[ Обновленные темы · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Модератор форума: Nikolai, webmanya  
Литературный форум » Сказочная страна » Литературные проекты "СказОбоза" » Внеклассное чтение. 2018 » № 69 Сержантова Иоланта (Младший возраст)
№ 69 Сержантова Иоланта
Iolanta Дата: Вторник, 04 Сен 2018, 09:50 | Сообщение # 1
Гость
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 15
Награды: 1
Репутация: 0
Уля, 8 июля

Из окна вагона поезда дальнего следования выпорхнул небольшой пакет. Белой птицей покружил он над выбритой щекой насыпи. Подхваченный волной движения состава, взмыл ввысь, и, отвергнутый ею же, упал в пятнадцати метрах от железной ветки дороги.

Уля родилась слабенькой. Казалось, с нею справится даже некрупный комар. Впрочем, жаркое весеннее солнце испепелило эскадрильи едва вставших на крыло насекомых, что дало ей время прийти в себя и набраться сил. Оно же взлелеяло опару земли, из которой одна за другой появились сочные травы и нежные ростки кустов. Мама срывала яркие бархатные листочки, что делало её молоко особенно вкусным и целебным.
Едва осталась позади младенческая дрожь в ногах, Уля перестала прятаться под боком мамы, а чаще смотрела на цветы и букашек, которые норовили перебраться с лепестков прямо на нос, стоило подольше постоять на одном месте. Кастаньеты дятла, полуденное завывание кукушки и полуночная перекличка сов , - все звуки вокруг казались родными и придавали уют просторной квартире косуль под плотным навесом ветвей. Капли дождя, если он и случался порой, не досаждали маленькому семейству. К тому же, после можно было попить воды из выщербленной временем короны пня, остерегаясь втянуть ненароком упавший в воду лист или беспомощного муравья. От мокрых листьев болел животик, а муравья было жаль. Поэтому листву Уля отгоняла шумным вздохом, а муравью подставляла нос, по которому тот проворно взбирался, как по бархатному мосту.
Время от времени мама водила Улю на берег реки. Воды в ней, несомненно, больше, чем в луже, но и претендентов на то, чтобы сдуть пену облака с поверхности, было тоже намного больше! И если звери покрупнее были вежливы, то слепни и шершни пользовались бражниками в своих корыстных целях. Так что, если быть честной, Уля не очень любила ходить к речке. Её тянуло к непересыхающим блестящим ручьям рельс, которые звенели, стучали, гудели... Речитатив их натёртых движением связок был пленителен,как рассвет, пропитавший губку тумана. Одним из привычных с детства звуков, были весёлый свист электрички, баритон поезда и тяжёлая поступь товарных вагонов ,- сродни прогулки лося подле спящего мышонка. Почва вблизи железнодорожного полотна начинала раскачиваться задолго до его появления,и не переставала некоторое время после.
И вот однажды, во время прогулки к железной дороге, меж сжатым в гузку сухариком мака и ирокезом чертополоха, Уля увидела странный, диковинный для лесного жителя предмет. Если бы лес, в котором родилась Уля, располагался на берегу моря, она могла бы сравнить новинку со слегка потрёпанной медузой. Но такого опыта у Ули быть не могло, увы. Как не было у неё никакого опыта вовсе. Стояла бы рядом мама, она бы растолковала, что к чему, но та стараясь опередить подруг, старательно обкусывая не подсохшую ещё листву. И Уля осталась один на один с пакетом, который выпорхнул из окна купе чудесного весёлого вагона, где, мечтая о том, что скоро увидит море, ехала девочка Юля и грызла конфеты, которыми на прощание угостила её бабушка. Конфеты быстро закончились. Юля хотела спросить маму, куда положить липкий кулёк, но мамы рядом не оказалось, та вышла в тамбур покурить с дядей из соседнего вагона. Поэтому Юля встала на цыпочки, дотянулась до открытого окна, выкинула пакет и тут же забыла о нём.
Ветер поиграл немного мешочком, выпачкал прозрачные руки сахарной пудрой и бросил его. Прямо под ноги Уле. Молоденькая лесная козочка, как и все девочки её возраста, была большой сластёной. Втянув носом пьянящий аромат, улины губы сами собой нетерпеливо задвигались. Она наклонила свою милую головку, подхватила неведомый, но такой обольстительный предмет, и проглотила его...
Несколько дней Уля не могла ничего есть. Мама пыталась растормошить её, развлечь, подталкивала в сторону некогда вожделенной тропы паровозов и электропоездов. Но Уля никуда не могла идти, она лежала в тени сосны с обрубленной людьми макушкой и тихо тявкала. Животик Ули стал круглым и твёрдым,как спелый гриб-дождевик, а глазки - маленькими, как ягоды боярышника, пережившие зиму. Уля безразлично смотрела в одну точку, и думала лишь о том, чтобы прекратилась страшная боль, наполнившая её внутренности. И понимала, что это произойдёт, надо только ещё немного по-тер-петь...
...Муравей долго топтал траву подле головы Ули и первым понял, что беспорядочное волнение, исходившее от неё, прекратилось. Может, пробежать по носу этой смешливой козочки и она опять чихнёт, как это бывало не раз, когда Уля пила дождевую воду... Муравей вытер лапки уголком травинки, перебрался Уле на нос. Сделал несколько шагов в одну сторону, в другую... Что-то пошло не так. Козочка не мотала головой, не чихала до слёз... Торопясь и толкаясь, минуты следовали одна за другой. Муравей тоже неистово суетился, пытаясь растормошить свою подружку. Некоторое время спустя, подошла её мама. Наклонилась, понюхала пушистый лобик дочери, подобрала упавший на него листочек, вздохнула и ушла, не оглянувшись ни разу.
Задёрнув небо шторами туч, ушло и солнышко. На бесцеремонный стук грома оно выплеснуло ведро воды через своё оконце... и каждый, кто хотел посочувствовать, теперь мог не стесняться своих слёз.
А на горбинке носа Ули сидел и горько плакал муравей. Он не ждал начала грозы, чтобы обнажить свою скорбь. Тот, кто любит, плачет не столько глазами, сколько сердцем. А кто сказал, что муравьи не плачут?

