| Nikolay | Дата: Воскресенье, 28 Авг 2011, 00:52 | Сообщение # 1 |
 Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Статус:  | 
КИБИРОВ ТИМУР ЮРЬЕВИЧ
(Тимур Юрьевич Запоев)
(Родился 15 февраля 1955 года, Шепетовка Хмельницкой обл., СССР)
— известный современный российский поэт и писатель осетинского происхождения, лауреат нескольких международных и всероссийских премий в области литературы, яркий представитель современного русского концептуализма и постмодернизма.
<...> Среди более молодых представителей русского поэтического К. выделяется Тимур Кибиров, творчество которого полностью не укладывается в рамки К. как ортодоксального эстетического явления.
Наиболее известные его стихи - это, пожалуй, пародия уже на сам К. Таков, например, цикл, посвященный последнему советскому генсеку Константину Устиновичу Черненко, любимому герою Кибирова, очевидно воспринимающему Черненко как мифологического трикстера, посредника между смертью и жизнью (смертью старого времени и рождением нового). Послушаем фрагмент стихотворения, заключительного в этом цикле. Оно называется "РЕЧЬ товарища К. У. ЧЕРНЕНКО НА ЮБИЛЕЙНОМ ПЛЕНУМЕ ПРАВЛЕНИЯ СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ СССР 25 СЕНТЯБРЯ 1984 г.":
Вот гул затих. Он вышел на подмостки.
Прокашлявшись, он начал: "Дорогие
товарищи! Ваш пленум посвящен
пятидесятилетию событья
значительного очень..." Михалков,
склонясь к соседу, прошептал, "Прекрасно
он выглядит. А все ходили слухи,
что болен он". - "т-с-с! Дай послушать!" -
"...съезда писателей советских,
и сегодня на пройденный литературный путь
мы смотрим с гордостью! Литературой,
в которой отражение нашли ХХ-го столетия революционные преобразованья!" Взорвался
Аплодисментами притихший зал. Проскурин
Неистовствовал. Слезы на глазах
У Маркова стояли. А Гамзатов,
забывшись, крикнул что-то по-аварски, но тут же перевел: "Ай, молодец!"
<...>
(Источник - Словарь культуры XX века)
***
Биография
Тимур Кибиров (настоящее имя — Тимур Юрьевич Запоев) родился 15 февраля 1955 года. Отец — офицер советской армии. Мать — учительница в средней школе. Окончил историко-филологический факультет МОПИ. В 1998 году являлся главным редактором издания «Пушкин». Работал в телекомпании НТВ, на радиостанции «Культура». Переводил стихи Ахсара Кодзати с осетинского языка (с подстрочника). С 1995 года — член русского Пен-центра. С 1997 года член редсовета журнала «Литературное обозрение».
Творчество
Дебютировал в печати в конце 1980-х годов. Его поэзию относят к постмодернизму, соц-арту и концептуализму. Для Кибирова характерно пересмешничество, пародия, установка на скрытое и открытое цитирование как классической литературы, так и советских, идеологических или рекламных штампов.
Андрей Левкин так высказался о творчестве Кибирова: «Тимур Кибиров — самый трагический русский поэт последних десяти лет (как минимум, учитывая и Бродского)».
Творчеству Тимура Кибирова свойственен эпический размах. Вот, как говорит об этом Елена Фанайлова: «Кибиров — один из немногих современных поэтов, который регулярно пишет поэмы и просто очень длинные повествовательные стихи. А это большое искусство, поколением русских постмодернистов практически утраченное. То есть у Кибирова имеется тяга к эпическому размаху».
В 2008 году Тимур Кибиров стал лауреатом премии «Поэт». В качестве приза он получил $50 тыс.
Основные публикации
Тимур Кибиров читает свои стихи, 2011
Общие места. — М.: 1990
Календарь. — Владикавказ: 1991
Стихи о любви. — М.: 1993
Сантименты: Восемь книг. — Белгород: 1994
Когда был Ленин маленьким. — СПб: 1995
Парафразис. — СПб: 1997
Памяти Державина. — СПб: Искусство, 1998. — 256 с.
Избранные послания. — Спб: 1998
Интимная лирика. — СПб: 1998
Нотации. — Спб: 1999
Улица Островитянова. — М.: 2000
Юбилей лирического героя. — М.: Проект ОГИ, 2000. — 48 с.
Amor, exil. — СПб: Пушкинский фонд, 2000. — 64 с.
