demarev65@ | Дата: Суббота, 03 Авг 2013, 20:17 | Сообщение # 1 |
Группа: Удаленные
| Владимир Чирков, краевед и писатель, до сих пор не удосужился написать что-нибудь особенное, -- такое, что могло бы принести ему не только славу, но и деньги. В молодости он закончил филологический факультет в престижном вузе, но, зная всевозможные тонкости родного языка, не мог изложить на бумаге ни одной стоящей мысли, ни одного занимательного сюжета. Проработав года два в школе, он женился на девушке из приличной семьи, которая, спустя некоторое время, родила ему дочь Настю. В те времена он наивно полагал, что обрёл музу, но дальнейшая жизнь показала, что не все красавицы с очаровательными глазами способны стать таковыми. Что касается дочери, этого миленького цветка, уже в десятилетнем возрасте она, по примеру матери, помышляла исключительно о вещах и деньгах, доводя отца до отчаяния. По истечении многих лет после развода Чирков продолжал существование в полном одиночестве, не помышляя о новых брачных узах, и виделся с родной кровинкой лишь час от часу. Но даже эти редкие встречи его, признаться, утомляли. Всякий раз после прощания с этим великовозрастным дитём Владимир ощущал невероятно тяжёлый осадок на сердце и разлагающую опустошенность на душе. Вот и сегодня… О, сегодня Настя пришла не одна, а в сопровождении импозантного, прилизанного мужчины лет тридцати. -- Привет! – бросила она отцу, входя в квартиру. Не разуваясь, она прошла в грязных сапогах в комнату и, развалившись в любимом кресле Чиркова, забросив ногу на ногу, изрекла: -- Па, это Серж. Молодой человек, нервно теребя в руках головной убор, слегка поклонился. -- Па, Серж работает в издательстве. Он может купить твой роман. Владимир растерялся. -- Настя, но я его ещё не написал. Мне не удаётся даже начало… -- Ой, что ты говоришь! Чтобы филолог не сумел написать нескольких строчек?! -- Но ты знаешь, что роман – это вовсе не несколько строчек! – возмутился он. – Тут надобно вдохновение, поймать момент… -- Не смеши мои каблуки! Папа, мы с Сержем вскоре поженимся, и я хочу провести медовый месяц в Альпах. На это нужны некие бумажки, называемые «евро», и чем их будет больше, тем лучше. -- А-а-а… Стало быть, ты заранее спланировала, каким образом использовать мой гонорар? – усмехнулся Чирков.– Тебе, двадцатитрёхлетней даме, должно быть известно, как это называется. -- И как же? – насторожилась она. -- «Делить шкуру ещё неубитого медведя». -- Гм… И ты утверждаешь, что ещё ничего не написал? -- Ничего. -- В таком случае, обзаведись музой. Владимир рассмеялся. -- Куда мне! Музы, в особенности современные, предпочитают молодых, удачливых, нагловатых… Ну, вроде тебя. От этой шутки, произнесённой отнюдь не злым тоном, лицо дочери покрылось пятнами. «Как змеиная кожа…» -- отметил про себя Чирков. Нельзя сказать, чтобы он испытывал к дочери ненависть, но и особой любви тоже не отмечал. А что в этом удивительного, если с самого её рождения бывшая жена превратила дочь в орудие давления на него? Услышав последние слова, Настя, как ошпаренная, вскочила с кресла и, бросив на прощанье: «Неудачник!», схватила Сержа за руку, как дитя, и убралась восвояси. После подобных визитов Владимир чувствовал себя чрезвычайно опустошенным и отупевшим. «Сплошь потребительство, паразитизм, -- подумал он, нервно теребя своё левое ухо. – Это у неё от матери. И куда только я смотрел двадцать четыре года назад?.. Но почему ей не даст денег самоуверенная мамаша? Она любит похваляться, что её второй муж – бизнесмен. Вот пусть бы и дал…» Чиркова было бы невозможно отнести к категории жадных людей. Просто доходы у него были слишком скромными, чтобы помышлять о месячном времяпровождении в Альпах. Он работал редактором краеведческого журнала, который даже