КУДРЯВЦЕВ ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ
(16 (4) августа 1816 - 30 (18) января 1858)

- известный русский литератор, публицист и критик, историк науки и литературы; профессор Московского университета, ученик, друг и преемник Грановского.

Кудрявцев, Петр Николаевич - историк (1816 - 1858), профессор Московского университета, ученик, друг и преемник Грановского. Учился в московской духовной семинарии, потом в Московском университете, по 1-му отделению философского факультета. По окончании курса был учителем русской словесности в институте обер-офицерских сирот московского воспитательного дома. Нравственная прелесть молодого преподавателя обаятельно действовала на учениц, а гуманность и деликатность отношений вызывали к нему глубокую симпатию. В марте 1845 г., по рекомендации Грановского, Кудрявцев был отправлен за границу. Один семестр он занимался в Берлине, где слушал Шеллинга, один - в Париже; остальное время провел в Гейдельберге, Дрездене, Мюнхене, всюду изучая памятники искусства (см. "Письма" к Галахову , в "Русском Вестнике"). С 1847 г. Кудрявцев стал читать всеобщую историю в Московском университете. Осенью 1856 г. Кудрявцев отправился в Италию ("Письма из Флоренции"). Здесь у него быстро развилась чахотка, и в январе 1858 г. его не стало. Литератор и художник, историк и психолог, Кудрявцев, будучи еще студентом, писал небольшие повести под псевдонимом А. Н. (Нестроев). До 1839 г. им написаны: "Катенька Пылаева" (в "Телескопе"), "Антонина", "Две страсти" (ibid.) и "Флейта" (в "Московском Наблюдателе"). Своими задушевными, грустными повестями Кудрявцев скоро приобрел известность, познакомился и сблизился с Белинским , передавшим ему редакцию "Московского Наблюдателя", стал работать в "Русском Инвалиде" и "Отечественных Записках". С 1841 г. Кудрявцев напечатал в "Отечественных Записках" несколько рецензий и статей, там же и в "Современнике" - повести: "Цветок", "Недоумение", "Живая картина", "Последний визит", "Ошибка", "Сбоев", "Без рассвета". Все беллетристические произведения Кудрявцева проникнуты меланхолией; в них сказались наблюдательность и тонкий психологический анализ. Ученые труды его распадаются на три отдела: статьи на теоретико-исторические сюжеты, чисто исторические сочинения и литературно-критические. В статье "О достоверности истории" ("Отечественные Записки" 1851 г.) Кудрявцев дает прекрасную характеристику ученых заслуг Нибура и горячо отстаивает значение истории как науки. Статья "О современных задачах истории" ("Отечественные Записки", 1853, т. 87), вызванная речью Грановского на ту же тему, посвящена вопросу о важности художественной формы в исторических сочинениях. Здесь же Кудрявцев указывает на связь истории с естествознанием и выясняет значение психологического метода в истории. В статье "Последнее время греческой независимости" ("Пропилеи", 1852) Кудрявцев разбирает книгу Бабста , в статье об "Аполлинарии Сидонии" ("Отечественные Записки", 1855) - книгу Ешевского , с которым Кудрявцев разошелся в оценке личности Сидония и характера галло-римской литературы V века. Превосходная статья "Древнейшая римская история по исследованию Швеглера" ("Отечественные Записки", 1854, т. 93) знакомит с приемами и выводами немецкого ученого. К чисто историческим вопросам относится сочинение "Римские женщины" (1856; новое издание в "Всеобщей библиотеке", СПб., 1909 и сл.), где дается ряд поэтически прекрасных характеристик, рисующих нравы римского общества в императорский период. Самый обширный и капитальный труд Кудрявцева - "Судьбы Италии от падения западной римской империи до восстановления ее