МЕЛЕНТЬЕВ ВИТАЛИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ
(7 августа 1916 - 6 января 1984)

- известный русский и советский прозаик, детский писатель – фантаст, журналист и публицист; член Союза Писателей, участник Великой Отечественной войны, награжден двумя орденами и пятью медалями.

Виталий Григорьевич Мелентьев — родился 7 августа 1916 в Петрограде. После революции его родители (инженер и учительница) переехали в Таганрог. Виталий рано лишился отца, с 14 лет работал слесарем в Таганроге, плавал на судах Азовского пароходства, был грузчиком в Новороссийске, разносчиком газет в Батуми. В 1937 призван в армию, участвовал в Финской войне. В Великую Отечественную работал во фронтовой газете вместе с Твардовским. После войны служил в Приморье и Забайкалье.

Первую свою книгу стал писать не о войне а о золотоискателях. Но от войны было не уйти: вторая и третья книги — о ней, как и главные книги писателя — повесть «Фронтовичка» (1964) и роман «Варшавка» (1982).

В 1953 г. Мелентьев демобилизовался и приехал в Иваново, где и написал свою первую фантастическую повесть для детей «33 марта». ...Повесть и хвалили, и ругали, но в целом одобрили попытку создать «отвечающую духу времени фантастику для младших школьников». Поэтому Виталий Григорьевич (наряду с произведениями о войне и современниках, приключенческими повестями) продолжил работу и в этой области, опубликовав повести «Голубые люди Розовой земли» (1966) и «Черный свет» (1970), составившие вместе с «33 марта» трилогию, переизданную полностью в 1973 г. В ней ненавязчиво утверждается и доказывается, что настоящий друг готов разделить самые большие несчастья и самые сложные приключения, что война — сумасшествие, а вкус к приключениям — совсем не самое страшное на свете! Об этом же и фантастическая повесть «Обыкновенная Мёмба» (1978), в которой трое школьников совершенно необыкновенным образом попадают на планету Мёмба, жизнь на которой — осуществленные мечты тогдашней земной жизни и науки...

К утопии можно отнести и рассказ Мелентьева «Дорога через себя» (1975). Фантастические рассказы писателя (их всего три) также достаточно интересны. Недаром «Шумит тишина» («Искатель», 1966) включена в сборник лучших публикаций в журнале «Мир Искателя» (1973). Кроме этого, Мелентьев — автор фантастической пьесы для детей «Пираты южных морей», поставленной в Ивановском драмтеатре в 70-х годах.

Около десяти лет, в 70-х-80-х годах прошлого столетия, Виталий Григорьевич Мелентьев руководил литературным объединением «Огонек» в Ногинске. В 1978 году в издательстве «Московский рабочий» вышел составленный Мелентьевым сборник прозы и поэзии подмосковных авторов — как профессионалов, так и начинающих литераторов. В эту книгу вошли произведения многих его воспитанников.
(На основе статьи в Википедии, с дополнениями; http://ru.wikipedia.org/wiki/Мелентьев)
***

Основные произведения

Виталий Мелентьев. Циклы произведений

Приключения Юры Бойцова и Васи Голубева
33-е марта [= 33-е марта. 2005 год] (1957)
Голубые люди Розовой земли (1966)
Чёрный свет (1970)

Виталий Мелентьев. Романы

1982 Варшавка

Виталий Мелентьев. Повести

1952 Леший хребет
1955 Записки рядового
1957 33-е марта [33-е марта. 2005 год], для детей
1957 Тихий участок
1958 Солнце над школой, для детей
1959 Фронтовичка
1961 Иероглифы Сихотэ-Алиня
1964 Разведка уходит в сумерки
1966 Голубые люди Розовой земли, для детей
1969 Разорванная цепочка
1970 Чёрный свет, для детей
1971 Повесть о ненужной любви
1973 Несчастливый счастливчик
1975 Штрафной удар
1978 Обыкновенная Мёмба, для детей
1978 Сухая ветка сирени
1979 Дневной поиск
1979 Одни сутки войны

Виталий Мелентьев. Рассказы

1955 Земля
1955 Лесной шум
1955 Море зовёт
1955 На левом фланге
1955 Обыкновенный бой
1955 Отличники
1955 Первая лычка
1955 Побратимы
1955 Портрет сына
1955 Старые знакомые
1955 Трудный характер
1965 Что здесь особенного?
1966 Шумит тишина
1972 Индия, любовь моя
1975 Дорога через себя
1978 Студенты

