| Nikolay | Дата: Воскресенье, 02 Окт 2011, 17:28 | Сообщение # 1 |
 Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Статус:  | 
КУТИК ИЛЬЯ ВИТАЛЬЕВИЧ
(Родился 1 августа 1961 года, Львов)
- известный современный русский поэт, эссеист, переводчик поэзии с шведского, английского, польского языков; один из основателей школы метареализма в русском концептуализме.
Илья Кутик окончил дневное отделение Литературного института им. Горького в 1982 г. Вместе с А. Давыдовым и Г. Ефремовым, участвовал в выпуске первого бесцензурного советского альманаха «Весть», a после — в создании (неудачном) совместного советско-датского издательства под тем же названием. В начале 1990-х, начав выезжать на многочисленные поэтические фестивали, переехал из Москвы в Швецию, в 1995 году поселился в США. Живёт в Чикаго. Илья Кутик — член Шведского ПЭН-клуба и Шведского Союза Писателей. Доктор философии Стокгольмского университета. Профессор Северо-Западного университета (Northwestern University, Чикаго). Лауреат Премии журнала «Золотой Век» за 1994 год. Автор предисловия и составитель сетевой двуязычной (русско-американской) антологии русской поэзии: «Русская поэзия: От веток до корней». — http://www.russianpoetry.net
Илья Кутик — один из основателей школы метареализма (термин предложил М.Эпштейн) в поэзии конца XX века. (См. также Энциклопедия Британника — http://www.britannica.com/eb/article-38635?hook=422546#422546.hook ) Дебютировал в поэзии на рубеже 1970—80-х годов, войдя в круг поэтов, образовавшийся внутри Литературного института и названных вначале, по термину К. Кедрова, метаметафористами: А. Ерёменко, И. Жданов, А. Парщиков. Первая книга стихотворений вышла в 1988 году, в переводе на датский язык. Стихи переведены на 19 иностранных языков.
Творчество
Внутри метареализма, Эпштейн выделяет особую терминологическую «нишу» для лишь двоих представителей этой школы (или направления), а именно для И. Кутика и А. Парщикова, называя её «презентализмом». По определению Эпштейна, презентализм — «поэзия присутствия», «поэзия настоящего». «Восходя к традициям футуризма с его вкусом к современности, к технической пластике вещей, презентализм лишён его социально-эстетической воинственности и утопизма, обращён не к будущему, а к вечному настоящему, к данности как таковой. Между крайностями поэтического монизма (слияние вещи и смысла) и дуализма (их разобщенность) здесь вырисовывается особый, феноменологический подход к реальности. Презентализм утверждает само присутствие вещи, её видимость, осязаемость и т. п. — как необходимое и достаточное условие её осмысленности. Поэтическое произведение строится как последовательность разных взглядов на вещь, способов её восприятия и описания, которые в совокупности суть проявление её собственной сущности. Вещь есть явленность вещи, как и постулируется в феноменологии. Вещь не соединена с идеей и не противопоставлена ей, а сама по себе есть „идея“, то есть в исконном значении этого слова, „эйдос“, „видимость“ — то, что представляет, „презентирует“ самое себя.»
А. Тумольский же, например, видит своеобразие И. Кутика и некоторых других (но не всех) представителей метареализма в том, что они принадлежат «южнорусской школе» как языка, так и мышления в России. В статье, обубликованной в журнале НЛО # 46, 2000, он, в графе персоналии, пишет: «Илья Кутик (Москва, с середины 90-х годов живёт в Швеции) — работает в поэтике метареализма. При этом принципиально (вплоть до организации дискуссий в международном литературном сообществе) придерживается традиций силлабо-тонического рифмованного стиха. Виртуоз версификации. В поэзии Кутика проявляется специфичность взаимоотношений стихосложения (которое отнюдь не „нейтрально“ в образном плане) и поэтики: ритмический канон сдерживает и ограничивает свободу становления поэтической реальности. При внешнем разнообразии (преимущественно современной) тематики в конкретных стихотворениях, через все творчество Кутика скрытой, но сквозной, линией проходит внутренняя полемика с традициями классической поэзии, как русской, так и зарубежной. Эта тематическая установка предопределяет постоянный лирический „диалог“ внутренней и косвенной речи, персонифицируя в такой способ две стороны „лирического героя“ — ту, которая связана с предшествующей традицией, и ту, которая стремится освободиться от неё. Отсюда проистекает присущая стихотворениям поэта своеобразная энергия, динамичность.» — http://www.futurum-art.ru/autors/tumolskiy.php
Труды
Книги
Sansernes femkamp / Overs. af Vagn Steen & Marie Tetzlaff. — Arhus: Huset, 1988.
