Из рецензий писателя Алексея Биргера на произведения сборника.
С большим интересом прочел рассказ «Волки». По-моему, очень яркий рассказ, и я даже стал думать, нельзя ли где-то как-то его улучшить, чтобы он совсем всеми красками заиграл, но ничего в голову не приходило. Что ни прикину - все на месте и ничего править не надо. Вот, вроде, дуэль братьев можно было бы сделать поярче и поподробнее - а начинаю примерять, и понимаю, что любая дополнительная яркая краска, любая дополнительная подробность только все испортит, и очень хорошо, что соблюдена достаточная скупость. Единственно, что показалось перспективным - чуть усилить линию "оживления" главной героини; я бы даже сказал, "линию ее воскрешения из городской жизни". Если искать литературные аналоги - нечто подобное Смоку Белью у Джека Лондона, когда хилый клубный завсегдатай на Аляске вдруг расцветает в богатыря - так сказать, и дух и тело (мускулы) сами устремляются на свободу, едва он им отпер запертую прежде дверь, получают то, чего всю жизнь добивались от своего хозяина - получают возможность естественного развития. Так, может, чуть побольше подчеркнуть, как в первый раз героиня вообще путается в лыжах, дыхание сбивается так, что легкие обжигает, а потом ей становится все легче и легче, а потом она может и дрова колоть и т.д. - нащупать как-то идею обретения человеком своего истинного пути. Причем этот путь дать, так сказать, в диалектике. В рассказе эта "духовная" составляющая очень хорошо заявлена, вот и хотелось бы еще ее усилить и оттенить. Но это абсолютно необязательное размышление - возможно, попробовав следовать моему предложению, можно только испортить рассказ.
Повесть "Ворон" показалась мне более цельной вещью, и производящей хорошее впечатление. Больше всего она вызывает ассоциаций со сказками Вениамина Каверина, и по стилю, и по атмосфере, по всему - вспомнил даже девочку, превратившуюся в сороку ("Много хороших людей и один завистник"), увидев в вашей повести прямую перекличку…
Когда я читал «Ворона», то возникли два личных соображения - у меня немножко заработала фантазия. Во-первых, стал я воображать, что лучше бы поместить цирк, описанный в повести, рядом с большим полем, где открыт другой аттракцион - невиданное зрелище выступления летчика-аса ("летуна" или "авитатора" по терминологии того времени) на впервые привезенном в город самолетике - из деревянных конструкций, с двойными парусиновыми крыльями и т.д. Зрелище в начале, как летчик исполняет первые примитивные трюки пилотажа, очень увязало бы весь образный ряд с финалом. Во-вторых, там, где вы, уважаемый автор, пишете про великого князя Константина Константиновича, я бы заменил на Константина Николаевича, младшего брата Александра Второго - человека, в молодости увлекавшегося оккультизмом и лично привезшего в Россию увлечение, и дальше кинул бы намек-другой, что чародей примыкал к кругу друзей молодости Константина Николаевича, и что оттуда кое-что идет.
Но это, повторяю, мои личные фантазии, на которые данная повесть простимулировала. У вас просто замечательно получились ощущение и атмосфера той эпохи, когда "затянувшийся девятнадцатый век до 1914 года все медлил умереть", но его угасание было для всех очевидно - при том, что все было неохота расставаться и с его обаянием и с его, так сказать, домашностью, при всех его ужасах и при том, что он был "Воистину жестокий век!" - даже ужасы и жестокость в нем были сколько-то домашними и не совсем бесчеловечными, что на фоне всех последующих событий стало особенно ясно.
Повесть «Легенда поздней осени» я прочел очень внимательно, с большим интересом. Тема, привлекающая раз за разом - как Светлый Рыцарь, человек, исполненный самых чистых помыслов, превращается в Темного Рыцаря, будучи до поры уверен, что служит добру - и вы эту тему сделали очень толково.
Рассказ «Бабочки» также получился очень интересным. Он лиричный и трогательный. Что кается раздвоения, двойственности героя, я бы вспомнил "Голема" Майринка: ведь сила "Голема" в том, что там ничего не происходит напрямую, вещь можно воспринимать и как чисто бытовую историю о том, как главный герой, вполне заурядный человек, пытается разобраться со старинной легендой о Големе, а можно воспринимать так, что главный герой и есть Голем, и все разрывы в повествовании объясняются тем, что в это время Голем действует, совершает убийства и прочее. Подобная двойственность есть и в некоторых рассказах Р. Брэдбери, когда нам на выбор оставляется, действительно ли произошло с героем нечто невообразимое, или это была мимолетная игра ума и ощущений. Выдерживать такую двойственность от и до очень сложно, и я понимаю, откуда у вас недовольство какими-то моментами рассказа.

Алексей Биргер 2015.