с определённой натяжкой невозможно назвать преуспевающим. Кроме редактора, есть и более высокое начальство – издатель. За этим словом скрывались несколько людишек с профессорскими званиями. Ежемесячно Чирков получал от них рукописи, которые был обязан редактировать и публиковать. Эти материалы писались сухим и скучным научным стилем, в них слишком много внимания уделялось темам, которые не интересовали читательскую аудиторию. Например, о нюансах в сельском хозяйстве Российской империи в 17 – 18 веках или бесконечным спорам о том, кем приходилась некая Мария полковнику Даниле Нечаю – дочерью, любовницей, тайной супругой, тёткой или же просто другом. В начале каждой такой статьи, естественно, авторы старались подчеркнуть «всемирно-историческое значение» своих исследований… «Да кому это нужно? – готов был воскликнуть Чирков, терпеливо вычитывая всю эту галиматью. Публиковать бы темы интересные и «живые», чтобы привлечь читателя, так нет же… Правда, после вёрстки издания всегда обнаруживалось несколько свободных страничек, на которых он размещал собственные статьи. Судя по отзывам, они пользовались значительно большим успехом, нежели материалы «авторитетных» исследователей. Но права голоса на совещаниях он не имел. Рутинная работа настолько изнуряла его, что даже дома, усаживаясь в кресло, вооружившись ручкой и бумагой, он не мог вывести ни единой толковой строчки. Вот и сейчас, после ухода дочери, он снова попытался писать. Уже в течение многих лет ему никак не давалось вступление. В первое предложение следовало вложить глубокий смысл. Оно напрашивалось приблизительно в следующем виде: «С древнейших времён женщина является для мужчины венцом желаний, целью всей его жизни...» На первый взгляд кажется, что проще задачи и не придумать. Однако, выводя ручкой словосочетание «С древнейших времён», он впадал в сомнения: «А стоит ли начинать именно с него? Откуда я могу знать о древнейших временах?» Следующим камнем преткновения было слово «женщина». «А можно ли называть женщиной первобытное создание, жившее в древнейшие времена?» Потом он спотыкался на слове «является». Вроде ничего сложного, но… «Являться мог Иисус народу, а не женщина!» -- нервничал он, откладывая ручку с чувством необъяснимого бессилия. И такие придирки в его голове возникали к каждому слову. -- Правильно говорила Настя: неудачник! – бормотал Владимир, измеряя комнату большими шагами. – А кроме того ещё и бездарь! Походив по комнате несколько минут, он решил, что было бы неплохо прогуляться по двору. Девятиэтажка, в которой он обитал, имела скромный дворик. В нём как раз помешалась маленькая волейбольная площадка, песочница для малышей и две огромные берёзы. Однажды их хотели спилить, но обитатели дома не позволили, -- ведь радостей общения с природой у столичных жителей и без того слишком мало. Весной Чирков обожал любоваться этими стройными красавицами, но сейчас было начало зимы и ветки этих деревьев напоминали жалкие, скрюченные руки скелетов. К тому же, проходя мимо берёз накануне, он заметил на одной из них следы «контакта» с человеческими существами: какая-то каналья умудрилась вырезать целый холст коры размером в метр. Наверное, чьему-то чаду понадобилась на урок труда. А жаль, поскольку бедное дерево теперь должно испытывать страдания…
2
