Память.

«Сойдёт ли ночь на Землю ясную,
Звёзд ярких - много в облаках.
Но ты одна, моя прекрасная,
Горишь в полночных мне лучах.»

Романс «Гори, гори, моя звезда…»

 

                Навязчивый сон стал каждую ночь приходить к нему. Одна и та же картина ввергала его в глубокое волнение.
… Он видел виллу своих родителей, какой она была в то время, когда ему стукнул шестнадцатый год жизни. Все вокруг было сказочно прекрасным и очаровывало его душу волшебной прелестью окружающего мира. Совершая конную прогулку, Кантор ненароком свернул на дорогу, ведущую на виллу Зеленая сказка, что издавна соседствовала с виллой, в которой проживал он. Он поступил так не случайно. Он знал, что там, скрываясь за крупными листьями виноградных лоз, ждет его Она. Красавица Анна была знакома ему с детских лет. Они довольно часто общались, пользуясь тем, что родители обменивались часто дружескими визитами друг к другу. Они много времени проводили вместе, увлеченные детскими играми и не заметили того момента, когда детство в их общении уступило место горячей любви.

                 Случайный первый поцелуй обжег щеку Анны всего только пару лет назад. Она оскорбилась поступком Кантора и разгоряченная со слезами на глазах убежала от него, выкрикнув в страхе:
- Что ты наделал?! Так нельзя! Мы же просто друзья!
                  Она долго после того избегала встреч с Кантором. До той поры, пока однажды не прислала ему весточку со своей няней: «Я жду тебя завтра… на том же месте…»
                  Он примчался в назначенный час. Бросив коня недалеко от условного места,  он  пролетел оставшийся путь со всей резвостью своих молодых  и сильных ног. Она стояла именно там, где он позволил себе свой первый неуклюжий поцелуй. Красивые глаза ее теперь уже совсем иначе смотрели на него из-под цветного платка, прикрывавшего ее головку. В них было столько доверия и тепла, что Кантор  не удержался и прижал ее к своей груди в жарком объятии.
                 Анна нисколько не сопротивлялась, доверчиво улыбаясь ему в ответ.
                 Так начались их тайные, как считали они,  любовные свидания.  Родители же делали вид, что ничего не замечают, между тем возможность и условия их брачного союза, заручившись общим согласием на него. Наступил тот момент, когда отец и мать Кантора пригласили его на беседу по этому поводу.
- Не надо скрывать от нас свою любовь   к Анне. Мы давно все видим и нисколько не возражаем против ваших чувств. Тебе уже шестнадцать и ты можешь ввести в наш дом молодую жену, которая нам с отцом очень даже нравиться. – Начала разговор    мать.
- Ты уже взрослый мужчина и должен создавать свой очаг! – Решительно заявил отец. – Завтра мы едем испросить согласие родителей на этот брак. Надеюсь, невеста не будет возражать? – После этих слов отец засмеялся.
- Я только хотел просить вашего   благословления. Вы опередили меня, родные! – Вскричал Кантор, обнимая мать и отца.
                 Владельцы Зеленой сказки встретили гостей с нескрываемой радостью.  Было видно, что все уже решено     заранее. Но сложившийся веками обычай нужно было соблюсти. Опустившись на одно колено перед восседавшими рядышком родителями Анны, Кантор горячо произнес требуемую фразу:
- Я прошу руки вашей дочери и обещаю быть ей верным и заботливым мужем.
- Мы не будем возражать, коли дочь сама даст на то согласие. – Заявил отец Анны. - Как мы ответим этому юноше, дочь моя?
- Я согласна, отец! – Воскликнула Анна. Щеки ее горели от волнения.
                 Мать Анны подняла Кантора с колен, а отец подвел к нему дочь.
Сложив вместе их руки, он произнес:
- Живите мирно и дружно многие годы. Мы благословляем вас.
                 Родители Кантора поочередно обняли молодых и тоже пожелали им долгой и счастливой жизни. После того за маленьким застольем был определен день свадьбы. Но…
                 За неделю до назначенного срока скоропостижно скончалась мать Кантора. Горе семьи отодвинуло на задний план  все, что было связано со свадьбой. Молодым пришлось ждать радостного события в их жизни еще год. Только теперь уже встречи их перестали носить характер тайных, а положение жениха и невесты обязывало к соблюдению установленных ограничений в общении, которые никак не отражались на пылкости взаимных чувств.
                  Наконец был назначен новый день свадьбы и, казалось, теперь уже ничто не отсрочит ее. Влюбленные с нетерпением ждали этого дня…
                 Судьба, как казалось окружающим, не обидела Кантора ничем. Он завершает жизнь в лучах славы. Его труды по истории и философии знают в дальних землях. Ему благоволил сам покойный император, выкраивая время для личных бесед… Чего же еще надобно простому смертному для полного счастья? Только ощущение этого самого счастья в пору глубокой осени его жизненных лет так и не пришло.
                Все то, что пришлось ему переживать, не дало возможности более переступить порог родного дома. Отец покинул мир, когда он был в дальних походах с молодым императором где-то в Персии. Известие о смерти отца догнало его через  полгода со дня смерти. О судьбе Анны, оставленной им по воле случая в канун свадьбы, он ничего не знал, понимая, что не могла она ждать его столько лет. Теперь он доживает свои дни в столичном особняке, подаренном когда-то ушедшим в иной мир императором.
                Расположившись в своем любимом уголке и взирая на окружавшую его прелесть буйной растительности, Кантор в очередной раз восстанавливал в памяти события тех давних дней, когда он чувствовал себя очень счастливым в ожидании того, как введет в свой дом   очаровавшую его своей красотой Анну. Оставались считанные  часы. В родительском доме уже стояла привычная для больших застолий суета. Всего только часы отделяли Кантора от самого великого счастья в его жизни.
               … Цокот копыт за окном заставил подбежать к окну, чтобы увидеть всадника, облаченного в боевые доспехи, который протянул появившемуся в дверном проеме отцу Кантора какой-то свиток. Видно было, как отмахнулся всадник от желавшего задать вопрос отца и погнал коня с места в галоп. Что-то тревожное защемило душу,  и Кантор бросился туда, где стоял отец, горестно вздыхая и перечитывая строки письма.
- Свадьба откладывается, сынок! – Воскликнул отец, когда Кантор явился перед ним. – Барон повелевает  тебе с десятком слуг явиться в полном боевом вооружении к нему в замок. Готовится поход, в котором наша семья обязана принять участие. Ты должен прибыть в замок до заката. Времени нет. Собирайся в поход.
- Отец! Позвольте мне хотя бы на час отлучиться. Я должен повидаться с Анной и попрощаться с ней! – Испросил разрешение Кантор.
- Нет времени! Я извещу родителей Анны о происшедшем. У них дочь и потому их никак не огорчит разлука со своим ребенком. А я достойно провожу тебя на службу императору. Для этого мы используем то, что было приготовлено к свадьбе. Часть еды пригодится в дорогу.
               Спустя короткое время Кантор со своим оруженосцем и девятью лучниками покинули поместье. Мог ли он тогда предположить, что больше никогда не увидит свою любимую…