Пятиборье чувств. — М.: Московский рабочий, 1990.
Лук Одиссея: Третья книга стихотворений — СПб.: Советский писатель, 1993.
Ода на посещение Белосарайской косы, что на Азовском море/Ode on Visiting the Belosaraisk Spit on the Sea of Azov/Tr. Kit Robinson/Bilingual Ed. — New York: Alef Books, 1995.
Смерть трагедии. В 2-х тт. — M.: Комментарии, 2003.
Эпос. — М.: Русский Гулливер, 2010. — 416 с.
Переводы
Шведские поэты: Переводы и варианты. — М., 1992.
Эссе (на английском языке)
Hieroglyghs of Another World: On Poetry, Swedenborg, and Other Matters. — Evanston: Northwestern University Press, 2000.
Writing as Exorcism. — Evanston: Northwestern University Press, 2005.
(Источник – Википедия; http://ru.wikipedia.org/wiki....2%E8%F7 )
***
ИЛЬЯ КУТИК
р. 1961, Львов
Окончил Литературный институт, получил степень доктора философии в Стокгольмском университете. Первую книгу стихотворений выпустил в переводе на датский язык в 1988 году. В 1992 году издал авторскую антологию шведской поэзии XX века, – известны также его переводы с польского (Норвид) и английского (Александр Поп, Эзра Паунд). Кутик – автор оригинальной системы перевода верлибра рифмованными стихами, притом применяет переводчик этот метод в тех случаях, когда переводы авторизуются авторами – иначе говоря, с ведома творца-верлибриста Кутик в переводе рифмует. Метод этот был горячо одобрен основным поэтическим наставником Кутика Иосифом Бродским, а также лучшим современным поэтом Швеции – Тумасом Транстрёмером. В настоящее время Илья Кутик живет и преподает в Чикаго.
(Источник - http://www.vekperevoda.com/1950/kutik.htm )
***
Илья Кутик
Новые стихи. Беседа. Творческий обзор
(Журнал «Уральская новь» 2000, №1)
(Извлечение)
Илья Кутик – поэт-метафорист, входящий в группу основателей той самой школы метаметафорической поэзии, которая на рубеже 70-х и 80-х годов стала ведущим направлением в русской поэзии. Солисты этого камерного ансамбля Жданов и Парщиков, Еременко и даже Аристов нашим читателям более или менее известны. Кутик же всегда стоял в стороне. Еще в самом начале перестройки он уехал в Швецию, да так там, на Западе, в тени статуи Свободы и остался. Чудны дела твои, Господи! В момент, когда ведущие исполнители метафорической музыки вроде как замолчали, те, кто сознательно держался поодаль, вышли на первый план. И не потому, что более слабых, раньше их закрывали спины более сильных. Просто дыхание и тех и других оказалось разным, у кого-то совсем коротким (Еременко), у кого-то, как у Аристова или Кутика, более длинным. И вот что особенно важно – с каждым днём люди эти, придерживающиеся близких (но не тождественных!) эстетических взглядов, пишут всё лучше и лучше. Метаметафоризм действительно оказался самым что ни на есть ведущим и жизнестойким! Надо было только сохранить себя для наступления каких-то более адекватных, аутентичных времен.
Стихи Кутика – предпоследняя остановка текста перед исчезновением, практически полным растворением в темноте тишины. Дальше на этом пути, полном воздушных ям и провисаний, оказывается только Геннадий Айги. Эти двое, Кутик и Айги, следуют методе, сформулированной Элиотом в одном из своих “Квартетов” (западной поэзией здесь накоплено больше опыта): “Слова, отзвучав, // Достигают безмолвия. Лишь порядком, лишь ритмом // Достигнут слова и мелодия // Незыблемости...”. Полнота переживания становится просто-таки непереносимой. Проявление сразу всех уровней поэтической рефлексии (иначе не услышат) способствует накалу страстей, вряд ли возможному или дозволенному. Поэтому всё, что только можно, микшируется, стирается, убирается в подтекст, в неразличимость семантического сплина-тумана.
