| Nikolay | Дата: Суббота, 27 Авг 2011, 22:31 | Сообщение # 1 |
 Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Статус:  | 
РУБИНШТЕЙН ЛЕВ СЕМЕНОВИЧ
(Родился 19 февраля 1947, Москва)
— известный русский поэт, литературный критик, публицист и эссеист; один из основоположников русского концептуализма.
Лев Рубинштейн – патриарх московского концептуализма, лицо известное. При всем том он как будто не вполне поэт и не вполне писатель, несмотря на признание и прочную литературную репутацию. Его знаменитые «карточки» не вполне стихи, а рассказы – не совсем рассказы. И тем не менее, Лев Семенович – поэт и писатель, вне всяких сомнений. А плюс к тому – журналист, мемуарист, московский житель и замечательный собеседник, что немаловажно. Если поэзия – это выяснение отношений со словом, если поэт – это художник слова, если писательство – это рассказывание историй, если слово – это не «мертвый след» на листе, но звуковой жест, артикуляция, декламация, речевая пластика, то, если угодно, и «Картотеки», и «Случаи из языка», и «Словарный запас» и другие произведения Рубинштейна – безусловные образцы изящной словесности.
(Источник - http://www.lechaim.ru/ARHIV/215/lkl.htm )
***
Биография
Окончил филологический факультет Московского государственного заочного педагогического института (ныне МГГУ им. М.А. Шолохова http://www.mggu-sh.ru/ ), долгое время работал библиографом. Литературой занимается с конца 1960-х годов; в начале 1970-х начал разрабатывать собственную стилистику минимализма. Под влиянием работы с библиотечными карточками, с середины 1970-х годов создал собственный жанр, возникший на границе вербальных, изобразительных и перформативных искусств — жанр «картотеки». Один из основоположников и лидеров московского концептуализма (наряду с Всеволодом Некрасовым и Дмитрием Александровичем Приговым).
Участник многих поэтических и музыкальных фестивалей, художественных выставок и акций. Первые публикации (по-русски и в переводах) появились на Западе в конце 1970-х годов. Первые публикации в России — с конца 1980-х. Тексты переведены на основные европейские языки. В 1994 году был стипендиатом DAAD в Берлине. Лауреат премии Андрея Белого (1999).
Бывший обозреватель «Итогов» и «Еженедельного журнала». Колумнист Стенгазеты.нет и Граней.ру.
(Источник – Википедия; http://ru.wikipedia.org/wiki/Рубинштейн,_Лев_Семёнович )
***
<…> Наиболее утонченный вариант поэтики концептуализма представляет собой поэзия Льва Рубинштейна - "стихи на карточках". Действительно, исполняя на эстраде свои стихи, Рубинштейн держит в руках стопку библиографических карточек, на каждой из которых написана одна строка или фраза или вообще ничего не написано.
Применительно к поэзии Рубинштейна наиболее остро встает вопрос о том, является ли русский К. течением модернизма или целиком авангардным искусством. Как будто, на первый взгляд, очевидно последнее. Активная прагматика, воздействие на читателя необычным приемом. Но воздействие это мягкое. В том же, что касается содержания и формы стихов Рубинштейна, то в них создается оригинальная поэтика и стилистика (а это уже черта модернизма, связанная - в отличие от поэтики Пригова - с образом русского интеллигентского сознания, вернее, с образом его голоса). Голоса обрываются, перекликаются, и создается теплый интимный мир, вернее, множество пересекающихся миров, связанных с переживанием детства, философских проблем, рефлексией над тем, что такое текст. Ясно, стоит только послушать Рубинштейна, что его философия - это семантика возможных миров, представление о пересекающихся альтернативных голосах-событиях-ситуациях. Послушаем:
1. Мама мыла раму.
2. Папа купил телевизор.
3. Дул ветер.
4. Зою ужалила оса.
5. Саша Смирнов сломал ногу.
6. Боря Никитин разбил голову камнем.
7. Пошел дождь.
8. Брат дразнил брата.
9. Молоко убежало.
10. Первым словом было "колено".
11. Юра Степанов смастерил шалаш.
12. Юлия Михайловна была строгая.
13. Вова Авдеев дрался.
14. Таня Чирикова - дура.