Карлом" (1850). В этом сочинении Кудрявцев широко, ярко и живо раскрывает сложную картину процесса "жизненности" лангобардского начала в Италии, рассматривает зарождение итальянской национальности, обрисовывает ее отношения к папству. Продолжением этого труда служить прекрасная монография: "Каролинги в Италии", часть которой напечатана в "Отечественных Записках" 1852 г. Сочинение это не кончено; доведено до 813 г. К новой истории относятся "Осада Лейдена" (в "Сборнике статей профессоров Московского университета", 1855) и "Жозеф Бонапарт в Италии" ("Московские Ведомости" 1855), где Кудрявцев дает характеристику Наполеона, считая его кондотьером. Интересуясь ролью личности в истории, Кудрявцев написал этюд под заглавием: "Карл V" ("Русский Вестник", 1856). В противоположность взгляду Минье, Кудрявцев подчеркивает значение внешних событий в жизни Карла, как политического деятеля, рассматривает его политические и религиозные идеалы; в мечтательности его политических планов Кудрявцев находит объяснение его неудач. Страницы, посвященные реформации, полны драматизма. "Юность Катерины Медичи", написанная в Италии ("Русский Вестник", 1857), переносит читателя во флорентийскую обстановку. Истинно художественное наслаждение доставляют статьи Кудрявцева литературно-критические и очерки по истории искусств. Италия, любимая его страна, фигурирует и здесь. В статье "Дант, его век и жизнь" ("Отечественные Записки", 1855 - 1856) Кудрявцев картинно изобразил детство и юность Данта и дал прекрасный очерк итальянской литературы в XIII века, в связи с политической историей Италии. Глубоким психологическим анализом отличается этюд "Об Эдипе-царе Софокла" ("Пропилеи", 1852). Две статьи Кудрявцева: "Венера Милосская" ("Отечественные Записки", 1847) и "Бельведер" (там же, 1846) - замечательные страницы из его первого заграничного путешествия. В "Бельведере" Кудрявцев дает прекрасную оценку и характеристику итальянских художников, в "Венере Милосской" восторженно рассказывает о посещении им Лувра и воспевает искусство. После смерти Грановского Кудрявцев написал "Воспоминание о Т.Н. Грановском" ("Отечественные Записки", 1855), работал над изданием его сочинений и написал введение к ним: "Известие о литературных трудах Грановского". С 1856 г. Кудрявцев был одним из редакторов "Русского Вестника" и до конца жизни вел в нем политическое обозрение. Он работал над биографией Грановского, но успел написать только "Детство и юность Грановского" ("Русский Вестник", 1858). Лекции Кудрявцева увлекали поэтической свежестью чувства, живостью и полнотой картин. История для него живая сила, и на первом плане стоят в ней культурно-исторические вопросы. Вместе со слушателями он уходил в глубь общественной жизни известной эпохи и раскрывал самый процесс развития исторической науки. "Сочинения" Кудрявцева изданы в Москве, в 1887 - 1889 годах. - См. Ешевский "По поводу кончины Кудрявцева" ("Московские Ведомости", 1858, № 9); его же "Кудрявцев, как преподаватель" ("Русский Вестник", 1858, № 2); "Биографический словарь профессоров Московского университета" (ч. I, стр. 444); Крылов "Мои воспоминания о Грановском и Кудрявцеве" ("Журнал для воспитания", 1858, т. III); Катков ("Русский Вестник". 1858, № 1); М.Н. Капустин "Воспоминания о Кудрявцеве" ("Русский Вестник", 1858, № 2); некролог в "Современнике" (1858, № 2); А.Д. Галахов "Воспоминания о Кудрявцеве" ("Русский Вестник", 1858, № 4); Е. Тур "Биография Кудрявцева" ("Полярная Звезда"); Пыпин "История русской этнографии" (т. II, 42, 424 - 425), Герье "Кудрявцев в его учено-литературных трудах" ("Вестник Европы", 1887, № 9 - 10).
