«Ночные журавли»,
или Новый опус «молодого гения»

В 2015 году была издана очередная книга г. Пешкова «Ночные журавли». В полноцветный переплёт втиснуты роман «Ночные журавли», повесть «Зелёная юрта» и рассказ «Привал». Три в одном неспроста: автор решил показать все грани своего литературного таланта – большой прозы, средней и малой.
О повести говорить не будем, ибо с рецензией на неё мы уже знакомы.
В данной работе мы с вами рассмотрим только роман.
Кстати, по правилам жанра, рецензию надлежит начать с разбора вступительной статьи редактора Л. Вигандт, но я нарушу правило и оставлю это на десерт, для завершения.
«Ночные журавли» – роман (по определению самого автора). А что такое роман? Это повествовательное произведение, обычно в прозе, со сложным и развёрнутым во времени и пространстве сюжетом. Данное толкование я привёл к тому, чтобы в дальнейшем читателю было легче понять, что опус Пешкова никакого отношения к роману не имеет, а более подходит к дневниковому жанру и не в чистом виде, а в смешанном. Что значит в смешанном: дневниковые записки + нечто в форме зарисовок + потуги художественного стиля + осколки не то фантастики, не то шаманского заклинания. Вот такой «литературный» винегрет.
Главный герой - Серёжа Пушкин, под маской которого нам предложено видеть самого автора. Описывается его рождение, затем его жизнь с мамой, бабушкой. Одна глава посвящена бабушке героя – полячке и цыганке (о том, что бабушка полячка в «романе» подчёркивается, похоже, с особой гордостью, несколько раз). В другой главе автор говорит о жизни мамы Серёжи в послевоенной Германии… Потом автор попытался показать жизнь Серёжи в деревне у бабушки, пока его мама была в Германии… И всё – больше сказать о «романе» нечего. Если это роман, то почему в нём нет эпохальных событий страны, края или, в крайнем случае, города? Классическое требование жанра не соблюдено. Впрочем, нарушено не только это требование, но и ряд других правил, которые мы и отметим.
Начнём пошаговый разбор.
Любое литературное произведение создаётся (не пишется, а именно создаётся), как правило, от одного лица: автора, героя и т. д. Создатель же «Ночных журавлей» начинает свой опус от третьего лица, а вторую часть первой главы уже от первого – с «Я». Следующую главу – от третьего лица, через страницу – от первого. И так по всему опусу. Есть места, где он в одном абзаце умудрился выдать первое предложение от первого лица, а следующее – от третьего. Стр. 114: «Метку мы выронили, и долго искали меж бревен… игра расстроилась, и вскоре дети пошли по домам». К слову, здесь и стилистическая ошибка: дети пошли не по домам, а по дороге. Автором по незнанию и скудности словарного запаса использовалась разговорная речь.
Ещё замечу, что опус от первой и до последней строчки написан не литературным языком, а разговорным. Изложен без корректировки. Как с уст сорвалось, так и записал. Такое, конечно, недопустимо. В определённых главах или абзацах (картинах, сценах) можно использовать разговорный стиль, но это должно быть оправдано, т. е. для усиления какого-либо сюжета, подчёркивания момента и т. п. Но это делается в редких случаях. У автора «Ночных журавлей» – сплошь уличный, простонародный текст, и ничем его оправдать невозможно. Примеры – стр. 20: «…пахнувший сеном, потому что…», стр. 22: «…бестолково-игручая собака…», стр. 23: «…меж ног…», стр. 32: «Рядом с нашим домом была рабочая столовая» – предложение с двойным смыслом. На самом же деле автор хотел сказать (это можно понять из дальнейшего текста) – столовая для рабочих, но не смог правильно сформулировать мысль и написал так, как говорит всю жизнь, т. е. изъясняясь на уровне своего интеллекта.