*****
               За отличие в походах он был взят в окружение императора и позже проявил большие способности к наукам.  Будучи приставленным наставником к сыну императора он так увлекся его воспитанием, что позабыл о необходимости иметь собственную семью. Когда же мысли о том случайно возникали в его голове, образ юной Анны немедленно изгонял их. Он помнил ее. Он страдал от разлуки. Только никак не мог вернуть прошлое. 
              Молодой император, наставником которого он был в годы его детства, осиротев в раннем возрасте и получив право на престол, проявился как талантливый полководец, о котором будут помнить в веках. Он покорял страну за страной, не зная ни одного поражения.
              Однажды, когда было покорено очередное ханство в азиатских горах, император призвал его к себе и твердо заявил:
- Кантор! Ты был и остаешься верным моим учителем и другом. Расставание с тобой огорчит меня. Но я должен так поступить. Это будет мой наградой в ответ на то, что ты для меня сделал.  Местный хан был убит в бою и я поручаю тебе взять в жены его вдову и стать моим наместником в этих землях. Это очень важно для меня! Я поведу своих воинов дальше на восход солнца. Мне нужен прочный тыл за спиной. Мы далеко от родной земли и не все довольны тем, что потеряли свою былую самостоятельность.
- Император! Когда-то я должен был вступить в брак с одной очень красивой девушкой, которая проживала в соседней с нами вилле и мы росли общаясь. Дважды назначался день свадьбы и, дважды,  Судьба ставила преграды свершению этого события. Я даже не знаю, что случилось с моей любимой. Находясь на службе у твоего отца, а теперь и у тебя, я не смог более побывать в родном краю, где оставил когда-то и отца с младшим братом. С той поры, как ты знаешь, я ни разу не пытался привести к своему очагу ни единую из женщин. Прошло много лет и, коли, такова воля твоя, то я вступлю в брак со вдовой против воли своей.
- Ты так и поступишь, учитель. Это нужно всем, кто прошел   со мной тяжкий путь покорения новых земель. Кто-то отдал жизни. Кто-то стал немощным на всю жизнь. Я никогда и никого не бросал без должного вознаграждения за его воинскую доблесть. Ты это знаешь. Я щедро оплачивал верность  в воинской службе. Теперь же пробил твой час. После того, как воины ханства принесут клятву на верность тебе, я смогу взять их в свой поход, оставив тебе взамен небольшой гарнизон из наших земляков для обеспечения порядка.
               Воля императора была исполнена. Отпраздновали свадьбу Кантора со вдовой хана. Кантор был объявлен наместником императора и повелителем ханства. Воинство присягнуло императору и ушло с ним в поход. Только не делил Кантор ложе с азиаткой. К его удовольствию, она первая заявила о нежелании иметь с ним супружеские обязанности, пригрозив пронзить кинжалом свое сердце, если тот попытается овладеть ей против ее воли.  Двоих малолетних детей ее отправили  во владения родителей их матери на воспитание, как требовал местный обычай. Чтобы не вызвать разнотолки среди окружения, Кантор регулярно посещал дворцовую половину жены, проводя с ней за чаепитием долгие разговоры. Азиатка оказалась достаточно образованной. Она поведала ему многое из истории земель, правителем которых он стал по воле императора. Это очень помогало ему в делах. Они стали близкими друзьями,  не преступая порога дружбы. Так продолжалось два года. До той поры, когда император не завершил свой поход на берегах Ганга и не повернул обратно на свою родину. Кантор убедил его в том, что будет более полезен, находясь при нем, и добился воли императора на   возвращение в его окружение.
Вскоре император покинул этот мир. И, оставаясь в почете, но не имея таких близких отношений с новы правителем, Кантор полностью отдался наукам, став редким гостем дворца.

