|
Игра в кубик
|
|
| Мила_Тихонова | Дата: Четверг, 16 Фев 2017, 17:17 | Сообщение # 26 |
 Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19709
Награды: 344
Репутация: 742
Статус:  | Цитата Nekrofeet (  ) л с далёких и приплюснутых равнин Патагонии.
приплюснутая равнина - чудо! Олег, не устаю удивляться сочности и образности твоего языка.
замечательное посвящение Беляеву!
Ихтиандр в твоём переложении получился очень интересным.
Играть со мной - тяжёлое искусство!
|
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Суббота, 13 Май 2017, 19:42 | Сообщение # 27 |
 Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Спасибо большое.
Судьба Ихтиандра мне не безразлична
|
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Суббота, 13 Май 2017, 19:45 | Сообщение # 28 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Аршаки
Аршаки не давали ему покоя, аршаки шли по его следам. Они настойчиво преследовали техника Л. Их было немного человек двадцать-тридцать, но это были настоящие песчаные аршаки - всадники укрытые за стальными непробиваемыми пластинами лат.
Они взяли след техника Л и теперь преследовали его по всему пространству вверенного им континуума. Аршаки видели его в экране телевизора, все программы аршакидского телевидения показывали его одного.
Они зажали техника Л в пустыню. Это была пустыня версии 1.016 с полным одиночеством в ассортименте. Пустыня была очень опасной, по пустыне на своих закованных лошадях, скакали, грохочущие жестью безликие персидские катафрактарии, и горе тому, кто попадал в поле их зрения. Длинное железное копьё аршаков, похожее на башенное орудие танка, пробивало насквозь любого кто пренебрёг здравым смыслом.
В хорошую солнечную погоду копьё аршаков могло испускать узконаправленный сфокусированный луч корпускулярных частиц, способный сбивать искусственные спутники планеты с их геосинхронных орбит.
Аршаки тяжело и уверено шли по следу техника Л, они уже чуяли биение жилки на виске своей жертвы. Теперь они могли его нагнать с закрытыми глазами, вытянув штекер антенны из разъёма приёмного гнезда. Аршаки были суровы, но у них была единственная слабость - эти бронированные мужи очень любили сказки, особенно под аккомпанемент песчаного персидского саксофона.
Гибель была неминуемой. Техник Л уже слышал, как за его спиной гремят железные лошади и их архаичные чешуйчатые всадники. Чтобы как-то отсрочить гибель, техник Л оставлял аршакам свои сказки, записанные на оптический диск или другой какой электронный носитель, случайно оказавшийся в пустыне.
Первая сказка, которую записал техник Л, была сказкой о Хайдар-абабе и трёх его жёнах. Специально для неё он из ржавой водосточной трубы древней оросительной системы сделал себе тенор-саксофон. Сказка была простой, без подобострастных византийских излишеств, но поучительной, что должно было прийтись по душе, закованным в железо, бесхитростным мужам пустыни.
- Хорошая сказка - сказали старшие аршаки.
- Хорошая сказка - согласились аршаки младшие и все военнослужащие пустыни это немедленно подтвердили - Хороша, хороша, ах, как хороша.
Вторая сказка, которую записал техник Л, была о девяти братьях Ходува-Шудрах. Все они имели разных матерей - хивайек, но отцов было два, хотя никто и никогда не видел их лица, поскольку в традициях Хамеша, было скрывать его от тех, с кем ты разделяешь ложе. Для этого всем женщинам брачного возраста выкалывали созревшие глаза и только после смерти мужа хивайки могли обратно их носить и свободно пользоваться зрением.
- Мудрая сказка - сказали старшие аршаки.
- Мудрая сказка - согласились аршаки младшие и с ними немедленно согласились все остальные военнослужащие пустыни - Ах, ах, какая мудрая сказка, однако.
Третья сказка была о хивайке из Арабейок, эту сказку даже транслировали по аршакидскому телевидению в диапазоне метровых волн и все аршаки могли посмотреть её по цветному зороастрийскому телевизору.
Хивайку из Арабейок звали Уршук-Люлюк, она выросла из, случайно оброненного заезжим купцом, финика. Никто в Сирии не верил, что она вырастит представительницей слабого пола, но она выросла тонкостанной и чёрноокой сирийской девушкой и все единогласно решили, что Уршук-Люлюк настоящая бэйби.
- О, бэйби, бэйби - кричали ей голодные бедуины, и Уршук-Люлюк отвечала им взаимностью, одаривая всех сладким и приторным.
И было у Уршук-Люлюк, как у настоящей бэйби, очень много мужчин, наверное, больше тысячи. Первый кого она полюбила, был бедный погонщик верблюдов с кривыми зубами, потом средний брат Алладина, потом стражник городских ворот Хайдарабада, гончар с заячьей губою, Джимми Пейдж на лакированном ретро-автомобиле, рыбак с берегов папирусного Нила, один панк, в глазу которого торчала игла шприца, древнеегипетский бог Пта, апельсиновый тибетский монах, Джон Кеннеди ещё до своего полёта на Луну, уборщик отхожих мест, королевский чучельник и т.д.
Со всех окрестностей к ней стекали мужчины жаждущие любви и просто те, кому была интересно. Бэйби никому не отказывала и скоро в центре интимной сирийской пустыни, на месте любви Уршук-Люлюк вырос целый оазис: финиковые пальмы упирались в небо, напоминая эректные пенисы любвеобильных кочевников.
- Экстравагантная сказка - сказали старшие аршаки.
- Экстравагантная сказка - подтвердили аршаки помладше и с ними тут же согласились все военнослужащие пустыни, включая средний офицерский состав - Ах, как экстравагантно. Очень, очень экстравагантно.
Четвёртый электронный носитель со сказкою, аршаки обнаружили на склоне хребта Шух-Шиуха, в пещере ржавой воды. Техник Л выпустил сказку на многих оптических дисках и поэтому она быстро распространилась среди всех аршаков имеющих волшебный СD-ром.
Четвёртая сказка была о народе Мни-Юхи-Лаа, и начиналась она с импровизации на патриархальном тенор-саксофоне. Многочисленным народом был народ Мни-Юхи-Лаа, самим многочисленным на всей евроазиатской континентальной плите и не в последнюю очередь благодаря тому, что секс у них был под абсолютным запретом. Но, как известно, нет ничего в этом мире абсолютного и на евроазиатской континентальной плите тоже. К тому же ничто так не возбуждает, как официальное табу. И тогда генеральный Мандарин народа Мни-Юхи-Лаа решил создать абсолют всего абсолютно, что бы, таким образом, отвратить своих подданных от плотской любви к ближнему. Он вызвал к себе всех алхимиков поднебесной и подземной, всех алхимиков смежного халифата, собрал всех пунктуальных звездочётов Карла Великого, всех изнеженных магов Хамураппи и брахманов трансцендентного Индостана, поставил им задачу и запер в подвале своего запретного дворца.
Долгие пять лет пять месяцев и пять дней алхимики, маги и звездочёты были в андеграунде, пока, наконец, не создали генеральному Мандарину абсолют всего абсолютно - Кришнаишку. И была Кришнаишка, как и полагается абсолюту, женщиной, но такой прекрасной, какой ещё не встречали на всех континентальных плитах со времён Пангеи. И поместили они Кришнаишку в цельнометаллический пуленепробиваемый футляр, чтобы никто, не дай Бог, не увидел абсолют раньше времени.
Но не поверил генеральный Мандарин алхимикам, не поверил звездочётам, подумал, что обманывают его, шутка ли сотворить абсолют всего абсолютно, и, пробравшись ночью в дворцовые казематы, отворил закодированный цельнометаллический футляр. И увидел он тогда Кришнаишку - обыкновенную смертную женщину: немного сутулую, жидкокосую с косящими кайсацкими глазами. Но увидев Кришнаишку, не выдержал Мандарин, и повредился узеньким своим рассудком. Ибо не важно, как выглядит абсолют, главное абсолютная уверенность в том, что ты встретился с ним лицом к лицу.
А Кришнаишка, оставив сумасшедшего, выбралась из подземелья в шанхайское столпотворение улиц и растворилась в людском водовороте, как равная среди равных, поскольку никто не знал, что она Абсолют, а незнание этого факта равносильно его отсутствию. Тем более что народ Мни-Юхи-Лаа был столь многочисленным и жил в такой мучительной тесноте, что рассмотреть здесь что-то абсолютное было практически невозможно.
Где сейчас находится Кришнаишка, никто не знает, даже её отцы - алхимики этого мира. А народ Мни-Юхи-Лаа, занимаясь относительным сексом, продолжал успешно размножаться. Их генеральный Мандарин неизменно оставался генеральным Мандарином, и никто из подданных даже не заметил его безумия, ибо большая теснота не располагает к познанию, как абсолютных достоинств, так и абсолютной ущербности. Всё это имело значение в другом месте, за пределами евроазиатской континентальной плиты, в континууме необитаемой четырёхмерной объективности.
Слушая чётвёртую сказку и наблюдая её в магический кристалл фирмы Панасоник, аршаки вдруг увидели, что находятся в шумном центре Мироздания, среди столпотворения и людского водоворота. До селе неведомые народы неожиданно заполнили необитаемую пустыню и стали в ней полноправно существовать наравне с дикими катафрактариями всех прошедших эпох.
Где эти люди взялись, откуда они пришли, спрашивали у себя Аршаки, неужели искусство сказочного имело власть создавать материальные иллюзии такой полноты и достоверности? Теперь эти народы и эти люди, о которых поведал техник Л, были действительно сущими, но не как сказочные персонажи, а как вполне законные аборигены данного пространства-времени. Их нельзя уже было разнять с реальностью не повредив последнюю.
Именно в это время у многих аршаков появился DVD-плейер и они смотрели все сказки техника Л в отличном качестве, некоторые из аршаков перешли даже на блю-рей. Пустыня ожила разными расами и этносами, зазвучала сотнями народных песен и джаз-фолковых композиций. На смену древнему мидийскому саксофону пришли клавишные и электрогитара. Эрик Клептон и Джими Хендрикс звучали со всех первобытных колонок. "Пинк Флойд" разъезжая на верблюдах, давали концерты прямо под небом из звёзд, собирая полную Сахару зрителей.
Скоро стало тесно в пустыне от живых людей и финиковых пальм Уршук-Люлюк. Не протолкнуться было в персидской пустыне, как на базаре. Здесь были: Джорж Вашингтон, Барри Алибасов и Скайуокер. Вместе с Аркадием Райкиным прогуливался Гарун-аль-Рашид, Мухаммед мирно беседовал с Муслимом Магомаевым - всё изменилось в пустыне мира и мир пустыни тоже неузнаваемо изменился, обновившись до крайней версии 1.017.
Сначала аршаки не сопротивлялись этому обновлению. Громоздкая танковая кавалерия ходила среди ожившего мира, недоумевая. Когда же они опомнились и открыли прицельный огонь из орудийных стволов своих копий, было уже поздно: пустыня настолько заселилась и окультурилась, что истребить её не хватило бы никаких бронебойных снарядов и противопехотных мин, даже если бы на это работала вся аршакидская промышленность и весь военно-промышленный комплекс древнего Ирана.
И тогда взмолились аршаки о пощаде, вспоминая блаженное время позлащённых чешуйчатых Ахеменидов, когда никто не знал, что такое DVD и блю-рей и совершенно не подозревал о существовании прав на интеллектуальную собственность. Тяжёлую артиллерийскую конницу аршакидов погубила бескорыстная любовь к шоу-бизнесу. Потеряли аршаки свой смысл жизни, цивилизация окружила их со всех сторон и скоро они переквалифицировались из конницы в бесконечных сказочников тысячи и одной ночи.
А техник Л, воспользовавшись суматохой заселения и всеобщим вавилонским столпотворением, прячась за людей и финиковые стволы, ловко проскользнул сквозь бронированные дозоры конных аршаков и благополучно выскочил из пустыни к себе домой - в Конкордию.
|
| |
| |
| Мила_Тихонова | Дата: Суббота, 13 Май 2017, 20:25 | Сообщение # 29 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19709
Награды: 344
Репутация: 742
Статус: | Цитата Nekrofeet ( ) . К тому же ничто так не возбуждает, как официальное табу.
Цитата Nekrofeet ( ) Ибо не важно, как выглядит абсолют, главное абсолютная уверенность в том, что ты встретился с ним лицом к лицу.
Замечательно! Завтра в гости иду и там непременно почитаю. Мои друзья обожают твои сказки (которые не совсем и сказки)))
Играть со мной - тяжёлое искусство!
|
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Воскресенье, 04 Июн 2017, 10:10 | Сообщение # 30 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Цитата Мила_Тихонова ( ) Завтра в гости иду и там непременно почитаю.
Ух ты, какие у вас друзья просвещённые. Ходить в гости и читать сказки - это конечно круто. Прямо какое-то иное столетие. Живут же люди )
Спасибо большое
|
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Воскресенье, 04 Июн 2017, 10:14 | Сообщение # 31 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Игра в кубик
Мысль о многочисленности миров давно уже свила гнездо в голове человека. С давних времён она витала в воздухе, привлекая к себе внимание, не менее многочисленных, высоких умов. Христианские рай и ад есть такие же, помещённые в метафизическое пространство, параллельные миры, которые существуют одновременно с нашей бытовой реальностью. Но до сих пор не было прямых доказательств правдивости этой теории. Никто не видел вещи из параллельного мира, а тем более предмета, наглядно удостоверяющего существование бесконечного множества таких миров. До сей поры параллельные миры не стали фактом.
Я пишу эту записку на жалком человеческом языке, собираясь оставить её в самом доступном и очевидном месте в надежде, что кто-то её найдёт (какой-то неведомый гипотетический житель одного из неведомых гипотетических миров) и, по невероятному стечению обстоятельств, сумеет прочитать, а вернее сказать, расшифровать знаки таинственного письма. Хотя надежда на это более чем призрачна.
Всё началось с того, что я решил разрушить загородный дом, доставшийся мне от уходящей вглубь времён родни, с тем, чтобы на его месте построить новый, более комфортный и модерный, отвечающий инновационному духу современности. Начало не предвещало ничего экстраординарного. Даже когда рабочие принесли мне, герметически запаянную, металлическую коробку, которую обнаружили в проёме полуразрушенной стены, я ничего не заподозрил и был абсолютно уверен ничтожности данного происшествия. То, что оказалось внутри запаянной коробки, как бы подтверждало моё предположение самым наглядным образом. Лист исписанной полуистлевшей бумаги и небольшой, целомудренно белого цвета, кубик, похожий на игральную кость - вот и всё, что я обнаружил внутри металлического ящика.