В художественном произведении описание природного явления или чего-либо другого должно быть обязательно связано с сюжетом, т. е. что-то означать, к чему-то подводить читателя, отражать чувства или мысли героя и т. д. «Ночные журавли» сверх всякой меры переполнены аляповатыми, лубочными, ничего не несущими читателю описаниями природы, её явлений, пейзажей. Создаётся впечатление, что автор надёргал их из произведений других авторов, поменял (для приличия) слова местами и рассыпал по своему опусу для придания объёма. Чтобы в этом убедиться, достаточно открыть любую страницу книги. Приведу только один пример. Стр. 17: «Метель развеяла множество преград на пути моего рождения: приговор немецких врачей и неверный проигрыш тюремных карт». Какое отношение к рождению героя имели немецкие врачи и тюремные карты, если он, как указано в начале опуса, родился «среди бескрайних полей Сибири»? И так на каждой странице. Вообще-то о Сибири говорят – сибирские просторы, а не поля.
Глава «Цыгане», стр. 19: «Она имела крупный оседлый нос, непросветные смоляные волосы». Волосы не бывают смоляными, они могут быть смоляного цвета. Слово непросветные также здесь не у места. Вот такие глупые предложения порождаются авторами, которые не знают правил русского языка, но имеют непреодолимое желание оригинальничать, из чего получается лишь диковатый выпендрёж. Предложение ниже: «…будто тяжелые серьги отбрасывали пунцовые тени…». Серьги тяжелыми не бывают, они бывают массивные на вид. И потом, что значит тяжелые? Для одного человека 5 кг тяжесть, для другого и 50 кг средний вес. А тень-то где лежала – на шее, на скуле? Предложение ещё можно бы пропустить, если б автор написал – тяжелые на вид серьги. Второе. Никакие предметы не способны давать цветные тени. Будь то серьги из золота, серебра, платины и т.д. Чтобы серёжки дали тень, нужно иметь уши перпендикулярные голове, как у Чебурашки. Невежество пишущего поражает до глубины сознания. Вот такие описания являются неоспоримым доказательством отсутствия у автора образного мышления, художественного дара.
Следующий абзац: «…в его блеклом лице угадывалась наша кровь, подгулявшая где-то задворками породы». Вот это нагородил! Тот же самый грех, который мы только что разобрали.
Стр. 20: «Она подхватывала меня за подмышки…». Около двух лет назад по телевидению спрашивали пятилетнюю девочку: «За что он тебя трогал?» Она ответила: «За везде!» Но это ответ ребёнка, который ещё только-только учится говорить. А вот когда так пишет шестидесятилетний писатель и к тому же редактор прозы журнала… Простите, но это скудоумие какое-то. Подхватить за подмышку – это равносильно, что укусить себя в ладошку. Если из этого предложения убрать предлог за, то всё встанет на свои места.
На этой же странице: «Постелили брезент, пахнувший сеном, потому что им укрывали стог». Косноязычность дремучая. Далее: «…вминая ладонями травяные кочки». Травяных кочек не бывает. Заглянем в толковый словарь: кочка – бугорок земли. Редактор или не читал сего опуса, или сам ни черта не знает. Ладно, о редакторе и корректоре позже поговорим, благо здесь есть о чём.
Далее. Герой, малец лет двух-трёх (не старше, потому как автор сам пишет «Ходил я уже сам…»), гуляет с мамой и многочисленной родней на берегу ручья и наблюдает за цыганским табором, расположившимся на другом берегу. И вот этот малец за несколько сот метров сумел увидеть, что «Старый цыган в белых войлочных сапожках…». Вундеркинд! Двух-трёхлетние дети вряд ли могут знать, что такое войлок или парча, и уж тем более определять их за сотни метров. И это ещё не весь бред. Далее этот цыган в белых сапожках «…уселся на «личную мебель» – синий короткий табурет». Предлагаю провести опыт: поставить крашеный табурет на расстоянии ста метров и попросить трёхлетнего ребёнка определить его цвет. Любой здравомыслящий человек понимает, что на таком расстоянии даже взрослый не сможет определить, какого цвета табурет, не говоря уж о ребёнке. Во всём опусе Пешкова правды жизни нет ни на грош. Враньё и бред сплошь и рядом. Второе: табурет коротким не бывает. НИКОГДА. Он может быть низким или высоким. Короткими могут быть рукава, пальцы, ноги и т. п., но табурет не может быть коротким. Одного этого словосочетания достаточно, чтобы понять, чего стоит и автор, и его опус. Здесь же ещё: «…парни таскали плавник, играя тощими плечами…». Вообще-то, как известно, играют мышцами, а тощими плечами можно только греметь.
