|
Светлана Сокольская
|
|
| Phil_von_Tiras | Дата: Воскресенье, 13 Окт 2019, 17:33 | Сообщение # 51 |
 Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1146
Статус:  | https://yadi.sk/d/GUDf-89TrnyYNg
Дух дышит, где хочет.
Моя авторская библиотека
|
| |
| |
| Мила_Тихонова | Дата: Воскресенье, 13 Окт 2019, 18:16 | Сообщение # 52 |
 Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19757
Статус: | Это альт или мне показалось? Запись очень некачественная, наверное, давнишняя?
Играть со мной - тяжёлое искусство!
Сообщение отредактировал Мила_Тихонова - Воскресенье, 13 Окт 2019, 20:18 |
| |
| |
| Phil_von_Tiras | Дата: Воскресенье, 10 Ноя 2019, 13:19 | Сообщение # 53 |
|
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1146
Статус: | Цитата Мила_Тихонова (  ) Это альт или мне показалось? Запись очень некачественная, наверное, давнишняя?
В разделе "Наша музыка" новые, более качественные записи. Например, блестящий Брамс.
Дух дышит, где хочет.
Моя авторская библиотека
|
| |
| |
| Сокол | Дата: Воскресенье, 17 Ноя 2019, 21:28 | Сообщение # 54 |
 Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 46
Статус: | Старые пуговицы
‒ Непостижимо, как быстро пролетает жизнь, ‒ думала седая, но ещё красивая женщина, сидя за столиком на маленькой кухне в обычной, советских времён квартире.
‒ Не успеешь осознать себя – ты уже замужем. Родились дети – одна мысль: вырастить их, поставить на ноги. Справишься с этим – недалеко и старость, а с ней немощь, страдания, утраты...
Впрочем, что до утрат, то их в её жизни хватило и в молодости.
Вероника взялась за шитьё – внучек потерял где-то пуговицу с курточки, нужно пришить новую. Она открыла большую железную коробку, в которой хранились старые пуговицы, собранные за всю жизнь. Не было принято выбрасывать добро, вот они и сохранились.
Вероника рассыпала их по столу. Милые пуговицы – деревянные, кожаные, костяные! Вы и украшение, и оберег, и застёжка. Роскошные и скромные, тяжёлые и невесомые, блестящие и совсем неприметные, вы прошли немалый путь, прежде чем лечь на дно коробки. Но есть среди вас особые. Каждая из них имеет свою необыкновенную историю.
Вероника взяла в руку длинненькую с закругленными краями тёмно-зелёную пуговицу, по всей длине пересечённую золотой нитью. Это самая старая, заслуженная. Она принадлежала первой в её жизни вещи, сшитой на заказ – что-то вроде жакета. Вероника тогда училась на втором курсе педучилища. Материал взяли самый дешёвый – саржа мрачно-зелёного цвета. Только эти позолоченные пуговицы и украсили вещь. Старый портной сказал тогда маме:
‒ У вашей дочери хороший вкус.
Вот тяжелая металлическая пуговица, на ней щит с двумя львами с обеих сторон. На обратной стороне латинские буквы и можно разобрать слово «BERG». Бабушка рассказывала, как купила когда-то несколько таких пуговиц у уличного торговца за три копейки.
А эта простая коричневая пуговица с её зимнего пальто. Его пришлось купить, когда она неожиданно выросла, а морозную зиму проходила в лёгком пальтишке. Новое было на вате и делало её неуклюжей, но как же она радовалась, что этой зимой не будет мёрзнуть.
Жили они вдвоём с мамой, и редкие обновки были праздником, как беленькая нейлоновая блузка с этими нежно-розовыми пуговичками, которых осталось всего три.
Вероника собрала дюжину железных пуговиц с выбитыми на них изображениями звёзд. Они были на военной шинели мужа. С Павлом они учились в одном классе и не играли в любовь. Но когда она ушла из школы в педучилище, за её партой образовалось пустое место. После этого начались их встречи. Павел поступил в военное училище, она его ждала, и вот он, молодой офицер, получил назначение в Казахстан. Они поженились и сразу уехали. Через год родился Максим, сына назвали в честь Горького. Жили под Семипалатинском, муж часто уезжал и оставался на учениях подолгу. Она растила сына и вскоре стала работать учительницей младших классов в школе. Жили хорошо, несмотря на частые отлучки Павла. Вероника мужу доверяла, и сама была ему верна. Её зеленовато-прохладные глаза и пшеничного оттенка волосы притягивали к ней взоры мужчин, но Вероника избегала их прямых взглядов. Волосы она заплетала в косу и укладывала её на затылке. Муж звал её Никой. Так прошло семь лет.
Неожиданно для неё Павла перевели в небольшой украинский городок, где располагалась воинская часть. Вероника была рада попасть в тёплые края, хоть никого родных поблизости уже не осталось, а её мать рано умерла. Здесь, на месте устроились быстро и начали обживаться, да только стал её Павел, прежде косая сажень в плечах, худеть, бледнеть и ходить по врачам. Они сначала ничего не находили, потом ничего не говорили, а потом сказали – лейкемия.
Так она осталась одна с сыном, который, подрастая, становился всё больше похожим на отца. Та же косая сажень в плечах, также, как когда-то его отец, мечтал о службе в армии, тоже хотел стать офицером.
Пришло время и Максим стал солдатом. Она жила одна. Школа, ребятишки спасали от одиночества. Надеялась, что сын вернётся и женится, о чём писала ему в ответ на скупые солдатские сообщения. Служить Максим попал в Заполярье, чему Вероника была рада. Уже два года шла непонятная война, и для родителей молодых парней не было страшней слова, чем «Афганистан». Неожиданно их переписка прервалась. Сын долго молчал, потом написал правду, где он находится. Уговаривал не волноваться, эта война скоро закончится. Стала она ждать окончания войны, а Максиму отправляла посылки с его любимыми яблоками, хоть и не знала, дойдут ли они до адресата...
В руки Вероники попала небольшая темно-голубая пуговица. Сердцевина её искрилась, будто бы внутри билось пламя. Взяв её в ладонь, Вероника надолго задумалась. У этой пуговицы была своя особая история.
Однажды друзья пригласили её к себе на дачу. Пробыла у них целый день, а провожая Веронику, они дали ей с собой ведро с огурцами, помидорами и яблоками. Она отнекивалась, но пришлось взять, чтобы не обидеть добрых людей. Возвращаясь домой на автобусе, Вероника в сердцах ругала себя за мягкотелость: вот теперь придётся это тяжелое ведро тащить семь кварталов. Неожиданно молодой черноволосый мужчина с чемоданчиком в руке спрыгнул перед ней на остановке. Он помог ей сойти, поддержал ведро, а потом, быстро глянув ей в глаза, сказал, что донесёт его до дома. Она попыталась было протестовать, но он решительным жестом пресёк все разговоры. Так и нёс ведро, ничего не говоря. Она тоже не спрашивала ни о чём, поблагодарила и попрощалась. Но через день, возвращаясь с работы, увидела его, гуляющим по её улице.
Вероника удивилась и хотела пройти мимо, но он загородил ей дорогу:
‒ Не узнаёте?
‒ Нет, ‒ ответила она, её такие приёмы не привлекали.
‒ А я вас запомнил. Да не сердитесь вы, просто я здесь один, даже поговорить не с кем.
