ОСТРОВОЙ СЕРГЕЙ ГРИГОРЬЕВИЧ
(6 сентября 1911 – 3 декабря 2005)
- известный российский поэт, журналист и публицист; многократный лауреат песенных конкурсов и фестивалей как поэт-песенник, лауреат Государственной премии РСФСР имени М. Горького (1983), автор более 25 поэтических сборников, председатель Федерации тенниса РСФСР (1969 — 1988).
Сергей Григорьевич Островой родился 6 сентября (24 августа) 1911 года в Новониколаевске (ныне Новосибирск) в семье служащего. После окончания девятилетки в 1929 году Островой переехал в Томск, где работал репортером в газете "Красное знамя", а затем в 1931 году – в Москву. Был литературным консультантом журнала "30 дней", разъездным корреспондентом газеты "Гудок".
Регулярно начал печататься с 1934 года в "Комсомольской правде", "Пионерской правде", "Красной звезде" и других газетах. В 1935 году вышел его сборник песен, в 1937 - изданы "Стихи".
В июле 1941 году Островой ушел добровольцем на фронт и участвовал в войне рядовым. Особенно широко поэт известен как автор многих популярных песен. У песен Острового самый широкий жанровый диапазон — тут и шутливые, и лирические о любви, о русской природе и много песен, посвященных солдату, защите Отечества. Сам поэт признавался: «...ни с чем несравнимое счастье, когда стихи начинают звучать песней». Островой многократный лауреат песенных конкурсов и фестивалей, лауреат Государственной премии РСФСР имени М.Горького (1983), автор более 25 поэтических сборников. Умер 22 декабря 2005 года.
***
Биографический очерк
Родился 24 августа (6 сентября) 1911 года в Новониколаевске (ныне Новосибирск) в семье служащего. В 1929 году, после окончания девяти классов, переехал в Томск, где устроился работать репортёром газеты «Красное знамя». В 1931 году приехал в Москву, где работал в журнале «30 дней» и газете «Гудок».
Стихи начал регулярно публиковать в 1934 году (газеты «Комсомольская правда», «Пионерская правда», «Красная звезда»). Уже в 1935 году вышел сборник стихов-песен Острового, а в 1937 — «Стихи». В июле 1941 года Островой добровольцем ушёл на фронт, прошёл войну рядовым. Наибольшую славу приобрёл как поэт-песенник. На его стихи написаны такие песни, как «В путь-дорожку дальнюю», «Есть на Волге город», «Жди солдата», «Зима (Потолок ледяной…)», «Песня авиаторов (Пора в путь-дорогу…)», «Песня остаётся с человеком», и др. Вплоть до последних лет публиковал новые стихи в различных изданиях, в том числе в «Литературной газете». Председатель Федерации тенниса РСФСР (1969 — 1988). С. Г. Островой умер 3 декабря 2005 года. Похоронен в колумбарии Донского кладбища.
Награды и премии
Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1984) — за книгу лирики «Годы...»
орден Отечественной войны I степени
орден Отечественной войны II степени
орден Дружбы народов
орден «Знак Почёта»
(Источник – Википедия; http://ru.wikipedia.org/wiki/С._Островой)
***
Сергей ОСТРОВОЙ – знаковая фигура в русской поэзии фронтового поколения. Вдохновенные строки стихов поэта-патриота, которым присущи эмоциональность и музыкальность, исполнены широкого лирического дыхания и тёплой задушевности интонации. Его стихи явились тем творческим феноменом, который лежал в основе многих и многих любимых народом песен. Неустанное творческое горение, тесный контакт с носителями фольклорных традиций, вдохновенное служение пером высоким идеалам гуманизма принесли поэту широкое и заслуженное признание. Родина отметила военный и творческий подвиг поэта многими правительственными наградами, среди которых боевые ордена и медали, знаки трудового отличия: орден Отечественной войны II степени, орден Дружбы народов, орден «Знак Почёта». Сергей Островой – лауреат Государственной премии РСФСР имени А.М. Горького, автор многочисленных книг стихов и прозы. Поэт-фронтовик ушёл из жизни на 95-м году своего славного жизненного пути. С течением времени всё более высветляется и укрупняется фигура поэта-гражданина, отдавшего народу все силы души, возложившего на алтарь беззаветного служения русской литературе свою судьбу, отозвавшуюся колокольным резонансом в народе.