Белой птицей из окна вагона дальнего следования выпорхнул небольшой пакет. Пристроившись подле состава, он парил, как коршун, выискивая очередную жертву.

Вороны

ВоРоны пришли подкоРмиться на свалку.
И мне их, пРедставьте, нисколько не жалко!

***
СтРелки, стРелки птичьих лапок.
БРодят без пальто и шапок.
Сонный хРиплый голосок.
В клюве — кость, в ноздРях — песок…


Апрель 1967.
Мать обучила меня грамоте довольно рано. Первым словом, которое заставили
прочесть, было не "мама" или "папа",а фамилия первого космонавта планеты, в которой так много сложного рычащего звука. Он был основным, воинственно настроенным против меня, и моего непослушного языка.
Логопед, к которому обратилась за помощью мать,постаралась на совесть.Показала как можно сворачивать язык в трубочку. Заставила повторить великое множество цоканий и прищёлкиваний. Но извлечь из моих уст искомый звук, с помощью все этих нехитрых приёмов, ей так и не удалось. Однако дефект речи был исправлен. Легко и случайно. Что неизбежно сформировало уверенность в том, что у каждой проблемы, помимо массы сложных и утомительных решений, есть одно—единственное, необременительное и правильное.

Неким прекрасным ясным, летним, прозрачным и весёлым утром, я в совершенном одиночестве шла к бабуле. Отец опаздывал на работу, и потому не повёл меня за руку до нужного дома, а просто высадил на остановке.
— Сама дойдешь? — с надеждой спросил папа.
— Дойду! — радостно подтвердила я.
В предвкушении вкусного сытного завтрака без понуканий и нотаций, беззаботной прогулки до обеда, я шла и пела песенку из «Бременских музыкантов». О том, как пролетают мимо нестрашные дороги… И тут, в самую верхнюю ноту, чистым воспроизведением которой я особенно гордилась в ту пору, вторгся чей-то смех:
— Ха-ха-ха!

Я остановилась и покрутила головой. В этот утренний час, когда весь советский народ, как один стоял у станка, прилавка или кульмана,рядом со мной просто физически не мог никто находится.
— Странно…- произнесла я негромко, но предательская согласная исказила до неузнаваемости даже такое простое слово и...
Смех раздался вновь… Обшаривая взглядом листву близстоящего дерева, в поисках источника оскорбительного звука, я увидела… ворону, которая укоризненно смотрела на меня с ветки, своим красивым чёрным глазом. Одним! Она не стала тратить на какую-то маленькую картавую девчонку, блеск двух, подозрительно умных глаз, одновременно.
— Зачем ты дразнишься? Я не могу выговорить эту проклятую
«ры!». Не могу!
— Кар!
— У тебя-то получается, как надо…
— Кар!
— Что «кар»?! — вскричала я, внезапно ощутив во рту неведомое доселе волнение языка.
— Кар-р-р-р! — крикнула истошно ворона, и наклонила голову
пониже так, что я не просто УВИДЕЛА, а почувствовала, как ви-
брирует её острый язык.
Ворона даже и не думала смеяться надо мной. Она просто решила помочь маленькой девочке, которая так весело напевала, направляясь к дому своей бабушки.
Я остановилась прямо под деревом, и задрала голову:
— Кар! — я привычно уронила раскатистую согласную в серый песок у ног.

