МАЧТЁТ ГРИГОРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ
(3 (15) сентября 1852 - 14 (27) августа 1901)
- известный русский писатель, поэт, беллетрист, публицист и журналист; революционер-народник.
Род Мачтетов происходил из Англии. Основатель рода Манстэд завербовался в армию Карла XII, и в Полтавском сражении служил артиллеристом. Были ранен, попал в плен и остался в Малороссии.
Григорий Мачтет родился 3 сентября 1852 года в Луцке (ныне центр Волынской области Украины) в семье интеллигента-разночинца. В 1865 году исключён из 4-го класса Немировской гимназии за сочувствие участникам польского восстания 1863 года, в 1868 — с «волчьим билетом» из Каменец-Подольской гимназии за политическую неблагонадёжность. В 1870 получил разрешение сдать экзамен на звание учителя истории и географии уездных училищ. Два года преподавал в школах Могилёва и Каменец-Подольска. С 1871 года принимал участие в народническом революционном движении. В 1872 году с целью организации земледельческих коммун в Америке уехал в США. Работал чернорабочим, участвовал в земледельческой общине. В 1874 году возвратился в Россию, принял участие в революционной борьбе.
Арестован в 1876 году, пробыл год в одиночном заключении в Петропавловской крепости. В 1877—1884 находился в ссылке в Шеншурске Архангельской губернии, затем в Сибири. Здесь, в Ишиме, женился на политической ссыльной Е.П.Медведевой, участнице «процесса 50-ти». По возвращении жил в Твери, Житомире. В 1891—1895 годах жил в Зарайске. Сохранился дом в котором жил писатель. Это памятник архитектуры первой половины 19 века. 3 декабря 1961 года на доме установили мраморную мемориальную доску с надписью: «В этом доме в 1891—1895 гг. жил и работал писатель Григорий Александрович Мачтет». В 1900 году получил разрешение переехать в Петербург. Умер 14 августа 1901 года в Ялте. Похоронен на Аутском кладбище.
Мачтет начал писать в Америке. В 1873 году опубликовал стихи в газете «Свобода», издававшейся русскими эмигрантами в Сан-Франциско. По приезде в Россию печатал в газетах и журналах очерки из североамериканской жизни («Прерии и пионеры», «В американской школе», «С эмигрантами. Из Европы в Америку», «Перед американским судом», «Община Фрея» и др.), путевые впечатления о поездке в Германию и др., составившие цикл «Путевые картинки» (сборник «По белу свету», 1889). В 1876 году в Лондоне в газете «Вперед» помещено анонимно стихотворение Мачтета «Последнее прости», посвященное замученному в остроге студенту Чернышеву; под названием «Замучен тяжёлой неволей» оно стало популярной революционной песней. В ссылке создан цикл «Рассказы из сибирской жизни» (опубликован в «Наблюдателе», «Отечественных записках»); в рассказах «Мирское дело», «Мы победили», «Вторая правда» и др. показано бесправие деревни и произвол царской администрации. В них сказалась народническая идеализация крестьянской общины и в то же время отчетливо передана народная ненависть к угнетателям.
После ссылки Мачтет опубликовал роман «И один в поле воин» (1886) из быта крепостной деревни Западной Украины и повесть «Блудный сын» (1887) об отношении интеллигенции к народу. В повести «Человек с планом» (1886) показано появление на русской почве дельцов и стяжателей. Настроения революционной интеллигенции изображены в романе «На заре» (1892—1893), рассказах «Первый гонорар» (1890), «Первый урок» (1894) и др. В Житомире (1896—1900) Мачтет печатал в газете «Волынь» очерки, фельетоны, рассказы. Для творчества Мачтета характерны публицистическая острота, гуманизм, элементы мелодраматизма.
Издание произведений
Полное собрание сочинений, т. 1-12, Киев, 1902;
Полное собрание сочинений, т. 1-10, СПб, 1911—1913;
Избранное, М., 1958;
Новый доктор и др. рассказы, М., 1960.