(Источник - http://www.rulex.ru/01110946.htm)
***

Биографический очерк В. Строева

Кудрявцев, Петр Николаевич — профессор Московского университета, род. 1816 г., ум. 18 января 1858 г. Отец его был священником на Даниловском кладбище в Москве. Матери он лишился очень рано. Детства своего П. Н. Кудрявцев не любил вспоминать, так как, по его словам, оно прошло в самой тяжелой обстановке. Образование будущий ученый получил сначала в семинарии, а затем в Московском университете по 1-му отделению философского факультета, и еще в бытность свою студентом обратил на себя своими способностями внимание Т. Н. Грановского. Уже в университете Кудрявцев начал литературную деятельность — именно, напечатал две повести: "Катенька Пылаева" и "Флейта", первую в "Телескопе", а вторую — в "Московском Наблюдателе". Автор подписал их начальными буквами выбранного им псевдонима "Нестроев" (А. Н.). По окончании курса в университете он получил, благодаря рекомендации А. Д. Галахова, уроки русской словесности в институте обер-офицерских сирот московского воспитательного дома, где служил до августа 1843 г. Здесь П. Н. Кудрявцев скоро приобрел симпатию учениц: его преподавание было вполне чуждо схоластического изучения одной теорий словесности, которое господствовало тогда в учебных заведениях, он старался знакомить своих слушательниц с лучшими образцами отечественной словесности и для этого организовал, вместе с Галаховым, особый класс чтения, благодаря которому ученицы и имели возможность познакомиться даже с такими авторами, как Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Жуковский, изучение которых тогда не входило в программу преподавания. Педагогическая деятельность Кудрявцева не мешала ни его литературным занятиям, ни научным. Еще студенческие опыты сблизили его с Белинским, который в это время стоял во главе "Московского Наблюдателя"; уезжая в Петербург, Белинский рекомендовал Кудрявцева на свое место редакции "Русского Инвалида" и "Отечественных Записок", где он вел библиографический отдел. С этого времени в журналах появляется ряд рецензий, написанных Кудрявцевым. Самые крупные из них были: "Об учебной книге русской словесности Греча", "О споре между Голохвастовым и его противниками по поводу сочинения Голохвастова "Об осаде Троицкой лавры", о сочинениях Языкова, Полонского, Фета ("Отечественные Записки") и характеристика Мерзлякова (в "Литературной Газете"). Кроме того, в " Отечественных Записках" и "Современнике" было напечатано несколько повестей Кудрявцева. "Цветок", "Недоумение", "Живая картина", "Последний визит", "Ошибка", "Сбоев", "Без рассвета". Тонкий психологический анализ и грустное настроение были отличительными признаками беллетристических произведений Кудрявцева. Одну из его повестей ("Последний визит") Белинский назвал первой истинно патриотической повестью на русском языке. Но главные труды П. Н. Кудрявцева были посвящены исторической науке. К марту 1845 г. Кудрявцев был отправлен за границу на казенний счет и пробыл там до средины 1847 г. Один семестр он занимался в Берлине, где слушал Шеллинга, один в Париже, а остальное время провел в Гейдельберге, Дрездене и Мюнхене, где с любовью изучал памятники искусства. Свои впечатления он излагал в письмах к Галахову, которые печатались в "Русском Вестнике". По возвращении на родину в 1847 г., Кудрявцев стал читать лекции в Московском университете, сначала как преподаватель, а затем, после смерти Грановского (ум. 4 октября 1855 г.), был утвержден в звании профессора. Он читал курсы древней, средней и новой истории, но особенным успехом пользовались его лекции по истории древнего Востока, обогатившейся тогда множеством важных открытий. С этого же времени появляется в печати длинный ряд трудов Кудрявцева по истории Западной Европы. Уже раньше он представил диссертацию на степень магистра: "Папство и империя в IX, X, XI и в начале ХII столетия", но она не была принята философским факультетом Московского университета, вследствие того, что декан Шевырев усмотрел в ней симпатии к папству. В 1846 г. в "Отечественных Записках" появились две статьи Кудрявцева по истории искусства, которое было всегда его любимым предметом: "Бельведер" и "Венера Милосская", в первой автор дал превосходную характеристику итальянских художников. В 1850 г. Кудрявцев блестяще защитил диссертацию на степень магистра: "Судьбы Италии от падения Западной Римской империи до восстановления ее Карлом В.". В этой книге он отмечает значение Лангобардского начала в истории Италии и дает замечательную характеристику Каролингской династии. В 1851 г. он выступил с горячо написанной статьей: "О достоверности истории" ("Отечественные Записки"), в которой защищал свой предмет против записки президента Академии Наук С. С. Уварова: "Достовернее ли становится история", — в этой последней