Эдуард Снежин

ПОХОРОНКА

К шестидесятилетию Победы прошёл слух, что членам семьи погибших на Великой Отечественной, будут давать к празднику пособие, тысячу рублей, по решению губернатора..
Слух принесла жена - Татьяна:
- У тебя, ведь, отец погиб на войне, сходи в собес узнай, что и как.
- Погиб, - согласился Павел, - только не погиб, а по бумаге без вести пропал.
- Наверно приравнивается, - сказала жена, - у нас на двоих пенсии четыре тысячи, всё выкроить не могу - заплатить за квартиру, за март принесли жировку на полторы тысячи.
- Схожу, - сказал Павел, - а ты пока похоронку найди, там, в папке со старыми документами.

В собесе сказали, что "без вести" приравнивается к погибшему, надо принести извещение и свидетельство о рождении, они снимут копию.
Павел решил снять копию сам, у него ещё работал на компьютере старенький сканер, успел, таки, купить перед уходом на пенсию.
Листок-извещение, свёрнутый в четвертинку, "дышал на ладан" - пожелтел, полуистлел, порвался на сгибах и с краёв.
Павел бережно взял его в руки.
"Сколько же листку лет? Ага, вот дача выдачи: 29 апреля 1944 г., районный военный комиссариат. Шестьдесят один год прошёл".
Прочитал текст:
"Ваш муж сержант-связист Егорьев Владимир Михайлович, уроженец г. Кыштым, Челябинской области в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, пропал без вести 1 февраля 1942г.
Похоронен - прочерк.
Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии /приказ НКО СССР N 220-1941 г. /"

Павлу пришло в голову, а, ведь, он и не обращал внимания на дату гибели отца. Листок достался ему "по наследству" от умершей матери. Собственно, другого наследства от матери и не было. Проработала всю жизнь учительницей в сельской школе, сорок лет учила детей, жила в казённой квартире, так и осталось у неё из мебели: старые диван и комод, купленные ещё до войны, да железная кровать, эту сама новую купила.
"Как же не обратил я внимания на дату? 1 февраля, легко же запомнить, вспоминать надо было отца в этот день".

Павел вспоминал его иногда, но слишком уж он был мал, два годика, когда отец уезжал на фронт. Помнил только, что везли его в районное село на телеге, вместе с другим мужчиной-призывником. Павел сидел на сене рядом с отцом, а с другой стороны Колька - старший брат.
Отец обнимал сыновей, улыбался и поблёскивал стёклами очков, у него была сильная близорукость, перешедшая и к Павлу.
За околицей села провожавших ребятишек и жён ссадили, отец с матерью, стоя, обнялись в последний раз, мать крепилась, чтобы не зарыдать, но слёзы сами текли по её щекам. Она была беременна третьим ребёнком, но кто знал, что придёт война?
Больше всего запомнил Павел, как подбросил его отец вверх, поцеловал в щёчку и сказал:
- Расти сынок! А я вернусь скоро с Победой, выгоним фашистов с нашей земли.
Только став взрослым, узнал Павел, что в то время считали все и писали в газетах, что война будет недолгой, что врага выдворят быстро за границу и воевать будут на его территории.
Вспомнил Павел, как возвращались они домой по пыльному тракту, и мать долго стояла и смотрела в окно, в сторону, куда увезли отца.
Потом спохватилась - надо кормить детей и поставила разогревать в русскую печь, что осталось на столе от проводов.

Вот и все его детские непосредственные воспоминания об отце. А больше представлял он отца по фотографиям, которые часто потом показывала сыновьям мать. До войны семья жила хорошо.
Примечательностью села был вольфрамовый рудник союзного значения. Отец служил главным бухгалтером его продснаба, был человеком уважаемым, и в отпуск ездили они с матерью на юг. На фотографиях улыбались, то отец, вдвоём с матерью на отдыхе в Гаграх, то отец с Колькой на руках, но с ним, с Пашкой, снимка не было, и он как-то упрекнул мать:
- А почему папа со мной не снимался?
- Да была, сынок, одна - там вы с Колькой и отцом, забрал он её с собой. Вот приедет и посмотришь!

Но отец не приезжал. Помнил Пашка, что говорила мать соседке, что получила солдатский треугольник, что, воюет Владимир на Ленинградском фронте и зачислен в связисты.
- Мама, кто такой «свезист»? - спросил он её.
- Правильно - связист, сынок. Папа связь устанавливает между войсками, - отвечала мать.
- А как устана... устана..., - сбился Пашка от незнакомого слова.
- А, вот знаешь, есть такая катушка с проволокой, папа её раскручивает, а потом по проволоке по телефону разговаривают.
Про телефон Пашка знал, бегали они иногда вместе с братом на прежнюю работу отца, где теперь замещал его Ефим Датович, по прозвищу - большая голова. В первые дни войны бухгалтер, бывший сослуживец отца, попал под бомбёжку и получил тяжёлое ранение в голову, как-то неправдоподобно расширившуюся в размерах, справа выступали на сторону скула и часть черепной коробки.
Однако, комиссованный Ефим Датович, сохранил ясный бухгалтерский ум и был необыкновенно добрым к сыновьям бывшего главбуха.
- Какой умный, отец ваш, - говорил он братьям, усаживая пить чай с сахарином, зато каждому к чаю давал по прянику, наверно, нарушая жёсткий режим отпуска продуктов в то время.