‒ Хотите поговорить?
‒ Ну, ещё и чаю попить, если можно.
‒ Можно, ‒ неожиданно для себя согласилась Вероника.
За чаем гость рассказывал о своей службе в армии, к чему она чутко прислушивалась, думая о сыне. Годы срочной армейской службы Самуила, так звали нового знакомого, были не за горами. Вероника быстро подсчитала, что между ней и ним разница в одиннадцать лет. Ещё она узнала, что он мастер, наладчик швейного оборудования, а здесь в командировке – помочь запустить конвейер на местной фабрике. Дома его ждут жена и пятилетняя дочка.
Прощаясь, Самуил не то спросил, не то сказал:
‒ Я приду ещё. Тогда она ничего не ответила, а потом долго сидела, сложив руки на коленях. Теперь Вероника машинально потянулась к пуговицам мужниной шинели. И вновь призадумалась. Вот они, армейские железные и рядом с ними тёмно-голубые. Вероника перемешала их. Не так ли и рука судьбы соединяет и разъединяет людей.
После Павла никто близко к её сердцу не подошёл. Память о нём ушла вглубь её существа и находилась там постоянно. Она не могла жить без него, но жила. И внешне даже спокойно. Только одна половина её будто омертвела. Иногда вдруг на улице она видела мужчину, который твёрдым очертанием губ или военной формой напоминал ей мужа. Сердце её останавливалось на мгновение, и тут же падало в бездну. Затем целый день она оставалась печальной.
Самуил пришел через день, и она открыла ему дверь. За чаем Вероника короткими застревающими фразами рассказала о сыне. Самуил потемнел лицом:
‒ Сколько ещё наших ребят бросят в эту мясорубку! ‒ Потом, спохватившись, стал успокаивать:
‒ У него же скоро дембель. Да и радисты вообще-то в стороне от опасности.
Впервые ощутила Вероника, как у неё в груди оттаяла льдинка. И пришёл день, вернее ночь, когда Самуил не ушёл домой. Вероника чувствовала себя несчастной и счастливой одновременно. Ей казалось, что она предаёт Павла, но и сил противиться счастью, хоть мимолётному, не было. Самуил любил поговорить и покомандовать, но это её не раздражало: хотелось слушать его, подчиняться и не чувствовать себя всеми забытой и никому не нужной. Также он был горячее, настойчивее, чем её сдержанный Павел, и она стала с ним смелее, увереннее и как-то охотистее. Ему нравилось даже просто наблюдать за ней, когда она что-нибудь делала. Однажды, глядя как Вероника быстрыми, ловкими движениями набрасывает скатерть и накрывает на стол, он сказал с грубоватой шутливостью:
‒ Ты молодая, Вероника! В твоём паспорте что-то не так!
Вероника рассмеялась:
‒ Когда Микель-Анджело спросили, почему Мария в его знаменитой скульптуре «Пьета», где Богородица держит на коленях снятого с креста Иисуса, выглядит так же молодо, как и её Сын, он ответил, что целомудренная женщина не стареет. Вот и меня сохраняло целомудрие. Но больше нет.
‒ Да, да, ты целомудренная, Вероника, ‒ горячо запротестовал Самуил. Льдинки в её душе дотаивали.
Так прошло около месяца. Приближалась осень. Был тёплый вечер. Вероника стояла у раскрытого окна и смотрела, как со старой сливы во дворе медленно описывая круги слетают листья. Вот один упал, за ним другой, третий, а вот подул ветер, и целый ворох листьев улёгся на ещё зелёной траве. Они сложились живописным узором из всех оттенков жёлтого и красного...
На Веронике был лёгкий сарафан на пуговицах с яркими васильками по подолу. Она ждала Самуила, а он всё не шёл. Вдруг около полуночи он появился, от него пахло вином. Вместо оправдания сгрёб её в охапку. Она попыталась вывернуться, но он рванул сарафан, пуговицы так и посыпались. Вот эти самые, тёмно-голубые. А руки были хорошие, добрые и крепкие. В этот вечер он сказал ей:
‒ Понравилась ты мне, Вероника. Видно, есть в тебе что-то, чего мне в жене не хватает. Но семью не брошу. Сейчас выпил с ребятами на прощанье. Завтра уезжаю домой.
Вероника приняла это, как должное. Правильно, она тоже не собирается разбивать жизнь другой женщине и маленькой девочке. За то, что было – спасибо судьбе. И она зажила тихо, как прежде. Максим, школа, старые друзья ‒ всё осталось прежним, но сама Вероника стала другой.
Ноябрьские праздники она отмечала на даче с друзьями. Угощения наготовили много, но самой лакомой закуской была копченая рыба, недавно привезённая кем-то из Ростова-на-Дону. На следующее утро Вероника проснулась с неприятным ощущением в желудке. К обеду всё прошло, но через день недомогание повторилось снова. Печень, решила Вероника и записалась на приём к гастрологу в районной поликлинике.
Молодой самолюбивый врач, уже завоевавший авторитет среди жителей городка, подробно расспросил Веронику о её состоянии, тщательно прощупал печень, задумался и произнёс: «Странно!». Потом ещё подумал, и сказал: ‒ Послушайте, а вы не беременны?
Вероника тихо собралась и ушла. Новость ошеломила её.
Девочка родилась в середине лета. Роды были тяжёлыми, пришлось делать кесарево сечение, но ребёнок был здоров. Их продержали почти месяц в больнице, пока Вероника не пришла в себя. Забирать новорождённую из роддома явились и друзья, и школьные учительницы. Местком постарался: выделил деньги на приданое для малышки и на цветы. В доме царила чистота, у стены стояла новенькая чешская детская кроватка – друзья приготовили её заранее.
Дочку Вероника назвала Ксенией, но всё никак не могла выбраться в ЗАГС, чтобы оформить документы, и ещё не решалась написать сыну о том, что у него теперь есть сестра. Когда настало время выходить Веронике на работу, девочку пришлось отдать в ясли. Хорошо, что нянечкой в малышовой группе работала бывшая ученица Вероники. Она присматривала за Ксенией и каждый вечер докладывала ей, как прошёл день:
‒ Вероника Николаевна, Ксенечка сегодня мало спала. Уложите её вечером пораньше.
Вероника поправилась, похорошела и в глазах её поселилась тихая радость. Однажды ночью, забывшись рядом с малышкой, Веронике представилось во сне, будто Максим вернулся. Она увидела его молодое, ещё гладкое лицо, белую кожу, серо-голубые глаза и мальчишеский чуб пепельных волос. Он протянул к ней руки, и она услышала его голос:
‒ Я жив, мама!
Она протянула руки ему навстречу, но вдруг он стал удаляться, растворяться, и тут Вероника проснулась, не сразу поняв, что это был сон.
Никому ничего не рассказывая, чтобы не спугнуть счастье, Вероника стала ждать сына. Когда Максим месяц спустя, ранним вечером предстал перед ней, она уже не удивилась его появлению, только поразилась перемене, произошедшей в нём. Лицо сына показалось закопченным, темная кожа обтягивала скулы, глаза как будто ушли вглубь, длинные волосы падали на плечи. Но он протянул к ней руки и сказал:
‒ Я жив, мама! ‒ и это был её Максим.