На листе бумаги была выцветшая латынь. Причём последнюю треть написанного невозможно было разобрать из-за расползшегося много столетий назад непроницаемого чернильного пятна. Видимая часть изречения мёртвым языком гласила: начать игру, произнеси "храмша, нимешу, ашунер", чтобы закончить... Далее фраза неожиданно обрывалась, спрятанная под чёрной тучей пятна. Случайное ли это было пятно или кто-то специально сокрыл содержимое послания - оставалось только догадываться. Разумеется, я не придал этой записке никакого значения, меня более заинтересовал гладкий лебединый кубик, который в отличие от полуистлевшей бумаги, выглядел, как новенький. Кубик действительно было похож на довольно крупную игральную кость с ребром 4,6 сантиметра. На его плоскостях чистейшего горного снега красовались резкие символы, состоящие из пяти одинаковых чёрных палочек и трёх точек произвольного цвета. Комбинация палочек и разноцветных точек и составляла каждый отдельный символ.
Я держал кубик в ладони, и он показался мне чрезвычайно тяжёлым, словно сделанным из платины. Но более удивительными были его геометрические свойства, на которые я не сразу обратил внимание. В нормальном мире классический куб имеет шесть пространственных плоскостей, но кубик, который покоился в моей руке, являл собой удивительное исключение. Когда я, от нечего делать, начал его крутить в своих пальцах то заметил, что чёрные символические знаки на его сторонах никогда не повторяются, что было принципиально невозможно. Сколь долго я не вращал кубик, всякий раз криптограммы на его боках оказывались мне незнакомыми. Сначала я обвинил в этом свою невнимательность, ведь символы из точек и палочек для непосвящённого глаза мало чем отличались, и не составляло большого труда ошибиться относительно их повторяемости. Тогда, чтобы убедиться в своей правоте (или неправоте), я начал зарисовывать все встреченные на плоскостях кубика знаки. Но результат был одним и тем же: криптографические символы никогда не повторялись. Одна криптограмма соответствовала одной стороне предмета, а то, что они не повторялись, означало, что кубик обладал не шестью, а гораздо большим количеством плоскостей. Он был из другого пространства и имел совершенно иную, более сложную геометрическую форму.
Вначале это показалось мне невероятным, но вновь и вновь повторяя эксперимент, я убедился, что моё предположение в данных обстоятельствах было единственно верным. Продолжая настаивать на своём и ради чистоты эксперимента, я зарисовал целую толстую тетрадь символических знаков кубика, но когда их количество достигло 3 409, я понял, что моё прилежание не имеет смысла. С таким же успехом я мог бы зарисовывать проплывающие надо мной облака, надеясь, что формы двух из них когда-нибудь абсолютно совпадут. Вполне возможно, что когда-нибудь я зарисовал бы два во всём совпадающих идентичных облака, но для этого мне понадобилась бы не одна жизнь, проведённая с карандашом в руке. Боюсь, что моё безапелляционное предположение о безумном количестве сторон у куба оказалось правдой, оно (количество сторон) если и не было бесконечным, то, бесспорно, к такой бесконечности всемерно тяготело.
На четвёртый день эксперимента я заметил, что обои в моей комнате потеряли свой первоначальный цвет. И не только обои, но и ковёр, одежда, книги и даже мебель. Всё приобрело сероватый оттенок, как будто краски выцвети за многие, неожиданно промелькнувшие, сотни лет. Я не хотел себе в том сознаваться и заставлял себя верить, что всему виной редкий случай освещения. Но когда после пяти дней добровольного заточения я вышел на свежий воздух, то убедился, что освещение здесь совершенно ни причём. Первое, что бросалось в глаза, это цвет травы: бледно-зелёный, потускневший, пыльный. Бледными и пыльными стали листья деревьев, фасады домов, свежевыкрашенные заборы, черепичные крыши и проезжающие мимо, словно подёрнутые пеплом, автомобили. Одежда на людях тоже коренным образом выцвела, как будто её носили, не снимая, не один десяток солнечных лет. Все предметы приобрели вневременной сероватый оттенок. Даже небо потеряло свою изначальную голубизну и стало бледным, словно лицо приговорённого к смерти. Я начал подозревать то, что в темноте души уже давно боязливо понял и в чём глубоко внутри не сомневался: всему виной был находящийся в моей руке невообразимый кубик. Это он каким-то образом высасывал из мира краски, обесцвечивал его, как бы выводя за рамки реального времени и пространства.
Пройдя переулком, я вышел на одну из центральных улиц и стал невольным свидетелем того, как с тротуара бесследно исчезали мирные горожане. Они просто испарялись на глазах, словно какой-то запах. Очевидно люди не могли жить в условиях новой реальности или, быть может, переходили на существование в каком-то неявном, скрытом для меня, геометрическом виде. Взглянув на своё отражение в витрине, я обнаружил, что сам я ничуть не изменился. Я стоял непоколебимо, словно египетское изваяние - самая материальная вещь во всём этом исчезающем мире - в ладони моей покоился маленький массивный куб. И вдруг я понял, что нужно было сделать, чтобы пресечь метаморфозу мира: начать игру. "Храмша, нимешу, ашунер" - отчётливо произнёс я и бросил кубик на асфальт, словно это была обыкновенная игральная кость. Кубик перекатился в сторону, и через метра полтора остановился, глядя в бесцветное небо одним из бесконечных чёрных символов.
Я стоял посреди полуразрушенной, но всё ещё сохранявшей былое имперское великолепие площади. За моей спиной гордо возвышались гигантские колонны, дальше тянулось бесформенное нагромождение камня и мраморной щебёнки. В небо поднимался густейший, неестественно жирный дым, словно горел рубероид. Я ничего не узнавал: ни этих улиц, ни домов с обугленными фасадами, ни нарочито помпезных и слишком выдающихся колонн. При выходе из площади лежала, распавшаяся на куски, исполинских размеров, мраморная статуя - женщина в ужасном спартанском шеломе. На некоторых колоннах ещё сохранились гибкие растительные капители. Мне стало не по себе, мороз пробежал по моей коже. Я вдруг осознал, что здесь может произойти всё, что угодно, даже самое невообразимое и противоестественное с человеческой точки зрения. Я трусливо поднял кубик с мостовой и, не задумываясь, снова его бросил.
В ущелье между бурых глинобитных домов падал отвесный луч солнца. Дома стояли так плотно, что люди в них когда-то проживавшие или проживающие сейчас, могли бы легко достать друг друга рукой. Узенькая полоска белесого неба разделяла кварталы, словно глубокая ножевая рана. Прямоугольные входы в здания темнели, похожие на открытые рты. Я не решился войти и быть проглоченным - меня удерживал детский страх. С кубиком в руке я вышел на более открытое место, это была какая-то грубая древняя набережная. Глиняные берега оказались полностью истоптанными затвердевшими следами босых человеческих ног. Река, более напоминающая канализационный сток, тягостно тянула свои густые мутные воды. Это мог быть Евфрат или Тигр. На том берегу кое-где неожиданно зеленели пожилые ревматичные пальмы. Увиденное заставило меня вспомнить Вавилонский Восток. Но в отличие от реального Востока этот Восток был необитаемым, высженным, пустым, в котором от древнейшего людского муравейника остались только эти бессчётные глинянные отпечатки ног.
Я вновь бросил кубик, на сей раз на плотно утоптанный, разбитый колесницами, грунтовой шлях. Довлеющая азиатская жара сменилась горестным небом с редко пролетающими хлопьями снега. На осклизлых улицах гудел чёрный гортанный ветер. Я отчётливо почувствовал запах невидимого моря и чего-то горелого. В сотне метров от меня с особенной материальной силой поднималась грубая квадратная башня, кое-как сложенная из рваного камня. Я споткнулся о гнутую металлическую скорлупу панциря. Зависнув под низким небом, истошно прокричала сиротливая чайка. Взлохмаченные хлопья снега, пойманные на ладонь, не желали таять, как и подобало пеплу. Под таким небом могли гореть только книги и люди.
Потом по воле кубика я вынырнул в сумеречном, мистически освещённом, храме неизвестному Богу. Мотивы спирали и треугольника повторялись в узорах с назойливой бесцеремонностью. На отшлифованных высоких камнях выделялись жуткие пятна неизвестного цвета. С высоты очень гулко и почти оглушительно обрушивались капли равномерной воды.
Далеко не всё из виденного я понимал. Многие предметы казались мне бессмысленными, но именно они глубоко врезались в мою память. Их очевидная бессмысленность казалась мне то забавной, то устрашающей. Это вполне могло оказаться и чем-то безобидным и чем-то кошмарно-смертельным. Но почти всегда бессмысленность их таила для меня какую-то угрозу: все, что было непонятно, вызывало безотчётный звериный страх.
Сначала мне казалось, что все миры, в которые меня бросал лебединый кубик, были мирами исключительно земными, связанными с цивилизациями и культурами человечества, но очень скоро я понял, что ошибся. Играя в кубик, я лицезрел такую галерею ни на что непохожих, непостижимых миров, что мысль об их земном происхождении отпала сама собой. Причём, не все миры были одинаково невообразимы, также как не все миры были одинаково неповторимы. Некоторые из них были похожими, как близнецы, и отличались только цветом солнца или формою пролетающих птиц. Были и такие, которые я первоначально принял за естественный ландшафт планеты: там царили умопомрачительные каньоны и острые, словно наточенные, пики скал. Только со временем я понял, что всё это дело рук не природы, а разумных, снедаемых гигантоманией существ. Случались и миры совершенно миниатюрные, как будто созданные людьми размером с кошку.
Однажды кубик забросил меня в цивилизацию, состоящую из одного единственного здания. Это был циклопический дворец, чьи колоннады, внутренние дворики, анфилады и лестницы распространились на несколько континентов. Несколько бесконечных суток я блуждал мраморным вестибюлями, богато изукрашенными залами, со вкусом обставленными комнатами и будуарами. Лабиринту из лестниц и таинственных переходов не было конца. Наконец устав от этой избыточной барочной роскоши, я вновь бросил игральную кость кубика на лакированный паркет королевских аппартаментов.
Иногда игра случая заносила меня в помещения отличающиеся не столько шириной сколько высотой. Однажды я оказался внутри конусоподобной башни по внутреннему периметру которой спирально ввинчивалась в бесконечность узкая каменная лестница. Три дня и три ночи, делая виток за витком, я поднимался по ней на вершину башни, пока не оказался в крохотном круглом помещении без окон и дверей. Я чувствовал, как стены комнаты дрожали от напирающих снаружи высокогорных ветров. Должно быть существа создавшие подобный конус были лишены любопытства и эстетического чутья. Там, в этой дрожащей слепой комнатушке, не долго думая, я снова бросил кубик на грязный каменный пол.
Разумеется, через месяц беспрерывных скатаний по мирам, мне уже надоела эта игра, но я, к моему великом сожалению, не знал, как её прекратить, оставалось только играть в надежде на то, что я, по воле случая и фортуны, каким-то полоумным образом, вновь окажусь в пенатах своего любимого времени и пространства. Но шансы что из бесконечного числа миров кубик опять выберет мой, были практически близкими к нулю. Правда скитаясь из цивилизации в цивилизацию, я был поставлен перед другой более безотлагательной проблемой - проблемой еды. Большинство миров созданных руками мыслящих существ оказались совершенно "несъедобными". Возможно они утоляли чувство прекрасного, но, отнють, не чувство голода. Среди этих средневековых замков, дворцов Рококо и коринфских колоннад было очень легко умереть от физического истощения. Архитектурные шедевры не предполагали наличие поблизости гастрономических деликатесов. С каким бы восторгом я променял рафинированные каменные цивилизации на бесконечно-милый буколический мир плодоносящих растений и водоёмов полных переливающихся радугами рыб. Но к сожалению подобные миры на моём пути выпадали крайне редко. Миры приблизительно двадцатого столетия с открытыми продуктовыми магазинами и гипермаркетами попадались ещё реже.
Последняя фраза была мной написана 23 месяца назад. Тогда я ещё питал какие-то иллюзии, теперь - уже нет. Два года проведённых в игре в кубик открыли мне глаза: мой мир, тот в котором я начал злополучное путешествие, никогда более не повторится - он неповторяем и неповторим. Количество сторон кубика, как и количество миров, непостижимо уму. Чтобы проведать все из них и вернуться на круги своя, нужно обладать бесмертием. Кубик наделял вас возможностью прыгать из мира в мир, но не награждал вечной жизнью. Вы были властны над временем и пространством, но только на короткий миг своей скитальческой жизни. Эта власть была иллюзорной. Разумеется, количество символов, состоящих из пяти палочек и трёх точек, не может быть бесконечным, но число их комбинация составляет невиданную цыфру с роскошной свитой нулей. Это воистину королевское число, которое включает в себя все культурные планеты Универсума. Если бы миры кубика выпадали в строгой последовательности, соблюдая миллионолетнюю непоколебимую очередь, то мне, чтобы попасть в исходную точку игры, не хватило бы жизни всех поколений восточных славян. То же обстоятельство, что всё зависит от невменяемой игры случая, делает мои шансы одновременно и более существенными и более эфемерными.
Но дело даже не в шансах, а в том, что миры кубика, это миры пустые, построенные разумом, но принципиально необитаемые. Кроме небольших птиц и существ стихии воды вся остальная жизнь была из них необратимо изгнана. По сути предоставляемые кубиком миры были стирильными. Окажись я в своём родном континууме, я бы увидел ископаемое метро, безжизненные реликтовые проспекты, игровые площадки, лишённые смеха детей. Все города, все горы и равнины, вся роскошь морей и континентов безраздельно принадлежали бы мне, их абсолютному сюзерену, но чтобы я делал на такой подданой планете одиночества. Одно это сводило на нет все мои пылкие попытки спасения.
За эти два года я побывал в местах невообразимых и непостижимых. Одни действовали на меня устрашающе, другие вызывали недоумение и отторопь. В некоторых мирах я задерживался дольше чем на нескольких часов, не спеша навсегда с ними расстаться, ибо понимал, что возвратиться назад будет уже невозможно. Один из таких миров напомнил мне утраченное детство: на холмистой равнине, покрытой ровной сиреневой травой, расцветали, вознесённые к спокойным небесам, огромные стеклянные сооружения сферической формы. Похожие на гигантские целофановые пузыри они неестественно балансировали на своих непропорционально тоненьких ножках. Поднявшись, скрытым в стебле лифтом, на одно из таких вознёсшихся сооружений, я оказался внутри удивительно сложной, многоярусной конструкции в чьих незримых этажах можно было легко заблудиться. Некоторые коридоры выводили на открытые, обрывающиеся в воздух, балконы, словно парящие над взволнованным морем травы. С этой площадки я не видел ни одного оврага ни одной вершины горы, как будто кто-то искусственно снивелировал всю поверхность планеты, воссоздав идеальный равнинный ландшафт. Я провёл почти два месяца, блуждая в высоких прозрачных лабиринтах, и питаясь, растущей в траве, земляникой. Каждое новое стеклянное здание, которое я посещал, отличалось, как отличаются узоры на кончиках наших пальцев - все они были неповторимыми. Этот мир и его создатели, должно быть, далеко опередили моё материнское время.