Имя Сергея Острового принадлежит России. Его творчество, отмеченное чеканом эпохи, остаётся современным и актуальным и в наши времена больших потрясений и больших ожиданий.
Исполком МСПС
На 88-м году жизни скончался Василий Васильевич НОВИКОВ. Лауреат Государственной премии СССР, литературовед, автор 20 книг по теории литературы и искусства. Его статьи публиковались на страницах «ЛГ». Предмет его исследований: творчество Чехова, Маяковского, Горького, Булгакова, Пильняка, Малышкина. Родом из Самарской губернии, он прошёл вместе со страной все этапы лихолетья. Вернувшись с фронтов Великой Отечественной войны, работал в «Правде», затем в Академии общественных наук. Светлая память о Василии Новикове сохранится в сердцах тех, кто знает и помнит его творчество.
(Источник - http://www.lgz.ru/archives/html_arch/lg512005/Polosy/6_8.htm)
***
Сергей Григорьевич Островой родился 6 сентября (24 августа) 1911 г. в Новониколаевске (ныне Новосибирск) в семье служащего. После окончания девятилетки в 1929 г. Островой переехал в Томск, где работал репортером в газете "Красное знамя", а затем в 1931 г. – в Москву. Был литературным консультантом журнала "30 дней", разъездным корреспондентом газеты "Гудок". Первый очерк Сергея Григорьевича появился в 1931 г. в газете "За коммунистическое просвещение". Регулярно начал печататься с 1934 г. в "Комсомольской правде", "Пионерской правде", "Красной звезде" и других газетах. В 1935 г. вышел его сборник песен, в 1937 г. изданы "Стихи".
В июле 1941 г. Островой ушел добровольцем на фронт. Начал войну рядовым бойцом под Вязьмой. В начале августа 1942 г. стал корреспондентом армейской газеты 31 армии "На врага". Дивизии армии вели оборонительные бои на Ржевском и Калининском направлениях. Майор Островой входил с передовыми частями в освобожденные Калинин, Старицу, Зубцов и десятки деревень Калининской области. Устами рядового бойца Григория Санникова в стихах "Думы-заботы Ивана Субботы" поэт говорит:
"Кто восславит нашу доблесть?
Не щадя солдатских сил,
Всю Калининскую область
Я ногами изучил."
Он воевал не только своими книгами, газетными заметками, стихами, но и обычным солдатским оружием: гранатой, противотанковой бутылкой, винтовкой. В январе 1942 г. в армейской газете была опубликована его заметка "Не бывать" о партизане из Зубцова Павле Волосатове. Летом 1942 г. Островой был ранен под Старицей и лечился в Чукавинском госпитале (Старицкий район). В 1944 г. опубликовал книгу военных стихов. В послевоенные годы Сергей Островой был частым гостем калининской земли. После одного из посещений пушкинских мест (Берново, Малинники) он написал стихотворение "Старица" .
Воздух шпилями распорот,
В каждой впадине – века...
Если Старица не город,
То и Волга не река.
….
Город был железом пытан,
Мечен был лихим врагом,
И батыевым копытом,
И фашистским сапогом.
Сергей Островой – автор стихов преимущественно гражданского, публицистического плана. Им выпущено более 30 книг, самые значительные из которых – "Я сегодня думал о вас"(1964), "Я иду по земле"(1973), "Избранные произведения в двух томах"(1978). В 1985-1987гг. издано трехтомное Собрание сочинений поэта. За сборник "Годы"(1984) поэт удостоен Государственной премии РСФСР им. М. Горького.
