| Nikolay | Дата: Вторник, 27 Сен 2011, 13:46 | Сообщение # 1 |
 Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Статус:  | 
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ВСЕВОЛОД АЛЕКСАНДРОВИЧ
(29 марта (10 апреля) 1895, Царское Село — 31 августа 1977, Ленинград)
— известный русский поэт, переводчик, военный корреспондент, литературовед и публицист; в начале 1920-х гг. входивший в число «младших» акмеистов.
Биография
Учился на историко-филологическом факультете Петербургского университета (не окончил из-за войны). Первый сборник стихов — «Гимназические годы» (1914). Входил во второй «Цех поэтов», влиянием поэтики акмеизма отмечены его сборники «Лето» и «Золотое веретено» (оба 1921). Занимался переводами для издательства «Всемирная литература». Рождественский в наибольшей степени разрабатывал «экзотическую» линию акмеизма, восходящую к Гумилёву: его стихи начала 1920-х гг. в изобилии населены путешественниками, пиратами, корсарами, санкюлотами и т. п. В то же время Рождественскому, по мнению критиков, хорошо удавалась и пейзажная лирика, воспевающая (совсем не в акмеистическом духе) мирные радости сельской жизни и безмятежной любви.
Один из немногих младших акмеистов, продолжавший активно печататься в последующие годы: опубликовал около десятка стихотворных сборников (в основном в жанре интимной, городской и пейзажной лирики) и двухтомник избранного (1974). Его стихи, в целом сохранившие неплохую технику, демонстрируют постепенный переход от модернистской поэтики к традиционной, с небольшой долей «разрешённой» историко-географической романтики.
Пережив акмеистский период, Рождественский стал поэтом-конформистом, однако не пропагандистом. Обращение к теме строительства социализма в период первых пятилеток и в послевоенные годы (главным образом, в Ленинграде) дополняется в его творчестве лирическими литературными портретами поэтов (А. Пушкин, А. Фет, Байрон, Д. Кедрин и др.) и композиторов (Шопен, Чайковский). Для стихов Рождественского характерно классическое построение, подчас они повествовательны (в том числе — исторические темы); нередко они носят описательный характер — вплоть до чистой «природной лирики». Они легко читаются и не таят в себе никаких неожиданностей.
Рождественский является также автором ряда оперных либретто, песен, стихотворных переводов и двух книг мемуаров, «Страницы жизни» (1962) и «Шкатулка памяти» (1972). Был членом редколлегии журналов «Звезда» и «Нева».
Участник Великой Отечественной войны (военный корреспондент).
Награждён орденами Трудового Красного Знамени и Красной Звезды, медалью «За боевые заслуги»
Сочинения
Гимназические годы, 1914
Лето, 1921
Золотое веретено, 1921
Большая Медведица, 1926
Гранитный сад, 1929
Земное сердце, 1933
Родные дороги, 1947
Стихотворения, 1956
Русские зори, 1962
Страницы жизни. Воспоминания, 1962, 2-е изд. — 1974
Читая Пушкина. Статьи, 1962, 2-е изд. — 1966
Золотая осень, 1969
Шкатулка памяти. Воспоминания, 1972
Добрый день, 1973
Жизнь слова, 1977
Стихотворения, 1985
(Источник – Википедия; http://ru.wikipedia.org/wiki/Рождественский,_Всеволод_Александрович )
***
Рождественский Всеволод Александрович (29 марта (10 апр.)1895–1977).
Поэт, переводчик, литературовед. Не раз посещал Кавказ, бывал в Осетии. Тема Кавказа нашла свое воплощение в стихотворениях поэта «Кавказская встреча», «Охотник Вассо», «Цей» и др. На рубеже двадцатых-тридцатых годов побывал Всеволод Рождественский и в Осетии. Приезжал и потом. Эта тема требует еще всестороннего и скрупулезного исследования. Ясно одно, что на осетинской земле поэт находил родники творческого вдохновения, оставив наследство из подлинных стихотворных шедевров. «Охотник Вассо», написанный в 1930г., вошел во все изданные сборники Вс. Рождественского. А вот стихотворение «Цей» является редким. Оно было напечатано 12 июля 1936 года в газете «Пролетарий Осетии» и с тех пор нигде не публиковалось.