«Кто куда, а я — в Россию». — М.: Время, 2001. — 512 с.
Шалтай-болтай. — СПб: Пушкинский фонд, 2002. — 56 c.
Стихи. — М.: Время, 2005. — 856 с.
Кара-барас. — М.: Время, 2006. — 64 с.
На полях «A Shropshire lad». — М.: Время, 2007. — 192 с.
Три поэмы. — М.: Время, 2008. — 128 с.
Стихи о любви. — М.: Время, 2009. — 896 с.
Греко- и римско-кафолические песенки и потешки.1986-2009. — М.: Время, 2009. — 80 с.
Лада, или Радость. — М.: Время, 2010. — 192 с. —
(Источник – Википедия; http://ru.wikipedia.org/wiki....2%E8%F7 )
***
Тимур Кибиров
Стихи
Читателям Тимура Кибирова
К публике Тимур Кибиров пришел сложившимся поэтом. Случилось это давно – двадцать лет назад, в громокипящем (точнее, пожалуй, – резвоскачущем) 1988 году.
На вопрос о том, когда был обретен Кибировым неповторимый голос, ответить затруднительно. Голос этот вполне отчетливо слышен в большинстве известных нам сочинений, писаных незадолго до прорыва в печать, и можно лишь посетовать, что за пределами предлагаемого итогового изборника остались поэмы «Лесная школа», «Буран» (обе – 1986), «Сквозь прощальные слезы» (1987), «Три послания» («Л. С. Рубинштейну», «Любовь, комсомол и весна. Д. А. Пригову», «Художнику Семену Файбисовичу»; 19 87—1988) и ряд стихотворений той поры («После словие к книге „Общие места“, „Ветер перемен“, „Ничего не пила со вчерашнего дня…“, „Шаганэ ты моя, Шаганэ…“, „Какая скверная земля…“, „Рождественская песнь квартиранта“, „В новом, мамой подаренном зимнем пальто…“). Во второй – долго ждавшей своего часа, а потому припоздавшей – книге Кибирова „Календарь“[1] (Владикавказ, 19 91) самые ранние опусы относятся к середине семидесятых (надикт ованные армейскими буднями стихи из цикла «Слово о полку Н-ском» сопровождены двойной датировкой – 1975–1979). Существенно, однако, что многие мотивы «Календаря» станут смысловыми ядрами поэтической системы зрелого Кибирова, а иные стихотворения обретут новую жизнь в его позднейших книгах. Так «Эпитафии бабушкиному двору» (1984) войдут в «Сантименты» (1989). В книге «Послания Ленке и другие сочинения» найдется место стихам из цикла «Каникулы» (1984; «Майский жук прилетел…», «Карбида вожделенного кусочки…», «На коробке конфетной – Людмила…», «Скоро все это предано будет…») и «Идиллии. Из Андрея Шенье». Включенное в ту же книгу «Послание Сереже Гандлевскому. О некоторых аспектах нынешней социокультурной ситуации» строится на фундаменте «Четырехстопных ямбов» (1983). Исступленно мрачное, весьма изысканно построенное, но прежде не публиковавшееся стихотворение 1982 года «Для того, чтоб узнать…» Кибиров приводит в «Улице Островитянова> (1999), снабдив иронично-горьким постскриптумом: „Вот такие вот пошлости“/ я писал лет семнадцать назад». Здесь же под названием «Подражание псалму» помещено известное по «Календарю» стихотворение «Нет мочи подражать Творцу…» (1982) с заменой третьей строфы (первоначальный вариант – «Эй, кто смеется мне в лицо?/ Ты кто? – Никто, Ничто. / И мне ли быть всему творцом/ Средь пустоты густой?», вариант окончательный читатель найдет в этой книге). Появившаяся в год тридцатилетия (по Пушкину – «рокового термина») формула «юбилей лирического героя» пятнадцать лет спустя стала заглавьем очередной книги (2000). Особенно примечательна судьба «Гравюры Дюрера» (1980), воспроизведенной (с минимальной правкой) в книге «Шалтай-Болтай» (2002) и, вероятно, стимулировавшей появление там всего цикла «Пинакотека». Рискну предположить, что когда (если) будущему историку словесности представится возможность прочесть отроческие и юношеские вирши Кибирова, то и там обнаружатся знакомые ноты – то, что поэт по сей день (буквально) не перестает измываться над своими дебютными «декадентскими» воспарениями, кажется, не опровергает эту гипотезу, но ее усиливает. Экскурсы в предысторию (причем не только в ее «дописьменный» младенческо-детско-отроческий период, но и во времена запойного юношеского стихотворства) Кибиров совершает постоянно, вплоть до вошедшей в последнюю книгу лирико-дидактической поэмы «Покойные старухи». Автобиографический миф о рождении поэта – неотъемлемая часть творимого им мира.