Перед тем, как выйти из подъезда, он поднял ворот пальто и тщательно застегнулся; лишь после этой операции он решился высунуть нос на улицу, где вовсю разгулялась вьюга. Колючий ветер беспощадно хлестал по лицу пригоршнями холодного снега. В иной раз Владимир непременно вернулся бы в пенаты тёплой квартиры, но надо было купить сигарет и кофе, без которых он не мог жить. Склонив голову, он ускоренным темпом пересёк дворик и не вошёл, а вбежал в гастроном. Здесь царили тишина и уют, характерные для последнего часа работы магазина. Вдоль салона выстроились стеллажи с товарами, покупателей почти не было, а продавщицы, пользуясь свободным временем, подводили итоги, склонившись над большими тетрадями и на ходу сплетничая; иные же просто бездельничали, слушая попсовую тарабарщину. За окном превосходно освещённого помещения сгущались сумерки, -- это обстоятельство Чирков заметил только сию минуту, и был по сему поводу чрезвычайно удивлён. Купив всё необходимое, он покинул этот уголок, показавшийся ему райским. Снова в лицо ударил порыв ледяного ветра, снова человек инстинктивно наклонил голову, чтобы идти… Проходя мимо берёз, он испытал удивление, услышав звуки, напоминающие… плач. Оглянувшись, он различил под искалеченным деревом женский силуэт. Да, это была совсем молодая женщина, почти обнажённая; съёжившись от холода, она плакала! -- Что за дела? – проворчал Владимир, не веря своим глазам. Он сделал шаг в сторону плачущей. Её тело было прикрыто лишь лёгкой рубашкой до пояса. -- Бедняга! – вырвалось из его уст. – Наверное, из дому прогнали или вышла на первый этаж за почтой, а дверь квартиры предательски захлопнулась… Ему и в голову не пришло, что ни одна женщина в мире не согласится быть прогнанной без нижнего белья, как ни одной не взбредёт в голову выходить за почтой в таком виде. -- Эй, девушка! – робко окликнул он. В ответ послышалось только зябкое дребезжание зубов. -- Бедненькая! – снова произнёс он, стаскивая с себя пальто и набрасывая его на плечи женщины. Кутаясь в него, она одарила спасителя взглядом, исполненным благодарности, и произнесла нечто, напоминающее «спасибо». Между тем, Чирков успел рассмотреть её и заметил, что она не только совершенно юная, но и босая. -- Знаете что? – сказал он. – Пойдёмте ко мне. Конечно, ресторанных блюд не гарантирую, поскольку я одинок, но чашка горячего кофе для вас найдётся. По пути домой ему пришло в голову, что их могут заметить соседи. Что скажут или подумают эти люди, обнаружив его в компании босой женщины? «Да ну их ко всем чертям!» -- в сердцах выругался он, открывая перед незнакомкой дверь подъезда. Пока она парилась в ванной, он подыскал для неё кое-какую одежду из собственного гардероба – спортивный костюм, свитер и тёплые носки. Когда она пришла на кухню пить кофе, он снова был удивлён – на сей раз её красотой. Из-под большого полотенца, которым была обмотана голова, выбился длинный локон белокурых волос, что делало девушку особенно интересной и привлекательной. Взгляд зелёных выразительных глаз светился наивностью и детской непосредственностью. Столь же детские пухленькие губки расплылись в доверчивой улыбке. -- Ну, теперь здравствуйте! – произнесли эти уста мелодичным голосом. -- Здравствуйте! – ответил он. – Будем знакомы, меня зовут Владимир. Можно просто Вова. -- А я – Селена. -- Селена? Странное имя для нашего слуха. Кажется, так звали богиню Луны. -- О нет, я вовсе не богиня, -- улыбнулась она. – А всего лишь дриада. -- Ничего себе! – едва не поперхнулся Чирков, взглянув на гостью с подозрением: «Не сумасшедшая ли, не употребляет ли наркотиков?» После кофе, в который он для разогрева добавил коньяку, они перешли в единственную комнату, где хозяин усадил даму в единственное кресло и укутал пледом. -- Ну, отдыхайте, -- сказал он. – А я тем временем попытаюсь написать хоть что-нибудь. -- Вы – писатель? – не без восхищения воскликнула Селена. Он стушевался. -- Да не то, чтобы… И да и нет. Пришлось в двух словах рассказать о себе. -- Так что никакой я не писатель, а так… писака, -- подытожил он, вынужденно улыбаясь. Она посмотрела ему в глаза долгим, глубокомысленным взглядом. -- Нет, вы писатель, -- серьёзно ответила девушка. – И у вас всё получится, вот