В связи с чем у меня в голове невольно возник вопрос: узнаю ли я свой собственный мир, но в другом времени, мой мир, который предстал бы передо мной в грядущем обличии? Очень может быть, что непредсказуемый кубик готовит мне сюрприз: мой дом каким он будет тысячелетие спустя. И где гарантия того, что за эти два года, в череде промелькнувших миров, я случайно не проскочил свой новый изменившийся мир. Быть может эту цивилизацию сиреневых холмов и расцветших стеклянных лабиринтов построили именно люди, мои далёкие правнуки, достигшие заоблачной ступени развития. Но даже узнай я свой мир в лицо, это всё равно не спасло бы меня от одиночества и потерянности, разве что дало бы мне малоутешительную возможность умереть на своей земле - на своей земле и в чужом времени. Надо признаться, что играя в кубик, я был изначально обречён на проигрышь. Правда теперь всё это не имеет значения, как не имеют большого значения досужые рассуждения, способные лишь отвлечь тебя от главной данности бытия - я вечный неизменный скиталец.
Я дописываю эти строки на чём-то, что отдалённо напоминает бумагу, сидя на чёрством каменном полу какого-то неведомого храма. На меня смотрят большеглазые лики святых и угодников. Сквозь узкие бойницы купола протискиваются лучи дневного света в которых пляшет пыль эпох. Я оставлю эту записку в храме, и если местному доброму Богу или богам будет угодно, то она непременно попадёт в чьи-то руки, и совершенно неважно сколько на этой руке окажется пальцев. Надеюсь эти существа будут достаточно сообразительными, чтобы раскодировать и прочитать мои неизвестные земные письмена. Нелепо звучит, но это и будет тот самый долгожданный контакт о котором так нетерпеливо грезили жители моей утерянной цивилизации. И быть может спустя баснословный эон времени, когда моя плоть уже превратиться в атомный прах на одном из миллиардов безвестных миров, кто-то опечалиться моей участи горького скитальца и безымянного игрока в кубик.
|
| |
| |
| Мила_Тихонова | Дата: Воскресенье, 04 Июн 2017, 15:57 | Сообщение # 32 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19709
Награды: 344
Репутация: 742
Статус: | Цитата Nekrofeet ( ) Ух ты, какие у вас друзья просвещённые. Ходить в гости и читать сказки - это конечно круто. Прямо какое-то иное столетие. Живут же люди
Олег, а я не дружу с кем попало, уже могу себе это позволить)))
мы не только сказки твои читаем, но и стихи тоже, с удовольствием.
уж больно интересная манера письма, про содержание ничего не скажу, кроме - великолепно.
Цитата Nekrofeet ( ) Я дописываю эти строки на чём-то, что отдалённо напоминает бумагу, сидя на чёрством каменном полу какого-то неведомого храма.
не стану цитировать все понравившиеся мне строчки, а то, пожалуй, всё переписать придётся, но вот такие места - чёрствый каменный пол... - обалдеть! пол сразу представляется огромным куском хлеба, зачерствевшим за невообразимые тысячелетия.
очень люблю твои рассказы - наслаждение и работа для ума.
спасибо! 
Играть со мной - тяжёлое искусство!
|
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Воскресенье, 27 Авг 2017, 08:34 | Сообщение # 33 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Очень Вам признателен за то внимание, которое Вы проявили к моим скромным поискам.
|
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Воскресенье, 27 Авг 2017, 08:36 | Сообщение # 34 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Архангельский ножичек
Нехорошим был человеком Криспий. Жители деревни, в которой он жил, все в один голос утверждали - нехороший он человек и всё тут. И злобный и скупой и завистливый. И не любил Криспий животных и не любил Криспий людей и даже малых детишек и тех недолюбливал Криспий.
Была когда-то у него в хозяйстве одна кошечка, он её нарочно держал для ловли грызунов, так не выдержала, сердешная, сбежала от Криспия, на край света сбежала от него - сгинула.
И всё этому Криспию было мало, и всё ему не хватало, и вечно он был чем-то недовольный. Мало что любил Криспий в этой юдоли, мало что ему удовольствие приносило: только если съесть что-нибудь на халяву, или на дурняк что-нибудь выпить, или найти что-нибудь чужое, хоть самую ненужную смешную вещь, только бы кем-то утерянную.
И надыбал однажды Криспий в траве ножичек. Ох, и радости было: замечательный такой ножичек нашёлся, красивенький. Рукоятка была цветной, гладенькой, а лезвие - длинненькое, остренькое, и было там, на лезвийке что-то написано буковками неизвестными, крохотными.
Разное говорили о ножичке том: одни утверждали, что ножик этот сам вырос в траве, как вырастают сами грибы под деревьями, в четверг или пятницу, после дождичка, другие - что потерял его гетман Хмельницкий; где-то здесь недалеко сел он со своими товарищами в траву повечерять, вытянул ножичек сальца порезать, да так во хмелю и забыл его на месте весёлого козацкого бивака. А третьи уверяли, что ножик этот выпал из кармана не кого-нибудь, а самого архангела Михаила, уж больно он был тонкой художественной работы, словно точно с царства небесного вывалился.
И пошёл Криспий с ножичком этим к сельскому учителю - всезнайке и очкарику, чтобы разузнать, что по лезвийку за буковки такие непонятные рассыпаны и что сии письмена рассыпанные означать могут, какую-такую тайну.
А чёрт его знает, отвечал Криспию сельский учитель, поправляя очки-велосипед. Вроде, как литеры еврейского алфавита, то ли идиш, то ли иврит, то ли ещё какая архаичная заумь, и означать она может всё, что угодно, а что конкретно, пардон, не имею ни малейшего понятия, ибо древнееврейский язык ни с какого боку не вхож в школьную нашу программу.
После беседы с учителем Криспий больше прежнего уверовал в то, что ножичек сей ниспослан ему свыше, из прохудившегося кармана архангела. Да и нашёл-то он его аккурат на Михайлов день.
И полюбил Криспий этот ножичек крепче всех остальных других вещей в доме. Каждый день вытирал его бархатной ветошью, молекулы пылинок с него бережно сдувал, если шёл куда, то всегда брал его в свою компанию, как товарища закадычного, спать ложился тоже не один, а со своим возлюбленным холодным оружием.
Но пришло время, и решил Криспий испытать свой ножичек в действии: выстругать что-нибудь, или что-то разрезать эдакое. Симпатичный ножичек, славненький, красавчик, а теперь посмотрим, на что он способен по роду своих прямых обязанностей, какие у него в наличии профессиональные таланты имеются.
Думал Криспий, думал и придумал - свинью заколоть. А что, сколько ей можно жить, может хватит уже. А то всё живёт-живёт, всё жрёт-жрёт и хоть бы хны ей, а вот мы её сейчас ножичком чик - будет знать.
Зашёл Криспий в хлев и, пока свинья думала, что да почём, хлоп её ножичком с левой стороны да в самую середину несчастного сердца. Как в масло вошёл ножичек, свинка и оглядеться не успела, как была пронзена в свой самый жизненно важный орган. Она даже не пикнула.
Вынул Криспий ножичек из тела, смотрит: из свиной раны кровь бежит, а свинья ему одними губами улыбается, да ещё левым глазом подмигивает, по-доброму так подмигивает - живая живехонькая. А кровь из раны всё хлещет, да только не кровь это была вовсе, а форменное безобразие было и не жидкое совсем и совсем не мокрое, а какое-то другое: лёгкое, гибкое и даже вроде бы как пернатое.
Не верит своим глазам Криспий: как такое может быть, что за ворожба такая? А кровь тем временем всё разворачивалась, всё выгибалась, красиво так трепетала, пока, наконец, не понял Криспий, что это не кровь совершенно, а широкие, пышным цветом расцветшие, крылья.
Ну и ну, Криспий аж рот открыл от удивления, а свинья, тем часом, взмахнув, как ни в чём не бывало, взмыла под самый потолок на крыльях своих сверхъестественных и всё улыбалась оттуда убивце своему недоумевающему, а под конец ещё и смеяться начала, да с каждой секундой всё громче, всё заразительней - зараза такая.
Выбежал Криспий из хлева, злой, как чёрт: в руках красный ножичек, глаза недобрые, мрачные. А из хлева всё смех доносится - свинья смеётся, заливается. Смотрит Криспий, глазам не верит: хлев по швам трещит, а в щели между досок живые цветы лезут: синие, красные, жёлтые - сразу со всех щелей одновременно.
Не выдержал Криспий такого волшебства - чур, меня, чур, оставь нечистая - и выбежал из своего двора на дорогу, где уже вся общественность собралась, чтобы разные досужие слухи распускать.
Увидели люди, что Криспий не в себе, странный весь какой-то и невольно приумолкли все разом, стали, на всякий пожарный, потеснее к забору прижиматься, сторониться Криспия; и тут вдруг на середину улицы неожиданно свинья выпархивает: весёлая такая, благоухающая вся, роскошные розы с неё свисают, а красные крылья во всю ширину, словно веера, развернулись - люди аж ахнули. Чудо, что тут скажешь.
А Криспий, тем временем, ещё более обезумел, совсем потерял голову Криспий и стал со зла на людей кидаться, непостижимым архангельским ножичком размахивать. Но тут, по глупости отвязавшись, на дорогу выбежала коза бабы Явдохи. Криспий возьми да и полосни козочку эту со всего размаха ножичком по туловищу. Окровавленная коза сразу упала, словно и в самом деле собиралась умирать, но потом вдруг передумала, поднялась на две задние ноги, собрала разлившуюся вокруг неё кровь в один подвижный комок и начала его растягивать, словно гармонические меха двигать, туда-сюда. Смотрят люди и действительно странное что-то видят: коза на внезапном музыкальном инструменте звуки издаёт проникновенные, была коза и вот на тебе - баянист рогатый.
"Маруся, что это с тобой": запричитала, поражённая музыкальными способностями своей подопечной, баба Явдоха, всплеснув пожилыми руками. А коза Маруся, улыбчивая такая, стоит на своих задних, наяривает на новеньком красном баяне и горя не знает. Что ей порванный ножичком бок, что ей горестная баба Явдоха, что ей все криспии на свете - эх, три-ти-три-ти тра-та-та.
Тут уж Криспий совсем потерял рассудок и кинулся с самыми серьёзными намерениями к своему соседу, с которым уже давно был на ножах, да возьми и проткни ему ножичком выдающийся живот. А сосед, не растерялся, заткнул пальцем дырочку от ножа, заделал кое-как ножевую пробоину, как-то её ловко облагородил, а из вытекшей крови сотворил себе смычочек и ударил смычком тем по струнам волосатого своего пуза. Глянь, а это и не пузо вовсе, а крупногабаритный струнный инструмент. А что, неплохая виолончель получилась. Сосед водит по животу смычком, рождает тугие медовые звуки и блаженно улыбается, добрый ко всему на свете, словно, наконец-то, нашёл свое предназначение в жизни.
Поняв, что с проколотым соседом ничего плохого больше не случится, Криспий с новым злом бросился на стоящую поблизости молодицу. Только и успела, что ойкнуть молодица, как Криспий разбойничьим жестом распанахал молодице горло настежь. Красивая была молодица, а стала ещё краше. Кровь и воздух мощной волной ударили из раны наружу, но очень скоро они начали непроизвольно гармонизироваться и сами собой быстро превратились в народную песню.
Стоит радостная молодица, из вскрытого горла её прямым ходом вытекает народная песня, а автономные губы отдельно улыбаются от такой полноты счастья привалившего.
И понял Криспий, что не сможет он больше причинить людям зла, что помимо воли своей, благодаря обманувшему его архангельском ножичку, будет нести им только красоту и всякое другое радостное благо. И не выдержал он, и сделал себе этим хитрым ножичком харакири. Но не кровь ринула из его вспоротой чревной полости - посыпались оттуда шоколадные конфеты, карамельки, леденцы, киндер-сюрпризы разные. Словно из порванного мешка посыпались они под ноги несчастному Криспию, а дети живо хватали из общей кучи сладостей то, что должно было быть его кишками.
Не вынес такого позора Криспий и, всё ещё оставаясь живым, бросил в отчаянии ножик архангела Михаила в траву. Бросил ножик Криспий, а из места, куда ножик упал, взвился в небо столб отвесного фонтана - раненная земля фонтанировать начала. Широкополосный поток ударил в высоту, словно наружу прорвалась, не выдержавшая тесноты, весёлая разноцветная нефть. Ох, какой был фонтан - вся спрессованная радость выхлестнулась наружу из ножевой раны земли - чудо невероятное. Било, словно из рога изобилия, всеми цветами радуги. Хватит всем. Не спешите, не жадничайте. Слышите, хватит всем. Должно хватить.
|
| |
| |
| МарЗ | Дата: Пятница, 22 Сен 2017, 20:38 | Сообщение # 35 |
 Долгожитель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 9497
Награды: 178
Репутация: 397
Статус: | Автор, интересный во многих отношениях)) читается с удовольствием, правда много за раз не осилить - "плотное повествование")
Цитата Мила_Тихонова ( ) "Затоварилась бочкотара, зацвела желтым цветком, затарилась, затюрилась и с места стронулась."(с))))))))))))))))))
Чтой-то у нас с тобой, Мила, одинаковые воспоминания детства...
И я ЭТО тоже вспомнила!
Марина Зейтц.
Моя авторская библиотека
Организатор обучающих конкурсов на сайте СП
Член Союза Писателей России
|
| |
| |
| Jonyrag | Дата: Вторник, 03 Окт 2017, 09:09 | Сообщение # 36 |
 Гость
Группа: Автор
Сообщений: 19
Награды: 1
Репутация: 0
Статус: | Цитата Nekrofeet ( ) Игра в кубик
Очень интересный рассказ.
|
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Среда, 10 Янв 2018, 22:01 | Сообщение # 37 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Зейтц Марина Николаевна (МарЗ)
Спасибо большое.