Письмо от отца было только одно. Потом мать не получала ничего. Соседка успокаивала:
- Блокада там. Почта не ходит. Подожди, вот снимут, получишь сразу все. Много писем!
Мать улыбалась сквозь слёзы и ждала. Сорок второй, сорок третий, сорок четвёртый. В третий год блокаду сняли, письма не поступили; поехала мать в райвоенкомат, спросить.
Вернулась без лица, постаревшая, осунувшаяся. Сыновьям не сказала ничего.
Их уж стало трое, родился без отца Лёнька.
Колька, умевший читать к тому времени, доложил братовьям:
- Папаня у нас пропал без вести, сам бумажку смотрел.
Маленький Лёнька только хлопал непонимающе глазами, а Пашка спросил со знанием дела:
- Как без вести? Он же связист был, мог бы связаться по телефону и сказать, куда пропал?
- Дурак! - отрезал старший, - по телефону из Ленинграда не дозвонишься!

Много позже, Пашке стало уже двенадцать лет, поехал он с матерью в райцентр. Зашли к Петру Михайловичу - военкому. Мать была хорошей подругой Анне Дмитриевне, его супруге, она раньше работала тоже в школе в их селе, потом пошла на повышение - в Роно.
Пётр Михайлович, до комиссарской должности, курировал в районе рудниковые дела, отца знал хорошо и уважал.
Сидя со взрослыми за столом, за которым разливали они бутылку с рыжей наклейкой: "Водка", услышал Павел волнующий разговор.
- Ты прости меня, Глаша, - обратился к матери военком после третьей рюмки. - Уж семь лет прошло, понимаешь, что не вернётся Владимир, а я, ведь, раньше знал.
- Что знал? - схватилась мать за сердце.
- Ты бы уж помолчал! - зыркнула в его сторону строгая Анна Дмитриевна, но потом махнула рукой:
- Что делать, Глаша? Всё равно, правду когда-то надо знать тебе. Сейчас уж пережила, не волнуйся.
- Не пропал твой Володя без вести, - продолжил Пётр Михайлович, получив добро от жены. - Убили его фашисты. И погиб героем, полковую связь восстановил, но попал под обстрел.
- Так ты знал? - вымолвила мать.
- Знал и взял грех на душу, другую бумажку тебе отписал.
Мать беззвучно заплакала.
Подруга обняла её за плечи:
- Ты уж прости, Глаша. Я ему так приказала, жалко тебя было, жуть. А, вдруг бы не пережила, трое детей? Так, хоть какая-то надежда была.
- А где похоронен он?
- Это не знаю, Глаша. Писал несколько раз наверх, не сохранились сведения, много тогда хоронили, - вздохнул военком.

Так сидел теперь Павел перед компьютером, вспоминая немногие далёкие картины из детства, связанные с отцом.
И представилось ему, как ползёт его отец по ленинградским снегам, разматывая катушку с проволокой, сквозь колючую февральскую метель, как находит, наконец, на изрытом снарядами поле конец провода с другой стороны и скручивает его с проводом катушки застывшими, скрюченными пальцами.
Как заметили его немцы на снегу и стали стрелять пулемётными очередями, взрывая землю вокруг.
- Папа, папа! Прыгай в воронку! - закричал Павел.
Услышал его отец, послушался, и затаился в воронке.
Но увидел, что пули перебили провод связи.
Вылез он из воронки и пополз по-пластунски опять к катушке. Только пули достали его, пробили руки, но добрался он до проводов и сцепил их намертво зубами. И таково было его желание - сохранить связь, что мысль материализовалась, и, после смерти, так и остались сжатыми челюсти в холодеющем, парализованном теле.
И зримо увидел сын, как сумел отец в последний момент подтянуть руку к области сердца, где в нагрудном кармане хранилась его фотография с сыновьями.

Сказал мне ветеран «Сынок! Как хорошо, что ты, войны не знаешь.
Как хорошо, что раны не болят, и по ночам не мучает виденье,
Того, что пережил, того, что снова бой, и снова наступление,
И снова рёв снарядов, разрывы, стоны, раны, ….
Как хорошо сынок, что ты меня, не понимаешь».

Молчал я и кивал, как будто подтверждая, что «Так! Ты прав отец».
А что сказать смогу я ветерану?
Что по ночам не сплю, что посерьёзней раны.
А спросит он « За что»? Что мне ответить?
Что нужно было так? Как глупо и бессмысленно всё это!
* * *

Встречает верный пёс, скулит от радости, уткнулся в ноги и отпрянул!
Понять не может, хвост поджал.
Хозяин грустно посмотрел «Ну, чтожь, Дружок, и так бывает,
Но вижу главное - ты ждал!
* * *

"Разная война"
А.Боков

Была великая беда,
Потом Великая Победа!
С тех пор уже прошли года…
И много, только никогда
Мне не забыть: в глазах у деда, -

В его последний День Победы, -
Его последняя слеза.
Была великая гроза…
Нам помнить дедовы заветы –
Им слышать наши голоса!

В Ирий

Вот бой кончен. Опять победа.
Но опять не хватает взвода.
Командир, извини, но что-то
Нынче вовсе хреновое лето.

И пока мы сидим в окопах
Под огнем, генералы в штабе
Разместились на толстых жопах
В мерседесе или в саабе.

А вообще, командир, я слышал, -
Нас давно здесь уже продали.
Ибо тот, кто сидит всех выше,
Пьет и с радости, и с печали.

Он - не белый, но и не красный,
Он от водки давно уж синий.
Так что наши труды напрасны, -
Нам прямая дорога в Ирий!

Напиши мне письмо в сорок первый.
Я зажму его крепко в кулак
И оно сбережёт мои нервы
В череде рукопашных атак.

Напиши мне письмо в сорок третий -
Укрепи мою веру в мечту
О безоблачном, мирном рассвете.
Я письмо перед строем прочту!

Напиши мне письмо в сорок пятый.
Раздели со мной радость мою!
Этот скромный листочек помятый
Даст мне силы в последнем бою.