увидите. -- С чего вы взяли? -- В вашем сердце присутствует частица добра. А таким людям должно всё удаваться. «Гм… Наивна, как дитя!, -- улыбнулся Владимир. -- Всему своё время, -- продолжала она. – Вы не думайте, что если я выгляжу моложе вас, то ничего не понимаю. О, не исключено, что в чём-то я значительно превосхожу ваш опыт. Этот разговор начинал ему надоедать по двум причинам. Во-первых, эта девочка отвечала на его самые сокровенные мысли, а во-вторых, в её словах, в тоне, во взгляде он читал веру в него. Это выглядело слишком по-взрослому, даже «взрослее», чем он сам. «Что ж, девочка, наверное, начитана, умна, -- подумал Чирков. – Но не могу же я ей сознаться в своём ничтожестве…» Размышляя, он заметил, что Селена снова смотрит ему в глаза. Его уже давно не удостаивали подобными взглядами, и это заставило испытать прилив робости. Он ощутил странное, учащённое сердцебиение, так что невольно прикоснулся рукой к груди. Селена снова улыбнулась. -- Позвольте заметить, что вы вовсе не… неудачник, как полагают некоторые люди, -- сказала она, вставая. – Кому-то взбрело в голову внушить вам нехорошее мнение о себе самом. Так могли поступить только люди злые, ограниченные. Всё в вас прекрасно, будьте спокойны! Только вам бы не помешало смелости… -- Смелости? – удивился он. – Но… -- Вы не трус в прямом смысле слова, но обстоятельства принуждают вас таить своё мнение в себе, подавлять волю и суждения о чём-то. Будьте смелее, мой добрый спаситель! И странное дело: от этих слов он ощутил в груди прилив смелости, дышать стало легче, в голове тучами зароились мысли… -- Спасибо вам, Селена! – заключив её руки в свои, ответил Владимир. – Спасибо… Но вы устали, вам следует отдохнуть. Ложитесь в мою постель, а я… Кровать была единственной, но он где-нибудь да пристроится. Да и не нужно ему сейчас спать, потому что мысли гонят его к письменному столу. Укутав гостью одеялом, он не удержался и поцеловал её в чело. -- Спокойной ночи, Селена! -- Спокойной ночи!.. В течение ночи ему так и не удалось даже закрыть глаза. Рука сама выводила на бумаге фразу за фразой, развивая сюжет, строя композицию, вырисовывая характеры персонажей. Предложения – десяток за десятком – выстраивались в абзацы и главы, заполняя один десяток листов за другим. Сколько их исписал Чирков в течение ночи, было бы трудно подсчитать. У него получалось великолепно. Судя по тому, что уже было готово, можно было сделать вывод о том, что ничего подобного сейчас не издаётся, а потому сие творение обречено на успех. Это был именно тот подарок судьбы, о котором мечтает всякая творческая личность. Подобных моментов упускать ни в коем случае нельзя; это было бы проявлением чёрной неблагодарности по отношению к судьбе, к мысли, к творению. Что на него нашло? За что в эту ночь судьба к нему столь благосклонна? Что за дивная и многотерпеливая муза снизошла до того, чтобы удостоить его своим драгоценным вниманием? При упоминании о музе Владимир вдруг встрепенулся и, отложив ручку, оглянулся на Селену. Девушка находилась под всевластным влиянием Гипноса, чему-то улыбаясь во сне. Любуясь ею, Чирков не удержался: -- Боже, какая же она красивая! Вот она – моя настоящая муза, моя судьба; вот, с кем стоило бы связать жизнь! Но эта девочка такая юная и невинная… Но в этот миг в сознании снова возобновился процесс мыслетворчества, принудивший Владимира склониться над стопкой бумажных листов. Утром он не слышал, как гремел на площадке старый лифт, как одни соседи выбирались на работу, а другие ссорились, не стесняясь чужих ушей. Ему также не было дела до сдержанной возни вокруг себя: Селена, проснувшись, снова посетила ванную, приготовила завтрак, занималась уборкой. Чирков писал и писал. Роман получался превосходным. Это было произведение о месте человека в природе, о его взаимосвязи со Вселенной, о единстве душ человеческих с душами природных явлений. Это было нечто потрясающее… Он едва ли не впервые в жизни чувствовал себя по-настоящему живым, полноценным и поэтому счастливым человеком. В этот день ему даже не пришла в голову мысль о том, чтобы спешить на работу…
