КОРЖИКОВ ВИТАЛИЙ ТИТОВИЧ
(12.04.1931 - 2007)

- известный русский поэт и детский писатель.

Виталий Коржиков - поэт, детский писатель, моряк и настоящий мужчина. Каждая строчка его стихов проверена честной и чистой жизнью, в которой было много трагического и возвышенного.

Родился 12 апреля 1931 года в Харькове. Его отец, крупный государственный деятель, формировал дивизию Щорса, был членом ЦК Коммунистической партии Украины, затем работал в Кремле. Отец закончил университет, дружил с писателями, сам сочинял пьесы, но в 1937 году его расстреляли. Трагически сложилась и судьба матери, подающего надежды скульптора: ее забрали прямо с азовского пляжа и в одном платьице отправили в собачьем ящике в Москву. Так будущего писателя обожгло первое страшное горе…

Самая первая публикация Виталия Титовича появилась в газете «Радянский степ» (Мелитополь, 1948), затем стихи в журнале «Смена» в 1952 году.

В конце сороковых прошлого века Коржиков становится студентом Московского государственного педагогического института им. В. И. Ленина, по распределению в 1953 г. уезжает учительствовать на Сахалин, потом во Владивосток.

Работал учителем на Сахалине, позже — журналистом, матросом на судах дальнего плавания Дальневосточного пароходства. «За окнами школы проплывали корабли». И Коржиков меняет портфель учителя на бушлат моряка.

У Виталия Коржикова много книг, но самая известная и любимая многими поколениями детей, пожалуй, «Мореплавания Солнышкина»- книга, родившаяся из веселых морских историй, которые писатель рассказывал двум своим сыновьям. Скончался в 2007 году
***

Наталья БОГАТЫРЕВА

Виталий Коржиков: «Да не был я ни Чуком, ни Геком!»
(Отрывки из статьи – интервью)

<…>
- Виталий Титович, что эта за история про вашу ночную пирушку с Визбором?

- Однажды готовился очередной студенческий вечер, и для нашего курса закупили большое количество продовольствия и напитков. Охранять их поручили мне. Вечером институт опустел, я расположился поуютней в аудитории на 3-м этаже, стал стихи сочинять. Вдруг - перебор гитары. Выглянул - Визбор идет. Оказалось, с утра какая-то группа собиралась в поход, и Юрка остался охранять рюкзаки. Мы разговорились, потом распили с ним одну бутылку и закусили рыбой. И рыба была до того хороша, что Визбор сказал: "Слушай, а что если еще навернуть?"Навернули еще... Потом, уже после окончания института, Юрка приглашал меня в открывшийся при "Кругозоре"детский звуковой журнал "Колобок", и я там записывал пластинки, рассказывал о кругосветном плавании, о том, как тонули в Арктике... Когда вернулся из плавания в Москву, узнал, что Юрка написал на мои стихи песню "Качка"...

- Как вы стали моряком?

- Подавал документы в загранфлот, а меня из-за биографии не пускают: пограничный край, в комиссии сидит двадцать остолопов, каждый имеет что-то против. И тут большую роль в моем определении на флот сыграл Василий Трофимович Кучерявенко, писатель, бывший моряк. Он сказал: "Не пускают за границу? Иди в Арктику! Там интересного еще больше!"Однажды в кабинете начальника отдела кадров пароходства столкнулся с капитаном, который кричал: "Мне грузчики нужны!"Я подошел: "Возьмете меня?"Так отправился матросом второго класса в Арктику. Работали мы на погрузке, таскали стокилограммовые мешки: четыре часа грузим, четыре отдыхаем.

Много увидел я там интересного: веселого, трагического. И люди были замечательные: раскованные, свободные... И спасали друг друга, из-подо льда вытаскивали, и на необитаемом острове трое суток сидели во время шторма. Есть нечего, пить нечего. Вдруг шаги - пацан с ружьем, такой мужичок с ноготок: "Кушать хочешь? Пойдем!" Приводит на другую сторону острова, где лежит десяток распотрошенных огромных моржей. Мы спрашиваем: "Твои? Для себя, небось, набил?" А он в ответ с достоинством: "Зачем для себя? Для всех!" У нас это в поговорку вошло.

- Ваша жизнь богата всякими невероятными событиями. Конечно, были среди них и драматические?

