[ Обновленные темы · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Литературный форум » Наше творчество » Творческая гостиная » Любовь-нелюбовь. (Моя новая повесть. О любви)
Любовь-нелюбовь.
АНИРИ Дата: Среда, 26 Фев 2020, 22:06 | Сообщение # 1
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
Часть 1. Машка
Здание лаборатории находилось в заднице мира! От конечной станции метро, потерявшейся между горделивыми рабочим и колхозницей и пафосным зданием гостиницы «Космос» Машка долго шла пешком по узенькой улочке среди приземистых пятиэтажек и жутко натерла пятку. Ей пришлось резко снизить скорость, и, со от страха опоздать, она полезла через заросший полегшим прошлогодним бурьяном скверик. Очень быстро заблудилась, не понимая, как из него выбраться. Чертыхаясь про себя (вот ведь дура - послушала своего романтичного, явно морально устаревшего мужа и нацепила босоножки на высоком и неустойчивом, как зараза, каблуке), отплевываясь от вездесущего тополиного пуха, она с трудом выбралась на какую-то детскую площадку. Платье прилипло к спине (напяленное по тому же дурному совету оно было мерзко -синтетическим и вызывало испарину при малейшем ускорении темпа), но особенно раздражали влажные ладони. Маша знала свой недостаток – нервишки шалили, чуть что – руки мокрые, да так, что оставляют следы на гладкой поверхности - не дай бог кто увидит. Поэтому, она чуть притормозила и устало опустилась на лавку. Достала из сумки скомканный тетрадный листок, расправила на коленке, всмотрелась. Эту схемку ей нарисовала Наталья – родительница (так странно Машкина мама-педагог называла матерей свои учеников) толстой бестолковой девчонки с двумя заячьими зубами, торчащими у нее изо рта почти под прямым углом. Девчонка была необыкновенно бестолковой, и Наталья была готова совершить любой подвиг, лишь бы Машкина мама продолжала тянуть этого кролика из класса в класс. А уж устроить на работу дочку учительницы в элитную лабораторию - это за милую душу… Вот и устроила!

Вчера, рисуя эту схему, Наталья быстро бубнила низким утробным шепотом, как уставшая пчела.

- Не опаздывай. Придешь – на вахте скажешь, от кого и записку отдашь. Поднимайся на второй, к директору не лезь, иди к заму. Они оба в курсе, но лучше к заму. Директор – человек из элиты, ты со своим колхозом на голове (Машка постриглась в районной парикмахерской и теперь была похожа на доярку, приехавшую на слет) не произведешь на него впечатления.

- А чего я должна на него впечатления производить? Я же не в публичный дом устраиваюсь, а в научное учреждение!

Машка злилась. Наталья со своими духами и туманами, шикарными длинными волосами и кошачьими глазами, украшавшими и так безукоризненно идеальное, хорошо накрашенное лицо, начала ее раздражать.

- Он задницу и сиськи не потребует предъявить?

Наталья посмотрела на Машку, как солдат на вошь, задержав взгляд пониже подбородка.

- Не заставит, не обольщайся. Он ведь не идиот интересоваться тем, чего нет.

Вот зараза, думала Машка, засовывая листок обратно во внутренний кармашек сумки. Прям Шехерезада засратая. Царевна Будур. Думает, раз сиськи козьи отрастила, ей все можно. Почему-то, вдруг захотелось развернуться, пробежать все эти улочки в обратном направлении и спрятаться в уютном метро. Не лежала у нее душа к этой работе. Ну вот, совсем. Какая из нее ученая? Глупость…

Прервав этот незатейливый внутренний монолог, Машка вздрогнула и остановилась, как лошадь перед препятствием. Прямо перед ней стояла старая пятиэтажка, неприметная среди пары высоток и огромных ясеней и тополей. Она была длинная как небольшой поезд, серая от траченных временем кирпичей и очень депрессивная на вид. Казалось, что там, внутри – беспросветная, тюремная тощища. Но это был именно тот дом, к которому Машка так отчаянно пробиралась – номер и название улицы торчали прямо перед глазами на хорошо отмытой дождями табличке. Она! Лаборатория!

Уже с трудом ковыляя, Машка поднялась на крылечко, выложенное щербатыми бетонными плитами, и потянула тяжелую дверь на себя. Странная была дверь – как будто ее оторвали от какого-нибудь особняка, ну или там, старинного сталинского здания и пришпандорили к этому серому вагону. И она торчала среди одинаковых убогих окошек инородным телом. Ужас. В общем, вся эта история Машке конкретно не нравилась!

За дверью почти сразу начиналась лестница – самая обычная, с некрасивыми, грязноватого цвета ступенями, но вот между дверью и лестницей сидел человек. Сидел он, конечно, не на полу, а на стуле в небольшой отгороженной комнатке, похожей на курятник. Человек высунул голову, сверкнул круглой, аккуратной плешью и уставился на Машку пронзительными, круглыми глазками без век.

- Вы куда, вас ждут, дама?

Машка хотела обернуться, поискать «даму», но поняла, что это ей. Она неуверенно протянула Куриному жителю записку от Натальи. Тот покрутил, поразглядывал, вроде даже понюхал, удовлетворенно кивнул и неожиданно тоненьким голоском кудахтнул –

- Второй этаж, двадцать восьмая комната, паспорт оставите мне, когда понадобится - спуститесь!

Обалдевшая Машка вжала плечи, сдала паспорт и поковыляла на второй этаж, стараясь не наступать на пятку.

Чуть передохнув на такой же, как и все здание неприглядной лестничной клетке (да и запах здесь был противный – густой, странный, то ли химический, то ли утробный какой-то, звериный) Машка потянула на себя следующую инородную дверь и, то, что вдруг открылось за ней, заставило вздрогнуть.

Коридор был шикарным. Мрамором отделанные стены, светлые тяжелые двери, красивый ковер на полу, картины в темных рамах. Светильники, то ли медные, то ли латунные – выгнутые подобно рогам экзотических животных светились таинственно, несмотря на дневное время. Машка медленно и осторожно стала пробираться по коридору, крадучись, сама от себя, обычно буйной девицы, такого не ожидая. Номер двадцать восемь был указан на резной табличке, прикрепленной на деревянной, светлого лака двери. Машка тихонько постучала и дверь вдруг распахнулась, чуть не сбив ее с ног…

Высоченная женщина неясного возраста, стройная, но, одновременно странно массивная, с кудрявыми, ослепительно белыми волосами возникла, как Алладин из лампы. Она посмотрела на Машку сверху вниз, криво усмехнулась краем полных оранжевых губ и дернула плечом.

-Мария Владимировна? Устраиваться на работу? Пройдите. Я доложу. Он в курсе.

Быстрым и тяжелым шагом, вбивая широкие ступни в пятнистый палас женщина скрылась за стеклянной перегородкой, которая отъехала, подобно дверям купе и тут же вернулась на место.

Машка неуверенно опустилась на резной деревянный стул, от которого у нее почему-то сразу замерзла попа.
Чуть в сторонке

Сообщение отредактировал АНИРИ - Среда, 26 Фев 2020, 22:07
 
АНИРИ Дата: Пятница, 28 Фев 2020, 07:58 | Сообщение # 2
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
Глава 2. Лаборатория
Наконец, дверь отъехала снова, белокудрая дама вынырнула оттуда, проскакала козой к своему столу и ткнула длинным острым пальцем в сторону Машки.