3
Эта зима была необычной. Чиркову удалось сделать столько, сколько не приходилось успевать за всю предыдущую жизнь. Во-первых, он почти закончил роман, над которым проработал почти месяц. Работа застопорилась только на эпилоге, который почему-то не давался. -- Ничего, -- улыбалась Селена, целуя его в лоб. – В нужное время придёт и нужная мысль. Во-вторых, до такой же степени он завершил и второй роман. Он был о параллельных мирах. -- Эта вещь раскупится в один миг, -- потирая руки, уверял редактор известного издательства. – Дописывайте эпилог и будем издавать. Но эпилог как раз не давался. -- Ничего страшного, -- улыбалась Селена, целуя его в лоб. – Всему своё время. Он уже давно заподозрил, что вся его удачливость имеет необъяснимую, мистическую привязку к этой милой женщине, стройной и ласковой, как весенняя берёзка. После того, как он не вышел на работу, его уволили. Впрочем, он и не переживал по сему поводу, потому что в тот же день ему предложили аналогичную работу со значительно большей зарплатой в преуспевающем журнале. Эта работа не отличалась прежней рутинностью и тупостью, он всегда возвращался домой в приподнятом настроении. Мало того, он домой спешил! Владимир полюбил. Эта женщина запретила ему покупать букеты мёртвых цветов, которые он поначалу пытался приносить для неё. Тогда он начал покупать для Селены сласти, чем очень её смешил. Она тоже полюбила его и всё у них ладилось. Эта зима, как мы уже заметили, была необычной: после декабрьских морозов вдруг наступила оттепель. Недели через полторы Селена заявила: -- Сегодня у тебя выходной. Поехали в лес, я хочу полюбоваться цветами. -- Что ты! Какой лес, какие цветы!. – засмеялся он. -- Не веришь? Что ж, если там есть цветы, с тебя причитается шоколадка. И цветы действительно встретили их своими опьяняющими ароматами, смешанными с запахом прелой осенней листвы. Целые поляны подснежников раскинулись по лесу белыми коврами. На плечо Селены села маленькая птичка и о чём-то зачирикала. Женщина осторожно погладила её, говоря: -- Не беспокойся, вскоре снова наступит зима. Чирков был ошеломлён. -- Почему она тебя не боится? – спросил он. -- Потому что чувствует во мне родственную душу, -- улыбаясь ответила она. -- Откуда ты знала о том, что цветы распустились? – недоумевал он. -- Я чувствовала, -- загадочно улыбнулась женщина. Он нагнулся, намереваясь собрать букет, но она остановила его властным жестом. -- Не делай этого! Слышишь? -- Слышу… -- Нет, ты пообещай, что никогда не станешь убивать цветы. Обещаешь? В её взгляде было столько боли, что он согласился. Почему она так переживает о цветах? Каким образом она может всё чувствовать? Что такого особенного сосредоточено в этом маленьком человечке? Как она воздействует на него самого? Эти вопросы оставались для Чиркова открытыми, а Селена, словно понимая его мысли, загадочно улыбалась. В её глазах отражалось столько любви и преданности!.. -- Ты приносишь мне удачу, -- как-то сказал он, глядя на неё с восхищением. – Я хочу, чтобы ты осталась со мной навсегда. Но она ничего не ответила. С началом февраля продолжительность светового дня значительно увеличилась. Во взгляде женщины появились необъяснимая тоска и беспокойство, с которыми она то и дело устремляла взгляд в окно. Это настораживало Владимира. Однажды он, стремясь развеять эту тоску, предложил: -- Селена, а не сходить ли нам в зоопарк? -- Нет, ни в коем