Писатель Павел Лукницкий, который также любил горы Кавказа написал 15 июля 1929 г. из Осетии в Ленинград родителям: «Путешествую прекрасно. Сейчас в Цее, позавчера был на леднике, в Кассарском ущелье встретил Вс. Рождественского...».
Цейское ущелье – это магнит. Ктс хотя бы раз побывал здесь, будет вене жизнь стремиться сюда снова. Потому что оно дарит первозданность, заряжает оптимизмом, вдохновляет на творческие откровения, как это был: и с Вс. Рождественским. Только большой поэт мог так образно передать свои впечатления о Цее:
... И смотрел, как ночь в корзину
Сыплет звездный виноград.
Если б родиной была мне
Та страна, где на восток
Бьет дорогу в сизом камне
Цея снежный кипяток,
Где в лиловый час заката,
У подножья ледника,
Кувыркаясь, медвежата
Лижут гладкие бока…
Я бы знал, что песне надо,
Знал, чем счастлив человек…
См.: Прыгая с ручьями по камням…Осетия в русской поэзии // Квайса. №1. С. 70–71; Осетия в русской литературе/Гиреев Д., Лукашенко М. Орджоникидзе, 1963. С.271–273.
(Источник - http://nslib.narod.ru/karta/put.html )
***
Рождественский Всеволод Александрович (1895 - 1977), поэт.
О себе…
«Мне суждено было родиться на рубеже двух столетий, весной 1895 года, в небольшом городке Царское Село, который ныне носит имя Пушкина.
Рос я в педагогической семье, которой близки были литературные интересы, в парках окружал меня воздух, которым дышали поэты пушкинской плеяды и последующих поколений, а директором моей гимназии был Иннокентий Анненский. Казалось, сама судьба предопределила мне быть убежденным филологом.
Петербургский университет поддержал эту рано наметившуюся склонность. Наряду с увлечением филологией пробудилось и сознательное отношение к поэзии. В 1915-1916 годах возник студенческий литературно-творческий кружок. Среди моих сверстников и товарищей по этому кружку была Лариса Рейснер, издававшая журнал "Рудин", где я и получил первое литературное крещение. Моими старшими товарищами по журналу были Лев Никулин и Осип Мандельштам, а по Пушкинскому семинару проф. С. А. Венгерова - Юрий Тынянов и другие молодые литературоведы той поры.
Осенью 1916 года по "общестуденческому призыву" я попал в саперную часть царской армии, но пробыл там сравнительно недолго - после свержения самодержавия вернулся в университет. Это произошло, впрочем, после пребывания в войсках Совета рабочих и солдатских депутатов, ночных патрулирований по городу и стычек с юнкерами Керенского. Возобновившаяся академическая жизнь оказалась не очень длительной - все, что происходило вне ее, было и нужнее и интересней. Я ушел добровольцем в недавно образовавшуюся Красную Армию, где пробыл около пяти лет на скромной должности младшего командира. Участвовал в обороне Петрограда от генерала Юденича, бороздил на тральщике - портовом буксире - серые волны Финского залива, вылавливая мины, разбросанные английскими интервентами.
Это было трудное, но вместе с тем и прекрасное время ни на минуту не угасавших надежд на то, что жизнь, завоеванная в борьбе, должна принести счастье и отдых Советской Родине.
Воинская часть, в которой я служил, входила в состав Петроградского гарнизона, и это давало мне возможность не порывать связи с литературной средой. Вхождение в нее началось много раньше, и тут я обязан поистине счастливому стечению обстоятельств. Еще к первому курсу университета относится мое знакомство и сближение с семьей А. М. Горького, где мне довелось стать студентом-репетитором. Почти два года, проведенные под гостеприимной горьковской кровлей, оказались по сути моим вторым университетом.
Всегда сочувственно относившийся к молодежи, к ее творческим начинаниям, Алексей Максимович привлек меня в 1918 году к сотрудничеству в основанном им издательстве "Всемирная литература". И с этого, началась моя работа поэта-переводчика. Здесь же произошло и знакомство с А. А. Блоком, общение с которым считаю одним из самых значительных событий жизни. А годы первых пятилеток стали временем накопления жизненного и творческого опыта. Решающую роль сыграли и странствия по родной стране, когда мне пришлось быть непосредственным свидетелем вдохновенного созидательного труда наконец-то вздохнувшей свободно страны.