На Ксению он глянул равнодушно, и Вероника подумала, что ему надо прийти в себя. Из одежды на нём был потёртый, прожженный в нескольких местах бушлат да пара белья в маленьком чемоданчике. И ещё сигареты в красивых пачках и какой-то диковинный ножик. Стараясь угодить сыну, Вероника каждое утро ставила на стол его прежде любимую жареную картошку, но он ел только хлеб с консервами да пил густо заваренный чай.
Из дома Максим почти не выходил, целыми днями лежал на диване и смотрел по телевизору все передачи подряд. Однажды Вероника не выдержала:
‒ Сынок, да расскажи хоть, как там было, может, тебе легче станет.
‒ Что рассказать, мама? Как мы ехали по перешейку колонной, и за две машины передо мной разорвалась мина? Или как волосы натурально встали дыбом, когда мы попали на вертолёте под перекрёстный огонь? Или как Витька Щелкунов бросился в пропасть, чтобы не попасть в плен, потому что плен - это было самое страшное.
Больше Вероника не расспрашивала сына, надеясь, что время окажет своё благотворное действие. Но время шло, а Максим оставался таким же безразличным ко всему. Оживали его глаза только тогда, когда к нему заходил прежний дружок Коля. Тот с порога кидал:
‒ Ну чё, ништяк?
‒ Ништяк, ‒ соглашался Максим.
‒ Ну, давай за друзей, ‒ и Коля вытаскивал из кармана куртки поллитровую бутылку водки. Молча, не чокаясь, они опорожняли её и, посидев и помолчав ещё немного, Коля поднимался:
Ну, бывай!
‒ Давай! ‒ отвечал Максим, и это были подчас единственные слова, которые он произносил за день.
Вероника с трудом вытянула его на приём к врачу невропатологу. Тот осмотрел Максима и написал в карточке «Посттравматический синдром». Выписал лекарство и посоветовал больше гулять, а ещё неплохо поехать куда-нибудь. От таблеток Максим стал теперь спать и днём, и ночью, так что через несколько приёмов высыпал их в мусорное ведро. А вскоре огорошил Веронику, сказав:
‒ Колька уезжает на Север со строительной бригадой. Меня зовёт. Поеду я, мама, может человеком стану. И тебя не буду нагружать.
‒ Да что ты, сын! ‒ взмахнула Вероника руками. И страшно ей стало опять отпускать его от себя, но поняла, что не властна уже над ним.
Теперь они остались вдвоём с Ксенией. А вокруг шли перемены, которые нельзя было не заметить, но и понять невозможно. Менялись вожди, где-то наверху шла борьба за власть, надвигались грозные девяностые. Это время Вероника пережила благодаря тому, что бывшие ученики, некоторые очень успешные, вспоминая свою любимую когда-то первую учительницу, приглашали её заниматься с их отпрысками. В школе же платили мало, если платили вообще. Ещё спасало то, что она шила для себя и Ксении. Та вырастала скромной, тихой девочкой и незаметно превратилась в подростка. И, хоть имела только одни джинсы, была так хороша собой, что и в них выглядела лучше всех «упакованных» подружек. Тоненькая фигурка, природная грациозность и нежный овал лица в обрамлении тёмных волос обращали на себя внимание всех, кто видел её, но замечательнее всего были её глаза – большие, глубокие и задумчивые. Вероника с Ксенией жили душа в душу, и только мысль о Максиме не давала матери покоя. Несколько раз она получала от него новогодние открытки с одной надписью:
‒ Я жив, мама.
Давно от него ничего не было. Ещё время от времени раздавался у неё в квартире телефонный звонок, она брала трубку, но ответом на её «Алло, алло» было молчание, и затем трубку клали.
Через некоторое время произошло вот что: зазвонил телефон, в трубке кто-то задышал, а потом сказал медленно:
‒ Здравствуй, Вероника. Это я, Самуил.
У неё перехватило горло, и вместо «здравствуй» получился какой-то неопределённый звук. Трубка сказала:
‒ Звоню, чтобы попрощаться. Уезжаю. Да, в Израиль.
Она опять попробовала что-то вымолвить, но голос не подчинялся ей. Трубка помолчала и продолжила: ‒ Взял бы тебя с собой, Вероника, да не могу. Ты как живёшь, хорошо?
‒ Хорошо, ‒ наконец овладела собой Вероника.
‒ Ну, счастливо тебе!
‒ И тебе удачи! Тут она, опомнившись, закричала:
‒ Самуил! ‒, но в трубке уже были сигналы отбоя. Так он и не узнал про Ксению.
А жизнь пошла дальше. Ксения, окончив школу, учёбу не продолжила, так как всё стало платным. Записалась на курсы бухгалтеров, а пока работает в обувном магазине. Там её и увидел Игорь, да так влюбился, что вскоре сыграли свадьбу. Игорь парень хороший, собирался на исторический факультет, а пришлось идти работать барменом в ресторан. Ничего не поделаешь, семья, ребёнок появился. Но он человек серьёзный, другим наливает, а сам не пьёт. Живут все вместе, и Веронике тепло с ними. Только временами ноет сердце, что там с сыном.
Но есть отдушина ‒ внучек. Надо, наконец, пришить пуговицу к курточке, вот эту тёмно-голубую, тут ей как раз место...
И перебирает Вероника пуговицы-метки, рассыпанные по её жизни. Вехи её жизни. Эти старые пуговицы.
Октябрь 2019
|
| |
| |
| ledola | Дата: Понедельник, 18 Ноя 2019, 09:36 | Сообщение # 55 |
 Долгожитель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 10688
Статус: | Цитата Сокол ( ) Вехи её жизни. Эти старые пуговицы.
Великолепно. Просто и хорошо. И ещё... может, я и ошибаюсь, но название "Старые пуговицы" (оно очень удачное!!!) и сам рассказ имеет у вас (как всегда!!) двойное дно. Старые пуговицы - это и прошедшие отношения Вероники и Самуила, матери и сына, а также смена поколений: мама стареет, на смену приходят дети и внуки.
Отличный рассказ! Спасибо!
А зверь обречённый,
взглянув отрешённо,
на тех, кто во всём виноват,
вдруг прыгнет навстречу,
законам переча...
и этим последним прыжком
покажет - свобода
лесного народа
даётся всегда нелегко.
Долгих Елена
авторская библиотека:
СТИХИ
ПРОЗА
Сообщение отредактировал ledola - Понедельник, 18 Ноя 2019, 23:09 |
| |
| |
| Сокол | Дата: Понедельник, 18 Ноя 2019, 22:26 | Сообщение # 56 |
|
Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 46
Статус: | Цитата ledola ( ) это и прошедшие отношения Ксении и Самуила,
Дорогая Лена, спасибо за отклик и хорошую оценку рассказа. Ваш тонкий анализ мне всегда полезен.
В приведённоё цитате вместо Ксении должна быть Вероника, т.е. мать Ксении.
Я выставила этот рассказ на худсовет.
Желаю Вам творческих успехов и здоровья.
Светлана.
|
| |
| |
| ledola | Дата: Понедельник, 18 Ноя 2019, 23:10 | Сообщение # 57 |
|
Долгожитель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 10688
Статус: | Цитата Сокол ( ) В приведённоё цитате вместо Ксении должна быть Вероника, т.е. мать Ксении.