(Источник – Википедия; http://ru.wikipedia.org/wiki/Мачтет,_Григорий_Александрович)
***
Биографический очерк
О. Е. Майорова
("Русские писатели". Биобиблиографический словарь. Том 1. А--Л. Под редакцией П. А. Николаева. - М., "Просвещение", 1990)
МАЧТЁТ, Григорий Александрович [3(15).IX.1852, Луцк Волынской губ. - 14(26).VIII.1901, Ялта] - беллетрист, публицист. Сын провинциального чиновника (потомка англичанина, служившего в шведской армии и взятого в плен под Полтавой). Рано осиротевший и познавший нужду, Мачтёт не смог получить систематического образования: за неблагонадежность он был исключен сначала из Немировской гимназии (1865), затем -- из Каменец-Подольской (1868). Его обвиняли в сочувствии польскому восстанию и, как он вспоминал позднее, в "устройстве сборищ товарищей для совместного чтения и обсуждения сочинений Добролюбова и иных запрещенных книг" (цит. по кн.: Тунакова К. С. Н. Г. Чернышевский о Г. А. Мачтете // Народ - герой русской литературы. Сб. ст. - Казань, 1966. - С. 151). Добившись права держать экзамен на звание уездного учителя, с 1870 г. Мачтёт преподавал историю и географию в Могилевском, позднее - в Каменец-Подольском училищах, где сблизился с революционно настроенными сослуживцами, вел пропаганду среди учащихся. Тогда же он вошел в кружок "американцев", отрицавших личную собственность, считавших "честным средством заработка" только физический труд и мечтавших "покрыть земледельческими коммунами чуть не весь мир", причем начать с Северной Америки, представлявшейся им самой свободной страной (Дебогорий-Мокриевич Вл. Воспоминания. - 3-е изд. - Спб., 1906. - С. 71, 72). Мачтёт был одним из трех членов кружка, отправившихся в 1872 г. в Новый Свет осуществлять задуманное.
Эта поездка нашла позднее отражение во многих произведениях Мачтёта: его герои, не знакомые "с условиями новой жизни и языком страны" (Блудный сын. Повесть. - 2-е изд. - М., 1895. - С. 155), "вооруженные только массой розовых теоретических выкладок" (Два мира. Рассказ // Полн. собр. соч. - Спб., 1911. -Т. 2. - С. 11), терпели жестокие лишения, выполняли самую тяжелую работу и в итоге расставались со многими своими надеждами. Сходный путь прошел в Америке и Мачтёт. Собственная биография всегда была для него ближайшим источником творчества. Полная внезапных перемен, насыщенная исключительными событиями, испытаниями и приключениями, при всей ее незаурядности, судьба Мачтёта была типичной во многом для революционной молодежи 70 гг., что придавало его произведениям актуальное звучание и обеспечивало читательское признание.
Вернувшись в Россию в октябре 1873 г. и находясь под негласным полицейским надзором, Мачтёт жил в Петербурге, в Волынской губернии, ненадолго выезжал за границу. В 1876 г. он был арестован за участие в подготовке побега двух политических заключенных, видных революционеров-народников С. Ф. Ковалика и П. И. Войнаральского. Больше года Мачтёт просидел в Петропавловской крепости, а в 1877 г. был выслан под надзор полиции в г. Шенкурск Архангельской губернии. Мачтёт пытался бежать, но его задержали и должны были отправить в Восточную Сибирь, откуда он уже не надеялся вернуться: "Моя ссылка в Якутскую область есть своего рода смерть..." - писал Мачтёт сестре (ЦГАЛИ). Однако благодаря хлопотам друзей последовало высочайшее разрешение смягчить его судьбу: в 1879 г. Мачтёта выслали в Западную Сибирь, в г. Тюкалинск Тобольской губернии, откуда его по прошению перевели в 1880 г. в г. Ишим, где Мачтёт был повенчан с "государственной преступницей" Е. П. Медведевой, бывшей цюрихской студенткой, судившейся по так называемому "процессу пятидесяти". Жена Мачтёта тяжело болела, и, чтобы поддержать семью, он соглашался на любую работу: был подвальным при складе местного купца, давал уроки (хотя администрация ему в этом препятствовала), служил в Ишимском окружном по крестьянским делам присутствии. "Внешние стороны образа жизни и поведения Мачтёта заслуживают одобрения, - доносил окружной исправник тобольскому губернатору, - но убеждения и идеи его, судя по отношению его к полиции, доказывают, что он враждебно смотрит на существующий порядок управления, не может хладнокровно выносить лишения <...> и не желает подчиняться участи" (см.: М а чтет Г. А. Избранное. - М., 1958. - С. 16). По воспоминаниям друзей Мачтёт был пылким и впечатлительным человеком, действительно, не способным примириться с судьбой оторванного от общественной жизни ссыльного. В Сибири он много писал, посылая свои произведения в Петербург и сотрудничая в местной печати; кроме того, продолжал подпольную деятельность: в его переписке с Ф. В. Волховским, товарищем по тюкалинской ссылке, были обнаружены внесенные специальными чернилами сведения об арестах в Томске, Тюмени, Казани. У Мачтёта был немедленно произведен обыск, а срок его ссылки продлен на три года.