Я видел опаленные душным июлем приднепровские степи, где в каменных отрогах вырастала казавшаяся тогда гигантской плотина Днепрогэса; в Лорийском ущелье Армении слышал жаркое дыхание цехов медеплавильного завода. Два лета провел с геологами Средней Азии в горах Заилийского Алатау. Видел первый товарный состав, прошедший вдоль казахстанских предгорий по рельсам только что построенного Турксиба. Но главным во всех этих незабываемых впечатлениях были люди, с их новым отношением к труду, к братскому многонациональному в нем содружеству.
Один, за другим выходили в эти годы мои сборники - лирическая летопись, вдохновленная самой жизнью. В них были и отклики на события общественной значимости, и природа нашего Юга, Средней Азии, и облик родного города на Неве, и имена деятелей русской национальной культуры, и просто лирика сердца.
С первых же дней Великой Отечественной войны я пошел в народное ополчение, и за четыре года, проведенных на Ленинградском, Волховском и Карельском фронтах, пережил едва ли не самый значительный период своего жизненного пути. Много примечательного прошло перед моими глазами. Довелось быть участником прорыва ленинградской блокады, освобождения Новгорода, форсирования реки Свирь. Видел я и победные салюты у стен московского Кремля.
Годы войны, прошедшие для меня сперва в близких окрестностях Ленинграда, затем в волховских и карельских лесах, в межозерье Ладоги и Онего, вернули мне ощущение родного Севера, которое в юные годы было заслонено яркими впечатлениями южного моря, кавказских гор и казахстанских степей. В стихи вошла наша скромная северная природа - неистощимый источник любви к родной стороне. Эта тема, как и связанные с нею образы нашего исторического прошлого и народного творчества, стала мне особенно близкой в послевоенные годы. Возможно, этому способствовало то, что у меня всегда было пристрастие к миру красок, форм и звучаний, к тому вечно цветущему саду жизни, где человеку нашей эпохи суждено быть неустанным и взыскательным садовником.
Вот то немногое, что я мог бы рассказать о внешнем движении моей жизни. Но у меня, как у каждого поэта, есть и своя, внутренняя биография - мои стихи. Они расскажут лучше, чем мог бы это сделать сам автор, как росла его душа, непосредственно отзываясь на то, что ее волновало и вдохновляло, что хотелось передать людям - друзьям и современникам.
Путь был длинным, и написано было немало. Но сейчас, оглядываясь на прошлое, думается мне, что небольшие стихотворные сборники, малыми тиражами выходившие до войны, только намечали основные вехи дальнейшего творческого роста. Зрелость пришла позднее.
За время войны написаны три книги стихов, лично для меня ценных потому, что жизнь окончательно подвела к основной моей теме Родины и Народа. Это - "Голос Родины" (1943), "Ладога" (1945), "Родные дороги" (1947). За ними последовали "Стихотворения. 1920-1955" - однотомник (1956), "Иволга" (1958), "Русские зори" (1962), "Стихи о Ленинграде" (1963). Детгиз издал книгу "Читая Пушкина" (1959), издательство "Советский писатель"- мемуарную повесть "Страницы жизни" (1962), в которой рассказано о встречах и общении с замечательными людьми, многое определившими в моей литературной судьбе, об А. М. Горьком, А. А. Блоке, С. А. Есенине, А. Н. Толстом.
В эти и предшествующие годы я много занимался стихотворными переводами западноевропейской прогрессивной классики и поэзии наших братских литератур. Написано также несколько либретто к операм, шедшим на сценах музыкальных театров - в том числе "Декабристы" (муз. Ю. А. Шапорина).
Есть мудрая народная пословица: "Путь дороги не знает". Народ различает понятия "путь" и "дорога". "Путь" для него значительнее, важнее. Он всегда продиктован сердцем и всегда один, меж тем как "дороги" многообразны.