Чуть ниже гениальный ребенок «…и вовсе уткнулся в шифоновое платье…». Не, ну скажите – какой вундеркинд! В два-три годика он знает все материи и легко может определить их не то что на ощупь, но и на глазок за версту.
Здесь же: «Мне дали погрызть молодой огурчик с мелкой колючей щетиной на пупырышках». И тут же: «Подул ветер, прореживая молодую листву берез». Обратили внимание? Поясню. Лист берёзы считается молодым, пока растёт, т. е. до середины июня. Именно в этот период он и обладает всеми лечебными свойствами. Его собирают для настоев, отваров и пр. И в это же время ломают ветки берёзы на веники для бани. Затем лист становится грубее (в народе говорят – дубеет), а значит, и не считается молодым. А когда на бескрайних полях Сибири в 1950-х годах появлялись молоденькие огурчики? Если учесть, что в те времена от морозов углы изб трещали и снега дома по самые крыши заметали, да расспросить старожилов, то, оказывается, раньше середины июля огурчики не грызли. Опять, получается, автор беспардонно врёт читателю. Искажает историю быта народа.
Здесь же ещё один шедевр: «В опрятных сумерках… Все вокруг затаилось… звучали слаженно их зычные голоса… отдельно-звонкое от суетливого…». Столько каламбура в двух абзацах! То зычное пение, то всё затаилось, то вновь зазвенело… Такое чувство, что автор бредит. А как вам опрятные сумерки?
Или здесь же ещё. Автор писал, как ветер прореживал молодую листву берез. А абзацем ниже: «…светило солнце – выставив штыки сквозь осиновую рощу». Оригинально, да? Меня удивляет не только не по годам развитой ребенок: и вид материи знает, и деревья может друг от друга отличать, но и то, что вокруг него постоянно (как в театре декорация) меняется природа – то берёзовая роща, то осиновая, а то и вовсе «Сосновый бор помутнел…». Фантазия автора диковата и стремительна. В долю секунды он может менять местность, погоду и уносить героя за тридевять земель. И другое. То у него опрятные сумерки, и в это время, оказывается, светит солнце сквозь осиновую рощу, затем «во влажных сумерках». Нормально, да? Оригинальное словосочетание опрятные и влажные, сумерки и солнце. Чудно.
Не могу удержаться, чтоб не показать работу корректора. На стр. 21 шикарный перенос: сол-нце! Нет слов, уважаемые читатели.
Следующий абзац: «…и я терпеливо повизгивал, прижимая локти повыше к подмышкам». Гм… гуттаперчевый мальчик. Половину дня я пытался прижать локти повыше к подмышкам и ничего не получилось. То ли у меня локти не те, то ли подмышки слишком высоко посажены.
В поисках оригинальности автор забредает далеко за пределы здравого смысла. Стр. 22: «Пойма ручья и вся окрестность наполнились оторопью тишины», «…слабеющее солнце превратилось в небесный ручеек…». Ни автор, ни редактор его опуса, как видно, не знают, что есть правила сочетаемости слов. Для их культуры это, видимо, нормально. А вообще-то слово оторопь применительно только к существу разумному. Из вышеизложенных примеров видно, что автор неизлечимо болен безвкусным велеречием.