случае! Эти слова прозвучали, как удар молотом – резко, жёстко. Она это сама почувствовала и, пытаясь сгладить впечатление, мягким тоном объяснила: -- Мне не нравится, когда люди издеваются над животными ради потехи. -- Ты права, -- согласился он, пожимая плечами. Он запомнил десятое февраля на всю оставшуюся жизнь. У него был выходной, пользуясь которым, он рассчитывал подольше поспать. Но Селена разбудила его рано. -- Вова, ты прости меня за то, что мешаю спать, но я хочу тебе кое-что сказать. -- Милая, а нельзя ли было перенести это на час попозже? – недовольно проворчал Чирков. -- Это важно… Тем более, что через час ты и сам это поймёшь. -- Хорошо, дорогая… Я слушаю тебя внимательно. Вздохнув, он уселся в кровати. -- Вова, однажды я тебя предупредила о том, что вполне возможно, что я старше тебя в чём-то. -- Было такое, -- улыбнулся он, вспоминая вечер знакомства с этой удивительной женщиной. -- Так вот… Если я старше, значит и жизнь могу знать лучше, чем ты. И, соответственно, кое-что могу предвидеть. Он молча кивнул. -- Сегодня придёт твоя дочь. -- Откуда ты знаешь? -- Дело не в этом, -- ответила она. – Дело в том, что в ней много зла. Тебе нельзя с ней встречаться. Я, конечно, не скажу, чтобы ты отрёкся от дочери, но старайся встречаться с ней как можно реже. -- Да я и сам это чувствую, -- грустно улыбнулся он. -- Дочь и бывшая жена полжизни внушали тебе комплекс неполноценности, ты хирел, теряя себя. -- Селена, я понимаю, зачем они так вели себя раньше, пока дочь была несовершеннолетней: чтобы всегда тянуть с меня деньги. Но на что я им нужен сейчас? -- Не знаю, -- ответила она, пожимая плечами. «Им нужна твоя квартира!» -- подумала она. -- Квартира! – воскликнул Чирков, хлопая себя по лбу. – Вот оно что… Селена подошла к нему и, положив руки на его плечи, заглянула в глаза. -- Скажи: ты чувствуешь себя хоть немного счастливым со мной? -- Чувствую ли я? – переспросил он. – Да я с тобой только и начал жить! -- В таком случае никогда не позволяй никому ломать свою волю, потому что погибнешь. -- Да, да… Я это знаю… -- Всё будет хорошо, милый. Главное для тебя – выдержать сегодняшний день. А потом всё будет так, как ты хочешь. Смысл этой беседы дошёл до его рассудка значительно позже. Они только что закончили завтракать, как задребезжал звонок. Пришла Настя, притащившая с собой Сержа. -- Ты давно не приходила, -- с укоризной обратился к дочери Чирков. -- Ну, понимаешь, у нас была свадьба, а потом мы ездили в Петербург… -- Свадьба? Ну что ж, поздравляю… Рад, что обошлись без меня… Но ты, помнится, собиралась в Альпы, ещё денег требовала… -- Какие там Альпы, па! Денег не хватило. А ты как? Роман пишешь? -- Пишу… понемногу… -- скромно ответил он. -- А музу для себя ещё не подыскал? С этими словами Настя улыбнулась с деланной игривостью, отчего улыбка получилась противной и слащавой. -- Музу? Вот удивительное слово! – засмеялся Владимир. – И насколько точное… -- А, понимаю: ты никого не нашёл. Современным музам нужны мужики прочные, состоятельные, а не тюфячки вроде тебя. Да и роман у тебя, небось, получается таким же скучным, как и твой журнальчик… «А она действительно зло…-- с ужасом промелькнула мысль. – И как только я не замечал этого раньше?!» -- А чашкой кофе свою дочь ты не угостишь? – спросила Настя, бесцеремонно проталкиваясь к комнате, где находилась Селена. -- Проходите, я сейчас заварю, -- пригласил он, удаляясь на кухню. В этот момент раздался неистовый вопль: -- Что это такое?! Поспешив на звук, Чирков увидел, как Настя дрожит всем телом, брезгливо указывая точеным пальцем в сторону Селены. Её голос срывался, переходя от контральто к фальцету. Испытывая неописуемый стыд за поведение дочери, Владимир пытался подыскать нужные слова, но дикие вопли и