С благодарностью вспоминаю я людей вдохновенного творческого труда, встречавшихся мне за долгие годы, и великие дела моей Советской Родины. Судить о том, как складывался этот путь, мне самому было бы затруднительно. Пусть об этом говорят стихи - лирическое отражение пережитого и передуманного».
(Источник публикации: Всеволод Рождественский. Избранное. М., Л.: Художественная литература, 1965.)
(Источник - http://russia.rin.ru/guides/5738.html )
***
Рождественский Всеволод Александрович (1895—1977), поэт.
Родился в Царском Селе. В 1914 поступил на историко-филологический факультет Петербургского университета. Тогда же опубликовал сборник стихов «Гимназические годы». Год прожил учителем в семье М. Горького. В 1919 мобилизован в армию, участвовал в боях под Петроградом. В 1919—21 жил в «Доме искусств». В 1920—21 участник 2 го акмеистического «Цеха поэтов». В 1921 опубликовал сборники стихов «Лето» и «Золотое веретено», отдельные стихи в сборниках «Цеха поэтов» и «Дома искусств». Отход Р. от акмеистических традиций проявился в сборниках «Большая Медведица» (1926), «Гранитный сад» (1929), «Земное сердце» (1933). Во время Великой Отечественной войны Р. в ленинградском ополчении, затем корреспондент военных газет, опубликовал сборники стихотворений «Голос Родины» (1943), «Ладога» (1945). В послевоенных сборниках стихов «Стихи о Ленинграде» (1967 и 1973), «Лирика. 1965—1969» (1970), «Стихотворения» (1970) и др. Р., постоянно обращаясь к теме Ленинграда, опирался на поэтическую традицию начала XX в., создал множество лирических пейзажных стихотворений. Опубликовал мемуарную книгу «Страницы жизни. Из литературных воспоминаний» (1962, 2 издание, 1974). С 1930 х гг. жил на набережной канала Грибоедова, 9. Похоронен на Литераторских мостках.
(Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград: Энциклопедический справочник. — М.: Большая Российская Энциклопедия. Ред. коллегия: Белова Л. Н., Булдаков Г. Н., Дегтярев А. Я. и др. 1992.)
(Источник - http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_sp/2239/Рождественский )
***
Всеволод Александрович Рождественский (1895-1977 гг.)
Известный русский поэт и переводчик Всеволод Рождественский родился на рубеже веков, трагическом и бурном. Его отец был учителем в Царскосельской мужской гимназии, там же отучился половину курса и будущий русский литератор. К этому же периоду относятся его первые опубликованные стихотворения юного поэта. Рождественский продолжил свое обучение на историко-филологическом факультете Петербургского университета. Весной 1916 года В.Рождественский проходил военное обучение в гарнизоне Петрограда и в день штурма Зимнего дворца Всеволод находился в рядах восставших на Дворцовой площади.
В августе 1919 года писатель вступил добровольцем в Красную Армию: он служил на тральщике, вылавливающем немецкие и английские мины в Неве, Ладожском озере и Финском заливе. Все это время Рождественский продолжал работать на литературном поприще, печатал стихи в журналах и альманахах.
В дальнейшем В.Рождественский сотрудничал с Максимом Горьким, много публиковался. В 1926 году он познакомился с Максимилианом Волошиным. С этого времени в Коктебеле, в Крыму, в доме Волошина поэт проводил каждую осень. Его вдохновляла необыкновенная коктебельская атмосфера, суровые красоты Крыма.
О Крыме и черноморском побережье написаны, пожалуй, самые проникновенные морские стихи Рождественского. Они романтичны и пейзажны, образны и невероятно проникновенны. Через все свое творчество, войны и лишения, пронес поэт неизбывную любовь и восхищение морской стихией!
СОН
На палубе разбойничьего брига
Лежал я, истомленный лихорадкой,
И пить просил. А белокурый юнга,
Швырнув недопитой бутылкой в чайку,
Легко переступил через меня.
Тяжелый полдень прожигал мне веки,
Я жмурился от блеска желтых досок,
Где быстро высыхала лужа крови,
Которую мы не успели вымыть
И отскоблить обломками ножа.
