| Phil_von_Tiras | Дата: Четверг, 12 Июл 2018, 16:07 | Сообщение # 1 |
 Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1136
Статус:  | 1.
Пойдём, дружок, вдвоём в весенний лес.
Ты приготовил школьные уроки?
Сомнительные вести нам с небес
не на хвосте ли принесли сороки?
Стрекочут, мол, чихать умеет жук,
а ёж в дому получше мышеловки.
С утра трещат, лукавя, белобоки,
как будто бы от «тарантизма» мук
спасает быстрый танец «Тарантелла».
До суеверий нам-то что за дело!
Не испугает нас и волк-паук.
Вставай! Весна рассветом заалела.
Встряхнись! Пойдём. Услышим голоса
иных жильцов проснувшегося леса.
В нём много тайн, сокрыты чудеса.
Ты в корень зри.
И с глаз падёт завеса.
Смотри, нам шлют в мобильник эсэмэс...
И нас встречает на пороге лес.
2.
Верхушки кистью в просинь обмакнув,
грунтуют ели небо в голубое,
и леший обновляет под весну
в лесном дому зелёные обои.
С утра ещё не чёсана трава,
и ленту в косы не вплетала ива,
спугнула белку уханьем сова,
спросонья рыжехвостая пуглива.
Мы входим в незнакомую страну,
вступай смелей, хоть мы сюда незваны.
в седую углубимся старину,
где жили предки наши, обезьяны.
Нас встретит на лужайке гриб сморчок,
полянка маков – красною дорожкой,
и ветерка натянутый смычок
коснётся эха вкрадчиво, как кошка.
Чужой страны почтим и мы закон −
её предвечный дух лесной свободы.
Наш человеческий ему поклон −
и равенству зверей любой породы.
Заветная тропа. Скорей, скорей!
Не пропустить побудку бы зверей.
3.
Зевает лес, закутавшись в туман,
звенит апрель, и просыпаться время.
Медведь из спальни заглянул в чулан,
задумался, почёсывая темя.
Свой нос с оглядкой высунул енот,
в норе притихли малые щенята.
Весной всегда забот невпроворот,
да и хибара стала тесновата.
От зимней спячки одурел барсук,
подземных замков ревностный вельможа.
Но башни строить нынче недосуг.
Уснула ночь. Пора покинуть ложе.
Свистит лесной сурок, проснулся ёж,
мышиного ему бы антрекота,
да брюхо сводит, стало невтерпёж,
личинку б отыскать, ведь есть охота.
То спит, то просыпается хомяк,
торопится проверить кладовые.
На разных полках свой особый злак,
морковь, картофель, травы полевые.
А соня не проснулся, не беда.
Он будет спать до окончанья мая
покуда отзвенят все холода,
все члены тела в плотный шар сжимая.
Стартует сочной зеленью ольха,
вдогонку ей курчавится лещина.
Берёза спит, она пока суха.
Спустя неделю зацветёт осина.
Гудит в гнезде побудку шмель-трубач,
трясётся телом, холодно дрожуле.
Взлетит он, коль достаточно горяч,
а разогревшись – в лёт, подобно пуле.
Прислушайся, в округе стонет сыч...
И эхом прозвучал ответный клич.
4.
Опустели кладовые,
истощились закрома,
все запасы кормовые
растранжирила зима.
Съеден начисто картофель,
всё отборное зерно,
хомячка забавный профиль
из норы торчит чудно.
Жёлудь, гриб, орех и шишки,
вся усушка, весь засол,
знают все не понаслышке –
беличий общинный стол.
Отощали, исхудали,
похудели все бока,
ну, а прочие детали
утаим от вас пока.
Оставляйте гнёзда, норы,
всех наверх свистать, бобры,
что за визги, что за споры?
Звери, будьте так добры,
тише, навострите уши,
пробудились и корма,
нам не время бить баклуши,
есть для этого зима.
Заточили когти, зубы,
клювы, челюсти, клыки...
Не раскатывайте губы
в эти тёплые деньки.
И не думайте, что пища
попадёт вам прямо в рот,
будто ваших жертв жилища
без замков и без ворот.
Лесные страхи? Чу, подите прочь вы.
Нет ничего важнее гимна почвы.
5.
