БЛОК АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ (1880 - 1921)
- выдающийся русский поэт, публицист и драматург, председатель Петроградского отделения Союза поэтов.
Отец - профессор права Варшавского университета, мать - М. А. Бекетова, писательница и переводчица. Детство Блока прошло в Петербурге и в подмосковном имении Шахматове. Окончил славяно-русское отделение филологического факультета Петербургского университета (1906). В 1903 женился на Л. Д. Менделеевой, дочери Д. И. Менделеева. К тому же времени относится знакомство Александра Блока с Андреем Белым и В. Брюсовым. Стихи начал писать с детства, печататься - с 1903. В 1904 опубликовал сборник «Стихи о Прекрасной Даме», где предстал как лирик-символист, испытавший (с 1901) влияние мистической поэзии Вл. Соловьева. С 1903 в отвлечённую романтическую поэзию Александра Блока вошла социальная тема: античеловеческий город с его рабским трудом, нищетой (раздел «Распутья», 1902-04). Революция 1905-07 открыла поэту, по его словам, «лицо проснувшейся жизни». Отныне тема Родины постоянно присутствует в поэзии Блока. Его творчество становится трагедийным и глубоким, пронизанным ощущением катастрофичности эпохи, предчувствием назревающей очистительной бури (цикл «На поле Куликовом», 1908, разделы цикла «Вольные мысли», 1907, «Ямбы», 1907-1914). Исполнена революционных предчувствий неоконченная поэма «Возмездие» (1910-21). Настойчиво и сильно выражена в творчестве Блока ненависть к миру «сытых», к уродливым, бесчеловечным чертам жизни (раздел «Город», 1904-08, «Страшный мир», 1909-16). Любовная лирика Блока романтична, она несёт в себе наряду с восторгом и упоением роковое и трагическое начало (разделы цикла «Снежная Маска», 1907, «Фаина», 1907-08, «Возмездие», 1908-13, «Кармен», 1914). Зрелая поэзия Александра Блока освобождается от отвлечённых мистико-романтических символов и обретает жизненность, конкретность, черты пластического живописания («Итальянские стихи», 1909, поэма «Соловьиный Сад», 1915, и др.). Многие идеи поэзии Александра Блока развиты в его драматургии: пьесы «Незнакомка» «Балаганчик», «Король на площади» (все в 1906), «Песня Судьбы»(1907-08), «Роза и Крест» (1912-13). Поэтическая слава Блока упрочилась после выхода сборников «Нечаянная Радость» (1906), «Снежная Маска» (1907), «Земля в снегу» (1908), «Лирические драмы» (1908), «Ночные Часы» (1911) и собрание стихотворений (издательство «Мусагет», т. 1-3, 1911-12).
С начала 1900-х гг. Александр Блок выступал с критическими и публицистическими статьями, очерками, речами. Проза Блока остро проблемна, социально и эстетически значима; будучи по сути лирической, она трактует общие вопросы культуры, литературы, искусства («Краски и слова», 1906, «Безвременье», 1906, «О лирике», 1907, «О театре», «Письма о поэзии», «Народ и интеллигенция», «Стихия и культура», 1908, «Молнии искусства», 1909, «О современном состоянии русского символизма», 1910, «Судьба Аполлона Григорьева«, 1916; рецензии на стихи А. Белого, В. Брюсова, К. Бальмонта, Э. Верхарна).