- Пойдете через три минуты, говорить четко и по делу, бумажки свои разложить у него на столе в порядке временной очередности, давать ему в руки, когда он попросит. Если попросит. Потом пойдете к Заму, его кабинет напротив. Если пойдете. Оформление будет через три дня. Если будет. На работу выйдете через неделю. Если выйдете…

Эта белокурая Жаззи сказала столько раз «Если», что у Машки захлюпало в ушах и заболела голова. Ей очень хотелось отмахнуться от этой коровы, она бы так и сделала, но уже прошло три минуты, отведенные ей до входа ТУДА. Поэтому, она вскочила, схватила со стула свою папку и рывком проскочила за купейную дверь.

В кабинете было очень прохладно и полутемно. Опущенные шторы, пушистые ковры, высокие резные спинки стульев из темного дерева по периметру янтарно переливающихся стен, и огромный стол, покрытый сукном. Машке казалось, что она попала в какое-то старое кино, и из -за стола сейчас поднимется ей навстречу усатый сутулый человек во френче. Человек, действительно привстал, на его идеально выбритом лице, (насколько это можно было рассмотреть в полутьме) действительно темнели усики. Правда - не пышные и развесистые, как ей ожидалось, а аккуратные, черные, очень это лицо красившие. Человек был совсем не молодым, смотрел пытливо, чуть улыбаясь.

- Праходи. Не стесняйся, дорогая.

Яркий восточный акцент очень вписался в сложившуюся в Машкиной голове киношную картинку. Она даже вздрогнула и всмотрелась повнимательнее. Но, картина тут же распалась и растаяла, потому что человек продолжал свое неторопливое вставание и постепенно рос , как гора. Когда он, наконец, вышел из-за стола, то оказался огромным, ростом, наверное, не меньше двух метров и довольно пузатым. Он подошел к Машке, легко тронул ее за плечо, довольно цокнул языком.

- Красивая девочка. Будэшь работать. Лаборатория микробиологии. Иды.

И развернув ее к двери, чуть подтолкнул, ласково похлопав по заднице

Машка обалдело пошла к двери, таща за собой свою папку с великими достижениями, как двоечник портфель. Все ее дипломы и аттестаты, отзывы об институтских научных исследованиях, вся эта лабуда директору не понадобилась. От слова – совсем.

Блондинка встретила Машку стоя и совершенно не удивилась ее скоростному появлению. Явно потеряв к ней интерес, цепко схватила ее за рукав платья, выволокла в коридор и снова ткнула своим пальцем-сосиской в дверь напротив.

- Там Зам. С ним проще. Нормальный мужик, ученый. Зовут Семен Исаакович. Он оформит тебя и все сам сделает. Давай, побыстрее, а то обед скоро. А у него желудок больной.

Кабинет Семена Исааковича оказался небольшим, очень скромным и очень рабочим. Небольшой письменный стол, пишущая машинка, неровные стопки бумаг, пыльные корешки книг на стеллажах по всем стенам, маленький журнальный столик, уставленный немытыми чашками из-под кофе. Зам сидел на крошечном диванчике у окна, листал здоровенную книгу, явно каталог.

Машка неуверенно остановилась у порога, Семен Исаакович вскочил, весело поманил ее пальцем и показал на диван. Невысокий, кругленький, чуть лысоватый - он был немного похож на майского жука, и Машке казалось, что еще немного и он взлетит, зависнет над ней и зажужжит.

- Будете работать у нас старшим лаборантом. Пока. Потом у вас будет тема, вы начнете ее разрабатывать, дальше посмотрим на ваши способности.

Он подошел поближе, посмотрел Машке прямо в лицо. Карие глаза смотрели очень ласково, но левое веко было немного странно опущено, от этого его взгляд казался косоватым, неоформленным каким-то. Машка смутилась, это чувство было ей мало знакомо, и от этого она смутилась еще больше.

- Мария Владимировна. Будьте добры - ваши документы.

Голос Зама прозвучал, как будто из ямы, Машка вздрогнула, дернула свою папку, бумаги рассыпались по полу. Она начала их судорожно собирать, злясь на свое неожиданное смущение и кожей бедер почувствовала взгляд – горячий и беззастенчивый. И от этого теплая волна возбуждения захлестнула ее всю. Она разогнулась, сунула охапку документов совратителю в руки и метнулась к выходу.

- Такого красивого лаборанта у нас еще не было. С такой талией и такими ножками. Подождите у секретаря, она вам все объяснит.

Машка обернулась уже в дверях и снова поймала взгляд Зама – ласковый, карий и очень бесстыдный.

- Во дура. Старый одноглазый пузан. Сатир, а еще ученый. Еще только не хватало! Надо с мужем почаще спать что ли, а то что-то мы запустили этот процесс совсем с жизнью нашей дурной. Конечно, одни макароны жрать – какой тут секс. Ну ничо, работать начну, тут, говорят платят нормально, все нормализуется.

Эти мысли метались в Машкиной голове, пока Жаззи (теперь она так называла про себя секретаршу директора) вела ее по общей лестнице на четвертый этаж. Коридоры лабораторий выглядели совсем иначе – пластиковые стены, потертый линолеум, крашенные в серовато-белый цвет двери. Наконец, они остановились у одной из одинаковых, как близнецы, дверей.

- Все! Дальше сама. Познакомишься и иди домой. На работу – в следующий понедельник. Ровно в девять. И не опаздывать.

Жаззи развернулась и быстро шевеля локтями, как локомотив колесными осями, исчезла в глубинах здания.

Машка открыла дверь. Лаборатория была огромной. Скорее всего соединили несколько комнат, сломав стены, получившийся зал отделали серым блестящим пластиком и навесили потолки с очень яркими лампами. Поэтому, после кулуарных кабинетов дирекции, здесь был совсем иной мир - светлый, немного больничный, научный. Высокие тумбы, длинные рабочие столы, в каждый из которых были встроены небольшие раковины с длинными сияющими кранами, спиртовки, стаканы с пипетками, разнокалиберные колбы, чашки Петри – чего здесь только не было. Ощущение иной планеты захватило Машку сразу и, особенно, когда она увидела худого человека в белом комбинезоне, очках и маске. Он держал руки внутри какого-то полупрозрачного короба и что-то там такое делал. Увидев Машку, он приветливо покивал, вытащил руки, снял маску и улыбнулся.

- Я - Игорь. Местный микробиолог. Вы не пугайтесь, на следующей неделе будут готовы боксы, здесь останется территория подготовительных работ и оформления документов. Вы Маша? Я знаю. Вон ваш стол.

Он показал небольшой лабораторный уголок у самого окна, светлый и уютный, подмигнул и снова натянул маску. Машке вдруг показалось, что она попала домой.

На улице было тепло, чувствовался вечер, тот самый - нежный, ласковый московский вечер, пропитанный ароматами зелени, нагретого асфальта, покрытого снегом тополиного пуха, и чего-то еще, знакомого с детства. Так хотелось есть, что сводило желудок, тем более, что из маленького кафе вдруг вырвался щемящий до обморока запах кофе и чего-то сладкого. Машка бы тяпнула чашечку, но до зарплаты мужа было еще два дня, у дочки порвались колготки, и дома из еды было только два куриных крыла и пачка молока. Но она все равно - забежала в крошечный магазинчик у метро, купила на какую-то мелочь, завалявшуюся в кармане четвертушку черного и одним укусом его проглотила.
Чуть в сторонке
 
asaga Дата: Пятница, 28 Фев 2020, 15:18 | Сообщение # 3
Гость
Группа: Автор
Сообщений: 1
Награды: 0
Репутация: 0
Интересно
 
АНИРИ Дата: Пятница, 28 Фев 2020, 20:48 | Сообщение # 4
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
asaga, спасибо. Буду продолжать
Чуть в сторонке
 
АНИРИ Дата: Пятница, 28 Фев 2020, 20:49 | Сообщение # 5
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
Любовь-нелюбовь. Глава 3. Сапожки

- Заказы завтра!!! Завтра заказы!!! Все, кто в списке, не забудьте деньги. И талоны! Куртки будут - китайские пуховики, дубленки, сапоги югославские и финские, халаты махровые!