Писать Мачтёт начал еще в Америке, дебютировал в печати очерками из североамериканской жизни, появлявшимися в середине 70 гг. по преимуществу в газете "Неделя". "Написанные нервною, торопливою рукою" («Гольцев В. А.» // Русские ведомости. - 1889.-- № 139. - 22 мая), эти очерки даже в начале XX в. вызывали высокую оценку критики («Кранихфельд Вл.» // Современный мир. - 1911. – № 8. - С. 342 - 344), привлекая свежестью непосредственных наблюдений, яркими зарисовками быта, простотой стиля и, главное, - позицией автора, восхищенного трудолюбием и демократизмом, "духом гражданства, чувством собственного достоинства" американцев (В школе // Полн. собр. соч. - Спб., 1911. - Т. 1. - С. 125). Показательно, что одно из первых произведений Мачтёта ("Путевые картинки. Германия") появилось в крупнейшем демократическом журнале - "Отечественных записках" (1875) - и обратило на начинающего автора внимание Некрасова; свое знакомство с "великим поэтом, разбудившим наши сердца и затеплившим в них святые искры любви и веры" (Избранное. - М., 1958. - С. 515), Мачтёт описал позднее в рассказе "Первый гонорар" (1890).
Годы ссылки дали Мачтёту богатый материал для следующей группы его произведений - сибирских рассказов (1880 - 1885), напечатанных в газете "Неделя", в журналах "Наблюдатель", "Отечественные записки" и представляющих собой ,,по общему мнению критиков и литературоведов, лучшее, что создал писатель. Посвященные жизни ссыльных ("Хроника одного дня в местах не столь отдаленных"), крестьянству и чиновничеству ("Мирское дело", "Мы победили", "Сон одного заседателя" и др.), стилистически разноплановые - одни тяготеют к бытовому очерку, другие к гротесковой сказке - эти произведения объединены, однако, сквозным мотивом: крестьянский "мир", община, живущая по справедливым патриархальным законам, противопоставлена "цивилизации", чиновникам-обывателям, несущим гибель "мирской правде". Это противостояние даже при самых лучших намерениях обеих сторон чревато, в глазах автора, трагическими столкновениями (рассказ "Вторая правда", 1883). Хотя Мачтёт несколько идеализировал общину, он не закрывал глаза на мрачные стороны крестьянской жизни, однако - вполне в духе народнической мысли -- оправдывал их "вековечной обидой", десятилетиями бесправия и забитости (эта мысль получила развитие и в позднем рассказе М. "Новый доктор", 1900). Поэтизация нравственных норм патриархального мира ощутима также в повести "И один в поле воин (Роман честного человека)", начатой еще в ссылке и появившейся в "Северном вестнике" в 1886 г. (№ 4 - 5; первоначальное название "Из невозвратного прошлого"). Остросюжетный рассказ о предреформенной жизни украинского села ведется от лица крестьянина, превратившегося в панского холуя и истово ненавидящего простой люд; явное несовпадение авторской позиции и точки зрения повествователя создает эффект полной объективности Мачтёта в оценке крестьянской жизни: даже откровенный недоброжелатель не может затушевать ее светлых сторон.
Произведения 80 гг. принесли Мачтёту успех и помогли ему по возвращении из Сибири (1885) утвердиться как профессиональному литератору. О нем начали много писать, причем сильные стороны его дарования критика усматривала в умении "проникать в душу простого человека", в "искренности настроения", в защите высоких общественных идеалов (Н-ъ. Библиографические заметки // Русские ведомости. - 1891. - № 104. -- 16 апр.). Мачтёт стал постоянным сотрудником ведущих либеральных изданий - "Русской мысли" и "Русских ведомостей", сблизился с крупнейшими писателями демократической ориентации (Г. И. Успенским, Н. К. Михайловским, Н. Н. Златовратским, П. В. Засодимским, А. И. Эртелем, В. Г. Короленко); благодаря романтической приподнятости стиля Мачтёта его нередко воспринимали как "спутника" Короленко.
