивая подругу, сказала Маруська, - да и у Панки на платье есть карманы!
В это время к ним подбежали Николка с Пашкой и все, направляясь к конюшне, быстро скрылись в облаке пыли.

Дед Семен, ожидая помощников, наметил уже им фронт работы и довольный собой, покряхтывая, сел на бревно и достав кисет с табаком, и обрывком старой газеты, стал крутить козью ножку.
-Ох, и хорошо, - думал он, - пусть ребятки поработают, им в радость, и мне польза.

Вытянув свои больные ноги, обутые в валенки со старыми калошами, затянулся и пуская кольца через нос, блаженствовал, сидя на солнышке. Которое ласково грело его ноющие раны, полученные во время трех войн. Только бывший солдат задремал, как сквозь дрему услышал шепот ребят, старик улыбнулся и поглубже натянув на глаза ушанку, продолжил свой сон.
А саранча, быстро прошмыгнув мимо сторожа, направилась в амбар, где в мешках хранился корм для лошадей. Колька, со знанием дела, общупал все мешки и найдя мешок с горохом, подал знак. Пашка, взяв у девочек фартуки и быстро наполнив их горохом, стал насыпать в карманы своих штанов и здесь увидел, что Колька, сняв фуражку, до верху наполнил ее горохом.

-Ты, что? – испугано спросил Пашка, - как ты мимо дедули пройдешь?
-А Нюрку, оставим голодной? Мне ж ничего не будет, ну, подерет батя ремнем, так мне не привыкать. Знаешь какая у меня шкура толстая, во, - показывая с палец, толщину своей кожи.
-Да, ты брешешь, - ухмыляясь, воскликнул Пашка.
-Я брешу? – возмущенно, воскликнул Колька, - на смотри, - и в доказательство, снял штаны, оголяя свой зад.

Пашка ахнул, увидев огромный, на всю ягодицу, грубый, рваный, затягивающийся синюшний шрам.
-Это кто тебя так? Отец, что-ли?
-Ага! – гордо сказал мальчуган, - но я все равно ему не поддался. Мать, вот, только жалко. Она сильней меня причитала и до сих пор плачет, накладывая вечерами бабки Наськину мазику.

Пашка, поглядывая на рану, поежился. Колька быстро натянул штаны и ухмыльнувшись, сказал:
-Да, не боись, уже почти не больно, разве только немножечко, когда кровь просачивается и засыхает.
В этот момент, от нетерпения, в амбар вбежали девчонки.
-Ну, что вы здесь застряли? Мы ведь не успеем поесть. Скоро дед Семен проснется. Пошли. Где горох?
-Вот, - сказал Пашка, протягивая фартуки.

-Нюрка, а это я тебе набрал, возьми, - протянув фуражку, краснея, сказал, Колька.
-Да, ты что, за это ж посадить могут! – испугалась девочка.
-Не бойся, если что, буду отвечать я , я же насыпал, бери.
-Нет, столько не возьму, давай половину отсыпим назад.
-Ну, если хочешь, - глядя на Нюрку, сказал мальчуган, - во-он в тот мешок, высыпай.

Девочка отсыпала горох и только ребятишки выбежали из амбара и скрылись за углом, как во двор конюшни, въехала бричка председателя. Сторож, сквозь сон услышал приближающего председателя, вмиг проснулся, дернул себя за ус, для того, чтобы с лица сбросить сонный вид и взяв трость, направился на встречу Степану Николаевичу.

-Ты что, опять дрыхнешь, твою мать, - еще из дали, закричал председатель.
-Никак нет, - стараясь вытянуться в струнку, воскликнул сторож.
-Где эта шантрапа?
-Какая? – делая удивленный вид, зная, что ребятишки давно уже, через задний двор, убежали в лес, спросил сторож.
Председатель, не дослушав Семена, быстро направился в амбар и проверив мешки, заорал:

-А где горох? Мы его тебе только вчерась привезли!
-Так я его в муку смолотил и лошадкам нашим в корм добавил. М-м-м, Степан Николаевич, если б вы только видели, как оне его жрали, аж мне радостно стало.
Кони действительно, как только Семена поставили на конюшне сторожем и конюхом, сразу прибавили в весе, стали ухоженными, гривы переливали шелком. В конюшне всегда была чистота, окна застеклили.
А буквально три года назад, сюда было страшно зайти. Грязь, вонь, проемы окон, зияли черными пустыми глазницами. Бедные лошади, сильно истощенные, еле держались на ногах. Придраться сейчас к конюху, было не за что. Но председатель, схватив бывшего друга за грудки, прошипел:
-Только узнаю, что ты подкармливаешь этих голодранцев, собственноручно, подведу тебя к трибуналу, ты меня знаешь.
Семен посмотрел председателю в глаза, потом смахнув с себя его руки, тихо ответил:
-Знаю, все про тебя знаю и ты знаешь, что именно я знаю. Да и бояться мне нечего, хозяйки моей уже нет, помнишь, как получила шесть похоронок на деток, быстро управилась к ним. Я один остался и чем скорей ты меня отправишь к ним, тем лучше будет. Так что ты меня не пугай. Сам могу кого хошь напугать.