Восторженно встретив свержение царизма в феврале 1917, Александр Блок был одним из редакторов стенографического отчёта «Чрезвычайной следственной комиссии по делам бывших царских министров»; из этого труда родилась его книга «Последние дни императорской власти» (1921). Великая Октябрьская социалистическая революция пробудила у Блока подъём творческих сил. В статье «Интеллигенция и Революция» (январь 1918) он писал: «Мы, русские, переживаем эпоху, имеющую не много равных себе по величию... Всем телом, всем сердцем, всем сознанием - слушайте Революцию» (Соч., т. 2, 1955, с. 220, 228). В 1918 Блок написал поэму «Двенадцать» - о крушении старого мира и столкновении его с новым; поэма построена на смысловых антитезах, резких контрастах. Стихотворение «Скифы» (того же года) посвящено исторической миссии революционной России. В последние годы жизни Блок вёл большую литературную и общественную работу: в Государственной комиссии по изданию классиков, в Театральном отделе Наркомпроса, в Союзе деятелей художественной литературы, в издательстве «Всемирная литература», в Союзе поэтов. В апреле 1919 был назначен председателем Режиссёрского управления Большого драматического театра (Петроград). Выступал с докладами, статьями, речами («Катилина», 1918, «Крушение гуманизма», 1919, «Гейне в России», 1919, «О назначении поэта», 1921, «Без божества, без вдохновенья», 1921, опубл. 1925). Творчество Блока связано с традициями поэзии В. А. Жуковского, М. Ю. Лермонтова, А. А. Фета, Н. А. Некрасова. Блок - романтик, содержанием поэзии которого стала российская действительность и реальный человек. Характерны многомерность, мятежность, эмоциональная напряжённость его лирического героя, многокрасочность и новаторство художественных средств: максимальное слияние движения ритма с тончайшими оттенками смысла, использование неточных рифм, обращение к свободному стиху, работа над тоническим стихом (главным образом дольником).
Поэтические произведения Александра Блока переведены на многие языки мира.
АФОРИЗМЫ
... Гибель не страшна герою,
Пока безумствует мечта!
***
Сознание того, что чудесное было рядом с нами, приходит слишком поздно.
***
Страна - под бременем обид,
Под игом наглого насилья -
Как ангел, опускает крылья,
Как женщина, теряет стыд.
***
Твой взгляд — да будет тверд и ясен.
Сотри случайные черты —
И ты увидишь: мир прекрасен.
Познай, где свет, — поймешь, где тьма.
***
Тот, кто поймет, что смысл человеческой жизни заключается в беспокойстве и тревоге, уже перестанет быть обывателем.
***
Только влюбленный
Имеет право на звание человека.
***
Жить стоит так, чтобы предъявлять безмерные требования к жизни.
***
ПРОЗА
А. БЛОК
ДЕВУШКА РОЗОВОЙ КАЛИТКИ И МУРАВЬИНЫЙ ЦАРЬ
(отрывок)
Несколько лет тому назад мне пришлось проводить лето в южной Германии, в Гессен-Нассау. Из пыльного, безнадежного белого курорта в стиле moderne выходишь на высокие холмы, где по большей части торчит серая башня из ноздреватого, выветрившегося камня. Туристы влезают туда, крутят вверху носами, любуясь на виды, и лопочут дикие и ненужные речи об окрестных пейзажах на разноплеменных языках. Правда, страна богатая, тучная страна открывается с горной башни: хлебные пажити, красные крыши частых зажиточных селений, где мельница вертит гигантское колесо. Колесо приводит в движение поршень, тянущийся по полям и холмам, под железнодорожной насыпью на несколько километров. Гуляешь вдоль этого поршня, сядешь и покатаешься на нем, боязливо оглядываясь, чтобы культурные немцы не согнали некультурного русского со своего поршня. Жарко невыносимо, нивы наливаются, черешни краснеют по краям шоссе, никем не охраняемые, пирамидальные тополя в пыли. А все-таки хорошо (особенно по воспоминанию); точно зеленым Рейном пахнет, да и правда, Рейн недалеко, и, верно, зеленый, в холмистых берегах.
Романтическая страна. В курорте скука - тоже зеленая. Сам «творишь» свою жизнь, свое отчаянное безделье и русскую скуку и лень. Немцы и англичане деловито гуляют в парке и на террасе кургауза с газетами и сигарами. В одиннадцать часов на улицах уже нет ни души, «шпенеры» не громыхают; только русские, самые непокорные и беззаконные люди, нарушая курортный режим, гуляют в парке и над озером, где совсем сказочные лебеди и туманы. Ну, конечно, объясняются в любви и целуются на скамейках, пользуясь сном «для здоровья» благоразумных европейцев. Только, к несчастью, и целуются, пожалуй, тоже от безделья и скуки, как-то «авантюрно» и, вернувшись в свою столицу, нежно рассказывают чиновным приятелям о летних приключениях. И свидания над туманным озером еще больше нагоняют скуку, знаешь, что через месяц-два поплетешься по Невскому под мокрым снегом. И эти любовники тоже поплетутся, он - в Петербурге, а она - в Кишиневе. Скука.