Как мы знаем, герой (с многочисленной «родней») пришел на берег ручья – стр. 20: «Поднявшись на взгорок, увидели на берегу ручья табор». А уже на стр. 22 автор несёт: «…огненное устье пролилось на темную воду большой реки». Дикая фантазия + амнезия + невежество.
На стр. 22: «…я видел лишь со слов маминой песни…». Господин невежественный автор, повторяю вам: со слов увидеть невозможно, со слов можно только понять или узнать!
Как человек с такими способностями в литературе мог быть посажен редактировать и судить рукописи других людей? Катастрофа!
Это я ознакомил вас только с семью страницами текста, а впереди ещё 196. Хватит ли выдержки у вас, читатели, дойти со мной до конца? Думаю – нет. Мне жаль вас и ваше время. Уверен, вы уже поняли, что за писатель Пешков, а потому так подробно я больше не буду разбирать безграмотный текст.
Стр. 23: «Жизнь в деревне усердна, но нетороплива, как лапа дымчатой кошки…», «…вымя с трудом протискивалось меж ног…», «Расправились безглавые плечи…», «…безглавая церковь… озарились глазницы» – если нет головы, то откуда же взяться глазницам? Стр. 24: «…скворечники сонно зевали овальными дуплами…» – дупло может быть только в дереве, а у скворечника – леток, и он не овальный. Стр. 26: «Огромный солнечный квадрат уперся в стену дома, затем уперся в глубь сада…» – в глубь сада можно уйти, а упираются во что-нибудь. Там же: «…сбивая белые лепестки с веток черёмухи… так уютно пахло сейчас осенним теплом…». Стр. 34: «Вовик поднимал лицо вверх, крутил носом, широко и как-то пусто открывая рот…» – носом крутить может только слон, а человек нет, а пусто открывать рот – диво дивное. Стр. 36: «Папаша стоял в дверях и чуть ли не ладонями ловил…» – это значит запястьями или локтями? Стр. 39: «…сдувая грусть через губу» – а чем сдувал-то, кадыком поди? Стр. 40: «Февральское солнце – словно желтый павлин…». Стр. 42: «…откину стул за шкирку… В позу забияки встало пианино… Гость встрепенулся, как зимний павлин…». Жёлтые и зимние павлины – это что, галлюцинация? А осенние, весенние и летние павлины будут? Редкие по бездарности и дикости образные сравнения. Стр. 50: «…коронованной березовым лесом… убористой горе… белая пыль…». Стр. 53: «…воздушных струй души с наивной модой сердца» – ещё один пример безвкусного велеречия. Стр. 54: «…цыпки на детской ладони…» – цыпки на ладонях не бывают, они на тыльной стороне ладони образовываются.
А вот пример «глубокого» авторского знания темы. Стр. 63: с утра дед героя и вся родня косят сено, а уже «После обеда метали стог, все чаще поглядывая на небо». Траву косят, и несколько дней она лежит в валках, валки периодически переворачивают до полного высыхания. Если травку «живую», в день скоса, сметать в стог, то сено просто-напросто «сгорит» и бурёнушка останется без корма. Автор крайне слаб в житейских познаниях. Судя по всему, и редактор того же уровня.
Стр. 64: «…ошалело сверкая розовыми белками глаз». Вот это номер!
Автор видел инопланетянина-шарпея. Стр. 71: «…какой-то мужчина, задумчиво накручивая пальцем на виске тонкую кожу». Что можно сказать об этом предложении? Стр. 72: «…крутя паровозные движения локтями…». Достойно не только Демидовской премии, но и Шнобелевской! Там же: «…слышался поспевающий обоз громовых снарядов». От такой фразы Эллочка бы воскликнула: «Вау!»