Виталий Мелентьев. Документальные произведения

1957 Трудный путь [документальная повесть]

Виталий Мелентьев. Сборники

1955 Побратимы
1979 Одни сутки войны

Виталий Мелентьев. Антологии

1978 Земля полей, земля людей

Виталий Мелентьев. Незаконченные или неопубликованные произведения

Пираты южных морей, пьеса, не опубликована.
***

ВИТАЛИЙ ПОПОВ

Как Свет Звезды Далекой

Виталий Григорьевич Мелентьев (1916 – 1984)
Незадолго до смерти Виталия Григорьевича Мелентьева одна приятная особа пригласила нас к себе на новоселье. Маша жила с родителями и сыном в девятиэтажной новостройке Ногинска, И каким-то чудесным образом ей удалось в начале 80-х годов получить для себя однокомнатную квартиру в старом кирпичном доме на улице Рогожской. После проведенного ремонта эта квартира стала уютной для проживания и удобной для приема гостей.

Мы встретились с Виталием Григорьевичем и перед тем как пойти к Маше, стали обсуждать: что ей подарить на новоселье? Мелентьев предложил:
- Давай купим столовый сервис. Тогда она нас будет помнить хотя бы до тех пор, пока не разобьется последняя тарелка из этого сервиза.

Мы так и сделали. Маша заранее приготовила какие-то блюда. И я не помню, как получилось, что по ходу неторопливой беседы под водочку и вкусную закуску, мы вышли на разговор о первой любви. Маша рассказала, что ее любовь завершилась замужеством. Она родила от любимого человека сына. Но тот, по-видимому, еще не созрел до создания семьи. Он все куда-то рвался по вечерам и выходным. Маша его спрашивала: «Ты хоть скажи: куда идешь? К кому?» А он не отвечал. Он уходил в никуда, в зов улицы и ночи… И, в конце концов, их брак распался.

Когда дошел черед до меня, я рассказал историю о своей школьной влюбленности, о которой через четверть века написал рассказ. Одноклассница в записке признается в любви своему юному избраннику и приглашает его на свидание. И когда они встречаются, она подхватывает его под руку, тащит подальше от людских глаз и с нетерпением требует: «Ну, говори!»

Я и сейчас страдаю косноязычием и слабым словарным запасом, а что говорить про тот возраст, когда мне было четырнадцать? Лирический герой в моем рассказе искренне не понимал: чего от него хочет одноклассница, что он должен ей говорить? Короче, к нему плыло в руки пылающее девственное чувство влюбленной девочки, еще нетронутое печатями практицизма, цинизма и житейской расчетливости, а мой герой не знал, что с ним делать, зачем ему это? Он не только не созрел для настоящей любви, но и сомневался в том, что она вообще бывает. Девочка с грустью ощутила, что влюбилась в недостойный ее внимания объект, который и сказать-то о своих чувствах толком не может. И они расстались.

Как автор, я не заботился о хитром сплетении сюжета, а попытался протянуть через рассказ сквозную мысль о том, что мы частенько представляем себе, что влюблены в какого-то конкретного человека, а на самом деле влюблены не в него, а те чувства, которые он в нас вызвал. А объект возвышенных чувств, быть может, вовсе их не достоин, и не соответствует нашим психофизическим и эмоциональным параметрам.

Реальная любовная история, о которой нам тогда поведал Виталий Григорьевич, произошла с ним в 1939 году, когда он в составе Красной армии входил в Западную Украину. О секретном пакте Риббентропа-Молотова, делившего европейские страны на «сферы влияния» бойцы и офицеры Красной армии тогда, разумеется, наслышаны не были. Они считали себя не оккупантами, а освободителями угнетаемых проклятыми буржуями и эксплуататорами народов Западной Украины, Литвы, Латвии и Эстонии.

Сейчас рассказанную Мелентьевым историю я, увы, помню смутно. Во Львове или в другом городе Западной Украины он отчаянно влюбился в юную еврейку, отец которой владел каким-то магазинчиком. Как известно, советская власть частную собственность не признавала. Отец девушки со своим семейным бизнесом должен был вот-вот расстаться.

Часть, в которой служил Мелентьев, перебросили на Карельский перешеек. Советский Союз объявил Финляндии войну.

Когда Мелентьев после ранения с обожженным от морозов лицом вернулся с финской войны, он нашел свою любимую. Та призналась ему, что их семья уезжает в Германию. Она назвала ему город Бухенвальд, который тогда еще не был широко известен тем, что немцы в нем устроили концентрационный лагерь и конвейер смерти.
- В какую Германию? – возмущался Мелентьев. – Вы спятили! Там же фашизм!