Ровные дорожки слов заменяются какими-то цирковыми, по форме, кульбитами, мостиками пауз и тире, висячими трапециями дефисов и белых пятен. Высшая стадия семиотической дрожи, мелко звенящей на снегу в каждом звуке десятками смыслов: развалины, оставшиеся после всего, круги руин, по которым, конечно, ещё можно судить о замысле, но лучше этого не делать. Лучше заселить эти голодные пространства плотью своих мыслей и образов, смоделировать в них какую-то новую жизнь... Судить о замысле здесь всё равно, что попытаться составить впечатление о фильме по одной только афише: название, какие-то буквы, несколько случайных и эффектных кадров. Тот айсберг, подводная часть которого лишь подразумевается в чёрной тьме, но практически не участвует в осуществлении надводного пейзажа. Стихи-вампиры: для их функционирования необходимо твое, читатель, непосредственное участие. Именно оно заполняет все эти интенции и переходы, безлюдные, бессловесные, кровью самых насущных смыслов. Сама же по себе даже самая совершенная система оказывается безжизненной.
Дмитрий Бавильский
ИЛЬЯ КУТИК
Из книги “ПЕРСИДСКИЕ ПИСЬМА,
или Вторая часть книги СМЕРТЬ ТРАГЕДИИ, выходящая первой”
Разрыв
1
из Донна
Кто в мыслях даже совершает кражу
Возлюбленной моей, пусть чересчур
Мошною не трясет: у дур
Единственных – все на продажу;
Его ж – за мысль одну! – я прокляну и сглажу:
Пусть тот, кто низко пал, его унизит сам;
И да краснеет он, что к покупным красам
Прильнувши, ощутил бессилие и срам;
Пускай его измучат гонорея,
И гипохондрия, и ишиас,
И мысль про очевидный сглаз
От неизвестного злодея;
Со шлюхой путаясь и от стыда хирея
До срока, медленно, пусть сядет он на мель,
А выблядок его, неведомо откель
Явившийся, лишит всех родовых земель;
Пускай злоумышлять начнет он против
Короны, а потом умрет в тюрьме.
Все имя обваляв в дерьме,
Тем самым всех своих отродьев
(Что, может, не его) навеки обанкротив.
Иль – вариант другой: пусть голоден и хил
Он просит по дворам; никак не юдофил,
Пусть он обрежется, чтоб жид его кормил!
Все козни мачех; все, что ночью снится
Тиранам от руки ближайших лиц;
Обиды рыб, зверей и птиц,
И кары все из уст провидца, –
Пусть на него падут! А если он – девица?
Тогда мой перечень – не худшее из зол
И, в общем, лишнее, поскольку слабый пол
Природа сглазила до всех моих крамол.
2
О, ангел залгавшийся! Нет – не ангел!
Хотя родилась под крылом Франциска.
Пиша о разрывах, Донн циркуль хватал и штанген,
а я вспоминаю тебя, покойная моя киска.
Мы с ней хотели взять новую, но – не вышло:
что-то уж слишком быстро переменилось в ней.
Горизонт. На горизонте – вышка:
с оной не видно ни адреса, ни ступней.
3
как бы из Донна
Помню, моя былая, у тебя поживала кошка,
Вся такая чернявая и поджара.
Звали ее по-женски, я же – лишь понарошку –
Звал ее по-мужски: котяра.
Она была мужней кошкой, и когда он за новой новью
Уплывал, то мы на коврище белом
Занимались – какой-никакой – любовью
Под зеленым глазиком оробелым.
Ты осталась жить с балакирем по-английски.
Я не стал, говоря по-английски, smarter.
Но ролей перемену хозяйки и ейной киски
Понимаю – особенно если с марта.
4
Быстро все рассказать, быстро!..
На бегу (...обутый или босой...)
опустевая как та канистра.. .
На бегу все рассказать борзой...
Чтобы комната, вырванная бензином,
реяла в небе, как наша нега...
Уподобясь кленам, дубам, осинам,
вдоль полотна пронестись без бега..
5
Дай, Джим, на счастье пять. Твоей
жены я больше не увижу:
на карте я живу правей
от вас, а вы – левей и ниже,
где морские котики (...в Калифорнии...)
ходят в развалочку, как козаки
Гоголя, но становятся чуть проворнее
от осознанья, что носят фраки.
На их Нобелевском банкете
с нею мы побывали тоже...
А потом занимались глаголом “ети”
под одеялом – как будто дрожжи.
Но – тут ты вернулся, и – чтобы отвадить линчи –
мы с нею выпили на дорожку...
И – на разных концах Америки – вместо котиков кормим нынче:
я – чужого кота, она – такую же кошку.
6
из Донна
Не так я опустился, чтоб
Воспеть глаза, прическу, лоб,
Нос, губы, щеки или, скажем,
Ум с нравственностью. Антуражем
Сим пусть заходится взахлеб,
Кто пухом стелется лебяжим.
