| Nikolay | Дата: Суббота, 24 Сен 2011, 09:46 | Сообщение # 1 |
 Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Статус:  | 
РАДОВ ЕГОР
(Георгий Георгиевич Радов)
(28 февраля 1962 — 5 февраля 2009)
— русский писатель-новатор, драматург, публицист и эссеист, работавший в русле постмодернистской и психоделической прозы, сын поэтессы Риммы Казаковой; незаслуженно недооцененный яркий представитель современного концептуализма и постмодернизма.
Биография
Начинал как контрибьютер глянцевых модных журналов «Птюч», «Playboy» и других.
Окончил Литературный институт им. Максима Горького.
Проходил срочную службу в ВС СССР.
Первые работы были опубликованы в журнале Новый Мир в марте 1985 года.
Скоропостижно скончался в Карголиме (Гоа, Индия) 5 февраля 2009 года в возрасте 46 лет.
Похоронен в Москве, на Хованском кладбище.
Лауреат культурно-просветительской премии «Нонконформизм-2011» (посмертно).
Книги
Змеесос (1989, изд. 1992)
Якутия (1993)
Искусство — это кайф (1994)
Борьба с членсом (1998)
Бескрайняя плоть (1998)
Дневник клона (1999)
Егор Радов. Рассказы про всё — М.: Пятая страна, Гилея, 2000. — 416 с. Егор Радов. Я/Или ад: Романы — М.: Ad Marginem, 2001. — 400 с.
Егор Радов. Змеесос: Роман — М.: Ad Marginem, 2002. — 320 с.
Егор Радов. Якутия: Роман — М.: Зебра Е, 2002. — 544 с.
Егор Радов. Убить Членса: Роман // Ремиссионеры: Собрание коллективного бессознательного. С. 426-555 — СПб.: б. и., 2002. — 560 с.
Егор Радов. Суть: Роман — М.: Ad Marginem, 2003. — 416 с
Уйди-уйди (2007, неопубл.)
Проект и ресурс (2008, неоконч.)
Семья
Радов (Вельш), Георгий Георгиевич (1915–1975) — отец, публицист.
Казакова, Римма Фёдоровна (1932—2008) — мать, поэтесса.
Анна Герасимова (Умка) — первая жена, рок-певица, поэтесса.
(Источник – Википедия; http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%E0%E4%EE%E2,_%C5%E3%EE%F0 )
***
Шевеление мандустры
Визионерский опыт Егора Радова
(«Независимая газета», Михаил Бойко)
(В сокращении)
Помню свои первые впечатления от дебютного романа Радова «Змеесос». С некоторым удивлением я обнаружил, что не могу прочесть более двух-трех страниц зараз: потом приходилось делать перерыв, чтобы успокоиться и привести в порядок мысли. До сих пор мне трудно отделаться от духовно-геометрической ассоциации: страница этого романа и упирающаяся в нее под прямым углом трансценденталь.
Двухполюсная система
Егор Радов – тот писатель, тексты которого приходится отмеривать и отвешивать, чтобы не случилась передозировка. То же самое можно сказать еще об одном писателе – Андрее Платонове, но развитие этой (не мне первому пришедшей в голову) параллели, к сожалению, увело бы нас слишком далеко в сторону.
Но возможен еще более неожиданный контекст – Сведенборг, Рудольф Штейнер, Даниил Андреев. У Радова, как визионера, было свое послание, которое он стремился донести. Оттого иногда кажется, что романы Радова – это не романы вовсе, а лейденские банки, заряженные грезами. А грезы эти при пристальном рассмотрении оказываются картинами иной реальности (высшей, низшей и параллельной).
Почему я в этом уверен? Мы догадываемся, да Радов этого и не скрывал, что у него был соавтор. Этот соавтор ничего не выдумывал, он лишь освобождал мозг писателя от каких-то «блокаторов». Имя этому соавтору – наркотик, и лучшие свои произведения писатель создал именно в период зависимости (которую в последние годы жизни сумел преодолеть).
Если я сейчас затрагиваю тему, углубляться в которую невозможно, не споткнувшись об общественное ханжество, то только потому, что хочу донести одну очень важную мысль. Наркотик действительно взламывает человеческую психику. Если считать диапазон ощущений здорового человека за одну октаву, то ощущения наркомана на несколько октав богаче. Причем в обе стороны – в направлении ультранаслаждения и инфрастрадания (эти обозначения условны – с тем же успехом можно говорить об инфранаслаждении и ультрастрадании). За пределом максимально возможного для здорового человека в нормальных условиях (это необходимые оговорки) наслаждения у наркомана простирается область ультранаслаждения (Кайфа), а за другими пределом – область инфрастрадания (Ломки). Жизнь наркомана – это электрическая дуга между двумя электродами – Кайфом и Ломкой. В статье «Опиум умеет ждать» Радов писал об этом так: «Для нормального, здорового человека характерно в принципе ровное состояние – чуть лучше, чуть хуже, а для наркомана постоянно: ад-рай-ад-рай. И так до бесконечности».
