| solveyg | Дата: Вторник, 22 Окт 2013, 12:10 | Сообщение # 1 |
 Доцент НИИЧАВО
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 741
Награды: 24
Репутация: 22
Статус:  | РОЖДЕСТВЕНСКИЙ ГНОМ
(почти фантастическая история)
- Дмитрий Иванович, нужно подписать документы, и вы попросили напомнить о встрече с китайцами в 20.00, - щебетала бодрым голосом секретарша Наташа.
«Опять встречи, опять контракты, каждый день одно и то же», - тоскливо думал Дмитрий Иванович, подписывая кипу бумаг, которые услужливо ему подсовывала Наташа. Всё в жизни Ковалевского вроде сложилось. В школе отличник, черный пояс по каратэ, престижный вуз закончил с красным дипломом. Открыл свое дело – и снова удачно, бизнес шёл в гору семимильными шагами. Дом – полная чаша, жена-красавица, везде у него друзья, везде ему рады.
А вот гложет его что-то, грызёт последнее время. «Дмитрий Иванович, может, старость надвигается, сорок в этом году исполнилось», - спросил он, глядя на себя в зеркало. – Да нет вроде, выгляжу отлично, морщин – и тех нет. Хотя в спортзал надо бы уже сбегать, что-то брюшко моё округлилось». Он втянул живот и так постоял несколько минут.
Но тоска не отпускала, Ковалевский стал плохо спать, часто раздражаться без повода, срываться на подчинённых. «Сходить, что ли, к психологу, как там его фамилия, Ирина называла... Нет, не помню, надо спросить, - размышлял он, меряя шагами кабинет. – А не сбежать ли домой, до восьми ещё время достаточно, приеду в ресторан за полчаса, всё и устрою».
Усаживаясь в джип, он вспомнил, что забыл папку с документами на столе.
- Документы забыл.
- Может, сбегать, Дмитрий Иванович? – предложил шофёр Василий.
- Да чёрт с ними, подвезёт кто-нибудь, - разозлился непонятно отчего Ковалевский, – поехали!
- Куда?
- Куда-куда – домой! – рявкнул Дмитрий Иванович и тут же застыдился своей несдержанности, Василий-то в чём виноват? С шофером ему действительно повезло, он работал в фирме уже на протяжении десяти лет и, на удивление всем, с шефом очень ладил, хотя они были полными противоположностями. Ковалевский шёл по жизни легко, без всяких заморочек, есть такие люди, которым всегда и всё удается, за что бы они ни взялись. Василий же, рано женившийся, обременённый тремя детьми, а теперь ещё и внуками, вечно сидел без денег, постоянно экономил на чем-то, где-то что-то добывал, где-то что-то продавал. У него всегда происходили катастрофы в семейной жизни – заболела жена, сын завалил сессию, дочь вышла замуж за идиота, внук разбил витрину, и всё и всегда в таком духе. Дмитрий Иванович часто подкидывал ему денег сверх зарплаты, разруливал какие-то ситуации, решал проблемы, но Василий никогда не переступал черту, не лез в душу, не лебезил. Отношения между ними были ровными и уважительными.
Ковалевскому часто предлагали сменить шофёра, уж больно тот был простоват для бизнесмена такого ранга, но он только улыбался в ответ и отказывался. Есть такая игра, «Верю – не верю», нужно угадать, правду тебе говорят или нет, так вот с Василием ответ мог быть только один – верю. А это по нашей жизни многого стоит.
- Иваныч, мы вечером к часам десяти управимся?
- Да черт его знает, эти китайцы со своими церемониями кому хочешь голову заморочат. Тебе куда-то надо? – поинтересовался Ковалевский.
- Так Рождество сегодня, Дмитрий Иванович. Забыл, что ли?
«Господи, а ведь действительно, Рождество, совсем из головы вылетело», - удивился сам себе Дмитрий Иванович. Это потому, что на рождественские каникулы его фирма в этом году не ушла. Слишком много сделок нужно было заключить именно в начале года. Он достал сотовый и набрал приёмную.
- Наташ, иди домой. Извини, забыл. С Рождеством тебя, премия за мной.
- Ну ты даёшь, Иваныч, подарок жене хоть купил? – покачал головой Василий.