Да, Светлана, конечно вы правы. Это просто эмоции ))) я перепутала. Извините!
А зверь обречённый,
взглянув отрешённо,
на тех, кто во всём виноват,
вдруг прыгнет навстречу,
законам переча...
и этим последним прыжком
покажет - свобода
лесного народа
даётся всегда нелегко.
Долгих Елена
авторская библиотека:
СТИХИ
ПРОЗА
|
| |
| |
| Сокол | Дата: Среда, 03 Июн 2020, 17:42 | Сообщение # 58 |
|
Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 46
Статус: | Мой американский арфист
Арфа – женский инструмент. В моём представлении она всегда была соединена с нежным девичьим профилем, длинными волосами, рассыпанными по плечам, тонкими пальцами и роскошной юбкой до пола. И у Тютчева тоже:
Вот арфа её в обычайном углу,
Гвоздики и розы стоят у окна,
Полуденный луч задремал на полу:
Условное время! Но где же она?
К двадцати годам моей жизни я знала четырёх арфисток. Первая из них - приземистая, с полным лицом и рыбьими глазами, была из оркестра оперы, где я уже второй год работала, сидя за последним пультом первых скрипок. Второй была Таня Горина, арфистка из симфонического и дочь ректора консерватории. Ещё две девочки из этой кафедры, безмолвные и бесплотные, как тени, не смешивались с нами – скрипачами, пианистами и прочей консерваторской братией.
На дворе стояла «оттепель». Не время года, а «время века», начало шестидесятых. И произошло невероятное: в Кишинёв прибыли молодые музыканты из Америки – Истменский симфонический студенческий оркестр. Каким ветром занесло к нам американских студентов из музыкального колледжа, осталось для меня тайной. Тем более удивительно всё это было нам, только начавшим отходить от сталинского морока, покрывшего липкой паутиной всю страну.
А тут – американцы. Первые люди оттуда, из другого мира, чуть ли не с другой планеты. Они были прекрасны. Девушки стройны и элегантны, отмечены печатью культуры с головы до ног. Конечно, как объясняли нам на лекциях по марксистко-ленинской эстетике, это была буржуазная загнивающая культура. Но как было не заметить, что они двигались и держались по-другому, были изящны и милы, очаровательно улыбались и причёсаны были иначе.
А у меня коса чуть не до пояса и щёки, имеющие привычку краснеть ещё больше от смущения.
Их юноши выглядели чистыми и воспитанными. Движение хиппи ещё не заявило о себе во весь голос, и до подобных революций было далеко.
Мода того времени декларировала тонкие талии и широкие юбки, и мы нашили себе такие ситцевые платья, но наша самодеятельность была видна невооруженным глазом. Особенно в сравнении с одеждой американок.
Однако, больше всего меня сразил момент, когда на нашем вечернем спектакле девушки появились в зале с маленькими светлыми перчатками на руках, хотя время было летнее. Атмосфера богатой и свободной жизни угадывалась за всем этим. От их изящества мне хотелось скулить, но вслух об этом я никому не сказала.
Несмотря на молодость, наши гости были отменными музыкантами.
Все особенно хвалили хрупкую флейтистку с нежным личиком и скромным взглядом. Её спросили, сколько она занимается в день. Ответ был: «Шесть часов». Ничего себе, на флейте – шесть часов! Тогда даже мы, скрипачи, столько не занимались. Пианисты занимались помногу, но скрывали это. Только Сашка Володарский (впоследствии профессор консерватории) признавался, что занимается по восемь часов в день. Вечером он выходил из консерваторского класса в коридор с согнутыми вперёд плечами и потряхивал усталыми кистями рук.
А тут флейта! Попробуйте, тогда поймёте.
И вот в этом молодёжном оркестре я впервые увидела юношу, играющего на арфе. Я влюбилась сразу и навсегда. Мало, что американец, да ещё и арфист. Он был необыкновенный: небольшого роста, узкое бледное лицо и такие же белые руки, мягко перебирающие струны. Ещё я заметила, какая изящная у него нога, когда в ход пошла педаль. Тёмные прямые волосы, немного длиннее привычного, падали набок, и тогда он откидывал голову. На нём был черный костюм, подчеркивавший его аристократическую внешность.
Не влюбиться было невозможно. Никто из окружавших меня ребят не дотягивал даже до его мизинца. Ни Шурик – теоретик с толстыми губами, ни долговязый Валера с его контрабасом.
Жизнь моя, однако, продолжалась. И я по-прежнему ходила в консерваторию, но уже в возвышенно - приподнятом состоянии. Подружки заметили мою отрешённость и приписали это волнению перед приближающимся экзаменом по специальности. А я молчала в тайной надежде увидеть его снова и представляла себе, как я уроню ноты, а он поднимет их и вручит мне. Дальше этого мое воображение отказывалось идти.
Внезапно мои ожидания сбылись. Я поднималась в театре на второй этаж и увидела его сбегающим мне навстречу. Ноги мои вдруг будто приросли к лестнице, внутри меня маятником что-то заметалось, а голова будто отделилась от тела и поплыла. Это длилось мгновение. Очнувшись, я рванула вверх и споткнулась о ступеньку. Если бы он, оказавшись рядом, не подставил руку, моя скрипка в лёгком футляре здорово пострадала бы. Мы чуть не стукнулись головами. Но всё обошлось.
Вблизи арфист был ещё прекраснее. Я, омтолбенев от неожиданности, что-то прошелестела, он тоже произнес какую-то фразу, и меня унесло наверх.
Несколько дней я приходила в себя, благо наших американцев не было видно. Наверное, их повезли в музей Пушкина или на кондитерскую фабрику «Букурия», или в совхоз Гратиешты на виноградники. Туда возили все иностранные делегации. Совхоз была гордостью Молдавии.
Тем временем настал день, когда нам, молодым оркестрантам, велели после утренней репетиции собраться в верхнем фойе театра для официальной встречи с гостями. Мы и они стояли разрозненной толпой, а центром её была золочёная арфа и рядом с ней американский арфист. Возле него высилась черноокая и длинноногая Таня Горина.
С горечью, но внешне бесстрастно наблюдала я за всем происходящим из-за колонны. Американец почему-то был во фраке (наверное, предстоял вечерний концерт), и фалды его фрака были похожи на подкрылышки маленького эльфа. Я смотрела не только глазами, я вся устремилась туда, к нему, превратившись в слух и зрение.Таня с арфистом разговаривали, и она часто смеялась.
Почему она смеётся? Наверное, он ей тоже нравится. И как это она так свободно беседует с ним по-английски? Наверно, учила. Я тоже выучила учебник английского наизусть, и произношение у меня поставлено, но я бы не смогла...
А что бы я смогла, если бы убрать Таню Горину оттуда?
Я бы дотронулась до него рукой. Просто так. И смотрела бы на него. И слушала его арфу.
Но я стою здесь и смотрю, как Таня улыбается ему, а он серьёзен, и лицо у него белое, как у херувима. Вот он садится за арфу, откинув чёрные крылышки фрака и трогает струны пальцами. И мне чудится, что звуки, начинаясь у его тонких рук, разноцветными колеблющимися струйками устремляются куда-то вверх и смешиваются с другими голосами, давно живущими в театре за кулисами. Незнакомые доселе чувства ворочаются во мне целыми пластами, и мне кажется, что пласты эти вылезают наружу и видны всем. Как я ушла оттуда, не помню. Дома достала томик стихов и зачитывалась Тютчевым:
Слыхал ли в сумраке глубоком
Воздушной арфы лёгкий звон,
Когда полуночь, ненароком,
Дремавших струн встревожит сон?..