созерцание искажённого неприятной гримасой лица дочери не позволяли сосредоточиться. -- Серж, а я почувствовала неладное, едва переступив порог этой квартиры, -- продолжала Настя. – Всюду идеальный порядок, всё сложено по местам… Зятёк нерешительно топтался у двери, опасаясь оказаться между женой и тестем – мало ли что… -- Серж, будь хоть ты мужчиной в этом доме! – вопила женщина. – Ну, прогони отсюда эту девку! Селена бросила на Владимира испытующий взгляд, который возымел действие. -- Так, дочь, -- тоном, исключающим пререкания, произнёс он. – Я тебя выслушал? Изволь теперь слушать ты. Когда-то давно я совершил самую большую ошибку в своей жизни, женившись на твоей матери. Но бог с ней, что было то было. После развода она воспитывала тебя по своему образу и подобию. Это мне не нравилось, но не в моей власти было противодействовать этому. Иногда ты ко мне приходила, и я с сожалением отмечал в тебе появление всё большему количеству черт неприятных, паразитических. Но выставить тебя за дверь мне не позволял только твой нежный возраст и страх перед общественным мнением. Вступив во взрослый возраст, ты превратилась в откровенно бездушное, себялюбивое и наглое существо, с которым и поговорить-то не о чем. Что меня связывает с тобой и с твоей мамашей? Ничего. Вы давно живёте своей жизнью и своими интересами. Соответственно, я имею право устраивать свою жизнь И буду устраивать её так, как мне заблагорассудится. Если я счёл нужным впустить в неё другого человека, он в ней и останется, независимо от того, хотите вы того или нет. Молодая женщина, которую ты видишь перед собой – моя жена. Какие будут вопросы? -- Жена?! – округлила и без того огромные глаза дочь. – Жена? -- Да, жена. Я ведь тоже не терял времени зря. И если ты хочешь остаться вхожей в этот дом, прошу быть с нею повежливее. -- Жена… -- задумчиво, не вслушиваясь в слова отца, промолвила Настя. – Ну, ничего, ничего… Серж, пойдём отсюда! Схватив муженька за руку, как ребёнка, она поспешила ретироваться, хлопнув дверью. Чирков теперь смог вздохнуть с облегчением. Селена, стараясь сохранить спокойствие, сосредоточилась на вязании. -- Ну, что ты скажешь на это? – спросил он. -- Скажу, что это – лишь начало, -- хладнокровно ответила она. -- Да? Наверное… Но что же делать? -- Да ничего особенного: ждать развития событий и сохранять спокойствие. А ещё лучше – не подходить к двери, никуда не выходить и никому не открывать. Ведь ты же никого не ждёшь в гости? -- Нет, никого. Посидев несколько минут, они снова выпили кофе, после чего Владимир вышел на балкон выкурить сигарету. Но не успел он поднести к ней спичку, как откуда-то снизу донёсся громкий крик: -- Вова!!! Он обратил взор туда и увидел бывшую жену. -- Лида?! Ты что здесь делаешь? В груди что-то неприятно защемило. У неё всё та же растрёпанная причёска, неряшливый вид и неприятный голос. -- Чего тебе? – недовольно спросил он. -- Володя, Настя только что попала в аварию. Сигарета выпала из его руки. -- Как?! Быть не может! Она только что ушла от меня… -- Да, Вова… Сейчас с ней Серж. Ей необходимо переливание крови, так я подумала… У вас одинаковая группа… В его памяти внезапно проснулись давно забытые воспоминания о маленькой Настеньке, -- о том, периоде, она была прелестной девочкой-феей, когда он собственноручно делал из её волосиков «пальмочки»… -- Лида, я иду… -- ответил он, хватаясь за ручку балконной двери. Он прошёл через комнату, даже не взглянув на Селену. Наспех одевшись, он выбежал из квартиры. Лида потащила его в больницу, где находилась дочь. Он и позабыл о том, что в том заведении половина медперсонала – хорошие знакомые бывшей супруги. Ему показали Настю. Через дверное стекло. Она лежала, утыканная множеством проводков и трубочек, с забинтованной