- Давай заскочим в ювелирный по пути, возьму что-нибудь, - буркнул Ковалевский, разозлившись сам на себя. С Ириной они были знакомы со школы, так что прожили вместе немало – мирно прожили, любовный угар прошёл быстро, остались добрые доверительные отношения. Бог детей им не дал, и они давно с этим смирились. Жили, стараясь не мешать друг другу, не надоедать с расспросами, не предъявлять взаимных претензий. Дмитрий Иванович считал их брак очень удачным и всегда внимательно относился к разным семейным датам и праздникам. А тут такое – Рождество забыл, а главное, Ирина промолчала, не спросила, во сколько он придёт, и поручений никаких не дала. Странно.
Машина притормозила возле витрины ювелирного магазина, и только выйдя из машины, Дмитрий Иванович действительно понял – праздник уже наступает. Он еле пробился через плотную толпу людей, обвешанных свёртками и сверточками, коробками и коробочками, торопившихся домой. Правда, в магазине особого столпотворения не наблюдалось, и Ковалевский быстро выбрал жене кольцо с её любимым александритом.
- Поехали, Петрович, - устало сказал он, захлопнув двери. «Я ничего не чувствую, ни-че-го, ещё год назад я, купив подарок Ирине, предвкушал, как буду наблюдать за волной радости, отразившейся на её лице. А сейчас ничего, совсем ничего», - с горечью думал Дмитрий Иванович, равнодушно глядя в окно на мелькавшие дома и магазины.
До дома они добрались в полном молчании.
- Будь к семи.
- Хорошо, Иваныч, - кивнул головой Василий и завёл мотор.
Ковалевский с какой-то необъяснимой завистью стоял и смотрел вслед удаляющейся машине. Он ясно представил, как Петрович заходит в узкий коридор двухкомнатной квартиры, как на него вешаются внуки, теребит за рукав младшая дочь, жена, суетясь, наливает настоящий хохляцкий борщ. Ковалевский даже почувствовал запах этого густого наваристого борща, один раз ему пришлось зайти к Василию, и его не отпустили без сытного обеда.
Он тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и отправился к дому. «И зачем нам такой домище, - в сотый раз за последнее время удивился Ковалевский. – Три этажа. Бродим по ним с Ириной, как привидения». И тут же вспомнил, как они радовались той первой удачной сделке, на деньги от которой они построили этот дом. Как чертили, рисовали и кроили свое семейное гнёздышко. Жена была в гостиной на первом этаже, сидела на белоснежном кожаном диване – писке последней моды, у навороченного камина, сделанного по эскизам какого-то очень дорого дизайнера, и что-то увлеченно смотрела в компе.
- Привет, - сказал Ковалевский, поцеловав жену. Ирина, не поднимая головы, ответила.
- Привет. Как дела?
- Нормально. Сегодня встреча с китайцами, но надеюсь, к десяти закончим.
- Хорошо.
Ковалевский сел на ковер у камина и внимательно стал рассматривать жену.
- Ты чего? – так же, не поднимая головы, спросила она.
- Ириш, а ты пироги печь будешь сегодня?
- Пироги? – удивленно переспросила Ирина, оторвавшись от компа. – Дим, у тебя что-то случилось?
- Да нет, просто когда-то ты на Рождество всегда пекла пироги и запекала курицу. Помнишь? Когда мы жили в коммуналке.
- Вспомнил? – засмеялась Ирина, - тогда это было тогда.
- А что изменилось?
- Мы с тобой, Дима. Мы изменились. – Она встала и ушла на кухню. – Есть будешь?
- Да нет, спасибо, дотерплю до ресторана, - потирая лицо руками, невнятно ответил он. Потом растянулся на ковре и стал смотреть, как языке пламени лижут берёзовые поленья в камине.
«А ведь не переспросила, уверен, что не слышала, что я ответил», - с грустью подумал Ковалевский и закрыл глаза.
- Дим, проснись, Дим. Тебе пора, уже Василий приехал. Костюм я тебе приготовила, иди, одевайся.
Дмитрий открыл глаза, Ирина трясла его за плечо.
- Надо же, заснул, - удивился он, - Встаю, встаю.
Он оделся вяло, с каким безразличием. Поцеловал в жену и вышел из дома.
На встречу они опоздали, правда, всего на несколько минут. А всё остальное было как всегда. Взаимные вежливости, рукопожатия, тосты. Ковалевский автоматически улыбался и не мог дождаться окончания застолья. Наконец наступили минуты прощания.