Двадцать лет – срок изрядный при любых условиях. Если же в этот временной промежуток укладывается несколько «эпох» (наш случай) – тем паче. Первые пришедшие к публике стихи Кибирова привораживали многих читателей исторической точностью, умением поймать и запечатлеть дух бешено ускорившегося в ту пору времени. Лирический историзм поэт безусловно сохранил, а потому череда его сочинений вполне может читаться как своего рода «славная хроника», служить надежным, хотя и требующим особой оптики, источником по истории российской культуры (и/или общественной жизни) 1980-х – 2000-х годов. Фиксируя постоянные изменения социокультурного пейзажа, Кибиров с той же точностью и смелостью открывал миру приключения собственного духа, выстраивал детализированное повествование о своей блуждающей судьбе. Мена метрических, стилевых и жанровых доминант была не только наглядной, но и демонстративной. Совершая очередной поворот, Кибиров почти всегда прямо предлагал читателям настроиться на новую волну и «облегчал жизнь» интерпретаторам, подкладывая удобную схему «периодизации творческого процесса».
Двигаясь по предложенному Кибировым маршруту, следует, однако, помнить, что сколь угодно изощренные, неожиданные и дразнящие вариации обретают подлинный смысл (а потому способны привлечь внимание, стать расслышанными и понятыми) лишь в том случае, когда мы ощущаем властное присутствие рождающей их единой темы. Иначе говоря – судьбы поэта. Едва ли русский читатель способен представить себе более стремительную эволюцию и более широкий поэтический мир, чем пушкинские, но именно Пушкин однажды (и отнюдь не случайно) вымолвил «Каков я прежде был, таков и ныне я…» Истинный поэт остается собой при любых обстоятельствах. Вопреки иронично обыгранной (по сути – непреклонно оспоренной) Кибировым премудрости (равно любезной исполнительному чиновнику и высоколобому поставщику интеллектуальных бестселлеров) поэт в конечном счете не зависит от контекста. Как не должен зависеть от него всякий человек, о чем и напоминает ему поэтическое слово. Чем прихотливее узоры, тем яснее общий рисунок, чем ощутимей организующий стиховую ткань диалог, тем отчетливее единственный (и потому – узнаваемый) голос поэта.
Суть поэзии Тимура Кибирова в том, что он всегда распознавал в окружающей действительности «вечные образцы» и умел сделать их присутствие явным и неоспоримым. Гражданские смуты и домашний уют, трепетная любовь и яростная ненависть, шальной загул и тягомотная похмельная тоска, дождь, гром, снег, листопад и дольней лозы прозябанье, модные шибко умственные доктрины и дебиловатая казарма, «общие места» и безымянная далекая – одна из мириад, но единственная – звезда, старая добрая Англия и хвастливо вольтерьянствующая Франция, солнечное детство и простуженная юность, насущные денежные проблемы и взыскание абсолюта, природа, история, Россия, мир Божий говорят с Кибировым (а через него – с нами) только на одном языке – гибком и привольном, гневном и нежном, бранном и сюсюкающем, певучем и витийственном, темном и светлом, блаженно бессмысленном и предельно точном языке великой русской поэзии. Всегда новом и всегда помнящем о Ломоносове, Державине, Баратынском, Тютчеве, Лермонтове, Фете, Некрасове, Козьме Пруткове, Блоке, Ходасевиче, Мандельштаме, Маяковском, Пастернаке и Корнее Ивановиче Чуковском. Не говоря уж о Пушкине.