Сложно отрицать, что, разрушая человека, наркотик действительно дает некий опыт, не достижимый другим путем. Поэтому Радову было что сказать. И в этом отличие Радова от сотен успешных литераторов – превосходно владеющих словом, но не имеющих сверхзадачи, выстраданного «послания», эксклюзивного внутреннего опыта. Они всегда на поверхности, как поплавки, – получают премии, раздают интервью, не сходят с полос газет. Но то, что они пишут, это не литература. В контексте настоящей литературы их писанина – это информационный шум, метеопомехи.
А вот часто встречающееся сравнение Егора Радова с Владимиром Сорокиным не имеет смысла. Сорокин занимается языковой игрой, комбинаторикой, деконструкцией. Его тексты – это забава здорового пресыщенного человека. Сорокин – это кто угодно, только не визионер. В случае Радова мы имеем дело с совсем иной степенью накала, интенсивностью существования. Обращаясь к его книгам, следует помнить, что за них заплачена огромная цена, что это письмена, в буквальном смысле обагренные кровью. Каждая из его книг – это спрессованные в бумажный брикетик и упакованные в яркую обложку непрожитые Радовым годы (или, вернее, досрочно им прожитые).
В романе «Змеесос» есть такой пассаж: «Для меня минуты перед самым свершением казни есть лишь концентрация всего того, чем может являться жизнь, – все этой ситуации с вечной угрозой смерти; казнь лишь спрессовывает суть посюстороннего бытия и делает его более живым, более реальным, что ли, совершенно ничего не изменяя в принципе, кардинально; сохраняя субъекта на том же самом уровне, на котором он и провел свое время, и делая этот уровень просто более наглядным для него самого и для зрителей. В этом смысле, конечно, блажен и счастлив казнимый, ибо ему дан шанс за какие-то минуты постигнуть и ощутить то, что растягивается обычно для нормального индивида на долгие годы; и постигнуть это в чистом, незамутненном виде». Череда состояний, о которых говорил Радов, снование ад-рай-ад-рай – это многократно повторяющаяся мистерия мучительной казни и последующего воскрешения. Затухающие колебания, оборвавшиеся 5 февраля 2009 года в городе Карголим, штат Гоа, Индия.
И все же я думаю, что Радов успел все, что должен был сделать. Не думаю, чтоб он особенно сожалел о непрожитой старости. Вряд ли бы он вышел на какой-то иной, еще более высокий творческий уровень. Книги Радова – спелые плоды, а не завязи каких-то нереализованных замыслов. Не будь героина, возможно, Егор Радов прожил бы 80 лет, но не состоялся бы как писатель. А, может быть, – что гораздо хуже – состоялся бы как графоман и, кто знает, получил бы Букера и Большую книгу… И еще. Не стоит воспринимать вышесказанное как своеобразную апологию наркомании, хотя этот вопрос гораздо сложнее, чем кажется. Возможно, что творческие люди как тип возникли в результате антропосоциогенеза как раз для освоения нового психологического опыта. Это лазутчики в Иное. Измененные состояния сознания – их специализация. Возможно, что творческий человек принимает наркотики как раз для того, чтобы другие могли этого не делать, чтобы удержать остальных от этого соблазна. Напомню, остроумный ответ одного художника, которого спросили: влияют ли наркотики на креативность? «Да, – сказал тот, – но только у художников!» В конце концов не столь ценны слова: «Невозможно добиться наркотического состояния, которое было бы лучше, чем естественно данное нам; все эти эйфории, галлюцинации, призрачные миры, грезы в конце концов полностью надоедают нам и демонстрируют такую свою убогость и ограниченность, что подлинным счастьем становится не иметь ничего этого, а просто смотреть на реальность, используя гениальный инструмент наших чувств, мыслей и сексуальных переживаний» («Змеесос»), сколь постскриптум: «Проверено. Егор Радов».
А начинающих писателей хотелось бы удержать от повторения жизненной траектории Радова. Возможно, что Егор не состоялся бы как самобытный писатель без наркотиков. Да, не употребляя наркотиков, не стать вторым Радовым. Но зачем нам еще один Радов?
