| Nikolay | Дата: Воскресенье, 17 Июл 2011, 17:20 | Сообщение # 1 |
 Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Статус:  | 
ЛОЗИНА – ЛОЗИНСКИЙ АЛЕКСЕЙ КОНСТАНТИНОВИЧ
(29 ноября (11 декабря) 1886, Санкт-Петербург — 5 (18) ноября 1916, Петроград)
— русский поэт, прозаик, переводчик, критик и публицист.
Поэт «без групп», запомнившийся современникам не столько стихами, сколько обликом и смертью, а потомками был прочно забыт. Свой оригинальный стиль с мрачновато-развязной бравадой он выработал лишь в последние годы своей недолгой жизни. Автор нескольких поэтических сборников, поэмы «Петербург» (1912-1913; в сборнике «Благочестивые путешествия». Петроград. 1916).
Биография
Родился в семье земских врачей народнических убеждений. Отец, Константин Степанович Лозна-Лозинский, происходил из старинного рода дворян Подольской губернии, полная фамилия — Любич-Ярмолович-Лозина-Лозинский. Мать Варвара Карловна — дочь генерал-лейтенанта К. Ф. Шейдемана, героя Крымской войны. Старший брат Владимир стал протоиереем (в 2000 году причислен к лику святых Русской православной церкви).
В 1888 году, когда Алексею было два года, от тифа, во время борьбы с эпидемией городе Духовщина Смоленской губернии, умерла его мать. После этого отец переехал в Петербург, где работал врачом на Путиловском заводе.
Окончив гимназию, Алексей поступил в Петербургский университет. Оттуда его уволили за участие в студенческих беспорядках. Ещё с гимназических лет юноша принимал участие в революционной работе. Его трижды арестовывали. Один год (1912—1913) Алексей Лозина-Лозинский пробыл на острове Капри. Там он встречался с Максимом Горьким, но симпатии между ними не возникло.
В 19 лет из-за несчастного случая лишился ноги и ходил на протезе. Собираясь на охоту, молодой человек небрежно бросил в лодку заряженное ружьё. Прогремевший выстрел раздробил колено; следствием этой тяжёлой травмы и явилась ампутация ноги. [3]. Поэт трижды покушался на самоубийство. 2 ноября 1909 года после неудавшейся студенческой забастовки (по случаю вывода из университета евреев-второгодников) Алексей Лозина-Лозинский выстрелил себе в грудь. Это была первая попытка самоубийства. 31 января 1914 года Алексей совершил вторую попытку: в ресторане «Рекорд» в кругу нескольких литераторов, среди которых был и Куприн, он выстрелил в себя. Пуля прошла выше сердца, парализовала руку. В тяжелом состоянии его отправили в больницу. В последний раз поэт принял морфий и, раскрыв книгу Поля Верлена, до последней минуты вёл записи о своих ощущениях. По свидетельству протоиерея Владимира Лозина-Лозинского, несмотря на самоубийство, был отпет по церковному обряду (воспоминания Св. Владимира опубликованы как приложение к собранию стихотворений поэта, изданному в 2008 году).
В «Петербургских зимах» Георгия Иванова есть портрет Алексея Лозина-Лозинского — скорее, это можно назвать фантастическим скетчем, почти осязаемо рисующим обстановку утренней «Бродячей собаки», инфернальному сумраку которой созвучно предстаёт призрачно-зловещая фигура несчастного и грешного поэта, рассуждающего о предпочтительном способе и времени самоубийства…: «…Прощайте, господин Лозина-Лозинский… Прощайте, неудачный поэт Любяр!.. Тут мне делается неприятно. Я знаю, что Любяр — псевдоним поэта, который несколько раз неудачно кончал с собой и, наконец, недавно, покончил. Я читал его стихи, то бессмысленные, то ясные, даже слишком, с каким-то оттенком сумасшествия. Во всяком случае, талантливые стихи. Упоминание его имени мне неприятно. Зачем тревожить память мёртвого? Я говорю это вслух. …Трогай!.. Прозябшая лошадь уносит сани. Я смотрю на визитную карточку: А. Любяр… Лозина-Лозинский… Такая-то улица…». А далее Г. Иванов вспоминает: «Месяца через два я получил повестку общества „Медный всадник“ на заседание памяти поэта Любяра. На этот раз (через три недели после нашей встречи) самоубийца-неудачник своего добился»; — и о фарсе, в который превратился вечер устроенный Ларисой Рейснер: «Вечер был безобразный, что и говорить. Но шагая домой через Троицкий мост, я вспомнил усмешку моего недавнего ночного собеседника, и мне казалось, что, может быть, именно такими поминками был бы доволен этот несчастный человек».