Отдельную страницу творческой биографии Мачтёта составляют его поэтические опыты, к которым он относился чрезвычайно придирчиво, почти не выступая с ними в печати (лишь в 1890 г. в "Газете Гатцука" он поместил стихотворения "Пловец", "Там и здесь" - № 1, 3; 12 и 28 января). Однако одному из его произведений суждена была долгая жизнь. В 1876 г. после похорон революционера-народника П. Ф. Чернышова он написал стихотворение "Последнее прости" ("Замучен тяжелой неволей..."), получившее вскоре широкую известность. Анонимно опубликованное тогда же за границей, в журнале "Вперед", оно долгое время приписывалось П. Л. Лаврову, и лишь относительно недавно было доказано авторство М. (см. примечания В. Г. Титовой к этому стихотворению // Избранное. - М., 1958. - С. 589 - 594).
"Заряд революционной энергии", устремленность "вперед, в будущее, которое представлялось автору прекрасным" (Бессонов Б. Л. Повесть в переходной ситуации 1880-х годов.// Русская повесть XIX века. История и проблематика жанра. - Л., 1973. - С. 488), определяли общую тональность всего творчества Мачтёта. И все же писатель заметно эволюционировал. В конце 80 гг. он пережил глубокий духовный кризис, связанный с событиями личного плана (смерть жены, 1886) и с жизнью русской интеллигенции тех лет. (Сравнительно с 70 гг. изменились и взгляды народников, и общественный климат в целом: "Вечно бегущие волны жизни "унесли старые культы и смыли с знамен их выцветшие уже, полинявшие надписи: "идеал", "прогресс", "человечество" и т. д." (Человек с планом. Повесть // Мачтет Г. А. Силуэты. - М., 1888, [т. 1]. - С. 223). Стремлением противодействовать апатии и скептицизму объясняется отчасти патетическое звучание и воинственная публицистичность позднего творчества Мачтёта, вызывавшего резкие упреки за "крайности розового оптимизма" (Северный вестник. - 1888. - № 4. - II пагинация. - С. 112), за нервный тон, преувеличения. Произведения Мачтёта конца 80 - 90 гг. действительно страдали известной прямолинейностью и мелодраматизмом, однако и в этот период у него бывали художественные удачи, прежде всего - в области сатиры. В 1896 г. появился памфлет Мачтёта "Иван (Опыт краткой монографии)", где нарисован портрет русского простолюдина, "добродушного", "верного", храброго, но "голодного" и "босого", "существа неприхотливого и некультурного" (Почин. Сб. Общества любителей российской словесности на 1896 год. - М., 1896. - С. 543), а по контрасту с ним - образ дворянина, редко способного помочь мужику. Раскрывая этот социальный антагонизм, Мачтёт вводил в свою "монографию" известных литературных героев -- Онегина, Печорина, Чичикова, Рахметова, символизирующих разные стадии развития русского общества. Масштабный охват социальных и культурных процессов, едкая ирония автора свидетельствуют об ориентации на Салтыкова-Щедрина, которого, по словам сына М., писатель ставил "на одно из первых мест среди своих духовных учителей" (М. Е. Салтыков-Щедрин в воспоминаниях современников. - М., 1975. - Т. I. С. 113). В том же стиле выдержаны и фельетоны Мачтёта, печатавшиеся в конце 90 гг. в житомирской газете "Волынь". Рисуя быт и нравы условного города Чин-чи-на-по-чи-та-й, М. высмеивал "горячий патриотический стиль" реакционеров, агрессивность обывателя, рассуждающих о "цивилизующем значении кафе-шантана" (Последние рассказы и письма из Гонолулу. - Житомир, 1902. - С. 12, 25). В зрелые годы Мачтёт, лишенный права жить в Петербурге, скитался по разным городам (Тверь, Одесса, Киев, Москва, Зарайск, Житомир). Обремененный семьей (во втором браке у него было двое детей), Мачтёт постоянно нуждался; ему приходилось служить и лишь свободное время посвящать литературным занятиям. Он часто переутомлялся и, как признавался, покидая Житомир, где в течение нескольких лет (с 1896 по 1900 г.) занимал должность акцизного чиновника, служба требовала от него "громадного нервного напряжениях (Новости дня. - 1900. - № 6295. - 28 ноября). В 1900 г. Мачтёт удалось перебраться в Петербург, где он надеялся осуществить накопившиеся творческие замыслы, но силы его были подорваны и, находясь в Ялте на отдыхе, он внезапно скончался. Размышляя о судьбе Мачтёта, Н. К. Михайловский писал в некрологической заметке: "...его жизнь с гимназической скамьи и почти до самого последнего времени была целым рядом приключений", но "никакие невзгоды не отлучили" Мачтёта "от идеалов молодости" (Михайловский Н. К. Последние сочинения. - Спб., 1905. - Т. II. - С. 55).