Плазматический язык
И критики, и читатели первым делом обращают внимание на особый язык Радова. Вот лишь несколько неологизмов, которыми как арбуз семечками начинены тексты Радова: мандустра, Мудда, Богж, учёбище, педитация, яжеложство, судзуд, жочемуки. Причина их появления очевидна – описывать иные реальности, иные сферы опыта невозможно без употребления неологизмов, обозначающих явления, не имеющие земных аналогов. Секрет изготовления этих неологизмов и незабываемых картин трансцендентных реальностей писатель раскрыл в несколько ироничном контексте на страницах романа «Змеесос» – вот условия, которым они должны удовлетворять: «непонятность (подлинная таинственность), узнавание (какие-то слова понятны), окказиональность появления (только что придумал), маразматичность (бред сивой кобылы), несамостоятельность (похоже на заумные стихи), гениальность (гениально!)».
Не случайно многие пассажи Радова звучат как стихотворения в прозе с заумным подтекстом. Они напоминают огромную шаткую вазу, которую необходимо опрокинуть, чтобы нахлынул смысл. Такую прозу не читают, а смакуют. Я позволю себе объемную цитату из романа «Убить Членса» («Борьба с Членсом»), чтобы дать представление о мелодии радовской фразы:
«О, душа под душем озарений! Ты нага, гола, велика, как мое творение, мое вдохновение, тление. У этого предельного маразма казарм во мрази, у этого грязного базара баз без грязи, у этого одного последнего раза, есть высшая тайна – ваза без зрачка и знака, лаз зрения и мрака, воз знания и срока, роза милости, близости, тока, Бога. Но нет – только хлад, бред, град и гроб, горб, сор, сыр, путь, суть, склизь, близь, боль. Вина в вине твоя, спина у стены моя, свеча у мочи ее, любовь, как морковь. В этой единице есть десница, которой не спится, которая длится, она, как мокрица, она, словно спица, она вдовица, она ослица. Если затеял жизнь, то брызнь, но смерть, как хлеб, пуста, сера, дырчата и воздушна. Дырочка впереди, в дыре дыра дыры, и дно ее бездарно, безумно, бездельно. Вдень себя в дыру, пройди внутрь, вне, выйди в дырявый мир, оставь прошлый пир. Что же произошло?
Это некий ужас предельного, некий провал всего дельного, некое остолбенение энергий, мышц, нервических концов, некое выключение высших слов, кровяных гонцов, некое стояние пред чертой, некий финиш, некий вскрик: «Стой!», некая глупость в виде неожиданной гибели, некое взрывание нутра, убыль без прибыли. Тот, кто жил, теперь закатился, словно медяк под стол бытия, в гущу серых нитей гниения, аннигиляции, исчезновения, негации. Де-экзистенциализация субъекта в маргинальной ситуации, наркотизация его эссенции, поражение его интенции. Его субстанция тонет в тотальной акциденции, его витальная концепция рушится, утрачивая способность рецепции, налицо прекращение всяческой вентиляции, прощай, любовь, прощай, менструации! Да прольется над этим распадом слеза, да не будет адом будущая греза, да снимется все наносное, словно фреза, да пощадит одинокий дух великая божественная гроза! Просто так случилось, что так получилось, так приключилось, потому что, может быть, это и есть милость»…
Конечно, требуются некоторые усилия, чтобы продраться сквозь мелодичный можжевельник прозы Радова, но эти усилия вознаграждаются сторицей. Приведенный фрагмент – лишь малая часть своеобразной «Книги мертвых» Егора Радова, описывающей смерть от передоза прелестной земной девушки Инессы Шкляр и перевоплощение ее в таинственную трансцендентную тварь по имени Цмипкс. Полное описание этого перерождения занимает десяток страниц. Если «Убить Членса» – лучший роман Радова, то «Книга мертвых» (это мое обозначение этого фрагмента) – шедевр в шедевре. А вообще на страницах поэмы в прозе происходит длинная цепочка перевоплощений и трансформаций: Инесса Шкляр–Суу–Цмипкс–Цмипк–Цмип–Цми.
Я не знаю ни одного писателя (кроме, может быть, Станислава Лема), который лучше Радова описывал бы разнообразные неатропоморфные формы жизни и мышления. Он был необыкновенно одарен тем, что я называю «интуицией слизи», – ему потрясающе удавалось описание всего слизистого, медузоидного, пленчатого, створчатого, трубчатого, небулярного, плазматического. Сомневающимся предлагаю прочесть описание астральных медуз в романе «Убить Членса» – это насквозь гениальные страницы, пропитанные лимфой потустороннего.