утверждалось, что история — не что иное, как цепь преданий, и отрицалось за ней всякое научное значение. В 1852 г. Кудрявцев начал печатать в "Отечественных Записках" статьи: "Каролинги в Италии"; статьи эти являлись продолжением его диссертации. В них изображалось зарождение итальянской нации и указывались ее отличительные черты — к истории Италии Кудрявцев питал особенный интерес, потому что страна эта в его время боролась за свое единство и независимость. Из трех статей, написанных Кудрявцевым на эту тему, могла быть напечатана только одна, так как остальных цензура не хотела пропустить в том виде, как они вышли из-под пера автора; насколько мелочны были придирки, видно из того, что цензор не хотел пропустить рассказ об одном убийстве в Латеранском дворце и о заступничестве папы за убийц перед императором, как бросающую дурную тень на св. отца; Кудрявцев со своей стороны не согласился на исправления и его статьям об Италии при Каролингах не пришлось увидеть света при жизни автора. В том же году в сборнике "Пропилен", издававшемся под редакцией П. М. Леонтьева, появился прекрасный этюд Кудрявцева о знаменитой трагедии Софокла: "Эдип царь" и замечательная рецензия его на книгу Бабста: "Государственные мужи древней Греция в эпоху ее распадения" под заглавием: "Последнее время греческой независимости", а в "Отечественных Записках" — статья: "О современных задачах истории", вызванная чтениями Грановского на ту же тему. В своей рецензий на книгу Бабста Кудрявцев указал на односторонность ее: Бабст в своей книге старался доказать необходимость для Греции в последнее время ее независимости подчиниться власти македонских царей, которая одна могла дать ей единство, и упрекал Демосфена и его партию за близорукость; Кудрявцев возражал на это, что вся предшествующая история Греции не могла привести к единству. Особенно интересны слова его об Эсхине и его противниках: "Благородно, говорит он, всякое усилие поднять несправедливо опозоренное имя в истории (разумеется Эсхин), но иное дело, когда за недостатком материала для оправдания, защита выставляет равносильные обвинения против других" (противников Эсхина). Эти слова прекрасно рисуют нравственный образ Кудрявцева, как человека, стремившегося прежде всего к беспристрастию. В статье его по поводу чтений Грановского указывается тесная связь истории с другими науками, особенно с психологией и естествоведением, хотя в последнем случае Кудрявцев никогда не шел так далеко, как впоследствии многие ученые шестидесятых годов последователи Бокля.

Когда в 1854 г. вышел знаменитый труд по римской истории Швеглера, Кудрявцев познакомил с ним русскую публику в прекрасной статье: "Древнейшая римская история по исследованиям Швеглера ("Отечественные Записки", т. XCIII). В этой статье он отнесся критически к Швеглеру и указал на значение трудов базельских ученых, противоположного со Швеглером направления, Герлаха и Баховена. После смерти Грановского Кудрявцев написал "Воспоминания" о нем ("Отечественные Записки", 1855 г.),работал над изданием его сочинений, написал введение к ним — "Известие о литературных трудах Грановского" (напечатано уже после смерти Кудрявцева в "Русском Вестнике", 1858 г.) и усердно принялся за составление биографии своего учителя, окончить которую ему помешала смерть: он успел написать только "Детство и юность Грановского" (напечатано также уже после смерти Кудрявцева в "Русском Вестнике", 1858 г.).—1855 г. был особенно плодотворен для Кудрявцева в литературном отношении: в этот год из-под пера его вышла рецензия на диссертацию Ешевского: "Аполлинарий Сидоний" ("Отечественные Записки"), "Осада Лейдена", — эпизод из истории борьбы Нидерландов за свою независимость (напечатано в "Сборнике статей профессоров Московского университета", Москва 1855), ряд очерков о завоевании французами Неаполя, напечатанных в "Московских Ведомостях" и статья: "Данте, его век и жизнь" ("Отечественные Записки"). В рецензии на диссертацию Ешевского было много намеков на современность, вроде следующего: "Как должны завидовать запоздалые риторы нашего времени Сидонию и его современникам! Тогда их искусство венчалось даже поэтической славой, хитро сплетенная фраза заслуживала своему автору диплом на поэтическое достоинство. Двумя-тремя громкими панегириками можно было проложить себе дорогу к бессмертию". Поэтому многие места статьи были вычеркнуты цензурой. "Осада Лейдена" была написана под влиянием Севастопольских событий, а очерки завоевания Неаполя французами были обязаны своим появлением изданной в 1853—1854 гг. в 10 томах переписке Жозефа Бонапарта; в своих очерках Кудрявцев характеризовал Наполеона, как великого кондотьера. Что касается до статьи о Данте, то она представляет мало оригинального, так как написана иполне под влиянием трудов Фориэля и Вегеле.