- Бывали такие жестокие ситуации, о которых и вспоминать не хочется. Однажды во Владивостоке возвращался поздно вечером после выступления перед читателями и увидел, как толпа, двенадцать человек, избивает ногами парня. Попробовал вмешаться - ничего слушать не хотят, тащат его на трамвайный круг, бросают на рельсы: трамвай из депо пойдет и наверняка перережет. Я снова попытался их остановить, тогда они всей толпой набросились на меня. Один полоснул ножом по бушлату, по щеке, другой пытался впиться ногтями в глаза. Я его отчетливо запомнил: плюгавый, верткий. Тут из кинотеатра, что был неподалеку, народ показался - ночной сеанс закончился. Девушка и молодой парнишка из "бригадмильцев" (так назывались добровольные помощники милиции) бросились мне на помощь. Через несколько дней я того плюгавого случайно встретил в бане. Иду с полной шайкой кипятка, а он - навстречу. Увидел - затрясся: "Прости, я рыбак, завтра в море ухожу - не держи зла!" Потом оказалось, что никакой он не рыбак, а вор. Целая банда занималась уже тогда, 30 лет назад, тайно в сопках каратэ. Они много попортили мне крови, прямо на допросе грозились отомстить, детей убить...

В другой раз провожал жену и сыновей в пионерлагерь на одном из островов под Владивостоком. Команда катера перепилась, и, когда пришли на остров, матросы стали неправильно подавать корму к причалу. Я уже выпрыгнул на берег, смотрю: трос вот-вот лопнет. Хотел отскочить назад, этот трос человека пополам может перерубить, а обратно дороги нет - сзади старуха с двумя пацанами. Успел только лицо руками прикрыть. Страшный удар, крики: "Убило! Убило!" Перебило мне обе руки, ключицу и позвонок. Увезли в больницу, загипсовали, дело до милиции дошло. Команда этого катера боролась за звание "Бригады коммунистического труда". Вот они и начали все вместе говорить, что это я был пьян, сам, дескать, покалечился, а они ни при чем. Но вступилась за меня та старуха: "Он меня спас и мальчишек моих!"

- Летом прошлого года начались съемки первого телесериала для детей по вашей сказке "Мореплавания Солнышкина". У этой книги богатая кинематографическая история...

- В свое время был снят хороший мультфильм. Но вызвало меня начальство и говорит: "Что это у вас за матросы, которые ходят качаясь и поют одесские песни?" Я в ответ: "А вы что, хотите, чтобы они пели "Под звездами Кремля"? "Они: "Если эти моменты не уберете, поставите под удар труд целого коллектива". Пришлось нам уступить, и мультфильм вышел на экраны, но самых веселых эпизодов там нет. Эдик Успенский все бегал и кричал: "Разве нас режут? Вот Коржикова как режут! Посмотрите, какую капусту из него сделали!"

Потом хотели делать по книжке мюзикл. Галина Михайловна Орлова собиралась пригласить на роль Солнышкина Костю Райкина: "Ничего, что он черненький, сделаем из него рыженького!" Но вызвал меня некий товарищ Мамедов: "Послушайте, почему у вас капитан Плавали-Знаем такая скотина? Надо вместо него поставить настоящего мужика, который бы жизнь знал". Я, говорю, делать этого не буду, потому что теряется весь смысл. Возвращаюсь из плавания, включаю телевизор - фильм. Многое, как у меня в "Солнышкине", только вместо Плавали-Знаем положительный крепкий капитан, которого играет любимец наших детских лет Борис Андреев.

Несколько лет назад пришел ко мне режиссер Александр Клименко: "Виталий Титович, я вашу книгу давно знаю, через Афганистан пронес. Мечтаю с тех пор снять "Солнышкина". Я предлагал сделать 12 серий, режиссер - 26. Три четверти сериала отсняли, а тут кризис. И все оказалось в подвешенном состоянии.

- Ваше стихотворение времен "оттепели" "Мексиканка" заканчивается словами: "Никто земли не окует ни подлостью, ни золотом". А сейчас вы верите в это?

- Знаете, мы сами надеваем на себя оковы и новое ярмо. И ведем себя не по-человечески. Была встреча Нового года, в Большом театре танцевал уважаемый мною Васильев, Андрей Вознесенский поднимал бутылку шампанского, а на следующий день тысячи ребят полегли в Чечне. Есть этика момента, когда то, что позволительно полчаса назад, через полчаса неэтично. И если ты сердцем чувствуешь, что наступает, должен знать, что можно сказать, а чего - нельзя. В ту ночь я написал короткое стихотворение:

Опять - хоть век взорви! -
Нам пить из адской чаши:
Вновь мальчики в крови.
Все наши, наши, наши!
Пробоины в броне забили юным телом,
И тянет по стране измученным, горелым.
Опять снега красны,
И снова, снова, снова
Страну терзают сны
Бориса Годунова.