Напиши мне письмо… Без ответа.
Я прошу, напиши, не забудь!
Мне его санитар лазарета
Перед смертью положит на грудь…

Как колокол,качнётся юбка,
Горох затёртый запестрит.
Ждала.И вот из полушубка
Торчит фигура и летит,
Летит,и руки нараспашку!
Застыла жизнь.Сник горизонт.
Что,скажет,не ждала папашку?
Когда ушёл служить на фронт...
В плечо уткнётся и заплачет,
Вдыхая запах табака.
"Не хныкай.доча!Здесь я!Значит
Конец войне.И облака
Чисты,как прежде.Видишь?Слышишь
Ни пулемётов,ни гранат...
Дыши свободно!Дышишь?Дышишь?"
Откинув чёртов автомат,
Смеялся,как дитё,и нюхал
Волос шелкОвых колоски,
Бурчало недовольно в брюхе,
Светились лысые виски...
Но лишь в мечтах её.Нет рядом
Родного храброго отца.
Слёз разрываются снаряды,
Не дотянул он до конца.
И чище облака не стали,
Они серЫ,как пыль дорог.
Неутолима боль печали.
Висит замызганный горох.

Любовь Страдалина,г.Нижний Новгород

Добавлено (09.04.2011, 15:00)
---------------------------------------------
Война. Затмила небо голубое... Затмила ласковый рассвет.
И так жестоко и сурово затмила жизни прошлых лет.
И в том печальном 41-м она промчалась по людским сердцам.
Разбила солнце, юность, лето, разруху, хаос принеся.
И не спросив мальчишек юных: хотите ль воевать?
Заставила беспрекословно молодые жизни отдавать.
И, не ответив в 45-м, куда исчезли и зачем...
Уж не вернутся те ребята...
Война! Скажи, скажи! Зачем?

В ДЕНЬ ПОБЕДЫ

Мой дед, конечно, тоже воевал.
Он выжил. Но война была пределом
для судеб многих. И её оскал -
печатью на шеренге поределой. -

Как мало их осталось среди нас:
мальчишек и девчонок той эпохи.
Лишь в праздник равнодушия фугас
сменяем на скупые наши строки,

цветы,
салюты,
чтение стихов
и... полевая каша ветерану...-
Как стыдно... -
Только к празднику готов
страны бюджет на боевых 100 граммов

расщедриться...
Сдержи слезу, солдат!
Страна твоя ни в чём не виновата -
Не по карману боль твоих утрат...
А для тебя - покой ночной - награда,

чуть стихнет боль...
И через столько лет
хватаешь пустоту во сне руками... -
Тебе ль не знать цены твоих побед? -
Терпи, солдат - война щедра на память...

Как мало вас осталось среди нас,-
о той войне читавших только в книгах.
И наши дети, слушая рассказ,
геройски побеждают немцев в играх,

не веря в настоящую войну,
всецело доверяя интернету...
А ты, солдат - сегодня, наяву!
Ты жив!
Ты есть!
Ты празднуешь победу...

ТОТ ДЕНЬ

От счастья совершенно одурев,
От радости нахлынувшей хмельные,
Солдаты не ложились на ночлег.
И, предвкушая радости земные,-

Без умолку болтала молодёжь,
А старики, глотнув слезу, курили.
Кого-то нервно колотила дрожь,
Спокойствием наполнились другие.

Не по уставу хлопец молодой
Пилотку на затылок лихо сдвинул...
Им предстоял короткий путь домой
Из долгого похода до Берлина.

ЗНАМЕНОСЕЦ (эхо войны)

Он плакал, глядя на остатки ног
И почему-то так хотелось к маме!..
Молоденький солдатик встать не мог,
Безногим телом прикрывая знамя.

Совсем мальчишка, только начал жить,
А тут война, а тут - такое дело...
Как ненадёжна, как непрочна нить,
Соединившая с душою тело.

Смотрел на догорающий закат,
Сквозь слёзы проклиная злое небо
И так хотелось мальчику назад,
Чтоб не смогла его коснуться небыль!

...Не получила похоронку мать, -
Ведь сын её домой вернулся вскоре.
А что без ног - да разве ж это горе,
Когда возможность есть его обнять?

...Приснилось лето, речка, время жать...
От камушков - круги по водной глади.
А он во сне - пытался побежать!
- Спи! - мамина рука тихонько гладит...

С тобой знакомы много лет.
Наверно, тридцать или дольше?
Мы вместе исходили свет
Не знаю, видел ли кто больше?
На кителе твоем полно наград.
Их все, ты, заработал честно.
Тебя, хоть прямо на парад,
Но жить нам так не интересно.

Вот «Красная Звезда» - за ней Афган.
Тогда на каменистых, горных кручах,
К Кабулу не пустили караван,
И бой, вели мы, в смрадной гари тучах.
Вот «За отвагу», славная медаль.
Ее ты заслужил уже в Гвинее.
Спасали вместе мы врачей,
Казалось, нет пути труднее.

Ты помнишь орден «Знамя», за Вьетнам?
Как мост взорвать не дали, месяц длилось.
И гильзы градом сыпались к ногам,
Кинжалы обнажали – приходилось.
А Чад, где «Орден Славы» заслужил?
Забудешь разве, что тогда творилось?
Когда специалистов выводил,
Чтоб не отдать их жизнь врагу на милость.

Потом добавилось еще наград.
И хоть нам жизнь подарков не дарила,
Прошли мы через кровь, и смерть, и смрад,
И не угасла в наших мышцах сила.
Но время, все равно, берет свое.
Теперь идти другим путем опасным.
Пусть слушают напутствие твое,
Оно, для них ведь будет, не напрасным.

И пусть, уже давно, ты – генерал.
Свой опыт отдаешь другим без меры.
Хоть трудно, ты, прожил – другим не стал
Не потерял надежды, чести, веры.
Теперь ты провожаешь, тех, других.
Они, нас всех, сегодня, заменили.
И будешь ждать ты возвращенья их,
Пусть все вернуться, нет тут места «или».