То потрясающие звуки,
То замирающие вдруг...
Как бы последний ропот муки,
В них отозвавшися, потух!
Через несколько дней моя подружка ‒ виолончелистка сказала мне:
‒ Завтра в три часа приходи на вокзал провожать американцев. Будут все наши. Придешь?
‒ Приду – пообещала я.
Назавтра всё утро прошло в раздумьях, как мне одеться для проводов иностранцев. Времени у меня было до двух часов дня, и я без конца перебирала и составляла мои наряды. Оказалось, что единственной достойной вещью у меня были серебристые туфельки на маленьком каблучке, но их не к чему было одеть. Абсолютно.
Ещё я живо представила себе, как снова собирается толпа на перроне, и все окружают его. И Таня Горина с ним щебечет, а на ней узкая юбка немыслимой элегантности. И я опять стою в стороне. А когда поезд тронется, все побегут за его вагоном и замашут руками, и я тоже побегу. И ещё, чего доброго, зареву.
В общем, я не пошла. Осталась дома. Из гордости. От горечи. От стыда за нашу задолбанность.
Так он и улетел от меня, растворился где-то в вышине, мой маленький эльф с белым лицом херувима и арфой в руках. Два дня прошли в печали, а потом придвинулись экзамены, и я задвинула его в дальний угол сердечной камеры, где он и сейчас находится, мой американский арфист.
Сообщение отредактировал Сокол - Суббота, 20 Июн 2020, 14:54 |
| |
| |
| Сокол | Дата: Вторник, 23 Мар 2021, 21:39 | Сообщение # 59 |
|
Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 46
Статус: | Ave Maria
Берлин — это огромный мир, состоящий из домов, людей, машин, зелени и неба. В этом мире можно встретить все формы земного существования: от благополучных коренных жителей до безмолвных беженцев, от владельцев домов и вилл до нищих, обходящих поезда метро, и бездомных, живущих под открытым небом. Я не раз слышала мнение , что Берлин нетипичный немецкий город. И почувствовала это, когда прожив около десяти лет в Ганновере, мы переехали в Берлин. Было такое ощущение, что мы чуть ли не возвратились в Советский Союз. После беленького, низенького, пятиэтажного, заново отстроенного после войны Ганновера Берлин казался великаном, не очень заботящимся о своём внешнем виде. Народ выглядел куда беднее, проще и свободнее. Свобода была во всём: никто не прислушивался к твоему выговору, у врача персонал не выказывал нетерпения из-за замедленной реакции, в учреждениях понимали всё с полуслова — многие из нас говорили на идише.
Большой новостью для меня стала ночная клубная жизнь Берлина. Впервые оказавшись в таком кафе, я очень удивилась, попав в подвальное помещение с низкими неотштукатуренными сводами. Впрочем, там имелись столики и некоторое подобие сцены. Музыканты были отличные. Потом я узнала, что в Берлине любое заброшенное здание — жилой дом, завод, почта, а также подворотня и костры — это всё может стать местным ночным клубом в противовес официальной респектабельности.
К счастью, в еврейской общине, куда мы определились, клубы собирали своих посетителей днём. В первый же год моей жизни в Берлине, а это был первый год второго тысячелетия, я познакомилась с пианисткой из Киева Галей. Когда мы сошлись поближе, я прозвала её Галя-нелегаля, потому что она жила в Берлине, не имея на то разрешения властей. Соответственно, не получала ни цента социальной помощи и зарабатывала частными уроками, которые ей подбрасывала подруга детства, тоже пианистка. Кроме того, у неё были ещё какие-то дела, и жила Галя в наглухо засекреченной подпольной квартире. Время от времени она посещала Восточный вокзал, где встречалась для чего-то с приезжими земляками или провожала их.
Высокая брюнетка с узким личиком и карими глазами под чёрным разлётом бровей, Галя держалась очень скромно, не переходя ничьих границ и не привлекая к себе внимания. К тому же она избегала ситуаций, где могла бы оставить следы в виде подписей, надписей и прочего. Таким образом она благополучно избегала столкновений с законом. В Берлине это было возможно.
Мы с Галей стали каждое воскресенье выступать в клубе для пожилых людей в главном здании общины. Играли еврейскую классику "Колнидрей" Макса Бруха или "Хор пленных евреев" из оперы "Набукко" Верди. Но гвоздём программы была музыка клезмер. Отлучённые от своей культуры на десятилетия, бывшие советские евреи жадно приникали к источнику, полузабытому за столько лет. Впрочем, встречались настоящие знатоки и ценители. Вся Европа переживала увлечение еврейской музыкой, множились ансамбли "Клезмер", состоящие из одних немцев, поющих на идише. И мы играли фантазии и попурри на еврейские темы, бесконечный "фрейлехс" и бессмертные песни дедовского наследия.
Когда мы задумали сыграть чисто классическую программу, я решила включить в неё мою любимую "Ave Maria" Шуберта в замечательной обработке Яши Хейфеца. Но Галя как-то уклончиво сказала, что католическая молитва в стенах еврейской общины — не самая лучшая идея. Я не стала настаивать, чтобы не нарушать каноны.
На всякий случай мы отрепетировали обширную программу лёгкой музыки, и случая этого не пришлось долго ждать. Вскоре Галя радостно мне сообщила, что через родителей своих учеников получила заказ: поиграть на открытии нового парфюмерного салона, и она берёт меня в компанию.
В назначенный час мы явились на место событий — я со скрипкой, Галя с кейбордом. Для вечера я надела длиное платье, моё любимое, тёмно-зеленое. На Гале был чёрный костюм — скромно и элегантно.
Салон был оформлен потрясающе — всё сверкало, звенело, горело огнями. С потолка свисали расписные стеклянные шары, разноцветные бабочки и фонарики. Витрины были уставлены какими-то фантастическими сосудами, в которых переливалась волшебная жидкость, а народ пил шампанское и закусывал суши. Мы играли с таким вдохновением, что забыли про время. Приём получился на уровне. Хозяйка салона Наташа была очень довольна и попросила мой телефон. По Галиной просьбе она расплатилась с нами дорогим парфюмом.
Прошло несколько месяцев, наступила зима. Однажды в телефонной трубке зазвучал женский голос. Это была Наташа, хозяйка парфюмерного салона. Голос её звучал просительно.
— Моя подруга-немка выходит замуж за сотрудника тунисского посольства. Не могли бы вы поиграть завтра на церемонии бракосочетания в зале Ратхауза?
— Как, одна? — спросила я.
— Да, больше никого не нужно.
— Но что играть?
— Всё то, что вы тогда у нас играли, было так красиво!
Что ж! Я никогда не отказывалась от предложений выступить. Складывая ноты, я первым делом вынула из стопки затрёпанный еще с консерваторских времён сборник Шуберта и гордо молвила в пространство:
— Завтра я играю "Ave Maria“!
— Ты с ума сошла! — сказал мне муж. — Играть на свадьбе молитву?! Возьми лучше вальсы Штрауса!