Гностический сюжет
У каждого одаренного писателя есть излюбленные сюжеты (гений, в сущности, всю жизнь пишет одну и ту же книгу). Радов использует две сюжетные схемы и их комбинацию. Иными словами, его романы реализуют одну из трех возможностей: 1) блуждание по виртуальным мирам («Якутия», «Я/Или ад»); 2) поиски способа уничтожить мир или убить Бога («Суть»); 3) и то, и другое одновременно («Змеесос», «Убить Членса»).
Поиски способа уничтожить мир или убить Бога – это так называемый гностический сюжет (это центральный момент в учении переднеазиатских гностиков II–III вв. н.э.). Не слишком ли мы усложняем дело? Едва ли. В этом убеждает серьезность слов Радова, сказавшего в одном из интервью: «Религия – единственное, что для меня важно на самом деле. Литературу я воспринимаю для себя как религиозный долг. Может быть, я не так популярен, как хотелось бы, потому что собственно литература для меня – на каком-то десятом месте. Точнее, я всегда строю сперва некую философскую систему, а потом, согласно с ней, или даже против нее, пишу художественное произведение. Или же – произведение является методом выяснения для меня какого-нибудь религиозно-философского вопроса».
По иронии судьбы, неогностический роман Радова «Суть» (Ad Marginem, 2003) увидел свет уже после неогностического романа Владимира Сорокина «Лед» (Ad Marginem, 2002) . Егор Радов сильно переживал из-за этого. Вот характерный фрагмент из его беседы с Дмитрием Гайдуком:
«– Многие сравнивают «Суть» с сорокинским «Льдом»...
– В тот же день, когда я принес «Суть» в редакцию, вышел «Лед». Мне вспомнилась история, как параллельно с Уотсоном и Криком, которые открыли ДНК, был один японец, так он повесился, потому что опоздал на месяц. Но потом я прочел «Лед» и понял, что это все-таки разные книжки. Мы как-то одновременно с Сорокиным пошли в одном направлении. Но некая обида так и осталась, что я оказался не первым».
Егор зря переживал. Именно он оказался первым. К гностическому сюжету Радов обратился гораздо раньше Владимира Сорокина, а именно в романе «Змеесос», который был написан в 1989-м, а издан в 1992 году. Напомню, сюжет этого дебютного романа Радова, принесшего ему заслуженные 15 минут славы. Во Вселенной царят два высших существа, или бога, носящие имена Лао и Яковлев. Высший бог, маячащий где-то на периферии сюжета, по-видимому, отошел от дел. В то же время человеческий мир замкнулся на себя, перестав зависеть от небес и божественных существ. Лао и Яковлев решают уничтожить этот мир, вырвав человеческие души из круга перерождений. Чтобы осуществить этот план, Лао приходится переродиться человеком (Яковлев выступает в качестве матери), – так в гностицизме божественный эон Христос является в обличье человека, чтобы освободить увязшие в тенетах материи души и уничтожить сотворенный мир.
В романе «Убить Членса» (вышел отдельным изданием в 1999 году, то есть опять же раньше, чем «Лед» Сорокина), как и в «Змеесосе», действуют два высших существа: Светик (Слад) и Светозавр. Маячит где-то высший бог – Членс (он же – Богж), отошедший от дел и пребывающий в наркотическом забытье под воздействием особого вещества, называемого в романе просто Соль. Светик стремится уничтожить Членса, но не может этого сделать собственноручно, поскольку ему противостоит равный по силе Светозавр. Для реализации богоубийства ему нужен «любой примитивный неявленный субъект, у которого, если его сделать высшим, могучим существом и придать ему достаточно святости, несомненно возникнет глухая тоска по разному животному дерьму, поскольку он не успел им вдоволь накушаться и насытиться». Таким субъектом становится душа скончавшейся от передоза Инессы Шкляр, превращающаяся после серии метаморфоз в трудновообразимое существо Цми.
Таким образом, если ранний Радов многими приемами обязан Сорокину, то не исключено, что к гностическому сюжету Сорокин обратился именно под влиянием Радова.