***"Олимпиада и Аполлон"

На виниловом стареньком диске
Время кружит, спирали виток…
Слышу песню, любимую в списке,
«Оренбургский пуховый платок»…

Только ты, моя мамочка, знаю
Не носила платков и калош…
В шляпке бархатной с тонкой вуалью
Зонтик, сумочка, плащ-макинтош…

Все тогда тебя Липочкой звали.
Имя полное, помню - табу…
Вы фокстрот и квикстеп танцевали,
Целовались в том летнем саду…

Это просто соседский парнишка
С редким именем Аполлон,
Ты, смеясь, говорила: трусишка…
В сорок первом на фронте был он…

Называл тебя Лапочкой, мальчик.
Было имя твоё как пароль…
На могиле цветёт одуванчик…
Не доиграна детская роль…

"Он живой",- тихий голос, сухой...
Так всю жизнь тебе чудился он:
С веткой липы цветущей за пазухой,
С гордым именем Аполлон…

На виниловом стареньком диске
Время крутит спирали виток…
Его имя не значилось в списках...
Ты запрятала чёрный платок…

***Плачу и молчу...

Победа праздновала первую десятку!
Тюльпанов зарево, сирени кружева ...
Старушка к празднику белила хатку:
"Сынок вернётся... я пока жива"...

На демонстрациях шагали ветераны.
Им пары рук и ног хватало на двоих...
Сердца любили, рубцевались раны...
Мир вспоминал спасителей своих.

Поесть успели вдоволь хлеба вдовы...
И взяли в первый класс детей войны...
Мы родились тогда - красивы и здоровы,
На благо-процветание страны...

Вот записала жизнь в пенсионеры.
Но вспоминать и чествовать хочу
Безусых мальчиков великой эры...
В их день святой, я плачу и молчу...

Мне дату эту не забыть,
Мне не дадут забыть ребята -
Как все хотели мы дожить
Хотя бы до заката...

И нет могильного холма,
Оркестр нам не подыграет...
Лишь полетит моя душа,
Где вновь ребята умирают...

Все это в памяти моей,
Что пройдено и не остыло...
А как забыть своих друзей,
Когда не мне - а им могила?..

Когда не мне - а им дано
Дойти до той поры предела?..

Я вновь живой,
Лечу домой...
Да только лишь - живой душой?..
Кому какое дело..."

"Армейское"
Я пришлю тебе в конверте
Свой прощальный поцелуй,
Но в минуту моей смерти
Ты не плачь и не горюй.

Кто остался на Баграме,
Кто на Кафанова лежит
И похоронка чье-то маме
Уже безудержно летит.

Вот и я свой срок отмерил,
Догоню своих друзей,
Жил как все и в дружбу верил,
Но пришла пора скорбей.

Я ушел не своевольно -
Жизнь отдал своей стране,
Той, где сердцу так привольно
И так сладостно душе...

Скорбь нести тебе, родная,
Но не плачь и не горюй -
Отдаю тебе в час смерти
Мой последний поцелуй...

Константин Мокиевский, Сергиев Посад, jagra@yandex.ru

В сумерках. Лесом. Шли. Без погон.
Пуль не поймавшие смелые души.
В горле задушен гордостью стон,
в сердце вонзаясь осколком все глубже.

Кто ты?.. Отец, брат или сын?
Кто приговор выносил , не узнавши.
Здесь мы с тобой один на один.
Небо рассудит. После. Без фальши.

Нарисую войну я шинельною серою краской,
Тишину перед боем и шёпот сердечных молитв,
Желваки и глаза под железной, пехотною каской,
В них сплелись беспощадность и вера в себя: «буду жив».

Воронёный «Тэ Тэ» поднимается над головою
И «за Родину» крик устремляет в атаку бойцов…
Кто-то будет курить и молчать после этого боя,
Кто-то будет писать в «похоронке»: - Ваш муж, Иванов…

Нарисую я путь до Победы извилистый, слёзный,
Где в грязи по колено «на пуп» поднимают лафет,
Где собрался в атаку такой молчаливый, серьёзный,
Оказалось в последнюю, мной не увиденный дед.

Нарисую разводы солёные на гимнастёрках,
Сиротливые, слёзные кончики женских платков,
И, конечно же, руки, до красных мозолей истёрты,
И урывки тревожных, вповалку, коротеньких снов…

День Победы одену в цветные и яркие краски.
В них не будет окопов, со смертью в обнимку траншей.
В них лишь май и цветы, разноцветные мамы, коляски,
И в два зуба улыбки чудесных, грудных малышей.

День Победы сверкает в медальных рядах позолоты
И оркестры играют военные марши побед,
И шагают седые, увы, поредевшие роты,
Вспоминая опять свой победный весенний рассвет.
2005 г.

С. Берестов

Добавлено (22.04.2011, 22:11)
---------------------------------------------
Я рождён через двадцать лет
После танковой Курской битвы.
Не дождался меня мой дед,
В сорок первом году убитый.

А второй мой дед уцелел
И, бывало частенько, плакал,
Когда возле окошка сидел,
Вспоминая бои, атаки.

Он смотрел в боевую даль,
От Орла и до самой Праги.
И показывал мне медаль:
«Сам комбат вручал «За отвагу».

Незлобиво на нас ворчал:
«Бестолковы вы, суетливы».
А свой День Победы встречал
Просветлённый весь и счастливый.

…Девяностый, четвёртое мая.
Слёзный след по щеке у деда
И последняя фраза глухая:
«Не дожить мне до Дня Победы»…

2005 г.

С. Берестов Г. Мыски

Добавлено (22.04.2011, 22:15)
---------------------------------------------
Докер

Он грузы чуял за версту,
Шутя работал.
Грузил и выгружал в порту
И лес, и шпроты.

Кричал крановщику он: «Вира!»,
Затем «майнал».
Десятку выбивал он в тире,
А тут – война…

Привыкший к слаженной работе,
Всё поднимать,
Ушёл в пехотную он роту
За дочь, за мать,

За порт родной, за всё Поморье,
За всю страну
И обагряли залпов зори
Его в войну.