Особенно широко Островой известен как автор многих популярных песен ("Дрозды", "Жди солдата", "Сердечная песенка", "Песня остается с человеком" и др.). Награжден орденами Отечественной войны I и II степени, Дружбы народов, "Знак почета" и медалями.
(Источник - http://www.peoples.ru/art/music/poet/ostrovoy/)
***
Поэзия С. Острового
Мне равнодушный страшен, как чума.
Боюсь безгрешных. Гладеньких. Скользящих.
Молчащих. И всегда ненастоящих
Не смейте их пускать в свои дома.
Им все равно, какой сегодня век.
Какие там на Марсе Аэлиты.
Они живут, не поднимая век.
Глухие, как кладбищенские плиты.
А в это время умный мой народ
Мечту веков далеких сделал явью.
А эти - наблюдают. Эти - вброд.
По мелководью. И по мелкотравью.
Всё мимо них. И радость, и беда.
И зимний день. И с вешнею пыльцою.
У них в глазах стоячая вода
С холодною голубенькой гнильцою.
Такие ходят молча. Не спеша.
Апостолы с улыбкою немою.
А там, где помещается душа, -
У них дыра, наполненная тьмою.
Свет не пробьётся. Луч не зазвенит.
Всё там темно. И всё невозмутимо.
И тычутся тычинки о гранит.
И всё живое пролетает мимо.
О, я встречал их даже на войне.
Бездушных этих. Равнодушных этих.
Седые камни плавились в огне.
Земля кричала о погибших детях,
А этих - грела тёплая нора
И никогда им не бывало больно.
...Когда нам запрещали доктора,
- Мы уходили в роты добровольно.
Без почестей. Без выгод. Без похвал.
Иной судьбы тогда мы не просили.
Спроси меня: зачем я воевал!
Да разве я бы прожил без России!
А эти - жили. И сейчас живут.
И всё живое серой краской метят.
И глупого глупцом не назовут,
И умного как будто не заметят,
А если счастье рядом! Или грусть!
Чужое всё. И взгляд поглубже спрячут.
Не захохочут. Нет. И не заплачут.
И, отвернувшись, скажут: - Ну и пусть!
А нам-то что! А нам какое дело! -
И отойдут. И встанут в стороне.
Им всё равно, что красный цвет, что белый.
Попробуй их пронять. Они в броне.
Они одним себе принадлежат.
Зачем им остальные? Это много.
Но я-то знаю, как они дрожат,
Когда беда стоит у их порога.
Вот тут они естественны. Вполне,
И маску прочь. И не пропустят мимо.
Получат всё, что им необходимо,
И каменно застынут в стороне.
А рядом замерзает человек.
Уже его метели отпевают.
- Откройте дверь!
Но дверь не открывают.
Здесь путника не пустят на ночлег.
А вот ещё: я слышал ночью крик.
На помощь звали: - Доктор, помогите!
Но доктор спит. Он сны смотреть привык.
Не трогайте его. И не будите.
А ты, поэт, певец своей норы,
На мир смотрящий из глухих отдушин,
Играющий в кубы или в шары.
Ты в сущности-то к людям равнодушен.
Я всех вас знаю. Каждый мне знаком.
Всё под замок: и радость, и тревогу.
А вы хоть раз ходили босиком,
Чтоб кожею почувствовать дорогу?!
А вы кого любили? Кто ваш враг?
Какой вы предпочтете род оружия?
Вы - кто забыть любой готовы флаг,
Прикрывшись белым флагом равнодушия.
***
Оттого, что я жить без тебя не могу,-
Я пишу твое имя лучом на снегу.
На граните горы. На холсте высоты.
В каждом промельке света мне видишься ты.
Я цветами пишу. Ты ведь любишь цветы.
Это все для тебя. Это ты. Это ты.
Вот мелькнул в непогоду просвет голубой,
Это небо сейчас улыбнулось тобой.
Вот сады захмелели, рассветом знобя.
Это все для тебя. Для тебя. Для тебя.
Ты во всем. Ты всегда. Ты везде на земле.
На траве. На снегу. На свету и во мгле.