Неповоротливый и сладко-липкий,
Язык заткнул меня, как пробка флягу,
И тщетно я ловил хоть каплю влаги,
Хоть слабое дыхание бананов,
Летящее с "Проклятых островов".
Вчера как выволокли из каюты,
Так и оставили лежать на баке.
Гнилой сухарь сегодня бросил боцман
И влил силком разбавленную виски
В потрескавшуюся мою гортань.
Измученный, я начинаю бредить...
И снится мне, что снег идет над Твидом,
А Джон, постукивая деревяшкой,
Спускается тропинкою в селенье,
Где слепнет в старой хижине окно.
1920-1930
***
* * *
На пустом берегу, где прибой неустанно грохочет,
Я послание сердца доверил бутылке простой,
Чтоб она уплывала в далекие синие ночи,
Поднимаясь на гребень и, вновь опадая с волной.
Будет плыть она долго в созвездиях стран небывалых,
Будут чайки садиться на скользкую темень стекла,
Будет плавиться полдень, сверкая на волнах усталых,
И Плеяды глядеться в ночные ее зеркала.
Но настанет пора - наклоняясь со шлюпки тяжелой,
Чьи-то руки поймают посланницу дальних широт,
И пахнут на припеке ладонью растертые смолы,
А чуть дрогнувший голос заветные буквы прочтет.
Свежий ветер разгладит листок мой, закатом согретый,
Дымный уголь потонет над морем в лиловой золе,
И расскажет потомкам воскресшее слово поэта
О любви и о солнце на старой планете - Земле!
1938
***
СОСНЫ РАЙНИСА
Колючие травы, сыпучие дюны
И сосны в закатной туманной пыли,
Высокие сосны, тугие, как струны
На гуслях рапсодов латышской земли.
За ними взбегает Янтарное море
На сглаженный ветром ребристый песок,
И горькая пена в усталом узоре,
Слабея и тая, ложится у ног.
Склоняясь в крылатке над тростью тяжелой,
С помятою черною шляпой в руке
Стоит он, вдыхая вечерние смолы,
На темном, остывшем от зноя песке.
Оставили след свой суровые годы
В морщинах, в короткой его седине,
Но те же глаза сквозь туман непогоды
Глядят, разгораясь в холодном огне.
Быть может, и радость приходит все реже,
И медлит в полете раздумчивый стих,
Но он не сдается - ведь сосны все те же
И та же могучая поступь у них!
Пусть яростно ветры над ними несутся,
Пусть давит им плечи дождливая муть,
Их можно сломать, но они не согнутся,
Со скрипом, со стоном, но выпрямят грудь.
И, в дюны впиваясь пятой узловатой,
Как мачты тугие, гудя в высоте,
Несут они берег - свой парус косматый -
К бессонному солнцу и вечной мечте.
1960
***
(Автор резюме и подборка стихов выполнены поэтессой Натальей Лайдинен)
(Источник - http://helium1.narod.ru/poems/laydinenr/rozhdestv/index.html )
***
ВСЕВОЛОД АЛЕКСАНДРОВИЧ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ (1895 – 1977). ПОЭТ
УЧЕНИК ЦАРСКОСЕЛЬСКОЙ НИКОЛАЕВСКОЙ ГИМНАЗИИ 1903-1906 гг.
(Из книги "К.И. Финкельштейн. Императорская Николаевская Царскосельская гимназия: ученики. СПб: Серебряный век, 2009. С. 262-268".)
"Был еще Всеволод Рождественский, хорошенький, большеглазый мальчик. Он посвятил впоследствии много задушевных стихов Царскому Селу. <…> Для всех, кто знает Город Муз, царскосельские стихи Всев. Рождественского – источник светлой радости», – писал в статье о поэтах Николаевской гимназии (1952) ее выпускник – классик поэзии русского зарубежья Дмитрий Кленовский. Другой выпускник той же гимназии, один из лучших русских поэтов Николай Гумилев говорил: «У Всеволода Рождественского есть тот беспредметный и напряженный лиризм, который владел нашими поэтами лет десять тому назад. Меня он пленяет едва ли только по воспоминаниям. Есть магия в этом набегании строк одна на другую, набегании, не дающем задерживаться ни на одном образе и оставляющем не память о стихотворении, а лишь вкус его». Оба мэтра поэзии были скупы на похвалы – немногие удостаивались их положительных отзывов, одним из них был их бывший соученик Всеволод Рождественский.