Обескураженная, я отложила Шуберта. В самом деле, не будет ли это проявлением бестактности? Лучше взять что-то другое от греха подальше.
Ночью выпал снег. По радио в утренних новостях сообщали, как об ужасной катастрофе, что толщина снежного покрова достигает двадцати сантиметров. Утром автобус еле двигался от остановки к остановке, прокладывая себе дорогу по свежему снегу. Нужно было прибыть к десяти часам, и я, хоть и вышла намного раньше, прибыла к месту почти минута в минуту.
Наташа металась на лестнице Ратхауза, высматривая меня. Скинув пальто, я схватила скрипку. И тут я увидела невесту. Она бросилась ко мне, и первые её слова были:
— Вы играете "Ave Maria“?
Всё возопило во мне, захлестнула досада, но ответила я с улыбкой:
— Нет, не взяла ноты. Но я сыграю „Träumerei“ («Грёзы» Шумана).
— „Träumerei“ — тоже хорошо, — был её ответ.
«Она знает „Träumerei“, наверное, сама немного играет» — обрадовалась я.
Мы встретились с невестой взглядом, и в этот миг поверили друг другу всё самое важное: наши чувства, женский опыт, наши желания и надежды...
Церемония началась, и я теперь могла как следует рассмотреть новобрачную. Это была высокая стройная молодая женщина в белом, матового оттенка платье, закрывавшем её до самых ключиц. Тонкая талия и пышная, всё сметающая на своём пути юбка соответствовали сводебному стилю. Ничего сверкающего на ней я не увидела. Прекрасно было её лицо: удлинённый овал, нежный профиль, глаза цвета неспелого крыжовника и белокурые волны волос. Голову украшала маленькая диадема.
«Настоящая принцесса», — подумалось мне. Склонив голову, она слушала торжественные напутствия дамы, ведущей официальную часть. Рядом с ослепительной белизной невесты особенно был заметен оливковый цвет кожи её жениха. Высокий худощавый молодой человек со строгим лицом внимательно следил за происходящим. Это была элегантная пара, но у меня сжалось сердце: "Зачем она выходит за этого иноземца? Возможно, он достоин её, но оставить всё, уехать в чужую страну, жить по чужим правилам... Какие грёзы увлекли её за собой в это путешествие по жизни?!"
Мне дали знак, и я заиграла. От грусти за милую принцессу я играла с таким чувством, что все замерли, слушая меня. Мне хотелось играть для невесты так, чтобы даже когда её волосы станут седыми и у неё появятся внуки, она вспоминала этот день и эту музыку, как что-то неповторимое. Старинные портреты, висящие на стенах, нежный шёлк гардин и мерцание люстры обрамляли происходящее таинственной важностью.
Церемония закончилась, и нас окружили тётушки в живописных одеяниях с тарелками восточного угощения. Одна из них, с таким же оливковым цветом кожи, как и жених, счастливо улыбаясь, наградила меня целой горстью орехов и сладостей, завернутых в белые кружевные платочки.
— Это их свадебный обычай, — сказала оказавшаяся рядом Наташа.
Я унесла эти трофеи домой. Некоторые из них были распробованы сразу, а один я оставила себе на память. Потом этот белоснежный комочек перекочевал в коробку с ёлочными игрушками. Каждый год, наряжая ёлку, я брала его в руки и думала:
— Как она там, моя принцесса?
Так же и ноты „Ave Maria“, которую не пришлось сыграть, напоминали мне о ней, но всё меньше и меньше...
С тех пор колесо истории сделало двадцать оборотов, и наступил коварный 2020-й год. Год борьбы с невидимым и беспощадным врагом, заключенным в неизвестную прежде оболочку. В условиях жёсткого запрета на собрания все культурные радости были отменены. Искусство стонало, литература молчала, люди скупо общались с помощью новейших технических средств. В феврале 2021-го высота снежного покрова опять достигала двадцати сантиметров.
В преддверии марта вдруг раздался в трубке забытый голос. Это была хозяйка парфюмерного салона Наташа. Поздоровавшись с ней, я спросила так, будто мы вчера созванивались:
— Как жизнь?
— Хорошо! У нас теперь целый отдел в KDW (Kaufhaus des Westens)**, — ответила она и пригласила посетить их по старой памяти, опуская подробности, связанные с пандемией.
Оказалось, что её подруга, та самая принцесса, приехала на золотую свадьбу родителей, и они устраивают семейный вечер в узком кругу.
— Как она там, в этой Африке?! — закричала я в трубку.
— Нормально. Конечно, это золотая клетка. Я бы, например, не смогла. Но она довольна. Отдаёт всю себя благотворительности, и стала чем-то средним между матерью Терезой и принцессой Дианой. Муж её сделал дипломатическую карьеру. У них трое детей: два мальчика и девочка.
— Как я рада! — воскликнула я.
Наташа дала утихнуть моим эмоциям и продолжила:
— Так как пригласить какой-нибудь ансамбль музыкантов из-за карантина невозможно, моя подруга вспомнила, как вы играли в день её свадьбы, и попросила меня разыскать вас. У них у всех отрицательные тесты, а старики привиты, так что вам не надо беспокоиться. Смогли бы вы прийти?
Разве мог мой ответ быть иным?!
Если чего-то очень хочешь и долго думаешь об этом, то оно обязательно, пусть даже через двадцать лет, сбудется.
Завтра на золотой свадьбе будет звучать "Ave Maria"!
* Здание мэрии
** Торговый дом Запада
Сообщение отредактировал Сокол - Четверг, 01 Апр 2021, 12:59 |
| |
| |
| tasmanskyxxx | Дата: Понедельник, 13 Ноя 2023, 06:50 | Сообщение # 60 |
 Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 36
Статус: | Рассказы глубокомысленные, интересны, чувствуется душевный подход.
tasmanskyxxx
|
| |
| |
| Сокол | Дата: Понедельник, 28 Июл 2025, 21:04 | Сообщение # 61 |
|
Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 46
Статус: | Монета
Шурочка, тоненькая восьмилетняя девочка, с двумя короткими косичками под серой шапкой из кроличьего пуха, бежала по переулку. Здесь находился её дом, где она жила с мамой, папой, бабушкой и дедушкой. Большая сумка, сшитая бабушкой из старой полотняной юбки, хлопала девочку по ногам, но это не мешало Шурочкиной радости. Сегодня она впервые, как большая, выполнила задание: купила хлеб для дома. Два круглых хлеба, один большой батон и две булочки для бабушки.
Бабушка сейчас лечилась в больнице, и дедушка носил ей туда домашнюю еду. Мама работала учительницей в школе, а папа "не вылезал из своего конструкторского бюро", как говорила бабушка.
Раньше дедушка работал начальником почтового отделения, а бабушка хозяйничала и покупала продукты для дома. Теперь дедушка ушёл на пенсию, но тут у бабушки "схватило сердце", как говорили взрослые. Поэтому решили поручить Шурочке покупку хлеба на ближайшие несколько дней. Ей дали два рубля и подробно объяснили, какой хлеб правильный, а какой следует оставить на полке.