Лозина-Лозинский похоронен на Митрофаниевском кладбище Санкт-Петербурга.
Творчество
Первая книга Алексея Константиновича в духе памфлетов французской революции «Смерть призраков (Надгробное слово над последними событиями в С.-Петербургском университете)» (Санкт-Петербург, 1908) была конфискована полицией. В брошюре Лозина-Лозинский анализировал причины поражения студенческой стачки, рассматривал эволюцию студенчества «от марксизма к футболизму», показывал, как университетский «социализм» из реальности «превратился в призрак, а из призрака в прах». Итоги поражения студенческой стачки заставили Лозину-Лозинского сделать вывод о поражении революции и необходимости дальнейшей борьбы.
Автор пяти книг стихотворений. В 1912 году Алексей Лозина-Лозинский под псевдонимом Я. Любяр издал три сборника своих ранних стихов под общим названием «Противоречия». В 1916 году увидели свет две его книги — «Троттуар» и «Благочестивые путешествия» (последняя посмертно).
Живя в 1912—1913 годах в эмиграции, на Капри издал книгу «Античное общество. Рим и Киев. К вопросу о непрерывности процесса» под псевдонимом Я. Любяр. Подготовил к печати другую «Как беспроигрышно играть в рулетку в Монте-Карло? Исследования по теории вероятности».
Поэт долго жил в Италии и Франции, немало переводил. Лучшее из обнаруженного в журналах и архивах — переложения французского поэта Шарля Бодлера («Печали луны», «Сплин», «Вино одинокого», «Смерть бедных», «Голос» «Крышка») и итальянского поэта Лоренцо Стеккетти («Чуть спустит девушка немного с плеч покров…», «Зачем ты голос свой, бунтуя, подымаешь…»).
Книга «Одиночество. Капри и Неаполь. (Случайные записки шатуна по свету)», на которую невозможно было найти издателя, вышла уже после смерти поэта, в рукописи она сочувственно с положительной оценкой литературных её достоинств предварялась дружившими с А. Лозина-Лозинским А. П. Чапыгиным (за квинтэссенцию «грустно-лирического», без чего немыслимо «настоящее литературное произведение») и И. Д. Сургучёвым (их письма к поэту — ЦГАЛИ); «Меланхолия» — рассказ, который не вошёл в книгу, был напечатан В. Г. Короленко в «Русских записках» (1916, № 5), воспринявшим всю книгу, как «бесплодное самоуглубление».
Библиография
Смерть призраков. Надгробное слово над последними событиями в Санкт-Петербургском университете. СПб, тип. «Луч», 1908. 87 с (книга арестована по постановлению суда, но сохранилась)
Противоречия / Обл. П. А. Шилинговского. — СПб.: Тип. акц. о-ва тип. дела, 1912. — Перед загл. авт.: Я. Любяр. — Кн. 1: Эпикуру. — 96 с. — 1000 экз.
Противоречия / Обл. П. А. Шилинговского. — СПб.: Тип. акц. о-ва тип. дела, 1912. — Перед загл. авт.: Я. Любяр. — Кн. 2: Мы, безумные… — 78 с.
Противоречия / Обл. П. А. Шилинговского. — СПб.: Тип. акц. о-ва тип. дела, 1912. — Перед загл. авт.: Я. Любяр. — Кн. 3: Homa formica. — 104 с.
Троттуар. — Пг.: Тип. М. Пивоварского, 1916. — 48 с. — 500 экз.