Днем по солнцепеку идешь за город - среди нив. Сначала - салины-градирни, которые приводятся в движение бесконечно длинным поршнем. Это - высокие стены, туго набитые хворостом; под ними - деревянные резервуары, куда, серебристо звякая, без устали падает жидкая соль. Против салин, задрав ноги и сопя, сидят особы обоего пола с книжками из немецкой библиотеки. Они вдыхают соль ртами и носами и представляют комментарий к тексту: «если соль потеряет свою силу, кто сделает ее соленою». По крайней мере, судя по их позам, лицам, пиджакам и юбкам, думается, что никакая сила в мире не возвратит им их утраченную соль.
От такого зрелища одичалый и здоровый русский (каковым был и я) шарахается в поле. Густо колосится рожь, за нею - сырые стены города и замка, куда я направляю путь. Если наклониться во ржи, чувствуешь себя в России: небо синее, и колосья спутанные, и пробитая среди них тропа. Идешь мимо целебных ключей, где закупоривают бутылки и всюду виднеются надписи: Brunnen (источник (нем.)) такой-то. Шоссе. Красные арки большого железнодорожного моста через зеленую ложбинку, которая одним восклоном своим возносит меня незаметно на большую высоту - сразу на площадь городка, которому несколько сот лет. Кружишь по закоулкам, стучишь по кривым плитам, минуешь гофмановские крылечки перед дверьми с узорной ручкой. Там обитают бритые сказочные тайные советники. От роз даже душно: всюду они - большие и мелкие, колючие, цепкие, бледные, яркие, густо-красные, нежно-желтые и белые, как платье Гретхен. Вдруг натыкаешься на собор на узкой площади и в сотый раз делаешь наивное открытие: романтическая страна. Окна стрельчатые, вышина громадная, только из-за узеньких домиков не видно. В углу у водосточного желоба - груда обломанных фигурок, свалившихся с крыши и тщательно подметенных. Это - те самые химерические уродцы, которые сидят на Notre Dame.
Наконец, вот широкая площадь со старым дворцом и домом бургомистра. В тенистом углу - крошечная калиточка, чуть заметная в серой каменной стене. Привратник впускает в нее и покидает посетителя. Начинается сказка.
2
Калитка распахнулась. Сразу бросается в глаза непомерный горизонт, обрамленный городами, селами, дымками локомотивов, синими рощами, белыми жаркими облаками. Что-то упорно-новое, распирающее грудь, то новое, что всегда дразнит чудесами и заставляет любить даль. Но только ли от дали эта новизна? Нет, я попал в новую страну. Меня окружает узкий и длинный сад, разбитый на валу германского замка. С вала я вижу даль, а за валом сразу срывается земля и стена и открывается зеленый ров, куда страстно, до головокружения, хочется полететь. До сих пор я был в немецком городке, среди немецких полей, рощ и насыпей. Теперь я в стране германской легенды. От того - прежнего, исторического, мертвого - меня отделяет лишь маленькая калитка.
Даже прохладнее. В самый жаркий полдень над садом господствует тень древней стены. Стена эта окрепла от равнинных дуновений. Красный герб древнего владельца впитал в себя всю соль окрестной равнины, и не разобрать уже на нем полустертых латинских слов. Но, конечно, это вечный девиз, и если бы я начертал его на своем щите, то прожил бы долгую жизнь властелина и распри мои с миром были бы такие же свободные и мирные, как этот ветер, освежающий лицо: просто я покорил бы сердца всех златокудрых красавиц, я заточил бы непокорного вассала в сырое подземелье; под игом моим была бы вся окрестная страна; вон та башня, которая торчит на дальней горе, была бы моей дозорной башней. А злодей со сросшимися бровями лежал бы мертвый во рву. И там текла бы прозрачная, злая, непорочная вода.
Всему, всему веришь за этой калиткой, обновившей меня по крайней мере на весь день. Верно я стал красив. Чужая красота дохнула на меня. Верно и сердце мое - раскрывающийся розовый бутон. По крайней мере я люблю сейчас и тебя, Германия, как старое крепкое вино, и тебя, златокудрая немка, чуть заметная на зеленой равнине.