15. Жених Гали Фоминой - однорукий.
16. Сергею Александровичу провели телефон.
17. Инвалид сгорел в машине.
18. Мы ходили в лес.
Другой фрагмент. Стихотворение называется "Появление героя". Линии между строками символизируют границы между карточками.
- Ну что я вам могу сказать?
- Он что-то знает, но молчит.
- Не знаю, может, ты и прав.
- Он и полезней и вкусней.
- У первого вагона в семь.
- Там дальше про ученика. <…>
(Источник – Словарь культуры XX века)
***
А нам soronoo
(Grani.ru)
В наши дни довольно много и более или менее справедливо говорят о том, что мы живем в постидеологическую эпоху. О том, что это и плохо, и хорошо одновременно. О том, что идеологический вакуум может привести к катастрофе, а может, напротив, помочь избежать катастрофы, к каковой неизбежно привела бы сильная и ложная идея, овладевшая массами, как это бывало в прошедшем веке. Говорят, что на том месте, где была когда-то идеология, осталась одна, но пламенная страсть, имя которой "деньги". И ничего кроме них.
Мне думается, что есть все же некая национальная идеология, властно, уверенно и уже довольно давно овладевшая если не всем населением, то критической его массой. Эта идеология пагубна или спасительна в зависимости от исторических, социальных, личных и прочих обстоятельств. Она не то чтобы владеет умами, но она лежит в основе поведенческих реакций, поступков и жизненных концепций. Имя ей...
На этом интересном месте я прервусь ради небольшого отступления.
Широко известно, что наш с вами родной язык во все времена подпитывался, обогащался и засорялся заимствованной лексикой и фразеологией. Многие понятия, пришедшие в наш обиход из прочих языков, подчас обрусевали настолько, что начисто забывали о своих исходных значениях. Иногда меняли их на противоположные. В эти дни, например, г-н министр внутренних дел сообщил нам о том, что явление со звучным и пышным названием "коррупция" начисто исчезло из нашей жизни. Поэтому знайте, сограждане: если у вас вымогают взятку, то это не коррупция, это что-то другое, имеющее до боли знакомые очертания, но до поры до времени лишенное имени.
Но не только наш язык впитывает чужие слова. Иногда и наши слова конвертируются в международный контекст, чем можно гордиться, но можно и печалиться в зависимости от того, что это за слова.
Bistro, Sputnik, Glasnost, Samovar, Kazak и Dacha - это ничего еще. А вот с широко известным в мире словом Pogrom дело обстоит куда грустнее.
Это примеры известные. А есть вещи малоизвестные. Вот, например, знакомый финский славист говорил мне, что в финском языке существует такое просторечное словечко, как soronoo, которое восходит к русскому "все равно" и означает примерно то же самое. Но никто кроме специалистов об этом не догадывается, как, кстати, и многие современные немцы страшно удивляются, узнав, что зловещее слово Pogrom является заимствованным.
Или вот. Мой старинный таллинский приятель рассказал мне такую довольно забавную историю. Зная некоторую склонность этого моего приятеля к, мягко говоря, преувеличениям, степень достоверности этой истории я оставляю на его совести. Но, как говорят финны, soronoo.
Приятель этот, хотя и вырос в русскоязычной семье и закончил русскую школу, эстонским все же владеет неплохо. И вот сколько-то лет тому назад, когда эстонская независимость была еще в своей героической поре, он сидел у телевизора и заинтересованно наблюдал за бурными парламентскими дебатами. Выступал там в числе прочих и некий молодой и энергичный политик. Он говорил ярко, темпераментно и довольно жестко. Впрочем, одно слово, причем повторенное неоднократно, мой приятель все понять не мог - совсем незнакомым было это слово. Оно не давало ему покоя особенно потому, что при его очередном произнесении зал заметно оживлялся. Из контекста было примерно понятно, что это слово означало что-то вроде "индифферентности". Что-то вроде социальной апатии, равнодушия и "моей хаты с краю". Заинтригованный, он полез уже было за словарем, но на него снизошло внезапное счастливое озарение. Он буквально хлопнул себя по лбу и радостно рассмеялся. И было от чего, потому что незнакомое эстонское слово звучало как Pohuism.
Но что-то мы, читатель, увлеклись нашим отступлением. На чем мы там остановились, не помните?