Стр. 76: «Колеса машины вновь почувствовали брусчатку». Ни автор, ни редактор не знают того, что неодушевлённые предметы чувствовать не могут. Стыдно, господа, стыдно за такую безграмотность. Это водитель мог почувствовать, как автомобиль вышел на брусчатку. Стр. 77: «…в глубине сада виднелся забор из крупного булыжника». Полнейшее незнание вопроса. Булыжник (оружие пролетариата) ввиду небольших размеров и гладкой поверхности использоваться для кладки стен не может, но на укладку мостовой он в самый раз. А заборы выкладываются из бутового камня, который имеет большие размеры и рваную поверхность, что позволяет стене быть крепкой и долговечной. Вроде бы у автора архитектурное образование, а таких мелочей не знает. Купил, видимо, диплом-то.
Стр. 78: «Воинскую часть, куда ее определили работать, знали все: немцы назвали «Гросс полиция», русские – «Смерш». Ни одна безграмотность автора меня так не разозлила, как эта. Меня, человека, который всю сознательную жизнь отдал армии, злит дикая безграмотность автора и попустительство не менее безграмотного редактора. Выражается их безграмотность вот в чём. Мама героя опуса была привезена в Германию для работы, если исходить из текста, в начале пятидесятых. А в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 4 мая 1946 года ГУКР СМЕРШ МВС СССР было передано в состав МГБ СССР и получило название 3-го Главного управления. Умный человек никогда не будет говорить о том, чего не знает, тем более в печати. А невеже это вполне свойственно.
Стр. 86: «В Москву Варя приехала налегке, с тяжелым деревянным сундучком…» – вот так налегке! И здесь прекрасно видна работа редактора и незнание автором элементарных вещей.
О том, как автор описал жизнь своей мамы в Германии, говорить не будем – эта тема для диссертации под названием «Дикарь о том, чего не видел».
Стр. 91: «На темной глади пруда застыли ручные немецкие лебеди». Полный мрак. Автору – словосочетание ручные лебеди применимо только в разговорной речи и то невежественными людьми. А в литературном произведении нужно писать прирученные лебеди. Ещё: лебедь не имеет национальности, как нет её у павлинов, индюков и глухарей. Поверьте мне, читатели, что эта пара – автор и редактор – ещё столько мусора натащат в литературу Алтая, что не одному поколению разгребать придётся.
Стр. 92: «Сказалась колхозная стужа в юности». Сказывается не стужа, а работа в стужу. Никто же не скажет: сказалась кузбасская шахта в юности, скажет: сказалась работа в шахте. И ещё: у стужи нет принадлежности ни к колхозу, ни к совхозу, ни к городу. Стр. 101: «…озираясь на упавшую в котёл картошку». Здесь автор хотел блеснуть знанием устаревшего слова, а показал свою глупость. Заглянем в толковый словарь: озираться – осматриваться по сторонам, оглядываться. Можно ли применить это слово к взгляду на упавшую в котёл картошку? Конечно же, нет. Стр. 105: «Душу теснили чужие стены, которые она так и не смогла обжить». Стены не обживают. Обживают помещение или пространство, окружённое стенами.
Стр. 106: «На скамье дощатый гроб, как лодочка. Лежит бабушка в шерстяных носках…». Диковатый автор добрался и до погребальных обрядов. В своей извращенной, необузданной фантазии он умудрился напялить на остывшие ноги покойной старушки шерстяные носки! Наверно, чтоб не мёрзли? Ужас. Никогда на Руси не надевали и не надевают на усопших вязаные и уж тем более шерстяные вещи. На женщин надевают чулки или колготки. И вообще, пожилые люди на Руси, особенно в деревнях, на случай свой смерти всегда заранее заготавливают всё необходимое для погребения. А бабушка героя опуса связала себе носки, да поди из верблюжьей шерсти? Стр. 107: «Увидела дряблые бледно-лиловые пальцы…». Ещё не лучше. Господи, что за дичь! Пальцы дряблыми не могут стать, а вот кожа на них – да. Или ещё: «…запах хорошего одеколона» – один в один фраза из вторушинского романа о царе. Так писать нельзя. Для кого-то хороший «Тройной одеколон», кто-то предпочитает «Шипр» или «Кармен». К тем годам, о которых автор пишет, культурные люди Германии уже больше века пользовались Eau de Toilette, Eau de Parfum и Parfum. А что творит бездарный автор? Бывшего русского дворянина, после революции бежавшего в Германию женившегося на дочери крупного француза-парфюмера, обливает одеколоном! Даже начинающему писателю такое бы в голову не пришло: бывший дворянин и дочь француза-парфюмера, всю жизнь пользовавшиеся изысканным парфюмом, вдруг начнут мазать себя одеколоном «Сибирские просторы»!