Таскал станины пулемётов,
Стрелял, колол.
С госпиталей в другие роты
Всё шёл и шёл.

С болот тянул рычажной вагой
Весь артотряд,
В его медали «За отвагу»
Был Сталинград.

Прошла война, все выжав соки,
Взорвав покой.
Седой домой вернулся докер
С одной рукой.

И его левой подчинялся
Строптивый строп,
А он на море улыбался,
Знаток Европ.

С. Берестов г. Мыски

Добавлено (22.04.2011, 22:19)
---------------------------------------------
Русский защитник
Доброволец сибирский всегда перед боем был чуден.
Отряхнувшись, собравшись, как – будто прикончивший щи,
Он всегда говорил: «Мне земелька родная - кольчуга,
Ну, а Вера и Бог – мой надёжный, единственный щит».

А потом после боя, когда ощетинившись волком,
Все живые из роты едва приходили в себя,
Он ходил, ковырял из берёз посечённых осколки,
Как девчоночьи косы, с любовью листву теребя.

Матерились в обстрел, когда выли немецкие мины,
А наш ротный чудак, улыбаясь тогда говорил:
«Ничего, ничего, всё равно мы дойдём до Берлина,
Нам даны от небес чудеса Богородичных сил.»

В рукопашной чудак так азартно и яростно бился,
Будто стенка на стенку в кулачный он выскочил бой,
А потом пред десятком заколотых немцев крестился
И сказал, улыбнувшись: «Ну вот, Слава Богу, живой».

За убитую лошадь он в лямку без слова впрягался,
Пред ночной переправой твердил: «Ничего, я допру».
И на шатком плоту, гладя тихо волну, наслаждался:
«Братцы, как я мечтал прокатиться хоть раз по Днепру».

Прокатился солдат через Днепр, и Неман, и Одер.
И за каждую реку он бился, как будто пахал,
И ладонью сибирской обняв чужестранные воды,
Он на том берегу самым первым в атаку вставал…

Посмотрев на рейхстаг, он промолвил: «Громадна лачуга,
Ну, а всё же от нас, человеков, горит и трещит.
Это всё потому, что земелька родная – кольчуга,
Ну, а Вера в Победу – надёжный, единственный щит».

И потрогав рукой свой мешочек с зашитой землёю,
Облегчённо всплакнул, словно скинувший несколько гирь.
Этот ротный чудак не заметив, что был он героем,
Очень точно сказал: «Я закончил, пора и в Сибирь!»

Апрель 2009г.

С . Берестов г. Мыски

Добавлено (22.04.2011, 22:21)
---------------------------------------------
Окопы

Ленты чёрные, спасительные тропы,
Пулемётное гнездо, проход, блиндаж.
По стране раскинулись окопы.
Землекопный у бойцов отныне стаж.
Перед боем в руки по лопате.
Чуть поглубже – больше шансов жить.
Метры перемножим на квадраты
И судьбе дозволим всё решить.
Завтра бой и мы в своей землице
Под шинелями промаемся всю ночь,
Вспоминая домочадцев милых лица:
«Как там жёнушка любимая и дочь?»
Ворохнулась горстка чернозёма,
Ссыпалась за ворот по спине.
Жизнь окопная нам год уже знакома.
Можно как-то жить и на войне.
Ленты чёрные, спасительные тропы.
Слышен говор чужеземный вдалеке.
Где-то там немецкие окопы,
А из них стреляют по реке.
Завтра бой и мы свою землицу
Отвоюем и стране опять вернём.
Тот, кто выживет, с погибшими простится,
А погибшим мать – землица дом.
От окопа путь короткий до могилы,
То и то лопатами вершить…
Но мы знаем точно, хватит силы
В этой страшной схватке победить!

Апрель 2010 г.

С. Берестов г. Мыски

...А медаль получил я
за взорванный мост через Неман.
Как же долго тогда
мы искали подходы к врагу!
Трое суток в грязи
пролежали мы,немо
Проклиная и дождь,
и врага, и судьбу.

Может быть, потому
зло и жестко сделали дело,
Как по нотам:
и четко, и чисто, и в срок.
К тому времени мы
воевать научились умело:
Так взрывал я тогда,
что никто бы лучше не смог.

Невеселая это и чем-то печальная тема.
Еще долго потом
снились мне бесконечные сны!
Я медаль получил
за взорванный мост через Неман,
Тот, что строил сам
на века
до войны.

Т.Гарипов. г.Павлодар, Казахстан

Война шагала по земле,
Плодила горе и утраты.
Парней косила на заре
Весь мир теперь - одни солдаты!

Война тянула шлейф из звезд,
Ребятам, что лежат местами,
Вдали от елок и берез
С сомкнутыми на век устами.

Война- зачем и почему?
Тебя придумал неудачник!
Нельзя весь мир поработить.
Он не осилил сей задачник!

Вообразив себя творцом,
Адольф линеил карту мира.
Он был безумным наглецом-
Маг-неудачник из трактира!

Но все же много он успел.
Эгрегор сильный здесь вмешался.
Разжег стихии беспредел,
В войне двух сил ферзем остался!

Баланс двух сил- добро и зло.
Как день и ночь имеет грани.
Их вечный спор, как ремесло,
Рождает новые страданья.

За все приходится платить:
И за любовь, и за победу.
А мир по новой раскроить-
Какая жертва нужна свету?

А заплатить пришлось людьми!
Их жизнью, счастьем и судьбою,
Разрухой, болью и детьми,
С разбитою навек мечтою!

09.05.2009 г Сидоренко С.В. (Запорожье)

Май. Девятое число.
Память. Ветеран.
Светит солнце и тепло.
И музей. Наган.