Мертва ль действительно увядшая листва?
Мы с ней одной судьбы живительное тело,
и то, что тленным прахом кажется сперва,
для жизни будущих времён не омертвело.
Родители мои – лишайники и мхи,
в песок раздробленные горные породы.
Я ложе для отбросов, гнили и трухи,
и мать одновременно всей живой природы.
С рожденья моего затикали часы,
и вздрогнул пульс земли под метроном дыханья.
Петух благую весть до утренней росы,
декретом возвестил немому мирозданью.
Склонись и зачерпни рукою горсть земли.
Да, в ней не тигры, не слоны, не леопарды.
Но в этой пригоршне (что может быть в пыли?)
живых поболе, чем людские миллиарды.
Во мне и жизнь, и смерть. Я пища и погост.
Во мне сроднились солнце, воздух, воды.
И я единственный животворящий мост
из каменных веков в мир жизни и свободы.
Гимн отзвучал и чуткий лес умолк.
Но, сознавая первородный долг,
в ряду питомцев леса всех покорней,
ответить почве слово взяли корни.
6.
Пусть лишайник и мох стародавней,
первобытной предпочвы послы,
на болотах живут полноправней,
чем на каменном теле скалы.
Мы же скрытые органы жизни,
кто, работая в поте лица,
без ворчаний и без укоризны
ни награды не ждёт, ни венца.
Благодарность червю, многоножке,
муравьям в земляном их дому.
Мы встречаем их не по одёжке,
но, простите, и не по уму.
Наши роли в земле ключевые,
нет того, чтобы корень не мог,
и в любой, даже в твёрдой стихии
с минералами наш диалог.
Сердцевина корней – пищеводы
для воды, минеральных солей,
Кладовые земли – корнеплоды,
словно масличный, чистый елей.
Мы, что якорь, надёжный и прочный,
только жаль, не без личных врагов.
Но, чтоб корень был плотным и сочным,
берегите его от... грибов!
С ольхи раздался крик совы протяжный,
и грянул хор: «Наш дом многоэтажный»
7.
От земли из квартиры ужей
до вершины сибирского кедра
двести десять жилых этажей
высотой от микрона до метра.
В наших дуплах, в коре, под корой
есть столовые, спальни и кухни...
Впрочем, пищу едим мы сырой,
не заботясь, что пища протухнет.
Точат песню любви глухари.
Но в заботе о собственной плоти
спозаранку до поздней зари
наши челюсти в вечной работе.
О потомстве, не хуже людей,
беспокоимся денно и нощно,
берегут нас бесспорно и мощно
родовые инстинкты зверей.
Вы не сыщете в наших лесах
кенгуру, обезьян и коала.
Разве что мы для них одеяла
на попутных отправим слонах.
Насекомые, птицы, зверьё
прекратите жевать, на охоту!
Отложите вытьё и нытьё,
За работу, друзья, за работу.
Из под земли, в траве, из-за кустов
ты слышишь санитаров леса зов?
8.
Эй, ребята, за лопаты –
кто безусый, кто усатый.
В руки грабли и мотыги,
дружно взялись за чапыги.
Муравьиная команда –
вам не занимать таланта.
Ну-ка, быстрые, вначале
в челюстях метлу зажали,
сообща без слов и стресса
мусор вымели из леса.
И, конечно же, знакомых
съели вредных насекомых.
Санитарный опыт, птицы,
ждём от вас из заграницы.
Он с приветом прилагаем
от лемура с попугаем.
Рысь, лиса, да волк поджарый
также леса санитары.
Ласка, гибкая милаха
и, конечно, росомаха.
Вот и сделана работа,
позади у нас суббота.
Тяжек труд? Себя не нудь –
время скромно отдохнуть.
Зашуршало в камышах.
Кто на нижних этажах?
Вот на сцену выполз червь
без стеснения, что голый.
Он всерьёз исполнит соло:
«Мифам обо мне не верь!»
9.
Я свернусь, если надо, в кольцо,
мы работаем после заката.
И всегда сохраняем лицо,
даже если земля твердовата.
Не делите меня пополам,
хоть двуполые мы и не хрупки,
но воскреснуть возможно телам,
лишь голов сохранивших обрубки.