— Кар-р! — возобновила свой урок ворона.
— Кар! — повторила я послушно, и не поверила собственным ушам, — Кар-р-р! Р-р-р!
— Кар-р-р-р! — возликовала моя блестящая преподавательница, и захлопала крыльями.
— Я умею говор-р-рить «р-р-р»! Спасибо! Вор-р-рона! — закричала я, что есть мочи, и побежала к бабушке, повторяя на ходу удивительный урок, который преподала мне замечательно мудрая птица, холодея от ужаса, что потеряю этот звук по дороге…
— Кар-р! Кар-р-р! Кар-р-р-р-р! Бабушка! Ба-буш-ка-а-а! ВоРона! Научила меня говоРить букву Р-Р-Р-Р-Р!
— Ну, что ты выдумываешь, — грустно вздохнула бабушка,пропуская меня в квартиру.
— Ну бабусечка, ну, пожалуйста, ну давай я тебе скажу!!! Любое — пР-Р-Р-елюбое слово!!!
— Тихо. Не шуми, пожалуйста, не раздражай дедушку. Он плохо себя чувствует.

Я помню то дерево, с которого ворона учила меня правильно выговаривать самый ребристый звук русского алфавита. Я помню и саму птицу. Но на том дереве я не видела больше ни единой вороны. Ни разу! За сорок с лишним лет.
Время от времени я встречаю похожих птиц в иных местах.Обычных ворон вокруг всегда довольно много. Но тех необыкновенных птиц, со ЗНАЮЩИМ проницательным взглядом, так же мало, как хороших и умных людей.

Райская птица с чёрным крылом… Лет через тридцать, или даже немногим больше, мне показалось, что я сумела отплатить добром за добро.

Однажды утром, в лютый мороз я увидела ворону, которая медленно замерзала на ветке. Потускневшие перья местами обледенели. Казалось, пройдёт совсем немного времени, и птица превратится в нечто, похожее на кусок промёрзшей древесной коры. У неё явно не было сил справится с многочисленными останками январских обильных трапез. Быть может, ворона недавно перенесла на крыльях ангину, или просто была уже недостаточно молода для утомительной и кропотливой работы над ледяными скульптурами из неряшливых объедков. В ту пору я могла позавидовать сытости церковной мыши, и сто пятьдесят граммов «крабовых» палочек,что лежали у меня в пакете, были для нашей семьи весьма ценной добычей. Но, как бы там ни было, я шла в теплую квартиру,а ворона жила на улице… Недолго думая, я достала из пакета одну «крабовую» палочку, сняла с неё целлофан, и протянула вороне…

— Ворона! Возьми, пожалуйста!

Птица очень медленно подняла голову, взглянула на меня, на еду,зажатую в руке. С огромным трудом раскинула в сторону крылья,и оттолкнулась от ветки. Ворона была так слаба, что мне пришлось практически заталкивать угощение в её приоткрытый клюв…
Наутро мороз махнул на нашу местность рукой, и отправился сдерживать порывы жителей иных регионов. Ворона же, к моей огромной радости, выжила. И в течение нескольких лет, пока обитала неподалёку, каждое утро бросала под ноги моей собаке куриные кости, добытые из помойки. И я опять осталась в долгу…

Мороженое

- Папа, рыбки! Смотри, какие рыбки!
- Да, красивые.
- Поймай мне их!
- Зачем?! Ты голоден?
- Просто так!