*****
                    Внезапный отъезд Кантора по вызову барона и то, что он не нашел время попрощаться с ней сильно расстроило Анну.  От переживаний она сильно заболела, что вызвало даже опасение за ее жизнь. Но, к счастью, в то время у одного из соседей гостил сын, который был обучен врачеванию и даже имел некоторую популярность в столице. Его и пригласили к Анне на помощь. Молодой мужчина,  которому только-только перевалило за тридцать, недавно овдовел и пытался утешить горькое чувство большой утраты в имении своих родителей. Увидев Анну, с которой ранее не был знаком, он, не смотря на следы болезни на ее лице, был покорен ее красотой. Ухаживая за Анной, лекарь все более отдалялся от грусти потери жены и все более наполнялся чувством любви к этой девушке. Возможность быть с ней долгое время наедине, касаться ее, вести с ней разговор разожгла в нем жаркий костер надежды на ответное чувство. Однажды он осмелился признаться Анне в своих чувствах в ней. Только в ответ на свои слова получил однозначное и категоричное «нет». Но это никак не ослабило его надежду и, покидая, дом родителей в связи с отъездом в столицу, он на прощание заверил Анну, что никогда не забудет  ее и обязательно вернется к ней, чтобы получить когда-то в ответ «да».
                   В то же время и родители Анны приложили усилия к тому, чтобы их дочь начала отвечать взаимностью на пылкие послания ее исцелителя.
- Уже три года нет никаких известий от Кантора. Стоит ли ждать чего-то? – Говорила ей мать. – Где он? О том не ведает даже его отец, который стал совсем больным от переживаний.
- Пора выбрать тебе мужа, который станет твоей надежной опорой в жизни! Мы не вечны! – Заявил отец при очередном разговоре. – Гектор просит у меня твоей руки,  и он получит ее! Это говорю тебе я, твой отец! Я не могу позволить тебе жить с тенью того, кто канул в неизвестность!
                  И свадьба состоялась. В скорости Гектор увез свою жену в столицу, где она обрела множество новых знакомств и потихоньку вычеркнула из своей памяти Кантора. Родившиеся сыновья-погодки с заботами о них совсем стерли из памяти картины прошлого. Может быть, где-то в отдаленном уголке и сохранились какие-то нечеткие картинки, только они больше не тревожили Анну своим появлением.

*****
- Я отдал бы все, что есть у меня и остаток своих дней за то, чтобы вернуться в то далекое время и хотя бы еще раз обнять свою любимую! – В задумчивости воскликнул Кантор.
- Ты твердо в том уверен и даешь отчет своим словам? -  Произнес нежданно возникший перед ним горбун, одетый в рубище.
- Кто ты, незнакомец?! – Воскликнул удивленный этим явлением Кантор.
- Я  - твои воспоминания. Ты не подарил мне ни минуты радости, бесконечно наполняя меня болью. Оттого я стал таким, каким предстал перед тобой, не выдержав терзаний. – Ответил горбун. – Если ты даешь твердое слово, что высказанное тобой желание окончательно, я организую твою  встречу с Анной, как ты хотел.
- Ты это сможешь?!
- Без особых усилий.
- Так верши!