И позвольте нам выполнить долг,
наша цель − плодородие почвы...
Трудовой обнаружите полк
за работой, коль выйдете в ночь вы.
Я, лесная отрада корней,
километрами рою туннели.
Для очистки лесов и полей
нет в опаде, чего б мы не ели.
Наша пища и прах, и земля.
Наши глотки – фабричные цехи.
И, как пахари, почву рыхля,
мы уверены в полном успехе.
Что прошло через недра мои –
для земли кладовые в резерве...
И, расставив все точки над «и»,
помни: памятник надо бы черви!
И опять без сапог и одёжек
на подмостках отряд многоножек.
10.
Сколопендры, костянки,
кивсяки, геофил,
мы ведь все россиянки
покрупней дрозофил.
И гордимся пропиской
мы в подстилке лесной,
проживая без риска
и зимой, и весной.
Мы отнюдь не убоги
без лица и без шей,
но, учтите, что ноги
у подруг от ушей.
Ну, а если иначе?
И они коротки?
Это вовсе не значит,
будто мы не ловки.
Мы вредителей леса,
загрызая, жуём
целиком и без стресса,
и, конечно, живьём.
Эй, дружок, скутигера,
ну-ка ноги на старт!
Посрами маловера –
разве ты не гепард?
Не сбегут тараканы,
не умчится паук...
Все атаки чеканны,
быстролётны, как звук.
Кивсякам и мокрицам
на обед листопад,
а на ужин годится
из отбросов салат.
В неустанной работе
мы и ночью и днём,
как на автопилоте...
Под жарой, под дождём...
До чего ж необычен
этот жук мертвоед.
Может быть атипичен,
но каков почвовед!
11.
Не гнушайтесь трудом землекопа,
мы на пару с женой чудаки.
Чтоб держалась опрятной Европа,
мы горбатимся, как батраки.
Да, могильщики мы, мертвоеды,
только падаль мы редко едим.
Насекомые − наши обеды,
разносол чей ни с чем не сравним.
Ну, а падаль, она для потомства,
из неё мы готовим гуляш.
Любопытных мы ради знакомства
на вечерний сзываем вояж.
И вот под сенью пышных крон
идёт устройство похорон.
12.
Кому-то смрад, по мне же ароматы.
Жука-могильщика не удивишь:
опять в лесу тяжёлые утраты,
почила в бозе полевая мышь.
Усы мои прекрасный уловитель,
что чуют труп за тридевять земель.
Я санитар, но детям я родитель,
и трупы им – еда и колыбель.
А вы, пардон, не воротите носа,
моя жена искусный кулинар.
Её «консервы» − блюдо супер-спроса,
для мертвоедов слаще, чем нектар.
Итак, в полёт. Известий жди, супруга.
Со мной коллеги: дюжина жуков.
Мы обойдём покойницу по кругу,
тут не излишня помощь знатоков.
Готово всё, исследована тушка,
под нею вырыт склеп, покрыт землёй.
Личинкам превосходная кормушка.
Черёд жены. Сигналом – запах мой.
Под сосною без вздоха и пыха
чует запах супруга – жучиха.
13.
Необычна и дивна услуга
насекомого, папы-жука...
Чу! Донёсся сигнал от супруга...
Ах, пора мне сменить мужика.
Я кухонный надену передник,
закатаю слегка рукава...
Прочь поди, мне не нужен посредник!
В этом деле ты смыслишь едва.
Я пророю ходы к антрекоту,
обработаю тушку слюной,
чтоб консервы съедались в охоту,
я фермент применю нутряной.
Защитит он продукт от бактерий,
не проникнет сквозь плёнку и гниль,
ведь для нас нетерпимы потери,
а потери − удел простофиль.
И во имя потомства лесного
отползём мы с супругом в тенёк,
где под шляпкой грибного покрова
мне подарит любовь муженёк.
Нарожаю с полсотни личинок.
Да созреют они из яиц!
Буду ждать терпеливо и чинно,
день-деньской не смыкая ресниц.
И звучит под землёй окрылённо
колыбельная мамы-жучёны.
14.
Вот вам тёплые кроватки,
спят личинки сладко, сладко.
Поверну их на бочок,
чтоб созрел внутри жучок.
Вас не бросит мать-жучиха.