Благочестные путешествия: 1. Цветы руин. 2. Море! Море! 3. Санкт-Петербург. — Пг., 1916. — 56 с. — 500 экз.
Одиночество. Капри и Неаполь (Случайные записи шатуна по свету). — Пг.: Жизнь и знание, 1916. — 346 с.
Противоречия. Собрание стихотворений / Сост., подгот. текста и коммент. К. Добромильского. — М.: Водолей Publishers, 2008. — 648 с. ISBN 978-5-9796-0113-7
Lozina-Lozinsky A. Solitudine. Capri e Napoli (appunti casuali di un girovago). Roma. Edizioni De Santis. 1943; 408 pp, illus. Bardi. Prima edizione in italiano del libro Odinocestvo. — Первое издание на итальянском языке книги «Одиночество. Капри и Неаполь (Случайные записи шатуна по свету)»
(Источник – Википедия; http://ru.wikipedia.org/wiki/Лозина-Лозинский,_Алексей_Константинович)
***
Биография
Алексей Константинович Лозина-Лозинский (1886-1916). Родители — земские врачи, народнических убеждений, мать умерла от тифа во время борьбы с эпидемией, когда ему было два года. После этого отец поступил на службу врачом на Путиловский завод в Петербурге.
После гимназии учился в Петербургском университете, но был уволен за участие в студенческих беспорядках. Со школьных лет принимал участие в революционной работе, трижды арестовывался, один год (1912-1913) пробыл на Капри, где встречался с Горьким, но симпатии между ними не возникло.
В 1912 под псевдонимом Я. Любяр издал три брошюры своих ранних стихов под общим названием «Противоречия». Мрачноватые образы лирики Лозина-Лозинского привлекли внимание акмеистической критики, увидевшей «искры поэзии» и «всегда напряженную мысль» за неумелой версификацией и «словесной скорлупой».
Лозина-Лозинский намеренно примерял маску «проклятого поэта», оставаясь в русской литературе начала XX в. индивидуалистом-одиночкой. Сборники стихов «Тропуар» (1916) и «Благочестивые путешествия» (вышедший в том же 1916, но уже посмертно) подтвердили его репутацию поэта «вне групп».
Меланхолик и пессимист по натуре, он трижды покушался на самоубийство, в последний раз принял морфий и, раскрыв книгу Верлена, до последней минуты вел записи о своих ощущениях.
(Источник – Слова. Серебреный век; http://slova.org.ru/lozinalozinskij/about/)
***
МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ БИОГРАФИИ ПОЭТА АЛЕКСЕЯ КОНСТАНТИНОВИЧА ЛОЗИНА-ЛОЗИНСКОГО
Род<ился> 29 ноября (11 декабря) 1886 г.
Сконч<ался> 5 ноября (18 ноября) 1916 г.
Записаны его братом, Влад<имиром> Конст<антиновичем> Лозина-Лозинским.
1933 г.
(Извлечение)
КРАТКИЕ СВЕДЕНИЯ
Родился в Петербурге 29 ноября 1886 г. с.с. Крещен там же в ц<еркви> св. Космы и Дамиана, что на Фурштадтской ул.
Поступил в гимназию Человеколюбивого Об<щест>ва в Петербурге в 1896 г.
Окончил ее в 1905 г.
Первая поездка за границу в 1908 г.
Издал «Смерть призраков» 1908 г.
Стрелялся 2/15 ноября 1909 г.
Издал «Противоречия» 1912 г.
Вторая поездка за границу в 1912 г.
Новое покушение на самоубийство 2/15 января 1914 г.
Третья поездка за границу в 1914 г.
Поездка в шхеры 1915 г.
Поездка на Белое море 1915 г.
Издал «Тротуар», «Благочестивые путешествия» и «Одиночество» 1916 г.
Скончался 5/18 ноября 1916 г. в Петербурге Похоронен 8/21 ноября на Митрофаньевском кладбище
Сын чистейшей Грёзы, зачатый в восторге,
Мир узрел в тумане, в сумеречном морге,
В контурах ушедших в муть и полутоны.