Сложно вместить в несколько страниц рассказ о жизненном пути поэта, бывшего «свидетелем неповторимых лет, / Наследником надежд, участником свершений». О своей богатой событиями жизни «свидетеля века» Всеволод Александрович поведал на страницах автобиографической книги «Страницы жизни» (1963), о его творческом и жизненном пути написаны книги, опубликованы воспоминания о поэте его коллег по перу, родственников и друзей. В настоящей главе мы кратко напомним основные этапы биографии В. А. Рождественского, остановившись чуть подробнее на его царскосельском детстве, и приведем несколько цитат из воспоминаний его родственников и друзей, дающих представление о личности поэта.
Всеволод родился в Царском Селе, в семье Александра Васильевича и Анны Александровны Рождественских. Его отец преподавал Закон Божий в Николаевской гимназии, был священником гимназической церкви, вел тихую и размеренную жизнь. Мать Всеволода не замыкалась на семейных заботах: преподавала в воскресной школе, открыла бесплатную читальню, заведовала студенческим общежитием. Семья Рождественских занимала служебную квартиру на первом этаже Николаевской гимназии, прямо под квартирой директора гимназии И. Ф. Анненского. Вместе с Севой под присмотром родителей и няни Елизаветы Калязиной, росли старшие дети – брат Платон и сестра Ольга. «Моя девичья комната и еще две комнаты нашей квартиры находились под громадным балконом Анненских, балкон тянулся во весь этаж. Сохранилась у меня фотография, на которой еще цела эта пристройка, сейчас ее уже нет, от нашей квартиры остались только 4 окна на Малую ул., а моя комната, комната Платона и твоя детская уничтожены во время войны, окнами они выходили в „директорский“ сад (возможно, они снесены еще до войны)», – вспоминала сестра Ольга в одном из послевоенных писем.
После окончания приготовительной школы Всеволод поступил в первый класс Николаевской гимназии. От первых лет учения в его памяти остались «только просторные, необычайно чистые коридоры со скользким плиточным полом и классы, пронизанные пыльными солнечными лучами. Печать скуки и благопристойности лежала на всем». Намного занимательнее были игры со сверстниками в гимназическом дворе, посещение самодеятельных спектаклей в городском училище и Николаевской гимназии, после которых он пытался изобразить сцену из понравившегося спектакля. Всеволод Александрович вспоминал, как с замиранием сердца следил за репетициями пьес «Кориолан» и «Рэс», поставленных И. Ф. Анненским в рекреационном зале гимназии: «Меня приводили в восхищение и строгие хитоны греческих мудрецов, и сверкающие латы римских военачальников, и велеречивые монологи мифологических героев. Театр впервые в жизни предстал передо мною в строгости классических очертаний, на котурнах, в масках подлинного античного обихода, за точным соблюдением которого зорко следил сам вдохновитель этих постановок». С детства он запомнил облик Анненского, его «высокую суховатую фигуру, чинную и корректную даже в домашней обстановке». Тогда он, как и большинство окружающих, не подозревал, что директор гимназии был поэтом – «Я и подозревать не мог, какое место займет он в моей жизни в пору юношеских увлечений поэзией. Для меня, мальчика, он был только директором, самым важным лицом в гимназии, которого почтительно приветствовали и которого боялись».
В третьем классе началось постижение латыни, вначале «кропотливое и довольно нудное», но уже в старших классах «мерное и плавное звучание античной фразы увлекало меня за собой, как неудержимый ток величественной реки», – вспоминал Рождественский. Впоследствии, он «настолько увлекся римскими поэтами, что немало перевел историй из Овидиевых «Метаморфоз» и «Посланий»». Впоследствии, в одном из писем он признавался: «Пушкин и античность – две дороги моей юности. Им я не изменю до конца своих дней».