*****
                …До боли знакомая тропинка, узкой лентой убегающая по изумрудной зелени  травы к террасам виноградника. Словно только вчера они расстались тут с Анной и теперь он ждет ее для того, чтобы горячо прижать к своему сердцу.  Вот тот большой валун, на гладкую поверхность которого они часто  усаживались рядом. Вот их любимая лоза, под которой они с    угощали друг друга вкусными виноградинами. Вот он маленький родничок, водой которого они утоляли жажду. Тропика, которая ведет сюда, хранит на себе следы ее ног. Какое счастье увидеть свою любимую вновь… Да вот и она!
- Анна! – Бросился Кантор к приблизившейся девушке, распахивая объятия. – Я вернулся для того, чтобы снова увидеть тебя. Я мечтал о том всегда!
- Кто ты, почтенный старец? Откуда знаешь про меня? – Отступая назад, спросила удивленная девушка. Она явно не узнавала того, кто встал поперек ее пути. – Мы никогда не виделись! Я уверена!
- Я Кантор! Я твой возлюбленный! Приди же в объятья мои! – Произнес внезапно вставший перед ней старик с густой седой бородой, опиравшийся на дорогой посох.
- Ты не совсем здоров, почтенный старец? О чем говорят уста твои? Я гожусь   тебе во внучки. Ты оскорбительно твердишь о каких-то своих непонятных мне чувствах! Позволь мне пройти! Я спешу! Меня действительно ждет поблизости мой любимый. И его зовут Кантором. Только он молод и красив. Взгляни на свое отражение старец! Ты весь в морщинах, сед и полысел от старости. Откуда у тебя такой гонор? Оставь меня! Или я позову на помощь людей   и они   побьют тебя палками за твое недостойное поведение!
- Как же так! Я же всю жизнь любил тебя! – Вскричал Кантор. – Я и есть твой возлюбленный! Приглядись внимательней! Мы присядем с тобой на нашем валуне и поговорим о том, что могло произойти с нами. Ты снова угостишь меня вкусным виноградом. Я по-прежнему люблю тебя. Только стократ сильнее.
- Я вижу, что ты сумасшедший, старец! Остановит тебя сама я не в силах.  Я зову людей! На помощь! На помощь!
          На крики о помощи прибежало несколько человек.  Они знатно отдубасили Кантора, в то время, как Анна исчезла в винограднике. С трудом поднявшись на ноги, Кантор оперся на свой посох  и задумчиво смотрел в след ушедшей Анне.
- Ты доволен? – Спросил его явившийся перед ним горбун,  ехидно улыбаясь. Но Кантор, молчал. – Так ты доволен или нет?! Молчишь?! Ты сам хотел того!

           Кантор уже не мог видеть, как его остывающее тело  укладывали на постель в его покоях, чтобы все друзья смогли проститься с ним перед погребением.

Май 2013 г.

 

 

Так и было.

 

- Отстань! Отстань,  говорю! – Дед сердито отодвинулся от внучки на другой конец скамейки. – Сколь разов про одно и то же говорить? Все уже тебе говорено. Дай спокойно в окошко поглядеть!
           Дед Фрол мог смотреть в окошко только одним подслеповатым глазом. Второй отняла у него война, выдав взамен орден «Красной Звезды» и белый билет, освободивший его на всю оставшуюся жизнь от общения с военкоматом. Он трепал своей сухонькой рукой свою «цыганскую», как обозвала ее баба Липа, взлохмаченную бороду. Борода его, на удивление всем ровесникам, только местами впустила в себя беленькие полосочки седины, оставаясь цвета воронового крыла.
- Деда! Ну, расскажи, как фашисты у тебя глаз отняли. Я не помню… - Нарочито врала внучка, чтобы еще раз услышать увлекательный рассказ своего любимого прадеда.
           Дед Фрол отворил маленькую створку небольшого окошка, по старости лет дома уже смотревшего не выше пояса проходивших мимо прохожих. Чтобы хоть как-то отгородиться от этого «безголового» мира, они с Липой посадили у окошка кустик желтой акации, которая в это время своими яркими цветами привлекала к себе работящих  пчел, за которыми и любил наблюдать дед.
- Ты лучше глянь, как пчелки-то трудятся! Люди бы так… Где им! Эх! – Дед расстроено махнул рукой и отвернулся от окошка. Он погладил по головке правнучку и снова придвинулся к ней. Теплая улыбка проглянула сквозь густую заросль на лице. – Так и быть. Слушай…
          Правнучка прильнула к Фролу и затихла в ожидании рассказа.