Еврейские девушки привыкли к семейному послушанию. Мелентьев не смог уговорить возлюбленную остаться. Она, увы, уезжала с родственниками в Германию на свое верное и неминуемое заклание.

Конечно, эта история, рассказанная с впечатляющими деталями, не шла ни в какое сравнение с нашими с Машей банальными перипетиями. Мелентьев был не только ярким и колоритным человеком, но и блестящим рассказчиком. Его рассказ изобиловал не только живописными мазками, но и непередаваемым накалом чувств и эмоций. Я и сейчас помню, как меня поразила рассказанная им история. В ней присутствовал чуть ли не шекспировский накал чувств и страстей Я вскочил со стула и выпалил: «Виталий Григорьевич! Вам надо об этом обязательно написать!»
Мелентьев усмехнулся:

- Пробовал, старик, - сокрушенно признался он. – Не получается! Когда пишешь о том, что реально произошло с тобой, то зачастую выходит суховато и выглядит не всегда убедительно. А когда начинаешь придумывать, – наоборот, все играет живыми красками!

Позднее я убедился в этом писательском феномене. Убедился и в том, что пишущий человек в период реализации замысла похож на беременную женщину. Вы видели выражение глаз и улыбку беременной женщины, когда она чувствует, как в ее чреве шевельнулся ребенок? У писателя такое же выражение глаз, когда он что-то рождается в его сознании. И выдуманные им герои – его дети. И дети эти рождаются иногда в творческих муках. Их может ждать тяжелая судьба и невзгоды…

После смерти Мелентьева в 1984 году литературное объединение «Огонек», которым он руководил в Ногинске с 1973 года, практически осиротело. И «Огонек», увы, потух. В городе не оказалось человека, способного заменить Мелентьева. Появлялись некоторые залетные литераторы из Москвы, которые пытались взять на себя роль руководителя литобъединения, но нормального контакта с ними у местных поэтов и прозаиков не получалось… Многие из нас только после ухода Виталия Григорьевича осознали, кого мы потеряли. Сами того не подозревая, мы купались с ним в той самой роскоши человеческого общения, которую, вероятно, и имел в виду Сент-Экзюпери.

Виталий Григорьевич оставил после себя яркий свет. И этот свет до сих пор греет души тех, кто его знал и любил. Не будет преувеличением сказать, что от него исходил немеркнущий с годами лучащийся свет душевной чистоты, доброты и положительной энергии. Редкий эрудит, блестящий собеседник с отменным чувством юмора, он сумел создать в литобъединении такую непринужденную атмосферу, что мы чувствовали себя не учениками его, а, скорее, товарищами...

Виталий Григорьевич прожил сложную и яркую жизнь. Он родился 7 августа 1916 года в Петербурге. Его родители (мать – учительница, отец – инженер) после революции были вынуждены переехать в Таганрог, где прошли детство и юность будущего писателя. Он учился в школе, в которой когда-то учился Антон Павлович Чехов. Виталий рос в большой семье, которая рано лишилась отца. Поэтому с 14 лет ему пришлось работать. В юности освоил немало специальностей. Трудился слесарем, золотоискателем, грузчиком, матросом. Учился в Таганрогском вечернем авиатехникуме, который так и не закончил. В 1937 году был призван в Красную Армию. Участвовал в финской войне. После ранения и госпиталя вернулся в воинскую часть, которая базировалась в Карпатах.

Здесь его и застало 22 июня 1941 года. Он воевал в артразведке, был военным корреспондентом «Боевой Красноармейской газеты». В боях под Харьковом был снова ранен. После лечения окончил специальные офицерские курсы в городе Иваново. Был политруком роты, корреспондентом газеты «Разгромим врага» 50-й армии, спецкором газеты «Красноармейская правда» Западного и 3-го Белорусского фронтов. Участвовал в боях в Манчжурии в составе 1-го Дальневосточного фронта. Войну завершил в Корее. С 1948 по 1953 годы служил в Чите начальником отдела боевой подготовки в окружной газете «На боевом посту» Забайкальского военного округа. В 1953 году в звании подполковника уволился в запас. После демобилизации работал заведующим отделом культуры Ивановской областной газеты, спецкором в центральной газете «Труд», в журнале «Огонек».