- Неужели вы не боялись вступиться за того парня, которого бандиты избивали?

- Не хотелось бояться...

Когда рядом были эти сапоги, которыми меня и того парнишку били, - это было ужасно отвратительно. Дико и страшно. И мысль была: "Не успею сделать..." (я тогда как раз начал писать "Солнышкина"). Знаете, мне часто хочется то, что я написал, прочитать тем, кого уже нет.

Жить надо по-человечески, чтобы тебе не смогли посмотреть вслед с гадливостью.

- Правда, что вы были одним из прототипов Гека в рассказе Гайдара "Чук и Гек"?

- Мне было года три. Мы ехали к отцу в Магнитогорск. Ночью я выскользнул из купе и пошел по своим делам. Вернулся - смотрю: вместо матери какая-то усатая морда. Ну я заорал, сверху спрыгнул человек в галифе и шерстяных носках: "Чего ты?" Взял со столика апельсин, сунул мне в руку, потом отвел к маме в купе...Гайдар виделся с отцом на Магнитке и слышал от него эту историю. Потом меня часто просили: "Расскажи, как ты был Геком!" И каждый раз мне приходится объяснять, что я не был Геком, у него другой прототип.

- Вы счастливый человек, Виталий Титович?

- Я должен был плыть в Новую Зеландию на судне "Тикси", на которое не попал по чистой случайности - жена вызвала радиограммой: "Сын заболел, слепнет, срочно вылетай". Вернулся во Владивосток и ночью по "Голосу Америки" услышал, что на рейде такого-то японского порта затонуло советское судно "Тикси". Никто из экипажа не спасся. Счастье, что я случайно уцелел. Но всю жизнь меня потом будет преследовать мысль: а Володи нет. И Вани нет. И Доры нет... Счастье - величина, существующая во времени.
(По материалам сайта - http://www.ug.ru/old/99.52/t49.htm)
***

ВИТАЛИЙ КОРЖИКОВ
БЕРЕЖОК
СТИХИ И РАССКАЗЫ
(Отрывки из книги Коржиков В. Бережок. Стихи и рассказы. – М.: Издательство «Малыш», 1989).

ДРУЗЬЯ

Морской дорогой взад-вперёд
С дымком
Над синей бездной
Спешит
Внушительный народ,
Железный, но любезный.
Он драк и ссор
Не признаёт,
Глупцам не потакает.
Друг друга
Походя не бьёт,
Друг друга
Не толкает.

Вот, уступив дружку проход,
С улыбкою любезной
Ему сигналит пароход:
— Пройдите, друг железный!
Но сам оттуда слышит вдруг
Ответ родной, железный:
И вы пройдите, милый друг.
Ну, будьте так любезны!
И так-то радостно идти
И к северу, и к югу,
Когда
«Счастливого пути!»
Вокруг трубят друг другу!
***