Не впущу я злого лиха,
Осторожно оближу,
вновь в постельку уложу.
А в течение недели,
чтобы, дети, вы поели,
я, пока продлится сон,
приготовлю вам бульон.
Не спешите, подрастите,
вы нуждаетесь в защите.
Сколько надо буду ждать.
Я заботливая мать.
И вот в ожиданье взращённых невест
деревьев призывный звучит манифест.
16.
Братья, друзья, коллеги,
вершины в полог сомкнём.
Юных ветвей побеги
вырастим в холе и неге –
важный леса геном.
Почву охватим вместе
корнями до самых недр.
Ярусно ветви развесьте,
каждый на нужном месте –
ели, сосны, кедр.
Пихты, буки, грабы...
Ты, берёза, постой!
Вы-то трое не слабы,
вверх устремитесь, дабы
мощным был древостой.
Солнца лучи палящи.
Свету путь запирай!
Кроны смыкаем в чащи,
кроны смыкаем чаще:
почве это рай.
Вербы, вы богоносны,
ваши тела – амулет.
Ива, каштан, сосны...
И что же без вас вёсны,
сыгранный леса квартет?
Ясень, клён и осина,
крепите магией дух.
Оберег − это рутина,
"Эй, берегись, чертовщина!" –
Предупреждаем вслух.
Что ж, оставим насекомых,
незнакомых и знакомых.
Бросим взгляд на хищный ряд.
Пусть медведи говорят.
17.
Темно в лесу и сумрачно в берлоге,
подмокла лёжки зимняя постель.
Медведь с досады растопырил ноги,
пора наружу, лес зовёт в апрель.
Открылись двери всех медвежьих спален
и лаз в берлоге – узкое чело.
На просеках тепло лесных проталин
медведю первый завтрак наскребло.
Одна трава. Но это не проблема
пока под кожей жира закрома.
У мишек рыба, мыши тоже тема,
орехи, корни, черви − всё корма.
А потому, неужто мишка хищный?
У-у! Есть резцы, есть мощные клыки.
Да и четыре зуба дал Всевышний
ему, чтоб мясо резал на куски.
Погнался за медведицей вдогонку,
генетика, мол, бурому важна.
Закон – тайга... и нету медвежонка.
А, собственно, какого же рожна?
Потомство личное ему важнее,
медведь, он ведь немножко каннибал.
К чему ему-то дети Дульцинеи?
Чужих убрал, на том и кончен бал.
Напрягся лес, и вскачь примчался грач
почтить медведицы прискорбный плач.
И орёт, кричит зычным голосом
мать-медведица, безутешная.
18.
Из лесушка мы да дремучего,
Из краёв пришли мёрзло-северных.
Как вставали мы со постелюшек,
шли дороженькой невозвратныя,
Мимо озерца круглодонного.
А в уме своём я не думала,
Что настигнет нас печаль-горюшко,
Жизнь никчёмная опостылыя.
Не шумите вы леса тёмныя,
Ветры буйные, что бушуете?
Уронила я своих детушек.
Не сама реву, слёзы катятся.
Коли знала б я, кабы ведала,
Я бы дверечки да окошечки
Позакрыла бы, крепко заперла,
Сберегла бы от лиховитого
милых детушек всех сердечныих.
Он мужик-медведь чужеродный мне,
И семья ему не любимая,
Малы детушки не желанныя.
А в груди его дума чёрная,
дума чёрная нечестивая.
Как я кинулась да восплакалась:
«Пощади, злодей, чады милыя
В середи веку, пору молоду,
Не на злу ж судьбу были взрощены,
С белым светом чтоб расставатися.»
Охти тошно мне, охти мнешенько
В плаче-горюшке неуёмчивым.
Прослезилися тучки синие
И нахмурилось солнце красное.
Отольются ему окаянному
слёзки горькие материнские.
Будь посажен он на железну цепь,
За дубову дверь, за оковану.
И ходить ему низко кланятся
О пятьсот кило двухметровому.
Пить да есть ему, да по милости,
Забавлять людей, да честной народ,
И не год, не два – до последнева.
Так плакала медведица в бору,
едва ли успокоившись к утру.
И волчьей стае горсть медвежьих слёз
попутный ветер в облаке донёс.