- Господин Дмитрий, у вас сегодня праздник. Примите от нашей фирмы небольшой подарок, - вежливо кланяясь, седой китаец протянул ему небольшую коробочку. – Здесь Смеющийся Будда, он приносит семейное счастье. – Дмитрий вежливо поблагодарил и сунул подарок в карман.
На улице было уже темно и холодно. Всё вокруг сверкало и сияло сотнями огней. Город готовился к празднику. Дмитрий глянул на часы, было около девяти.
Уже у машины он неожиданно наткнулся на непонятно откуда взявшегося пацана.
- Тебе чего? – недовольно спросил Ковалевский, еле удержавшись на ногах. Только теперь Дмитрий разглядел, что ему лет восемь. Грязный, в вещах не по погоде и не по росту, мальчишка молча таращил на него глаза. Нелепая шапочка, с большим помпоном, когда-то имевшая голубой цвет, делала его похожим на потерявшегося и забытого кем-то маленького гнома.
- Тебе чего? – переспросил Ковалевский.
- Дяденька, дайте, пожалуйста, сто восемьдесят рублей? – пропищал гном.
- А почему сто восемьдесят? – удивился Дмитрий.
- Столько бутылка водки стоит. Мне пацаны сказали, без водки не приходи. Дяденька, дайте, пожалуйста, холодно очень, они меня ночевать не пустят, - гном зябко поёжился и схватил грязной рукой за рукав дорогого пальто.
- Пить в таком возрасте вредно, - стряхнув руку, зло ответил Дмитрий, и, обойдя мальчишку, направился к машине.
- Иваныч, чего пацан хотел? – спросил Василий, когда Дмитрий захлопнул дверь.
- Денег, что ещё, рассказал жалостливую историю о том, что его ночевать не пустят без водки.
- Иваныч, я щас. Фары протру, снегом залепило, - Василий торопливо вылез из машины и стал деловито протирать стекла, поглядывая на одинокую фигурку так и оставшегося стоять гнома.
Дмитрий не слышал, кто первый из них заговорил, но разговор длился несколько минут, и Василий вытащил из кармана деньги и протянул мальчишке.
- Зачем деньги дал? – спросил Ковалевский Василия, усаживающегося за руль.
- Так это, Иваныч, - смутился тот, - у них на улице законы жестокие, могут и правда не пустить, замёрзнет же пацан.
- Да врёт, наверное, всё, – зло ответил Ковалевский.
- Да не похоже, Дмитрий Иванович, мать, говорит, померла, а отец пьёт, не просыхая, из дома его выгнал. Честные у него глаза, настоящие, - твёрдо ответил Василий. - Эх, Рассея-матушка, куда катимся, дети как в войну бродяжничают, – махнув рукой, завёл мотор.
Они успели отъехать от ресторана на несколько метров, и у Ковалевского зазвонил сотовый.
- Да, Ириш, мы уже едем, - не дождавшись вопроса, ответил он.
- Дим, приезжай скорей. Я утку зажарила и пирог с яблоками испекла, жалко будет, если остынет, - прошептала заговорщицки Ирина.
Ковалевский почувствовал, как волна нежности прокатилась в груди. «А я ведь люблю её, до сих пор люблю», - удивленно и радостно подумал Дмитрий.
- И ёлку, ёлку купи, мы же в этом году ёлку не ставили.
- Всё будет исполнено, мой генерал, - рассмеялся он, и в горле защипало от ответного смеха жены. – Давай, Петрович, гони, по дороге ёлку купить надо.
- Извини, Иваныч, в пробке минимум на полчаса застряли, – вздохнул Василий, и только тут Ковалевский заметил, что они стоят. – А ёлку вон в магазине искусственную можно купить, сейчас схожу, - и вылез из машины.
Дмитрий расстегнул пальто, ему стало жарко от переполнявшего его чувства радости. Что-то давило в кармане. Забытый подарок старого китайца, вспомнил он, открыл крышку и погладил маленькую, искусно вырезанную фигурку… Неожиданно кто-то заглянул в окно машины. Детское лицо смешно расплющилось о стекло окна и показало язык. Ковалевский засмеялся и открыл дверь. Возле машины стоял мальчик в ярко-синей курточке и в такого же цвета шапочке с помпоном.
- Привет, - весело сказал Дмитрий.
- Привет, - серьёзно ответил пацан и по-взрослому протянул руку. Ковалевский так же серьёзно её пожал.
К ним подлетела молодая женщина, с кучей пакетов.