И есть одна чисто радовская идея, которую невозможно обнаружить ни у Сорокина, ни у какого другого писателя. Это идея о том, что абстрактные понятия, фактически платоновские идеи, представляют собой материальные объекты. Скажем, порошок, что-то вроде черной смолы, жидкого стекла, мясного студня (зельца) или друзы таинственных кристаллов. В беседе с Дмитрием Гайдуком Радов с полным основанием ставил это себе в заслугу: «Я сообщил, что суть – такая же конкретная вещь, как и все остальное». Когда директор издательства Ad Marginem Александр Иванов потребовал всюду заменить слово «суть» на слово «зельц», этим он чуть не обесценил произведение. К счастью, у Радова хватило твердости настоять на своем, а у Иванова – такта ему уступить.
Заключение
Скажу свое личное мнение: Радов – одна из ключевых литературных фигур рубежа второго и третьего тысячелетий. Он так и не достиг известности своей матери – замечательной поэтессы Риммы Казаковой, но если уж позволить себе некорректное сравнение, то был несопоставимо более значительным литературным явлением. Ибо искать каких-то прорывов в трансцендентное у Риммы Казаковой – дело абсолютно безнадежное. Она была удивительно трезвомыслящий, практичный, жизнелюбивый человек, а Егор Радов – сплошная трангрессия в Бесконечность.
(Источник - http://exlibris.ng.ru/subject/2009-04-09/1_radov.html?scroll )
***
В окопах между небом и землей
Егор Радов – писатель, который вел себя предельно мужественно
(Независимая газета», Игорь Яркевич)
К моему полному стыду и сожалению – смерть Егора стала характерной для той ситуации, в которой оказались герои 90-х. В том числе и, конечно же, сам Егор. Я его знал примерно года с 92-го, он уже печатался, и во многом наши ситуации были похожи. Он, как и я, висел между небом и землей. С одной стороны – быстро пришедший успех, с другой – полное непонимание, что с этим успехом делать и как его присобачить к книжному рынку.
Не думаю, что мы были близкими друзьями. Но, как солдаты, чьи окопы находятся рядом, часто забегали пообщаться, выпить сто граммов боевых, узнать свежие новости... Немного поплакать друг другу в жилетку. И затем снова – по своим окопам.
По-моему, Егор в своей прозе описал абсолютно новый для русской литературы опыт. Опыт нахождения «на той стороне сознания». На Западе, например, были и Олдос Хаксли, и Уильям Берроуз, и так называемые наркотические революции. И вообще: все отношения с наркотиками стали для западной культуры – традиционными, но для русской ситуации это был опыт принципиально новый. И Егор не побоялся этот опыт описать. Причем к физиологическому результату своих отношений с наркотиками он относился резко отрицательно. Этот опыт очень плохо сказался на нем.
Егор – писатель, который вел себя предельно мужественно, в том числе и тогда, когда ситуация изменилась, когда он стал почти неприемлем для книжного рынка.
У него хватало сил и на то, чтобы писать новые тексты, и на болезнь, и даже на преодоление этой болезни.
Слава богу, рядом с ним были женщины, которые его любили, – их судьба, увы, сложилась трагично. Слава богу, с ним рядом была его мама – Римма Федоровна Казакова.
(Источник - http://exlibris.ng.ru/bios/2009-04-09/5_egor.html )
***
Егор Радов
Любовь моей любви
(Глава «Сон» из неопубликованного романа «Уйди-уйди».
«Независимая газета», 2009-04-09)
«Тот я, что окончательно закончился и погиб вместе с теми, с абсолютно всеми; сейчас с той, что та, которая – я, которая мягко обволакивает собой мое звериное сердце ангела, сплетаясь грудью с моей сутью, заполняя мир полной одинаковостью, полностью расщепленного на совершенные изначальные полюса нашего разного пола, нашей единственной двуединности… Любовь, снежная нежность, обладание, страх совершенства – эта ночь сверхъестественной обыденности, где ты спишь, убаюканная моим восторгом, словно безумно мечущаяся по Космосу вочеловеченная девочка, нашедшая приют, – осмеливаюсь только намекнуть об этом в самой тихой сердцевине наших грез, ставших ежедневностью, разрушивших тени прошлого и убивших мечты о них, убирая сознание той боли, где тебя не было всецело, где был возможен я без тебя, что невозможно по определению; и когда я весь уйду в тебя, не оставляя ни остатка души, доверяя свой дух твоему духу и телу, тогда я найду то, что существует сейчас, – застывший миг твоего сна, когда ты рядом, просыпаясь, вставая, ложась, радуясь моей сущности, притворной вредности, моему смеху и счастью быть с тобой, осознающему, в конце концов, что высшее искусство свершается на кончике наших всхлипов, вздохов, стонов, улыбок о нас; а смысл есть простое желание – пусть всегда тебе будет хорошо, любимая, и в вечности мы станем одним раем из разных нас, объединившись в бесконечном движении к себе, и не будет Я, и не будет Ты, но только – Тот и Та.