Много чего хлебнув, ощутив мерзкий вкус страха и греха, не поналышке зная о всеобщем нестроении и собственной слабости, Кибиров упрямо стоит на своем – неустанно благодарит Создателя и пишет стихи, то есть привносит в уже невменяемый, но не до конца безнадежный мир спасительную (только расслышь!) гармонию, напоминает нам (только пойми!) о нашей свободе. Как в пору отчаянного прощания с «советчиной», когда «некрасовский скорбный анапест», незаметно превращаясь в блоковский и набоковский, забивал горючими слезами носоглотку. Как в блаженные, но тайно тревожные, чреватые будущими срывами и потрясениями годы «Парафразиса». Как на рубеже тысячелетий, когда выстраданный и казавшийся спасительным уют дома на улице Островитянова сменился судорожной болью «нотаций», а измотанный счастливой игрой Амура (или кого-то более сильного) лирический герой справлял одинокий «полукруглый» юбилей. Как в ликующе наглом Солнечном городе, где стихоплету (такому же полоумному, как все великие и малые предшественники, как все, кому когда-нибудь выпадет участь бряцать на лире и дудеть в дудку) отведена роль заезжего (чужого, ненужного, лишнего, подозрительного) Незнайки. Так и сейчас. Победно восклицая «С нами Бог! Кара-барас!», заполняя кириллицей (в лучшем порядке) поля «A Shropshire Lad», возводя волшебный дворец трех поэм (с многочисленными непредсказуемыми пристройками), Кибиров остается Кибировым. И, подобно Степану из хулиганского стишка, пленительной глоссой на которую вершится новейшая книга «Три поэмы», идет вперед, «невзирая на морозы, / на угрозы и психозы».
А потому нам – его счастливым читателям – не страшен серый волк!
Андрей Немзер
(Источник - http://fictionbook.ru/author....?page=1 )
***
Тимур Кибиров
(настоящая фамилия – Запоев) родился 15 февраля 1955 года в семье офицера и учительницы. Окончил историко-филологический факультет МОПИ.
Печатается как поэт с 1988 года: журналы и альманахи «Время и мы», «Атмода», «Третья модернизация», «Театральная жизнь», «Континент», «Юность», «Литературная Осетия», «Синтаксис», «Театр», «Родник», «Дарьял», «Митин журнал», «Дружба народов», «Новый мир», «Странник», «Русская виза», «Кавказ», «22», «Соло», «Знамя», «Огонек», «Арион», «Неприкосновенный запас», «Вестник Европы». Переводил стихи Ахсара Кодзати с осетинского языка.
Тимур Кибиров - член Русского ПЕН-центра (1995). В течение недолгого времени он был главным редактором журнала «Пушкин» (1998), затем работал в телекомпании НТВ, обозревателем радиостанции «Культура» (2004-2006). Входил в жюри премий Ивана Петровича Белкина (2004), «Русский Букер» (2006).
Тимур Кибиров отмечен Пушкинской премией фонда А. Тепфера (1993), премиями журналов «Знамя» (1994), «Арион» (1996), «антибукеровской» премией «Незнакомка» (1997), премией «Северная Пальмира» (1997), стипендией фонда И. Бродского (2000), премией «Станционный смотритель» (2005), грантом М. Б. Ходорковского «Поэзия и свобода» (2006), дипломом премии «Московский счет» (2007), премией «Поэт» (2008). Книга «Стихи» входила в шорт-лист XVIII Московской международной книжной выставки-ярмарки (2005), книги «Кара-Барас» и «На полях «A Shropshine lad» - в шорт-лист Бунинской премии (2007).
"Суть поэзии Кибирова в том, что он всегда умел распознать в окружающей действительности "вечные образцы". Природа, история, Россия, мир Божий говорят с Кибировым (а через него - с нами) только на одном языке - гибком и привольном, яростном и нежном, бранном и сюсюкающем, песенном и ораторском, темном и светлом, блаженно бессмысленном и предельно точном языке русской поэзии. Живом, свободном и неисчерпаемом. Всегда новом и всегда помнящем о Ломоносове, Державине, Тютчеве, Лермонтове, Некрасове, Мандельштаме, Пастернаке. И - что поделать - Баратынском, Хомякове, Блоке, Маяковском. Не говоря уж о Пушкине".
Андрей Немзер
(Источник - Фонд Культурных Инициатив; http://kaktusfestival.prokhorovfund.ru/rus....kibirov )
***
Тимур Кибиров: Гениальный поэт Маяковский служил злу
(Известия, 15 февраля 2010, Наталья Кочеткова)
Сегодня исполняется 55 лет поэту Тимуру Кибирову. Его знаменитые поэтические сборники "Когда был Ленин маленьким", "Памяти Державина" стали своего рода лейтмотивом мятежных 1990-х. О "табу" в современной литературе, ответственности автора перед читателем и вреде "Цветов зла" Бодлера и стихов Маяковского с Тимуром Кибировым разговаривала обозреватель "Известий".