- Митя, я же просила не отходить от меня, – сердито сказала она. – Простите, он такой непослушный, - извинилась она перед Дмитрием, – Пойдем, пойдем, - и потянула его за руку.
- Да ничего страшного, - улыбаясь, ответил Ковалевский. – Пока, тёзка, с Рождеством, малыш!
Мать с сыном быстрым шагом стали удаляться. Дмитрий задумчиво смотрел им вслед.
- Вот и ёлка, самую лучшую взял, - усаживаясь за руль, похвастался Василий.
- Петрович, давай назад. К ресторану. Быстрей, – решительно сказал Ковалевский.
Василий удивлённо глянул на него, но ничего не спросил и завёл машину. У ресторана народу и машин прибавилось, забыли люди, что Рождество – домашний праздник, тянет их гульнуть широко да красиво. Дмитрий выскочил из машины и заметался по улице.
- Иваныч, слышь, Иваныч, мальчонка сказал, что вон в том доме, в подвале ночует, – подсказал Василий и побежал следом за Дмитрием, который рванул через улицу.
У дверей подвала они увидели скрючившуюся фигурку.
- Малыш, малыш, ты чего, - стал теребить его Ковалевский, испугавшись самого страшного.
- Я.., Я… упал…, я …её… разбил, - зарыдал вдруг мальчишка, размазывая по лицу грязные слёзы.
- Бутылка, бутылка, - засмеялся Дмитрий, беря мальчика на руки, - Нашёл из-за чего плакать, - и сильнее прижал его к груди. – Поехали домой, малыш. Поехали домой.
- Вот это подарок так подарок! С Рождеством тебя, Иваныч!
Нельзя сидеть на месте — вдруг где-то рядом оазис?
Антуан де Сент-Экзюпери
|
| |
| |
| solveyg | Дата: Вторник, 22 Окт 2013, 22:19 | Сообщение # 5 |
|
Доцент НИИЧАВО
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 741
Награды: 24
Репутация: 22
Статус: | ОДНО СЛОВО – РОССИЯНЕ
Однажды в нашу библиотеку пришла пожилая женщина лет так под семьдесят, невысокая и хоть бедно, но опрятно одетая.
- Здравствуйте, Вы что-то хотели взять почитать? – поинтересовалась я.
- Нет, нет, - смутилась она. – У вас где-то тут Оксана работает, нужна она мне.
- Это я. Вам чем-то помочь?
- Ой, как хорошо. Надежда Михайловна я, можно баба Надя,- обрадовалась старушка.- Говорят, ты рисуешь хорошо.
- Да не особо, а вам что-то нарисовать надо? – поинтересовалась я.
Бабушка смутилась чему-то и присела на краешек стула.
- Да тут такое дело, я на кладбище за могилой солдат ухаживаю, уж лет 13. Хочется мне ребяткам к 9 мая подарок сделать, табличку написать.
- Так проще заказать её, там сделают лучше, – предложила я.
- Оно, конечно, понятно, что лучше, да вот пенсия у меня очень маленькая, для меня покупка краски за 250 рублей накладно, а табличка о-го-го сколько стоит.
Тут уже смутилась я, можно было по внешнему виду догадаться, что материальное положение оставляет желать лучшего.
- Понимаете, я напишу краской простой, она от дождя смоется.
- Отказываешь, значит, - дрогнувшим голосом произнесла она.
- Почему отказываю, я сама закажу табличку, и будет вашим ребяткам подарок от нас, – успокоила я ее, - Что написать хотите?
Баба Надя стала торопливо что-то искать по карманам и, наконец, протянула мне смятую бумажку, где корявым почерком было написано: «Солдаты, погибшие в 1944 г. Спите спокойно, сынки».
- Это на ней тогда ещё написано было, да стерлось всё, - объяснила мне Надежда Михайловна. – До меня за ней другая женщина ухаживала, да у неё ноги уже не ходят, передала мне.
Дальше в разговоре выяснилось, что баба Надя каждый год к 9 мая красит и убирает могилку, ходила она в сельский совет, просила баночку краски на эти дела, но ей отказали, объясняя тем, что, мол, перезахоронили всех уже.
- А как же мои ребятки остались, могилка без надписи была, решили, наверное, что чья-то, - сокрушалась она, теребя в натруженных, потрескавшихся руках платочек. – Вот сейчас пойду, подкрашу, подправлю, посижу с ними маленько, отдохну и домой, а то до хаты два километра топать.