В 1856 г. появилось сочинение Кудрявцева: "Римские женщины по Тациту", представляющее ряд блестящих характеристик замечательных женщин времени нравственного упадка римского общества. С 1856 г. Кудрявцев был одним из редакторов "Русского Вестника", на страницах которого, в отделе "Современная летопись", он выражал глубокое сочувствие Италии, боровшейся в это время за свое единство и независимость. Для этого же журнала он написал монографию: "Карл V", личность которого он, впрочем, понимал не вполне правильно: в этом великом представителе новых государственных порядков он видел бойца за отжившие идеалы Священной Римской Империи. — Постоянные труды надломили и без того слабое здоровье Кудрявцева, и осенью 1856 г. он должен был уехать за границу для поправления своего здоровья. Однако, и за границей он не покидал своих научных занятий, как показывает написанная им в то время статья: "Юность Екатерины Медичи" ("Русский Вестник" 1857 г.). Статья эта, впрочем, не имеет самостоятельного научного значения, а является хорошей компиляцией книги Реймона, с тем же заглавием. В марте 1857 г. Кудрявцев был опечален кончиной жены, с которой был очень счастлив; здоровье его самого все ухудшалось и, по возвращении осенью 1857 г. на родину, он прожил всего несколько месяцев: он скончался 18 января 1858 г. Смерть его повергла всю интеллигентную Москву в глубокую скорбь.

Кудрявцев в университете занял кафедру Грановского и если пользовался меньшею славой, чем его предшественник, то все-таки был одним из популярнейших профессоров своего времени. Он во многом не походил на своего знаменитого предшественника: Грановский любил давать слушателям общие картины эпохи, не вдаваясь в детали; Кудрявцев сосредоточивал свое внимание на специальных вопросах. Грановский был силен своей глубокой верой в конечное торжество справедливости и правды и имел примиряющее влияние на слушателей, в лекциях Кудрявцева слышалась всегда грустная нота, звучавшая в его повестях, и сознание того, что в истории далеко не всегда торжествует правда. Равны они были по неотразимой силе художественного таланта. Как Грановский, Кудрявцев был всегда другом и неутомимым руководителем своих учеников: дом его был всегда открыт для всех начинающих ученых; он был всегда готов оказать им как нравственную, так и материальную поддержку. Поэтому его имя рядом с именем Грановского будет всегда занимать почетное место в истории нашего просвещения.

"Повести и рассказы" Кудрявцева изданы в 2-х томах в Москве в 1866 г., все остальные "Сочинения" — в трех больших томах там же в 1877—1878 гг. "По поводу копчины Кудрявцева" Ешевского ("Московские Ведомости", 1858 г., № 9); его же: "Кудрявцев как преподаватель" ("Русский Вестник", 1858 г., № 2). "Биографический словарь профессоров Московского Университета", ч. I, стр. 444; Крылов, "Мои воспоминания о Грановском и Кудрявцеве" ("Журнал для воспитания", 1858 г., т. III); "Воспоминание о Кудрявцеве студента" ("Московские Ведомости", 1858 г., № 123); некролог Кудрявцева, написанный М. Н. Катковым ("Русский Вестник", 1858 г., № 1); "Воспоминания о Кудрявцеве" М. И. Капустина ("Русский Вестник", 1858 г., № 3); надгробная речь проф. С. М. Соловьева ("Русский Вестник", 1858 г., № 2); некролог в "Современнике" 1858 г., № 2; "Воспоминания о Кудрявцеве" А. Д. Галахова ("Русский Вестник", 1858 г., № 4); Евг. Тур (гр. Сальяс), "Проф. П. Н. Кудрявцев" в "Полярной Звезде"; Пыпин А. Н., "История русской этнографии", т. II, 42, 424—425; Герье В. И., "П. Н. Кудрявцев в его учено-литературных трудах" ("Вестник Европы", 1887 г., №№ 9—10).
В. Строев.
(Источник - Большая биографическая энциклопедия; http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/65207/Кудрявцев)
***

Т. Д. Сергеева
Кудрявцев как историк
(отрывок из статьи)

Творчество Петра Николаевича Кудрявцева (1816—1858) мало знакомо современному читателю, а во второй половине XIX — начале XX в. его литературные и научные сочинения были весьма популярны в России. Достаточно сказать, что книга Кудрявцева «Римские женщины» за полстолетия была издана четыре раза (1856, 1860, 1875, 1913), не считая ее первоначального журнального варианта. Крупный ученый-историк, труды которого закладывали фундамент отечественной науки о всеобщей истории, он вошел в историю русской культуры и как видный литератор, оригинальный беллетрист и критик, знаток и тонкий ценитель искусства и, кроме того, профессор Московского университета, прогрессивный общественный деятель.