Я люблю тебя – я моего я, ты моего ты, любовь моей любви. Я хочу всю тебя, как все твое, мир как ты, ты как я.
Сияние здесь – бери его, оно всегда было здесь!
И будь только собой».
Его плечо сжала чья-то рука и больно затрясла его.
Ян Шестов открыл глаза.
– Ну все нормально, как я вижу, – сказал Семенихин. – Пойдем, ты мне нужен. Я верну тебя Инне в целости и сохранности.
Дверь открылась, она встала в проеме.
– Не-ет!!! – вскрикнул Ян, в то время как Коля Семенихин опять утаскивал его через переход обратно в свой мир.
(Источник - http://exlibris.ng.ru/bios/2009-04-09/5_love.html?insidedoc )
***
Смерть русской психоделии
Писательское сообщество России лишилось второй ярчайшей фигуры подряд.
5 февраля в Гоа скоропостижно скончался Егор Радов — сын поэтессы Риммы Казаковой, бывший муж рок-певицы Умки, недооцененный писатель-концептуалист и яростный московский психонавт.
Егор был радикалом во всем — и в литературе, и в жизни. А жизнь эта была нелегкой: от детства с его редкими свиданиями с матерью (самое нежное воспоминание — пахнущая коньяком и «Шанелью» звездная поэтесса заходит поздно-препоздно в спальню к сыну и напевает ему колыбельную), через хипповую юность с ее злобными советскими ментами, самодельными наркотиками и подпольным чтением правильных книг до тревожной зрелости с многочисленными смертями близких и с прижизненным писательским полузабвением.
Его прозу — появившиеся в 90-е романы «Змеесос» и «Якутия», «Рассказы про все», новеллы в периодике — широкому читателю не дано было оценить, слишком радикален Радов был и в своем творчестве. Эти сумбурные, местами по-наркотски сюрные, местами предельно искренние, даже исповедальные, тексты были типичной литературой писателя для писателей. Их влияние на современную русскую прозу еще предстоит оценить ученым. Бесспорно лишь, что влияние это было — и было заметным. Именно из Радова вышла модная «Мифогенная любовь каст» Павла Пепперштейна, именно под влиянием Радова кандидат филологических наук Анна Герасимова, она же отвязанная хипповая певица Умка, начала делать русский перевод одного из важнейших романов ХХ века — «On the Road” Джека Керуака.
Сам Радов, кстати, очень походил на героя этой библии для битников: наваждение с приемом запрещенных препаратов (вся таблица Менделеева, а как же!), лечение, писание, алкогольные эскапады, личные трагедии, снова торч и бухло, творчество и лечение. Он, кстати, уже умирал один раз на курорте: наевшись «кислоты», свалился без сознания прямо на коктебельском солнцепеке… По легенде, тогда коллегу выручил Андрей Битов — позвал медиков, помог откачать и сказал, что сейчас спас самого оригинального писателя русской литературы.
В Гоа, как видно, Битова под рукой не случилось — Егору удалось дожить до 47 лет…
Дмитрий Суходольский
6 февраля 2009
(Источник - http://nigmaru.com/hl....%2Ftext )
***
Радов Егор
(28 февраля 1962 – 6 февраля 2009)
«Я бы определил свой стиль как метафизический панк. Мне хотелось изобразить маразм как принцип бытия в целом»
Российский прозаик, сын поэтессы Риммы Казаковой и публициста Георгия Радова, один из ярких представителей постмодернизма. Настоящее имя Егора Радова – Георгий Георгиевич Радов.
Родился в Москве. В 1984 году окончил Литературный институт им. Максима Горького. Печатался с 15 лет. Первая публикация – юмористический рассказ «Эрудит» в журнале «Юность». Первый роман «Я» написан в 1982 году, а издан был почти двадцать лет спустя. В начале Егор Радов 1990-х публиковался в журналах «Птюч» и «Рlауbоу», в 1992-м состоялась публикация его первого крупного произведения – философского фантастического романа «Змеесос», сюжет которого построен на возможности людей перевоплощаться. За ним последовали книги «Якутия» (1993), «Искусство – это кайф» (1994), «Дневник клона» (1999), Рассказы про всё» (2000), «Я / или Ад» (2001), «Суть» (2003). Член Союза писателей Москвы.