И орудья-оборон.
Город Ленинград.
Голод и зениток звон,
И погиб солдат.

Житель пал. А как ещё? -
Заслонил собой
Часть России: да её -
Пусть советский строй!

Но едины мы всегда
На святой земле:
Не взяла нас ни орда,
Легионы все...

Этот май, 9-й май -
Снова гимн, салют!!!
Поднимайся и вставай -
Вражьему капут!

Поднмайся по судьбе -
Бог с тобой, страна:
ССР или эРФэ -
Ты любовь одна!

Этот май, 9-й май,
Собирает всех:
Прошлых, нынешних - вставай,
Вместе смоем грех!

Настоящий и большой
Рус-народ:
Победили, победим -
Русь, вперёд!!!

Георг Бойко 2011

Сказ о встрече рядового Гусько с Богом

В день, когда две стрелковые части
На высотку взбирались ползком,
Изменило военное счастье
Рядовому, Ивану Гусько…
Отчего, почему это вышло,
Он и позже припомнить не мог.
Возле старой, поваленной вишни
Он лежал и не чувствовал ног.
А ещё, что намного печальней
Показалось ему в тот момент,
Он расстался с кольцом обручальным
Да и пальца-то, видимо, нет.
Смерть сидела чуть ниже, в окопе,
От работы смертельно устав,
И читала, смахнув с него копоть,
Обожжённый по краю, Устав.
Не найдя никаких нарушений
В том, как раненый вёл этот бой,
Приняла, наконец-то, решенье:
«Оставайся в живых, Бог с тобой!»
Бог действительно был недалече.
Убедившись, что ранило вскользь,
Заключил: «В медсанбате залечат.
Не такое лечили, небось.
Палец срезало - экая малость!
Хоть, конечно, не вырастет вновь.
И кольцо - это только формальность,
А важнее – совет, да любовь.
Значит, слушай моё приказанье –
Отлежаться немного и в строй.
Да не хлопай, ты, молча глазами!
Ты расслышал меня, рядовой?»
Тут на сердце спокойнее стало
Рядовому Ивану Гусько.
Он ответил, согласно Устава:
«Есть! Так точно, товарищ Господь!»
Бог, одёрнув свой старенький китель,
Приказал командирским баском,
Чтоб усерднее ангел-хранитель
Занимался Иваном Гусько,
И ушёл в направлении боя.
И земля содрогалась под ним.
А Иван думал: «Что же такое,
Почему он в фуражке? А нимб?»
Тут в ушах, надорвав перепонки,
Загремел с новой силою бой.
Ангел голосом, девичьи тонким,
Говорил: «Потерпи, дорогой…
Вот увидишь, всё будет отлично,
Хоть контузия, это не мёд…»
Ангел выглядел как медсестричка…
Впрочем, кто их, небесных, поймёт!

Вот и всё. Раны зажили чисто.
А Иван прожил семьдесят лет.
Вот и верь чудакам атеистам,
Будто Бога и ангелов нет!

Поздравляю Всех, с праздником победы! Мира и любви Вам мои дорогие!!!

Говорят, мужчины не плачут,
Но сегодня глаза их блестят.
Как реликвию слезы припрячут.
О войне вспоминая, стоят.

Уж давно стихли те, канонады,
Бой закончен, но память жива.
Души рвут до сих пор те снаряды.
И разносят те взрывы, ветра.

И сегодня в строю ветераны.
Слезы их дороже наград.
В этот день расцветают тюльпаны,
В этот день идет Мира - парад.

Говорят, мужчины не плачут…..

Я хочу поведать Вам балладу о братьях близнецах,
Партизанивших, в войну и наводивших, на немцев страх!
***
Днём немцы вошли в опустевшее село,
Ни один человек не вышел на крыльцо,
А ночью, от выстрела, проклятый немец упал,
Голубоглазого мальчишку, патруль задержал...

Кто ты? Я Советский партизан! - был весь его ответ,
Пытали, но расположенья, он не открыл секрет
На зорьке мальчишку - сам офицер расстрелял,
А ночью от взрыва узловой взлетел вокзал...

Задержали мальчишку четырнадцати лет,
Кто ты? Я партизан! - это был его ответ,
Глаза голубые он на офицера поднял,
От страха, немецкий лейтенант, в душе задрожал...

Пламя взметнулось, комендатура взлетела ввысь,
Проклятый немчура, теперь попробуй, удержись...
И в плен того немецкого офицера взяли,
Лишь только в землянке ему глаза развязали...

Около партизана, мальчишка стоял
На офицера взгляд синеокий поднял,
Лицо побелело, офицер на колени упал,
и по-немецки быстро, быстро так, он залепетал:

«О, майн гот! Пусть этот Гитлер проклят будет!
Зачем послал он нас в ужасную страну!
Генрих взгляд мальчишек не забудет,
Он проклинает, всю эту войну…»

«О чем он лепечет ?» — бородатый спросил,
После перевода, партизан, тяжело обронил:
«Я отец тех двоих... Ты их повесил и расстрелял...
А это третий из близнецов,
............................я хочу, чтобы он тебя наказал...»
***
...Выстрелы прозвучали на рассвете.
Их звуки покатились за горизонт,
откуда не возвращаются дети,
Лишь слышен печали колокольный звон...

Как душа моя кровью обливалась,
Сердце матери в груди стучалось,
Слёзы по моим щекам рекой текут,
Словно эти близнецы меня ждут...

Юные, синеглазые, герои войны,
Ушли в никуда, но не предали.
Они - для жизни были рождены,
Они «ушли» и радость жизни не изведали.

И мы живущие помнить должны всегда,
О том подвиге мальчишек-близнецов,
Пусть проходят, бегут вперёд года,
Нам не забыть ни дедов, ни отцов...
========

Я на колени встаю пред Вами ветераны!

Лидия Гржибовская

Вы могли спокойно жить на белом свете!
Ходить! Любить! Смеяться и растить детей!
Зашагала война по нашей Планете!
Вы встали на защиту РОДИНЫ своей!

Сорок первый год! Июнь! Войны начало,
Сколько слёз и бед – она всем предвещала,
Нацистский фашизм - такая дикая сила,
Но Родина, наша, в той войне победила!

Годы войны, как вы долго тянулись,
Для скольких людей бедой обернулись.
А сколько горя, слёз, печали –
Сколько ночей все недоспали!

Плакали матери – детей теряя!
Плакали жёны – мужей провожая!
Сколько детей – сиротами стали!
Сколько хороших людей –
в той войне потеряли!

Я хочу поклониться – всем, кто воевал!
Тем кто РОДИНУ – грудью своей защищал!
Всем, кто в тылу ПОБЕДУ ковал!
Чтобы каждый, живущий из нас,
Этого горя совсем не знал!

Я на колени встаю—пред Вами ветераны!
Как сердца у Вас болят, ночами ноют раны!
Я хочу Вам низко, низко поклониться,
Пожелать огромного здоровья,
И пусть Вам мирное небо снится!

*****
Нальём наркомовских сто грамм,
С улыбками, слезами пополам,
За ПОБЕДУ в той страшной войне,
За МАЙ и МИР на всей ЗЕМЛЕ***
***

Подвиги ОТЦОВ нам не забыть,
Забывать о них, мы не имеем права,
Детям, внукам, о них говорить,
Чтоб не померкла Честь ОТЦОВ и Слава!
=============
Война!
Лидия Гржибовская

Война!
Мальчишки, безусые, шли на войну
Защищать от нечисти свою страну...
Сколько их по лесам, болотам лежат?
ПОМНИТЬ ВСЕХ ДОЛЖНЫ МЫ СОЛДАТ!
Все кровавые пятна на стерильном снегу,
Все братские могилы на крутом берегу,
Всех раненых в окровавленных бинтах.
Всю боль, и страх застывший в детских глазах!
Война!
Длинных дорог нескончаемый путь,
Это бой и невозможность вздохнуть,
Это гибель друзей, близких и родных,
Это радость за тех, кто остался в живых!
Победа!
Развивающийся над Рейхстагом красный флаг,
Слёзы и радость, ненавистный повержен враг!
Но как же долго тянулись годы войны,
О ПОДВИГЕ КАЖДОГО МЫ ПОМНИТЬ ДОЛЖНЫ!

Наполним этот день любовью,
Разбавим гордостью печаль.
Пусть сердце нам сжимает болью,
Когда назад мы смотрим, вдаль.

И в праздник, дань отдав деянью,
Мы вспомним в этот день о тех,
кто жизни не жалел. С печалью
Мы вспомним поименно всех.

Мы вспомним воинов сражений,
И то, что в страшной той войне
Они до наших зарождений
Спасали жизнь – тебе и мне.

Мы вспомним женщин и подростков,
Сменивших у станков мужчин.
И, встав, у мраморных помостов,
Давайте, вместе помолчим.

Нам отстучит одну минуту,
Минуту жизни, метроном:
Она промчится за секунду,
Но долго шла – под арт-огнем.

Минута длилась бесконечно,
Когда в атаку деды шли,
И кто-то в ней остался; вечно,
Чтоб наш покой хранить могли.

Наполним этот день любовью,
Разбавим гордостью печаль,
Чтоб сердце не сжималось болью,
Когда вперед мы смотрим, вдаль.

Пискаревка. Память сердца.

Я вспоминаю... Нет, не вспоминаю -
я помню сердцем то, что было не со мной.
А кажется, что я все это знаю:
блокада, арт-обстрел безудержный ночной.
Как крохотная девочка боялась...
как мать её к грузовику несла...
как ты в Сибирь с детдомом отправлялась...
Ты так была тогда еще мала!
Не от тебя узнала. Ты молчала.
Из треугольников, записок фронтовых,
которые в шкатулке отыскала.
Листочки ветхие. Ты сохранила их:
о том, как ехала с детьми в вагоне
подвластном северным ветрам,
как ты кричала "мама!" на перроне,
о доме вспоминала по ночам.
А после... После - Пискаревка
и серый камень на сырой земле,
и девочки склоненная головка,
цветы у камня желтые в траве.
Ты вынесла все тяготы разлуки,
холодные сибирские ветра.
И приз тебе - встречающие руки.
(А шаль от слез у мамы вся мокра).
Но твой отец, мой дед... Он был Солдат.
Вдали от дома, от семьи, от счастья.
И сберегая гордый Ленинград
не пережил всех тягот и ненастья.
Отец твой защищал не просто Город.
Он защищал тебя, твои мечты
и детство, что закончилось так скоро,
когда в "кольце" остались мать и ты.
И приз ему - тот камень на траве,
где ни фамилии, ни имени - лишь дата.
Тот день, когда могилу для солдата
копали в промерзающей земле.
Ты не грусти. Сейчас он не один.
С ним рядом те, кто Город охранял,
кто жен, детей своих оберегал
сгорая в пламени далёких тех годин.
И рядом (мамочка! не плачь! не надо..)
те, кто легли в сраженьи за Страну.
С ним рядом - половина Ленинграда.
Они боролись и вели войну!
Войну с болезнью, голодом и страхом
войну с обстрелами по правой стороне.
Они боролись, чтоб остаться ЛЕНИНГРАДОМ,
чтоб город жил и краше стал вдвойне.
И победили в той войне. Вся половина.
Не сдались. Отстояли. Отвели
беду и смерть от -тоже- половины...
А сами... Сами на покой ушли.
И я стою у мраморного камня,
где нет фамилий, только год и дата;
где нет различий - кто майор, кто рядовой;
где все герои с гордым званием Солдата.
Они - все вместе - защищали город мой.
Здесь - все герои: старики и дети,
больные, не весомее пера,
солдаты, капитаны, лейтенанты,
врачи и школьники, кассиры, мастера.
Все вместе отстояли эти шпили
и купола над тихою Невой.
И Вы - все вместе - в этой битве ПОБЕДИЛИ!
Вы заслужили вечный свой покой.
Мать-Родина. Вся память поколений
о вашем подвиге в дни страшной той войны.
На Пискаревке караульных скоро сменят...
Твой камень, дед.
Здесь только дата.
Вот цветы.