19.
Где след от невтяжных когтей
ведёт украдкой к водопою,
он, след, из всех в бору путей
зовётся волчьею тропою.
Туда беспомощных щенят
сведёт заботливо волчица,
и там бредёт гуськом отряд
волков по кашистой снежнице.
Ступают точно, след во след
пока готовится облава.
Вожак, самец во цвете лет
команду дал: атака справа!
И стая бешеных чертей
в бойцовском яростном запале
рванула дерзко на людей
клыки на ближний бой оскалив.
Флажков фатальная межа...
Глаза раскрой. Взгляни воочью.
Здесь было не до куража...
Два пса, растерзанные в клочья.
И вожака протяжный вой,
разлукой сумеречной тает,
как будто он за упокой
молился о погибшей стае.
Но сам прошёл он Рубикон
флажков. Прыжок, прижавши уши,
и вот уже слепой закон
подвластно воле вмиг нарушен.
Так было много дней тому назад.
А ныне май. Вокруг болотца
роится насекомых мириад.
Лосиха с малышом пасется.
Ещё он очень мал и солнцу рад.
20.
Малыш без рожек, нежные копытца,
он ел листву осинок и берёз
и с мамой к озерцу пришёл напиться,
как из кустов, судьбе наперекос,
к несчастью, надо ж так случиться –
их выследил волчище-альбинос.
А с ним ещё четвёрка против двух
на лакомую вырезку лосёнка.
У матери перехватило дух,
а смерть близка и... началась загонка.
Удар копыт и кубарем летит
вожак, но вновь, как рок, четыре пасти.
Манёвр, и лось от матери отбит,
разорван волчьим голодом на части.
Теперь и их явился звёздный час,
желудки ненасытные распёрло.
В навал, в предел, как хомяки, в запас,
набиты мясом от пупа до горла.
И понесут прокорм, где буйством лоз
прикрыто логово, где ждёт волчица
с потомством. А с волчонка что за спрос –
не ест листы осин он и берёз.
И, малышам чтоб не перепоститься,
уж извините волка за курьёз –
ему привычно чревом разгрузиться
и радоваться, что еду принёс.
Стой, не рискуй. Не подходи к норе,
в ней шестеро волчат с отцом в игре.
21.
К исходу цветущего мая
волчата живей и толстей.
И ветер, в лесу подвывая,
баюкал их, словно детей.
Бывало, матёрая мама,
в порыве почти что людском,
еду до последнего грамма
щенкам отдавала легко.
Два месяца... Возраст надёжный,
и в школу учиться пора
жестоким наукам, таёжным,
им тесною стала нора.
Учитель – матёрый волчище.
Прибыток – шестёрка волчат,
и папа им кажется пищей:
кусают за морду, урчат.
Но Альфа, потворствуя рвенью,
не взвоет, не вздрогнет щекой.
Ах, если бы столько терпенья
хватало бы школе людской.
Под волком тёлка мечется в тоске.
В погоне за лягушкой уж в броске.
Проворный ястреб над змеёй в пике
и жалобные песни вдалеке.
22.
Мы бесспорно же дикие звери,
но едим лишь траву на лугу.
И никто, ах, никто нам не верит,
му-у, что мы не мясное рагу.
Я питаюсь корой и лозою,
мы кроли и отнюдь не паштет.
Но как трудно при встрече с лисою
доказать ей сие тет-а-тет.
Посочувствуйте матери лани,
я трубила отчаянно: «Брысь!»
Всё же в роще сосновой, в тумане
оленёнка похитила рысь.
Мы совсем безобидные звери.
Нас не ест разве только лентяй.
Где ж нам жить-то, в загонах, в вольере?
льву да волку свободу лишь дай...
Травоядные! Вместе и смело
их копытами, рогом забьём.
Ну-ка к делу. Давно наболело,
нам то что − мы мясного не жрём.
И, покраснев от смущенья, как медь,
первым ответил копытным медведь.
23.
Предки наши прамедведи,
с них, пожалуй, весь и спрос.
Из тогдашней скромной снеди
выбирали харч вразброс.
Извините, мы не банда,
намотайте нА ус впредь.
Есть в семействе нашем панда.
Та – бамбуковый медведь.