- Служил я, как уже сказывал,  в полковой разведке. А где, по-твоему,  должон служить настоящий казак?  К тому времени уж старшим сержантом ходил и три медали имел. Все – «За отвагу»! Командовал нашим взводом капитан Шмелев. Отчаянный, скажу тебе, парень. Дай Бог ему долгой жизни, коли,  еще не прибрал к себе. Хотя и офицер, а с солдатом крепкую дружбу водил. Горой за всех стоял. А проштрафился - держись! Семь потов сгонит. И матом прогонит до селезенки, и марш-бросок устроит,  до упаду. Но не стукнет наверх. Мы его тож, однозначно, глубоко уважали. Потому старались держаться в рамках. Ну, не без того, и пошалить доводилось… Только тебе, сопливая, про то еще рановато знать-то! Вырастешь, может, расскажу когда.
Только бабе Липе не пересказывай! Она меня скалкой зашибет. С кем тогда разговоры о войне говорить будешь?
- Не перескажу. – Пообещала внучка. – Ты рассказывай, дедуля. Всегда отвлекаешься.
- А ты меня не учи! Когда под стол ходить перестала? А туда же! Заслужонного фронтовика учить! – Фрол рассмеялся своей шутке и продолжил. – Так вота!  Разведка значиться! Это тебе не на полевой кухне за счет солдат отъедаться! Это – выше чем гвардия! Поняла? Капитан Шмелев -главный разведчик полка.  Так вота. Воевали мы во ту пору в Молдавии. Красивая, скажу тебе, земля! А какое вино! Ох, и напились же мы его там однажды вволю. Городок махонький взяли, а там винзавод был. Немцы его, отходя, подорвали. Сволочи! Сколь доброго продукта извели! Только все уничтожить не успели. Взвод наш  во ту пору, вместе со штабной ротой, в это городок и угодил. Идем по улице, а по ней   с бугра ручьем кипучим вино льется. От одного запаху голова кружилась. И что? Добру надо было пропасть совсем? Не для того город брали. Тут и началось. Стали во все емкости, какие под руку подвернулись этот ручей сливать. Впрок, стало быть. А сами помаленьку и в себя вливали. А там все в одно смешалось: и вина, и коньяки. Крепкая, скажу тебе, зараза ручьем текла…  А тут остальные силы полка подтянулись и укрепления сооружали. А гонцы стали от окопов к нам бегать, за сугревом. Тут-то мы – короли. Меняли, кто на что горазд. Да особист пронюхал. А может, самому мало досталось… Только, осатонел совсем! Сколь народу трибуналом запугал. Может и арестовал бы кого, только знал, боле нас ему известно было, что утром  в новую атаку полк подымут. Передыху не будет. Вот тогда-то и вызвали Шмелева в штаб полка. Задание, значиться, получить должон. А он, как есть хмельной.  Нельзя сказать, что в усмерть. Но прилично хлебнул от радости такого изобилия. Сначала там хотели ему мозги промыть, но из дивизии звонок поступил, чтобы ускорили доставку «языков». Куда комполка деваться?  Велел Шмелеву подобрать тройку человек, которые еще не очень приложились, и быстрым шагом за линию фронта.  Я в то число и попал. Крепок здоровьем был. Меня самогоном-то свалить нельзя было, а тут какой-то квасок сладенький. Еще пару таких парней оказалось под рукой. Первоначально нас Шмелев приказал из колодца водичкой полить. Сам пару раз окатился. А уж затем мы на задание и отправились. Двумя группами. В одной Шмелев с двумя бойцами. В другой,  я с Женькой Кулешовым. Мы с ним завсегда в паре за «колючку» ходили. Немец еще, после того, как ему пинка днем дали,  в себя окончательно не пришел.  Все укреплялся. Шумно было у него на позициях. Нам то на руку.  Только ракетами больно пулял. Одну за другой. Они у него такие, с парашютами. Зависнут, сволочное отродье, и словно днем становится.  Все видать вокруг.  Добрались мы с Женькой до окопов их кое-как. Затихли, высматривать,  кого удобней взять,  стали. А он все ракетами обвешивается.  