В 1907 году А. В. Рождественский был переведен в Петербург, на службу в церкви на Большой Охте. Семье пришлось уехать из Царского Села, так как, по семейной легенде, отец поэта, протоиерей Александр Васильевич Рождественский, отслужил в гимназический церкви панихиду по расстрелянному в 1905 г. лейтенанту П. П. Шмидту. Но город «прекрасных дворцов, парков, скучного чиновничества и неумирающих культурных традиций» навсегда остался для Вс. Рождественского родным, стал для него источником поэтического вдохновения. Поэт неизменно возвращался в стихах и к уютно–интимному миру непарадного Царского Села, где «...каждый дом сутулится, / Как в сказке братьев Гримм», и к белым статуям и сумраку аллей царскосельских парков:
О святилище муз! По аллеям к пруду,
Погруженному в сумрак столетий,
Вновь я пушкинским парком, как в детстве, иду,
Над водой с отраженьем Мечети.
И гостят, как бывало, в Лицейском саду
Светлогрудые птички и дети.
* * *
Если колкой вьюгой, ветром встречным,
Дрогнувшую память обожгло,
Хоть во сне, хоть мальчиком беспечным
Возврати мне Царское Село!
Бронзовый мечтатель за Лицеем
Посмотрел сквозь падающий снег,
Ветер заклубился по аллеям,
Звонких лыж опередив разбег.
И бегу я в лунный дым по следу
Под горбатым мостиком, туда,
Где над черным лебедем и Ледой
Дрогнула зеленая звезда.
В Петербурге Всеволод учился в 7-ой, затем в 1-ой гимназии, увлекался чтением и театром, начал писать стихи, вместе с преподавателем латыни В. Г. Янчевецким (в будущем писатель В. Ян, автор известных исторических романов о Чингиз–хане и Батые) участвовал в выпуске гимназического журнала «Ученик», где публиковались первые опусы юного поэта. Впечатленные его успехами одноклассники издали на свои средства сборник стихов Рождественского под названием «Гимназические годы». Всеволод Александрович вспоминал, что уже после окончания гимназии ему стоило «немало труда обрыскать всех букинистов города, чтобы уничтожить эту „постыдную“, как я считал тогда, книгу шестиклассника, носившую явные следы увлечения Надсоном и Апухтиным».
В 1914 году за победу в гимназическом конкурсе на лучшее стихотворение, посвященное «Медному Всаднику», Вс. Рождественский получил первый приз – собрание сочинений Пушкина. В том же году он поступил на историко–филологический факультет Петербургского университета. Наиболее памятными для него здесь оказались занятия «Пушкинского семинара» под руководством профессора С. А. Венгерова, посещение литературных вечеров и кружков.
Весной 1916 года Вс. Рождественский был призван в армию и на правах вольноопределяющегося отправлен в запасной электротехнический батальон. После Октябрьского переворота и развала армии он переменил немало профессий, пробовал вернуться в университет, но он был почти пуст, лишь изредка малочисленные группы студентов проводили занятия в нетопленных аудиториях.
С 1919 по 1921 год Всеволод служил добровольцем в Красной армии, плавал на тральщике, вылавливавшем мины в Неве, Ладоге и Финском заливе. В 1920 году, когда воинская часть базировалась в Петрограде, он жил в знаменитой коммуне литераторов «Дом искусств». Рождественский поселился туда по рекомендации Максима Горького, с которым познакомился еще до революции: в 1916–1918 гг., в качестве студента–репетитора он был частым посетителем семьи Горького, жившей на Кронверкском проспекте. Только в 1924 году Всеволод смог вернуться на студенческую скамью и через два года закончил учебу в университете.
Все это время Всеволод Александрович не прекращал литературную работу, печатал стихи в журналах, в 1921–1926 гг. выпустил три сборника стихотворений: «Лето», «Золотое Веретено», «Большая Медведица». В 1920 г. он становится секретарем Петроградского Союза Поэтов, председателем которого был Александр Блок. В 1921 году М. Горький привлек Рождественского к работе в издательстве «Всемирная литература» в качестве поэта–переводчика французской, немецкой, отчасти английской поэзии. Там он прошел хорошую переводческую школу. В круг общения Всеволода Александровича входили большинство известных поэтов тех лет. В издательстве «Всемирная литература» он сблизился со знакомым еще по Царскому Селу Николаем Гумилевым, который привлек его к участию во втором «Цехе поэтов». В 1915 году Рождественский познакомился с Сергеем Есениным. Он был среди тех, кто первыми вошел в номер гостиницы Англетер, после того, как там покончил жизнь Есенин. Начиная с 1927 года, поэт каждую осень проводил в Коктебеле, в доме Максимилиана Волошина, еще в начале XX в. ставшего пристанищем людей искусства и науки. Здесь жили А. Толстой, А. Белый, К. Петров–Водкин, В. Инбер и многие другие поэты, артисты, музыканты, инженеры, врачи.