Середина сада вынута и представляет второй неглубокий ров, через который перекинут мостик. Земли и нет как будто. Земля «исчерпана»; очарования мои «неземные», и я хочу говорить как романтик. Со дна лощины поднялись стволы и взбежал кустарник. Плющ все обнял своим забвением. Вокруг лощины идет аллея, действительно «идет» - медленным шагом взбирается - и вот потекла по самому краю стены, постепенно открывая виды, уходя в купы стриженых лип, окружаясь розами и георгинами. Здесь розы бледны, они слишком много любили; здесь георгины - усталые, тень упоила их мутно-лиловые склоненные головы. Нет цветов лучше роз и георгин; как жизнь прекрасна среди таких цветов!
Вот аллея пошла круче; ее дыхание затруднилось, она взбежала куда-то, как живая. Здесь - крайняя точка сада, там - конец: остается только спрыгнуть в зеленый ров, перегнувшись на ту сторону стены, на ветер, в чужую жизнь, прямо в объятия старого городка, который подбежал снизу; городок малый, красноголовый, хищный, жадно заглядывает в старое свое святилище, он готов принять меня в свою «малость».
Аллея кончилась угрозой. На краю стены растопырилась беседка, серый зверь - из неободранных древесных стволов. Там - такое же кресло, такой же столище. Точно сидит в этом кресле нелепый обрубок прошедшего - низколобое существо; точно стоит перед ним на столе толстоногий золотой кубок с древним хмелем. Существо хлебает сладкий напиток, и перо хлопает беспорядочно по шляпе. Оловянные у него глаза. Топорный у него подбородок и уродливый нос. Серое чудище, - и ветер вокруг ходит серый.
Лучше я сохраню мою нежность и возвращусь к моим георгинам, в жилище пажей. Они как будто ныряют в розовых кустах - гибкие и смеющиеся мальчики. Обгоняют друг друга вприпрыжку. Я думаю, каждого по очереди целует владычица замка; она делит между ними свои ночи, пока низколобый господин наблюдает из беседки, всюду ли горят сторожевые огни, не спят ли на валу верные латники.
От толстого ствола стриженой липы отделилась толстая ветка. В этом месте лежит черная маска, оставленная в одну из безумных германских ночей прошлых столетий. Дырявые и мертвые ее глаза смотрят все еще нежно. Верно, владелица испытала в ней первый восторг. Прохожу, - паж бегает где-то в другом конце сада. Право, он ищет кого-то. Как упорно ищет, и сколько столетий, а все еще молод! Он хочет поцеловать госпожу, - где госпожа?
И вот - влюбленной моей думой, расцветшей душою, моим умом, все-таки книжным, я различаю и госпожу. Но она присутствует здесь лишь как видение. Утратила она свою плоть и стала «ewijf-weibliche» («вечно женственной» (нем.)). Все в розах ее легкое покрывало, и непробудны ее синие глаза. Паж ищет ее столько столетий, но он не прочел тех книг, которые прочел я. Потому он, глупый, все еще бегает по саду, у него губы дрожат от страсти и досады, он уронил свой коротенький плащик, стал совсем тоненький и стройный. Оперный пажик. Никогда он ее не найдет. Разве можно найти там, где все так увлажнено, пышно, где земля исчерпана, и все в каком-то небесном расцвете, в вечном разделении. Ищи, паж, на то ты не русский, чтобы всегда искать и все не находить. Далекую ищи, но далекая не приблизится. Придет к тебе - тонкая, хорошенькая дочь привратника. Льняные, будут у нее косы, и она музыкальным голосом расскажет тебе, где продаются самые свежие булки и сколько детей у бургомистра. Она покраснеет и опустит шелковые ресницы, и ты примешь ее за далекую, и будешь целовать ее, и откроешь булочную на Burger-strasse (мещанской улице (нем.)). Она будет за прилавком продавать немцу самые лучшие булки и приумножит светленькие пфенниги. Она - тоже розовая, и на кофточке ее приколота роза, и розой прикрывает она грудь, когда ты возишь ее на бюргерские вечеринки. Да, ты счастлив; ты встретил ее в маленькой калитке, и романтическая головка твоя дала ей имя: «Девушка розовой калитки». Вот она уже родила тебе толстенькую дочку; вот она стада полнеть от невинного золотистого пива; вот пальчики ее образовали складки вокруг обручального кольца. Но ты все еще зовешь ее: «Девушка розовой калитки».