Произведения Егора Радова более похожи на фантасмагорию. Писатель считал, что фантастике не хватает литературы, а литературе – фантастики. Наверное, поэтому он приобрел репутацию «нового Берроуза» и «литературного беспредельщика».
Так, к примеру, в романе «или ад» герой отправляется воевать в Антарктиду. А герой романа «Я» – Егор Радов – является пациентом психбольницы, в которой для его лечения устроили небывалый эксперимент: внутрь его отправляют трех Ивановых, отважных путешественников по венам и борцов с лейкоцитами. Из романа «Якутия» мы узнаем, что однажды Советская Депия распалась на составные части... В Якутии – одной из осколков Великой Империи – народы и партии борются друг с другом за власть и светлое будущее...
В последнем опубликованном романе Егора Радова «Суть» в Коми АССР парторг с буровой и студент журфака МГУ случайно обнаруживают в лесу месторождение загадочно сияющей породы. Эта «субстанция», позволяющая людям обрести свою Суть. Человек, прошедший через это, меняется, то есть перестает быть человеком в общепринятом смысле слова, а потому для общества начинает представлять опасность. Суть настолько активна, что все, так или иначе попадающие в ее поле влияния, оказываются мотыльками, устремляющимися на свет ослепительной сакральной свечи подлинного смысла мироздания. Сопротивление бесполезно, обращенные пламенно желают приобщить всех прочих, зараза распространяется по сонной запущенной стране, – дальше дело техники (сюжета) в благодатной среде многочисленных действующих лиц (от буфетчиц с буровых станций до высшей номенклатуры КПСС).
Есть у писателя и два неопубликованных крупных произведения, размещенных только в Интернете. Книга «Борьба с Членсом» (1995) рассказывает о судьбе девушки, которая скончалась от передозировки, после чего попала в другую, настоящую реальность. А в романе «Бескрайняя плоть» (1998), действие которого происходит в 2022 году, главный герой Захар Зудов по просьбе своего шефа берется выполнить одну опасную для жизни работу. И в результате ему предстоит не только совершить путешествие с Земли на Луну, но и в пространстве и во времени.
Был женат на популярной рок-певице, филологе Анне Герасимовой (Умке). Их сын Алексей Радов – известный молодой политический деятель, создатель движения «Либертарный прорыв», политтехнолог Всероссийской общественной организации «Молодая гвардия «Единой России» (с 2006 по 2008 год). В 1990-х зависимость от наркотиков, периодически продолжавшаяся еще со студенческой скамьи, чуть не погубила писателя, мать смогла вытащить сына «из-за опасной черты», но он до конца жизни остался инвалидом, а его жена Наталья покончила жизнь самоубийством.
После романа «Суть» Егор Радов написал еще несколько крупных произведений, но все в стол («Уди Уди» и др.), по его словам, издаваться он больше не хотел. Писатель скоропостижно скончался утром 6 февраля 2009 года во время отдыха вместе с дочерью в Карголиме (Индия, штат Гоа).
Произведения автора
Романы
1992 – Змеесос (написан в 1989-м)
1993 – Якутия (написан в 1992-м)
1994 – Искусство – это кайф
1995 – Борьба с Членсом (на бумаге не издавалось)
1998 – Бескрайняя плоть (на бумаге не издавалось)
1999 – Дневник клона
2000 – Рассказы про все
2001 – Я/или Ад («Я» написан в 1982-м, «или Ад» - в 2000-м)
2003 – Суть
Повести
1986 – Мальчики
1992 – 69 (написана в 1987-м)
Рассказы
1980 – Я и моржиха
1980 – Как я был великаном
1984 – Химия и жизнь
1984 – Раздумья
1984 – Искусство – это кайф
1986 – Я хочу стать юкагиром
1986 – И в детском саду
1987 – Ничто
1987 – Человек-машина
1987 – Источник заразы
1988 – Сигнатюр и нет
1988 – Несогласие с Василисой
1988 – Война девушек и Кая
1988 – Один день с женщиной
1988 – Молчание – знак согласия
1989 – Сквозь Землю
1989 – Заелдыз
1991 – Ельцин в залупе
1992 – Искушения
1992 – Не вынимая изо рта
1993 – Следы мака
1997 – Женины мгновения
1997 – День, в котором я живу
1997 – Никто не любит нас, наркоманов
1998 – Один день в раю
1999 – Сны ленивца
1999 – Дневник клона
Пьесы
1982 – Иаков Сталин
Отдельные издания
Змеесос: Роман / Предисловие Олега Дарка. – Москва-Таллин: Гилея, 1992. – 224 с. (о)
Якутия: Роман. – М.: МИКАП, 1993. – 228 с.