В 1930-е годы поэт много путешествовал по стране, участвовал в поездках писателей по республикам Средней Азии, впервые перевел на русский язык классика казахской поэзии Абая Кунанбаева, Мухтара Ауэзова и других. Вышли несколько сборников его стихотворений и большой том избранных стихов (1936). В годы Великой Отечественной войны Всеволод Александрович был фронтовым корреспондентом, сотрудничал в армейских газетах, воевал на Ленинградском, Волховском, Карельском фронтах за освобождение родного города, награжден боевыми наградами. В послевоенные годы Вс. Рождественский писал стихи, прозу, воспоминания, исследования о Пушкине, либретто к опере Ю. А. Шапорина «Декабристы», много занимался стихотворными переводами, был членом редколлегии журналов «Звезда» и «Нева». За свою долгую жизнь он выпустил более десяти стихотворных сборников, последний – «Психея» – вышел в 1977 году, вскоре после кончины поэта.
В 1927 году Всеволод Александрович женился на Ирине Павловне (урожд. Суккей), ставшей ему верной спутницей на всю жизнь. Родные говорили, что хотя характеры супругов были несхожи по темпераметру, и в их отношениях был известный драматизм, они были неотделимы друг от друга, а драматизм этот был не разрушающий, а созидающий. Дочь поэта Наталья Всеволодовна вспоминала, что ее отец «не выносил важности, снобизма, современной деловитости, суетности, называя все это «московским стилем». Неприемлемыми были для него понятия «устраиваться», «добывать», «доставать» чего-либо». Его жизненной позицией было изречение древних: «Говори, что думаешь, делай, что должен, и будь что будет!».
В самые последние годы, уже прикованный к «креслу на колесиках», он продолжал удивляться жизни и «писал стихи до последнего дня. Он и упал, чтобы больше не подняться, выронив перо из рук... <…> Его недописанное стихотворение было о малыше, для которого мир раскрыт, как увлекательная книга. По существу, всеми своими стихами он только и делал, что звал смотреть, слушать, удивляться тому, что дарит нам жизнь».
И по сей день стихотворения «последнего истинного петербуржца нашей поэзии», как называли Всеволода Александровича за подлинную интеллигентность, требовательность к себе и слову, являются «источником светлой радости» как для знатоков поэзии, так и для тех, кто впервые открывает книгу с его светлыми лирическими стихами.
Кирилл Финкельштейн
(Источник - http://kfinkelshteyn.narod.ru/Tzarsko....est.htm )
***
ЛЮБОВЬ
Не отдавай в забаву суесловью
Шесть этих букв, хотя к ним мир привык.
Они — огонь. «Любовь» рифмует с «Кровью»
Приметливый и мудрый наш язык.
«Любовь» и «Кровь». Покуда сердце бьется
И гонит в теле крови теплоту,
Ты словно пьешь из вечного колодца,
Преобразив в действительность мечту.
От тусклых дней в их неустанной смене,
Когда порою сердцу все мертво,
В нежданный мир чудесных превращений
Тебя любви уводит торжество.
Вот женщина, в которой столько света,
Друг в непогоду, спутница в борьбе,—
И сразу сердце подсказало: эта,
Да, только эта — луч в твоей судьбе!
Пускай она мечты твоей созданье,
Одно воображение твое —
С ней вечности горячее дыханье
Уже легло в земное бытие.
Как зов, дошедший из глубин столетий,
Как вспышка света за порогом тьмы,
И наш огонь возьмут в наследство дети,
Чтобы войти в бессмертье, как и мы.
Январь 1946
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