Цитата МарЗ (  ) "плотное повествование")
Так ведь на том и стоим )
|
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Среда, 10 Янв 2018, 22:02 | Сообщение # 38 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Егор (Jonyrag)
Спасибо, что прочитали
|
| |
| |
| strong | Дата: Четверг, 11 Янв 2018, 11:14 | Сообщение # 39 |
 Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 305
Награды: 4
Репутация: 13
Статус: | Ух ты! Хорошо! Язык сочный, оригинальный. Образы яркие. Читаю дальше.
ВАМ, ЛЮБИТЕЛИ ФАНТАСТИКИ
https://soyuz-pisatelei.ru/forum/262-15818-7
|
| |
| |
| Мила_Тихонова | Дата: Четверг, 11 Янв 2018, 12:34 | Сообщение # 40 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19709
Награды: 344
Репутация: 742
Статус: | Цитата МарЗ ( ) Чтой-то у нас с тобой, Мила, одинаковые воспоминания детства...
И я ЭТО тоже вспомнила!
Марина! Ну так - как не вспомнить, читая такую великолепную прозу!
Nekrofeet,
Олег, "Архангельский ножичек" - это чудо, а не рассказ!
Что-то давно меня тут не было - с лета. Но, слава богу, немного пропустила)
С праздниками прошедшими и грядущими!
Мира и тепла в доме и вокруг.
Играть со мной - тяжёлое искусство!
Сообщение отредактировал Мила_Тихонова - Четверг, 11 Янв 2018, 12:35 |
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Суббота, 27 Янв 2018, 12:26 | Сообщение # 41 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Геннадий Дмитричев (strong)
Очень Вам рад. Спасибо большое
Сообщение отредактировал Nekrofeet - Суббота, 27 Янв 2018, 12:28 |
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Суббота, 27 Янв 2018, 12:30 | Сообщение # 42 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Людмила (Мила_Тихонова)
И Вас с праздниками - прошлыми и будущими. И пусть они будут регулярными и никогда не кончаются.
Очень Вам признателен
|
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Суббота, 27 Янв 2018, 12:35 | Сообщение # 43 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Картёжники
Как сообщает Павсаний, первые римляне вышедшие к верховью реки Игр и нашедшие зифизов, были разочарованы - племя оказалось бедным. Кроме странных денег из нарезанных пальмовых листьев, за которые ничего нельзя было купить, племя не обладало другими ценностями. Любимое занятие зифизов, по утверждению Павсания, заключалось в следующем: собираясь небольшими группами, человек по пять-шесть, они, сидя на корточках, долго и с азартом обменивались ничтожными пальмовыми деньгами. Причём, количество и качество купюр у каждого из участников, в конечном итоге, оставалось неизменным. За подобным бессмысленным занятием зифизы проводили очень много времени, иногда ночь напролёт тщательно и безрезультатно меняясь с друг другом дикими денежными знаками.
В занятии этом убивали время не только мужчины, но и женщины, что является наглядным доводом в пользу относительного гендерного равноправия, царившего в племени. У зифизов, по мнению Павсания, не было законов, не было судов, не было надзирателей, однако их государственный механизм функционировал с образцовой римской исправностью. Образ жизни зифизов был более чем легкомысленным. Семейные отношения были им неведомы или же они относились к оным с крайним равнодушием.
Касательно религии Павсаний сообщил немного: боги зифизов располагались в строгой иерархической последовательности и имели каждый своё оружие и звание, определявшие мощность и силу его влияния на земные дела. Количество богов не поддавалось точному учёту, хотя и не было бесконечным. Павсаний насчитал их более ста шестидесяти восьми, при этом он оговаривался, что приведённая им цифра, весьма приблизительна и, возможно, сильно занижена.
Общественная жизнь зифизов была примитивной и сводилась к групповому сидению на корточках, и обмену ничего не стоящими пальмовыми купюрами. Других, более настоящих, денег у зифизов не было. Члены племени очень ими дорожили, несмотря на то, что они были пустыми и на них ничего нельзя было купить. Если человек не имел пачки пальмовых купюр, то его называли "хламма" и относились, как к скоту. Хламмы не являлись рабами, а были намного ниже их по рангу, ибо даже рабы зифизов принимали участие в "общественной жизни" по обмену глупыми денежными знаками.
Вот и всё, что сумел нам сообщить Павсаний касательно быта и общественного уклада племени зифизов. Однако не лишним будет добавить, что римляне возвращаясь с тех мест, приносили с собой непобедимую страсть к карточной игре. В своё время оной страстью была поражена большая часть, падкой ко всяким экзотическим недугам, римская чернь. Вечный город буквально погряз в пороке этой варварской забавы. Ею страдал гневливый император Гелиогабал и предприимчивый, бессердечный император Каракалла.
А вот, что касательно странного племени зифизов, сообщает малоизвестный ритор из Константинополя по имени Епифан, побывавший в той местности спустя бурное столетие. Племя зифизов или "сифсов", как они себя называют, действительно бедное, но бедность эта носит непостижимый сакральный характер, ибо многие члены племени считают себя по-восточному сказочно богатыми, вопреки очевидной нищете их окружающей. Зифизы не пекутся о благах материальных, их возбуждают богатства иного рода, так сказать, сугубо духовные. Наивысшим и по сути единственным проявлением их нематериальной потребности является всенародная игра в пальмовые карты - "трэшша". К этой игре все члены племени имеют необъяснимую и безоговорочную склонность. Должно быть возникнув, игра сначала являлась отдушиной от тяжких трудов и довлеющей жизни. На первых порах в неё играли нищие и беззубые рабы, сидя у порога своих шатких камышовых шалашей. Но возникнув в гуще народной, она постепенно стала вхожа в глинобитные хибары вельмож.
Первоначально в трэшшу играли на медные деньги и на исполнение лёгких сиюминутных желаний. Но поскольку деньги есть отлитое из меди выражение наших сокровенных желаний, то зифизы быстро и вполне резонно от них отказались, как от излишних и не имеющих самостоятельного значения. Очень скоро игра в карты стала вестись исключительно на одни только непосредственные желания и монеты за ненадобностью полностью прекратили свой обиход. Желание зависело от размера выигрыша и варьировалось в очень широком диапазоне от простейших до архисложных, которые балансировали на грани человеческих возможностей. Это могло быть или "принести воды из удалённого источника" или "прикончить сидящего на престоле ширококостного армянского царя". Причём последнее нужно было сделать в пятницу вечером, после праздника поминовения всех святых, размозжив царю голову булыжником в форме плода райского дерева. Подобные дополнительные условия всегда оговаривались очень развесисто и подробно, вплоть до выяснения канонической формы плода райского растения.
На проигравшего была возложена священная обязанность по исполнению любого, даже самого витиеватого, желания, от которого он уже ни при каких обстоятельствах не мог отказаться. Всё, что ни пожелает выигравший, тут же становилось непреложным законом для проигравшего. Соображения морального или религиозного плана совершенно не брались во внимание. Исполняющий желание становился, как бы вне рамок приличий и нравственности. Иногда желание сводилось к безобидному поеданию пойманной мухи, а иногда к необходимости в одиночку вести войну с соседним тяжеловооружённым племенем или охотиться на оранжевого ассирийского льва.
Играли в трэшшу колодой из ста девяноста девяти карт. Карты изготовляли из специально предварительно обработанных пальмовых листьев, на которые впоследствии наносились характерные символы конкретной мистической силы и масти. По количеству направлений в пространстве и сторон времени, полная колода карт имела шесть мастей и три немасти. Шесть мастей соотносились с юго-северо-западо-востоком, плюс небесным и подземным; три немасти определялись прошлым, настоящим и будущим. При чём любая немасть была мощнее любой масти, даже небесной, разумеется, за исключением козырной. Самая никчемная карта в колоде называлась "кмехх", что означает "не иметь воды", самая могущественная - "хавка", что в переводе звучит, как "ударь кого хочешь". Иногда в игру впускали сверхъестественную двухсотую карту "ударь всех" или "кахха". Кахха являлась самой непобедимой картой в колоде, она была вне пространства и времени. Впустить кахху в игру или не впустить определялось при помощи малой предварительной игры. Ещё одна особенность колоды зифизовых карт - не соблюдение симметрии: масть отвечающая за подземное направление была наиболее многочисленной и имела в своём строю на одну карту больше, чем остальные.
Со временем в карты начали сражаться все жители племени - мужчины и женщины старше девяти лет. Сначала это происходило на досуге, но с годами игра в трэшшу стала главным, а очень скоро и единственным родом деятельности зифизов. Зифизы более не ходили на охоту, не занимались торговлей, не пахали застоявшийся грунт, не воевали с надоедливыми соседями. Сутками напролёт, сидя на корточках, они предавались порочной страсти - резались в карты на желания. Кроме изощрённой игры в трэшшу зифизы более не ведали других ремёсел. Время и всякое развитие для них остановилось. Если кто-то хотел есть, то ему проще было выиграть в карты и заставить проигравшего себя накормить. На стороне победителя был закон: где проигравший достанет пищу никого не интересовало. Разумеется, около игры в трэшшу расцвели сопутствующие ей смежные сферы деятельности: попрошайничество, непринуждённая проституция и весёлое воровство.
Увлечение игрой в карты привело к поголовному упадку нравов. Поля зифизов быстро зарастали, прекратилась выгодная торговля, молодёжь перестала вступать в традиционный брак. Можно было выиграть ночь утех у любой незадачливой красавицы, а при удачном стечении обстоятельств, пожелать, чтобы она вполне легально родила от вас постороннего ребёнка.
В какой-то момент племя зифизов кануло в абсолютную анархию карточных отношений. Игра в трэшшу поколебала все общественные устои заигравшегося народа. Чтобы как-то вывести племя из хаоса неразберихи была учреждена специальная коллегия игры, попасть в которую можно было только путём непредсказуемого жребия. После долгих препирательств коллегия, наконец, сумела составить удобный для большинства график игры и принять несколько краеугольных законов, делающих игру более доступной и упорядоченной. Играть теперь разрешалось только в чёрную половину суток, вся остальная половина времени, полная наглядного солнца и зрения, посвящалось обязательному исполнению чужих желаний или, соответственно, вкушения радостей собственного выигрыша. Проигравшего прошлой ночью игрока более не допускали к картам до тех пор, пока он не рассчитывался с победителем в полном объёме. В связи с этим воровство, прелюбодеяние и человекоубийство стали вполне ординарными занятиями для всех, без исключения, членов племени. Лишение жизни, которое было совершенно в уплату святого карточного долга считалось неподсудным и избегало предусмотренного при других обстоятельствах наказания. Со временем судопроизводство и юриспруденция оказались излишними и были напрочь упразднены из общества зифизов, как атавистические. Всё, что ни совершалось внутри племени совершалось исключительно по воле и случаю разбушевавшейся карточной игры.
Епифан признаётся, что он тоже испытал на себе влияние этой помрачающей разум заразы. Почти четыре года проведённых на территории племени не прошли для него бесследно. Все эти четыре года он, как последний сумасброд, самозабвенно предавался пороку карточной игры, не в силах побороть в себе лукавого. За это время он вынужденно обобрал десяток заезжих купцов, разгонял облака над головой победителя, раздавил пять тысяч девятьсот шесть тараканов, выпил целую бадью ослиной мочи, умертвил восемь человек, спал с бесчисленным множеством особей обоего пола, лишился правого яичка, дважды ставал невольным отцом и четырежды - насильником, целый день левою ладонью закрывал солнце и даже был вторым послушником в храме Главной Колоды, на картах которой не было ни единого видимого знака силы или масти и играть коими было по плечу только глубоко эзотерическим монахам.
Те кто отказывался исполнять желание из страха или прочих персональных предрассудков наказывались самым жутким и бесчеловечным образом - их лишали возможности принимать участие в дальнейших играх. Руки таких нечестивцев окунали в живую смолу, чтобы те не могли удерживать карты тайком. Правда людей с тяжёлыми чёрными руками, по утверждению Эпифана, увидеть было практически невозможно. К этому времени они почти перестали водиться и считались чем-то вроде грандиозного промаха природы. Несмотря на обильно чинимые всюду безобразия, зифизы не знали, что такое тюрьма, ибо безобразия эти в глазах обывателя являлись нейтральными и вполне законными явлениями мира наравне с дождём или прозрачным ветром. Для аборигенов они представлялись неотъемлемой частью божественного промысла игры.
Каждый житель племени мог стать кем угодно. Игра с лёгкостью возносила самых незначительных людей на вершину иерархической пирамиды. Если кому-то везло, то за одну азартную ночь он мог легко превратиться в ослепительного царя царей. Известен случай когда за одни неполные сутки на троне зифизов друг друга сменило четыре неоспоримых шахиншаха. Причём один из них был дочерью рабыни - увечная девочка одиннадцати лет, а другой - дрессированной мартышкой из Тапробана.
Но погрязшим зифизам даже этого показалось мало и в своей сумасбродной страсти к игре, они, в конце концов, посягнули на недосягаемые доселе атрибуты сверхъестественного. В некоторых исключительных случаях, когда игра одного из игроков вызывала восхищение и, по общему мнению, считалась несравненной, ему разрешалось возжелать себе быть почитаемым богом, одним из ста девяноста девяти в пантеоне зифизов, и тогда всё население племени, и даже могущественный шах, были обязаны беспрекословно потакать его божественной воле. Если такой "Бог" говорил, что наступила зима, то все без исключения зифизы, несмотря на палящее киликийское солнце, должны были ходить в толстых пушистых одеждах и неподдельно мёрзнуть на солнцепёке. Бог мог объявить день ночью, превратить Луну в солнцеликое светило, а мужчину - в противоположную женщину, и никому не приходило в голову этому противиться, как не приходило в голову противиться естественному ходу бытия.
В анналах встречается и совсем уж экстраординарный случай, когда один из блистательных игроков в трэшшу, пожелал, чтобы его считали не привычным, навязшим в зубах, стареньким небожителем, а новым двухсотым божеством, самым могущественным в пожилом пантеоне, своего рода "каххой" небесного царства, который волен колотить всех остальных более слабых богов. Таким образом колода карт стала прообразом трансцендентного мира, целиком строящегося на принципах дольней игры людей. Многие религиозные воззрения зифизов, по всей видимости, уходят своими корнями в древнюю карточную игру, со временем выветрившуюся из памяти предков. Каждая карта этой архаичной и утерянной во времени колоды, поименовала и определила силу и масть каждого из соответствующих богов. Что в колоде карт, то и на небе, что на небе, то и в колоде. Боги не что иное, как пальмовые карты в голубых руках Мироздания.