Я бегу к тебе, сердцем крича на бегу:
-Не могу без тебя. Не могу...Не могу...
***
(Источник - http://ppgsf76.narod.ru/new_page_38.htm)
***
Закон долголетия
(Статья)
Сергей Островой никогда не приукрашал действительность, за исключением стихов к красным дням календаря. Старейшему поэту-песеннику Сергею Островому исполнилось 90 лет. За почти 70 лет творческой деятельности он выпустил с полсотни книжек, суммарный тираж которых невозможно подсчитать. Его "Песня остаётся с человеком", "В путь-дорожку дальнюю", "У деревни Крюково", "Дрозды", "Потолок ледяной, дверь скрипучая" и другие остаются с нами и по сей день. В зените славы к нему ежедневно приходило до 50 писем с нотами от неизвестных композиторов, сложивших песни на его стихи. Подтверждая законы сибирского долголетия, он, тем не менее, бережно относится к своему здоровью: соблюдает режим дня, курить бросил ещё в 30-летнем возрасте, занимается спортом и не утратил интерес к жизни.
С Сергеем Островым беседует наш корреспондент Анатолий Стародубец.
– Сергей Григорьевич, тот факт, что вы родились ещё в царской Сибири, как-то повлиял на вашу жизнь?
– Конечно. В Сибири ведь особый кодекс чести. Когда я был маленьким, в нашем доме двери никогда не запирались. Воровство считалось тягчайшим преступлением. В наших краях жили разные люди, встречались и подлецы, и воры, но их было так мало, что они на жизнь нашу никак не влияли. Потом в других краях мне всегда не хватало студёной сибирской чести, студёной чистоты. В высоком смысле этих слов.
– Какой вам запомнилась Гражданская война?
– В начале Гражданской мне было семь лет, но я уже всё понимал. Тогда в нашем городе, теперешнем Новосибирске, власть менялась часто: то белые придут, то красные. Помню, когда в очередной раз появились белые байкальские казаки, они были пьяные и разгульные. Тогда отец лёг спать головой к двери: когда будут врываться, первым делом стукнут его по голове и он проснётся. Другое страшное воспоминание связано с эпидемией сыпного тифа: бесчисленные мёртвые тела увязывают на санях верёвками, как хворост, и вереницы таких саней тянутся за город. Для детской психики это зрелище было сильнейшим потрясением.
– Ваша семья имела возможность дать вам хорошее образование?
– Мои родители всю жизнь оставались полуграмотными. Отец был охотоведом, мама – домохозяйкой. В нашем доме не было ни одной книжки. К моему увлечению литературой семья относилась презрительно. Читать библиотечные книжки удавалось тайком, по ночам, при свечке. От этого к 14 годам моё зрение непоправимо испортилось. А вот со школьными товарищами повезло – подобралась компания эдаких юных интеллектуалов. Я печатал заметки в городской газете "Юный ленинец", которую редактировал ссыльный венгр Миша Кун. Это обстоятельство помогло мне, когда в 16 лет я ушёл из дому, не поладив с отцом. Почти без денег я оказался в Томске, где попросился репортёром в местную газету. Мне дали первое задание: описать ход соцсоревнования на маслозаводе. Я сделал об этом статью и три дня ждал публикации. Вышло 4 строчки без подписи. Так я начинал.
– А как вы стали песенником?
– В 1934 году, когда я уже работал в московской газете "Гудок", мои стихи "Наливались тополи" получили 2 премии на конкурсе военно-комсомольской песни. Сразу два композитора – Николай Мясковский и Володя Фэре – написали песни на этот мой текст. Жюри, состоявшее из лучших поэтов страны, возглавлял Демьян Бедный. Я получил тогда 4 тысячи рублей премии – огромные деньги в ту пору. Сразу всё забросил и занялся только творчеством.
– Какие нравы тогда царили среди московских поэтов?