Лев Рубинштейн. 26.08.2011
(Источник - Grani.ru; http://grani.ru/Culture/essay/rubinstein/m.190958.html )
***
В середине 70-х годов я создал свой собственный жанр – жанр картотеки, соответствовавший моим тогдашним устремлениям преодолеть инерцию и тяготение плоского листа. В еще большей мере обращение к неконвенциональному жанру диктовалось отчетливым стремлением перевести ситуацию самиздата, к тому времени отвердевшую и казавшуюся вечной, из социально-культурного измерения в чисто эстетическое. В рамках моего опыта этот жанр проявил живучесть, поразившую меня самого. Он оказался способным к саморазвитию и видоизменениям внутри самого себя.
Каждая моя вещь, определяемая мною как "текст", одновременно и "взрывает" жанровые привязки, и создает новые. Подчиняясь "памяти жанра", любой фрагмент текста или текст целиком в читательском восприятии ассоциируется с традиционными жанрами. Текст, таким образом, читается то как бытовой роман, то как драматическая пьеса, то как лирическое стихотворение и т. д., т. е. скользит по границам жанров и, как зеркальце, на короткое мгновение отражает каждый из них, ни с одним не отождествляясь.
Этот жанр является, в сущности, интержанром, соединяя в себе черты поэзии, прозы, драмы, визуальных искусств и перформанса. Каждая карточка понимается мною как универсальная единица ритма, выравнивающая любой речевой жест, будь то стихотворная строка, фрагмент уличного разговора, наукообразный афоризм, сценическая ремарка, междометие или же молчание – чистая карточка. Стопка карточек может рассматриваться и как визуальный или же манипулятивный объект.
Лев Рубинштейн.
(Источник - http://rubinstein.vavilon.ru/ )
***
РУБИНШТЕЙН Лев Семенович
Поэт, эссеист.
Родился 19.2. 1947 в Москве. Окончил филфак МГПИ. Много лет работал в библиотеке.
Бывший обозреватель «Итогов» и «Еженедельного журнала».
Колумнист Стенгазеты.нет и Граней.ру.
Лауреат премии Андрея Белого за 1999 г. (критика).
(Источник - http://www.rvb.ru/np/publication/02comm/33/04rubinstein.htm )
***
Лев Рубинштейн. Словарный запас
(Варвара Бабицкая)
Лев Рубинштейн никого не учит жить. То есть нет у него такого намерения, а так-то, конечно, учит, чего уж там: жить, думать и разговаривать. Эссе Льва Рубинштейна следовало бы включить в школьную программу, причем не по предмету «Литература» (решение банальное и напрашивающееся), а по предмету «Русский язык». Потому что язык не столько симптом, сколько сущность и причина происходящего в головах, и нужно быть большим поэтом, каков есть Лев Рубинштейн, чтобы с такой очевидностью, остроумием и изяществом демонстрировать это в как будто нехудожественном жанре как будто политической колонки на сайте «Грани.Ру». Это очень хорошо понимали редакторы «Словарного запаса», разбившие хронологическую последовательность вошедших в книгу текстов ради алфавитной последовательности их основных смыслов. Новая книжка Рубинштейна — это, как сказано в предисловии, «своеобразный словарь современной политической культуры, толкующий ключевые понятия сегодняшней общественной жизни (вынесенные <…> в дополнительные «надзаголовки»)». Таким образом акцент смещается со злободневных информационных поводов туда, где ему, акценту, самое место — на вневременную поэтическую природу этих «опытов периодической изящной словесности». Именно так автор определил когда-то жанр другой своей книжки — «Случаи из языка». А если на этот раз «случаи» всё больше из политической жизни страны, так Рубинштейн тут ни при чем. Такой уж период, что само слово «случаи» приобретает отчетливые хармсовские коннотации. То сидишь за милиционером, а мимо проходят кусты, то нас всех тошнит.