А другие пажи все еще бегают по саду и целуются с ветром. И пугает их корявый пьяница, сидящий с кубком в беседке из толстых сучьев и ветра….
(Впервые опубликовано: «Золотое руно». 1907. № 2. Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/sodlib.html)
***
Александр Блок. Фотография с дарственной надписью С.М. Алянскому, 1920 год
СТИХОТВОРЕНИЯ
Книга первая (1898-1904)
* * *
Пусть светит месяц - ночь темна.
Пусть жизнь приносит людям счастье, -
В моей душе любви весна
Не сменит бурного ненастья.
Ночь распростерлась надо мной
И отвечает мертвым взглядом
На тусклый взор души больной,
Облитой острым, сладким ядом.
И тщетно, страсти затая,
В холодной мгле передрассветной
Среди толпы блуждаю я
С одной лишь думою заветной:
Пусть светит месяц - ночь темна.
Пусть жизнь приносит людям счасnье, -
В моей душе любви весна
Не сменит бурного ненастья.
Январь 1898. С.-Петербург
* * *
Н. Гуну
Ты много жил, я больше пел...
Ты испытал и жизнь и горе,
Ко мне незримый дух слетел,
Открывший полных звуков море..
Твоя душа уже в цепях;
Ее коснулись вихрь и бури,
Моя - вольна: так тонкий прах
По ветру носится в лазури.
Мой друг, я чувствую давно,
Что скоро жизнь меня коснется...
Но сердце в землю снесено
И никогда не встрепенется!
Когда устанем на пути,
И нас покроет смрад туманный,
Ты отдохнуть ко мне приди,
А я - к тебе, мой друг желанный!
Весна 1898
* * *
Муза в уборе весны постучалась к поэту,
Сумраком ночи покрыта, шептала неясные речи;
Благоухали цветов лепестки, занесенные ветром
К ложу земного царя и посланницы неба;
С первой денницей взлетев, положила она, отлетая,
Желтую розу на темных кудрях человека:
Пусть разрушается тело - душа пролетит над пустыней.
Будешь навеки печален и юн, обрученный с богиней.
Май 1898
* * *
Я ношусь во мраке, в ледяной пустыне.
Где-то месяц светит? Где-то светит солнце?
Вон вдали блеснула ясная зарница,
Вспыхнула - погасла, не видать во мраке,
Только сердце чует дальний отголосок
Грянувшего грома, лишь в глазах мелькает
Дальний свет угасший, вспыхнувший мгновенно,
Как в ночном тумане вспыхивают звезды...
И опять - во мраке, в ледяной пустыне...
Где-то светит месяц? Где-то солнце светит?
Только месяц выйдет - выйдет, не обманет,
Только солнце встанет - сердце солнце встретит!..
Июль 1898
* * *
Полный месяц встал над лугом
Неизменным дивным кругом,
Светит и молчит.
Бледный, бледный луг цветущий,
Мрак ночной, по нем ползущий,
Отдыхает, спит.
Жутко выйти на дорогу:
Непонятная тревога
Под луной царит.
Хоть и знаешь - утром рано
Солнце выйдет из тумана,
Поле озарит,
И тогда пройдешь тропинкой,
Где под каждою былинкой
Жизнь кипит.
21 июля 1898. С. Шахматово
***
Александр Блок с матерью. Фото 1919 года
МОЕЙ МАТЕРИ
Друг, посмотри, как в равнине небесной
Дымные тучки плывут под луной,
Видишь, прорезал эфир бестелесный
Свет ее бледный, бездушный, пустой?
Полно смотреть в это звездное море,
Полно стремиться к холодной луне!
Мало ли счастья в житейском просторе?
Мало ли жару в сердечном огне?
Месяц холодный тебе не ответит
Звезд отдаленных достигнуть нет сил...
Холод могильный везде тебя встретит
В дальней стране безотрадных светил...
Июль 1898
* * *
Она молода и прекрасна была
И чистой мадонной осталась,
Как зеркало речки спокойной, светла.
Как сердце мое разрывалось!..
Она беззаботна, как синяя даль,
Как лебедь уснувший, казалась;
Кто знает, быть может, была и печаль...
Как сердце мое разрывалось!..
Когда же мне пела она про любовь,
То песня в душе отзывалась,
Но страсти не ведала пылкая кровь...
Как сердце мое разрывалось!..
27 июля 1898
* * *