По мне – хотя люблю сильней –
Уж лучше твердо знать, что в ней
Мое, чем лить на все елей.
Любовь определять бы мне
Хотелось лишь одними “не”,
Ну как (возьмем к примеру) Бога;
Что “вообще” – то слишком много.
Кто ж думает, что он вполне
Познал ее, для диалога
Прошу – пускай мне объяснит
Сие ничто сей эрудит.
То, что мое, не убежит.
7
Гнев воспой, о богиня, Ильи, Витальина сына!
Предки обамериканились, не обримясь...
Что ж до меня – то меня особенно подкосило:
уход ее без “прощай”, но с подарками, что дарились.
А я бы – пришед в лохмотьях – как Одиссей в Итаку
(поскольку с ее женихами я даже не возникаю –
уж слишком их много на карте...) – дошло б до того, то так и
ушел бы в тех же отрепьях, не помня о Навзикаях.
8
опять из Донна
Как твой камень, сердце черно опять:
Ей свое – привычней колец – терять;
Что, агат, ты на это скажешь? – что, мол, ага,
Все ж я прочней любви, ибо всякая – недолга?!
С обручальным ты не сравнимо. Что ж
Не его, а это – ценою в грош –
Я ношу на руке? – хоть слышу в день изо дня:
Я дешевка, даже не модная, сними меня!
Ладно, живи, если уж ты со мной.
Мизинец, как палец ее большой,
Украшай да знай, что – на месте моем – она
Вернула б тебя тому, которому неверна.
9
Когда ты ушла (...внезапно...) я пролежал в кровати,
скрючившись в позе какой-то яти,
месяц, а – может – больше...
Хотя ты – действительно! – уступала
в смысле тела, его металла
девам Украины или Польши.
Что же со мной случилось? как мы оказались вместе?
Видно, осточертели девушки с телом жести,
гнущейся на журналах.
Хотя я и сам сгибался – вспыльчиво, как Ромео, –
от твоих – как их назвать? – родео, –
вроде пегих и чалых.
Когда ты ушла, я проветрил и переставил мебель,
чтобы заставить место всех наших ебель,
оральной и прочей спермы;
но когда ты кричала: I love you, baby! –
я кончал и видел звезду на небе,
и – клянусь! – ее видел первым.
Когда ты смылась, я представил себе Каллипс,
пристегивающихся, наподобье клипс,
и отстегивающихся с той же самой
легкостью... Дай тебе Бог и впредь
кончать по два раза, в подмышках преть
и оставаться самкой
10
Тебя ль напугал Пастернаков “хаос”!?
Грозилась кучей витальных кляуз;
все письма свои забрала и фото;
теперь тебя ставит раком не я, а кто-то
где-то – в черной – любимой – юбке.
Видно, жить тебе наподобье губки,
отпадающей от объекта
только лишь ради другого Некто.
<…>
(Источник - http://magazines.russ.ru/urnov/2000/1/kutik.html )
***
Илья Кутик (24/08/10)
Илья Кутик – Лев по зодиаку – родился в 1961 г. (по совпадению) во Львове (бывшем Лемберге и Львуве; нынешнем Львиве) на Зап. Украине. Окончил Литературный инстутут им. Горького в семинаре Ал. Михайлова, вместе с А.Ерёменко и А.Парщиковым. Является д'Артаняном (сo Ждановым и вышеназванными) т.н. «метареализма» (термин М.Эпштейна). Первая книга вышла в Дании (1988, в пер. на датский). По–русски за ней последовали «Пятиборье чувств» (М., 1990), «Шведские поэты: переводы и варианты» (М., 1992), «Лук Одиссея» (СПб., 1993). Знаменитая «Ода на посещение Белосарайской косы», написанная в 1980–84 гг., вышла отдельной книго鬬–«зеркалкой» – только в 1995 г. (Нью–Йорк, изд. Алеф). В 2003 г. в изд. «Комментарии» вышел двухтомник «Смерть трагедии», состоящий из книг «Персидские письма» и «Гражданские войны». Произведения переведены на 19 иностранных языков, отдельными книгами вышли в Австрии, Скандинавии, США и Японии. Он включён в большинство современных антологий русской поэзии, монографий и диссертаций. И. Кутик –доктор философии Стокгольмского ун–та, профессор Северо–Западного ун–та (Чикаго), лауреат премии журнала «Золотой Век».
(Источник – Топос; http://new.topos.ru/article/7341/printed )
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