Машка вздрогнула от пронзительного голоса за спиной и обернулась. Коротконогая, низкозадая, ярко разрисованная брюнетка с распущенными, очень красивыми волосами влетела фурией в лабораторию, пронеслась по небольшой дуге около ближних столов, каркая свое воззвание, и, как заблудившаяся ворона, вылетела в незакрытую дверь.

- Вот дура. Напугала!

Машка с перепугу выронила пробирку с водой на кафельный стол, пробирка разбилась, вода растеклась и начала капать на пол. Она схватила марлю и стала промакивать лужу.

- Первое правило микробиолога – даже если рядом обрушится стена или взорвется мина – пробирку, колбу, пипетку или что там у тебя – держать в руках! Держать, несмотря ни на что! Хорошо, у тебя сейчас там вода! А если культура? Сальмонелла какая-нибудь? Или хуже что? Тоже тряпкой бы вытирать полезла?

Елена Петровна Баранова – новый Машкин начальник, злобная, немолодая кандидатша, насмерть занятая своей увядающей внешностью, уже заела за эту неделю новую сотрудницу окончательно. Посадив ее работать к себе в пару, в лаборатории это называлось «вторые руки», она издевалась над помощницей, как могла. Совала в руки горячую пробирку (учила, как правильно вести себя в паре), заставляла по сто раз разливать питательные среды в чашки Петри (недостаточно ровно сделано), таскать на «убивку» тяжеленные биксы с отработанным материалом, а потом выгружать автоклавы, воняющие так, что заходилось дыхание.

- Во вторых! Дурой назвать Ираиду – вылететь отсюда пулей к чертям. Вы что – не знаете, что она лучший иммунолог нашего предприятия?

Машка знала (ей шепнула Ирка – третья микробиологиня), что низкопопая Ираида – любовница директора, который, впрочем, не чурался и Жаззи, но вот когда она успевала быть лучшим иммунологом, практически не выбираясь из салонов, бань и бассейнов – Машка не понимала.

Если бы не неожиданно проснувшийся интерес к новой работе, то она бы уже возненавидела эту лабораторию вместе с Барановной (так, за глаза, сотрудники называли Елену Петровну). А интерес проснулся необычайный. Машка жадно впитывала новые знания, до позднего вечера засиживалась в небольшой библиотечке, штудировала научные отчеты, читала учебники. И сеяла, сеяла, сеяла… Вернее оттачивала технику посева на воде, на неудачно разлитых чашках, оставаясь в боксах после работы.

Однажды так увлеклась растиранием шпателем воды по агару, что не услышала, как в бокс кто-то вошел. И только, когда этот кто-то засопел уже над самым плечом – вздрогнула и «пропорола» агар.

- Пашешь? Глубоко пашешь…

Насмешливый голос был ласковым, Машка аккуратно, как учили, поставила шпатель в стакан с дезраствором, закрыла чашку и осторожно обернулась. Семен Исаакович не улыбался вроде, смотрел, насупив брови, но в карих, чуть выпуклых глазах прыгали чертики, лучики-смешинки, а полные губы подрагивали, их явно старались стянуть в серьезную мину, а они расползались в усмешке.

- Садись. Не дергайся. Шпатель давай.

Он сел рядом, чуть прижался к напружинившейся Машке теплым плечом, взял ее руку с зажатым шпателем теплыми сильными пальцами и шепнул шекотно в самое ухо.

- Руку расслабь. Давай потихоньку…

И они долго втирали воду в агар, пока шпатель не заскользил так, как ему положено – легко, но плотно, не отрываясь, как лыжи у хорошего лыжника при скольжении.

***

«Заказы» приехали уже ближе к обеду, машину долго разгружали и торговлю расположили в актовом зале, прямо под трибунами для выступлений. Народ дежурил под дверями чуть не с утра, часовые сменялись, хотя особо ловить там было нечего. У каждого сотрудника были талоны на определенный товар. Эти талоны распределяли сначала по старшинству и заслугам, а потом, когда заслуги кончились – то просто тянули жребий, кто что вытянет. Новенькие в жеребьевке не участвовали, не по рылу, им должно было достаться то, что осталось. Остались какие-то импортные скатерти и диковинные электротурки, но у Машки денег не было даже на колбасу, а до зарплаты еще целая неделя. Поэтому, она всем этим не особо интересовалась, но, когда начали «запускать» - устоять она не смогла. Повертевшись среди счастливчиков, растаскивающих своё добро, она погладила пухлый теплейший серенький пуховик и плотненькую, мягкую дубленку с пушистой окантовкой на огромном капюшоне (свою давнюю и несбыточную мечту), нюхнула «Белый лен» Есте Лаудер, который щедро напрыскала на себя Жаззи (по царски прыскнув и на Машку), и уже было повернула к выходу, как вдруг замерла, как кролик перед удавом. На ступеньках, ведущих на сцену стояли сапоги! Это были не просто сапоги! Это были хрустальные туфли Золушки. Светло-серые, почти белые, на изящном небольшом каблучке, с серебристой строчкой по канту! Машке даже показалось, что она сейчас потеряет сознание, настолько кровь отхлынула от лица. Она осторожно подобралась к сверкающему чуду, не веря своим глазам взяла его в руки и перевернула вверх подошвой. Размер был ее. Если бы не толчея из отоварившихся и счастливых научных работников в дверях, Машка бы точно сапоги эти украла. Засунула бы по одному под широченный белый халат, который ей выдали не по размеру, выскочила на улицу и бежала бы куда глаза глядят. Но хода не было, и она поставила сапожок на место.

- Мария Владимировна. Хотите я вам отдам свой талон? Я получил лишний, на всякий случай, а жене и одни такие не нужны, она каблуки не любит.

Машка обернулась, боясь спугнуть голос. Это, наверное, фея, но разве бывают феи-мужчины? За спиной, чуть опираясь на косяк, улыбался Зам.

- Берите, не стесняйтесь.

Машка неуверенно попыталась вытянуть талон у него из сжатых пальцев. Он, шутя, сжал их плотнее, так, что она чуть не порвала тонкую бумагу пополам, а потом отпустил резко, придержав Машку за талию. На талоне стояла цена. Чувствуя, как кровь опять хлынула к щекам, Машка протянула талон Семену Исааковичу.

- Нет, мне не надо. У меня есть. Очень хорошие сапоги!

- Если вы, Мария Владимировна, сейчас стеснены в средствах, так я буду вычитать эту сумму из вашей зарплаты постепенно. По пять рублей – вас устроит?

Машка даже не помнила, каким образом она очутилась около метро, с огромным, невиданным «фирменным» пакетом в руке с надписью «Lana». Тополя уже отпылили, вечер был теплый и ароматный, несмотря на еле ощущающийся тихий дождь. Пахло прибитой пылью, тополиным листом и мокрым асфальтом. И нежные нотки «Белого льна» от Машкиного шарфика звучали точно в тональности московского лета.
Чуть в сторонке
 
АНИРИ Дата: Пятница, 28 Фев 2020, 20:50 | Сообщение # 6
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
Любовь-нелюбовь. Глава 4. Страничка отчета

- Лето, а ты сапоги покупаешь! Дорогие, наверное?