ПАУЧОК

Как-то в конце лета взяли мы в таёжном порту на теплоход лес для Японии, спустились вечером по реке вдоль желтеющих шумных берегов и побежали по морю.
А утром стали мыть судно. Грязь долой, щепу долой! Кто внизу палубу из шлангов окатывает — брызги радугой во все стороны, кто возле шлюпок. А мне с дружком досталось мыть мостик и палубу возле рулевой рубки.
Щёткой драили, шваброй мыли.
Вымыли, вычистили — всё бело! Солнце светит, словно и ему приятно на такую чистоту смотреть. И море, и небо чистое. Только где-то далеко-далеко у горизонта тучки похаживают.
Капитан вышел из рубки, сощурился, прошёл из угла в угол, окинул взглядом палубу, стены, ничего не сказал, лишь кивнул. Значит, хорошо. А потом вдруг поднял голову и весь потянулся вверх.
— А это что? — спрашивает.
Я тоже посмотрел вверх и оторопел. В углу, под навесом, золотится паутинка, а на ней лесной паучок качается. И откуда только взялся! И мылом ведь мыли, и щёткой драили.
Капитан махнул пальцем:
— Убрать паука!
Сбегал я за тряпкой, возвратился, а паучка-то нету. Ни паучка, ни паутинки. Может, ветром сдуло, а может быть, каплями сбило. Солнце вон припряталось, мы к тучам подобрались, дождь накрапывает.
Тут выглянул капитан, посмотрел вверх — нет паутины— и кивнул: «Порядок».
Следующим утром поднялся я к рубке. Опять паутинка горит, тоненькая-тоненькая. Опять паучок на ней качается. Ни волн, ни ветра не боится.
А рядом опять стоит капитан и его разглядывает. Я снова бросился за тряпкой. Капитан махнул рукой, говорит:
— Отставить! Сейчас, кажется, дождь пойдёт.
И в самом деле — стало вдруг прохладно, мрачно. Паучок стал сматывать паутину и только в щёлочку под крышу спрятался, из туч полетело по всему морю: пах! пах!
— Не трогать паука!—рассмеялся капитан.—Он нам погоду будет предсказывать.
Не трогать так не трогать. Да и веселей с ним: свой, таёжный!
Так он и прижился. Как только начнёт паутинку сматывать, все шумят:
— Задраить иллюминаторы: паук сматывается!
А если будет тихо и ясно, то развесит свою сеть и бегает по ней из стороны в сторону, словно драит, чистоту наводит, чтоб не ругали. Пароход-то у нас чистый.
И команде это понравилось. Один ему муравьиное яичко из коры выковырнет. Другой мошку выловит.
Пришли в Японию — исчез паучок. И все про него забыли. Да и где тут помнить! Шумят над головой громадные краны, поднимают брёвна, бегают по трапам в жёлтых касках японские грузчики, кричит на причале паровоз, лязгают вагоны...
Но вот повернули мы обратно — и сразу его вспомнили. Кто-то пожалел:
— Наверное, подцепили нашего морячка бревном, унесли.
Капитан вслух подумал:
— А может, спрятался? Боялся, чтоб в Японии не оставили? Так зачем нам его оставлять!
Паучишка словно этого только и ждал. Хоть забился далеко, а всё, наверное, слышал. Выбрался тут же наверх, подвесил свою пряжу в знакомом углу и давай бегать из стороны в сторону.
Мы работаем, порядок наводим, и он у себя чистит, как матрос, старается. А как же? Домой идём.
***

ЗВЕЗДОПАД

Звездопад, звездопад!
Звёзды падают,
Шипят.
На трубу,
На рубку,
На воду
И в шлюпку.
Август нам
Под крик «ура!»
Звёзды сыплет из ведра.
А в воде дельфины
Подставляют спины,
Бьют хвостами
И сопят.
Ночь ликует:
Звездопад!
***

ДЫМКИ

Жарой измучен Пароход.
Тяжёл и скучен Переход.
В горячем небе,
Одинок,
Скучает медленный
Дымок.
До горизонта —
Штиль, тоска:
Ни птиц, ни мачты,
Ни дымка...
Грустят рули.
Форштевень взмок.
И вдруг вдали—
Дымок... Дымок!
Ещё пока
Издалека
Моряк
Не видит моряка.
Но над водой
По ветерку
Уже летит
Дымок к дымку.
И две команды
Смотрят ввысь:
Дымки слетелись,
Обнялись.
Но прогудели
Два гудка,
И разлетелись
Два дымка...
Ведь нам — сюда,
А им — туда,
И разошлись
Опять суда.
Вот скрылись мачты,
Рубка, ют...
Дымки на цыпочки
Встают.
И как порой
Дружок дружку,
Кивает вслед
Дымок дымку.
***

О МУЖЕ И ПИСАТЕЛЕ
(Из воспоминаний жены писателя - Тамары Сергеевны Коржиковой)

«Песни на слова Виталия Титовича «Черепашьи острова» (исполняет Николай Караченцов), «Я понимаю тебя одну…», «Качка» в исполнении любителей бардовской песни».

«Об отце, маме, брате, тёте и дяде, о моряках, с которыми плавал, Виталий Титович написал стихи, поэмы, много осталось в набросках, в планах».

«Острое восприятие современных событий, память о войне, боль от потерь, тревога о завтрашнем дне семьи, страны. Я понимаю, что это не черта характера, но это то состояние души, которое не покидало его даже во сне».

«По-моему, он не мог не стать писателем. Он жил для того, чтобы писать, и только когда писал — он жил в полную силу».
***