Историческая справка: в Германии не было крупных французов-парфюмеров, т. к. с 1709 году в Кёльне беспредельно господствовала крупнейшая в мире парфюмерная фабрика (которая господствует по сей день), основанная итальянцем Пьемонты Иоганном-Мария Фарином. В наши дни статуя И. М. Фарины украшает башню городской ратуши Кёльна. По поводу одеколона: в Германии пользовались и пользуются одеколоном знаменитой марки «4711», но только не для обливания перед выходом в свет. Это автор «Ночных журавлей», видимо, по сей день душится одеколоном марки «Фрося Кочерыжкина» и старого культурного человека им же полил. Для того чтобы создать характер персонажа, у автора способностей недостаёт. И ничего не поделаешь – интеллект не перепрыгнешь. Там же: «…сжатые рты». «Однако!» – воскликнул бы Киса Воробьянинов. Сжатыми или стиснутыми могут быть зубы, губы, а вот рот – закрыт. Ни малейшего понятия о правилах русского языка как у автора, так и у редактора нет, если они пропустили такие перлы.
Стр. 50 и 109: здесь автор обрядил цыганских детей в белые платья «…они должны были испачкать ее белое платье», «На ней тоже белое платье…». Данные места из опуса я прочитал пожилой цыганской чете (родились они в начале 1950-х), они долго хохотали и сказали: «Это же русский писал, откуда он знает наши обычаи…». Неужели трудно взять книгу и изучить жизнь цыган? Или съездить к ним и побеседовать часок-другой. Стр. 110: «Земля у берега рыхлая, растревоженная. Из жирного комка грязи во все стороны торчали…». Сплошные противоречия. В одном предложении земля рыхлая, а в другом уже жирные комья грязи. Стр. 113: «И даже от лунного света чувствительно щипало сгоревшие спины! Луна светила в глаза…». Два предложения, а бездарности целый воз. Смотрите: спина не может сгореть на солнце – правильно сказать обгорела. От лунного света никогда ее щипать не будет. В народе сказано: луна светит, но не греет. Далее: как лунный свет может щипать спину, когда автор говорит, что луна светила в глаза? Стр. 129: «…много жестикулировал и оттирал рот салфеткой». Очень культурный автор писал сие предложение! В одном фильме Табакова герой про такого человека сказал: «Чумазый играть на фортепьяно не может» (в нашем случае – писать художественные произведения). Ниже: «…народную песню широкой накрахмаленной грудью…». Рубашку можно накрахмалить, воротничок, но грудь… это круто. Такое себе позволить может только редактор-пекарь из журнала «Алтай». Там же: «…улыбаясь свекольными губами…». Оказывается, свекла – предшественница силикона. Стр. 130: «Яша кивнул всем туловищем…». Имя автора этого предложения нужно срочно занести в книгу рекордов бездарностей в русском языке. Стр. 135: «…дымятся пиалы с зеленым чаем…», «…винегрет из солёного арбуза… холодец с прозрачными хрящиками… диван из толстой черной кожи», «Курносое востроглазое лицо, розовый выпуклый лоб, прилизанные бровки…» – экое чудище, не приведи господи во сне увидеть. Я процитировал только часть чуши с одной страницы. Автор – мужчина, а не знает, что диванов из кожи не бывает, кожей их только обтягивают или обивают. Стр. 136: «С гримасой простуды блеснули железные зубы…». На лице гримасу видел, а вот на зубах не довелось… Стр. 146: «Сойдя с торжественного асфальта…». Ещё, наверное, есть торжественный бетон, торжественная плитка, торжественная ДВП. Стр. 167: «Закусывали после первых стопок вяло…». Я думал, что первая стопка одна, оказывается, нет, их может быть 10 или 20, потом столько же вторых. Стр. 176: «…ноги скользили по застывшим колеям». Эдакий многоножка бежит по десяти колеям. А что? В деревнях все улицы многоколейные: по одной ездят на телегах, по другой – на мопедах, по третьей – на верблюдах и т. д.