Что-то дрогнуло во мне, и я напросилась с нею на наша поселковое кладбище. По дороге Надежда Михайловна рассказывала мне про свою непростую жизнь, полуголодное детство и практически такую же старость.
А когда мы уже пришли, выяснилось, что на попечении нашей бабы Нади находится ещё несколько могил – дореволюционная могила православного священника, белогвардейского офицера, погибшего в 1918 г., и могила погибших братьев-красноармейцев.
- Надежда Михайловна, вам только еще погибшего фашиста не хватает, - пошутила я.
Она серьезно посмотрела на меня:
- Да спрашивала я у местных, но никто не знает. В смерти, Ксюшечка, все равны. А ведь они ж все чьи-то детки. Их мамки купали, целовали, любили. А у Материнской любви ни национальности нет, ни вероисповедания, а уж партий тем более, - и подолом платья протерла фото белогвардейского офицера и коснулась его лица растрескавшимися пальцами.
Вот и вся философия мира в трёх строчках русской женщины уместилась.
PS
А табличку мы сделали, к празднику прикрутили. Довольны теперь её ребятки.
***
Мы редко собираемся всей семьёй, это был именно такой случай – мамин день рождения. После сытного ужина все дружно уселись у телевизора слушать новости. Как раз диктор рассказывал об эмигрантах.
- Давно пора их выгнать, гастарбайтеров этих, понаехали, житья от них нет, – сказал мой старший брат Митя.
- Никогда, слышишь, никогда не говори при мне таких слов! – возмутилась мама. Мы удивленно на неё посмотрели, как правило, она никогда и голоса не повышала, а тут такое громкое искреннее возмущение.
- А что такого я сказал, сейчас все так говорят, – оправдался мой брат.
- Все пусть говорят, а ты нет.
- Почему? – поинтересовалась я.
Мама рассказала нам случай, который произошёл с ней в 1963 г., в Таджикистане, куда её и нашего папу отправили по комсомольской путёвке, что-то восстанавливать. Мите тогда исполнилось три года. Папа работал шофёром, мама была начальником почты. В тот злополучный день отец уехал в командировку, а ночью с гор сошёл сель и перекрыл трассу, связывающую посёлок с городом. Местность вокруг изменилась до неузнаваемости, горы сместились, а с ними и деревья, и камни, и постройки, а главное – вместо трассы был бугор из глины и камней, растянувшийся на 3 км.
Маму вызвали в садик, у Мити – дизентерия, за несколько часов у него произошло обезвоживание. Нужно срочно везти в город, они позвонили в больницу – на другой стороне оползня их ждет «скорая». Мама заметалась по посёлку, пытаясь найти выход из положения, но ничего не получалось. И тогда она с полубезумными глазами, с умирающим ребенком на руках, прибежала в папин гараж. Слез уже не было, она только судорожно вдыхала воздух и смотрела на сбежавшихся шофёров. Все сочувствовали и разводили руками, трасса была единственной дорогой. Она молча села на пыльный асфальт, прижала к себе ребёнка и стала мерно раскачиваться из стороны в сторону, словно укачивая его. Кто-то тронул её за плечо.
- Вставай, Валя-жан, вставай, поехали.
Она подняла глаза: Саид – молодой таджик, весельчак и балагур, подал ей руку и помог встать.
Мама молча села в уазик, ничего не спрашивая, ничего не предлагая, и они поехали на трассу. Саид тоже не произнёс ни слова за всю дорогу, только когда они добрались до селя, потрогав ногой вязкую массу, преграждавшую им путь, произнес.
- У, шайтан, завязнем.
Мама снова стала судорожно всхлипывать, смотря на бледное личико сына и потом, что-то решив для себя, шагнула в эту грязь.
- Куда, – остановил её Саид, - давай пацана мне, не донесёшь. – И стал забирать его у мамы, та цеплялась и не отдавала. – Валя-жан, я понесу, сам понесу, – ласково приговаривал он, разжимая ей руки.
Так они и пошли. Таджик с русским ребёнком на руках и русская женщина. Увязая в грязи, падая и вставая, размазывая грязь по лицу, но шли. Эти три километра под нещадно палящим солнцем и сильным ветром показались им вечностью.
Врачи выскочили им на помощь, и лишь тогда Саид, обессилев, опустился на землю, но до последнего крепко держа в руках ребёнка.