Давно Степан Николаевич не слышал в свой адрес такой речи и сжимая кулаки, сдерживая себя, сквозь зубы процедил:
-Вообщем , я тебя предупредил. Смотри.
-Смотрю, председатель, я смотрю, - спокойно ответил сторож.
Председатель, замахнувшись плеткой, звонко хлестнул по земле и с трудом сев в бричку, дернул удила. Конь заржав, рванул так, что у седока с головы слетела кепка.
-Ну, ну, - глядя вслед бывшему другу, сказал дед Семен и медленно побрел на свою завалинку, ждать своих помощников.

А ребятишки были на своем излюбленном месте – в лесу на поляне, где притащив поваленное дерево, смастерили друг против друга, две скамейки. Возле скамеек, весело журчал небольшой родничок. Вода в нем была необыкновенно вкусной, подростки мочили свои кусочки хлеба, взятые из дома и слегка посыпав солью, с наслаждением ели, припевая водой.
Во время еды стояла мертвая тишина, все старались,как можно дольше растянуть удовольствие, слегка замаривая червячка.

Зато потом, было море шуток и веселья. Вот и сейчас, наевшись гороха, они весело фантазировали, что могут сделать с помощью тех выстрелов, которые происходят, кто поест гороховый суп, или кашу.
-Не-е, я не верю, - закатываясь от смеха, сказала Нюрка Кольке, - что ты способен своим выстрелом сбить со стены висевшую сковородку!
- Как это не веришь, когда такое было на самом деле? Ты знаешь, какая у меня бывает канонада, аж наш Васька уши пригибает и начинает чихать от ентых газов, - смеясь над собой, ответил мальчуган.

Было весело, но они понимали, пора идти и отрабатывать свой обед. Еще немного посидев, попили водицы и побежали к деду Семену, который, как похоронив жену, перебрался жить в конюшню, а свой дом отдал Марте, дочери Михася с Устиньей.
-Что, прибежали, пострельцы?
-Ага, дед Семен, что будем сегодня делать?

-Так, девочкам нужно побелить забор, а вам, ребятки, сена в ясли натаскать побольше. Зараз, к вечеру управитесь. В ночное – то всех отпустили?
-Да-а! – хором загалдела ребятня.
-Вот и хорошо. Не забудьте картошки накопать.
-Сколько кустов выкопать? – спросил Павел.
-Три, я думкаю, хватит. Идите работайте, а я пойду по своим делам, вот только перекурю.

Дети разбежались, а дед Семен сел на заваленку, скрутил козью ножку и затягиваясь, смотрел вдаль, вспоминая своих родных. Докурив и тяжело вздохнув, он поднялся и поковылял к домику. Там, взяв чистый лист бумаги, химический карандаш и наслюнив, стал писать в Москву, в кремль письмо.

Дед Семен, верил, что как только в кремле прочтут его, в их поселке сразу наведут порядок, а председатель, наконец, ответит за свои злодеяния. Выводя буквы, пыхтел дед, пересматривал каждую написанную им закорючку.
Трудно давалась ему писанина, еще не написано и двух предложений, а он уже устал, будто в конюшне зараз весь навоз один вывез. Вытерев пот со лба, посидел немного, отдохнул и только хотел взяться за работу, как в домик вбежала Маруська и весело сообщила, что они уже все сделали.

Сторож аккуратно сложил лист бумаги, вложив его в небольшую книгу, карандаш воткнул в самодельную подставку, выструганную им из дерева и улыбнувшись, сказал:
-Ну, раз вы все сделали, значит сейчас будем уже выходить.
Выгнав лошадей, ребятишки сели на них верхом и обходя село стороной, обгоняя друг друга, помчались на пастбище, которое находилось недалеко от реки. Нюрка, держась за гриву своей любимицы, неслась на встречу ветра, чувствуя, как его порывы расплели косу и волосы длинным шлейфом развивались на ветру.

Оглянувшись, она увидела, как раскрасневшийся Колька, обнимая шею своего Гнедка, пытался ее догнать. Девчушка рассмеялась и слегка придавив пятками бока Звездочки, прибавила ход. Ох и лихо же Нюрка держалась на лошади, любому мальчишке нос утрет, что за характер,везде и всегда быть впереди. Прискакав на пастбище, она спрыгнула на землю и поцеловав любимицу в морду, дала кусочек хлебца.
-Ты моя красавица, умница.
Николка пришел, как всегда вторым, ласково потрепал своего Гнедка за гриву, спрыгнув вниз, весело сказал:
-Да, нечего сказать, молодцы! Здорово у вас получается.

Нюрка, улыбаясь, молча смотрела на мальчонку и слегка запрокинув голову, стала заплетать косу. В это время подъехали остальные, вокруг сразу стало шумно. Кто-то смеялся, кто-то пытался всех перекричать, что-то доказывая, а дед Семен, покряхтывая, слез с коня, снял уздечку и похлопав по крупу, сказал:
-Все, Васько, прибыли, забирай своих и веди к траве, а мы пока костер разложим.