(Источник - http://www.azlib.ru/m/machtet_g_a/text_0030.shtml)
***
Владимир Шулятиков
ПАМЯТИ ГРИГОРИЯ МАЧТЕТА
("Курьер", 1901 г., № 229)
"Было это в начале семидесятых годов... Мы верили в будущее, в свой народ и умели любить его... Мы учились, набирались знаний, твердо сознавая, для чего это нам нужно, и, обладая ясно намеченной целью, отбрасывали, как ненужное все, что не соответствовало и не служило прямо и непосредственно этой цели... Все мы думали учиться жить простой, трудовой, мужичьей жизнью, где нет места культурным привычкам... Мы отказывались от посещения театров, отрицали занятия художествами, ничем не служившими нашей цели, иронизировали над поэзией... Мы заслуживали кличку "ригористы"...
Так вспоминает о днях своей ранней молодости герой одного из рассказов Григория Мачтета. Но сделавши общую характеристику "риторического" настроения, охватившего тогда передовую интеллигенцию, герой этого рассказа спешит признаться, что сам он, до некоторой степени является исключением из общего правила. Правда, он "шел за всеми", стремился к тому, чтобы "раствориться в народной массе", зажить "простой, трудовой, мужичьей жизнью", но в то же время он не был "цельным", прямолинейным ригористом. "Я исповедовал то же, что и мои друзья, - говорит он, - я готовился к тому же, что и они, но на дне моего сундука таились несомненные доказательства немощи плоти": на дне его сундука лежали целые груды рукописей; герой рассказа Мачтета чувствовал в себе страсть к изящной литературе, к творчеству в области беллетристического вымысла. Он стыдился этой страсти, занимался писанием романов и повестей украдкой, и тщательно прятал от всех людей плоды своей творческой работы. Но страсть "превознемогла его волю"; "немощь плоти" торжествовала над ригоризмом; мачтетовский герой принужден был отказаться от мечты раствориться в народной массе и зажить мужичьей, простой жизнью, принужден был отдаться во власть "культурной привычке".
В толпе своих сверстников он оказался "новым человеком, старавшимся сочетать народнические стремления с требованиями повышенной "культурности". Таким же "новым" человеком для своих сверстников был и сам Мачтет. Подобно герою своего рассказа, он воспитывался и развивался духовно в школе народнического ригоризма. Подобно своему герою, он "шел вместе со всеми"; подобно своему герою, он жаждал служить определенной цели; более того, он доказал на деле, насколько сильна была в нем эта жажда. И в то же время он не был "прямолинейным" ригористом, не отрекался решительно и бесповоротно от "культурных привычек". Напротив, он был одним из пионеров того "нового" движения интеллигенции, которое признало права гражданства за многими "культурными привычками", которое не могло примириться с идеей духовного "воздержания"; реабилитировало "страсть" к поэтическому творчеству, старалось воскресить культ "красоты", преданный презрению прогрессистами шестидесятых-семидесятых годов. Он был очень видным деятелем наступившей, в дни его молодости, реставрации романтического идеализма, был кровным сыном той семьи писателей, которая имела ярких выразителей своих стремлений и дум в лице таких художников слова, как Владимир Короленко и Надсон.