Одновременно Мелентьев серьезно занимался прозой. В 50-е годы вышли в свет и его первые книги – «Записки рядового», «Тихий участок», «Леший хребет» и другие. Так он стал писателем-фронтовиком. Военная тематика, несомненно, была основной в его творчестве. Об этом говорят его произведения: «Фронтовичка», «Штрафной удар», «Дневной поиск», «Одни сутки войны». Его последний роман на военную тему – «Варшавка» - вышел в издательстве «Современник» в 1982 году. Вторым изданием роман издан в 1984 году, уже после смерти писателя…

То, что Мелентьев писал о войне – понятно и как бы закономерно. Но талант Виталия Григорьевича прорезался и в ином направлении – он стал писать фантастику. Для многих коллег по писательскому цеху это оказалось непостижимым прорывом. Им было непонятно: как можно было сменить военную тематику на фантастику? Виталию Григорьевичу это с блеском удалось. Его фантастические произведения «33 марта, 2005 год», «Черный свет», «Голубые люди розовой земли», «Обыкновенная Мемба» и другие были изданы не только в СССР, но и за рубежом. Они переведены на более чем тридцать языков мира, включая китайский и японский.

При жизни Виталия Григорьевича вышло в свет 26 его книг. Можно поражаться творческой работоспособности этого человека. А сколько душевных сил и времени он отдавал нашему литобъединению?!. Он очень тактично, без напыщенности и менторской кичливости работал с нами. В 1978 году в издательстве «Московский рабочий» вышла в свет книга «Земля полей, земля людей». Это был первый послевоенный сборник поэзии и прозы подмосковных авторов – как профессионалов, так и начинающих литераторов. Мелентьеву удалось включить в этот сборник стихи и прозу целой «обоймы» воспитанников литобъединения «Огонек». Для многих из них это была первая крупная публикация.

У Виталия Григорьевича, насколько мне известно, был рак горла. На ранней стадии развития болезни ему сделали операцию, которая прошла успешно. Казалось, он одолел страшную болезнь. Когда ему исполнилось 60 лет, его вторая жена – Надежда - родила дочь Веру. Надежде он посвятил один из лучших своих фантастических рассказов – «Индия, любовь моя».

Казалось, ничто не предвещало беды. О прошлой болезни напоминал лишь чуть хрипловатый голос писателя, что, впрочем, можно было объяснить тем, что Виталий Григорьевич много курил. Я и сейчас вспоминаю его с неизменной «беломориной» в зубах или зажатой между двумя пальцами, как он, отмахиваясь от папиросного дыма, что-то читает или увлеченно рассказывает. И на одном из своих первых рисунков дочь Вера нарисовала папу с папироской в зубах. Невозможно забыть прищур его мудрых и добрых глаз, его обаятельную улыбку...

Через полтора десятка лет смертоносная болезнь вновь напомнила о себе. На этот раз он не мог с ней справиться, хотя очень мужественно боролся до самого конца. Он медленно умирал - без жалоб и капризов, щадя близких. И шутил даже тогда, когда был прикован к постели.

- Ты знаешь, какой шикарный сон я видел сегодня ночью? -
рассказывал он, когда я посетил его в доме на 10-й Доможировской улице, где в последнее время жил писатель. – Я был в Австралии. Представляешь, какая там природа, какие краски? Я кенгуру поймал за хвост! Я не знал раньше, что у них такой жирный хвост!..

Никогда не забуду слов, которые сказал мне Виталий Григорьевич незадолго до своей кончины:
- Не смерть страшна, - произнес он еле слышно, так как говорить в последние дни мог очень тихо, - страшно, что вместе с тобой умирают нереализованные замыслы. А, знаешь, сколько их у меня в голове? Жаль, что осуществить их уже не смогу…

Книги Виталия Григорьевича до сих пор переиздаются не только в нашей стране, но и за рубежом. Вдова писателя, Надежда Никаноровна, бережно хранит творческое наследие мужа, дарит экземпляры его вновь изданных книг друзьям, знакомым, библиотекам.