Конь мордой ткнулся конюху в ладошку, выпрашивая кусок хлеба.
-Вот попрошайка, - добродушно усмехнулся сторож, - ладно, на-а.
Васько аккуратно, своими мягкими пухлыми губами взял с ладони хлеб и положил голову старику на плечо. Конь плакал.
-Ну, ну, что это у тебя сегодня за нежности такие, - удивился дед Семен, - никогда такого за тобой не замечал. Совсем старые мы с тобой, видно, стали, сколько лет уж вместе, спасибо тебе, за верность твою. Ладно, иди, - поглаживая коня по гриве, говорил конюх, - веди всех на старое место, а мы вскоре к вам подойдем.

Васько отошел от старика и гордо подняв голову, направился к зеленой сочной траве. Пашка собрав табун, похлопывая некоторых по крупу, направил их в сторону старого коня. Кони, помахивая хвостами, пошли за вожаком.
Ребята собрали хворост, сбегали к реке, принесли воды и разложили костер. А пока вода в ведре закипала, все сели вокруг него и стали ждать, новый рассказ старого конюха. В этот момент Николка потянулся за хворостом и не обращая внимания, громко <<выпустил голубя>>.

-О-о, Николка, ты с этим у огня будь осторожней, - с серьезным видом сказал дед Семен.
-А что? – удивленно спросил пацан.
-Как что? Сам взорвешься и нас покалечишь, - прищурив один глаз, улыбаясь, сказал старик.
Все рассмеялись.
-Дедушка, расскажите нам что-нибудь, - не удержалась Панка.
-Что же вам рассказать? –призадумываясь, спросил конюх, - и посмотрев на небо, увидел одинокую яркую большую звезду, немного помолчав, сказал, - ладно, слушайте.

Было это давным - давно, в одной южной стране, в городе Назарет, и жила в этом городе одна девица. Она была на столько красива и чиста душой, что Бог, через нее, решил спасти погибающий мир. Однажды сидела девица у окна и читала святое писание, вдруг в комнате появился молодой человек в странной одежде, сияющей необыкновенной белизной. Светлые, длинные вьющиеся волосы, локонами спадали ему на плечи. Глаза были такие яркие и светились такой любовью, что у девушки заволновалось сердце от необъяснимой радости. Он преподнес ей красивый цветок, поклонился до земли и она за его спиной увидела большие белые крылья.

-Радуйся, Благодатная! Господь с тобою; благословенна Ты в женах!
Мария, так звали девицу, смутилась, не понимая, чтобы это все значило.
А Ангел сказал:
-Меня к тебе послал Сам Господь Бог. Ты от Него обретешь благодать и родится у тебя Сын, назови Его Иисус. Он будет Великим Царем всей Земли и Небес, Царству Его не будет конца.
-Как это? - спросила она.
-Дух Святой снизойдет на тебя. Поэтому и родишь ты Святое Дитя, и будет Он Сыном Божьим….

В это время на огне вскипела в ведре вода и стала выплескиваться, попадая на горящий хворост, она грозно и недовольно шипела, будто старалась затушить веселые языки пламени.
-Так, - громко сказал дед Семен, - чай уже вскипел, а нам пора браться за работу. Ребятишки загалдели, упрашивая старика рассказать хоть еще немного, но он был не умолим.
Вздохнув, Нюрка взяла у Конюха сумку с горохом и пошла его варить. А все остальные направились к лошадям, чтобы до полной темноты успеть их помыть и расчесать гривы с хвостами.

Помощники, озорничая, весело плескались в воде, не забывая и про своих любимцев, которые, тоже наслаждались вечерней прохладой и теплой, как парное молоко, водой.
-Пр-р, стой, - смеясь, воскликнула Маруська, своей Белухе, которая от удовольствия била по воде копытом, вымочив, девочку с ног до головы, - вот, окаянная, стой, тебе говорю.
-Маруська, а ты ей под хвостом щеткой почисть, вмиг успокоится, - шутливо предложил Пашка.

Дед Семен, сидя на берегу, наблюдал за возней саранчи, как он частенько называл ребят и думал о недописанном письме, которое лежало в книге. Старик понимал, что он малограмотный и поэтому переживал, сможет ли описать все те злодеяния, которые с первых дней своего правления, творил их председатель.

Но кого-то просить написать, это значит этого человека подвергать к большим неприятностям. Дед Семен этого не хотел, поэтому решил письмо писать сам. В это время из-за тучи выглянула огромная луна и ее луч весело побежал по воде, оставляя за собой голубую, сверкающую дорожку. При лунном свете можно было увидеть летучих мышей, стрелой проносящихся над головами, рассмотреть жужжащих комаров и других ночных любителей летать.

-Хорошо как, - думал старик, слушая детский смех и пение сверчков с кузнечиками. Где-то подальше, затянули свою песню лягушки.
Вдоволь наплескавшись, ребятня подбежала к конюху.
-Дед Семен, мы уже накупались, - стуча зубами, сказал Николка.
-Ну, тогда, как всегда, быстро к костру, сушиться, - скомандовал старик, поднявшись с большого камня.
У костра, над котелком, колдовала дежурная Нюрка, помешивая гороховую кашу деревянной ложкой.

-Ну, как хозяюшка, дела? Каша уже готова?
-Готова, дедусь!
-Вот и хорошо, скидавайте свои одежды, вешайте их сушиться и садитесь поближе к огню, - командовал старый конюх, - пока не заболели, а то ваши мамки мне за вас шею намылят.
Помощники быстро сняв с себя одежду, закутались в два дедовских тулупа и подсели к огню. Нюрка развесила мокрую одежду и в заранее приготовленные двойные листья лопуха, свернув их воронкой, стала накладывать горячую кашу.