Муж, Олег долго разглядывал Машкину покупку, придирчиво ощупывая подкладку, разглаживая кожу, близоруко сощурившись через очки, вглядывался в этикетки.

- Финские? Ничего себе! А где деньги взяла?

Машка удивилась, никогда в жизни Олег не противился ее обновкам, наоборот, готов был отдать последнее, только, чтобы жена не страдала от нехватки тряпок. Сам он был большим любителем – новые вещи обожал, Только вот жизнь из прижала в последнее время – не до этого было. Она уверена была, что муж обрадуется! А тут такое…

- Олег, у меня из зарплаты будут вычитать. Понемногу. Целый год. Даже не почувствуем. Зато зимой будет в чем на работу пойти, ты же знаешь, мои сапоги какие. Стыдно.

- Я бы и сам тебе купил. Скоро премию дадут, вот и купил бы.

У Олега лицо сморщилось и стало напоминать мордочку обиженного пекинеса. Машка вдруг поняла, в чем дело. Он, как пес, обнюхавший следы на тропинке, почувствовал запах чужого. Самца. И ему он, этот запах очень не понравился. А самое ужасно – муж не ошибся. Правда, Машка и сама не признавалась себе в этом. Прятала голову в песок, как страусиха, старалась не слышать, не видеть, не понимать…

Как-то очень быстро началась зима, вроде и осени почти не было… Крупные снежные хлопья тихо падали за окном и, в потемневшем вечернем воздухе казались слишком большими, ненастоящими. Такие снежинки лепили у Ирки, дочки, в школе на стекла, и в классе сразу становилось уютно и сказочно. И здесь, в лаборатории, тоже было уютно – над Машкиным столом горел светильник под зеленым абажуром, он скрадывал остальной свет и казалось, что в здесь, именно в этом уголке Машка совершенно одна, а все остальные где-то далеко, или их вообще …нет.

Она тюкала по клавишам пишущей машинки, стараясь быстрее допечатать страницу, но портила уже третий лист. Завтра сдавать отчет, а послезавтра снимать эксперимент, нет ни секунды свободной, хоть плачь. Да еще ноги спарились в этих сапогах чертовых! Но Машка ни за что не хотела их снимать, потому что именно в них ее ноги казались особенно обалденными. Да еще в этой новой, бешено узкой юбке, которую сшила ей подруга сама - по Бурде. Когда Машка со скрипом натянула на себя этот шедевр, пожалев, что не намылила задницу для скольжения, кромки трусов проявились, как будто их выдавили прессом, но общую картину это не меняло. Бедро, которое она выставила в зеркало, как модель с бурдовской картинки было шедевральным. Четкая плавная линия спускалась от талии к узкому стройному колену, нежность которого подчеркивало голенище сапога. Живот стал плоским, попа чуть выпуклой – немецкие модельеры, что ли такие гениальные, черт их знает… Подруга, ткнув пальцем в проявившуюся сквозь тонкую ткань юбки резинку трусов, сообщила смущенной Машке:

- Завтра пойдешь без трусов! В одних колготках. А потом я тебе достану у наших трусы приличные. А то – носит труселя. Панталоны бы еще у свекрови взяла поносить. Красотка!

И вот теперь, сидя в своем сказочном, почти новогоднем уголке, Машка чувствовала, как юбка натягивается до состояния паруса под ураганным ветром, и медленно ползет вверх, открыв уже полностью колени, а потом, глядишь, доползет и до ляжек. И подтягиванию вниз упрямая тряпка не поддается. Не дай Бог выше ляжек сумеет, народ может и не понять. Ведь Машка подружкиного совета послушалась…Насчет трусов...

- Мария Владимировна, остались только ваши страницы, все остальные свои напечатанные части уже сдали.

Резкий голос Жаззи проскрипел за спиной неожиданно, Машка подпрыгнула и испортила четвертый лист. Помарок не допускалось, придется опять перепечатывать.

- Подождите пожалуйста, Иоланта (у прозванной так Машкой - Жаззи, оказалось именно такое, оперно-театральное имя) . Я быстро. Десять минут и принесу.

Машка лебезила, потому что Жаззи зло кривила губы и презрительно рассматривала ее ляжки, уже показавшиеся миру из-под подлой юбки.

- Одеваться на работу надо соответственно. И сапоги снимать в помещении. Тогда и работа будет спориться. Думать надо о работе. А не о красоте своей необычайной. Не буду я ждать вашу страницу, у меня дома дел навалом. Отнесете Заму в кабинет, он все равно до ночи здесь сидит. А я пошла.

Жаззи с силой хлопнула дверью, так что на полке зазвенели колбы, а у Машки опять дрогнула рука, ляпнув вместо «П» «Р». Новый лист в машинке казался ненормально белым, в глазах уже мелькали мушки и кружилась голова.

…Допечатала эту чертову страницу Машка часам в девяти вечера. Еле ковыляя по пустому коридору администрации, она уже почти ничего не соображала. Тело ломило, ноги горели, как обожжённые, в глазах прыгал алфавит – именно в том порядке, как его выстроили изобретатели пишущих машинок. Наконец, она добралась до дверей кабинета - оттуда, через тонкую щелочку пробивался тусклый свет. Постучав – робко, почти не слышно, Машка замерла.

- Проходите, Маша. Я вас жду.

Голос Семена Исааковича звучал глухо, как будто он говорил через подушку. Машка осторожно открыла дверь и зашла.

В кабинете было полутемно, горела только настольная лампа. Зам. сидел на кресле, перед журнальным столиком без пиджака и галстука, верхняя пуговица рубашки была вальяжно расстегнута . Чашка кофе, явно еще горячего, потому что запах стоял одуряющий, шоколадка и две крошечные булочки на тарелке – совершенно домашняя обстановка. Машке даже стало не по себе.

- Маша, вам кофе сделать? Вы устали, конечно. Вечер совсем.

Семен Исаакович встал, легко, как будто и не был отягощен кругленьким пузцом, почти как мальчишка, быстро, порывисто подошел к Машке и потянул папку у нее из-под мышки. Он кивнул головой на второе кресло, стоящее напротив.

- Садитесь. Отдохните. Я сейчас.

Он что-то там делал с маленьким чайничком, А Машка безуспешно пыталась забаррикадировать толстым томом оголившиеся ноги. Она не рассчитывала сидеть на работе в низком, пухлом кресле. Ну вот - просто совсем.

Наконец, Зам поставил чашечку перед Машкой, открыл шоколадку, подвинул булочки.

- Посмотрим-посмотрим…

Он открыл Машкину папку, стал перебирать листы отчета, довольно кивая.

«Почему у него такой голос»,- думала Машка, осторожно втягивая губами обжигающий кофе, такой вкусный, что у нее даже жмурились сами собой глаза от удовольствия. Они с Олегом сто лет не пили кофе. А тут еще такой…дорогой сорт, похоже - «Не голос, а прямо мурчание котиное, какое -то. Аж мурашки по спине»

У нее и вправду от крадущегося глубокого баритона Семена Исааковича зарождалось что-то такое горячее, щекочущее – появлялось где-то у лопаток, и сползало вниз, по позвоночнику – прямо туда. Куда не надо… Да еще этот взгляд – чуть бесстыдный, наполовину вниз. И усмешка…

Машка потянулась за булочкой, юбка обрадовалась свободе и прыгнула почти к талии. Чертов том упал, а Семен Исаакович медленно, со вкусом осмотрел Машкины бедра и усмехнулся.