Что же касается случая с блистательным игроком, возжелавшим являться каххой горнего мира во плоти, то коллегия игры, после тщательных прений решительно ему отказала, ссылаясь на то, что введение в колоду двухсотой карты требовало предварительной малой игры небесными картами. А поскольку таковое условие не было соблюдено, то введение каххи в божественную колоду, считается принципиально невозможным.
На последней странице своих заметок Епифан сообщал: " Не в силах бороться с искушением игры, я, словно крыса, бежал из этого проклятого места. Трое суток я провёл, как в лихорадке, спасаясь бегством, хотя меня никто не преследовал. Жадная сила тянула меня обратно - я бежал от самого себя. Даже сейчас, спустя восемнадцать месяцев, когда я вспоминаю нечестивое и блаженное время, проведённое мной на корточках и с картами в руках, моё сердце обливается горькой кровью, а из глаз текут обильные слёзы. Теперь мне воочию видится, что край в верховье реки Игр есть новый Содом нашего мира. Воистину племя зифизов - отродье Диавола, подпавшее под иго врага человеческого."
Дальнейшая судьба Епифана из Константинополя сокрыта от нас туманом истории. Одни исследователи считают, что он принял новую веру, стал ревностным христианином, отчаянно замаливая свои карточные грехи. Другие утверждают, что Епифан сошёл с ума от тоски по пальмовым картам и его, бегающего по граду Константина в непотребном виде, до смерти избила равнодушная городская стража. Есть и такие, которые настаивают на том, что Епифан сам наложил на себя безбожные руки, впав в грех самоубийства с тем, чтобы избежать другого, на его взгляд, более дьявольского греха.
|
| |
| |
| Мила_Тихонова | Дата: Суббота, 27 Янв 2018, 14:27 | Сообщение # 44 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19709
Награды: 344
Репутация: 742
Статус: | Ох, Олег, ну у тебя и фантазия! Хотя, в некоторых местах очень явно проглядывает устройство нынешних государств.
Зифизы неистребимы.
Как лапутяне, лилипуты и прочие герои Свифта.
Чем-то неуловимым твоя проза напоминает мне его произведения
Играть со мной - тяжёлое искусство!
Сообщение отредактировал Мила_Тихонова - Суббота, 27 Янв 2018, 14:59 |
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Воскресенье, 08 Апр 2018, 15:36 | Сообщение # 45 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Цитата Мила_Тихонова ( ) Как лапутяне, лилипуты и прочие герои Свифта.
Чем-то неуловимым твоя проза напоминает мне его произведения
Я понимаю о чём вы говорите. Наверное, данный текст очень рассудочный, полностью высосан из коры головного мозга )
Спасибо большое
|
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Воскресенье, 08 Апр 2018, 15:38 | Сообщение # 46 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Мальчик и чёрный куб
Мальчик Женя, стоя в одних плавках, смотрел в даль. У мальчика, по всей видимости, начались каникулы. Ему было десять лет, он прибегал сюда каждый день, на широкий пустынный берег и, стоя перед глянцевито блестевшим океаном, смотрел в горизонт. Горизонт был чистым и пустым, словно стерильным. Он был таким всегда, всю вечность начавшихся каникул, все шесть солнечных дней. Только однажды средь жаркого, растянувшегося во времени, дня, случилась перемена, и вместо чистого, словно после генеральной уборки, горизонта Женя увидел строй, идущих в боевом порядке, кораблей. Корабли были большими, низкими и на вид очень тяжёлыми - они уходили в пространство, молча, словно на заклание.
Устав смотреть в пустой горизонт, мальчик медленно направился вдоль кромки прибоя. За его спиной на песку оставались неглубокие следы, которые тут же, словно большая добрая собака, слизывал океан. Ещё издали Женя увидел чёрный куб. На высоте метра от поверхности земли чёрный куб неподвижно висел в воздухе, аккумулируя энергию солнечных лучей.
- Здравствуйте - сказал мальчик, подойдя вплотную к чёрному кубу - Меня зовут Женя. Я живу здесь недалеко, в посёлке.
Чёрный куб был предметом идеальной геометрической формы, правильным прямоугольным параллелепипедом с размером ребра около пятидесяти сантиметров. В просторечии их, неизвестно почему, не вдаваясь в геометрически тонкости, называли кубифакками и считалось, что это презрительная кличка.
- А вчера соседская кошка родила котят, целых четыре - продолжал начатый разговор Женя - Вы, наверное, никогда не видели котят. А хотите увидеть?
Чёрный куб по-прежнему висел в воздухе, в метре от земли: молчал, не двигался. Это был уже почти взрослый куб, наверное, третьего цикла, поверхность его геометрической фигуры блестела на солнце жирным антрацитовым блеском. Куб был неподвижным, словно впаянным в стеклянный кусок воздуха. Он не издавал ни единого звука, усваивая прямые полуденные лучи светила.
- А хотите, я вам покажу, где солнце жарче всего? Это недалеко, давайте я вас проведу - предложил мальчик Женя, и не дожидаясь ответной реакции куба, сделал несколько шагов в сторону.
Куб оставался висеть в воздухе не шелохнувшись, словно приклеенный. Пройдя десяток метров, мальчик оглянулся.
- Не бойтесь, это укромное место, вас там никто не увидит, и вы сможете спокойно заряжать свою батарею хоть целый день. Честное слово - и мальчик, уверенный в своей правоте повернулся и более не оглядываясь, пошёл в известном только ему одному направлении.
Сначала чёрный куб стоял неподвижно, словно кто-то глубоко закопал его в прозрачную землю. Но когда мальчик удалился достаточно далеко, внутри куба что-то тихонько щёлкнуло. Чёрный куб завибрировал корпусом и, наконец, потеряв равновесие, сдвинулся с мёртвой точки. Через несколько секунд он плыл уже в непосредственной близости от мальчика, словно привязанный к нему невидимой нейлоновой нитью.
Небольшая ложбинка, в которую привёл мальчик, была со всех сторон защищена от ветров, и солнце здесь, действительно, припекало несколько жарче. По склонам ложбинки росли сухие полынные травы и оглушительно верещали миллиарды невидимых цикад. Чёрный куб радостно зажужжал на солнцепёке. Так началась дружба маленького мальчик и чёрного куба.
Каждое утро, отпросившись у матери, Женя убегал на безлюдный пляж, где кроме истошно кричащих чаек, его уже с нетерпением дожидался чёрный куб. Вместе они шли вдоль кромки подвижной воды, собирая разные чудные вещицы, буквально снятые с солёного языка океана. Иногда это были гладкие, обсосанные морями камешки или любовно отшлифованные водой окатыши бутылочного стекла, иногда фантастические рогатые раковины из нежнейшего китайского фарфора, занесённого суда с подводного царства Мин, а иногда тусклые, стёртые до тонкости лезвия, безликие монетки, потерянные отдыхающими может десять, может сто лет назад. Мальчик громко смеялся, показывая чудеса своих находок чёрному кубу. Как правило, жениной добычей становились разноцветные зацелованные морем стекляшки или тонкостенные ушные ракушки, чёрный куб же чаще другого почему-то находил человеческие артефакты из чёрного и цветного металлов.
Порой, взобравшись на огромный валун, далеко вдававшийся в стихию океана, они удили небольшую серебристую рыбу. Ловил, конечно, Женя, а чёрный куб висел в непосредственной близости от мальчика, наблюдая за ходом рыбалки. Иногда куб, словно испытывая действительный интерес, опускался ниже, чтобы как следует рассмотреть то, что Женя извлекал из непредсказуемых океанских глубин. Попадались, как правило, неэстетические шершавые окуньки или приплюснутая радужная "тюлька", но чаще всего клевал долговязый прожорливый бычок с круглой зазубренной пастью. Вытягивая бычка, мальчик с удивлением и страхом смотрел на это жилистое задыхающееся существо иной раз кусающее его за любопытный палец.
Мальчик за это время очень сильно загорел и стал почти коричневым. Когда Женя возвращался домой на обед, мать, притворно не узнавая его, спрашивал: а чей это негритёнок к нам пожаловал? Потом, конечно, она обнимала своего "негритёнка" и, поцеловав, усаживала за обеденный стол. Мальчик гордился своим дикарским загаром, но ещё больше он гордился дружбой с чёрным кубом, хотя никому о ней не рассказывал, ни матери, ни отцу, опасаясь вечного непонимания взрослых.
После обеда чёрного куба и мальчика можно было увидеть шумно бегающими по пустому пляжу: то мальчик с детской настырностью гнался за чёрным кубом, то чёрный куб определённо настигал бегущего со всех ног коричневого мальчишку. Чёрный куб был очень быстрым и мог при желании развивать скорость более семидесяти километров в час. Женя приходилось туго с таким резвым напарником по игре, правда, чёрный куб, как бы чувствуя предел человеческих возможностей, никогда не злоупотреблял своим техническим превосходством. Надо сказать, что Женя бывал в чрезвычайном восторге, когда ему, наконец, удавалось настигнуть своего противника и торкнуться его квадратной плоской спины. Но мальчика поймать было тоже нелегко. Женя научился очень резко и неожиданно маневрировать, делать совершенно непредсказуемые повороты, так что преимущество куба в скорости было сведено к минимуму, ибо он никак не успевал вовремя и адекватно реагировать на вероломные мальчишечьи выкрутасы.
Но самой большой потехой мальчика и чёрного куба была игра в мяч. Надувной разноцветный мяч летал по пляжу, словно толстое, ожившее создание к вящей радости обеих друзей. Чёрный куб оказался волшебным вратарём и волейболистом, он мог с лёгкостью поймать и парировать даже самый неудобный и хитро закрученный мяч. По сути, не было такого удара с каким бы не совладал женин друг, даже нарочно посланный в совершенно другую сторону мяч оказывался ему по плечу. Чёрный куб оказался чародеем пляжного волейбола, а как вратарь он был просто непробиваем. Женя и куб устраивали радостные волейбольные матчи. Они весело пинали мяч, не давая ему коснуться земли самыми нелепыми и развесёлыми способами. Почти всегда чёрный куб переигрывал мальчика, беря немыслимые для людей подачи. При соответствующих технических данных чёрного куба мяч мог подолгу, не падая, порхать в воздухе круглым цветастым чудом.
Возвращаясь домой глубоко под вечер, Женя был довольным и голодным. Его мать удивлялась аппетиту сына и нередко даже делала ему замечания, когда тот с наполненным ртом, давясь и брызгая крошками, пытался что-то увлечённо рассказать.
- Не понимаю, что с ним. Таким счастливым я его ещё никогда не видела - говорила мать своему мужу, и озадаченно пожимала плечами в знак того, что далеко не всё на свете открыто её пристальному материнскому сердцу.
Женя любил плавать в океане, и чёрный куб всегда сопровождал мальчика во время его купаний. Сначала чёрный куб относился к океану враждебно, но видя, как мальчику нравятся водные процедуры, очень скоро изменил своё отношение к этой стихии и начал участвовать во всех жениных заплывах. Иногда чёрный куб даже позволял себе нырять, погружаясь вслед за мальчиком в морскую пучину.
У Жени была, подаренная отцом, маска для ныряния, и он любил обследовать недоступный подводный мир. Вместе с кубом мальчик погружался на самое таинственное дно, пугал скользкие стайки рыб, похожие на выстреленные в воду серебристые пули, забавлялся с неуклюжим бронированным крабом, вооружённым до зубов неприятными средневековыми клешнями, иногда поднимали с глубины дикие экстравагантные раковины. Чёрный куб под водой был менее подвижен, прямые эвклидовы плоскости его тела мешали кубу развивать большую скорость, встречая плотное сопротивление среды. Электромагнитный движитель куба терял в чуждой ему стихии львиную долю своей мощности.
Иной раз, ухватившись руками за куб, мальчик использовал его в качестве мотора для подводного перемещения. Даже с уменьшенной силой тяги чёрный куб двигался под водой гораздо быстрее любого человека, даже самого сильного и опытного пловца.
Однажды Женя нашёл на берегу кем-то оставленную лодку - старенький, опрокинутый верх дном чёлн. Мальчик запрыгал краснокожим дикарём от радости. На лодке, сопровождаемый чёрным кубом, он заплыл довольно далеко от берега, так что потерял из виду плоскую материковую линию. Только когда воды в лодке набралось выше косточек, Женя понял, что выйдя в океан, он сотворил большую-пребольшую глупость, ибо чёлн, как оказалось, серьёзно протекал. Очень скоро лодка полностью захлебнулась океаном и пошла на дно, оставив бедного мальчика посредине бесконечности. Определить берег было невозможно, и мальчик растерялся, не зная куда ему плыть. Дело совсем усугубилось, когда вокруг Жени невозмутимо и методично закружил высокий плавник акулы. Она, словно водила вокруг мальчика хоровод.
Акулы в этих местах были не редкостью. Здесь, относительно недалеко от прибрежной полосы, они кормились и занимались естественной для них жизнью. Акула наматывала на мальчика спиральные витки, словно желая закружить ему голову. Это была взрослая белая акула - самая агрессивная из всех. Она постепенно сужала круги, неумолимо сближаясь с жертвой, и в любой момент готовая её торпедировать. Но прежде чем напала белая акула, рыбу атаковал чёрный куб. Он бесстрашно погрузился в воду на помощь мальчику. Чтобы отогнать хищницу, куб упорно, вновь и вновь толкал её своим корпусом в рыло и в бок. Но акула не желала упускать добычи; словно назойливую шавку, она заглотила чёрный куб своей раздвижной пастью, но получив мощный удар током, была вынуждена его отпустить и ретироваться ни с чем. Полупарализованная, механически загребая хвостом, она нерасторопно убралась восвояси.
Мальчик почувствовал, как чёрный куб, подплыл к нему снизу и подхватил его маленькое тельце к себе на плоскость. Работая на полную мощность и развивая всю возможную в данных обстоятельствах скорость, чёрный куб буквально умчал мальчика в нужном направлении. Он нёс Женю, словно дельфин, бурно рассекая надвое воду. Геометрически-правильный, аспидно-чёрный, квадратный дельфин.
Когда они добрались до берега, день уже клонился к великолепному закату. Выбравшись на берег, мальчик и чёрный куб выглядели совершенно обессилевшими. Куб еле перемещался, израсходовав весь заряд электрической батареи. Он упал, тяжело зарывшись в песок, не в силах снова подняться в воздух. Мальчик постарался передвинуть куб, чтобы спрятать его подальше от посторонних глаз, но чёрный куб, несмотря на свои размеры, оказался очень тяжёлым, словно сделанным из свинца.