От нее приятно тянуло дымком, обжигаясь, ребята весело принялись за еду и стали просить старика, рассказать продолжение о красавице Марии, но конюх наотрез отказался :
-Нет, у нас с вами еще вся ночь впереди, так –что успеете дослушать. А сейчас давайте ешьте, а то кишки уже так тарахтят, что весь табун перепугают. Да и сытое брюхо –то спит, а голодное, на слуху сидит.

Ребятишки замолчали и спорить с ним не стали. На природе всегда хочется есть, поэтому все быстро достали свои запасы, разложили и налив в кружки ароматный травяной чай, с большим удовольствием стали чаевничать. Во время еды, как полагается, была тишина. Не зря же есть такая поговорка:<< Когда я ем, я глух и нем>>. Хоть они и были в ночном, но за разговоры во время еды можно было легко получить от деда Семена деревянной ложкой по лбу, оно конечно было не больно, но впросак никому не хотелось попасть.

-Наелись? – спросил конюх,- ну, слухайте.

Как только Ангел сообщил юной красавице, о причине своего визита, как на нее снизошел Святой Дух и девица понесла. В это время, царь тех мест, дал указ сделать перепись всех жителей его страны. Каждый человек должен был отметиться в той местности, где родился. И пришлось Марии с ее мужем идти из Назарета в город Вифлеем. Долго они шли или коротко, не могу сказать, только одно вам скажу, что пришли туда уже поздно, все гостиные дома были заняты, ни одного не нашлось свободного места и куда бы они ни обращались, везде им в ночлеге отказывали, только один хозяин, сжалился над беременной молодой женщиной и предложил им устроиться в одном сарае, который находился во дворе.

Мария очень устала и плохо себя чувствовала, поэтому они согласились остановиться в хлеву, где находились домашние животные. Вскоре пришло время ей рожать и пока муж бегал за помощью, Она уже родила и спеленав Младенца , положила в ясли. Недалеко от этого места пастухи пасли скот и вдруг, им явился Ангел и весело сказал:
-Не бойтесь! Ибо я пришел к вам с радостной вестью, сообщить, что родился Царь Всея Земли, и найти вы его сможете, лежащего в яслях, завернутого в пелена. Путь вам покажет эта звезда. И только он это сказал, как откуда не возьмись, появилась целая армия, играющая на гуслях и других инструментах.

Пастухи изумились такому известию и решили поклониться новому, только что родившемуся на свет Царю. Посмотрев на самую большую, яркую звезду, они пошли по направлению, куда она указывала и вскоре пришли к тому сараю, на который, своим сиянием, указало небесное светило и остановилось. Внутри они обнаружили молодую улыбающуюся женщину, с любовью смотревшую на младенца, лежащего в яслях.

Поклонившись до земли, младенцу с матерью, рассказали Марии, откуда узнали о рождении малыша. Постояв еще немного, полюбовавшись необычайной божественной красотой младенца и еще раз на прощание поклонившись, вернулись на пастбище. Они верили, что перед ними лежал Великий Человек.

Вскоре после этого, хлев посетили торговцы, проезжающие мимо этого города. И рассказали, что им так же явился Ангел с необычной армией музыкантов и оповестили их, что родился Царь, который будет властвовать над всем миром. Поэтому они пришли поклониться и преподнести подарок: золото, ладан и смирну.
Мария приняла дар от волхвов и все запомнила, что они сказали. Поклонившись, торговцы ушли. Так, в человеческом образе, родился на свет Сам Господь Бог – Иисус Христос. Который пришел в мир, чтобы спасти его.

Дети сидели слушали рассказ конюха, затаив дыхание.
-И чтобы вам, детки, - продолжил дед Семен, - не говорили, что Бога нет, не верьте, а то придет ваше время с ним встретиться, а Он не признает вас, отвернется от вас, как вы однажды отвернулись от него…

Добавлено (31.01.2013, 04:48)
---------------------------------------------
7 глава


Рассвет. Солнце, просыпаясь, выпустило свои золотистые лучи из под пушистого мягкого облака, окрасив небо в нежно пурпурный цвет. Все живое стало оживать. Цветы, слегка вздрогнув своими головками, стали расправлять и раскрывать лепестки. Только они успели нарядиться, как уже прилетела первая труженица пчела, собирать нектар.
Птицы, радуясь новому утру, запели свои песни. Капельки росы, висевшие на кончиках лепестков и листочках, переливаясь на солнце, весело отражали окружающий их мир. Деревья зашелестели листьями и как маленькими развивающимися флажками, встречали теплое утро. Семен с детства любил эти минуты. Слушая лесной утренний гимн, он сидел и вдыхал аромат нового дня.

