Стремительный ливень, безлиственный лес -
утопии вянут под шквалистым ветром;
шакалистый страх, хвост поджав, в душу влез,
и разум бросается наперерез,
но поздно -
влекут за собой километры

Перевернув ещё одну страницу
Календаря, я улыбнусь. Без слёз.
Не будет грусти, если относиться
К действительности не вполне всерьёз.

Все люди с крыльями и светлые, как ангелы.

Но жизнь раскрасит их в свои тона...

И сломанные крылья кровью капали,

Ты чинишь их, чтобы взлететь со дна...

Ах, если бы чуть-чуть пораньше знать,

Как дороги мы были для кого-то...

Но наши увлеченья и заботы

Пленяли Душу, застили глаза...

                 ..................

Помнишь наше больничное прошлое?
Битвы подушками до сумасшествия,
кислородный коктейль, и рожки,
и девочки, - наши первые женщины. 

Когда от сладости Надкусанных Плодов
несвоевременно наступит несваренье,
и нагота твоя окажется мишенью
для наступивших ледниковых холодов -

Посёлок этот дачный словно вымер,
Забиты окна ставнями всерьёз.
А под забором, в высохшей полыни,
Сидит тоскливо старый рыжий пёс.

Упавшего в дороге, подними,
Уставшего от жизни обними,

Я знаю, - истина в вине, -
Но в том, которое не пью.
А если так, то что во мне
Наружу лезет там и тут?

В Москве дождит. Сереет небо.
В прохожем мнится троглодит.
Звенит трамвай, шуршит троллейбус.
На остановке бомж смердит.

В красном углу не икона – чернильница.
И не алтарь, а скатерка тряпичная.
И тишина - гробовая, могильная.
Впрочем, поэт – он заложник обычая.