Искусство – это кайф (Greatest hits): Сборник рассказов. – М.: Руслана Элинина, 1994. – (Классики XXI века, вып.2)
Я и моржиха
Искусство – это кайф
Источник заразы
Химия и жизнь
Я хочу стать юкагиром
Молчание – знак согласия
Один день с женщиной
Сквозь Землю
Следы мака
Не вынимая изо рта
Дневник клона: Рассказы. – М.: ФИШЕР, 1999. – 54 с. – Тираж не указан (о)
Дневник клона – с.
Один день в раю – с.
Сны ленивца – с.
Рассказы про всё: Рассказы, повести. – М.: Пятая страна, Гилея, 2000. – 416 с. 3 000 экз. (п)
Не вынимая изо рта: Рассказы – с.6-82
Мальчики: Повесть – с.83-114
Заелдыз: Рассказы – с.115-164
69: Повесть – с.165-252
Я хочу стать юкагиром: Рассказы – с.253-301
Никто не любит нас, наркоманов: Рассказы – с.303-374
Дневник клона: Рассказы – с.375-412
Я / или ад: Романы. – М.: Ad Marginem, 2001. – 400 с. 5 000 экз. (п) I
Я – с.7-178
или Ад – с.179-395
Якутия: Роман. – М.: ZебраЕ, 2002. – 544 с. – (Дети Зебры). 5 100 экз. (пЗмеесос: Роман. – М.: Ad Marginem, 2002. – 320 с. 5 000 экз. (п) Суть: Роман. – М.: Ad Marginem, 2003. – 416 с. 5 000 экз. (п) Публикации в периодике и сборниках
Иаков Сталин: Пьеса // Митин журнал, 1987, №18 – с.
То же: Пьеса в 1 д. // Полярная звезда, 1995, №1 – с.3-14
То же: Комментарии, 1996, №8 – с.
69: Повесть // Отчёт о реальности. – М.: МИФ, 1992 – с.
Дневник клона: [Рассказ] // Если, 1999, №7 – с.3-13
То же: Рассказ // Современная русская проза. – М.: Захаров, 2003 – с.237-250
Якутия: Отрывок из нового романа // Время рожать. – М.: Зебра Е, ЭКСМО-Пресс, 2002 – с.387-405
Убить Членса: [Эссе] // Ремиссионеры. – М.: Правда, 2002 – с.427-555
Не вынимая из рта: [Рассказ] // Русский рассказ ХХ века. – М.: Захаров, 2005 – с.536-543
Публицистика
Писатель – пиши! // Вопросы литературы, 1996, №1 – с.
От Иисуса до Пола: [Рец. на книгу Ю. Буркина и К. Фадеева «Осколки неба, или Подлинная история «Битлз»] // Книжное обозрение, 2001, 26 марта – с.21
Лучшие призраки литературы: [Рец. на сборник «Рассказы о привидениях»] // Ex libris НГ (Москва), 2003, 27 февраля – с.4
Творчество автора
Катя Прянник. Зона рая: [Интервью с Риммой Казаковой и Егором Радовым] // Московский комсомолец, 1999, 23 апреля – с.
Виктор Малеев. Алкаш и клон: [Рец. на сборник Е. Радова «Дневник клона»] // Книжное обозрение, 1999, 15 ноября – с.13
Елена Семенова. В темнице убогого тела: [Рец. на сборник Е. Радова «Рассказы про всё»] // Книжное обозрение, 2000, 3 июля – с.13
Выбор редакции: [Аннонс книги Е. Радова «Я / или ад»] // Книжное обозрение, 2001, 8 октября – с.2-3
Виктор Малеев. Рак Божий Егор: [О книге Е. Радова «Я / Или ад» (М., 2001)] // Книжное обозрение, 2001, 22 октября – с.5
Владимир Иткин. Порносвятость: [Рец. на книгу Е. Радова «Суть»] // Книжная витрина (Новосибирск), 2003, №16 (12-18 мая) – с.5
Данила Давыдов. Отрава и конфета: [Рец. на книгу Е. Радова «Суть»] // Ex libris НГ (Москва), 2003, 22 мая – с.4
Георгий Петров. Новый Радов и вечная Суть: [Рец. на книгу Е. Радова «Суть»] // Книжное обозрение, 2003, 16 июня – с.4
© Виталий Карацупа, 2009
(Источник - http://archivsf.narod.ru/1962/egor_radov/index.htm )
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