Если прогрессисты шестидесятых-семидесятых годов и обращались к разработке беллетристических произведений, то они делали это, исключительно имея в виду публицистические задачи, желая осветить тот или другой общественный вопрос или доказать тот или другой тезис своего учения. И при этом их "ригоризм" не допускал ни малейшего "отклонения в сторону": в своих романах и повестях они не позволяли себе ни одного лишнего слова или образа. Они неизменно удовольствовались лишь тем, что непосредственно нужно было для определенной цели. Деятель эпохи романтического реализма поступал совершенно иначе: он своими повестями и рассказами воскрешал интерес к художественной стороне беллетристических произведений и к эстетическому вымыслу. Он расширил рамки беллетристических произведений, вводя в литературный обиход те элементы, которыми пренебрегали прогрессисты шестидесятых-семидесятых годов. Он придавал большое значение интриге и фабуле повести или романа. Он прибегал, с целью усилить интерес к интриге, ко всевозможным приемам старинных романтиков. Он создавал особенно "кричащие" положения, которые рекомендовались писателями прежних времен. Образцом его пристрастия к подобного рода положениям может служить, например, фабула его повести из сибирского быта "В тундре и тайге": в этой повести центральной фигурой является старик, бродяга Демьян Гони Ветер, сосланный в Сибирь за покушение на убийство одного купца, с женой которого он состоял в любовной связи. Бродяга поступает рабочим на золотые прииски, принадлежащие одному авантюристу. Этот авантюрист не имеет ни гроша денег в кармане; ему нечем даже заплатить рабочим. Во избежание расправы с собой рабочих, он в решительную минуту бежит с прииска, оставивши в жертву озлобленной толпы свою многострадальную жену. Но толпа щадит беззащитную женщину. Мало того, старик-бродяга, берет ее под свое покровительство и дает ей возможность выбраться из глубины тайги, вернуться к отцу, богатому сибирскому коммерсанту. Благодарная женщина предлагает ему остаться жить под кровом ее отца. Но бродяга отказывается наотрез, объявив, что придет к ним лишь тогда, когда настанет его смертный час. На прощанье бродяга рассказывает историю своего "преступления" и замечает, что спасенная им женщина, как две капли воды, похожа на ту, которую он любил в дни своей молодости и из-за которой пошел на каторгу. Рассказ бродяги Марья Сидоровна (так зовут многострадальную жену владельца приисков) передает своему отцу. Купец страшно смущен и признается, что Мария Сидоровна ему не родная дочь, настоящим отцом ее оказывается Демьян Гони Ветер. Повесть заканчивается мелодраматической сценой: бродяга, через некоторое время, является умирать в дом своей дочери. Подобная искусственная интрига совершенно во вкусе испанских или французских романтиков.
Другой элемент, который отличал произведения Мачтета от повестей и романов шестидесятых-семидесятых годов - это элемент "чудес". В поисках за романтическими сюжетами Мачтет обращался иногда к легендам и героическим сказаниям. Он воспользовался, например, малороссийским сказанием о казаке, который был отправлен своими товарищами известить Запорожскую Сечь о постигшей их беде, но на пути поддался чарам прекрасной ведьмы, и за свою слабость осужден был не находить покоя в могиле до тех пор, пока кто-нибудь другой, прельстившись красотой ведьмы, не снимет с него чар. Из этого сказания Мачтет создал истинную поэму в прозе "Заклятый казак". Но самое существенное отличие произведений Мачтета от произведений предыдущей эпохи заключается в той роли, которую у него играет элемент чувства. Наравне с другими "восьмидесятниками", Мачтет всего более интересовался жизнью личности, одаренной сердцем, способным переживать сложные чувства. И он всюду старался найти эту "чувствующую" личность и всегда описывал с особенной любовью подвиги, совершаемые под влиянием "всемогущего" чувства.
Он находил "чувствующую" личность то в среде рыбаков, промышляющих на берегах Черного моря ("У моря"), то среди карпатских горцев ("Суд Божий в Карпатах"), то в среде бродяг, закинутых в глухую тайгу ("В тундре и тайге"), то в среде преднепровских казаков ("Белая панна", "Заклятый казак"), то находил он одаренных силой чувства интеллигентов ("Он и мы", "Жид"). И из всех чувств, доступных человеческому сердцу, беллетрист-романтик особенное внимание уделял чувству любви. Если в глазах беллетристов шестидесятых-семидесятых годов поэзия любви была "ненужным элементом, не содействовавшим непосредственно достижению определенной цели; если беллетрист шестидесятых-семидесятых годов последовательно игнорировал ее, то Мачтет не только признал ее законной темой для беллетристических произведений, но даже подчеркивал ее значение. Некоторые из его наиболее удачных повестей и рассказов представляют из себя не более, как гимны любви.