Слышно было, как проснулся Васько. Негромким храпом, своим сородичам он дал знак, что пора подниматься. Старый конюх подошел к коню, потрепал слегка за гриву, говоря добрые слова и повел лошадей к реке. Напоив их водой и потом разбудив своих помощников, поехали в поселок. Еще толком не проснувшиеся ребятишки, молча сидели на своих любимцах, держась за их гривы. Подъезжая к конюшне, вдруг они услышали ржание лошади. Дед Семен приструнил Васька и повернувшись, быстро заговорил:

-А ну ка, детки, бегите - ка все по домам, к нам видно уже председатель пожаловал, а то он еще узрит, содержимое в ваших карманах. Бегите, бегите, после повстречаемся.
Ребята соскочили с лошадей и быстро исчезли в зарослях боярышника. Въехав во двор, конюх увидел разъяренного бывшего своего друга.
-Где твои голодранцы? – не здороваясь, закричал председатель, - я их два дня не могу поймать.
-И я тебя рад видеть, Степан Николаевич, - не обратив внимания на вопрос, сказал Семен.
-Я тебя спрашиваю, где они?

-А я почто знаю, наверно уже дома спят, а может убежали куда, я ведь их, Степан Николаевич –то не пасу, мое дело лошадки.
-Что это с твоими губами?
-А что с ними? – удивляясь, спросил конюх.
-Почему они у тебя синие?
-А-а енто меня детишки вчерась ежевикой угостили.
-М-м, ежевикой говоришь, ладно, - сказал председатель и сев в свою бричку, дернул удила.
-А что ты хотел от пацанов то?
-Не твоего ума дело, - зло сказал Степан Николаевич и рванул с места, оставляя за собой клубок пыли.

Три дня конюх писал письмо в кремль. Выводя буквы, он тщательно слюнявил химический карандаш, из-за чего язык, губы и руки у него стали фиолетовыми. Председатель, однажды заехав на конюшню, увидел еще более посиневшие губы и пальцы сторожа. Подозрительно посмотрев, ничего спрашивать не стал, а вечером внезапно нагрянул на конюшню. Открыв резко дверь, он врасплох застал Семена сидящего за столом, писавшего окончание письма.
-Я смотрю, ты грамотеем стал, письмена пишешь, - пройдя в дом, ехидно сказал Степан Николаевич и взяв листок со стола, прочел первые строки, - ежевика говоришь, - налившись злостью, процедил председатель, - донос на меня строчишь, сволочь! – и со всех сил ударил в висок сидевшего растерянного конюха. Старик молча повалился на бок и упал на земляной пол.

Председатель подскочил к лежащему другу и держась за стол, стал пинать его ногой. Выпустив весь пыл, устало сел на скамейку и глядя на окровавленное безжизненное тело, соображал, что ему теперь делать. Увидев керосиновую лампу, взял ее, снял колбу и вылил всю жидкость на конюха. Пошарив у себя в карманах и нашел спички, поджег письмо, бросил на старика. Огонь моментально обхватив синим пламенем тело, пополз дальше к столу.
-Вот тебе, сволочь, будешь знать, как писать на меня доносы, - последний раз посмотрев на бывшего друга, председатель вышел на улицу.
Кони тревожно ржали, стуча копытами. Степан Николаевич открыл дверь и выпустив лошадей, скрылся в ночной мгле.
Продолжение следует

Добавлено (02.02.2013, 08:24)
---------------------------------------------
9 глава
Татьяна Богдан

Проснулась Ганна затемно, еще звезды на небе хоровод водили. Месяц тускло светил, лениво заглядывая в окно. Кошка Машка под боком сопела. Лежала старушка на печи, прислушиваясь к последним ночным аккордам и думала:

- Ох, Матки Божья и как енто тепереча мы жить то будем? Таська покалечана, есчо пузо ейно скоро на нос полезет. Нюрка ужо почти девка, как Лесурке моей здесь жить при такой мамке? Заплюют не за чо, не про чо. Ехать ей надобно ть отсель, пока дукументов не просють, а здеся ужо ей жизне не будет. Куда токмо? К Ваське разве ж? Далеко правда, а могет енто и лучше, меньше знат будуть?

Решив внучке судьбу, старуха успокоилась, повернулась на другой бок и уснула. А во сне она видела себя молодой, красивой такой и дельной. Все куда-то спешила, все торопилась. Вот муж с поля пришел с сыночком ихнем - Хфилей, нужно их накормить, а она, махнув рукой на горшок в печи, побежала на улицу. Только и услышала в спину голос Ефрема:

-Жена, ты горячку то не пори, а то дров наломаш.
-Дров наломаш, - прошептав последние слова мужа, проснулась Ганна.
Долго она лежала и думала, чтобы это все значило? Уже Нюрка встала, на двор побежала, а Ганна все лежала.
-Бабуська, вам что, опять плохо? – обеспокоенно спросила внучка, поеживаясь после улицы.
-А? – растерянно ответила она, - нет, не боись, деда свово с Хфилюшкой видела.
-И что?
-Переживат оне там за нас, вот чо, - задумчиво сказала старушка.

Рано утром постоялец пришел к бабке Насте, которая в сенцах встретила его суровым взглядом.
-Что, не успел оторваться от мамкиной сиськи, сразу за мутненькой потянулся? - в сердцах сказала она, - а я то думала, что ты серьезный буш.
-Мать, прости, - извинялся квартирант, - два солдата встретились.
-И чо, тепереча их в каждом дворе, почитай живет, и со всеми пить буш?
-Нет, - твердо сказал Свиягин, не понимая почему он, следователь, перед малознакомой старухой оправдывается как школьник, - это для дела нужно было.
-А-а, маневр, значица такой? Ладно, пороть буш?
-Чего?
-Щи, спрашиваю, есть буш?
-Да, - встрепенулся, постоялец, - если можно, горяченькие.
-А почто им холодными быть? Чай в печи стоят, - удивляясь, спросила хозяйка, - пошли, накормлю, да мне за травами идтить надобноть.