Известия: Ваши последние книги - "Греко-и римско-кафолические песенки и потешки" и "Три поэмы" - показались мне несколько разочарованными и даже чуть-чуть мизантропическими. С чем это связано?
Тимур Кибиров: Книги невеселые и даже в некотором смысле печальные, но не мизантропические. Видно, я так сейчас расцениваю действительность.
Известия: Все знают Кибирова ироничного, местами злого, но начиная со сборника "Amor, exil" возникает ощущение, что злость и ирония куда-то уходят. На смену приходит спокойная разочарованность.
Кибиров: Я со всем, что вы сказали, готов согласиться, поскольку в этом нет ничего обидного. Все это описывается словом "взросление". К сожалению, запоздалое. Но разочарованности все же нет - скорее, тревога и разного рода опасения. Мне кажется, всякий нормальный взрослый человек ощущает примерно то же: непонятно, что ждет нашу страну и весь мир.
Известия:: Что же непонятного? В мире экономический кризис. Россия держит путь в сторону стабильности. В США Обама победил.
Кибиров: Я чересчур мало в этом разбираюсь, чтобы испытывать восторги или разочарования по поводу Обамы.
Известия: Он Нобелевскую премию получил.
Кибиров: Это мне показалось странным и каким-то диким поступком Нобелевского комитета. Не знаю, что у них в головах. Я это счел еще одним проявлением помешательства, которое овладевает миром. У меня давно было такое ощущение, но теперь оно нарастает. Как будто взрослые люди, не говоря уже о старых и мудрых, куда-то исчезли и все происходит по воле тинейджеров. А иногда и просто шпаны.
Известия: Вы говорите о политике?
Кибиров: Это ощущение не покидает меня, когда речь идет и о политике, и о культуре. Взрослые ушли. И меня это очень тревожит. Раз уж я пустился во все тяжкие и заявляю себя как пусть плохого, но христианина, мне не след говорить: я не знаю, что нас ждет. В откровении Иоанна Богослова описано, что ждет мир. Но понятно, что сроки нам неведомы и рассуждать об этом отчасти даже грешно. Поэтому, как велел не очень христианский писатель: надо возделывать свой сад.
Известия: Что такое ваш сад?
Кибиров: Скажу без всякого кокетства: ничего иного, кроме как писать стишки, не научился. Значит, это мой сад. Впрочем, сейчас я пытаюсь писать какую-то псевдопрозу. Только что дописал маленький роман - размером чуть больше "Капитанской дочки". Он "про любовь" - подзаголовок будет "Хроника верной и счастливой любви". И с довольно нищенским, но сюжетом - фикшн с элементами сказочности.
Известия: В книге "Три поэмы" один текст автобиографический - про детство - тоже был в прозе. Можете описать этот переход от стихов к нестихам?
Кибиров: Несмотря на все мои попытки сделать свою поэтику универсальной и приложимой ко всему - от политики до эротики, все, что приходит в голову взрослому человеку, в стихи втиснуть невозможно. Я давно мечтал о прозе, но когда пробовал что-то написать, получалось настолько смехотворно, что я оставлял попытки. Может быть, и сейчас имеет смысл говорить не о том, что я чему-то научился, а о том, что снизил критерий самооценки.
Известия: Но вы же уже выпустили один прозаический текст.
Кибиров: Более того - он мне нравится.
Известия: Так какие у вас сомнения по поводу маленького романа?
Кибиров: Если в начале моей литературной карьеры у меня была убежденность, что большинство нормальных интеллигентных людей, к которым я обращаюсь, думают, как я - особенно когда речь шла об, условно говоря, антисоветских и соцартистских вещах, - то сейчас у меня этой убежденности нет. То, что я написал, нарушает все негласные табу современной литературы.
Известия: Какие табу есть в современной литературе?
Кибиров: Ни в коем случае нельзя быть сентиментальным.
Известия: А как же Захар Прилепин, который не стесняется писать про всякие "грудки", "попки" и "розовые щенячьи животики"?
Кибиров: Я говорю не об этих пацанских делах, а о нормальной сентиментальности. Чувствительности. Как у Карамзина - "чувствительный и холодный". О готовности проливать слезы не только над "животиками", а над осенней березовой рощей, например. И у меня раздражающе старомодный язык, и некоторая нарочитая орнаментальность, красивость.