- Подожди, подожди, пожалуйста. Я обязательно что-то придумаю - говорил мальчик, гладя чёрную плоскость кубической поверхности - Только не отключайся ещё минутку. Пожалуйста.
На глазах у мальчика завибрировали блестящие слёзы, он гладил полузарытую в песок геометрическую фигуру, словно это была его любимая умирающая собака.
Этой ночью мальчик тайком выбрался из дома и принёс чёрному кубу сильный отцовский фонарик, который сиял благодаря мускульным усилиям ладони. В тёмное время суток им можно было светить вместо солнца. С его помощью куб потихоньку накапливал электрический заряд, пока мальчик, работая рукой, поддерживал в фонарике свет. Чёрный куб с лёгким треском рассыпал жёлтые искры, словно проверяя исправность своих контактов, но скорее всего это были жёлтые искры благодарности.
Однажды мальчик был вынужден уехать на несколько дней в город, погостить у бабушки и куб на это время остался в одиночестве. Он бесцельно скитался по безлюдному пляжу, не зная куда тратить накопившейся запас электроэнергии. Чёрный куб выкатил не берег моря оставленный мальчиком мяч, но круглое разноцветное чудо, такое весёлое, когда они были вдвоём, сейчас оказалось совершенно неинтересным и грустным. Мяч от порывов ветра сиротливо катался по песку, не принося никакого удовольствия. Несколько раз чёрный куб выпархивал на прибрежную тропинку, по которой к нему приходил мальчик, но напрасно: ни в этот день, ни на следующий мальчик не появился, только шумел океан и кричали истерическими голосами чайки.
Мальчик прибежал к океану только на третий день. Встретившись, они долго стояли друг против друга, словно стараясь запомнить эту встречу навеки - мальчик и чёрный куб. В этот день они веселились как никогда. Как никогда им было радостно весь долгий солнечный день каникул. Так весело и светло бывает только после некоторой разлуки и только с настоящими друзьями.
Но в один прекрасный день случилось то, что, рано или поздно, должно было случиться: их, беззаботно веселящихся, заметила вечно-внимательная соседка по даче Марианна Валерьевна. Разумеется, она всё рассказала жениным родителям, которые встретили эту новость без особого энтузиазма.
- Женя, ты должен прекратить общаться с этим геометрическим предметом - начала разговор мать, когда Женя вернулся домой, - это опасно.
- Почему? - искренне недоумевая, спросил мальчик - он не сделал мне ничего плохого. Он хороший, весёлый.
- Ты меня удивляешь, милый. По правде сказать, я от тебя такого не ожидала. Разве вас не учили в школе, что чёрные кубы очень злые. Они могут ударить током или как-то по другому сделать больно человеку, они могут парализовать свою жертву, могут даже убить её электричеством. Говорят, они могут использовать ультразвук для своих недобрых целей. Не знаю, почему вам этого не говорили и чем только преподаватели занимаются.
- Говорили - как-то кисло подтвердил мальчик.
- А о событиях на Маскаренских островах говорили?
- Говорили - снов подтвердил мальчик, без особого удовольствия в голосе.
- Там, между прочим, от рук этих любимых твоих кубов, погибло более тридцати человек. Среди них были также и маленькие мальчики, такие как ты - чёрные кубы просто поджарили их, как картошку.
- Когда я учился в школе - вступил в разговор отец Жени - высокопоставленный чиновник в министерстве с гладким официальным лицом и уравновешенным голосом, - у нас были уроки по технике безопасности во время общения с чёрными кубами. Ты знаешь, что общаясь с ними нужно обязательно носить плотные резиновые перчатки, а на ноги надевать диэлектрические калоши, неуклюжие такие, на десять размеров больше ступни. Это спасёт тебя от возможного поражения электрическим током.
- Знаю, знаю. Мы тоже это проходили - горестно ответил Женя.
- Ну, что с тобой, я всегда считала тебя умненьким мальчиком - сказала мать и любовно прижала Женю к своей фигуре - Зачем тебе этот монстр? Мы же о тебе беспокоимся, глупенький - но потом, отстранившись, добавила уже совсем другим тоном - Я надеюсь, ты всё понял? Больше никаких монстров. Если мы ещё хоть раз увидим тебя с этим квадратным чудовищем, то вынуждены будем принять меры. Понятно?
Мальчик угрюмо закивал головой, и, поди разбери, что это могло означать: то ли согласие, то ли глухое упрямство.
На следующий день он снова был на берегу океана. В синеньких плавках с большим двухцветным мячом под рукой. Правда, играть мячом на этот раз не пришлось. После разговора с родителями мальчик и чёрный куб решили вести себя более таинственно. Теперь они были осторожными, прятались от лишних глаз, пришлось даже забыть о беге наперегонки и счастливом волейболе. Зато теперь они больше проводили времени в укромных уголках, среди поросших полынью, горестно пахнущих холмов, а также в, грохочущих кузнечиками, потайных карманах скал.
Женя приносил с собою какую-нибудь книгу и, сидя в защищённом от солнца месте, подолгу читал её чёрному кубу. Понимал ли чёрный куб то, что читал ему мальчик? Или он просто висел на солнцепёке, с невозмутимым каменноугольным видом аккумулируя энергию летнего светила? Женя не был учёным, но что-то глубоко внутри подсказывало ему, что чёрный куб всё понимал. Всё до последних самых ничтожных мелочей и может даже чувствовал, хотя ещё в первом классе ему объяснили, что у кубов не бывает сердца.
Иногда, когда чтение надоедало, Женя начинал делиться с чёрным кубом своими детскими мечтами. Мечты его касались и черного куба тоже. Как было бы хорошо - мечталось мальчику - жить на каком-нибудь необитаемом острове, где мальчикам и чёрным кубам будет всегда разрешено дружить, и гулять в развесёлый волейбол, где не нужно прятаться от серьёзных родителей и вреднющих соседок по даче. Там мальчики и кубы бегали бы по песку, бросались цветастыми сферическими мячами и плавали бы наперегонки с обтекаемыми дельфинами. Всем было бы весело и правильные взрослые не мешали бы их дружбе. По вечерам они читали бы интересные книжки про капитана Немо или Робинзона Крузо и может однажды, чёрные кубы научились бы разговаривать человеческим языком и рассказали бы мальчикам всё-всё о своей далёкой родной планете.
Когда Женя делился своими мечтами, чёрный куб безмолвно парил в непосредственной близости от мальчика, слушая его всеми своими лоснящимися на солнце, антрацитовыми плоскостями. Возвращаясь домой, Женя был рассеянным и грустным, он, как будто постоянно находился далеко отсюда. Дома он вёл себя тихо, во всём слушался мать, но делал это как-то печально, словно чувствуя за собой вину. Однажды вернувшись домой на обед, Женя услышал противный вой сирены и выглянул в открытое окно.
По улице, с включёнными мигалками, ехала, знакомо окрашенная в чёрный и оранжевый цвета, машина аварийно-технической службы. Служба эта, кроме прочей аварийно-технической помощи, занималась также нейтрализацией беспризорных чёрных кубов. Завывая, словно специально обращая на себя внимание, отвратительный катафалк двигался в сторону пляжа. Сердце мальчик оборвалось в один момент, и всё внутри него похолодело от понимания и бессилия. Ведь где-то там, у самой кромки океана, чёрный куб сейчас дожидался мальчика, ничего не подозревая об угрожающей ему опасности.
- Теперь хоть спокойно можно будет сходить на пляж - уверенно сказала мать, стоящая за спиной мальчика и глядящая через его голову в окно.
Мальчик резко обернулся, словно мать хотела нанести ему удар в спину. Он смотрел на неё широкими задыхающимися глазами. У него был такой вид, как будто перед ним предстало исчадие ада.
- Так это ты... ты позвонила. Ты вызвала аварийную службу? - еле слышно и грозно зашептал мальчик.
- Да. Но ты ведь не сдержал обещания, поэтому я вынуждена была принять меры - очень строго и как-то даже гордо произнесла мать - Я тебя разве не предупреждала? Ты оказался нечестным мальчиком, ты меня обманул. Мне и отцу за тебя стыдно.
- Я ничего не сделал.
- Не ври. Тётя Марианна тебя вчера видела с этим прямоугольным монстром.
- Он никакой не монстр - с неожиданным напором возразил мальчик - Он хороший, он самый лучший, не чудовище никакое.
И в это время мальчик вдруг понял, внутренне осознал, что он никогда больше не увидит чёрного куба, что это они в последний раз осторожно прогуливались вдоль края шевелящейся воды, в последний раз собирали тусклые сглаженные осколки бутылочного стекла, что он даже не попрощался с чёрным кубом, что это случилось навеки, что это уже непоправимо. И боль, и отчаяние захлестнули сознание мальчика, он, будто бы захлебнулся в накрывшей его с головой океанской волне.
Мальчик неожиданно даже для себя упал на колени и, обхватив мать за одну ногу, словно боясь, что она ускользнёт, запищал вдруг изменившимся тонюсеньким и плаксивым голосом.
- Мамочка, пожалуйста... мамочка... мамочка, позвони в техслужбу, скажи, что ты отменяешь вызов, скажи, что ты передумала. Мамочка, пусть они его не трогают. Он не виновный, он же абсолютно безвредный, мамочка.
- Нет - сказала мать, словно отрезала - Ты меня обманул и теперь наказан.
- Но он же невиноват, накажи меня, мамочка, не его. Мамочка, пожалуйста, я всё понял, я буду послушным, я больше никогда никого не обману. Мамочка, только, пожалуйста, пусть они его не трогают, я умаляю тебя, пусть они его не трогают.
Женя держал маму за ногу, крепко её обхватив обеими руками, а из глаз его обильным ручьём неудержимо текли слёзы - горькие, горячие, мальчишеские слёзы.
- Я же сказала, что нет - твёрдо повторила мать - Это будет для тебя хорошим уроком на будущее. Своё слово надо держать, ты сам во всём виноват, за свои поступки надо отвечать. Прекрати, наконец, хныкать, а то смотреть противно, и отпусти немедленно мою ногу. Садись кушать, я кому сказала.
Мальчик отпустил ногу матери, как будто это было гнусное насекомое. Он вскочил, и, словно за ним гнались, бросился вон из комнаты. Уже выбежав, за порогом он обернулся и всё ещё срывающимся тонюсеньким голосом закричал матери сквозь открытый дверной проём.
- Я ненавижу тебя. Не-на-ви-жу, слышишь. Я вас всех, всех ненавижу.
Женя выбежал в калитку, но перед тем, как помчаться на пляж, он схватил лежащий на дороге камень и с остервенением запустил его во двор негодной соседке. Оттуда послышался звон цепей, словно кто-то теребил кандалами, и угрюмый, психоделический собачий рык. Но мальчик уже бежал вниз по дороге, которая постепенно опускаясь, тянулась в сторону океанского побережья.
Послеобеденное солнце, словно распухшее от собственного жара, начинало клониться жёлтой головой на кривое плечё Запада. От бега слёзы на лице мальчика быстро высохли, и начали неприятно стягивать кожу. Почти минуту Женя бежал в бешеном темпе, но потом устал и невольно убавил скорость своего передвижения. "Жаль, что я не чёрный куб" - быстрая мысль мелькнула в его голове. Но Женя не был чёрным кубом и сердце, и лёгкие его были вполне человеческие. Один раз он даже вынужден был остановиться и перейти на мелкий торопливый шаг, чтобы как-то успокоить резкую пронзительную боль в левом боку. Но вскоре, как бы устыдившись своей слабости, неуместной, когда его другу угрожала опасность, мальчик снова, пересиливая физический дискомфорт, перешёл на бег. Правда теперь это была не прежняя гонка наперегонки с ветром, а скорее истерическая и неуверенная ходьба, полная неприятных психофизиологических ощущений.
Когда мальчик выбежал на пляж, весь мокрый и запыхавшийся, прошло, наверное, не менее десяти минут. Уже издали Женя заметил, стоящий у самой кромки океана, чёрно-оранжевый, отвратительный катафалк технической службы. В нескольких метрах от него копошились люди в одинаковых жёлтых комбинезонах и в высоких, жёлтых же, резиновых сапогах. Их было четыре человека, но рассмотреть с такого расстояния, чем они занимались, мальчик не мог. Поэтому недолго думая, он побежал в направлении катафалка.
Он бежал, словно во сне, медленно, очень медленно, так ему казалось, увязая по косточки в каком-то особенно сыпучем и податливом песке. Словно в замедленной съёмке, мальчик приближался к чёрно-оранжевому автомобилю и стоящим около него рабочим. Стоящие рядом рабочие были в балахоноподобных комбинезонах таких же фирменных цветов, с широкими капюшонами на головах. Трое из них стояли поодаль отдельной группой, склонившись, и как бы рассматривая что-то невидимое, лежащее на песке. Руки их были в длинных резиновых перчатках, натянутых по самые локти, а на лицах плотно сидели грязно-зелённые противогазы военного образца, делающие людей похожими на каких-то жутких насекомоподобных существ с хоботами. Ещё одно двуногое прямоходящее насекомое стояло отдельно у самой машины. Оно сдвинуло противогаз, задрав его высоко на голову и прикуривая непослушную сигарету резиновыми руками. Это насекомое, к удивлению мальчика, обладало смуглым человеческим лицом, на первый взгляд, даже несколько растерянным.
Увидев, что Женя приближается, человек, выбросив так и не прикуренную сигарету, двинулся ему навстречу, делая руками широкие предупредительные жесты, запрещающие мальчику идти дальше. Женя не обратил на жесты никакого внимания, он смотрел в сторону тех троих с хоботами, низко склонившихся над почерневшем в том месте песком. Только теперь мальчик увидел у них за плечами маленькие портативные ранцы прямоугольной формы, очень тяжёлые на вид. Ранцы на спине неприятно и низко гудели, как гудят трансформаторы высокого напряжения.
- Стой, сюда нельзя, мальчик. Я говорю, стой. Ты что оглох. Я кому говорю: сюда нельзя.
Женя не успел увернуться, как человек со смуглым лицом ухватил его за руку и, чтобы удержать, больно потянул на себя.
- Я сказал: куда? А ну стой - Он ожесточённо смотрел не Женю, в его смуглом молодом ещё лице уже не было растерянности. В нём появилось раздражительность и злоба.