- Хороша….

К метро Машка летела, как выпущенная из пращи. Снег все не унимался, подошва у финских сапог оказалась неожиданно скользкой и, то проваливаясь в сугробы, чудом появившиеся на улицах буквально за час, то проскальзывая как на коньках, она на удивление ни разу не свалившись, добежала до станции, нырнула в вестибюль, и, почти не помня себя, долго стояла на платформе, приводя в порядок стучавшее сердце и бешено горящее лицо.
Чуть в сторонке
 
АНИРИ Дата: Понедельник, 09 Мар 2020, 19:24 | Сообщение # 7
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
Глава 5.Тарзанка
Суббота всегда в Машкиной жизни была долгожданным событием. Море планов – вроде утреннего зоопарка с дочкой, бассейна по бесплатному абонементу, который ей доставала всемогущая мама, вечернего кино с мужем, если свекровь соглашалась остаться с ребенком, ну или бутылочки вина на двоих, когда все уснут – все это раньше радовало чрезвычайно. А в эту пятницу все резко изменилось…Ей совсем не хотелось домой. Машка тянула выход с работы, перебирала пробирки, в десятый раз проверяя надписи, листала рабочую тетрадь. Она знала, что если все уйдут, то они с Замом останутся вдвоем в лаборатории. Совсем вдвоем. И тогда…может случится всякое. Например, она услышит его шаги - в гулком, опустевшем коридоре их этажа вечером любой звук разносился странно далеко, как будто в тоннеле. И тогда она выглянет из бокса, как будто случайно. И он, чуть усмехнувшись, так как улыбается только он – снисходительно и, одновременно смущенно, чуть вниз, глянет на нее и зайдет. Спросит какую-то ерунду, присядет, полистает записи, приоткроет термостат, проверив посевы. И у нее сладко замрет в груди, сердце кувырнется вниз, покатится в пятки.

Так бывает перед прыжком с тарзанки – раскачаешься, а руки страшно оторвать. Думаешь – еще разок и тогда! И, наконец, отрываешься, летишь и кажется – еще секунда и сердце разорвется на тысячи кусочков.

Так было и сейчас…Один шаг – и в пропасть. И без возврата.

Но Семен Исаакович никаких шагов не предпринимал. Машке вообще, часто казалось, что он не принимает ее всерьез, причем не только как женщину, но и как научного сотрудника. Хотя – тему он ей дал. Интереснейшую тему, бактерии, которые она выращивала под его руководством, не особо изучались, плохо поддавались культивированию и работать с ними было очень интересно. Вот только результаты Машкиной работы Зама устраивали не очень. И она по десять раз переписывала отчеты, которые он черкал толстым красным карандашом, недовольно насупившись и что-то ворча в усы.

Машка знала, ей рассказали, что у Семена Исааковича – очень красивая жена. Ей даже втихую показали ее фотографии с какого-то симпозиума – высокая (выше мужа, наверное, на голову), с пушистыми, кудрявыми волосами (рыжая, как подсказали сотрудницы), с красивыми полными губами и резким, ярким взглядом. Она смотрела в упор с небольшой, черно-белой фотографии прямо Машке в глаза и ничего хорошего от этого Машка не чувствовала. Мурашки какие-то по спине. Бррр.

Эту фотку Машка стащила. Она спрятала ее в толстенькой записной книжке, которую завела специально для телефонов сотрудников и держала в самом дальнем углу рабочего стола. Но, что самое стыдное для двадцативосьмилетней мамы первоклассницы – она нарисовала ей усы. Тоненькие, правда, ручкой, но все равно. И теперь она страшно боялась, что кто-нибудь эту фотографию найдет и засунула ее между кожзамной обложкой и картонным переплетом. Но выбрасывать не хотела, а вдруг понадобится – для каких-нибудь оккультных дел. Машка себе не признавалась, но там, где -то внутри своего совсем уже замутненного сознания понимала – он жену Семена Исааковича ненавидит. Лютой ненавистью. И если бы она верила в такие дела – то точно бы сдала эту фотку какой-нибудь ведьмаке. Но…Она в это не верила, к сожалению.

… Пятничный вечер уже совсем подошел к концу, в приоткрытое окно врывался предвесенний аромат и особый московский мартовский свет – синий. Это было Машкино любимое время – предвкушенья и ожидания, весеннего томления и радостного нетерпения. Она обожала весну. В каждую весну она начинала жить заново. А в эту – особенно.

Она совсем уже собралась уходить, грустно засовывала в сумку рабочий блокнот, чтобы полистать дома, как шаги все-таки зашаркали по коридору. Разочарование было великим – так шаркал только Игорь – у него вечно сваливались тяжелые лабораторные шлепанцы, и он тащил их, как старик – еле перебирая ногами.

- Маша. Вы мне не поможете?

У него было такое специфическое, прокуренное дыхание, от которого Машку подташнивало и она очень не любила работать с ним в паре.

- Я совсем закопался, столько посевов. Мне только пару штативов – в две руки мы с вами за двадцать минут закончим. А в понедельник я вас заменю с Барановной.

Эта перспектива Машку соблазнила. Она на все была готова, только мы ходить с мерзкой кандидатшей параллельными путями – не пересекаясь.

- Ладно. Пошли. Только я на посев сяду - а ты подавай.

Они зашли с Игорем в бокс, Машка осталась в предбокснике переодеваться и тут, какое-то озорство ее обуяло, прямо непереносимое. Она не стала застегивать верхние пуговицы боксового халатика и не надела штаны. Села, положила ногу на ногу, так что ляжка оголилась по самое небалуй и, быстро работая пипеткой, краем глаза наблюдала, как Игорь, краснея, косил глаза в ее вырез. У него струйка пота текла по лбу и скатывалась на курносый нос, потели очки и вид был совершенно потерянный.
Чуть в сторонке
 
АНИРИ Дата: Понедельник, 09 Мар 2020, 19:26 | Сообщение # 8
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
Глава 6. Экспедиция

Утром жутко трещала голова. Зачем она вчера вжбанила целую бутылку красного, Машка сама не знала. Может, потому, что в последнее время хорошее вино к ним в дом попадало не часто, а тут Олегу преподнесли благодарные больные – да не просто бутылку, а корзину целую выпивки и жратвы. Вино, шампанское дорогущее, такого они в жизни не видели, коньяк, икра, колбаса сырокопченая, сыр и конфеты. Шампанское Машка быстренько прикопала на Новый год, кто знает, в каком виде они до него дотянут, может вообще без копейки.

А вот вино поставили на стол, забабахав субботний ужин. Но Олег, видя, как Машка с сожалением смотрит на его фужер, куда он было налил свою порцию, отдал вино жене, а сам открыл мамину наливочку. Машка и хрястнула. И быстро так проскочила бутылка, почти залпом – она сама не ожидала от себя такой прыти. И дело даже не в том было, что вкусное вино оказалось, нет. Что-то она заливала внутри себя – странное, непривычное, стыдное… Горело оно, это стыдное, жарило изнутри, жгло живот, обдавало жаром при малейшей мысли, и гнала Машка от себя его, тушила пожар. Но он, огонь этот, распалял ее тело все сильнее и не было с ним сладу. Может, поэтому так опьянела она от этой бутылки, опьянела сильно, некрасиво и как-то отчаянно. На цыпочках прокравшись в комнату к дочери и проверив, что та спит крепко и спокойно, убежала на кухню и, не обращая внимания на ворчание не курившего Олега, долго смолила в форточку, первый раз не боясь, что ее застукает свекровь. А потом сама спровоцировала секс с мужем. Злой такой секс, безлюбовный, животный. Олег, не ожидавший этой прыти от вечно усталой и вялой в последнее время жены, даже ошалел от такой страсти. А потом, когда все кончилось, и Машка уснула – долго всматривался в ее лицо, в свете уличных фонарей, заглядывающих к ним в окно.

