Добавлено (25.05.2013, 20:13)
---------------------------------------------
3.

Упругая струя воздуха ударила Владимира Андреевича, переступившего линию раздела «цех - внешний мир». Тусклый свет прожекторов в пролетах с трудом пробивался через полное пыли пространство и умирал на грязно-оранжевых касках суетящихся рабочих. Смена близилась к концу.

Зарываясь по щиколотку в металлические барханы, Владимир Андреевич обходил участки: шихтовой, ковшевой, сталеплавильный… Возле пульта управления третьей печи его внимание привлек гомон восторженных и полных энтузиазма голосов. Ватага мальчишек и девчонок пыталась разобраться в технологическом процессе с помощью учителя и косноязычного старшего мастера. Учитель уже сорвал голос, пытаясь перекричать цеховой шум и гул трансформатора, а старший мастер перешел к объяснению на пальцах.

Владимир Андреевич осторожно обошел экскурсантов и прогрохотал тяжелыми ботинками по шаткой железной лесенке в участок внепечной обработки. Настежь распахнутое рабочее окно агрегата метало искры и немного рассеивало полутьму пролета.

- Есть кто живой? – поинтересовался Владимир Андреевич с порога операторской в привычной манере «отца народов».

Наигранная улыбка медленно сползла с его лица. Сидевший за пультом сталевар, бледнолицый паренек, в цехе без году неделя, мирно спал, уронив голову на руки.

С трудом сдержав естественный порыв начальственного рвения, Владимир Андреевич подошел к мониторам. На черных экранах прыгали цифры, мигали аварийные сообщения, и было их так много, что казалось впору говорить об Армагеддоне в пределах участка.

Сталевар спал, а Владимир Андреевич судорожно листал синхронный протокол, нажимал кнопки и перекидывал тумблеры, мимоходом вспоминая золотые годы, когда он впервые сел этот пульт. Что изменилось с тех пор? Должность. Секретарь Лидочка. Персональная клетушка с окном во внешний мир. Больше ничего.

Красные огоньки потухли. Владимир Андреевич дописывал последние данные по химсоставу в протокол, когда в глушащий шум агрегата ворвалась телефонная трель.

- Говорит Разливка, - скучным голосом сообщила трубка. - Заказ на разливку: температура – тысяча пятьсот восемьдесят шесть градусов, время – шестнадцать часов сорок три минуты.
- Принято, - рявкнул Владимир Андреевич и, бросив трубку на рычаг, оглянулся на сталевара. Белобрысый паренек устроился на стуле поудобней и пробормотал что-то вроде «через пять минут приду завтракать».

«Что делать? Будить? Когда он проснется, надо будет отгружать…», - думал Владимир Андреевич, а руки уже пристраивали на голове каску со щитком. Через пять минут он стоял у рабочего окна.

Металлическая пыль оставляла во рту привкус железа, от воя агрегата закладывало уши. Над шаткой лесенкой едва слышно гомонили экскурсанты, и надрывно вскрикивал учитель:

- Сейчас оператор будет отправлять в ковш ручные добавки… К ним относятся: гранулированный алюминий… коксик… лузга…

Держа лопату с коксиком перед собой, Владимир Андреевич вплотную подошел к рабочему окну. Даже через фиолетовый щиток жидкая сталь была нестерпимо яркой.

Оранжевые блики на ее поверхности сменялись темными, почти черными разводами. Они рвались на крохотные точки, а потом снова покрывали бурлящую сталь дрожащим налетом. Живая, как океан Соляриса, она принимала миллионы форм сразу, но все равно оставалась той же. Казалось, протяни руку – и она отзовется, прижмется к вачеге, лизнет горячим языком старое, пыльное сукно…

Жар, вырвавшийся из рабочего окна, опалил Владимиру Андреевичу лицо и вернул в реальность. С непонятным для самого себя сожалением он сбросил в ковш коксик и закрыл окно.

В операторской тихий час кончился. Сталевар украдкой потирал сонные глаза, нажимал кнопки и поворачивал рукоятки. На вошедшего он старательно не глядел.

- Занеси в протокол ручные добавки, - сказал Владимир Андреевич. Сказал так, как будто ничего не произошло. Не дожидаясь ответа, он стянул вачеги и поменял каску.

Он снова шел по цеху, увязая в пыли, вдыхая пыль и выдыхая всю ту же пыль. Внутри по-прежнему колыхалась вязкая трясина, но что-то изменилось. Он чувствовал, что нащупал дно и стоит только оттолкнуться, чтобы вынырнуть. Но выныривать не хотелось. Здесь, на дне, было пыльно, сумрачно, тревожно. Но здесь, на дне, плавилась сталь.

На крутых иззубренных ступенях в помещение для ИТР его чуть не сбила Лидочка. Строго говоря, то, что налетело на начальника сталеплавильного цеха, секретарем Лидочкой не являлось. От Лидочки остались только огромные глаза с длиннющими ресницами.

- Владимир Андреич! – взвизгнула она, порываясь что-то рассказать.

Он прижал палец к губам. В гробовом молчании они прошествовали мимо экономистов, нормировщиков и приблудных контроллеров ОТК.

Когда дверь закутка под громким названием «Кабинет начальника сталеплавильного цеха» захлопнулась, Лидочку прорвало. Она тараторила что-то про психологов, про отдел кадров, про Главного и приказ об увольнении. Владимир Андреевич, глядя в окно, коротко спросил:

- Официальная причина?

- Несоответствие психологической организации занимаемой должности, - проговорила Лидочка и заплакала.

«Конфликтность – семьдесят семь из ста», - беззвучно шевельнулись губы Владимира Андреевича. По стеклу с тихим шелестом скользили горсти песка.

Конец