От неожиданного рывка мальчик упал коленями в песок и негромко ойкнул. Трое стоящих поодаль повернулись в сторону мальчика кишками своих хоботов. У всех у них в руках было что-то вроде длинноствольного оружия с синеватыми искрящимися наконечниками излучателей. Они смотрели на Женю круглыми равнодушными глазами своих противогазов, совершенно ничего не выражавших, словно за ними царила абсолютная пустота. И в это время песок, на который до этого смотрели трое в противогазах, как бы ожил, слегка закурился, а через секунду оттуда уже вынырнул чёрный куб. Вернее сказать это был уже не куб, а скорее предмет неопределённой геометрической формы. Ему крепко досталось. Куб потерял прежнюю идеальную правильность своих очертаний, теперь он более всего напоминал сильно скомканный лист бумаги. Всё его тело было жутко деформировано с множеством глубоких вмятин и, будто жировых, складок.
Куб был кривым, перекособоченным с совершенно искореженным корпусом, да и двигался он неровными и резкими рывками - от прежней плавной стремительности не осталось и следа.
Стоя на коленях, мальчик рванулся к кубу всем своим телом, но человек со смуглым озлоблённым лицом твёрдо держал его за руку. Очевидно восприняв это, как угрозу для мальчика, чёрный куб неуверенно задёргавшись, словно на испорченном моторе, попытался взвиться ему помощь. Он еще успел с трудом преодолеть несколько метров, прежде чем три ослепительный струи разряда хлестнули его исковерканный корпус - это стреляли люди с ранцами за спиной. Вскинув раструбы электроизлучателей, запитанных от ранцев, они расстреливали останки чёрного куба сверкающими и гнущимися дугами своих тысячеватных аппаратов. Песок вокруг куба почернел и начал дымиться, а в воздухе запахло свежим озоном.
- Не надо. Не надо - заорал мальчик, совершенно не слыша собственный голос.
Всё что осталось от чёрного куба свалилось на оплавленный песок - покрытая сажей, бесформенная куча дымящегося металлолома. Ещё какую-то секунду в этой куче можно было заметить движение, как будто она, вопреки всему, пыталась ползти навстречу мальчику, но и это движение скоро прекратилось и исковерканные, чадящие останки замерли навсегда. Над недвижимым металлическим хламом валил столб чёрного дыма - изнутри выгорала вся нежная электронная начинка.
Мальчика уже никто не держал. Не поднимаясь, он подполз на коленях к дымящимся останкам чёрного куба. Они были горячими, издавали покашливающий звук и тошнотворный запах горелого рубероида.
- Прости... прости - шептал мальчик. Словно сумасшедший, он хватал из кучи какие-то чёрные обломки. Они противно шкварчали в его руках и обжигали детские пальцы. Мальчик всё тише, всё жалобней рыдал - прости меня... прости меня... прости...
|
| |
| |
| Мила_Тихонова | Дата: Среда, 18 Апр 2018, 20:30 | Сообщение # 47 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 19709
Награды: 344
Репутация: 742
Статус: | Как печально и страшно - иногда родительская любовь принимает странные формы и родители отталкивают своих детей навсегда.
Может быть стоило сначала попытаться понять ребёнка и его странного друга? Куб это или что-то, кто-то другой - но вначале надо попытаться понять.
Олег, как всегда, у тебя в гостях очень интересно.
Спасибо.
Играть со мной - тяжёлое искусство!
|
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Вторник, 06 Ноя 2018, 22:21 | Сообщение # 48 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Спасибо за поддержку.
|
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Вторник, 06 Ноя 2018, 22:22 | Сообщение # 49 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Секта логостов
Во вселенной всё взаимосвязано. Нет такого поступка, нет такого жеста или слова, которые не влияли бы на состояние вещей в Мироздании. Это утверждение есть краеугольный постулат в тайном учении логостов, чья немногочисленная секта существует почти три тысячи лет. Первые последователи этой доктрины обнаружили себя в неведомой архаичной Индии. Они утверждали, что всякое слово есть Бог, а слово произнесённое, есть Бог рождённый и что человеку негоже умножать количество богов и вносить сумятицу в предустановленный свыше порядок. Логосты древней Индии считали безграмотность и молчание наивысшим благом и настойчиво проповедовали отказ от нечестивого дара речи. Проповедовали они в письменной форме ибо утверждали, что слово письменное гораздо чище произнесённого вслух. Каждому поступающему в общину предстояло лишиться языка, чтобы даже случайно не впасть в ересь устного слова. Большинство логостов носили на нижней части лица, запирающую рот, кожаную повязку красного цвета: даже мычание или стон не должны были осквернить уста истинно верующего. Самые дерзкие фанатики зашивали свой рот чёрными сапожными нитками, обрекая себя на праведную смерть от голода и жажды.
Со временем учение распространилось на Запад и достигло берегов уютного античного моря. Особенно сильным влиянием логосты пользовались в глиняной Месопотамии. Многочисленные их секты существовали почти во всех красноватых и охряных городах Вавилонии. Здесь учение тихих индийцев значительно трансформировалось. Коренастые потомки шумеров не запрещали себе пользоваться речью, наоборот, они считали язык и гортань местом наибольшего сосредоточения Всевышнего. Всякий звук был для них воплощением божественного начала. Верно угаданное и правильно произнесённое слово могло остановить потоп, песчаную бурю или предотвратить ненавистную засуху. Непостижимые маги Вавилона практиковали усмирение природных стихий, повторяя на разные лады одно и то же магическое звукосочетание, которое было лишено всякого смысла. О том насколько сильна была вера жителей Междуречья в действие изреченного глагола, наглядно говорит пример города Сиппар. Чтобы защитить себя от лютых воинов Синаххериба миролюбивые горожане Сиппара прибегли к помощи не оружия, а нескольких известных в городе логостов. Бормоча и выкрикивая тайное бессмысленное слово, логосты вышли навстречу, грохочущим доспехами, ассирийским войскам. Город Сиппар был разграблен и разрушен до основания.
Многие бежавшие из Месопотамии логосты осели в земле обетованной, среди ортодоксальных монотеистических евреев. Испытав влияние иудейской веры, логосты Ближнего Востока перестали заниматься прикладной деятельностью, не без основания считая усмирение песчаных бурь профанацией своего учения. В тесном кругу верных и избранных они полностью сосредоточились на поисках абсолютного Слова, слова слов, которое заключало бы в себе не только наш мир, но и все миры вообще, как горние так и дольние. В таком Слове нашлось бы место каждой звезде, каждому живому существу, каждой песчинке.
В это время происходят первые столкновения логостов с пифагорейцами, настаивающими на божественности не слова, а числа. Многие последователи мудреца из Кротона выходили доказывать свою правоту с холодным оружием в горячих руках, вопреки наставлениям великого математика. Численное превосходство учеников Пифагора (недаром они настаивали на верховенстве числового значения) заставило немногих спасшихся логостов теснее замкнуться в круге себе подобных и вести более герметический образ жизни. Только с появлением преисполненного горечи христианства, которое вполне в духе логостов открыто утверждало, что "сначала было Слово и Слово было у Бога и Слово было Бог" учение уходившее корнями в незапамятную почву Индии, получило, наконец, второе дыхание. Некоторые даже утверждали, что не только евангелисты, но и сам Иисус из Назарета были скрытыми адептами древнеиндийской доктрины. После публичного распятия Христа, новая свежая волна логостов быстро распространилась во все пределы империи квиритов. Благо загнивающий плод Рима и, мятущийся между разными азиатскими суевериями, плебс, весьма тому способствовали.
Самая многочисленная община логостов сформировалась на берегах мутного Нила. Ещё до симметричного учения гностиков, логосты настаивали на множественности сущих миров. Но только в II веке нашей эры они сумели отшлифовать систему своей Вселенной во всех подробностях. Согласно этой системе на вершине её блистает предвечный Логос и Слово это абсолютно и нет ничего, что было бы помимо него. Мир существует поскольку мы о нём говорим и мы существуем поскольку говорим о мире. Слово есть всё, но слово из наших уст есть только тень, которую отбрасывает Слово абсолютное. По мнению ученых мужей из Египта, Мироздание состоит из 999 миров, а посему в божественном Логосе должно быть 999 знаков или звуков обозначающих каждый отдельны мир. Причём ни один из звуков не может повториться, как не может быть двух совершенно одинаковых миров. Записать подобное Слово с помощью известных алфавитов было принципиально невозможно, поэтому логосты выдумали свою особенную альтернативную письменность, состоящую из 444 буквенных символов. Каждый звук в логостианском языке имел невероятно изощрённую палитру оттенков. Например, самую простую неказистую гласную, можно было произнести сто тридцатью восемью разными способами. Чтобы обозначить звук во всей его полноте и многообразии, приходилось прибегать к помощи трёх, четырёх, пяти или даже шести письменных знаков. Это был самый сложный язык на Земле и самая развитая письменность в истории человечества. Слово слов в котором должно было быть не менее 999 отличных от друг друга звуков, по самым скромным подсчётам, обязано было состоять из 4016 буквенных символов. Оставалось только найти правильную последовательность звуков и безошибочно её записать. Именно этим в течении бурных позднеримских столетий занимались, поселившиеся в пещерах, львиные логосты пустыни.
С приходом к власти безоглядных христианских правителей Рима, логосты не избежали общей участи всех оставшихся в меньшинстве язычников: на них были объявлены принципиальные гонения. Сожженными оказались тысячи папирусных рукописей в которых со всей тщательностью излагалось учение о едином непревзойдённом Слове. Многие поборники Слова были мучительно умерщвлены, другие на долгие века спрятались в катакомбах истории. Христиане одержали безоговорочную викторию. Причём христианские первосвященники, предавая казни несчастливых логостов, кощунственно над ними насмехались, говоря, что если их слово столь всеобъемлюще, то в лабиринтах его звукосочетаний наверняка найдётся буковка отвечающая за сегодняшнюю казнь, но и без оного лживого вероучения мы, отцы церкви, абсолютно твёрдо знаем, что звук этот будет именно свистящим (намекая на свист, который производит, рассекающий воздух, топор палача)
Следующее упоминание об едином абсолютном Слове мы находим в певучих арабских источниках. Изгнанные из непримиримой Византии последние логосты укрылись за хитрейшими узорами мусульманских мечетей. Здесь в относительной безопасности они из века в век скромно и уютно передавали тайну Логоса эзотерическим членам своей семьи. Один из халифов, прослышав об экзотической ереси, призвал главу этой секты к себе в орнаментальный багдадский дворец, чтобы лично испытать благотворную силу изреченного Слова. Говорят, что главный логост десять дней и десять ночей, не отрываясь, нашёптывал халифу на ухо абсолютное верное Слово, Мать всех слов. На одиннадцатую ночь став всеведущим, халиф плотно поужинал и побежал к своим терпеливым наложницам. Согласно одной из версий он отблагодарил логоста 999-ю полновесными золотыми динарами, по одному за каждый произнесённый мир. Согласно другой – приказал своему любимому палачу одновременно лишить логоста ушей и предательского языка. Когда же палач одним махом отрубил логосту голову, согласился с тем, что это был самый быстрый и безошибочный способ.
Логосты проживающие в мавританской Аль-Андалусии, утверждали, что Слово не может быть произнесено нечестивыми человеческими устами, что человек слишком от мира сего, чтобы выговаривать божественные звуки и что безгрешное ремесло это по силам одним только чистеньким жителям рая. Человеческий же удел, как можно более подробно запечатлеть Слово в толстой материальной книге. С этой целью тонкие мавританские логосты добавили в логостианский алфавит четыре доселе неведомые буквы. Та же аксиома, смысл которой сводиться к тому, что Слово не может быть правильно произнесено устами смертного, хоть и косвенно, но указует на факт наличия среди людей невидимых, но неоспоримых обитателей вышних миров. На этом утверждении настаивали высокообразованные логосты из культурной Кордовы. Иные из них утверждали, что новый логостианский алфавит, состоящий из 448 знаков это лишь призрак полного алфавита и что в нём не хватает более половины необходимых символов, число которых обязано быть равным числу сущих во Вселенной миров, то бишь девятьсот девяноста девяти. Каждому миру соответствует отдельная литера этот мир обозначающая. Полный алфавит ведом только ангелам, которые порхают из мира в мир, поскольку знают имя каждого из них.
Оригинальную попытку примирить различные конфессии учения, предпринял пиренейский алхимик Раймонд Луллий. Он создал дивную машину, которая с помощью специальных труб различной длинны и нагнетаемого воздуха могла издавать всякие возможные звуки. Механизм приводился в действие от мельничного колеса и был способен годами звучать в автономном режиме. Луллию стоило немалых трудов настроить регистры издаваемых звуков под диапазон звучания логостианского алфавита. Система трубок и мембран могла озвучить любое, даже самое немыслимое и запредельное для человеческого горла, сочетание литер. Машина Луллия за годом год "проговаривала" варианты звукосочетаний, пытаясь исчерпать все возможные комбинации, чтобы, в конце концов, споткнуться об искомое Слово. По утверждению алхимика машинерия исправно работала шесть лет, на седьмой - её разрушили рьяные подданные его католического величества короля Леона и Кастилии.
Наиболее знаменитым из средневековых логостов был еврей по имени Бен Иахур, который путешествовал по бубонной Европе в надежде разоблачить существующих среди людей полупрозрачных ангелов. "Ангелы существа тонкие и всепроникающие - писал в своей знаменитой инкунабуле Бен Иахур - Каждый из них может находится в нескольких мирах одновременно. Чтобы поймать небожителя, его сначала необходимо изгнать или выманить из других миров, где он скрывается, словно в глубоких барсучьих норах. Оказавшись целиком в одном только мире, ангел потеряет свою неуязвимость и станет отчасти сопричастным низменной природе людей. Тогда на его голову достаточно возложить стебель тысячелистника и накрыть полотном в которое до этого был завёрнут невинно убиенный мертвец."
Отчаявшись в попытках полонить небожителя, последователи Бен Иахура обратили свои взоры на существа менее тонкие. Вскрывая свежие могилы, они пытались воскресить мертвецов при помощи тёмного глагола Лазаря. Так учение о Слове разветвилось на Белую и Чёрную розы. Логосты Белой дымчатой розы настаивали на том, что поймать совершенного ангела могут только три человека, одновременно находящиеся в трёх разных мирах сущего. Адепты же розы Чёрной практиковали совсем иной подход: они резонно считали, что воскрешённый мертвец, побывавший после смерти в раю, обретя дар речи, может поведать людям все недоступные тайны ангельского алфавита. Разоренные кладбища Богемии и Польши были свидетелями их трудолюбивого фанатизма. Недаром в Восточной Европе всех приспешников учения о Логосе называли пожирателями мертвецов или "смертоедами". Вместе с агрессивными турками они также считались исчадиями ада. Один из христианнейших королей Речи Посполитой организовал против логостов крестовый поход, в котором приняли участие добрые католики со всей Европы. Кровавые и огненные погромы состоялись в алхимических кварталах гуситской Праги, откуда вынуждены были бежать сотни семей евреев и логостов. Немногие уцелевшие ученики Слова схоронились в Фессалониках и на венецианском острове Кипр. Оттуда покидая неблагодарный православный мир, они перебрались в Дамаск или Тебриз, где до сих пор проживает небольшая община бородатых и многоречивых людей в которых трудно узнать потомков прежних, внушающих ужас и отвращение, логостов. Некоторые из праведников возвратились не берега реки Инд, на историческую родину своей злополучной и отовсюду изгоняемой веры. Так круг, диаметром более восьми тысяч километров и размером в три тысячи лет, замкнулся.