Но Машка только делала вид, что уснула. Выдержав его взгляд, зажмурившись так, что заломило в висках, она дождалась, пока муж уснет, а потом откатилась к самому краю кровати, вжалась в стенку, просто распласталась по ней, скинув общее одеяло, чтобы не коснуться его теплого тела, даже ступни, которая вдруг вызвала у нее приступ тошнотного отвращения.

Кое-как справившись с головной болью, Машка протолкнула в себя чай и полбутерброда с дефицитным сыром, вяло заплела дочке косы и выдержала полчаса утренних гамм. В воскресенье они всегда ходили с Олегом на оптовый рынок «затариваться» на неделю. Благодаря ее, уже довольно приличной зарплате, у них появились деньги и они уже позволяли себе чуть больше, чем раньше. Пошли и сегодня, долго плелись по пустырю к рынку, волоча за собой сумку на колесиках. Мартовская хлябь вдруг сменилась метелью, в моментально навалившем мокром снегу вязли ноги, у Машки промок и набух капюшон дешевой куртки, текла и щипала глаза тушь и она чувствовала себя совершенно несчастной. Да еще дурацкая привычка Олега! Вечно он вел ее за руку, как маленькую, поддерживал, чтобы не упала. Как старуху! Он и сказал ей как-то, что его мечта – состариться с ней вместе и ходить с палочками по скверу – два старичка, за ручки. Сейчас, в мокрети мартовской пурги, когда они тащились именно так, как он мечтал, Машка вдруг об этом вспомнила. И на нее накатила жуткая, беспросветная тоска.

В понедельник уже с утра в лаборатории царила веселая суматоха. Чудная идея директоров организовать свой цех на севере, прямо на берегу Белого моря, в совхозе, занимающимся зверобойным промыслом – вдруг нашла поддержку у. высокого руководства. И действительно, такое количество мясных отходов идет на выброс – это тонны шикарных питательных сред для микробиологии. И наработки были давно сделаны и технологии разработаны – осталось только внедрить. И, поскольку, Машка принимала участие в этих разработках – было решено взять и ее. Всего-то на недельку - попробовать, как работают технологии на местной воде. Рисковать сразу ставить цех, не понимая результатов, не хотели, хотя понимали - все получится. Но, все равно!

Решили, что экспедиция будет состоять из шестерых – Семен Исаакович, как основной разработчик, Ольга и Тамара – химики, Игорь и Машка- микробиологи, Петр – технолог. Гоп-компания была шикарная, вещи почти уже собраны, их был не так много. Лететь должны были на самолете до Архангельска, а там на кукурузнике до поселка. Билеты были куплены на четверг, а Машка до сих пор не сказала Олегу о своем отъезде.

Набравшись смелости, после ужина, когда они остались одни, она сообщила обо всем мужу. Олег воспринял новость, на удивление спокойно, только посмотрел как-то тоскливо, как побитый пес.

- Ну что ж, Маш. Это работа. Надо, значит, надо. Поезжай.

Машка неожиданно для себя залебезила противным голосом, заюлила, задергалась. Поглаживая руку мужа и глядя в сторону, пропищала -

- Ну, это же на недельку всего. Ты и не заметишь. А больше некому, там ведь перевар надо делать, я хорошо умею, женские руки нужны…

Она еще говорила какую-то чушь, Олег кивал, поддакивая, а глаза у него становились все потеряннее…

Суматошный четверг закрутил группу, погрязшую в последних сборах так, что члены экспедиции опомнились только в аэропорту при объявлении рейса. Олег Машку провожать не стал, чему она очень обрадовалась, тем более, что забыла про мужа, сразу, как только закрыла дверь. В самолете она сидела рядом с Игорем и даже плечом чувствовала, что он на взводе. Зря она с ним тогда так. Мужик завелся от ее шутки и завелся, похоже, серьезно. Теперь она совершенно не знала, что с этим делать, старалась не встречаться с ним глазами и, вообще, он был ей неприятен. А вот Семен Исаакович сидел рядом с Тамарой. Тамара Машке очень не нравилась. Очень высокая и очень стройная, несмотря уже на приличный возраст (за сорок), женщина была не только красивой. Острый, слегка циничный ум, светившийся в цепких, зеленоватых с рыжеватой искоркой глазах, вечная насмешливая полуулыбка тонких, но четко очерченных губ, немного лисья, вкрадчивая походка делали Тамару совершенно непохожей на остальных. Только она могла, слегка сплюнув в сторонку, подпустить изящного матка, хохотнуть и срезать противника насмерть. Машка даже не то, что не любила химичку – она ее побаивалась. А вот Зам – глаз с Тамары не спускал. И что-то в его глазах при взгляде на женщину было такое, что Машке – ну очень не нравилось.

…В кукурузнике, старом, потрепанном, дверь была подвязана веревкой и, казалось, стены сквозили, пропуская в себя тусклый северный свет.

Машка чувствовала, что задумываться о том, как они полетят – не надо. Она вообще страшно боялась высоты, хорошо еще, что папа -инженер самолетчик, успокоил ее перед полетом, что кукурузники не падают – планируют. Поэтому она решила, что закроет глаза и ни на что не будет обращать внимания. Однако, не обращать внимания не получилось, самолетик бросало в ямы, он то падал, как обрубленный, то снова воспарял, и в животе у Машки при этом неприятно ухало. Хорошо, еще не тошнило – а народ вокруг живо доставал пакетики и страдал. Тамаре и Игорю явно было не очень, они опустили головы и болтали ими, как больные куры. Петр дремал, а вот Семен Исаакович с Ольгой весело переговаривались и по очереди хлебали что-то из небольшой фляжечки, закусывая пряником.

Машка, сладив со своим прыгающим желудком смотрела в крошечное окошко вниз. А там внизу летели снежные просторы тундры – синий и бесконечный снег, лишь кое-где испятнанный редкими кляксами деревень и исчерченный тоненькими прожилками рек. Именно такой, как рассказывал им перед отъездом Зам, рассказывал тихонько, за вечерним чаем - своим глубоким, достающим Машку до глубин души голосом. И летела под крыльями пороша, заметая все, что было у нее ДО…
Чуть в сторонке
 
АНИРИ Дата: Понедельник, 09 Мар 2020, 19:27 | Сообщение # 9
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
Глава 7. Гостиница
Когда самолет приземлился и открылись скрипучие двери – то снежный вихрь просто ворвался внутрь и на мгновение прервал дыхание. Компания ученых овец неуверенно толклась среди огромного белого поля, которое оказалось аэродромом. Машка даже не представляла себе, что на свете бывают такие аэродромы. Наверное, сверху – это выглядело так – кучка темных точек около серебристого игрушечного самолетика, серый спичечный коробок какого-то здания (потом стало понятно, что это отхожее место – дощатое и дырявое) и длиннющий шест, на котором болтается длинная полосатая колбаса. И все это среди бесконечного белого безмолвия. Этакий сюр. Сон. Или бред. Это потом уже Машка узнала – что колбаса – совсем не колбаса, она имеет гордое название «ветроуловитель». А сразу ей показалось, что это Гулливер забыл свой сачок.