ВАРВАРА БАБИЦКАЯ развернула пять словарных статей на особо интересующие ее темы и выписала пять цитат
Ксенофобия: Бабушкины сказки
«Одна из них, мамина мама, весьма малообразованная, очень набожная, очень тихая и очень добрая женщина, была, представьте себе, русофобкой. Не в том смысле, в каком это слово принято употреблять в наши дни. В наши-то дни слово «русофобия» применяется в основном по отношению к тем, кто испытывает в той или иной степени неприязнь или недоверие к тем или иным властным учреждениям, например к тайной полиции, каковая — в представлении самих деятелей этого славного учреждения — есть соль, душа и мозг великого и многострадального русского народа.
Но бабушка моя была русофобкой в самом буквальном смысле этого слова — она боялась русских. Человек своего времени и своей местечковой среды, она не умела отличать русских от русских. «Русские» в ее представлении это были те, кто раза четыре на протяжении десяти лет врывался в ее дом и в дома ее соседей, выносил стулья, чашки и деньги и требовал благодарности за то, что никого не убили. Тут не убили, там убили — всякое бывает. Погром — это вам таки погром, а не свадьба. Ничего не поделаешь.
Так что бабушка, будучи, повторяю, человеком редкой доброты, деликатности и отзывчивости, боялась русских. Боялась тайно, скрытно, ничего никогда и никому не говоря на эту тему. Но было понятно: она боится. Всех. Включая моих дворовых друзей и одноклассников, с утра до вечера болтавшихся в нашем доме. Включая соседей. Соседи были разные. Некоторых из них смело можно было бояться».
Монументы: Фантомная головная боль
«А кто объяснит, что означает словосочетание «фашистское посольство»? Впрочем, понять, почему шипящее, как советское шампанское, слово «фашизм» выдвинуто поближе к началу лозунга, легко. По законам рекламного искусства ключевое слово должно быть поближе к началу, иначе оно не запомнится. Идея верная, но не доведенная до логического завершения. Ибо по этой (и не только по этой) логике должно было бы быть написано так: «Фашистский демонтаж посольства Эстонии». Тогда было бы хотя бы понятно, о чем идет речь. А то ни туда ни сюда.
Впрочем, даже в этом случае сильного эффекта не получится. Слово «фашизм» давно уже утеряло всякий смысл, кроме того, что это просто такая бяка-закаляка кусачая. Слова «фашизм» уже, считайте, нет. Во всяком случае, в том значении, в каком оно обычно употреблялось в ушедшем двадцатом столетии. Если существует «фашистское посольство» демократического государства, то это значит, что могут вполне себе существовать «фашистский кабинет директора школы», «фашистский пивной ларек» или, допустим, «фашистская сущность антифашистского движения». Что, впрочем, мы и видим все чаще и чаще. В трескучей квазиантифашистской риторике нашего агитпропа «фашизм» и «антифашизм» находятся не по разные стороны баррикад, а по разные стороны знака равенства».
Ностальгия: Пронесли покойника
«Митинг был сработан в добротной эстетике захолустного ампира, слегка разбавленного элементами мутного постмодерна, столь ненавидимого нашими исконо-посконцами. Постмодерн был представлен несколько эзотерическими, но зато запоминающимися лозунгами типа «Наш сапог свят». Трудно предположить, что под «нашим сапогом» понимается какой-то конкретный левый или правый сапог. Скорее всего, имеется в виду все-таки сама идея сапога как универсального и наглядного символа имперского величия, если иметь в виду внешнюю сторону сапога, и традиционной нашей духовности, если речь идет о стороне внутренней. В общем, пес их знает, что они там имеют в виду.
Многие еще обратили внимание на столь же мрачноватый, сколь и требовательный призыв «Мертвый, вставай». Призыв, на мой взгляд, и правда, выдающийся, причем независимо от того, сочинил ли его искушенный в интеллектуальных спекуляциях постмодернист или же полный идиот. Предположить в данном контексте было бы более естественно последнее, но ведь всякое же бывает в нашей жизни, не правда ли. Тем более что некоторые евразийские мыслители замечены в увлечении постструктуралистским, извините, дискурсом. Так или иначе, но «Мертвый, вставай» — сильная вещь. Ее откровенно саморазоблачительный пафос можно понять как тонкую до полной прозрачности интеллектуальную провокацию. А можно и еще как-нибудь. Но в любом случае саморазоблачение налицо».