Любовью живут его горцы и рыбаки; его бродяги и крестьяне, его контрабандисты и казаки. Любовь властно распоряжается их судьбой. Любовь толкнула Демьяна Гони Ветер на "грех", исковеркала всю его жизнь, привела сначала его в сибирские тюрьмы и загнала затем вглубь тайги. Любовь едва не погубила казака Петро, поехавшего послом от гетмана Дорощенка к крымскому хану и на пути в корчме встретившего красавицу-ведьму. Из-за любви контрабандист Янко зарезал своего побратима, рыбака Павлика. Из-за любви карпатский горец Богдан заставил своего односельчанина Петрака умереть страшной смертью в когтях у дикого медведя. И, подчеркнувши значение любви, Мачтет, вместе с тем, наравне с другими "восьмидесятниками" сделал попытку воскресить для русской литературы романтический культ женщины: в своих произведениях он часто рисовал образ грациозной, нежной, воздушной, как поэтическая греза, красавицы. Такова его "белая панна", являющаяся, как неземное видение, одному потомку древнего казацкого рода, "как Божий ангел, с распущенными по плечам светлыми волосами, с цветами на высокой груди", и очаровывающая взглядом своих "чудных, нетленных очей".
Как романтик, наконец, Мачтет стремился ввести в литературный обиход культ героев, героических порывов и героических подвигов. Он любит выводить на сцену прямолинейно-рыцарские натуры, одаренные сильно развитым чувством самолюбия. Действующие лица его повестей и рассказов часто жаждут "нечеловечески величественных "подвигов. Часто вы встретите в его произведениях "смелых, решительных, энергичных" героев, не останавливающихся ни перед какими препятствиями, старающихся опровергнуть общепризнанную истину, которая выражена в изречении: "один в поле не воин". Вспомните, напр., ту сцену в рассказе "Он и мы", когда, козел отпущения целого класса, "баба" защищает от целой толпы товарищей своего голубя и как вся толпа отступает, дрожа перед его страшным, неподвижным, стальным взглядом. Вспомните, как в рассказе "Жид" Гурвейс остается на перевязочном пункте, ухаживая за раненными в то время, как на перевязочный пункт нападает турецкий отряд и осыпает его градом пуль, в то время как все находившиеся при лазарете служащие бросаются в неудержимое бегство. Или вспомните, как молодой потомок древнего казацкого рода (в поэме "Белая панна"), очутившись во владениях польского графа, бросает гордый вызов графскому сыну и вступает в неравную борьбу с ним и его гувернером. "Один в поле воин" - так называется одна из повестей. И это очень характерное заглавие: оно может служить заглавием значительной части романтических повестей Мачтета, как тех повестей, в которых на первом плане действуют прямолинейные по своей героической честности и благородству натуры, так и тех, в которых интерес повествования сосредоточивается главным образом на героических злодеях.
Его героические злодеи - истинные стереотипные персонажи кровавых трагедий старинного испанского или английского театра. Обуреваемые титанически-преступными страстями, они не способны разбирать средств для достижения намеченной цели. Они самым варварским образом устраняют со своего пути решительно все препятствия. Они с значительным тактом умеют очаровать своей обходительностью тех людей, кого они избирает своими жертвами, и, добившись своего, со спокойной совестью смотрят, как гибнут эти жертвы. Анчаров, в повести "Человек с планом", входит в доверие богатого дворянина - старика Марковича, втягивает его в рискованные коммерческие спекуляции, разоряет его, - лишает его "честного имени" - сажает его на скамью подсудимых. Маркович не в состоянии пережить своего позора и кончает самоубийством. Его трагическая смерть не производит на Анчарова должного впечатления; совесть Анчарова остается совершенно спокойной. Мало того: спустя несколько дней после смерти старика, он становится виновником новой катастрофы в семье Марковича: он предлагает дочери погибшего спасти ее семью от окончательного разорения. Евгения Маркович должна сделаться его любовницей. Евгения предпочитает последовать примеру отца. Тот же Анчаров соблазняет одну девушку. За честь девушки вступаются ее двоюродный брат и двое товарищей брата. Анчарова вызывают на дуэль. Анчаров отказывается принять вызов. Тогда его силой заставляют письменно признать себя подлецом. На другой день его противники принуждены удалиться из пределов того города, где происходит действие рассказа: Анчаров избавился от своих противников посредством доноса. Одним словом, перед нами типичный мелодраматический хищник и фигуры подобных мелодраматических хищников - характерные создания романтической культуры восьмидесятых годов.