Бабка быстро собрала на стол, подала деревянную ложку. Постоялец, улыбнувшись, с аппетитом стал есть. Старуха села напротив него на лавку и подперев рукой голову, с жалостью смотрела на внука своей подруги, которую не видела уже лет тридцать.

Вспомнила, как всем сердцем, они, молодые девчонки, верившие Советской власти, изо всех сил старались помогать ей строить новую жизнь. Спать было некогда, все ездили по селам – митинговали, детей у раскулаченных помещиков отбирали и в приюты оформляли. Беспризорников ловили. Интересно, знает ентот следователь, что бабка то ему не родна?

Сжалилась, однажды подруга над десятилетним сиротой, обмыла его, одела, накормила и оставила у себя. Да кака тепереча разница, знат он, или нет?
-Чо уже поел? – удивленно спросила хозяйка, увидев, что постоялец скромно сидит подле пустой чашки и молча смотрит на нее.
-Ага, поел. Вкусные у вас, бабушка щи, просто чудо!
-Енто есчо мамка моя их научила меня готовить. Заправешной кухаркой она слыла на всю округу. Вот кое чему и меня успела научить. Жаль, рано померла, от тифу. Молода есчо была, а померла, в старуху превратилась. Не признать прям. Чо енто я вдруг, раскудахталась. Баснями то не кормят. На вот тебе пироги, сама пекла, с хфасолью. Ешь. А енто взвар тебе, яблочный.

-М-м, вкусные какие, как у моей бабки Марфы.
-Так, а кто ж твою бабку учил то их печь? – ухмыляясь, спросила старушка, - давно енто было. Голод тогда был, много людей померло в то время. А нам паек дали, премию, кило муки, одно яйцо на двоих и стакан подсолнечного масла. Посмотрела я на это богатство и так мне захотелось мамкиных пирогов с хфасоли, хоть вой. В то время мы часто были в продскладах, вот и украла я там горсть ентой хфасоли.

От страха тряслась, чо получше будет, чем хвост трясогузки. Прибежала домой, закрылась на засов и высыпала ее на стол. Бабка твоя чуть в обморок не шарахнулась. Знамо дело, под требунал то идтить из-за горстки хфасоли не хотелось, а жрать хотелось пуще будет ентого страха. Отворили ее, я быстро замесила тесто и в печь. Ох потом и болели мы, думали разорвет нас, помрем. Но нет, сжалился над нами Господь, оставил есчо небо коптить.

-А она мне ничего об этом не рассказывала. Бабуля вообще, о себе ничего не рассказывала. Только когда похоронки получила, плакала и твердила, что это все за ее грехи.
-Погодь, а она чо, замужем была? - спросила бабка Настя.
-Да. Они с дедом прожили двадцать лет. Отец мой им был не родной, приемный. У них двойняшки родились, два сына. После войны мы втроем остались, я мамка и баб Марфа. Сейчас у мамки новая семья, я там почти не бываю. Живу в бабкином доме один.
-Тяжело одному, - со страданием, сказала старуха.
-Поначалу было очень, не привычно, потом привык. Да меня дома то почти не бывает. Ну, спасибо вам, за пироги, - поднимаясь из-за стола, сказал постоялец, - мне пора идти.
-Когда тебя ждать то?
-Вечером, не раньше.
Ну, ладноть, буду знать.

Свиягин сразу направился в конюшню, чтобы повторно обследовать местность, убедиться, что ничего не пропустил. Подходя, он еще из дали услышал рычащий, переходящий на визг, крик председателя. Побагровев, Сатанкин на чем свет ругал нового конюха, который разрешил ребятишкам чистить в загоне у лошадей.
-Мне хватило одного дармоеда, который кормился здесь! Чтобы ентих голодранцев я в конюшне даже близко не видел! Ясно? Увижу, сгною, как прошлогоднюю картошку!

Увидев следователя, председатель замолчал.

-Доброе утро, - протягивая руку, поздоровался опер уполномоченный.
-Да, какое там, - протягивая руку, сказал Степан Николаевич.
-Что, что-то случилось?
-Нет, пока ничего, сами разберемся. А вы зачем снова здесь?
-Да хочу еще раз более тщательно здесь осмотреться. Не буду вам мешать, пойду.

-Ну, ну, - пробасил Степан Николаевич, - а то может помощь кака нужна, так вы скажите!
-Ничего не нужно, - уже на ходу сказал следователь, - спасибо.
Председатель колко посмотрел вслед следователю и сплюнув, гаркнул на Сергея Белобородько:
-Что рот разинул? Показывай мешки, сколько отсыпал этой шпане?
-Да ничего я не отсыпал, - оправдывался конюх, - ребятишки привыкли сюда бегать помогать деду Семену, вот и сегодня прибежали. Что здесь такого?