Скромные секты логостов в Карачи, подобном своим арийским предкам ведут застенчивый, безмолвный образ жизни. Они утверждают, что разговаривая, человек тратит свою божественную сущность и становится полым. Многие из них принимают схиму и превращаются в непогрешимо тихих. Такие логосты считают, что любой звук, а не только звук речи, есть неотъемлемый атрибут главного Слова, что даже скрип уключин, шум платья, хруст надкушенного яблока и шелест переворачиваемой страницы, могут нечаянно выдать тайну единого Логоса. В их понимании мир лежит во грехе ибо полон всяческих шёпотов и только люди и звёзды способны на вечную тишину. Эта секта видит в своих мертвецах сосуды наполненные субстанцией Слова, которую невозможно расплескать, и поэтому они ещё очень долго и тщательно ухаживают за ними, украшая и всячески им угождая, словно это не трупы, а великолепные вазы. Их единоверцы из Кашмира сознательно лишают себя передних зубов, чтобы всё, что по слабости человеческой они говорят, было непонятно для непосвящённого уха. Они считают, что Шайтан этого мира прячется в человеческой речи и поэтому нарочно кромсают свои губы и калечат вечно виноватый мускулистый язык.
Существуют ли сегодня логосты в полном объёме практикующие своё учение и ищущие в лабиринте звуков разгадку Мироздания, или всё сводится к дешёвым трюкачествам и экзотическим квазифольклорным традициям, рассчитанным на праздных и падких интуристов? Я скорее склонен ответить на этот вопрос отрицательно, ибо наш век корысти и нездорового здравого рассудка, напрочь лишён крепкой веры в обыкновенные чудеса, без которой магия превращается в безжизненный этнографический ритуал. Хотя не исключаю возможности существования в Природе неких чудаков, копошащихся в затхлом чреве библиотечных архивов в безнадёжном поиске, до сих пор, неизреченного Слова. Но это скорее из области высохшего академического любопытства, чем сочная и пульсирующая традиция волшебства.
|
| |
| |
| Nekrofeet | Дата: Среда, 20 Мар 2019, 20:14 | Сообщение # 50 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 385
Награды: 14
Репутация: 65
Статус: | Волосы
(это что-то вроде статьи, философского эссе)
Меня всегда интересовали молодёжные нонконформистские движения, массовая неформальная движуха молодёжи. Где её корни, в чём её смысл, имеет ли она будущее, если да, то какое? При всём разнообразии молодёжного движения, я хочу рассмотреть только два её наиболее мощные и уже устоявшиеся во времени течения, которые без сомнения оставили свой след в истории второй половины двадцатого века - след мировоззренческий, социальный и эстетический. Я имею ввиду неформальные объединения хиппи и панков. Чем они отличаются? Прежде всего - ролью и значением личности в общей схеме противостояния обществу, отсюда следовательно и градусом самого противостояния. Пока существует общество всегда найдутся те кто будет находить эту систему порочной и несправедливой, выстраивая свою жизнь как контрапозицию ко всему структурированному общественному Гомеостату. Это классическое противостояние личности и системы, но противостоять кристаллической решётке общественных отношений можно по разному. В том как вы сопротивляетесь давлению из вне, видно кто вы есть на самом деле, обнаруживается ваша внутренняя суть, принципы на которых зиждется ваша сокровенная индивидуальность. Что вам ближе прямолинейное столкновение лоб в лоб или философия неназойливой мягонькой силы? Противостояние системе обналичивает ваше настоящее качество, выворачивает наружу карманы вашего характера.
Панки - агрессивное противостояние системе, активный отказ от благ навязываемых цивилизацией, это конфронтация с цивилизацией в наиболее острой и горячей её форме. Хиппи - ненасильственное противостояние системе, более паллиативное движение, противодействие цивилизации в более счастливой пассивной форме. По большому счёту движение хиппи это прививка к европейскому растению апатичных индийских ценностей. Хиппи чисто по-индийски сосредоточенны на себе и обращены прежде всего внутрь себя, как истые индуисты. Панки же имеют строго определённый вектор, всегда направленный во вне, это чисто европейское, западное стремление, которое зиждется на принципах экспансии и динамики. Они беспримесное порождение фаустианской цивилизации, кость от её кости, они есть прямые, хотя и не любимые, её отпрыски, непосредственные продолжатели западной традиции чей стиль выход за пределы, за любые рамки условностей есть главный пафос панковского движения. Они отпрыски королевской фамилии, которые взбунтовались против своей семьи, но даже в этом бунте, даже в этом отрицание своих корней, полностью прослеживается их генетическое родство с цивилизацией Запада. У них одна и та же общая кровь настоянная на столетиях католицизма, протестантизма, барокко, готики и промышленной революции. Они в полной мере пивная отрыжка западноевропейского мироздания. Может поэтому движение панков не прижилось в православной Восточное Европе ибо здесь в ходу иная метафизическая традиция, иная парадигма отношений и иной, сложившийся веками, общественный уклад, в котором понятие личной свободы и ответственности находятся в полуявном, невыразительном состоянии.
Панк - это прежде всего личная инициатива, вызов огня конкретно на себя, это крайняя форма одиночного противостояния, при всех перипетиях панк всегда противостоит миру в одиночку и поэтому в Восточной Европе она стала уделом немногих. Панк не склонен к созданию обширных всеядных коммун, община его ограничивает, его отвлекает, удерживает за руки, это явно не его идеал. Коммуна это скорее вариант для хиппи, который ищет себя в мощном безличном начале и чем больше такая община, чем она пестрее, тем лучше. Панк это всегда персонализация, всегда индивидуализм и хотя каждое общественное движение предполагает некую массу тебе подобных, но в этой массе панк не теряется, в ней он отдельная алмазная крупинка, он несмешиваем и нерастворим в своей последней сущности, его идеал - ярко выраженное, непрогибаемое "Я", в отличие от хиппи чей идеал - погрязшая в любви всеобщая масса, аморфное совокупляющееся "Мы". Хиппи ставит во главу угла любовь, панк - войну; для любви важен партнёр, для войны - противник; любовь стирает границы, война же ещё резче их очерчивает. Здесь на лицо совершенно разная мера ответственности и разная мера принятия себя. Получив оплеуху, панк принимает вызов, хиппи пытается от неё улизнуть в половую щель; хиппи труслив, панк - безрассудный храбрец, хиппи более интеллектуал, ботан живущий в своём мыльном мире, панк - дерзкий босяк и двоечник со сбитыми в драках костяшками. Панку не надо хитрить, его путь прямой, как стрела, ему к лицу ровный рыцарский меч, он западноевропеец до последней капли крови, хиппи же умствует на ровном месте, он вечно загоняет себя в лабиринт в надежде что там навсегда потеряется. Его духовная родина - заоблачная Индия, он постоянно примеряет на себя разноцветные шмотки индуса, он скорее согласен показывать фокусы и пускать в глаза волшебный дым чем размахивать кривой сарацинской саблей. Хиппи пытается противостоять миру за счёт своей слабости, делая из неё главный духовный подвиг, панк же надеется не на свою слабость, а на свою силу исключительно, он пытается противостоять миру своей личной волей, не давая себе никаких поблажек и ни в чём себе не потакая. Он - воин, хиппи - маг, это совершенно разные стратегии противоборства со средой: агрессивный выпад, атака с открытым забралом и глубоко эшелонированная любвеобильная оборона. Совершенно разный выбор оружия: средневековый, панковский кастет и растущий из дула винтовки сорванный цветочек.
Почему сначала появились хиппи и лишь потом, спустя почти десятилетие - панки? Возможно потому что философия пассивного сопротивления в тактическом плане более доступна и легко осуществима. Легче целенаправленно бездействовать чем активно отстаивать свою позицию. Пассивность - это декларация своего несогласия, желание заявить о себе вслух, сказать свое фе; активность - попытка внести в этот мир кое-какие правки, толику личных изменений, это уже следующий этап неприятия цивилизации, который характеризуется пониманием того, что просто из высоких идейных соображений сидеть на диване недостаточно, что это заранее проигрышная позиция, что любая атака (если вас конечно интересует результат), даже самая несостоятельная и абсурдная, имеет больше шансов на успех чем магическое протирание штанов.
Явление панков в основе своей, несмотря на всю их внешнюю, бьющую в глаза, визуальную мрачность, гораздо более оптимистическое чем явление таких радостных и таких лучезарных на вид хиппи и именно потому что в принципе действия свойственного панкам, изначально заключена матрица надежды и едва осязаемая призрачная в вера во спасение. Раз ты не веришь в свою победу ты не станешь ради неё шевелить пальцем, именно эта стратегическая подноготная хорошо характеризует сущность хиппи - они ни на грамм не верят что могут победить, они не верят даже в саму принципиальную возможность такой победы и поэтому однообразно и системно бездеятельны и все их усилия фундаментально направлены внутрь себя, на культурное созидание, самопознание и творчество. Именно поэтому хиппи в творческом плане более богаты и более разнообразны чем панки. Явление хиппи культурно значительно превышает явление панков. Хиппи никогда не решались окончательно, раз и навсегда, порвать с этим обществом, культура и есть такая живая связь, пуповина с гнилым миром, цивилизация питала их своим тысячелетним корневищем. Панки же гораздо более радикальны в этом отношении, они в очень революционной способ, в форме нетерпящей никаких возражений единым махом отсекали все к этому миру привязанности, они его отрицали напрочь. Культурное строительство и преемственность их нисколько не интересовали; сила панков не в глубине самопознания и не в способности творить внутри себя и снаружи, их сила в революционном пафосе активного противостояния, в даре безоглядно действовать глубоко в тылу врага. Они первые экстремисты, первые реальный диверсанты, которые конкретно схлестнулись с неприятелем, которые конкретно ввязались в драку, не на словах, а в действительности, разумеется им не до красот слога и не до завораживающих гармоний в музыке, их давят другие насущные потребности, у них совершенно иные приоритеты; когда дело касается элементарного мордобоя, тут не до эстетических изысков. Реальные диверсанты, которые, впрочем, совершенно не скрывают своей враждебности по отношению к окружающему их текущему миру - скрытность это не их тема, их конёк - открытый вызов, наглый плевок в рожу Мирозданию; они по натуре своей, по последней своей сущности более террористы, заплечных дел мастера, чем вечно балансирующие культурные деятели, погрязшие в болоте бездонной своей рефлексии. Всякая красивость вторична, всякая эстетика фальшива, вот мысли человека который кого-то избивает или который сам подвергается нещадному избиению.
Панкам очень трудно творить на фундаменте столь резкого и категоричного отрицания, в их сознании мало цементирующих элементов, но как и большинство истых революционеров и тех кто отказался от мягкотелых принципов творчества, панки очень прагматичны и целеустремлённы, в отличии от хиппи, не вызывает сомнения их ставка на конечный результат. Панки идут к цели, не гнушаясь никакими средствами, они не мямлят относительно нравственности и категорического императива, они просто стёрли его с лица своей земли, чего не скажешь о хиппи, которые всё же признают несокрушимую ценность человеческой жизни. Это разница между хулиганом и между ботаном, между теми кто размахивает цепями и теми кто мастурбирует стихи.
Как всякая идеология, которая давно оформилась и пережила свой апогей, движение хиппи и панков обречено на долгое нудное прозябание на периферии молодёжного сознания, на задворках мировой поп-культуры. Они не исчезнут, они будут тихонько тлеть; возможно иногда даже будут наблюдаться краткие вспышки повышенного к ним интереса, но живая кровь молодёжи от них уже отхлынула и вряд ли когда вернётся. Теперь интерес к тому или иному виду молодёжного движения есть следствие веянья моды, он напрямую от неё зависит. И хиппи и панки стали брендами, стилистическими уловки модных домов одежды. Теперь это более дизайнерские приёмчики, которые можно как-то реанимировать, как-то вызвать к жизни, но воскресить в прошлом величии уже никак не мыслимо, ибо внутренняя насущная жизнь из них утекла, осталась только характерная полая оболочка; гальванизировав, её можно заставить схематично дрыгать конечностями, но не более. Хиппи и панки превратились в безобидных зомби, в которых легко можно вдохнуть подобие духа при помощи дизайнерских заклинаний. Цивилизация, против которой восставала молодёжь 60-70 годов, в конце концов, их пожрала; пожрала и выплюнула косточки в виде новомодных хиппи и панк аксессуаров - теперь дело за покупателем.
P.S. Меня часто делают замечание:"Но, у панков ведь есть культура: панк-рок, панк-металл, панк-рэп, в конце концов. Что же вы их одними кастетами вооружили?"
Панк-рок середины семидесятых в какой-то мере отображал мировоззрение панков, сейчас - не знаю. Дело в том что панки стоят на отрицании ценностей культуры и вообще цивилизации, а трудно что-то творить одновременно его отрицая, если они и занимаются чем-то таким типа культурой, то делают это внаглую, нарочито цинично и оскорбительно. Хиппи же не столько отрицают сколько чуждаются, они не рвут связи с культурой окончательно, наоборот - творчество естественная для них состояние, им свойственна преемственность (битники, индийская философия), они видят для себя подспорье в некоторых аспектах прошлого, они не творят с чистого листа, у них есть учителя и гуру, чего нельзя сказать о панках, для которых прошлое - абсолютный труп и музыка тому яркий пример. Панки не ищут гармонии, они её заклятые враги, поскольку всякая красивость рассматривается как продажная девка продажного общества; песни панков это не гармония и не мелодика и не изысканность текстов, это прежде всего выброс энергии, желание врезать побольнее, способ заявить о себе прямо в челюсть. Когда вы дерётесь то скорее думаете о силе удара чем о его элегантности. В музыке панки сжаты и сосредоточены, в музыке - они в строю, они пытаются властвовать, хиппи же наоборот - расслаблены и безвольны, они полностью под властью своих химер, они растворяются в них, дают возможность собою владеть, перепоручая свою волю искусству.
|
| |
| |