Вдали виднелись какие-то домики и именно от них, прямо по белому полю несся агрегат. К агрегату было прицеплено что-то еще и только, когда данная система приблизилась, Машка разглядела, что это снегоход и сани. Причем все это мчалось не в одиночестве, сзади виднелся еще один. Аккуратненько затормозив, видно, так, чтобы сани не наскочили на него сзади, водитель красиво соскочил со своего коня и радушно показал на сани. Совершенно околевшие командировочные суетливо распределились на сиденьях, укрались настоящими шкурами (Машка даже понюхала одну, прямо настоящий волк) и, крепко держась друг за друга помчались в снежном вихре куда-то в неизведанную даль.

Правда, неизведанное очень быстро и обыденно закончилось, потому что снегоходы затормозили у длинного серого здания, похожего на барак. Над крылечком под покосившимся козырьком красовалось яркое и гордое название гостиницы. Зам пожал руки встречающим, которые своими одинаково красными лицами были похожи на близнецов, те так же браво, как на аэродроме вскочили на своих мустангов и умчались. Он подпихнул Ольгу и Машку к крыльцу, подхватил совсем осоловевшую Тамару и всей толпой они ввалились в сени. Это были именно сени, не вестибюль, не коридор – сени, промороженные, звенящие от холода и темные. Потопав оледенелыми в своих белах сапожках ногами, безуспешно пытаясь стряхнуть примерзший снег, с трудов разлепив заиндевевшие ресницы, Машка, наконец смогла нормально вздохнуть и осмотреться. Смотреть, правда было не на что и, с облегчением увидев легкий парок из приоткрытых дверей, все протолкнулись дальше, в тепло. Сразу за дверями сеней начинался длинный коридор. Пустой, еле освещенный, но зато теплый. На полу лежала совершенно вытертая дорожка, которая казалась единым целым с немытым дощатым полом, такие же дощатые стены были уляпаны плакатами. Около лестницы на второй этаж дымился огромный бойлер, из которого торчал косой, но блестящий кран. Вдоль стен стояли пара длинных узких лавок, накрытых ковриками, над лавками тянулись полки с потрепанными журналами. Семен Исаакович усадил Тамару на лавку, Ольгу поманил с собой, и они исчезли где-то в глубине гостиницы. Игорь осторожно присел на лавку, его костлявые ноги не помещались в узком коридоре, и он их ломано изогнул, вдруг став похожим на тепло одетого кузнечика. Зато Петр чувствовал себя отлично. Небольшой, но кряжистый, с крепкой короткой шеей и большими клешнястыми руками, он, впрочем, везде чувствовал себя своим. Вот и сейчас, что-то пожевывая и зыркая по сторонам крошечными острыми глазками, он подошел к полке, выбрал журнал и с силой плюхнулся на единственный стул, стоящий у бойлера. Потом плеснул кипятка в алюминиевую кружку, глотнул и откинулся на спинку, прикрыв глаза.

Машка тоже чувствовала, что она жутко устала. Ноги начинали потихоньку отходить и горели, щеки полыхали огнем, из носа текло. Совершенно слипались глаза, казалось, что если она даст себе волю и закроет их, то так и покатится на пол, клубочком свернется в уголке и уснет.

… Номер, куда разместили женщин был огромным. Восемь кроватей – узких, пружинных, с ржавыми набалдашниками на металлических спинках и одна под огромным окном, узкий деревянный стол, три стула и пара тумбочек – вот и вся обстановка. Из окна несло так, что казалось, что вместе с ветром влетают крупинки снега. Никаких занавесок, скатертей или чего-то подобного не наблюдалось. Правда, постельное белье, которой кучей сложили на одной из кроватей, было чистым. Что совершенно не касалось одеял – замызганных и псивых. Но зато – они были толстыми, шерстяными и их было много.

Тамара легла прямо в шубке на матрас, поджала ноги калачиком и уснула. Машка с Ольгой с трудом переложили ее на разобранную постель, стянули верхнюю одежду и сапоги и навалили на нее сверху три одеяла.

Это было последнее, что Машка смогла совершить в этот день. Тоже, кое-как стянув с себя одежду и подпрыгивая от холода, она натянула прямо на колготки и водолазку тренировочный костюм, разбросала постель и залезла в нее, как в сугроб. Правда, три одеяла сделали свое дело, и она провалилась в сон, сразу, как только согрелась.

Утро ворвалось в Машкино сознание яркими солнечными лучиками через зажмуренные ресницы, согрело захолодевшие щеки и защекотало в носу. Она открыла глаза, с трудом соображая - где она и поняла, что в комнате одна. Постели Тамары и Ольги были аккуратно застелены, вещи развешаны на плечики, а плечики пристроены на гвоздиках, набитых по стенам. На столе красовалась скатерть, явно из простыни, и стояли чашки и тарелки. А на крайней кровати лежала какая-то огромная куча. Мохнатая и страшная.

С ужасом откинув одеяло, Машка встала и почувствовала, что в комнате холод – ну просто ледяной. Сунув ноги в тапки, которые ровным счетом ничего не давали, она на цыпочках пробралась к чемодану и натянула сразу два свитера (хорошо, Олег уговорил ее взять два). Шмыгая носом, она подошла к окну. А там, за стеклом сияла под солнцем бесконечная снежная равнина. И только кое-где, как крошечные мошки на сахаре, медленно передвигались черные точки. И голубела тонкая нить извитой, закованной в лед, речки.

С шумом распахнулась дверь, влетели Тамара с Ольгой – хохочущие, розовощекие, пахнущие морозом и снегом. В огромных тулупах, пуховых платках и валенках, они были почти не узнаваемы и как-то по-особенному красивы. Машка вдруг показалась себе серой, городской замерзшей и неумытой тухлятиной. И ей почему-то стало страшно, одиноко и очень тоскливо.
Чуть в сторонке
 
АНИРИ Дата: Понедельник, 09 Мар 2020, 19:29 | Сообщение # 10
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
Глава 8. Пикник

К вечеру ужас прошел. И не только прошел – Машка вдруг, неожиданно для себя, сразу и насмерть влюбилась в этот ледяной мир. Правда, с холодом в номере они начали бескомпромиссную борьбу – выпросили небольшой, старенький обогреватель-ветерок, затянули окна толстым полиэтиленом, полиэтилен тут же надулся от сквозняка, бьющего во все щели, и звенел, как барабан. Через пару часов температура в комнате уже была терпимой, во всяком случае, можно было ходить не в пальто и сапогах, а в свитере и джинсах. Та куча, которая лежала на свободной кровати оказалась Машкиной новой одеждой, которую ей притащил помощник председателя. Здоровенный, мохнатый внутри тулуп, валенки и пуховый платок превратили Машку в матрешку, так ей казалось, почему-то. Когда она смотрела на свое отражение в мутноватом коридорном зеркале – розовощекое с морозца, глазастое и веселое - то сразу вспоминала про этих деревянных куколок. Яркие, глуповатые, ну просто одно лицо. А еще – она вдруг неожиданно помолодела, насколько можно такое сказать о женщине ее возраста. Вернее – в ее облике появилось что-то такое- юное, озорное, бесшабашное и безалаберное. Она носилась по номеру, наводя порядок, с такой скоростью, что казалось, что от ее движений создаются легки завихрения прохладного воздуха. Высоко поднятые пушистые волосы, заколотые на затылке, горящие щеки и подбородок, который она периодически прятала в воротник толстого свитера – если бы ее увидели муж и дочь – точно не узнали бы. А она и не помнила про них. Как-то они совсем вылетели у нее из головы, растворились – там в серой промозглости мутного московского воздуха, остались в той жизни, которая, как будто превратилась в старое забытое кино. Скучное и правильное до ломоты в скулах.