Отличительной чертой Кудрявцева как ученого также является большая разносторонность интересов. Главным предметом его исследований было западноевропейское средненековье, однако с полным правом можно говорить о нем и как иб историке древнего мира; его перу принадлежат также работы, посвященные новой и новейшей для того времени истории. Как историк-медиевист оч является в России по существу пионером в изучении средневековой Италии, в его трудах читатель найдет широкую картину прошлого этой страны от падения Западной Римской империи, включая эпоху Возрождения. Монография Кудрявцева «Судьбы Италии» (1850), написанная, по словам Т. Н. Грановского, «с редкой меткостью исторического взгляда», открывает вместе с тем первую страницу в отечественных исследованиях в области истории раннесредневековой Италии, в то время слабо разработанной и в мировой историографии.
Творчество Кудрявцева между тем находилось до сих пор как бы в тени его более знаменитых учителей и коллег по научной и педагогической деятельности — Т. Н. Грановского и С. В. Ешевского. Публикуемые материалы (большая часть которых печатается впервые), представляя архивное наследие ученого, позволяют отчасти восполнить этот недостаток внимания со стороны потомков. Тем более что такая потребность уже давно назрела в нашей науке. Еще в 1870 г. издатель сочинений С. В. Ешевского, ученика и преемника Грановского и Кудрявцева по кафедре всеобщей истории в Московском университете, историк А. С. Трачевский писал: «Не скрою, что меня ласкала... надежда побудить тех, у кого хранятся бумаги П. Н. Кудрявцева, изданием его сочинений пополнить пробел, образующийся теперь между собраниями трудов Т. Н. Грановского и С. В. Ешевского. Я убежден, что полные фактического содержания сочинения и особенно лекции П. Н. Кудрявцева были бы и теперь своевременным и давно желанным гостем в нашей бедной ученой литературе».
***

Для Кудрявцева, как и для Грановского, было характерно глубокое убеждение в большом общественном значении исторической науки. Считая исторические знания «одной из первых умственных потребностей» человека, Кудрявцев полагал, что «для полноты исторического созерцания необходима сравнительная точка зрения, а она может быть приобретена лишь основательным знакомством, кроме истории отечественной, с прочими частями всеобщей истории человечества». Историческая наука, постоянно совершенствуясь, по его мнению, располагает достаточными средствами для того, чтобы познавать истину. И он решительно отстаивал свои убеждения, в частности в полемике с президентом Академии наук, в недавнем прошлом министром народного просвещения графом С. С. Уваровым, который вскоре после своего ухода с поста министра, в 1850 г., публично высказал сомнение, причем в весьма общей форме, в самой способности историографии к достоверному изображению прошлого.
Полемика Кудрявцева с Уваровым представляет, с нашей точки зрения, не только историографический интерес. Напротив, поставленный Уваровым вопрос, достовернее ли становится история (кажущийся на первый взгляд даже наивным, вопросом «не из круга самой науки», как говорит Кудрявцев), тем не менее, и это показывает история исторической науки, предъявляется ей обществом периодически и с не меньшей остротой. По существу, это тот вопрос, который в современной методологии истории формулируется как проблема соотношения объективности и субъективности в историческом познании. Кудрявцев справедливо полагал, что в данном случае речь может идти только о соотношении, тогда как противопоставления в духе Уварова, подрывая авторитет исторической науки, противоречат самой ее природе. Размышляя о месте истории среди других наук, он писал, что «она ищет истины в области, подлежащей ее ведению, и средствами, ей доступными, и не может похвалиться, чтобы уже овладела знанием, вполне равносильным самому предмету; успехи истории как науки измеряются не одною только мерою приближения ее к идеалу, но и тем, сколько уже она победила незнания; чтобы оценить по достоинству то богатство, которым она располагает на последней (по времени) степени своего развития, надобно прежде всего взять в соображение, как велик был круг ее приобретений в предшествующую эпоху».
Взгляды Кудрявцева на природу и задачи исторической науки вообще отличаются большой самостоятельностью, оригинальностью. Примечательны, например, его разногласия с Грановским. Высоко оценивая историческую теорию и методологию своего учителя, Кудрявцев тем не менее открыто высказал неприятие некоторых его суждений по ряду вопросов, поднятых Грановским в речи на торжественном собрании Московского университета в 1852 г. «О современном состоянии и значении всеобщей истории». Грановский развивал тогда идеи о том, что «история, по необходимости, должна выступить из круга наук филолого-юридических, в котором она так долго была заключена, на обширное поприще естественных наук». В том же году в переводе Грановского и с его комментариями вышла статья французского антрополога В. Ф. Эдвардса «О физиологических признаках человеческих пород и их отношении к истории», где историк высказывал свое убеждение в том, что исследование вопроса о влиянии биологических свойств народов на историю принесет науке «большую точность и определенность». Кудрявцев подверг эти взгляды Грановского обстоятельному критическому рассмотрению в статье «О современных задачах истории» (1853). Эта открытая полемика между крупными учеными, коллегами по кафедре, наконец, между учеником и учителем, является, на наш взгляд, примером высокой требовательности в науке, большой ответственности историка перед обществом.