Председатель делая вид, будто он осматривал мешки, а сам то и дело бросал косые взгляды в сторону сгоревшей сторожки.
Свиягин, всматриваясь в заинтересовавший его след, еще в первый день заметил, что он, полностью был засыпан сажей, и из этого следовало, что след был оставлен явно перед самым пожаром и вел в лес. Осматривая вокруг траву, невдалеке заметил смятую, не докуренную дорогую папиросу.

-Интересно, - удивился он, - очень интересно. Кто же может позволить себе, из деревенских, курить << Казбек >>?
Чуть дальше была сломана веточка, примята трава, будто здесь чистили о нее подошву кирзовых сапог, пробитую мелкими гвоздями и явно хозяин этих сапог был хромым. Даже здесь, счищая грязь, один след уходил в землю глубже, чем второй. Второй след будто гладил траву, слегка ее приминая. След вывел следователя на дорогу, где потом и затерялся.

Бродив по селу, Свиягин заметил, что многие старики и дети в основном ходили в лаптях. Бабы с мужиками в глубоких калошах, но ни на одном не заметил кирзовых сапог. Странно, а у нас в городе все в основном ходят в кирзовых сапогах, оставшиеся после войны. Подойдя к дому Павла Шальнова, следователь остановился и увидев во дворе ребятишек, спросил:

-Папка дома?
-Неа, - быстро ответил мальчонка лет пяти, - оне с мамкой в поле, картошку копают.
-А это поле далеко? Показать сможешь?
-Смогу, - а чо не показать? – по деловому ответил пацан.
-Ну, показывай, - ухмыльнувшись, сказал Свиягин, - тебя как звать – то?
-Михаил. Батя с мамкой Мишкой кличут, будто я медведь какой, - надув губки, сказал малчонка.

-Да, и правда, какой ты Мишка? Михаил, как есть Михаил Павлович, – улыбаясь, сказал следователь.
Михаил Павлович важно подняв головку, серьезно спросил:
-А тебя, как кличут?
-Борис Иванович, можно дядя Боря. Только что же ты, уважаемый Михаил Павлович, такую пыль поднял? – глядя, как малыш, цеплял носком лаптя ком земли и подкидывал его вверх, - она так хорошо была дождем прибита, а ты распылился.
-Я не пылю, а апсалюты пускаю, виш, как красиво!
-Что ты пускаешь?
-Апсалюты.
-А что это такое, не подскажешь?
-Э-э, как же ты енто не знаш? – удивился мальчонка, - есчо солдатом был. Ведь ентот апсалют с винтовки стрелял даже мой папка, когда немцев побили.
-А-а, салют?
-Ну, да, я и говорю, апсолют. А вон и папка с мамкой, - сказал Михаил Павлович, показывая пальцем в сторону, где у самой кромке леса, на небольшом клочке земли, копошились родители.

Свиягин посмотрел туда, куда указывал его проводник и увидел маленькую, уставшую женщину и высокого роста, сажень в плечах, мужчину, у которого вместо одной ноги был деревянный протез. Немного с ними поговорив, следователь попрощался и пошел в контору, к председателю колхоза.

-Ниночка, здравствуйте, - улыбаясь, поздоровался с секретаршей Свиягин.
-Здравствуйте, Борис Иванович.
-А Степан Николаевич, у себя?
-Нет, он еще до обеда уехал в район. Cказал, что сегодня его уже не будет.
-Ясно. Ниночка, расскажите мне пожалуйста, что представляет из себя Степан Николаевич?

Девушка немного съежилась, как от зубной боли, а потом шепотом сказала:
-О-о, он у нас строгий, если что не по него, может и в зубы дать, - испугано посмотрев на дверь, передернулась и добавила, - ну, очень строгий.
-Что строгий, я это уже заметил, а что еще вы можете сказать?
Ниночка, как бы сжавшись в стул и втянув в себя шею, опустив глаза, быстро замотала головой:
-Больше ничего.

-Хорошо, скажите, какие папиросы он курит?
-Так эти, как их << Казбек >>.
-А не знаете, у вас в колхозе еще кто-нибудь такие папиросы курит?
-Да вы что? Никто, они ж дорогущие. У нас в основном самокрутки смолят, только дым коромыслом стоит.
-А что у вашего председателя с ногой?
-Ранение. От него нога сохнет и стала короче другой. Говорят это ему Божье наказание.
-Наказание, за что?

Но девушка, будто спохватившись, что и так лишнее сказала, покраснела и вжавшись еще более в стул, добавила:
-Не знаю, ничего не знаю. Спросите у кого – нибудь другого. Вон, хоть у Таськи. Она с ним давно таскается. Она наверно знает. А я ничего не знаю, - быстро заговорила испуганная девушка.
-А как мне найти эту Таську?
-А что ее искать? – удивилась секретарша, - она же сейчас у бабы Насти лежит, после пожара лечится. Ох, говорят, все лицо себе сожгла. Жалко ее, хорошая баба была, хоть и гулящая.
-У бабы Насти говоришь? Ну, ладно, пошел я, спасибо за информацию.

Свиягин вспомнил стоны доносящиеся за занавеской и быстро направился домой.
Старушка уже пришла из леса и под навесом раскладывала для сушки собранную траву.
-Добрый вечер.
-Уже пришел? А я тебя так рано не ждала, еще еду не готовила. Ну, сейчас, что-нибудь придумаем.
-Погоди, баба Настя. Ты мне скажи, кого ты прячешь у себя на печи? Я, значит, как Бобик бегаю по деревни, вынюхиваю, так сказать, каждый след, а что под боком творится, не ведаю.

-А что ты не ведаешь? – удивилась старушка.
-Как что? Ты прячешь у себя свидетеля, а может быть даже и пособника преступнику, а я узнаю об этом только сейчас.
-А-а, вон ты про что? Да какая она тебе пособница, просто бедная баба на сносях. А тепереча вон, еще будет с изуродованным лицом.
-А личико то она где себе так изуродовала? Случайно не на том пожаре, в котором ваш конюх погиб?

-О-о, распетушился, - с иронией сказала старушка, - остынь. Да она Семена хотела из горящей избы вынести. Да, только дверь открыла, ее огнем здесь сразу и обдало. Хорошо, что вода рядом была, загоревшую одежку на ней туточки и потушили. Огонь потушили, а вот от ожогов уберечь не смогли, ожоги она сильные получила, очень глубокие. Чтобы ей хоть как – то боль снять, маком ее пою, чтобы спала, да мазюки разные готовлю, прикладываю ей. Хорошая она бабенка, да не везучая. Кто не посмотрит на ее ожоги, женится, самым счастливым будет. Свою невостребаванную любовь всю мужу отдаст.

-Как же это не востребованную? - ухмыляясь, спросил постоялец, - а я слышал обратное, даже очень востребованную.
-Э-э, - с презрением возмутилась старушка, - ты следователь, или кака баба, собирающая сплетни по дворам? Тьфу, срам смотреть. Может она и дурочка маленькая, да ты мне скажи, кто из наших деревенских баб только не побывал под энтим иродом?

Он же здесь, как пятух в курятнике, на каку бабу покажет, та и должна молча подол задрать. И жаловаться никак. Пытались наши мужики, поехали в город, да так больше и не вернулись оттель. Никто не знат, куда оне подевались. Одно могу сказать, что после ентого, наш председатель пуще прежнего стал лютовать. Продыху от него нет никому, ни мужикам нашим, ни бабам.

-Да вы что? – от услышанного округлив глаза, спрашивал Свиягин, - вы где живете? Вы же в Советской стране живете! Вы же советские люди! Если это правда, то как можно такое терпеть?
-Э-э, мил человек, сказанул, живем то мы наверно и в советской стране, да советская власть от нас далёко, через лес до нее нужно на бричках добираться, а лесу всякой твари по паре бегат. Всяко может и случиться. Никто ответ держать не буд.

-Нет, так нельзя, чтобы мне этого не стоило, я положу вашим бедам конец.
-Ну-ну, только смотри, шею не сломай. А то у нас двоих правдолюбцев нашли с переломанными шеями.
-И что?
-Ничего, сказали, пьяными оне были, друг другу шеи и свернули. У него ведь вся милиция друзья. Непонятно еще, как тебя сюда пустили.
-Да это у меня первое дело, я недавно в милиции работаю.
-Понятно, еще не успели тебя раскусить, что ты за хфрукт такой, вот и послали. Тяжко тебе будет это дело доказать. Можешь еще сам загреметь туда, где Макар гусят не пас. Остерегайся. У нашего председателя везде свои люди.
-Поглядим, я то наверно тоже не лаптем деланный, тоже кое-кого знаю, если что, попрошу помощи.

В это время на печи проснулась Таисия и застонав, попросила пить.
-Баба Настя, можно я подам?
-На вот, отварчик дай. Он как раз еще теплый.
Постоялец взял отвар и отодвинув занавеску, увидел огромные воспаленные синие глаза и уродливые сочившиеся бурые рубцы. Опухшие губы сравнялись с одутловатым потрескавшемся носом. На голове клочками был выстрижен волос. Свиягин осторожно приподняв Таисию за голову попытался ее напоить, но она не могла толком раскрыть рот и почти весь отвар вылился на простыню, которой она была прикрыта.

-Подожди, я сейчас, - быстро сказал молодой человек и осторожно положив голову на подушку, выбежал на улицу.
Вскоре он вернулся с соломинкой в руке и поставив ее в кружку, стал опять поить Таисию отваром. Баба Настя молча наблюдала за квартирантом, как он заботливо ухаживал за больной.

-Ты не туда пошел, тебе во врачи нужно было идти учиться, - заметила она, когда к ней подошел Борис.
-Не успел. Война. Я ведь только и успел закончить десять классов и сразу записался добровольцем. Для меня война недавно только и закончилась. Поступать в институт вроде бы уже поздно. Вот и пошел туда, чему научился за это время.

-Дурной ты, хоть и следователь, - накрывая на стол, с укоризной сказала хозяйка, - запомни, учиться никогда не поздно. Бросай это свое дело и учись. Я так тебе скажу, хороший из тебя врач получится. Послушай старуху. Ну, давай, пори. И подумай над моими словами.
-Спасибо, я подумаю.
-Во-во, подумай.

Добавлено (11.02.2013, 08:13)
---------------------------------------------
verwolf, Виталий, пусть Ваша жизнь будет прекрасной, как эта розочка. С уважением и наилучшими пожеланиями, Ваша Татьяна Богдан.