Ни охнуть, ни вздохнуть. Замерли, как покойники. Через какое-то время стал пореже своих светляков вешать. Тут-то нам и повезло. Офицер ихний    в десяти шагах от нас остановился. В руках бутылка с напитком каким-то. Женька, тот немного наловчился по-ихнему  болтать. Говорил, что со школы еще языком их увлекался. Вот он и переводил мне, что офицер тот кого-то по всем статьям кроет самыми бранными словами. Вроде, требовал просить подкрепления, но его так старшее начальство отщебучило, что теперь горевал и горечь свою шнапсом каким-то размывал. А сам к стенке окопа прислонился, спиной к нам, и все бурчит про обиды свои. Тут мы его с Женькой и скрутили. Тряпку в рот запихали, чтобы не визгнул, да и поволокли в строну своих окопов. Потом заставили немца короткими перебежками, пока ракеты нет, передвигаться. Видать, не очень он способен был к таким прогулкам. После третьей пробежки ужо запыхался. Стал просить, чтобы попить ему дали. Открыл Женька фляжку свою, ему протянул. Тот глотнул. Посидел немного, удивленно на нас глядючи, а затем так припал к фляжке, что Женька еле отобрал. От этой картины самому пить захотелось. Залпом сделал несколько глотков. Тут-то и понял, отчего пленному так питье наше по нраву пришлось. Забыли мы с Женькой свой запас из винного ручья пополненный на водичку заменить. Ясно дело, голова у меня немного потяжелей стала.  А немца-то совсем  развезло. На следующей пробежке и половину дистанции не осилил. На ногах не стоит. Решили мы с Женькой тащить его волоком. Хорошо, хоть не жирный попался. Поволокли. По дороге воронка попалась. В нее заползли, чтобы дух перевести. И вовремя, скажу я, заползли. Тут же по соседству, в другой воронке, немецкие солдаты обнаружились. Толи от нашей передовой ползли, толи к нам за языком наладились… Только встретились вот так.  Тут же и демаскировка получилась. Орать они стали. Своих на помощь звать. Да еще из автоматов по нашей воронке застрекотали. А с немецких позиций ракеты в нашу сторону полетели. Так светло стало, словно солнце взошло.
Командую Женьке: «Тащи фрица, а я прикрывать буду. Ты мне магазин только запасной оставь. Потом догоню». Женька заартачился поначалу, но я его быстро остудил. На войне команды не обсуждаются! Бой завязал с троицей из соседней воронки. Гляжу, Женька офицера до кустиков допер. Теперь ему помехи нет. Спрятан кустами от немцев. Тогда и я  потихоньку взад пятки. Только немного не успел…
         Фрол прервал свой рассказ и замолчал, уставившись единственным глазом своим на фотографию, где он гордо выпятил грудь с медалями перед чьим-то объективом. Глядел молодой солдат Фрол в объектив парой широко раскрытых глаз.
- Очнулся в госпитале уже. – Тяжело вздохнув,  продолжил Фрол.  – Вроде весь цел. Руки на месте, ноги на месте. Чего это меня сюда заперли? Когда лицо ощупывать стал, тогда и обнаружил, что вместо лица у меня сплошной бинт.  Крикнул медсестру. Она тут же рядом оказалась. «Что со мной?» Она и отвечает: «Осколком тебя крепко зацепило, солдатик. Почитай, поперек лицо перечеркнул. Ерунда бы это все, только одна беда приключилась: глаз тебе вышиб осколок тот. Насовсем вышиб. Может, к лучшему оно. Домой из госпиталя поедешь. Жене радость принесешь и детям».  «Дай-ка зеркальце. – Прошу у сестрички. – Гляну на себя». Протянула она мне зеркальце свое. А в нем смотрит на меня через маленькую дырочку в сплошных  бинтах единственный глаз мой, а из него слеза катится. Жаль мне себя стало. «Лучше бы совсем убило». «Дурак ты, солдатик! – Возмутилась медсестра. – Тебя дома ждут. Счастье-то какое! А сколько баб своих мужиков никогда не дождутся? Кутузов, вон, без глаза Наполеона  одолел. Генерал, а не стеснялся. А ты не мужик что ли?». И так она меня своими словами проняла, что стыдно мне стало за слабость свою. «Прости. – Говорю. – Не сказывай никому про слабость мою минутную!»  А две недели спустя мне в госпитале же и вручили орден мой единственный. Вскорости и к бабушке твой прибыл. Она тогда совсем не бабушка была. Ныне красавица какая, а тогда и вовсе писаной была. Тогда и отец папы твоего у нас народился. Весь в нее, в Липушку мою…  А растительностью этой на лице своем я шрам, как смоглось, прикрыл. Вроде и не совсем урод стал.
- Ты у нас, ой, какой красавец, дедуля! – Встрепенулась внучка. – Правда же, бабуля?
- Всю жизнь этот красавец бородищей своей цыганской народ пугал. За что его полюбила, и сама себе ответа не дам. Видела, как воевал дед твой? Ему по пьяному делу глаз вышибли, так он еще за то орден отхватил. Чистый цыган! – И тепло улыбаясь старику, баба Липа обняла деда за плечи. – Ты его за что любишь, страшилищу этого?
- Он у меня самый хороший дедушка! Он герой! И орден ему за геройство дали, а не так, как ты, бабуля, наговариваешь!
- Не обижайся на бабку, внученька. Это она шутейно. Всю правду тебе сказал. Так и было…