Не отказываясь всецело от помощи точных и естественных наук и признавая отчасти их положительное влияние даже и в то время на историческую науку, Кудрявцев всячески отстаивал ее самостоятельное развитие. Позже в работе, написанной в 1854 г., он так сформулировал свои убеждения: «Как всякая наука, история решает свои важнейшие вопросы большею частью своими собственными средствами». Отнюдь не отрицая повторяемости, наличия определенных закономерностей в истории, Кудрявцев подчеркивал индивидуальность исторических явлений. Выступая против отдельных крайностей, свойственных сторонникам методов, привнесенных в историю из естествознания — статистического, антропологического и др., он на первый план выдвигал разнообразные исследовательские, собственно исторические, методы критики источников, прежде всего сравнительно-исторический, подчеркивая в связи с этим заслуги Б. Г. Нибура, Л. фон Ранке, отмечая достижения, сделанные самим Грановским именно на этом пути.
Расходился Кудрявцев с Грановским и в оценке влияния географического фактора на историю. Однако подчеркнем все же принципиальное неприятие им географический фатализм. Особенно убедительны, пожалуй, его возражения К. М. Беру, известному естествоиспытателю, члену Петербургской Академии наук, который в те годы выступил с большой статьей, где высказывал соображения об определяющем влиянии природных, физических условий на ход всемирной истории, тогда как влияние отдельных личностей в сравнении с ними, по его словам, ничтожно. Кудрявцев, в свою очередь, доказывал, что «действие естественных определений на историю далеко не одинаково во всех ее моментах, и что рано или поздно приходит время, когда оно из преобладающего становится второстепенным и само подчиняется иным влияниям. История народа не имела бы большого достоинства, если б для нее никогда не наступало это время. Угадать и определить начало его в ровном ходе событий — немаловажная заслуга со стороны историка».
Выступая против переоценки роли географических условий и значения биологических особенностей в формировании характера народа, ученый полагал, что значительно большее влияние имеет в данном случае не природа, а история. «Годы прокладывают морщины на лице человека, исторические события,— писал он значительно позднее в работе „Каролинги в Италии",— прорезывают не менее глубокие следы на нравственной физиономии целого народа. Их могут закрыть собою новые, последующие события исторической жизни, но едва ли когда в состоянии изгладить совершенно. Даже закрытые, они при случае вскрываются снова и либо обращаются в большую, неизлечимую рану, либо становятся, вместе с другими отличительными чертами, одним из постоянных свойств нации, либо, наконец, остаются неизменною гранью в международных отношениях. Печать историческая, хороша она или дурна, почти всегда неизгладима».
Высказывая эти интересные наблюдения, не утратившие, на наш взгляд, своей актуальности и в настоящее время, Кудрявцев в целом оставался в рамках идеалистических представлений об истории. Воспитанный на гегелевской философии, он не разделял исканий Грановского на его пути в сторону позитивизма, признания роли материальных факторов в истории. Тем более что эти в то время, вне всяких сомнений, прогрессивные искания, как мы видели, находились в контексте с целым рядом мнений, спорных не только с точки зрения Кудрявцева, но и с точки зрения современных нам представлений. Однако, как и Грановский, Кудрявцев призывал всеобщую историю выйти за рамки чисто «политических событий», изучать также общественную жизнь, народный быт, учреждения, верования, науку и литературу той или иной эпохи. Вместе с Грановским он повторял, что «тот не историк, кто не способен перенести в прошедшее живого чувства любви к ближнему и узнать брата в отделенном от него веками иноплеменнике».
Как историку-исследователю ему, конечно, были наиболее близки сравнительно-исторический и филологические методы интерпретации исторических источников, наверное поэтому и в теории его симпатии всецело на стороне художественного восприятия и изображения истории. В своих собственных исследованиях он широко применял культурно-исторический метод, устанавливая тесную связь между явлениями культуры, в первую очередь литературы, и историческим фундаментом, на котором эти явления строятся. Показательна в данном случае его работа «Дант, его век и жизнь» (1855). И хотя в теории Кудрявцев мало касался роли материальных факторов в истории, в своих конкретных исследованиях он иногда уделял им значительное место. Это можно видеть и в монографии «Судьбы Италии», работах «Карл V» и «Каролинги в Италии»; последняя, на наш взгляд, особенно интересна в этом отношении. Здесь отчетливо видны попытки ученого искать объяснения политических событий в социальных и даже экономических явлениях.