– Не могу сказать, чтобы откровенно брали за горло. Как-то Константин Симонов мне сказал, что страшно завидует поэтам, пишущим песни. "Это такое счастье, когда ты слышишь, как люди произносят твои слова. Это ни с чем не сравнить". Я работал и дружил в основном с композиторами. Дунаевский, Хачатурян, Мурадели, Соловьёв-Седой, Мокроусов, Блантер – все самые лучшие того времени. С Фэре мы полгода провели в командировке на Дальнем Востоке в армии Блюхера, написали 12 песен на воинскую тематику. Блюхеру особенно понравилась "Мы Советское Приморье никому не отдадим". Бывая в Москве, после этого нередко мне звонил. После его расстрела я чудом избежал преследования.
– Ваше тяготение к жанру сказки – это попытка уйти от неприглядной действительности?
– Нет. С действительностью я дружен. Никогда не приукрашал её, за исключением стихов к красным дням календаря. Тогда всем надлежало "молотить". Но я старался писать человеческие стихи, чтобы они брали за душу, согревали людей. На мою поэму "Мать", напечатанную в "Правде", пришло около 10 тысяч писем-откликов. Сейчас такого читательского интереса к поэтам нет. Слышал, даже Евтушенко издал книгу за свой счёт. Это при его-то популярности. Ради моего юбилея мой друг Сергей Михалков настоял, чтобы "Советский писатель" выпустил книгу моих стихов. Тираж вот такусенький, но хоть так.
– Критики отмечали неизменное "душевное здоровье" вашей поэзии. Довольно редкое явление среди поэтов. Вас никогда не тянуло подекаденствовать?
– У меня до сих пор сохранилось это "душевное здоровье", потому что я всегда писал честно и никому не завидовал. Я понимал: то, что я умею, не умеют другие, а то, что умеют другие, – не умею я. Эта мысль приносит спокойствие. А если ты внутренне спокоен, у тебя может многое получиться. Мой трёхтомник, вышедший в 85-м году, насчитывает более 30 тысяч строк. У меня просто не было времени на декаденство. А физическое здоровье мне всегда давал спорт. Я исходил на лыжах всё Подмосковье. По этому поводу у меня есть такие строки: "Лыжи – вот моя поликлиника. /Сосны – вот мои доктора". До сих пор играю в большой теннис. В семидесятые годы даже был президентом теннисной федерации России.
– Какие взаимоотношения в ваше время были у поэтов с исполнителями?
– С ними в основном работали композиторы. Мой голос был совещательным. Так, Аркаша Островский нашёл малоизвестного тогда Кобзона и тот "крестил" нашу песню "Через годы". Так же было и с Геной Беловым, спевшим "Вы слыхали, как поют дрозды". Например, я был против, чтобы песню "У деревни Крюково" Марк Фрадкин отдал ансамблю "Самоцветы", а композитор всё же настоял на своём. И оказался прав. Никто лучше её не спел. Ханок положил на музыку мои стихи "Зима" без моего ведома. И в исполнении Эдуарда Хиля песня стала популярной. Мы с Ханком потом написали ещё несколько песен. Но у них уже такой звёздной судьбы не было. Никогда не знаешь, "пойдёт" песня или нет. Она живёт по своим непостижимым законам. Тут ни просчитать наперёд, ни угадать невозможно.
– Вас не зовут поработать для нынешней эстрады?
– Меня сейчас никуда не зовут. Хотя я продолжаю ежедневно работать, и мой стол заполнен новыми стихами. Не той дешёвкой, что льётся с экранов ТВ и радиоэфира, которую сами пишут и сами поют. Песенная поэзия в России никогда так не деградировала, как в последние годы.
Недавно ребята-эстрадники из команды Игоря Крутого вернулись из Америки, где давали концерт русской советской песни. Рассказывали, что когда пели: "Через годы, через расстояния,
На любой дороге, в стороне любой
Песне ты не скажешь: до свиданья! Песня не прощается с тобой",
так зал как один встал и стоя слушал. Вот такие моменты согревают сердце и помогают жить.
(Источник - http://www.peoples.ru/art/music/poet/ostrovoy/interview.html)
***