- Маша, вы сейчас похожи на какую-то птицу – яркую, экзотичную, необыкновенную.

Зам сидел на кровати в углу комнаты и наблюдал, как Машка убирается. Сегодня было воскресенье, и председатель пригласил их на пикник – ради знакомства. А потом, пикник должен был перерасти в вечер встречи (так, посмеиваясь, назвала предстоящую пьянку Ольга). Для вечера встречи надо было успеть приготовить стол – поэтому женщины пошли в местное сельпо за хлебом и картошкой, остальное у них было с собой – московские гостинцы. Семен Исаакович ждал Петра с Игорем – они должны были притащить молоток и гвозди и сколотить полуразвалившийся гостиничный стол. Машка, наконец доползла с тряпкой до угла – до кровати на которой притулился Зам и, пятясь задом, вдруг споткнулась о его ногу, стала заваливаться набок.

Семен Исаакович подхватил ее за талию и одним, быстрым и сильным движением приподнял, посадив на кровать рядом с собой. Машка ни в жизни бы не подумала, что у него такие сильные руки. Он медленно развернул ее лицом к себе, притянул, близко-близко посмотрел в глаза. Карие, странно-разные глаза (один – острый, темный, с маленьким, как простреленным зрачком, второй – со слегка опущенным веком, от чего казался нежным и грустным) тянули из Машки душу, да так, что она даже зажмурилась, на всякий случай. Щеки вспыхнули еще сильнее, наверное, она стала просто бордовой. Еще немного и ворс на пушистом воротнике свитера, точно, обуглится.

- Семен Исаакович, прошу вас, отпустите. Это неудобно, сейчас наши придут.

Зам совершенно не смутился, вообще не обратил внимания на Машкин детский лепет, лишь чуть приотпустил руки, так, чтобы можно было отодвинуть Машку и рассматривать ее, как придавленную муху под стеклом.

- Маша, вы настолько красивы, что я не могу не смотреть на вас. Вы даже не понимаете сами – насколько вы красивы. У вас огромные и потусторонние глаза – они фантастически нездешни. Инопланетны. Я с ума схожу, когда в них смотрю.

У Машки жутко кружилась голова, комната шла кругом, в ушах шумело, наверное, еще минута в таком виде, и она точно потеряет сознание. Собрав последние силы –вывернулась из его рук, вскочила и отпрыгнула, как испуганный щенок. И, не зная, что делать, быстро начала тереть стенку сухой тряпкой, чувствуя себя полной дурой.

Зам встал, подошел к Машке, вытянул у нее из рук тряпку, бросил ее в ведро и развернул лицом к себе, прижав спиной к стене. Но, в этот момент, по коридору раздался топот, распахнулась дверь и в нее ввалился Петр, сдирая с себя здоровенный тулуп, делающий его похожим на ободранного медведя.

- Принес молоток и гвозди. Игорек там ногу от стола тащит, где -то подточил. Щас соберем, как новый будет.

Петр посмотрел на огненно-красную Машку оценивающе и вдруг, ляпнул ее по заднице квадратной пятерней.

- Давай, милка моя розоватенькая, не стой кобылой. Помогай.

От этого хамства Машка неожиданно пришла в себя, и, развернувшись, с размаху шарахнула Петра по загривку.

- Отвали, дурак. Руки не распускай.

Как-то сразу стало легче. Семен Исаакович занялся столом, Тамара с Ольгой втащили сумки, Игорь, застряв с ногой от стола в дверях, весело что-то орал.

… У порога гостиницы их ждала кавалькада снегоходов. Эти красивые машины здесь были практически в каждом дворе, во всяком случае – везде, насколько хватало взгляда они рассекали плотное снежное марево, как огромные красные и синие рыбы, попавшие в молочный океан. К каждому снегоходу были прицеплены сани. В санях лежали здоровенные подушки, сшитые из ковровой ткани и шкуры – мохнатые, теплые даже на вид. Председатель – высокий, черный, моложавый и очень кудрявый и его помощник – тоже высокий, правда худой до скелетообразного состояния, но при этом жутко сутулый, красовались в седлах своих коней, как ковбои на мустангах. Третий снегоход оседлал незнакомый мужичок – крепенький, небольшой с круглыми, пронзительными, черными глазами и ровной челкой темных волос из-под белоснежной меховой шапки.

Их ученая толпа сгрудилась у крыльца и выглядела жалко в своих тулупах не по размеру и высоких, неуклюжих валенках. У Машки все время съезжал пуховый платок, она поминутно его подтягивала и именно это простое движение приводило в порядок ее мысли. Морозный воздух быстро остудил горящие щеки, она успокоилась и совсем пришла в себя, тем более, что Зам больше не обращал на нее никакого внимания. Вроде все это, что произошло в номере – так, привиделось. Сдуру.

А снежная даль сверкала бисерным, ослепительным сиянием, да так, что резало глаза до слез. Такой красоты - Машка не видела никогда – белому покрывалу нет конца и края – и только вдалеке – где-то у самого острого ледяного края мира были видны еле заметные тени каких-то деревьев – то ли елей, то ли сосен. И ниточка реки, как тоненькая венка - только подчеркивала это таинственное белое безмолвие.

Из ступора Машку вывел Игорь – он взял ее под руку и показал на вторые сани. Они сели в них вдвоем, Игорь заботливо укутал Машку шкурой и разместился напротив. Кавалькада рванула с места, взвихрив снежную пыль и они помчались куда-то, и Машка вдруг подумала, что ей все равно куда…

Снегоходы остановились в таком месте, что от удивления у всех открылись рты и не закрывались, наверное, минут пять. Бывает оазис в пустыне? Конечно! А в снежной?

Как оказалось – тоже бывает. Именно в таком оазисе, - сосновом бору среди равнины они оказались сейчас. Сосен было совсем немного – деревьев шесть - семь, не более, они перемежались с редкими елками и все вместе создавали ощущение сказки, возникшей вдруг, рядом – как сон. Небольшая полянка ровно посередине была утоптана, явно заранее, а в центре был выложен очаг. У этого очага копошились совсем маленькие люди – пара, мужчина и женщина, у них были круглые лица и узкие глаза. Крошечный снегоход стоял поблизости, он был завален какими-то сумками. Председатель дал маленьким людям знак – и они засуетились еще быстрее, запахло жареной рыбой и пряностями.

Все дальнейшее, уже потом, Машке вспоминалось, как сон. Нежные куски рыбы, с которых тек розовый сок, промачивая куски теплого, явно домашнего хлеба, обжигающий вкус коньяка, который на морозе отдавал шоколадом и орехами. И аромат снега! Здесь, в этом сосновом оазисе среди запахов еды и хвои – аромат снега был острым, пронизывающим, будоражащим.

И потом, когда Семен Исаакович, кормил совсем захмелевшую и одурманенную Машку кусочками растопленного в очаге шоколада, этот запах снега врывался в ее сознание и пьянил сильнее коньяка.
Чуть в сторонке
 
Литературный форум » Наше творчество » Творческая гостиная » Любовь-нелюбовь. (Моя новая повесть. О любви)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:
Издательство "Союз писателей" © 2024. Все права защищены.