Напоследок автору захотелось приложиться к какой-нибудь исторической личности. И выбрал он Колчака. Дабы показать весь абсурд, накрапанный автором о великом адмирале, понадобится страниц десять. Я заострять внимание на этой теме не буду. Пара маленьких штрихов. Стр. 201: «Колчак сжал губы чайкой…». А почему не прищепкой или орлом? Или стр. 203: «…почти в плену…» – это как так можно?
С литературным талантом автора и способностями редактора все ясно. Понятно и то, что это – люди крайне бессовестные. Теперь несколько о работе корректора. Стр. 21 и 66: перенос «сол-нца»; стр. 46: «…стремглав бежали сад» – пропущен предлог В; стр. 47: «Занятия превратились игру» – пропущен предлог В; стр. 89: «Кондуктор – в серой размашистой серой шали…» – повторение слова; стр. 90: «…Раиса виртуозно играла на баяне (позже, сам генерал Чуйков подарил ей шикарный аккордеон!)» – баян и аккордеон разные музыкальные инструменты и лишняя запятая; стр. 104: «…выделялась курган из цветов» – окончание неправильное, нужно СЯ; стр. 112: «…мы опять ходили на реку, но вернулись к обеду…» – вместо НО по смыслу и благозвучию должна быть И; стр. 115: «…сте-клу…» – перенос; стр. 137: «…гулкий пароход» – пароход гулким быть не может; стр. 146: «…Васька Пантелее…» – пропущена буква В, потому как далее пишется – Пантелеев; стр. 156: «…будто открутил все лишь одну гайку…» – потеряны буквы ГО; стр. 163: «…даже пальцами вспотели» – неверно окончание, должна быть Ы. О пропущенных запятых и точках я уж и не говорю.
Вступительную статью Л. Вигандт рассматривать не будем – нет смысла, потому как она до неприличия хвалебная, а хвалить-то, как мы имели несчастье убедиться, нечего. О Вигандт и Пешкове правильно сказал дедушка Крылов:
За что же, не боясь греха,
Кукушка хвалит Петуха?
За то, что хвалит он Кукушку.

Из разбора «рòмана» стало видно, что словарный запас автора крайне скуден, о правилах составления предложений автор не имеет ни малейшего понятия, как не ведает и ни об одном правиле написания литературного произведения. Автор подобен анекдотичному чукче: тот, что видит, о том и поёт. Пешков же, как говорит, так и пишет. Говорить о серьёзных литературных требованиях, таких как стилистическая сочетаемость, лексическая, семантическая, грамматическая и т. д., – нет смысла, они для автора (к сожалению, и для редактора данного опуса) просто не существуют.
Нужно отметить, что вина за выход в свет бездарного романа лежит не только на редакторе, но и на членах комиссии, которая решает, какое произведение издавать на губернаторские деньги. Одним из членов комиссии является г. Дмитрий Марьин – декан АГУ. Стоит задуматься читателям и родителям, чьи дети учатся в АГУ, чему их там научат такие дяди.

Закончив труд над «Ночными журавлями», я пришёл к выводу: какое произведение – таковые и редактор с корректором. Народ о подобном союзе сказал так: «По Сеньке шапка». Или: «Каков поп, таков и приход».

Остап Шило