Известия: Вы сказали: "Прощай, ирония"?
Кибиров: Отчасти "красивость" сглаживается, потому что автор делает вид, будто текст - стилизация. Немного неуклюжая - я все ж таки не Набоков. И это очень похоже на мои стихи, не говоря о том, что в тексте много стихов - почти все персонажи рано или поздно исполняют какую-то арию. В том числе собака - там она главный герой. А что касается табу, то главное из них - ни в коем случае не делать нравоучений. А эта книга - нравоучительная.
Известия: На что направлены ваши нравоучения?
Кибиров: В первую очередь на себя. Это различение добра и зла - то, для чего мы в этот мир посланы. А уж культура только этим и должна заниматься.
Известия: А как насчет "Цветов зла" Бодлера, например?
Кибиров: Про это у меня есть отдельное лирическое отступление. Я сказал все что думал... Плохо это! Вершинные достижения русской культуры не очень отвечают такой поэтике саморазрушения. Я не помню, чтобы так уж, скажем, пьянствовали Лев Толстой или Федор Михайлович.
Известия: Они страдали массой других девиаций.
Кибиров: Как всякий живой человек. Процент безумцев в этой профессии такой же, как среди врачей. Тут самое главное надо различать. Великая ли книга "Цветы зла"? Совершенно очевидно, что великая. Так же как гениален поэт Маяковский и его стихи. Служат ли эти книги злу? Да, служат. Одобряю ли я эту деятельность? Нет, не одобряю.
Известия: В чем проявляется служение злу у Маяковского?
Кибиров: В прославлении Дзержинского. Только прекраснодушный Моцарт мог подозревать, что гений и злодейство несовместны. Еще как совместны. И злодейство гения нужно называть злодейством.
Известия: И что делать с такими произведениями?
Кибиров: Им нужно противостоять.
Известия: Но не запретить? Или все же стоит создать комиссию, которая почитает и скажет: он, конечно, гениальный, но пишет про растление малолетних. Это печатать нельзя.
Кибиров: Вы меня на слабо не берите - я пуганый-перепуганный. Почему бы не запретить? Запрещаем же порнографию. Некоторые ограничения для пытливого отрочества я бы ввел более строгие, чем сейчас. Обо всем этом в новой книге будет. Я назову ее "О больших поэтах и маленькой доброте".
Известия: Литература о высоких нравственных принципах, боюсь, не будет пользоваться большим спросом.
Кибиров: Это одно из самых больших и опасных заблуждений. Мы на самом деле очень любим, когда нам открывают глаза на то, что такое хорошо и что такое плохо. Более того, никаких ненравоучительных книг не бывает. Любой автор навязывает читателю свою систему ценностей. Флобер не менее нравоучителен, чем дедушка Крылов.
Известия: Способен ли сегодня воздействовать на читателя Бодлер?
Кибиров: Что касается Бодлера, то сейчас привлекать "Цветами зла" уже не интересно. Они перестали быть оранжерейной диковиной - все наши поля этими сорняками заросли. Сейчас дело художника василечек какой-нибудь, не говоря о розе, взрастить на этом поле - тогда посмотрим.
Известия: Такую активную гражданскую позицию логично было бы подкрепить действием. Например, преподаванием детям в школе.
Кибиров: Это справедливый упрек. По этому поводу я могу только сожалеть, поскольку учить детей, писать статьи надо уметь. Если бы мне удалось писать так, чтобы интеллигенция меня читала, то все бы изменилось. Я ведь до сих пор считаю, что от нее - самого просвещенного культурного сообщества - зависит очень многое. Если не все.
(Источник – Известия; http://www.izvestia.ru/news/358449 )
***
Тимур Кибиров: «Есть еще пара задумок…»
(Северо-Осетинский информационный портал «15-Й РЕГИОН»; 21 января 2011)
Поэт Тимур Кибиров стал лауреатом премии Правительства Российской Федерации за книгу «Стихи о любви» и премии журнала «Знамя» за роман «Лада, или Радость. Хроника верной и счастливой любви».
Заместитель Председателя Правительства РСО-Алания, Полномочный представитель республики при Президенте РФ Александр Тотоонов тепло поздравил Т. Кибирова и пожелал ему новых успехов, воплощения творческих замыслов.