Нам приходилось на страницах "Курьера" многократно выяснять сущность этой культуры и ее различные "течения". Поэтому ограничимся здесь лишь указанием на тот основной факт, что в эпоху восьмидесятых годов русская интеллигенция присутствовала при первых решительных поступательных шагах капиталистического промышленного развития, что в эпоху восьмидесятых годов русские интеллигенты ничего не видели вокруг себя, кроме хищников-буржуев. Сами условия жизни заставляли прогрессистов-писателей относиться с особенной страстностью к хищникам, особенно яркими красками рисовать их моральный и духовный облик. И героические злодеи, действующие в произведениях Мачтета, не поражали тогда читающую публику своей мелодраматичностью. В условиях развившейся тогда жизни следует, конечно, искать объяснения и всех особенностей романтического идеализма Мачтета и всей романтической и литературной реформы, одним из виднейших деятелей которой был автор "Белой панны" и "Заклятого казака", "Жида" и "Человека с планом". Но мы не будем здесь лишний раз повторять объяснения различных сторон "романтической" реакции. Наша цель была лишь обрисовать главнейшие особенности таланта почившего писателя и определить значение того "нового слова", которое он сказал в свое время.
Значение сказанного им "нового слова" заключалось в том, что он, оставаясь верным классическим идейным заветам "разночинцев" и "народников", поднимал ценность произведений изящной литературы, в том, что публицистические трактаты облекал в "художественные" формы, в том что он в социальный роман вносил психологический анализ.
(Источник - http://www.azlib.ru/s/shuljatikow_w_m/text_0710-1.shtml)
***
ЗАМУЧЕН ТЯЖЕЛОЙ НЕВОЛЕЙ
Слова Григория Мачтета
Замучен тяжелой неволей,
Ты славною смертью почил...
В борьбе за народное дело
Ты голову честно сложил... 2 раза
Служил ты недолго, но честно
Для блага родимой земли...
И мы, твои братья по делу,
Тебя на кладбище снесли. 2 раза
Наш враг над тобой не глумился...
Кругом тебя были свои...
Мы сами, родимый, закрыли
Орлиные очи твои. 2 раза
Не горе нам душу давило,
Не слезы блистали в очах,
Когда мы, прощаясь с тобою,
Землей засыпали твой прах. 2 раза
Нет, злоба нас только душила!
Мы к битве с врагами рвались
И мстить за тебя беспощадно
Над прахом твоим поклялись! 2 раза
С тобою одна нам дорога;
Как ты, мы по тюрьмам сгнием.
Как ты, для народного дела
Мы головы наши снесем. 2 раза
Как ты, мы, быть может, послужим
Лишь почвой для новых людей,
Лишь грозным пророчеством новых,
Грядущих и доблестных дней. 2 раза
Но знаем, как знал ты, родимый,
Что скоро из наших костей
Подымется мститель суровый
И будет он нас посильней! 2 раза
(1876)
"Замучен тяжелой неволей" - один из двух знаменитых траурных маршей русского революционного движения. Второй марш - "Вы жертвою пали в борьбе роковой" (1870-е - начало 1880-х). Оба они появились примерно в одно и то время, в эпоху "Земли и воли" и "Народной воли", и сохраняли свою популярность в течение нескольких десятилетий, вплоть до середины 20 века. "Замучен тяжелой неволей" напоминает русский плач, он более трагичен, "Вы жертвою пали..." - это уже в большей степени гимн. В США на мотив "Замучен тяжелой неволей" написана песня еврейских рабочих-анархистов "In kamf" (слова Давида Эдельштадта, 1889).
(Источник - http://www.a-pesni.golosa.info/starrev/zamutchen.htm)
***