Вернувшись из школы, Шурочка положила свой портфель на стул в прихожей, схватила сумку и побежала в хлебный магазин, который был рядом, за углом. Возле магазина стояла большая машина с надписью "Хлеб" по обеим сторонам кузова. Вокруг машины толпился народ. Работники выгружали подносы с хлебом и относили их в магазин. Люди стояли молча, терпеливо дожидаясь окончания разгрузки, и только иногда кто-то вытягивал голову и сообщал: "Круглый", "Городской" или "Батоны". И всем было понятно, что он сказал.
Потом машина уехала, и все ожидающие по очереди потянулись в магазин, где было тепло и сладко пахло хлебом. Шурочка купила всё, что ей велели, и ещё получила сдачу: большую круглую монету с цифрой 50 на одной стороне и с гербом на другой. Теперь она несла свою покупку домой с радостным чувством причастности к миру взрослых.
Шурочка поднялась по лестнице и вошла в квартиру. Хлеб она оставила в кухне, а сдачу положила на комод, где мама обычно складывала школьные тетрадки, которые потом проверяла, сидя под большой лампой с абажуром.
Этот комод был самым замечательным предметом в доме. Тёмное дерево его местами потёрлось, кое-где виднелись трещины, но Шурочке он очень нравился, и она любила водить пальцем по цветам и узорам, вырезанным на его дверце. Сверху на комоде стояла большая ваза для фруктов, а по обе стороны от неё ─ две фотографии. На одной были мама и папа с совсем еще маленькой Шурочкой, на другой ─ Шурочка, первоклассница в белом фартучке и с большими бантами на голове.
Комод хранил в себе много тайн: в его ящиках скрывались белые крахмальные скатерти, вязаные салфетки, бабушкина шкатулка с иголками и нитками, и ещё много интересных вещей вроде щипчиков для сахара и для пирожных. В нижнем ящике лежали белые свечи и завёрнутый в атласную ткань с золотой вышивкой семисвечник.
Вымыв руки и переодевшись в домашнее, девочка быстро съела не подогревая две котлетки с макаронами, которые мама оставила ей на обед. Обычно её встречала из школы бабушка с уже подогретым обедом, но теперь Шурочке пришлось справляться самой, пока не придёт дедушка.
Дедушка кухней не занимался. По вечерам он читал газеты и часто спорил с бабушкой по поводу непонятных для Шурочки событий. Но он всегда был на стороне внучки, когда возникали разногласия с бабушкой из-за дополнительных рейтуз или тёплого шарфа в холодную пору. А ещё дедушка время от времени давал внучке пятьдесят копеек на кино, а иногда целый рубль ещё и на мороженое.
Закончив с обедом, девочка принялась за уроки. Она быстро справилась с примерами из арифметики, а с письмом было сложнее, но она очень старалась. Потом нужно было прочитать стихотворение из книги "Родная речь":
"Зима недаром злится, прошла её пора,
Весна в окно стучится и гонит со двора..."
Шурочка давно знала это стихотворение, и даже наизусть. Она глянула за окно и увидела, что и у них на дворе такая же пора: снег уже стаял, но все ещё холодно. Медленно опустились сумерки...
Первой пришла с работы мама и стала готовить ужин.
─ Молодец, Шурик, ─ закричала она из кухни, увидев хлеб и булки. ─ Помощница ты наша!
Следом за ней раньше обычного пришёл папа. Он принёс большую папку с чертежами, значит, будет сидеть над ними допоздна.
Последним пришёл дедушка, принёс всем привет от бабушки и несъеденные котлеты. Бабушка велела больше ей ничего не носить:
─ Здесь прекрасно кормят!
─ Знаем мы! ─ сердито отозвалась мама. ─ Завтра сама к ней поеду.
Ужинали в большой комнате за круглым столом. Дедушка рассказывал, что, оказывается, заведующий кардиологическим отделением, где сейчас лежит бабушка, в школе сидел с ней за одной партой и норовил дёрнуть её за косичку или толкнуть под локоть, когда она со старательностью отличницы выводила буквы в тетради.
Шурочка смеялась вместе со всеми и тоже вспоминала своего соседа по парте Антошку Деева, который точно так проказничал, стараясь привлечь к себе её внимание.
Скоро все разомлели от горячего супа. Тут мама сказала ласково:
─ А Шурочка сегодня купила нам хлеб! И всё сделала правильно! А кстати, сдачу тебе дали, Шурочка?-
─ Да, ответила девочка. ─ Я положила вон там.
Все посмотрели на комод, куда указывала Шурочка, но там ничего не было.
─ Где же она? ─ недоуменно спросила мама.
─ Не знаю, ─ растерянно сказала девочка.
─ Но если ты положила её, то она должна тут лежать, - сказал дедушка.
─ Может быть, ты купила себе что-то на эти деньги? - поинтересовалась мама.
─ Нет, я положила там, ─ упавшим голосом повторила Шурочка.
Мама присела и пошарила рукой по ковру возле комода, но ничего не нашла.
─ Не бойся, скажи правду, тебе за это ничего не будет. ─ Спокойно сказал папа и забарабанил пальцами по столу.
─ Нет, я положила её... ─ еле слышно прошелестела девочка.
В комнате стало тихо. Бросив строгий взгляд на внучку, дедушка медленно проговорил:
─ Ты не только взяла деньги, но ещё и обманываешь! ─ и вышел из комнаты.
Никто больше не проронил ни слова. Мама взяла дочку за руку и отвела в постель.
Прошло много времени, наверное, две или три недели. Все в доме будто забыли об этом происшествии. Шурочка по-прежнему ходила в школу, и Деев по-прежнему дёргал её за косички, но она только вяло отмахивалась, и он перестал её задевать.
Шурочка не вспоминала о злополучной монете. Она ещё не умела так долго помнить плохое, но в душе её будто появилось маленькое тёмное облачко. Она как будто чувствовала себя виноватой, но не знала, в чём.
Однажды мама, укладывая вечером дочку спать, спросила:
─ Ты что, Шурик, такая невесёлая? В школе всё хорошо?
─ Да, мама, ─ ответила девочка. Ведь в школе у неё было всё хорошо. А дома она была одна наедине со своим грузом. Может быть, бабушка, вернувшаяся из больницы, могла бы помочь внучке, но она была так слаба, что всё время спала, и велено было её не беспокоить.
Дедушка теперь ходил в магазин, стоял в очередях, и вечером за ужином смешно рассказывал о своих хозяйственных приключениях.
Приближались первомайские праздники. Как всегда, в последние выходные апреля в доме начиналась генеральная уборка. Мыли окна, стирали шторы, вытряхивали ковры, натирали полы. Шурочка была тут же, носилась из комнаты в комнату, выполняя мелкие поручения взрослых.
Вот папа открыл банку с мастикой, и по комнате разошёлся её маслянисто-острый запах. Мужчины стали сдвигать с места старый комод. Вдруг папа поднял какой-то предмет с пола и сказал:
─ Смотрите!
В руке он держал что-то круглое и блестящее.
─ Шурик, ты видишь! ─ закричала мама. ─ Вот твоя монета!
Шурочка замерла от неожиданности.
Дедушка взял монету и стал рассматривать, поворачивая её в пальцах. Потом положил на комод и посмотрел в окно долгим взглядом. Все стояли, не двигаясь. В комнате наступила оглушительная тишина.
Неожиданно, сделав шаг к Шурочке и опустившись перед ней на колени, он вдруг стал одного с ней роста. Прямо глядя в её чистые, бездонные глаза, каким-то не своим, глухим голосом, дедушка проговорил:
─ Шурочка, я виноват... Я виню себя, девочка... Всё это время... Ты сможешь?..