Эксперты называют премию журнала «Знамя» своего рода «премией-разведчиком». Как правило, она служит ориентиром для последующих крупных наград, таких как «Букер» или «Большая книга».
Поэт и писатель любезно согласился ответить на вопросы noar.ru.
— Тимур Юрьевич, каковы Ваши ощущения от получения двух таких важных премий одновременно?
— Самые приятные. Я рад и даже горд обеими премиями. Тут мои чувства совершенно неоригинальны.
— Вы впервые обратились к прозе. Почему?
— Трудно сказать. Я давно уже подумывал об этом. Ну, вот вроде время пришло. И потом, было интересно пережить уже забытое чувство волнения, с которым я писал свои первые стихи. Интересно делать то, что ты делаешь впервые.
— Как возник сюжет романа?
— Сюжет тоже давно задумывался. Эта история много лет меня мучила. Наверное, лет десять. Была идея написать поэму, но я никак не мог найти нужную форму. На поиски ушло еще около года.
— Интересно композиционное построение романа: в повествование включено много стихотворений, авторских отступлений. Причем речь идет не об абстрактном третьем лице, а конкретно о Тимуре Кибирове.
— Действительно, это было сделано специально. Постарался придать большую достоверность происходящему. Мне кажется, с этими вставками текст обрел новые краски, стал интереснее для читателя.
— Цитаты из классиков русской и зарубежной литературы, признаться, вызвали желание перечитать давно знакомых авторов. Того же Блока, к примеру...
— И это прекрасно! Такая реакция читателя входила в мой замысел. Очень рад, что получилось вызвать ощущение сопричастности.
— В Ваших поэтических текстах утонченная классическая форма стиха сочетается с ненормативной лексикой. В романе Вы также не обходитесь без нее, рассказывая о доброте, дружбе, приключениях… Детям до 16 не рекомендуется?
— Отнюдь. «Ладу, или Радость» спокойно можно давать читать детям. Ведь там нет ничего такого, чего бы они ни слышали многажды в течение дня. В том числе – с экранов телевизоров. Я давал читать книгу своей дочери. Ей понравилось.
— Ваша первая проба пера в прозе оказалась удачной. Будете ли продолжать подобные опыты?
— Пока не знаю. Может быть… Тем более, что есть еще пара задумок. Правда, не знаю, когда это получится.
noar.ru.
(Источник - http://region15.ru/news/2011/01/21/10-10/ )
***
«Эстетизация зла идет семимильными шагами»
Писатель Тимур Кибиров
(«Новые Известия» за 17 Января 2011 г. ВЕСТА БОРОВИКОВА)
На прошлой неделе Тимур Кибиров был награжден премией журнала «Знамя» за опубликованный летом на страницах этого издания роман «Лада или Радость. Хроника верной и счастливой любви». О том, почему поэт вдруг решил обратиться к прозе, и о том, какие претензии у него накопились к творческой интеллигенции Тимур КИБИРОВ рассказал «Новым Известиям».
– Тимур Юрьевич, когда вы находитесь в творческом процессе, вас не раздражает быт, домашние и вообще все, что вокруг?
– Когда в тебе что-то вызревает, ты находишься в том блаженном состоянии, когда тебя ничего не раздражает. Напротив, все помогает. У нелюбимого мною Ницше есть замечательное определение состояния вдохновения: это когда все вещи вырастают в символы. Все становится глубже. А вот когда в тебе ничего не вызревает, тогда возникает страшный соблазн считать, что тебе не пишется из-за каких-то бытовых неудобств. Ты сам себе лжешь, что не пишешь из-за того, что живешь в однокомнатной квартире с семьей, котами и собакой. А вот если бы ты жил в Ясной Поляне, то написал бы «Войну и мир». Все это уловки, потому что, когда пишется, пишется везде. И наоборот. Опасность в другом: можно не заметить, что все кончилось, и продолжать строчить. И примеров тому огромное количество. Надо бы замолчать, а шарманка все крутится. И ужас в том, что то истинное, что человек когда-то написал, под валом пустых самоподражательных текстов тускнеет и становится незаметным. Увидеть это самому трудно. Я написал книгу, и мне она нравится, иначе я бы ее не публиковал. Насколько мою радость разделит читатель, одному Богу известно.
– Вы пишете обо всем или есть своего рода «зоны молчания», что-то, о чем вы не хотите говорить с читателем?