А. Лозина-Лозинский <…>
(Источник - http://www.spb-mitrofan-society.org/loz_vosp.php)
***
Андрей Коровин
Лозина-Лозинский Алексей Константинович. «Противоречия:
Собрание стихотворений». Серия «Серебряный век. Паралипоменон»,
М.: Водолей Publishers, 2008.
(«Дети Ра» 2009, №3(53))
(Извлечение)
Размер моих стихов есть поступь легионов,
Разбитых варваров, бургундов иль тевтонов,
Бесчисленных, густых, ползущих в тьме и в тьму,
Однообразных туч, угрюмых ко всему,
Гул низколобых орд, раскаты долгих стонов,
Немолчный Океан глухих и грозных звонов,
Насмешки верящих во власть немых Законов
И бросивших свой край так, вдруг, нипочему…
Этим программным стихотворением открывается главная книга поэта — «Троттуар», книга о тщете всего сущего.
Алексей Лозина-Лозинский искал смерти почти всю свою сознательную жизнь. В 19 лет на охоте по неосторожности он прострелил себе правую ногу, из-за чего ногу пришлось ампутировать выше колена. После этого он постоянно говорил, что нет смысла в жизни даже при самом лучшем ее устройстве, так как смерть все аннулирует. Из тридцати лет его жизни — как минимум десять лет ожидания смерти. Тем не менее, он старался жить в полную силу — писал стихи и прозу, читал лекции в рабочих кружках, выступал на студенческих сходках, каждый год путешествовал по России и за границу. Однако в минуты слабости он дважды предпринимает попытки самоубийства, пока в 1916-м году не принимает большую дозу морфия, поставившую точку в его трагической судьбе. Об этой смерти писали газеты, Георгий Иванов привнес мифологии в судьбу Лозины-Лозинского в своих «Петербургских зимах». Впрочем, Лозина-Лозинский и сам много поусердствовал в поэтизации смерти:
Я, замкнутый в квадрат со скучными углами,
Под белой простыней, как длинный, потный труп
С уставленными в мрак незрящими глазами,
Когда тяжелый мозг надменен, прям и туп,
Как древний фараон священными ночами,
Я взвешиваю мир. Сходя с ума, в постели,
Я чую сладостно, как в мраке и тиши
Мышленья мерные и черные качели,
Как виселица в тьме, качают Божьи цели
И ужас вскрикнувшей и смолкнувшей души…
Безусловно, поводом к очередному порыву свести счеты с жизнью всегда (или почти всегда?) оказывалась женщина, неразделенная любовь. Но в случае с Лозина-Лозинским даже возлюбленная и ее чувства к поэту были всего лишь поводом, логическим концом любви поэт видел только одно — Смерть.
Я знаю, я умру, когда мои желанья
Добьются своего. Мои желанья — ты.
Ты — гордость и печаль, чужое мне созданье…
О, как лелеял я гниющие мечты:
Твой аромат, твой стыд, безвольность наготы,
Развратный, властный жест, молящие черты…
Но я сойду с ума от вопля обладанья…
Молчи, молчи, молчи, не прерывай рыданья!..
Литературные труды его при жизни, да и после смерти практически не были оценены современниками. Между тем, он издал в 1912 году три поэтических сборника под единым названием «Противоречия» и псевдонимом «Я.Любяр». В 1916-м году вышла книга стихов «Троттуар», получившая доброжелательные отзывы критики и литературного цеха. Последняя поэтическая книга — «Благочестивые путешествия» — вышла уже в 1917-м году, после смерти автора. В противоречивом авторском предисловии к этой книге Лозина-Лозинский пытается доказать читателям бессмысленность литературного труда, утверждая, что изящная литература необходима только для того, чтобы при завязке романа с малознакомой женщиной была прекрасная тема для первого разговора. Он утверждает, что любит безмолвных поэтов.
…Так как в юности я был в любви несчастным,
Так как я скучаю и всегда один,
Так как я считаю в мире все напрасным,
Я собрал себе коллекцию тишин…
— напишет он еще в одном своем программном стихотворении. И добавит: «Слово лишь намек роскошнейших молчаний». Кто же будет с этим спорить? И все же мне кажется, что Лозина-Лозинский и сам не вполне отдавал себе отчет в своем литературном таланте. Его неуверенность в своих силах, возможно, и сыграла роль последней трагической капли в судьбе поэта.
Сегодня редкий знаток Серебряного века мог бы признаться, что читал стихи Лозины-Лозинского, если бы не издательство «Водолей Publishers», выпустившее солидный том поэтического наследия Алексея Константиновича, куда, помимо полных корпусов названных пяти поэтических книг, вошли неизданные стихи, переводы из западных поэтов и биографические записки брата поэта. Брат этот, Владимир, стал впоследствии священником, чтобы молиться за самоубийцу-брата, он погиб от рук большевиков и канонизирован Русской Православной Церковью.
Итогом довольно многочисленных путешествий Лозины-Лозинского не могли не стать стихи. Книга «Благочестивые путешествия» открывает нам другого поэта-Лозинского, не завоевателя-конкистадора, как Гумилев, а именно путешественника, приезжего, временного свидетеля чужой и чуждой жизни:
Капри подымается, как крепость,
Черными отвесами из вод.
Как хочу я замолчать на год
И забыть, что жизнь моя нелепость,
Сотканная из пустых забот!
Быть простым и чутко-осторожным,
Изучать оттенки вечеров,
Полюбить веселье кабачков
И процессиям религиозным
Следовать средь глупых рыбаков…
Трудно представить, что стало бы с поэтом, доживи он до революции — до Февральской, например, оставалось всего ничего. Учитывая его увлечение социалистическими идеями, можно предположить, что он ушел бы в революцию или стал бы поэтом новой эры, как Маяковский. А возможно, идя дальше по пути акмеистов, он стал бы равным среди равных и окончил свои годы в ГУЛАГе или в тюрьме… Но всего этого с ним уже не произошло.
Как это грубо, жить… А, в мире, на краю
Смертельной пропасти дана, как сон, чутью
Невыразимая полночная баллада!
В ней ладан, нард и мирт, в ней ароматы яда,
И яд я, как индус, благочестиво пью…
Издание полузабытых поэтов — дело неблагодарное. Но для настоящего ценителя поэзии нет ничего более интересного, чем контекст эпохи, а этот контекст и составляют судьбы и стихи таких поэтов. Так что книга Алексея Лозины-Лозинского — тот самый недостающий фрагмент пестрой и противоречивой мозаики литературной и общественной жизни России начала XX века.
Андрей КОРОВИН
(Источник - http://magazines.russ.ru/ra/2009/3/ko27.html)
***
АЛЕКСЕЙ ЛОЗИНА-ЛОЗИНСКИЙ
1886, СПб - 1916, Петроград
Автор пяти книг стихотворений; в его распыленном архиве и мелких публикациях можно набрать еще столько же. Гумилев писал о "неумелой версификации" Лозина-Лозинского, что он имел в виду - я понять не смог и не могу теперь. Именно поэма Лозина-Лозинского "Петербург", пластически блестящая, представляется одним из лучших произведений тех лет, посвященных столице Серебряного века. Долго жил в Италии и Франции, немало переводил, лучшее из обнаруженного по сей день в журналах (в том числе, в эфемерном "Рудине") и архивах - переложения Бодлера и "итальянского Надсона" Лоренцо Стеккетти. Архив поэта распылен между несколькими хранилищами, что чрезвычайно затрудняет изучение его наследия; лишь недавно стало известно, что из переводов Бодлера Лозина-Лозинского сохранились не четыре стихотворения, а по меньшей мере тринадцать; можно ждать и новых находок. На личности поэта лежал определенный отсвет "проклятости"; М. Л. Гаспаров пишет: "Внешне обаятельный и ироничный, он был глубоким меланхоликом, в 19 лет лишился ноги и ходил на протезе, три раза покушался на самоубийство, в последний раз - приняв морфий и раскрыв Верлена; вел записи о предсмертном самочувствии до последней минуты сознания".
(Источник - http://www.vekperevoda.com/1855/loz_lozin.htm)
***
В АФИНАХ
О добродетели и о вещей натуре
Платоник с циником беседовали строго.
Акрополь вырезался на лазури
И солнца много-много…
Платоник начал свой словесный поединок:
«Не думаешь ли ты, что то, что кругло – кругло?»
Шла девушка с корзиною на рынок,
Лицо красиво, смугло.
И циник отвечал: «Так мыслю. Не иначе».
Еще красавица прошла с большим кувшином
Платоник рек: «Добро – добро тем паче».
Спит море. Пахнет тмином.
Но циник возразил: «Добро – всё, что угодно!»
Играющие в мяч выходят из-под арки.
«Добро и зло привносим мы свободно»…
А ветер мягкий, жаркий.
***
«Ах, руина была молодою…»
Ах, руина была молодою…
В вихре танцев звенел этот зал,
Разноцветною знати толпою
И улыбками дам он блистал.
Этот замок упорно когда-то
Отбивался от штурма врагов,
Здесь в воротах сражались солдаты,
Был завален убитыми ров.
Казематом та башня бывала:
В подземелья был паж заключен.
Дочь барона его целовала,
И узнал это старый барон.
А теперь здесь пастух утомленный
В жаркий полдень под сводами спит
Или путник, в мечты погруженный,
Долго бродит, глядит и грустит.
***
«В какие-то свои мечтанья…»
В какие-то свои мечтанья
Погружены пески равнин;
Луна заткала очертанья
Сетями светлых паутин;
Над далью, рощами маслин,
Стоят созвездий сочетанья,
Как бы застыли заклинанья
Меж ширью неба и долин.
Перед шатрами до рассвета
На этот сказочный наряд
Арабы нежные глядят;
Пред ними в чарках сок шербета;
Задумчива, полуодета,
Толпа девиц… И все молчат…
Лишь о любви и тайне где-то,
Волнуя, струны говорят.
***
«Я странную женщину знаю…»
Посв. Е.К.Щ.
Я странную женщину знаю.
Душа ее – это мое:
Я тайны ее понимаю,
Лишь только взгляну на нее.
Она несомненно прекрасна,
Но кто ж получил ее «да»?
И все говорят, что несчастна,
И очень она уж горда,
Что всё ее горе от скуки,
Что просто она холодна,
Но любят ее, ее руки,
Духи ее trefle-incarnat.
Но знаю я то, что в ней скверно
И чем она так хороша:
Душа ее страшно безмерна,
Такая большая душа…
И этой душой она смело
Всю жизнь, сразу всю, обняла,
А после в себя поглядела
И там уж души не нашла.
***
«В знакомой, привычной печали…»
В знакомой, привычной печали,
Один, он давно уже жил.
Над ним подшутили: сказали,
Что кто-то к нему приходил.
«Какая-то барышня были.
Ушли, не сказав ничего»…
Он думает… Нет, позабыли
Знакомые адрес его.
Но что-то вдруг в нем загорелось,
Мечтая, он странно стал ждать…
Как жалко! Быть может, хотелось
Кого-то ему приласкать…
***Добавлено (17.07.2011, 17:20)
---------------------------------------------
La Trinita Delia Cava
«Гвискара документ...» — «А этот»? — «Этот тоже...
Восьмого века свадебный контракт...»
Пергаменты сухи, как мертвых старцев кожа;
Готический, прелестно-четкий акт.
И буква римская по-лангобардски сжата,
Заострена, удлинена в хвосты...
Вот Книги Хроники, вот Библия Вульгата...
Почтеннейшие желтые листы.
И я уже влюблен в тяжелые, большие
Тома с застежками из медных роз.
Здесь есть торжественные, глупые святые
С условностью благочестивых поз;
Хитро сплелись в узор начальных букв волокна;
Бумага, пахнущая стариной...
И как-то ласково в двустворчатые окна
Струится вечер, умный, голубой.
Остаться здесь совсем? Ведь дни полны бессилии
И пережитых слов!.. Ведь эти дни, как дым...
А здесь мне, может быть, Сенека иль Виргилий
Вдруг станет новым и иным?
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