Исключительно большое значение Кудрявцев придавал эстетическим критериям при оценке исторических сочинений, результатов работы ученого-историка. Вообще он отнюдь не отрицал, что в исторической науке, конечно, должны быть различные частные исследования, которые и не ставят своей целью воссоздание целостной картины тех пли иных исторических событий, явлений или процессов; они необходимы. Однако история как наука, по его мнению, не должна при этом отказываться от художественных требований; он утверждал, что ученый-историк обязан стремиться к тому, чтобы его произведения по форме приближались к искусству, по крайней мере не были бы в разладе с художественными требованиями. «Идеал художественного исполнения,— писал он,— отдалился на значительное расстояние, осуществление его стало в несколько крат труднее; но кто станет утверждать, что он вовсе не существует для историка нашего времени? Во что превратились бы исторические сочинения, которыми так справедливо гордится наш век, если б от них хотели только положительных результатов науки, оставляя в стороне требования искусства?».
Нужно ли говорить, что в собственном творчестве Кудрявцев был далек от сухой, ученой, как тогда говорили — гелертерской, формы изложения исторического материала. Его сочинения, как и работы Грановского, оказали поэтому большое влияние на авторов популярных и учебных книг по западноевропейской и отечественной истории, изданных в России во второй половине XIX в. Известно, что Грановский и сам намеревался писать учебник всеобщей истории. Вместе с Кудрявцевым они обсуждали планы издания специального исторического журнала, предполагая назвать его «Исторический сборник». Программа этого журнала, сохранившаяся в бумагах Кудрявцева, была опубликована племянником ученого; П. П. Копосов сообщает, что в конце рукописи рукою Кудрявцева сделана заметка: «Читана Т. Н. Грановскому 1-го октября 1855 г. вечером (за два дня до его смерти) и одобрена им для публикации...». «Издание,— писал Кудрявцев, обосновывая свою программу,— имеет целью содействовать успехам и распространению в нашем отечестве исторических знаний вообще. Потребность в подобном издании указана уже отчасти успехами отечественной истории. Новые исследования в ней все больше и больше открывают необходимость изучения ее в связи с историей других народов». Планам этим не суждено было осуществиться. Правда, уже после смерти Грановского, в 1856 г. Кудрявцев становится руководителем отдела политических обозрений «Русского вестника», либерального в те годы литературно-политического журнала, издателем которого являлся М. Н. Катков. В том же году он с женой выезжает за границу для лечения; в «Русском вестнике» печатались его путевые заметки, но к активной деятельности в качестве редактора этого журнала он так и не приступил. Однако стремление к широкому распространению исторических знаний в обществе пронизывает все его творчество.
Современники особенно высоко оценили его работу «Римские женщины. Исторические рассказы по Тациту». В ней Кудрявцев предстает как блестящий мастер исторической прозы. Выход в свет этой книги в 1856 г. отметили не только либеральные издания; Н. Г. Чернышевский на страницах «Современника» также дал ей высокую оценку. Он писал: «Мы не имеем нужды повторять теперь единогласного мнения о мастерских рассказах г. Кудрявцева, которые живо передают читателю трагические судьбы последнего поколения Цезарей и в то же время прекрасно знакомят с знаменитым историком начала Римской империи». Книга «Римские женщины» построена в основном на «Анналах» Тацита, некоторые дополнения взяты из Светония и Диона Кассия. Тонкий психологический анализ, присущий сочинениям Тацита, предельно адекватно передан Кудрявцевым. В пяти очерках он ярко и красочно повествует об Агриппине Старшей и Мессалине, Агриппине Младшей, Поппее Сабине, Октавии; вместо эпилога в книге помещен рассказ о Нероне. Это несколько неожиданное включение Нерона в галерею римских женщин можно объяснить, пожалуй, только интересом Кудрявцева к психологическому анализу исторических личностей, а овеянная легендами личность Нерона не могла не привлечь его внимания. Филигранный психологический анализ исторического материала вообще является отличительной чертой сочинений и лекций Кудрявцева. ...
Автор: Т. Д. Сергеева
(Источник - http://www.historicus.ru/kudryavtsev_istorik/)