- Я никогда в жизни не забуду эту синюю рубашку, прилипшую от пота к спине, и две головы, прижатые друг другу, черноволосую и белокурую, – по лицу мамы даже теперь текли слёзы.
Митя, опустив голову, молчал, потрясённый рассказанным.
- Мам, но ведь ты в войну из Таджикистана сбежала с одним чемоданчиком. Они всё у тебя забрали, квартиру, вещи. Ты их хотя бы за это должна ненавидеть, - спросила я.
- Ненавидеть таджиков? – мама улыбнулась сквозь слёзы. – Но тогда я должна ненавидеть Саида, его родителей, его детей. Разве я могу? Что такое квартира по сравнению с жизнью моего сына? Так, ерунда.
А вечером, когда мы укладывались спать, она мне призналась.
- Я, доченька иногда и их Аллаху молюсь, пусть у Саида и у детей его все будет хорошо.
***
В начале 90-х мне пришлось срочно выехать из Ленинграда в Хабаровск. Но тут, как назло, испортилась погода, и я с годовалым ребёнком застряла в аэропорту. Отменили все рейсы, и людей скопилось огромное количество. Все кресла были заняты, в комнате матери и ребёнка мест нет, близлежащие гостиницы переполнены, вернуться домой я уже не могла – метро не работало, да и последние электрички уже ушли. Хорошо, коляску взяла с собой, хоть на руках сына не носить. Хожу, маюсь по аэропорту, устала, уже думаю не о том, чтобы поспать, а присесть бы ненадолго. Сынок тоже умаялся, орёт, вредничает. За детским питанием очередь, да еще на втором этаже, забраться туда у меня уже сил не было. Неожиданно ко мне подошёл высокий молодой человек, как потом оказалось, грузин, приехавший по делам в Питер.
- Девушка, давайте я с малышом посижу, а вы идите за питанием. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
Я удивленно на него посмотрела, но согласилась. Через полчаса с тёплой бутылочкой детской смеси я примчалась назад. Сын весело щебетал, теребя воротник куртки моего нового знакомого.
- Огромное вам спасибо, - запоздало поблагодарила я его.
- Меня Давид зовут, а вас?
- Оксана.
- Оксана, у меня номер в «Интуристе» забронирован ещё на один день, просто я решил ухать раньше, и вот что вышло. Давайте я вас отвезу туда, переночуете, рейсы все равно отменили до десяти утра. Что ж ребёнок-то будет мучиться, да и на вас уже лица нет от усталости. Я из-за этого на вас и обратил внимание, уже собирался уезжать.
- А вы?
- У меня достаточно друзей в городе, где я могу остановиться.
И я поверила в его искренность, наверное, потому, что в то время мы не знали слов «маньяк», «педофил» и много тех слов, которыми сейчас пестрят наши СМИ.
Давид вызвал такси, привёз нас в «Интурист», договорился с администратором, проводил нас в номер и, попрощавшись, ушел.
А утром мне позвонили и сказали, что внизу меня ждет такси, Давид и об этом позаботился. Он возился с моим сыном, пока я бегала узнавать, где и что, получала вещи, сданные в багаж. Объявили мой рейс, мы двинулись к стойке, я уже практически прошла контроль, но вернулась, подошла к Давиду, поцеловала его в щеку и сказала:
- Ты настоящий мужчина, Давид, я думала, их уже не существует, и я рада, что мне посчастливилось встретиться с таким.
Вот такая история. И когда начались беспорядки в Грузии, я всё время вспоминала Давида и надеялась, что с ним ничего не случится, ведь настоящие мужчины, такая редкость в нашей жизни.
Три миниатюры о любви, ведь всё в мире начинается с любви к ближнему, даже любовь к Родине. А как не любить страну, в которой есть такие люди, как баба Надя, моя мама, таджик Саид и грузин Давид? Они теперь в других государствах, скажете вы, но тогда они жили и выросли в моей стране, на моей Родине. И как бы она ни называлась сейчас, в ней всегда останется частица блистательного грузина Багратиона, простых таджиков, строивших в 1941 г. завод на Урале, мы всегда будем любоваться картинами художника-армянина Айвазовского и зачитываться романами киргизского писателя Айтматова и многих тысяч других. Одно слово – РОССИЯНЕ!
Нельзя сидеть на месте — вдруг где-то рядом оазис?
Антуан де Сент-Экзюпери
|
| |
| |