Тут Шурочка рывком бросилась к деду, обняла его, прижалась своей щекой к его колючей щеке и внезапно выбежала из дома. Она не заметила, как оказалась на улице в одном платье.
Девочка бежала по переулку так быстро, как никогда в жизни.
Казалось, её тонкие ножки не касаются земли. Ей хотелось лететь, лететь и не останавливаться.
Она ещё не знала, что так ощущается счастье.
Сообщение отредактировал Сокол - Среда, 30 Июл 2025, 19:18 |
| |
| |
| Сокол | Дата: Четверг, 31 Июл 2025, 16:31 | Сообщение # 62 |
|
Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 46
Статус: | Евгений Дога
Мало кто из русскоязычного населения Германии не видел фильм «Мой ласковый и нежный зверь» и не восхищался вальсом, созвучным тонкой чеховской лирике. Его трепетно – таинственное начало вызывает бег мурашек по спине, его стремительно нарастающий бег кружит голову, его мелодия изящна и неповторима. К этому сочинению, получившему мировую известность, всю жизнь шел мальчик из молдавского села в сегодняшнем Приднестровье. Его имя Евгений Дога.
К сожалению, третьего июня 2025 года дорогой мне Евгений Дмитриевич скончался. Этот мой очерк дань памяти замечательного композитора.
В начале 60-х годов в центре Кишинёва, на улице Армянской 40 было построено общежитие для студентов консерватории. Напротив во дворе, в одноэтажном здании находились классы для самостоятельных занятий студентов.
Когда я впервые вошла в это невысокое строение, в коридоре у входа сидел на стуле долговязый парень и терзал виолончель. Это был Евгений Дога.
Я стала студенткой консерватории, когда Женя её заканчивал как виолончелист и поступил на композиторское отделение. Дипломы мы получили в один год: я сыграла на выпускном экзамене концерт Брамса для скрипки, он представил «Поэму для симфонического оркестра».
Потом меня приняли в состав недавно организованного эстрадно-симфонического оркестра Гостелерадио МССР. Дирижером был Шико Аранов, до этого руководивший известным на всю страну эстрадным оркестром «Букурия». Красивый старик, истинный музыкант и человек западной культуры, он был оазисом в нашем мире серости и однообразия. Вскоре я вышла замуж, родила ребёнка и через два месяца после декретного отпуска вернулась на своё место. Репетиция оркестра начиналась в 10 утра и заканчивалась к двум часам дня. К тому времени у меня уже накапливалось молоко.
Тут появлялся Дога, ставил нам на пульты нотные листочки и просил проиграть его новую песенку, чтобы он мог услышать звучание. Я, конечно, рвалась домой кормить дочку, а он упрашивал меня своим мягким молдавским говором: «Ну, Светочка, ты же хорошенькая девочка, ну останься».
Хорошенькая, вместо хорошая, русский язык у Жени был ещё не на высоте. Но, не обижать же товарища – и я оставалась. Песенки были похожи на молдавские народные, в ритме хоры на 6, 9 или 12/8, не больше шестнадцати тактов и, убегая домой, я с лёгким пренебрежением думала: «Стоило заканчивать композиторское отделение, чтобы писать такие фитюльки!». Потом его песенки стали посолиднее, расписаны на голоса, и так как я , помогая семейному бюджету, переписывала ноты для оркестра, то ко мне стали попадать его сочинения. Однажды мне дали переписать партитуру Доги, и, видно, ноты нужны были срочно, поэтому Женя пришел за ними к нам домой. Возвращая работу, я сказала, что мне следует за неё три рубля. Женя вытащил из кармана три трёхрублёвки и положил на стол. От смущения я брякнула: «Это что, за красивые глаза?» «И за это тоже»,- сказал Женя, глянув на меня.
Первой песней, в которой я услышала настоящего Догу, стала музыка из телефильма «Мой белый город». С ней София Ротару в 1971 году стала победительницей на болгарском конкурсе «Золотой Орфей». Это была его мелодика, его стиль. Теперь эта песня звучит в центре Кишинёва как гимн города. Также и наши молдавские эстрадные певицы Надежда Чепрага, Мария Кодряну, Анастасия Лазарюк исполняли его свежие, полные трепетного лиризма мелодии.
Дога давно уже перебрался в Москву, а мы следили за ним, за его продвижением. Когда в творческом содружестве с режиссером Эмилем Лотяну вышел фильм «Табор уходит в небо», музыка Доги была такой органичной, что воспринималась, как народная. Следом появился полумультипликационный фильм «Мария, Мирабелла». Дивная сказка для детей и взрослых, и потрясающей красоты музыка Евгения Доги – мастера музыкальной живописи.
Но самый большой триумф достался Доге с экранизацией Эмиля Лотяну «Мой ласковый и нежный зверь» по слегка подзабытому сочинению Чехова «Драма на охоте». Вальс из этого фильма стал всеобщим любимцем и получил мировую известность. Рональд Рейган назвал его «Вальсом года».
И следующий фильм Лотяну «Анна Павлова» уже не мыслился без мощной и нежной музыки Доги.
Весь этот творческий поток воплотился в содружестве с московскими режиссёрами, музыкантами, поэтами, а особняк в центре Кишинёва напротив филармонии, в который перебрался Народный артист СССР, стал семейным гнездом. Приезжая домой, Женя навещал родителей в родном селе под названием Мокра и сделал немало для его развития.
В последний раз мы выступали вместе на авторском концерте Доги у нас в Кишинёве во Дворце «Октомбрие». Женя заметно изменился: сосредоточенный, немногословный, стремительный в движениях, даже молдавский акцент куда-то пропал. Следующие двадцать пять лет пролетели как-то незаметно: для меня в Германии, для Жени в Москве. И вот я вижу его в документальном фильме 2017 года, посвященном юбилею знаменитого композитора Евгения Доги. На лице у него мягкая, скромная улыбка, быстрый, незатейливый говорок в микрофон, даже акцент с его мягким «л» вернулся. На голове спортивная шапочка. Здравствуй, Женя!
28 февраля 2017 года ЮНЕСКО признал вальс Евгения Доги из кинофильма «Мой ласковый и нежный зверь» одним из четырёх музыкальных шедевров ХХ века.
В программу своего концерта финальным произведением я всегда включаю этот
вальс. И всегда после исполнения следует овация композитору Евгению Доге в благодарность за прекрасную музыку.
|
| |
| |
| Мила_Тихонова | Дата: Пятница, 01 Авг 2025, 20:13 | Сообщение # 63 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19757
Статус: | Начиталась от души!
Большое спасибо, Светлана,
у Вас замечательная проза!
Играть со мной - тяжёлое искусство!
|
| |
| |
| Phil_von_Tiras | Дата: Понедельник, 04 Авг 2025, 21:30 | Сообщение # 64 |
|
Житель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1146
Статус: | Мила, большое спасибо. Как здорово после нескольких тяжёлых лет опять встретиться с вами. Я очень рада вашему одобрению. Ведь я любитель, и вечно сомневаюсь в себе.
Я пишу вам с компьютера Феликса, так как мой не открывает СП.
Светлана.
Дух дышит, где хочет.
Моя авторская библиотека
|
| |
| |