Краб, крупный, как тапок. Его выловили и несут в большой стеклянной банке прочь от моря, где он родился и вырос. Короткохвостый рак застыл спиной к дороге, смотрит вслед навсегда исчезающему из его жизни морю. Через стекло пытается уловить взгляд того двуногого, в чьих руках сосуд с водой и его судьба. Но как изловить то, чего нет...
О чём думает этот краб? Хочет ли разжалобить жестоких двуногих? Но чем? Желает отомстить? Но как?! Хочет уговорить вернуть его домой, под мохнатую медвежью лапу горы, что разлеглась на берегу? Вряд ли это возможно. Краб стал нервно и настойчиво стучать по дну банки. Одна только мысль, что ему больше не суждено увидеть, как густая шерсть водорослей полощется на виду у солнца, показалось невыносимой. Он стучал и стучал... Но людям, сытым, рослым, равнодушным не было дела до его, краба, жизни. Им хотелось изловить живую игрушку, и принести в душную комнату. Посмотреть на него, потыкать грязными от еды пальцами в бусины глаз, в застывшие капли прощального взгляда на море... А потом? А что «потом»?! Его, задохнувшегося в мутной воде, или выплеснут вместе с помоями, или сварят, покроют лаком и поставят на полку, рядом с таким же прокипячённым и выпотрошенным рапаном. И будут они там пылиться, вдвоём, пока бабушка не затеет генеральную уборку, и не выкинет в мусор.
Всего пару дней назад этот морской житель приветливо махал отдыхающим со дна широкой ладонью. Он сидел, поджидая к завтраку рыбу. Левая рука согнута в локте, намёк на галстук и элегантный жилет,- всё выдавало в нём джентльмена. Он ласково и иронично поглядывал снизу вверх, поправлял свой наряд перед зеркалом поверхности воды и приглашал всех разделить его восхищение палевым безбрежием открытого моря. Миром, в котором достаточно места для того, чтобы сбывались надежды.

- Папа, а почему ты мне не поймал рыбку?!
- Ты так и не понял?
- Нет...
- Сынок, убивать живое просто так, из интереса, подло. Представь, что дельфин подплыл бы ко мне и потащил бы в открытое море. Ты бы у него спросил: «Куда и зачем вы забираете у меня моего папу?» А дельфин бы ответил тебе: «В море! Просто так, пусть мои дети поиграют с ним!»
- Нет, я не хочу, чтобы тебя забрал дельфин!
- Ну, так и рыбки хотят расти рядом с мамой и папой, в море, там, где родились.
- А крабы?
- Что крабы?
- Они тоже хотят жить там, где родились?
- Все этого хотят, сынок...

Мальчишка, который уже некоторое время наблюдал за тем, как краб пытается достучаться до людей, что уносят его от моря всё дальше и дальше, обогнал их и попросил:
- Отдайте его мне!
- Вот ещё,- возразил верзила, прижимавший банку с крабом к животу,- он мне самому нужен, я из него чучело сделаю!
- Тогда, быть может, вы продадите мне его? Глядите, в сувенирной лавке продают таких же, их уже не спасти, а этот ещё живой!- и, обращаясь к отцу, мальчишка попросил жалобно,- Папочка, давай купим у него краба! А я обещаю, что о конца жизни не попрошу у тебя денег на мороженое.

Краб элегантно спланировал на морское дно. Отдышавшись, поправил манишку, встряхнул сюртук панциря и направился к дому, в расщелину скалы, туда, где медведь горы полоскал свою шубу в отливе. На полпути к дому краб услыхал, как отец подозвал сынишку и сказал ему:
- Вот, сходи, купи себе мороженого.
- Но я же обещал...- возмущённо и решительно ответил мальчик.
- То, что ты сделал, стоит тысячи порций! - с гордостью в голосе ответил ему отец и улыбнулся.
Краб шёл по дну моря. Он тоже улыбался. Небольшая муть, песчаная пудра за его спиной, проворно оседала на свои места. Ей совершенно не было никакого дела до других. Как часто нет дела до чужих несчастий и нам...

Дрозд и Человек (басня)

Дрозд прилетел.Встряхнул сюртук
Ажур манишки хорош и так
Крылом - упруг, ногами слаб.
Воды в пруду он не касался,
Простуды горла опасался
Причине по студёной льда воды.
На той же - снизу вверх следы
Вчера зевнувшей после спячки рыбы.
Могли бы
Мы сами, элегантны быть,
Да после сна, в теченьи многих суток?!
А дрозд - тот смог!
Иль рыба...

Легко взлетел на ближний сук
Ещё сухой местами вишни...
И в удивленьи смотрит:"С рук
Тебе всё сходит?! Ты тут лишний!"


Сообщение отредактировал Iolanta - Четверг, 06 Сен 2018, 09:26
 
Литературный форум » Сказочная страна » Литературные проекты "СказОбоза" » Внеклассное чтение. 2018 » № 69 Сержантова Иоланта (Младший возраст)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск: