| Nikolay | Дата: Вторник, 06 Сен 2011, 10:08 | Сообщение # 1 |
 Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Статус:  | 
ГИППИУС ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА
(Псевдоним — Антон Крайний и др.; в замужестве Мережковская)
(8 (20) ноября 1869 года – 09 сентября 1945 года)
- русская поэтесса, литературный критик, писательница, публицист, драматург; одна из идеологов русского символизма и яркий представитель «Серебряного века» русской культуры.
Родилась в г. Белев Тульской губернии. Семья Гиппиус ведет начало от немца Адольфуса фон Гингста, изменившего фамилию на "фон Гиппиус" и обосновавшегося в Москве в XVI в., где в Немецкой слободе им был открыт первый книжный магазин. Отец Гиппиус служил по судебному ведомству.
Мать — сибирячка, дочь екатеринбургского полицеймейстера. Кроме Зинаиды в семье были еще три младшие сестры. После смерти отца (умер от туберкулеза в 1881 г.) мать с детьми переезжает в Москву, а затем, в связи с болезнью сестер, сперва в Крым, а в 1885 г. к брату в Тифлис (Тбилиси). Гиппиус получила бессистемное домашнее образование. Обучение в Киевском женском институте (1877 — 1878) и классической гимназии Фишера в Москве (1882) из-за невозможности разлуки с отцом и болезни Гиппиус довольно быстро прервалось. Стихи будущая поэтесса стала писать с семи лет. Летом 1888 г. в Боржоми (Закавказье) она познакомилась с 23-летним столичным поэтом Д. С. Мережковским.
8 января 1889 г. в Тифлисе Гиппиус была обвенчана с Мережковским. С ним она прожила 52 года. В этом же году Гиппиус переезжает в Петербург. Здесь она знакомится с такими известными писателями, как Я. Полонский, А. Майков, Д. Григорович, А. Плещеев, П. Вейнберг, сближается с молодым поэтом Н. Минским и редакцией "Северного вестника", критиком и душой которого был А. Волынский. С этим журналом, ориентировавшимся на новое направление "от позитивизма к идеализму", связаны первые литературные опыты писательницы. В это же время она входит в деловые контакты с редакторами многих столичных журналов, слушает публичные лекции, посещает литературные вечера.
В это время у нее совместно с Мережковским начинают оформляться идеи свободы, метафизики любви и неорелигиозных воззрений. К началу века духовно-религиозный максимализм Мережковских, осознание своей провиденциальной роли не только в судьбе России, но и в судьбе человечества на началах любви и свободы достигает социального апогея. Гиппиус в статье "Хлеб жизни" (1901) писала: "Пусть же будет у нас чувство обязанности по отношению к плоти, к жизни, и предчувствие свободы — к духу, к религии. Когда жизнь и религия действительно сойдутся, станут как бы одно — наше чувство долга неизбежно коснется и религии, слившись с предчувствием Свободы; (...) которую обещал нам Сын Человеческий: "Я пришел сделать вас свободными".
В 1899 — 1901 гг. Гиппиус сближается с кружком С. П. Дягилева, органом которого становится журнал "Мир искусства". В этом журнале Гиппиус публикует свои первые литературно-критические статьи. Свои произведения Гиппиус часто подписывает разными, но непременно мужскими псев-донимами — Антон Крайний, Лев Пущин, Товарищ Герман, Роман Аренский, Антон Кирша, Никита Вечер, В. Витовт.
Осенью 1899 г. у Мережковских возникает идея обновления (как им казалось) во многом себя исчерпавшего христианства; для осуществления задуманного необходимо было создание "новой церкви". Стремление услышать живой "голос церкви" и попытка привлечь представителей официального клира к идее их "нового религиозного сознания" подтолкнули Гиппиус к замыслу организации Религиозно-философских собраний (1901 — 1903). Гиппиус принадлежит и идея создания своего журнала "Новый путь" (1903 — 1904), в котором наряду с разнообразными материалами о возрождении жизни, литературы и искусства через "религиозное творчество" печатались и отчеты Собраний. Вынужденное (из-за отсутствия средств) закрытие "Нового пути" и события 1905 г. значительно изменили жизнь Мережковских. Они все больше уходят от живого и реального "дела" в узкий домашний круг строительства "новой церкви".
К 1905 г. относится и создание знаменитого "троебратства": Д. и 3. Мережковские — Д. В. Философов; совместное существование которого продолжалось 15 лет. Нередко основные идеи и "внезапные догадки", по словам Гиппиус исходящие из триумвирата, инициировались самой поэтессой. В марте 1906 г. триумвират на два с лишним года покидает Россию, обосновавшись в Париже. С осени 1908 г. Мережковские вновь принимают активное участие в возобновленных в Петербурге (с 1907 г.) Религиозно-философских собраниях, преобразованных в Религиозно-философское общество. Однако теперь диалог Собраний проходил не между представителями интеллигенции и церкви, а внутри самой интеллигенции. Вместе с Блоком, Вяч. Ивановым, Розановым и другими они обсуждают там актуальные проблемы своего времени.
1900 — 1917 гг. были годами наиболее плодотворной литературно-публицистической и практической деятельности Гиппиус во имя воплощения идеи Третьего Завета, грядущей Богочеловеческой теократии, во имя самого "Главного". Соединение христианской и языческой святости для достижения последней вселенской религии являлось заветной мечтой Мережковских. Принцип внешнего разделения с существующей церковью и внутренний союз с нею были положены в основу их "новой церкви".
Свой путь писателя Гиппиус начала как поэт. Два ее первых, еще подражательных, "полудетских" стихотворения были напечатаны в "Северном вестнике" (1888), вокруг которого группировались петербургские символисты "старшего" поколения. Ранние стихи Гиппиус отражали общую ситуацию пессимизма и меланхолии 1880-х гг. Молодое поколение было увлечено поэзией Надсона, и Гиппиус вместе с Минским, Бальмонтом и Мережковским не была здесь исключением. Первый романтическо-подражательный этап творчества Гиппиус 1889—1892 гг. совпал со временем становления раннего русского символизма и стал для Гиппиус периодом поисков собственного литературного лица. В журналах "Северный вестник", "Вестник Европы", "Русская мысль" и других она печатает рассказы, романы ("Без талисмана", "Победители", "Мелкие волны") и реже — стихи. Первой заметной публикацией в прозе стал ее небольшой рассказ "Простая жизнь", появившийся в "Вестнике Европы" в 1890 г. с небольшими купюрами и под измененным редактором названием "Злосчастная". Если стихи Гиппиус писала как бы интимно и "для себя" и творила их, по ее словам, словно молитву, то в прозе она сознательно ориентировалась на общий эстетический вкус. В этом проявилась характерная для Гиппиус яркая двойственность ее личности.
После появления программной работы Мережковского "О причине упадка и о новых течениях современной русской литературы" (1892) творчество Гиппиус приобретает отчетливый "символический" характер. Первые сборники рассказов Гиппиус "Новые люди" (1896; 1907) и "Зеркала" (1898) показывали людей символистского типа. Раскованный максимализм "новых людей", ставящих перед собой задачи поиска "новой красоты" и духовного преображения человека, вызвал раздражение и резкое неприятие со стороны либерально-народнической критики.
Влияние Достоевского прослеживается во многих произведениях Гиппиус, в том числе и в романе "Роман-царевич" (1912), по своему сюжету близкому "Бесам".
"Третья книга рассказов" (1902) Гиппиус вызвала наибольший резонанс в критике. Говорили о ее "болезненной странности", "мистическом тумане", "головном мистицизме". Основная идея книги — раскрытие концепции метафизики любви на фоне духовных сумерек людей ("Сумерки духа", 1899), еще не способных ее осознать.
Следующая книга рассказов Гиппиус "Алый меч" (1906) освещает метафизику автора уже в свете неохристианской тематики.
Пятый сборник рассказов "Черное по белому" (1908) собрал произведения Гиппиус 1903—1906 гг. В касательной, туманно-импрессионистической манере в нем затрагивались темы подлинного и мнимого достоинства личности ("На веревках"), темы любви и пола ("Влюбленные", "Вечная "женскость", "Двое-один"), не без влияния Достоевского был написан рассказ "Иван Иванович и черт".
Последний сборник рассказов "Лунные муравьи" (1912) повествует о фундаментальных философских основах бытия и религии ("Он — белый", "Земля и Бог", "Они похожи"). Этот сборник, по мнению Гиппиус, вобрал в себя лучшие рассказы из тех, которые она написала.
В 1911 г. Гиппиус публикует роман-трилогию: 1-я часть—"Чертова кукла"; 2-я часть — "Очарование истины" — закончена не была; 3-я часть — "Роман-царевич" (отдельное издание в 1913 г.). Роман, по замыслу писательницы, должен был "обнажить вечные, глубокие корни реакции в общественной жизни", собрать "черты душевной мертвенности в одном человеке". Роман вызвал острые споры и в целом негативную реакцию критики за "клевету" на революцию и за слабое художественное воплощение.
Гиппиус заявила о себе и как драматург — "Святая кровь" (1900; вошла в 3-ю книгу рассказов); "Маков цвет" (1908; совместно с Мережковским и Философовым) — отклик на события революции 1905— 1907 гг. Драма "Зеленое кольцо" (1916), поставленная Вс. Мейерхольдом в Александрийском театре (1915), оказалась самой удачной. Гиппиус посвятила ее молодым, "зеленым" людям "завтра".
Наиболее ценная часть художественного наследия Гиппиус представлена ее пятью стихотворными сборниками: "Собрание стихов 1889—1903 гг." (1904); "Собрание стихов. Книга вторая. 1903—1909" (1910); "Последние стихи. 1914—1918" (1918); "Стихи. Дневник. 1911—1921" (Берлин, 1922); "Сияния" (Париж, 1938).
Множество стихотворений, рассказов, статей посвящено Гиппиус теме любви: "Критика любви" (1901), "Влюбленность" (1904), "Любовь и мысль" (1925), "О любви" (1925), "Вторая любовь" (1927), "Арифметика любви" (1931). Замечательное стихотворение Гиппиус о любви — "Любовь одна" (1896) было переведено Райнер-Мария Рильке на немецкий язык. Во многом следуя за концепцией любви В. С. Соловьева и отделяя влюбленность от желания, Гиппиус поясняла, что влюбленность "это — единственный знак "оттуда", обещание чего-то, что, сбывшись, нас бы вполне удовлетворило в нашем душе-телесном существе".
Метафизика любви Гиппиус—это поиск гармонии, попытка соединить "две бездны", небо и землю, дух и плоть, временное и вечное в одно единое целое.
24 декабря 1919 г. Мережковские (Гиппиус, Мережковский, Философов и В. Злобин) ночью навсегда покидают Петербург и Россию. После недолгого пребывания в Польше в 1920 г., разочаровавшись как в политике Пилсудского по отношению к большевикам (12 окт. 1920 г. между Польшей и Россией было подписано перемирие), так и в роли Б. В. Савинкова, приехавшего в Варшаву, чтобы обсудить с Мережковскими новую линию в борьбе с большевиками, 20 окт. 1920 г. Мережковские, расставшись с Философовым, навсегда уезжают во Францию. В Париже Гиппиус организует литературно-философское общество "Зеленая Лампа" (1927—1939), собиравшее представителей разных поколений эмигрантов и сыгравшее видную роль в интеллектуальной жизни первой волны эмиграции.
Собрания "Зеленой Лампы" проводились для избранных, на них приглашались только по предварительным спискам. На собраниях часто бывали И. А. Бунин с супругой, Б. К. Зайцев, Л. Шестов, Г. Федотов. В начале парижская квартира Мережковских описывается за неплатеж. В 1940 г. уходит из жизни когда-то близкий друг Философов, в конце 1941 г.— Мережковский, в 1942 г. — сестра Анна. Гиппиус тяжело переживает эти уходы. В последние годы жизни Гиппиус помимо мемуаров изредка пишет стихи и работает над большой поэмой "Последний круг" (опубликована 1972). Умерла в Париже; похоронена на русском кладбище в Сент-Женевьев-де Буа под Парижем.
(Русские писатели 20 века. Библиографический словарь. Т2. М.: Просвещение. 1998. С.352)
(Источник - "Культура России"; http://www.russianculture.ru/formb.asp?ID=17&full )
***
Гиппиус Зинаида Николаевна (1869 – 1945), литератор.
Получила домашнее образование. В 1889 вышла замуж за Д.С. Мережковского, с к-рым прожила 52 года. Первые стихи напечатала в 1888; в 1904 и 1910 вышли два сб. «Собрание стихов» Г., утвердившие ее славу декадентской поэтессы. Автор сб. рассказов «Новые люди» (1896), «Зеркала» (1898), «Третья книга рассказов» (1902), «Алый меч» (1906), «Черное по белому» (1908), «Лунные муравьи» (1912); романов «Победители» (1898), «Чертова кукла» (1911), «Роман-царевич» (1913). В разные годы являлась критиком журн. «Мир искусства», соредактором журн. «Новый путь». Квартира Мережковских в СПб. была местом встреч символистов и религиозных философов. С 1919 в эмиграции, где продолжила лит. работу; автор мемуаров «Живые лица» (1925), «Петербургские дневники» (1929). Летние месяцы Мережковские проводили в дачных местах, гл. образом, к югу от Гатчины: в имении Дылицы (1898, 1903), в с. Орлино (1899), в Мариенбурге (1904), в имении Кобрино (1905, 1908), в Сиверской (1914), в имении Дружноселье (1917, 1918). Умерла и похоронена в Париже.
Соч.: Стихотворения. Проза. Л., 1991; Стихотворения. СПб., 1999; Дневники. Т. 1-2. М., 1999.
Лит.: Маковский С.К. На Парнасе Серебряного века. М., 2000. С. 132-185; Бурлаков А. Нет больше в Суйде Лукоморья… Б. м., 2001. С. 13-21.
А.Д. Марголис
(Источник – Культура Ленинградской области; http://enclo.lenobl.ru/showObject.do?object=1803642749&language=1 )
***
Свобода без России
(Григорий Аграновский; «Частный корреспондент», 20 ноября 2010 года)
(Извлечения из статьи)
8 (20) ноября 1869 года родилась Зинаида Гиппиус — русский поэт, писатель, драматург, идеолог символизма.
«Зеленоглазая наяда», «женщина, безумная гордячка» (Блок), «дама с лорнетом» (Есенин), «Белая Дьяволица», «чёртова кукла», «декадентская богиня». Это всё — о Зинаиде Гиппиус. Троцкий всерьез считал её ведьмой и признавался — печатно! — что только из-за неё готов поверить в ведьмовство.
Слишком резка и неожиданна в суждениях, слишком остра на язык — у большинства она вызывала ненависть, у кого-то восторг, только равнодушным не оставила, пожалуй, ни одного из знавших её. Впрочем, знать её казалось в принципе невозможным. Эта манерная, жеманная кокетка никогда не оставалась самой собой, вечно играя одну из своих многочисленных ролей. Казалось, всё в ней было нарочитым, театральным: «морковно-красные волосы, явно выкрашенные хной… пёстрое платье какого-то небывалого фасона, пёстрое до ломоты в глазах» (И. Одоевцева) или «мужской костюм, вечернее платье с белыми крыльями… перекинутый за ухо шнурок, на котором болтался у самой щеки монокль» (Н. Тэффи).
О том же свидетельствовал и секретарь Мережковских В. Злобин: «Цель её мистификаций — отвлечь от себя внимание. Под разными личинами она скрывает, прячет своё настоящее лицо, чтобы никто не догадался, не узнал, кто она, чего она хочет».
«У Зинаиды Николаевны... — вспоминала Ирина Одоевцева, — душа как будто пряталась где-то глубоко в теле и никогда не выглядывала из тусклых, затуманенных глаз».
Кто знает, возможно, людям, которые будут жить через сто лет, наше сегодня тоже покажется тихой гаванью, этаким патриархальным временем, размеренным и неторопливым, располагающим к занятиям изящными искусствами и словесностью, в котором женщины могли позволить себе играть в кокетство и жеманство, а мужчины — быть мудрыми и снисходительными, благородными и справедливыми. Но с высоты сегодняшних финансовых кризисов и межрегиональных конфликтов таковой кажется именно эпоха русского Серебряного века, ставшая последними золотыми денёчками для русского общества и страны в целом.
Серебряный век... Не странно ли, что десятилетие, вместившее в себя три революции, получило такое название? И не странно ли, что даже на самом его исходе художнику ещё можно было позволить себе такую роскошь, как не думать о политике? Только в те вегетарианские времена и были возможны все эти декадансы и символизмы, пёстрые до ломоты в глазах платья и морковно-красные волосы, как и позже, уже в эмиграции и тоже в относительном благополучии, можно было шокировать окружающих моноклями и мужскими костюмами.
В 1894-м ещё можно было доставить себе удовольствие заявить:
Беспощадна моя дорога,
Она меня к смерти ведёт.
Но люблю я себя, как Бога, —
Любовь мою душу спасёт—
и с высоты своего превосходства, как с гранитного постамента, наблюдать за всеобщим возмущением добропорядочных обывателей.
Но эпатаж и поддразнивание тогдашней либеральной публики были у Гиппиус не только игрой и развлечением. Постамент был, в конце концов, вполне реальным и лишь отражал её духовно-философское превосходство. В 1905-м, когда чуть ли не вся русская литература принялась гневно обличать «проклятое самодержавие» и оплакивать бедный русский народ, она, пожалуй, единственная говорила в своих стихах о Жизни и Смерти, о Боге и Любви:
Желанья были мне всего дороже…
Но их, себя, святую боль мою,
Молитвы, упованья,— всё, о Боже,
В Твою Любовь с любовью отдаю.
...
Я к близкому протягиваю руки,
Тебе, Живому, я смотрю в Лицо,
И, в светлости преображённой муки,
Мне лёгок крест, как брачное кольцо.
Сама Зинаида Николаевна, вспоминая об этом времени уже в эмиграции, писала в «Истории моего дневника»:
«Политика — условия самодержавного режима — была нашим первым жизненным интересом, ибо каждый русский культурный человек, с какой бы стороны он ни подходил к жизни, — и хотел того или не хотел, — непременно сталкивался с политическим вопросом».
Однако с большим трудом можно найти в её стихах 1905—1906 годов какой-нибудь отзвук «политического вопроса», разве что очень опосредованно, как, например, в стихотворении «Родина»:
Не веруй, о рыцарь мой, доле
Постыдной надежде.
Не думай, что был ты на воле
Когда-либо прежде,
Пойми — это сон был свободы,
Пускай и короткий.
Ты прожил все долгие годы
В плену, за решёткой.
Как и у всякого большого художника, творчество для Гиппиус связано прежде всего с вопросами духа, и если и попадают в него события, происходящие за окном на улице, то лишь пройдя через это «духовное чистилище».
Неудивительно, что в миру Гиппиус считали высокомерной и надменной, боялись её острого и беспощадного языка. При этом не было в культурном обществе столицы ни одного человека, который не мечтал бы получить приглашение на знаменитые «воскресенья у Мережковских».
Квартира Гиппиус и Мережковского в известном доме Мурузи на Литейном стала в те годы настоящим центром духовной жизни столицы. Для начинающих поэтов её посещение было необходимо для выхода в «большую литературу», а для тогдашних властителей дум — примерно тем же, чем для нынешних дом на Рублёвке или часы Rolex. Это был последний и самый влиятельный из всех известных петербургских салонов.
Благостные времена рождают у гордых поэтов желание поиграть с «некультурным обывателем», как матадор с быком... Возможно, если бы не революция — третья и последняя, — мы так и не узнали бы, какой была Зинаида Гиппиус на самом деле. Переломные моменты истории, наверное, и существуют для того только, чтобы являть миру характеры и чувства в их безжалостной наготе. Словно ультрафиолетовый луч эксперта, точно и быстро отличают они подлинник от подделки. Гиппиус выдержала эту экспертизу. И именно ей, чуть ли не единственной из всех современников Октябрьского переворота, обязаны мы возможностью узнать страшную правду о тех днях.
Её дневники да ещё, пожалуй, «Окаянные дни» Бунина, очерки Ходасевича и рисунки Добужинского «Петербург в 1921 году» — вот и всё, что оставил нам мир искусства и литературы в качестве документов той эпохи. Русский князь и профессор филологии Д.С. Мирский (личность и судьба которого сами по себе очень интересны и поучительны) так отозвался о дневниках Гиппиус: «Но в поздней прозе Гиппиус выглядит малопривлекательно. Например, в её Петербургском дневнике, где описывается жизнь в 1918—1919 гг., больше злобной ненависти, чем благородного возмущения» (Мирский Д.С. История русской литературы с древнейших времён до 1925 года / Пер. с англ. Р. Зерновой. London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1992).
Что правда, то правда — благородное возмущение можно позволить себе, создавая «Историю русской литературы» в благополучном Лондоне. В голодном и холодном Петрограде, урывками делая записи в дневнике между чекистскими облавами, злобная ненависть — более уместное чувство. Тем не менее, как и любое сильное чувство, она тоже способна приобретать художественные формы. Именно благодаря этому дневники Зинаиды Гиппиус 1917 года и приобрели такую известность.
Революция 1917-го полностью изменила не только жизнь, но и духовный мир Гиппиус. Из всей русской интеллигенции она, пожалуй, оказалась самой непримиримой к ней. Отсюда — полная ломка, полная переоценка ценностей. Невзирая на лица и на стаж отношений, она не задумываясь рвала со всеми бывшими друзьями, выказывавшими не то что поддержку, а хотя бы малейшие колебания по отношению к большевикам. Позже, в эмиграции, она простит многих из них.
Парижские вечера заседаний «Зелёной лампы» (своего рода продолжение петербургских воскресников в доме Мурузи) на Колонель Боннэ, 11-бис, посещали и Белый, и Керенский, и ещё некоторые из тех её петербургских друзей, которым она клялась «не простить никогда». Время сглаживает углы и усмиряет чувства... И всё-таки момент истины, наставший для неё в те дни, стал определяющим на все последующие годы. Как-то на вопрос Мережковского, что бы она выбрала — Россию без свободы или свободу без России, она ответила: «Свободу без России». Этот выбор был сделан ею в 1917-м — и навсегда.
(Источник – «Частный корреспондент»; http://www.chaskor.ru/article/svoboda_bez_rossii_21061 )
***
Геннадий Муриков (13/07/2009)
Мифотворческий эрос
К 140-летию со дня рождения Зинаиды Гиппиус
(Извлечения из статьи)
Лишь в неизменном – бесконечность,
Лишь в постоянном – глубина.
И дальше путь, и ближе вечность,
И всё ясней: любовь одна.
З. Гиппиус
«В самом начале революции Троцкий выпустил брошюру о борьбе с религиозными предрассудками. «Пора, товарищи, понять, что никакого Бога нет. Ангелов нет/ Чертей и ведьм нет», – и вдруг, совершенно неожиданно, в скобках: «нет, впрочем, одна ведьма есть – Зинаида Гиппиус». Мне эта брошюра, – пишет в своих воспоминаниях известный литературный критик, поэт и мемуарист Георгий Адамович, – попалась на глаза уже здесь, в Париже, и я принёс её Зинаиде Николаевне. Она, со своим вечным лорнетом в руках, прочла, нахмурилась, пробрюзжала: «Это ещё что такое? Что это он выдумал?», – а потом весело рассмеялась и признала, что, по крайней мере, это остроумно».
Этот эпизод как нельзя лучше характеризует и саму Зинаиду Гиппиус, и отношение к ней многих из окружающих. Тот же Г. Адамович говорит: «Она хотела казаться тем, чем в действительности не была. Она, прежде всего, хотела именно казаться.». Но это на людях, в обществе, а наедине с собеседником, с глазу на глаз «она становилась человеком ко всему открытым, ни в чём, в сущности, не уверенным и с какой-то неутолимой жаждой, с непогрешимым слухом ко всему, что за неимением другого, более точного термина, приходится назвать расплывчатым словом «музыка».».
В 2009 году исполняется 140 лет со дня рождения З.Н. Мережковской (Гиппиус 1869-1945). Подробно вдаваться в рассмотрение её биографии нет смысла. Информационная революция дала нам возможность получить все, по крайней мере, опубликованные сведения, как говорится, из первых рук. Имя Зинаиды Гиппиус (а обычно она подписывала произведения своей девичьей фамилией) уже лет двадцать на её родине прочно вошло в историю литературы. На Западе, разумеется, это произошло гораздо раньше. Мы поговорим о духовном и психологическом облике этой незаурядной женщины, чей талант проявился буквально во всех областях гуманитарного знания. Она писала стихи, прозу, пьесы, литературную публицистику, выступала как литературный критик и философ и, конечно, одним из главных её дарований было искусство общения, таинственная способность вести долгие многочасовые беседы любым количеством участников так, что скучно никогда и никому не было.
Но, что самое загадочное, может быть,– это её умение быть женой такого человека, как Д.С. Мережковский. Их долгий, 52-летний, брак являлся настоящей загадкой, как для современников, так и для всех историков и литературоведов вплоть до наших дней. Сама З.Н. писала, что они за всё это время не расставались ни разу больше, чем на несколько часов. Может, здесь и есть доля лукавства, однако, историкам литературы неизвестно ни одного письма З.Н. к супругу и обратно. Необычность этого брака подчёркивается тем, что объединил он людей не просто разных, можно сказать, противоположных по складу личности. З.Н. постоянно носила психологическую маску манерной, изломанной, «эстетной» светской дамы, хозяйки популярных салонов (в старости она, шутя, называла себя «бабушкой русского декадентства»), в ней было много земного, плотского, даже чувственного. <…>
В конце 90-х годов XIX века Мережковские сблизились с кругом художников, объединившихся вокруг С.П. Дягилева и возглавляемого им журнала «Мир искусства». «Мирискусники», как их стали называть, внесли новую свежую струю в русское изобразительное искусство. К тому времени передвижничество с его опорой на бытовые детали, реалистические подробности уже изрядно поднадоело. Художники круга «Мира искусства» (А. Бенуа, Л.Бакст, М. Добужинский, Е.Лансере, К. Сомов и другие) искали нового, символического подхода к материалу, став создателями русского модерна. Мемуаристы подчёркивают необычайную энергичность и поразительные организационные способности руководителя группы С.П. Дягилева (впоследствии он создал знаменитые «Русские сезоны» в Париже), хотя сам он определённым художественным талантом не обладал.
Литературный отдел журнала возглавлял его двоюродный брат Д.В. Философов. Он привлёк к работе в журнале не только Мережковских, но и В. Розанова, В. Брюсова, К. Бальмонта и других, тогда ещё молодых литераторов, сформировавших в дальнейшем литературу русского символизма. Почти сразу Д. Философов стал близким другом Мережковских, а приблизительно с 1902 они стали почти неразлучны.
В этот период Д.С. пришёл к мысли о необходимости создания на базе «нового религиозного сознания» новой церкви. Эта идея пришлась необычайно по душе З.Н., которая стала рассматривать близкие дружеские отношения своей семьи с Д. Философовым как своего рода начало церкви такого рода. Известно, что они даже совершали как бы богослужения втроём. Д. Философов, будучи человеком более реалистического склада, относился к этому начинанию с известной долей скепсиса. Однако всё же поддерживал эту попытку образовать «церковь Третьего Завета». Их союз длился, хотя и с рядом перерывов, около пятнадцати лет. Окончательно судьбы его участников разошлись только в период эмиграции, когда Мережковские через Польшу уехали в Париж, а Д. Философов остался в Варшаве, неподалёку от которой он и скончался в августе 1940 года. По свидетельству современников известие о его смерти, которое Мережковские получили с большим опозданием в уже оккупированной немцами Франции, буквально потрясло их.
Всё это, несмотря на то что Д. Философов, судя по всему, обладал гомосексуальными склонностями, что, по-видимому, и привело его к разрыву с Мережковскими в 1920 году. Об этом одно из последних стихотворений З. Гиппиус, посвящённое его памяти:
Когда-то было, меня любила
Его Психея, его Любовь.
Но он не ведал, что Дух поведал
Ему про это – не плоть и кровь.
Своим обманом он счёл Психею,
Своею правдой лишь плоть и кровь.
Пошёл за ними, а не за нею,
Надеясь с ними найти Любовь.
Но потерял он свою Психею,
И то, что было, – не будет вновь.
Ушла Психея и вместе с нею
Я потеряла его любовь.
1943 год, Париж.
<…>
Элементы «софианства», вне всякого сомнения, присутствуют и в размышлениях о небесной природе истинной любви у Мережковских. Однако они никогда не принимали тех или иных определённых догматических форм, что отличало эти суждения от концепции Вл. Соловьёва и С. Булгакова. Поэтому Любовь у З. Гиппиус всё же остаётся скорее ёмким поэтическим образом, чем философским или богословским понятием.
Не оясняют, но отдаляют
Мысли немые желанный ответ,
Ожесточают и угашают
Нашей природы божественный свет. (…)
Мы соберёмся, чтобы хотеньем
В силу бессилие преобразить,
Веру – со знанием, мысль – с откровеньем,
Разум – с любовию соединить.
(«Нагие мысли», 1902)
<…>
Поначалу эта мысль была чужда, как Мережковскому, так и З.Н.. В одном из ранних стихотворений она писала:
Мне мило отвлечённое:
Им жизнь я создаю…
Я всё уединённое,
Неявное люблю.
Я – раб моих таинственных,
Необычайных снов…
Но для речей единственных
Не знаю здешних слов…
(«Надпись на книге», 1896 год).
Однако по мере их перехода к идеологии «нового религиозного сознания», когда уже сложился их тройственный брак с Д. Философовым, тема общественности всё больше стала проникать даже в мистические ощущения, наполняя собой и публицистику, и художественное творчество всех троих. В упомянутой статье «О любви» З.Н., как уже говорилось, вслед за Вл. Соловьёвым писала о третьей ступени «восхождения» в развитии «мирового процесса», движимого любовью, как о проблеме «общества». <…>
(Источник - «Топос»; http://www.topos.ru/article/6761 )
***
Поэзия Гиппиус
Гораздо более ярким и спорным, чем прозаический, был поэтический дебют Гиппиус: стихотворения, опубликованные в «Северном вестнике», — «Песня» («Мне нужно то, чего нет на свете…») и «Посвящение» (со строками: «Люблю я себя, как Бога») сразу получили скандальную известность. «Стихи её — это воплощение души современного человека, расколотого, часто бессильно рефлективного, но вечно порывающегося, вечно тревожного, ни с чем не мирящегося и ни на чем не успокаивающегося»[15], — отмечал позже один из критиков. Некоторое время спустя Гиппиус, по её выражению, «отреклась от декадентства» и всецело приняла идеи Мережковского, прежде всего художественные[14], став одной из центральных фигур нарождавшегося русского символизма, однако сложившиеся стереотипы («декадентская мадонна», «сатанесса», «белая дьяволица» и др.) преследовали её в течение многих лет).
Если в прозе она сознательно ориентировалась «на общий эстетический вкус», то стихи Гиппиус воспринимала как нечто крайне интимное, созданное «для себя» и творила их, по собственным словам, «словно молитву»[4]. «Естественная и необходимейшая потребность человеческой души всегда — молитва. Бог создал нас с этой потребностью. Каждый человек, осознает он это или нет, стремится к молитве. Поэзия вообще, стихосложение в частности, словесная музыка — это лишь одна из форм, которую принимает в нашей Душе молитва. Поэзия, как определил её Боратынский, — "есть полное ощущение данной минуты"» — писала поэтесса в эссе «Необходимое о стихах».
Одной из самых значимых фигур в русской поэзии для Гиппиус был Александр Блок.
Во многом именно «молитвенность» давала повод критикам для нападок: утверждалось, в частности, что, обращаясь к Всевышнему (под именами Он, Невидимый, Третий), Гиппиус устанавливала с ним «свои, прямые и равные, кощунственные отношения», постулируя «не только любовь к Богу, но и к себе». Для широкой литературной общественности имя Гиппиус стало символом декаданса — особенно после публикации «Посвящения» (1895), стихотворения, содержавшего вызывающую строку: «Люблю я себя, как Бога». Отмечалось, что Гиппиус, во многом сама провоцируя общественность, тщательно продумывала своё социальное и литературное поведение, сводившееся к смене нескольких ролей, и умело внедряла искусственно формировавшийся образ в общественное сознание. На протяжении полутора десятилетий перед революцией 1905 года она представала перед публикой — сначала «пропагандисткой сексуального раскрепощения, гордо несущей крест чувственности» (как сказано в её дневнике 1893 года); затем — противницей «учащей Церкви», утверждавшей, что «грех только один — самоумаление» (дневник 1901), поборник революции духа, осуществляемой наперекор «стадной общественности». «Преступность» и «запретность» в творчестве и образе (согласно популярному штампу) «декадентской мадонны» особенно живо обсуждались современниками: считалось, что в Гиппиус уживались «демоническое, взрывное начало, тяга к богохульству, вызов покою налаженного быта, духовной покорности и смирению», причём поэтесса, «кокетничая своим демонизмом» и чувствуя себя центром символистского быта, и его, и саму жизнь «воспринимала как необыкновенный эксперимент по преображению реальности».
«Собрание стихов. 1889 — 1903», вышедшее в 1904 году, стало крупным событием в жизни русской поэзии. Откликаясь на книгу, И. Анненский писал, что в творчестве Гиппиус сконцентрирована «вся пятнадцатилетняя история <русского> лирического модернизма», отметив как основную тему её стихов «мучительное качание маятника в сердце». В. Я. Брюсов, другой пылкий поклонник поэтического творчества Гиппиус, особо отмечал «непобедимую правдивость», с какой поэтесса фиксировала различные эмоциональные состояния и жизнь своей «пленённой души». Впрочем, сама Гиппиус более чем критически оценивала роль своей поэзии в формировании общественного вкуса и влиянии на мировоззрение современников. Уже несколько лет спустя в предисловии к переизданию первого сборника она писала:
«Мне жаль создавать нечто бесполезное и никому не нужное сейчас. Собрание, книга стихов в данное время - самая бесполезная, ненужная вещь... Я не хочу этим сказать, что стихи не нужны. Напротив, я утверждаю, что стихи, нужны, даже необходимы, естественны и вечны. Было время, когда всем казались нужными целые книги стихов, когда они читались сплошь, всеми понимались и принимались. Время это – прошлое, не наше. Современному читателю не нужен сборник стихов!»
(Источник – Википедия; http://ru.wikipedia.org/wiki/Гиппиус,_Зинаида_Николаевна )
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