головой. Узнав, что он предлагает донорские услуги, а к тому же является отцом потерпевшей, врачи предложили ему подписать, ради формальности, какую-то бумагу. Он поставил подпись, не глядя, на ходу закатывая рукав рубашки. Но вдруг дочь встала с кровати. Она улыбалась злой улыбкой. -- Всё-таки ты меня немного любишь, папа, -- сказала она. – И любишь больше, чем ту малолетку. Чирков не верил своим глазам. Получается, что его обманывали? Причём, жесточайшим образом!.. -- А как же авария? – обратился он к Лидии, которая ехидно улыбалась. -- Какой аварии, дорогой? – с непонимающим видом ответила она. – Наверное, тебе показалось… -- Как? Ты же сама… А бумага, которую я подписал? -- Бумага? Дурак, это было завещание. -- Завещание? Но я же не умираю! -- Ничего. Зато ты подписался в своей невменяемости, и теперь за тобой необходим присмотр. Мы присмотрим, будь спокоен… Происходящее не умещалось в его рассудке. «Селена!» -- вдруг взорвалось в сознании. Он выбежал из корпуса лечебницы и опрометью поспешил домой. Там было пусто. Селена исчезла. Её одежда, аккуратно сложенная, покоилась на столе. От неё ещё исходил удивительный аромат её тела, напоминающий запах весеннего леса. -- Селена, где же ты? – обеспокоенно воскликнул он. В эту минуту затрезвонил телефон. -- Алло?.. -- Владимир Чирков? – донёсся из трубки женский голос. -- Да, он самый… -- С сегодняшнего дня журнал прекращает существование. Вы уволены. Просим прийти за документами и расчетом. «Вот это да! Что же теперь делать? На что жить? Где жить?» Известия поражали его, как гром. В эту минуту он вспомнил о разговоре с издателем. Он бросился к столу, на который ещё с утра положил обе рукописи. Однако все листы оказались чистыми, как будто их никогда и не использовали. -- Что это? – недоумевающее спросил он невидимого врага, отступая от стола. -- Селена, Селена! Где же ты?
***
Ранним летним утром по улице брели два бомжа – молодой парень и мужчина лет пятидесяти. Зоркими глазами они высматривали бутылки – их можно сдать и на вырученные деньги купить хлеба. -- Неужто ты и вправду жил в этом доме? – удивлялся молодой, обращаясь к спутнику. -- Да, я здесь жил, -- запинаясь, ответил тот. – Видишь два окна там, на пятом этаже? -- Вижу. -- Там находилась моя квартира. -- Находилась? А кто в ней живёт сейчас? -- Да чёрт его знает! Может, дочь, а может и кто-то другой. -- А она не помогает тебе? -- Да я её уже три года как не видел… И лучше не видеть…Она… -- Что «она»? -- Она забрала у меня квартиру, хотела поместить меня в дурдом. Еле сбежал! -- А, понимаю… Бывает… -- кивнул парень. Тем временем тот, который выглядел постарше, взглянув ещё раз в сторону дома, заметил две берёзы. -- Погоди, я сейчас… Понимаешь, мне надо… -- Иди, -- ответил молодой, продолжая шарить взглядом под скамейками. Чирков приблизился к деревьям, которые кудрявились роскошной, здоровой листвой. На стволе одного из них бросались в глаза следы вандализма, которые, впрочем, затягивались со временем. К этому дереву и подошёл Владимир. -- Ну, здравствуй, Селена, -- тихо произнёс он, обнимая ствол. Словно отвечая, берёза зашумела листвой. -- С того дня, как я совершил глупость, прошло три года, -- продолжал он. – За это время я многое понял и переосмыслил… На старческих глазах выступили скупые слёзы. -- Да, Селена, ты была права. Но скажи, милая, почему я не мог понять этого тогда? Почему не верил в то, что ты – действительно дриада? В ответ дерево о чём-то зашелестело, опуская к голове старика нижние ветки. -- Милая, я так по тебе скучаю!.. Если бы можно было всё вернуть!.. Ведь только с тобой я и был счастлив в этой жизни… С этими словами он поднял взор вверх. В этот миг на его лицо упали две большие капельки влаги, словно берёза плакала…
|
|
| |