Виталий ПОПОВ
(По материалам сайта - Люди Богородского края / Виталий Григорьевич Мелентьев; http://www.bogorodsk-noginsk.ru/lyudi/melentyev.html) (Богородск-Ногинск, http://www.bogorodsk-noginsk.ru/index.html)
***

Виталий Григорьевич Мелентьев
Разведка уходит в сумерки
(Отрывки из повести)

Глава первая.
ФАШИСТ В ТЕЛЬНЯШКЕ

В комнате было тихо. Старинные часы-ходики с подвешенными на гири ржавыми гайками стояли. Они показывали без четверти два. Но разведчик Николай Прокофьев знал, что скоро уже утро. С той поры как ему скрутили руки, забили в рот, пахнущий стерильной чистотой и резиной индивидуальный пакет, прошло не менее трех-четырех часов. Значит, ходики стоят тоже часа три-четыре. Странно, что стрелки остановились примерно в то самое время, когда его брали в плен.

Совпадение или предзнаменование?
Прокофьев обреченно вздохнул — пожалуй, предзнаменование, но сейчас же подумал: «Ходики могли остановиться не ночью, а днем. Кстати, большинство ребят из взвода не очень верят приметам и необыкновенным совпадениям. В лучшем случае они соглашаются с тем, что в общем-то есть, конечно, что-то такое, чего сразу не поймешь. Но все равно, если на это обращать внимание, так лучше сидеть и не шевелиться».

Когда-то и он старался не обращать внимания на приметы. Но что сделаешь, если они сбываются.
…Вчера, в понедельник, едва он устроился на нарах у самого окна, пришло пополнение — два солдата и хмурый, поглядывающий исподлобья сержант. Ему и отдали постель у окна.

Неделя началась неудачно.
Когда Прокофьев перебирался на старое место, сосед но нарам, Андрей Святов, отвернулся и пробурчал: «Переезжая сваха». Потом, когда они отдыхали перед поиском, в окошко заглянула ворона, склонила набок черную, отлакированную голову и противно заорала:
— Ка-арр!

Андрей перевернулся с бока на спину и выругался:
— Чертов Сашка, никогда не закапывает костей. Развел паразиток.
Никто не обратил внимания на ворону — только он и Андрей. Да, кажется, хмурый сержант. Никто не попал в передрягу — только он и Андрей. Не помогло и то, что Святов определил правильно — вороны стали слетаться к лагерю потому, что повар Сашка Сиренко не закапывал отбросы, а просто выплескивал их за кухней. На помойке копались вороны, а по ночам приходили лисы и бездомные собаки.

Командир отдельного взвода пеших разведчиков лейтенант Андрианов — быстрый в движениях, маленький, с пышным рыжеватым чубом — не раз ругал невозмутимого Сашку за неаккуратность.
— Мало того что заразу разводите, так еще и демаскируете нас. Если у противника есть толковые наблюдатели, они сразу поймут, что такое скопление ворон на не приметном ранее месте — не случайно. Значит, они станут присматриваться, завидят дым от вашего паровоза, — лейтенант кивнул на сооруженную еще летом печку с вмазанным котлом, — и поймут, что здесь стоит подразделение. Поймут и скажут: недисциплинированные дураки. Таких нужно учить. А в науку подбросят десятка три снарядов.

И так как Сашка не возражал, а только вздыхал и тер сальной волосатой рукой белый подбородок, Андрианов злился и, сдерживаясь, сердито спрашивал:
— Вам понятно, рядовой Сиренко?
— Та понятно… — махал рукой Сашка и переступал с ноги на ногу.

Молодой, с широкими, но по-женски опущенными плечами, с выпирающим животом и полными, тоже будто женскими, бедрами, Сашка неуклюже поворачивался, отходил к печке и долго стоял возле кастрюль. Помаргивая безресничными веками, он всматривался в глубину чахлого редколесья, и все — в том числе и лейтенант Андрианов — знали: Сашка переживает, клянет себя и теперь будет топить печь затемно. Но кухонные отбросы и объедки все равно закапывать не станет.

Он все понимал, этот молчаливый добрый хлопец, радист по специальности и повар по призванию, но ничего не мог поделать с собой. Он любил все живое и свято верил, что ничто из произведенного на свет не должно пропадать. Была б его воля, он бы на этих отбросах выкормил кабанчика, развел кур (Сашка говорил: курей) и, наверное, был бы не только счастлив, но и ненавидел бы и ворон, и лисиц, и бродячих собак, которых сейчас подкармливал…

Все это знали и молчали, а новенький сержант не смолчал. Он долго смотрел вслед вороне, потом буркнул:
— Над этим стоит подумать…
О чем он собирался думать, никто не знал, но показное глубокомыслие никому не понравилось, тем более, что кричала все-таки ворона, а не ворон. Но с другой стороны, она ведь родственника вещему ворону, и мало ли о чем подумаешь, попав в такое положение…
***