07.03.2011

 

 

Встреча с чудом.

Случайной своей попутчице посвящаю.

 

 Если бы эта история была рассказана мне кем-то во время моего пребывания  на Земле Обетованной, я воспринял бы ее,  как очередную рекламную уловку гидов для привлечения туристов, желающих поправить свое здоровье на перегретой солнцем земле Израиля. Но все, что описано мной ниже - истинная правда. Я сам свидетель и в каком-то роде соучастник тех событий, которые потрясли меня своей неожиданностью и  фантастичностью. Об этом лучше по порядку.
Было что-то около девяти часов утра, когда мой зять, у которого я и проводил свой заграничный вояж,  а с ним вместе и дочь моя усадили меня в восьмиместный микроавтобус с мерседесовской эмблемой под лобовым стеклом.
- Папа. Сегодня вашими попутчиками  в поездке в Вифлеем и Иерусалим будет  небольшая семья из трех человек. Поездка была заявлена только для них, но мне удалось получить согласие пригласить Вас. – Сообщил мне перед выходом мой зять, Роман. – Вас не затруднит поездка во втором ряду кресел? Женщина очень больна. У нее что-то с кровью. Хотя врачи и заверили, что общение с другими людьми безопасно, они хотели  совершить поездку в одиночестве. Потом дали согласие…
Спустя десять минут наш автомобиль остановился у одного из отелей, которые плотно обустроились на прибрежной полосе огромного пляжа Тель-Авива.  Вскоре от входа к нашему автобусу направились спортивного типа мужчина лет тридцати и приятной внешности женщина в белой пляжной шляпке. Они держали за руки с обеих сторон девочку лет пяти, которая с серьезным видом им что-то доказывала.
- Извините, что задержали! – Сразу же проговорила женщина, как только Роман распахнул перед ними дверцу автобуса. – Дочка разбаловалась. Кое-как собрали.
Затем прибывшие поздоровались со всеми и мы представились друг другу.
- Татьяной меня зовут. – Сообщила женщина,  у которой на лице, что сотворено было для ярких улыбок, еле затеплилось в уголках губ грустное их подобие.
Муж усадил ребенка и аккуратно подогнал спинку кресла под удобную позу жене. После того автомобиль побежал по бетонным улицам города сквозь ряды цветущих деревьев и кустарников, среди которых грациозно возвышались  своими зелеными коронами огромные пальмы. Затем дорога завиляла между сплошными возвышенностями, на которых периодически возникали строения маленьких и больших населенных пунктов. Во многих из них можно было видеть высокие башни минаретов. А вдоль дороги с обеих сторон тянулась стена из колючей проволоки.
- Для чего здесь эта «колючка»? – Поинтересовался муж Татьяны.
- Это граница Израиля и Палестины. – Стала объяснять, выполнявшая роль гида,  моя дочь, Анжелика. – Палестина не представляет собой единую территорию. Она состоит из нескольких образований на территории Израиля.
- Я представлял себе все иначе. – Не удержался я. – По телеку все не так воспринимается.
- Теперь будешь знать. – Улыбнулась Анжелика. – А я приступаю к своей обязанности гида и буду вам обо всем подробно рассказывать.
В те паузы, когда путь пролегал по ничего не значащему для любопытства туристов пространству, и Анжелике не о чем было говорить, мы общались между собой. Я узнал, что семья моих попутчиков прилетела в Телль-Авив с Урала.  У Татьяны был выявлен рак крови в той стадии, когда с надеждой на жизнь можно уповать только на Бога и чудеса святых чудотворцев. Этот диагноз ей подтвердили и в одной из ведущих клиник Москвы. Но муж уговорил ее приехать сюда, так как надеялся на местных специалистов.
- Я говорила ему, что тут и актер Абдулов, и другие известные люди делали попытки избежать… Ну, Вы понимаете… А он настоял. Только денег кучу зря потратим…
- Возможно и не зря… - Сделал я попытку убедить Татьяну в неверном ее убеждении.
- Не надо… - С грустной улыбкой остановила меня Татьяна. – Все это я уже слышала много раз. Простите… Вы сами  зачем здесь?
Как я должен был строить ответ человеку, которого гении медицины приговорили уже к самому страшному? Конечно же я начал врать самым нахальным образом. Врать о том, что у меня тоже была болезнь, избавиться от которой и помогали мне дети, пригласившие меня к себе для этой цели.  Все обернулось удачно и вот я могу ехать на экскурсию.
- Так Вы сами испытали возможности местных врачей? – Встрепенулся муж Татьяны. – Что я тебе говорил, радость моя? Видишь?! Тут все может произойти… Тут земля святая… Я верно мыслю?
- Конечно же верно! – Не замедлил ответить я.
Я видел, как искренне и в большой надежде на чудо прикладывалась Татьяна ко всем святым и чудодейственным местам, на которые указывала ей наш новый гид, принявший нас временно после пересечения палестинской границы.  Как, сдерживая рыдания, стояла она коленопреклоненная в храме Рождества Христова  перед образом Вифлеемской Божьей Матери, которая с улыбкой взирала на нее*, прижимая к себе своего сына. Обе женщины знали, какие чувства посещают смертных, когда  кончина определена. Мне казалось, что Пресвятая Дева хочет протянуть руку и погладить по склоненной голове  эту плачущую мать  сиротеющего ребенка. Возможно, мне это только казалось.
Татьяна настойчиво потребовала, чтобы маршрут ни коим образом не сокращался, когда муж заботливо предложил ограничиться посещением  храма Гроба Господня в Иерусалиме.
Мы целый день провели в поездках и посещениях святых мест. Только тогда, когда ранний вечер Тель-Авива  начал добавлять в небосвод больше синей краски, мы прибыли к отелю. Уморившаяся поездкой девочка крепко спала на руках отца…
Время пребывания в зарубежной поездке всегда летит неизмеримо быстро. Словно дни устраивают свою олимпиаду на скорость замены друг друга. Десяток дней, смоченные соленой волной Средиземного и Мертвого морей, проскочили с такой скоростью, что явно поставили рекорд. Наметилась очередная поездка к Мертвому морю с его необычайной соленостью и целебными грязями. Даже предвкушение беспощадности палящего над этой самой низкой на земле точке солнца не остановило порыва снова измазать себя черной маслянистой вязкостью и поплескаться в воде, в которой невозможно утонуть даже при самом великом желании. По этой причини я вновь оказался в знакомом уже микроавтобусе и подкатил в качестве его пассажира к одному из отелей, чтобы забрать попутчиц. Как известил меня водитель, которого звали Арсеном, к нам должны подсесть две дамы.