– Я уверен, что в каждом из нас есть такие зоны сознания, которые не то, что нельзя описывать, а должно подавлять и истреблять. Поэтому в отличие от некоторых моих коллег я не считаю, что все, что происходит под корой моего головного мозга, достойно запечатления в художественных текстах. Я человек с очень жесткой автоцензурой. Уверен, что без нее вообще не бывает писателей. Вопрос, каким описывать мир, это вопрос веры автора, а не мира. Если я считаю, что мир отвратителен, то я буду искать тому доказательства. Если я уверен, что мир создан замечательно, то я буду обращать внимание на его лучшие стороны. Жизнь дает одинаковое количество поводов восславить Бога и вбить гвоздь и повеситься. Все дело в выборе.
– То есть каждый из нас может создать себе тот мир, который он придумает?
– Скорее, который он вычленяет. Вообще, я не имею в виду, что нужно закрыть глаза на ужасы. Им просто нужно указать свое место. В центре мироздания, на мой взгляд, истина, добро и красота.
– Вы можете это аргументировать?
– Нет, не могу. Это вопрос веры. Я так чувствую. Хотя есть люди, которые чувствуют иное. Есть сатанисты. Подозреваю, что их будет становиться все больше и больше. Эстетизация зла, которая началась очень давно, идет вперед семимильными шагами. Зло приобретает все более привлекательные черты, и для этого много постаралась творческая интеллигенция. Из всех десяти заповедей осталась как бы нетронутой только «Не убий». Все остальные попраны… И поэтому поклонение отцу лжи кажется все более привлекательным. Это могущество, гордость, сила. Все же хотят быть горделивыми! А смиренными – никто не хочет. Это началось не сейчас, но сейчас это становится массовым сознанием. Если бы парижские «проклятые поэты» увидели сериалы, которые смотрят наши бабушки с внуками, они пришли бы в ужас и встали бы на защиту ненавистной им христианской морали.
– Ваш роман – это ваше сопротивление?
– Это робкая попытка показать, что можно иначе. Моя сентиментальная история про любовь старухи к собаке, конечно, провоцирует на высказывания. Например, я услышал, что она написана старой девой, а не взрослым мужчиной. На что я отвечу столь любимым мной Льюисом, который сказал по подобному поводу, что не видит ничего плохого ни в старости, ни в девичестве. Я сознательно собирался писать «несовременный» в этом смысле роман. Я не согласен с тем, что это должно быть что-то чрезвычайно мрачное, безнадежное и чаще всего слегка похабное. Несмотря на то что поводы для того, чтобы именно так описывать нашу жизнь, есть. На самом деле этих поводов ровно столько, сколько было, когда Пушкин писал «Повести Белкина». Тут дело не во времени, а в установках автора, как я уже говорил.
– В поэзии, можно сказать, вы защищены признанием, а, взявшись за прозу, вы стали уязвимы для критики...
– Во-первых, мне интересно было пережить уже забытое чувство волнения, с которым я писал свои первые стихи. Интересно делать то, что ты делаешь впервые. Но это не самое главное. Просто вся эта история довольно давно меня мучила, уже лет десять, и я даже подумывал передать ее поэмой, но понял, что это должна была быть все-таки проза.
– Ваша героиня феноменально честна. На ее счастье, она живет в глухой деревне. Вы можете себе представить подобный персонаж в реалиях Москвы?
– Думаю, что да. Совсем недавно такие люди были. И это не обязательно связано с традицией православия, это связано с той предыдущей, досоветской культурой, когда у людей на полуинстинктивном уровне были жесткие понятия того, что достойно, а что недостойно. Надеюсь, такие люди есть и сейчас. Думаю, праведники никогда не вписывались гармонично ни в какую структуру бытия. Сейчас их количественно меньше, но пока мы остаемся людьми, они будут. Насколько им сейчас сложнее? Не думаю, что им было вольготнее в тридцатые–сороковые. У каждого времени свои ужасы и свои соблазны.
***
Поэт Тимур КИБИРОВ родился 15 февраля 1955 года в городе Шепетовка (Хмельницкая область Украины). Окончил историко-филологический факультет МОПИ. В печати дебютировал в конце 1980-х годов со сборником «Общие места». Выпустил ряд сборников, в частности «Стихи о любви», «Избранные послания», «Три поэмы» и другие. В 2008 году стал лауреатом премии «Поэт».
(Источник - «Газета «Новые Известия»; http://www.newizv.ru/culture....ov.html )
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