Тишина. Первый мирный день.

И наступила тишина -
звенящая, хмельная.
Я звал тебя в бреду без сна
фашистов проклиная.
Я грязь Синявинских болот
ища тебя месил,
под Курском "тигру" хищный рот,
заткнул, валясь без сил.
Вгрызался в мерзлый невский лед
и воду пил Днепра,
и знал, что этот день придет -
быть тишине с утра.
С утра и до скончанья лет,
на вечные года
тебя я вытащу на свет...
Не знал я лишь - когда.
Не знал, что будет майский день
И яблони в цвету,
немецкий, как у нас, плетень
шуршащий на ветру,
И пчелы в поле васильков,
По мирному жужжат...
И здесь, среди чужих цветов,
Нашел меня снаряд...
Так вот какая ты на вкус -
медвяная, хмельная;
беспомощной войны укус
и птиц вспорхнувших стая...
Как жаль, что не испил до дна
я мирной тишины,
но это не твоя вина,
а той, былой войны.

Горгулья (не о той войне)

Да будь ты проклята, война,
Горгульи порождение!
Уродливо, как ты сама
Глаз диких наваждение:
В нем всё не так, как быть должно,
В нем дети - не играют,
Не в декорациях кино
Они себя взрывают,
И кукла может миной стать,
Конфета - граммом яда,
А мать - совсем она не мать -
Смертельная гирлянда.

Девчонки, школьницы почти,
Наносят макияж,
Который должен жизнь спасти,
А не вводить в мандраж,
Не привлекать к себе парней,
Которые здесь, рядом -
Чтоб тенью стать для пуль, ножей,
Под окуляров взглядом.
Для них бинты - фата и креп,
Палатка - балдахин,
Пески - и брачной ночи склеп,
И ложе, где один.
Кинжал, что между тел лежит
Не девство стережет,
А шанс спастись, когда кружит,
Горгульи дикий взвод.
И стон мучительный из губ,
Когда обняли стан -
Не потому что кто-то люб,
А шаг к Вратам, в "тюльпан".
И след от пуль вокруг спины -
Венчальное кольцо...
Кто говорил, что у войны
Не женское лицо?

И дочь, и мать, отец и брат -
Как в зеркале кривом,
Вы жизнь одели в масхалат,
Преобразились в нем.
Тела прикрыли и мечты
от глаз Горгулий тех,
Сожгли в обыденность мосты,
В спецназ ушли, морпех.
Да будь ты проклята, война,
Чар диких наважденье...
А наших девочек тела
Прекрасны и в сраженьи.

Шел солдат

По дороге фронтовой шёл солдат.
Он не брал с собой ни пуль, ни гранат,
На плече не нёс тяжелый автомат,
И никто не знал, что - вот - идет солдат.
Весь в пыли, он шёл уже много дней,
Мимо сёл, хранясь дорог и батарей.
На задание ходил он на восток,
А солдату был тринадцатый годок.
Хлеб завернут в мамин синий платок,
Черный траурный по краю ободок -
Не осталось дома, матери, сестры,
Вместо них лишь партизаны и костры.
За сестру и мать сражался с врагом,
Защищал он всю страну , чей-то дом.
Он в дороге был по много дней подряд,
И никто не знал, что - вот - идёт солдат.

Елена Кравченко, г.Окуловка

Ведь кое-где еще остались шрамы
Воронками от взрывов, от войны,
И братские печальные курганы-
Герои наши в них погребены.

Их память, словно пеплом мне на темя
Как стыдно, Боже, мне за край родной,
За то, что мы забыли это время,
Их подвиг обошли мы стороной.

Да что ж такое люди! человеки?!?
Да что ж творится, Родина, с тобой?!?
Да что ж теперь нам в двадцать первом веке
Нацизм оскал показывает свой?!?

Да что ж теперь в умах людей такое!?!
Кто вам позволил это сотворить!?!
Где наш солдат платил своей судьбою,
Фашист парадом будет проходить.

И почему асфальт твоих дорог,
Скажи моя заблудшая страна,
Еще теперь бьет кованый сапог
Дивизии СС «Галичина»

Да неужели память страшных дней
Искоренилась из души сегодня...

15-16.04.2011

Денис Владимирович Филатов

«О ВОЙНЕ»

Завядшей розы лепесток
Лежит на белой кромке снега,
У ледяного края брега,
Через который был мосток.
Сегодня рухнул этот свет,
Любви уж в сердце не осталось,
Когда свинцовая усталость,
Взорвала сердца быстрый бег…

1999-2000

Денис Владимирович Филатов

Он плакал, глядя на остатки ног
И почему-то так хотелось к маме!..
Молоденький солдатик встать не мог,
Безногим телом прикрывая знамя.

Совсем мальчишка, только начал жить,
А тут война, а тут - такое дело...
Как ненадёжна, как непрочна нить,
Соединившая с душою тело.

Смотрел на догорающий закат,
Сквозь слёзы проклиная злое небо
И так хотелось мальчику назад,
Чтоб не смогла его коснуться небыль!

...Не получила похоронку мать, -
Ведь сын её домой вернулся вскоре.
А что без ног - да разве ж это горе,
Когда возможность есть его обнять?

...Приснилось лето, речка, время жать...
От камушков - круги по водной глади.
А он во сне - пытался побежать!
- Спи! - мамина рука тихонько гладит...