И тут я увидел… Татьяну. Сопровождаемая еще какой-то женщиной она подошла к автомобилю и просунула голову в салон, чтобы обозреть, с кем придется разделить  долгий путь к морю.  Татьяна немного оторопела от неожиданности.
- Опять Вы?
- Опять я. – Заверил ее. Хотя и без того все было ясно.
- Познакомься! – Татьяна оглянулась к попутчице и представила меня.
Мы выразили друг другу  взаимное удовольствие от нового знакомства.
- Это – моя тетушка. – Пояснила Татьяна, усаживаясь на кресло рядом со мной,  и жестом предложила тетушке занять место рядом с водителем. – Там тебе будет удобней. Все сумеешь разглядеть. А мне все знакомо.
- Как дела, Татьяна? Как идет лечение? – Начал я разговор, как только автомобиль побежал по знакомой уже дороге.
- Какие дела… - Татьяне явно не хотелось говорить о переживаемом моменте.
- Простите! – Попробовал я прекратить неудачно начатый разговор.
- Нет-нет! Вы не обидели меня своим вопросом. Меня уже ничем нельзя обидеть. Мне уже все безразлично… Сегодня в четырнадцать ноль-ноль мне будет вынесен окончательный вердикт врачей о сроке моего пребывания на этой земле. И вообще в этом мире…
- Что произошло? – Осторожно поинтересовался я.
- Не знаю. Несколько дней прождала результатов анализов. Потом получила извещение о том, что возникла необходимость повторных. Из-за того, что что-то там у них не сладилось.  Явно не захотели меня огорчать… Я настояла на том, чтобы повторный результат был сообщен мне незамедлительно. Теперь жду звонка в назначенный час… И все… Муж с дочкой ждут моего звонка в Анталии. Они переехали туда из-за жары. Там прохладней и ребенку лучше.
Проговорив все это, Татьяна откинулась на спинку кресла и молчала всю дорогу, изредка откликаясь только на вопросы своей тетушки. Я старался более не докучать ей своим присутствием.
Прибыв на намеченный пляж, мы с тетушкой ушли купаться, а Татьяна осталась в тени пляжных зонтов. Когда мы возвратились, они сидела в пластиковом кресле, грустно разглядывая окрестности пустынных берегов.
Долгожданный звонок раздался точно в назначенное время. Пунктуальности местных медиков можно было позавидовать. Татьяна медленно подносила к уху мелодично поющий сотовый.
Потом она замерла. Повторяя периодически «да-да», она плотно прижала телефон к уху.
- Ура-а-а-а! – Вдруг пронесся по берегу звук женского голоса, наполненного необычайным счастьем. Татьяна повернулась к нам. Счастливые глаза ее были полны слез и потому искрились так,  словно были оправлены дорогими бриллиантами. – Я здорова!
Тетушка бросилась к ней и сжала в жарких объятиях, орошая прическу племянницы своими слезами радости.
- Что тебе сказали? Танечка? Что сказали?
- Нет у меня никакого рака! А ту болезнь, которую с ним спутали, пообещали вылечить амбулаторно. Я могу ехать  домой! Пошлите в море! Теперь мне все можно!
С той минуты и до самого нашего расставания у отеля Татьяна не умолкала ни  на минуту, словно стремилась выплеснуть из себя все то доброе и радостное, что таила в душе долгие месяцы скитания по клиникам.
- Желаю счастливой жизни! Привет от меня и наилучшие пожелания мужу и дочери!
С таким чудом встретился я на далекой Земле Обетованной. Пусть меня убеждают, что это выявление врачебной ошибки, а не что-то сверхъестественное. От общения с Татьяной во мне засело чувство того, что она смогла вымолить под образом Вифлеемской Божьей Матери прощения для себя и неожиданного исцеления. Я не настаиваю на своих умозаключениях.  Я не хочу ничего оспаривать…

____________________

* - только на этом единственном образе Матерь Божья улыбается

 

Сентябрь 2011 г.