Летом я питаюсь сытно,
ем малину, мёд, траву.
Мне так жаль своих копытных,
вот возьму да зареву-у...
До весны коль доживу.
Чтобы в лесу не пошли кривотолки,
вторят медведю для виду и волки.
24.
До чего волкам обидно
слыть в молве клыкастым злом.
Так глупцы твердят ехидно,
видно им совсем не стыдно,
рассуждают медным лбом.
Бросьте взор на наши пасти,
в них и кроется секрет.
Мир расколот на две части,
в нём не избежать напасти:
травоед и мясоед.
Мы лесные санитары,
режем, брюхо распоров,
тем, кто болен, слаб иль старый,
остальное тары-бары,
не чихай и будь здоров.
Нехотя лапы воздев в небеса,
к хору клыкастых примкнула лиса.
25.
Мне не так уж важен лес,
у меня свои границы.
Даже город интерес
вызывает у лисицы.
Старый дом, пустой подвал
в поднаём жилищем снят.
Лис, супруг мой мышковал,
я рожала здесь лисят.
Грызуны лесов, полей
наше лучшее меню.
А подачки от людей
я особенно ценю.
По навету неких лиц
мы, лисицы, вроде, бяки.
Сказ, что мы воруем птиц,
это в большей мере враки.
Итак, скрепите для грядущих дней
единой фразой истину святую:
«Казнить нельзя помиловать» и в ней
свершите суд, поставив запятую.
26.
Цепи, цепи пищевые,
что едят, кого едят:
корни, мясо, зерновые,
кряква – рыбу, лис – утят.
Кто жуёт, а кто глотает,
рак беззлобен, волк сердит.
Уж лягушку уплетает,
филин за ежом следит.
Звенья: раз, два, три, четыре,
злаки – мышь – кабан – медведь.
Распахни глаза пошире,
кто слабее, тот и снедь.
Поедаем, разлагаем,
связь телес звено к звену,
разлагаем, пожираем,
каждому частичным паем,
в нём энергия жруну.
Не ропщите и живите,
главный орган – это рот,
аз и буки в алфавите.
Вы другого не ищите –
пищевой круговорот.
К концу лесной подходит репортаж,
остался только высший нам этаж.
27.
Взгляни на птичье скромное жилище,
лесных угодий скрытый раритет.
В нём птаха, как и люди, счастья ищет,
ведь в счастье – бытия живых секрет.
Где певчий дрозд облюбовал осинник,
там по соседству частный дом орла.
Князь неба, властелин безбрежной сини,
на сотни вёрст размах его крыла.
Убранство гнездовое – шерсть, лишайник,
и конский волос, рыбья чешуя.
Фантазии бескрайни и в дизайне,
и в выкройке, и в выборе сырья.
В тепле очнулись тля и долгоносик –
угроза лесу, воробьям еда.
В опаде, под корой, на рубке просек
для всех пернатых сытная страда.
Уже давно подсуетился зяблик,
грачи, скворцы и жаворонки тут.
В гнезде у пеночки птенцы озябли.
Кукушки, чьи-то дни считая, лгут.
И вот уже в лесу властитель мая
преподаёт певцам вибрато и,
хорами птиц ревниво управляя,
свой мастер-класс даруют соловьи.
28.
Не от людей природные законы,
извечны в них начало и конец.
В лесу исконны трели, рыки, стоны,
а в людях сострадательность сердец.
Хоть протестуй – лишь отзовётся эхо,
стремглав в небесную умчавшись твердь,
оно питомцам леса не помеха:
источник чьей-то жизни – чья-то смерть.
Оставим лес, его права суровы,
меж разумом и дикостью межа,
нас ждут свои «священные коровы» –
кормильцы, компаньоны, сторожа.
А лес, где в прошлом жили наши предки,
нам вслед на волчий переходит вой,
и томно машут на прощанье ветки,
и ива спит с поникшей головой.
Вечерний свет над липами рассеян,
да прочь от нас ужом ползёт ручей,
и город, дымным запахом овеян,
встречает криком молодых грачей.
Дух дышит, где хочет.
Моя авторская библиотека
Сообщение отредактировал Phil_von_Tiras - Четверг, 12 Июл 2018, 17:27 |
| |
| |