Память: Сбоку бантик
«Для каждого поколения своя война, своя Победа. Чем меньше становилось живых фронтовиков, тем во все более и более казенно-паточные тона окрашивалось и отношение к ним. А в моем детстве фронтовиков было очень много, и они были молодыми. Никакого специального отношения к ним не было. Они были как все, и они были разные: умные и глупые, добрые и злые, пьющие и непьющие, больные и здоровые. В моем детстве было очень много инвалидов — человек на костылях и с орденами на задрипанном пиджаке был рутинной составляющей городского ландшафта. Напиваясь, инвалид иногда громко скандалил, требуя долива пива после отстоя пены. «Я за вас, суки, кровь проливал! Я, суки тыловые, ногу за вас потерял под Харьковом!» — «Не ори, мужик, — говорили ему, — другие тоже воевали. Ишь развоевался».
9 мая было, кстати, рабочим днем и не шло ни в какое сравнение с такими великими праздниками, как 7 ноября. Но это был великий день для поколения моих родителей. Мать говорила, что за всю ее жизнь не было более счастливого дня. Еще бы: все кончилось, и все выжили. Это ли не чудо!»
Современное искусство: Спор музействующих субъектов
«Художник, вторгающийся в суверенное пространство религии (в церковь, в монастырь, в мечеть, в синагогу, в пагоду), заслуживает безусловного осуждения, в том числе и уголовного. Но и бесцеремонное и агрессивное вторжение в пространство бытования искусства (музей, галерея, выставочный зал), осуществляемое кем бы то ни было, заведомо противозаконно, и, соответственно, должно быть осуждено, в том числе и уголовно.
Или говорят о кощунстве. Кощунство как художественный прием, как способ возбуждения в читателе-зрителе разной силы культурного шока (а не вражды) имеет почти столь же древнюю историю, как и само искусство. А вот слова патриарха Алексия о том, что «сегодняшняя скорбь, связанная с годовщиной начала Великой Отечественной войны, разбавляется нашей общей радостью о вчерашней победе российской сборной», никакой не художественный прием, а как раз самое кощунство и есть.
Разумеется, это не осознанное кощунство — это лишь следствие дурного языкового вкуса и пониженной нравственной интуиции. В этих делах никакой сан не спасает, а спасает, как это ни странно, знакомство, хотя бы шапочное, все с тем же современным искусством».
(Лев Рубинштейн. Словарный запас. М.: Новое издательство, 2008)
(Источник - OpenSpace.ru; http://www.openspace.ru/literature/projects/119/details/3389/ )
***
Лев Семенович Рубинштейн, 1947
Родился в Москве. Окончил филол. ф-т МГПИ (1971). Многие годы служил библиотекарем в институтской библиотеке, затем обозревателем в газ. “Коммерсантъ-Daily” (1995) и ж-ле “Итоги” (1996-2001).
С 1974 работает в уникальном жанре "стихов на карточках". Один из основателей "московской концептуальной школы". С 1979 печатается за рубежом (“А-Я”), с 1989 в России: сб. "Молодая поэзия - 89", "Антология русского верлибра", альм. "Поэзия", ж-лы "Митин ж-л" (№ 11), "ЛО" (1989, № 10), “Третья модернизация”, "Вестник новой литературы" (№ 3, 1991; № 7, 1994); "Театр"; "Театральная жизнь"; "Родник" (1989, № 10); "Даугава"; "Воум!" (Калуга, № 2, 1992); "НЛО" (№ 2, 1993); “НМ” (1996, № 1). Выпустил кн.: Маленькая ночная серенада. М., “Renaissansе”, 1992; Все дальше и дальше (из "Большой картотеки"). М., "Obscuri viri", 1995; Вопросы Литературы. М., “Арго-Риск”, 1996; Регулярное письмо. СПб, изд-во Ивана Лимбаха. 1996; Случаи из языка. СПб, изд-во Ивана Лимбаха, 1998; Домашнее музицирование. М., “НЛО”, 2000. Произведения Р. переведены на англ., нем., франц., швед., польск. и др. языки.
Член Союза рос. писателей (сентябрь 1991), Русского ПЕН-центра. Член редсовета ж-ла “ЛО” (с 1997).
Премия Андрея Белого (1999).
Источник: Словарь "Новая Россия: мир литературы" («Знамя»)
(Источник - http://magazines.russ.ru/authors/r/rubinshtejn/ )
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
