Olegkakbud  | Дата: Воскресенье, 03 Июн 2018, 06:06 | Сообщение # 2 |
 Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 117
| Водные приключения
Рассказывал геофизик Гера.
-- Вот сколько, по-вашему, может человек находиться под водой? Минут пять, не больше?
Разговаривая, он характерно выворачивал нижнюю губу, отчего становился немного похож на молодого Поля Робсона.
-- Может быть, и побольше, если тренированный, -- неуверенно отозвался кто-то из темноты. -- Минут, скажем, семь...
Гера сверкнул белками глаз, отчего стал ещё больше похож на своего далёкого двойника.
-- Сорок минут. И даже побольше.
-- Да иди ты, -- зашумела братва. -- Это если только в акваланге.
-- Или с трубкой.
-- Или Ихтиандр...
-- Вася, -- выкатывая из пепла горячую картофелину, проговорил Гера. И, перекидывая её из ладони в ладонь, добавил -- очевидно, для большей достоверности. -- Вася Балышев, «Южуралнефтегеофизика».
-- А у нас, когда я ещё пацаном был, амфибия в Самарке потонула, -- ни с того ни с сего вспомнил я. -- Так в ней лейтенант военный трое суток под водой был.
-- Чего-о?! -- изумилась вся компания, не исключая и Геру.
-- Вот ей-богу. Трое суток достать не могли. Водолазов вызывали! Потом кое-как тремя лебёдками зацепили, и только с амфибией вместе и выволокли. Разлив был большой. Он проскочить хотел, а его закрутило и льдиной шарахнуло.
-- И что?.. Живой? -- нарушил тишину одинокий недоверчивый голос.
-- Да нет, конечно, откуда живой: трое суток.
Слушая оживление, с которым был встречен этот ответ, я решил, что, наверное, думал о своих товарищах немного лучше, чем следовало бы.
-- Вот так и Вася твой, поди! -- с весёлым запалом крикнул кто-то Гере.
-- Ничего подобного, -- спокойно отозвался тот. -- Вася Балышев так и работает до сего дня. Недавно его встретил. Здоров как бык.
И в воцарившемся молчании продолжал.
-- Год был, кто помнит, дождливый. Залило по самое "не могу". Дня без дождя не проходило -- диковинка для наших мест, но факт. Ох, и намучились тогда, по этой грязи! Главное: прольёт дождь, промочит всё на свете, а потом солнце как вжарит --- жуть. Дышать нечем: пар. А потом опять как прольёт... И так всё лето.
Но дело не в этом. Едем мы, стало быть, на ЗИЛ-157, в будке. И по такой погоде возле распахнутых дверей сидим, покуриваем. А машину по колее мотает -- туда-сюда, туда-сюда... Весело.
И вот возле деревни одной -- называть не буду, вы её всё равно не знаете, -- дорога так в обход идёт, и на плотину. Пруд у них там. Да здоровый -- не пруд, а целое водохранилище. Но плотина земляная. И, конечно, тоже мокрая вся, аж блестит. А наш Вася лихо так на неё заскакивает, по газам -- и тут его ка-ак мотанёт -- и с плотины в воду.
До сих пор не пойму, как мы-то с Сашкой, напарником моим, снаружи очутились. Вот хоть убей: как вырезало из памяти это мгновение. У Сашки потом сколько спрашивал -- тоже не помнит ни фига. Вот, как говорят, инопланетяне, кого из наших к себе берут, так потом у них из памяти это место вырезают, так что наши потом не помнят, что там было и как...
-- И было ли вообще, -- вставил кто-то.
-- Ага, -- кивнул Гера, продолжая про себя настолько дивиться непостижимому феномену, что даже не обратил внимание на иронию, заложенную в этой реплике.
-- Да... -- продолжил он. -- Всё произошло в какие-то доли секунды. Мы тут, на плотине, а 157-й -- буль-буль-буль -- смотрим, -- погружается. И скрылся весь уже, а всё подбулькивает. Чувствуется: глубина немалая.
-- Ещё бы: под плотиной -- самое глубокое место, -- поддакнули из темноты.
-- Да. Пока в себя пришли, сколько-то там времени прошло. Но немного: минуты, может, три. Вспомнили про Василия. Что же он не всплывает, стервец? подождали ещё чуть-чуть. Ни фига! Всё. Или ушибся, или что. Мигом одежду срываем -- и под воду. Куда там! Не знаю, какая глубина. Метров десять, небось, не меньше. Даже верха будки достать не можем. А вода... Муть сплошная, глаза бесполезно открывать... Вот, ты говоришь, амфибию у вас через трое суток достали? -- обратился он ко мне. -- А 157-й наш до сих пор там. Пятый уж год под водой.
-- Что ж не достали?
-- Глубоко там. Яма, как мужики-колхозники потом сказали. Бывший глиняный карьер. А потом: электроника всё равно в воде из строя вышла, материалы по разведке мы не копили, сразу в управу передавали, а всё остальное, начальство посчитало, на хрен не нужно. Так и похоронили.
Ну, так вот. Поныряли-поныряли мы ещё. Хоть солнце и прижаривает, а дрожать начали -- вот до чего донырялись. Присели на корточки, трясёт нас. Сашка часы из штанов вынул.
-- Ого! -- говорит. -- Полчаса доходит, как сковырнулись. Я, когда раздевались, на часы машинально взглянул. Без десяти было, а сейчас -- почти двадцать минут.
(окончание – по требованию)
А погода у нас хорошая
Олег Скрынник
Сообщение отредактировал Olegkakbud - Воскресенье, 03 Июн 2018, 06:14 |
| |
| |
| Olegkakbud | Дата: Воскресенье, 03 Июн 2018, 06:21 | Сообщение # 3 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 117
| Шум, жена и скатерть
Жену поцелую в щёчку и отправлю баиньки. Cкатерть мы просто сложим в несколько раз и бросим на спинку дивана.
А шума к этому времени уже нет, если не считать редких шорохов с отдалённой автострады. Значит, ничто не помешает разместиться за надёжным, ласкающе гладким столом четырём… Нет, трём дорвавшимся до дела мужикам. Четвёртый будет сидеть на прикупе. Ему удобнее где-нибудь отдельно. За журнальным столиком. Торги слушать, лимончик резать. Коньяк наливать.
-- Ого, «Мартель»! Не хило поживает наша медицина.
Роман с треском взламывает ящичек и извлекает золотистую бутылку, похожую на полумесяц с ручкой.
-- А то!
Яша с достоинством вздымает рыжую шевелюру. Достав новую, в обёртке, колоду, небрежно бросает её на стол и снимает пиджак.
-- Дай-ка сюда!
Вырывает у Романа бутылку. Наливает всем на самое донышко.
-- Коньяк, чтобы вы знали, существует не для того, чтобы пить. А чтобы насладиться.
Это чистая правда. В Париже мне много раз приходилось видеть, как весёлые молодые компании, заказав по коньяку, целый вечер его нюхают, употребляя при этом вино или джин. А коньяк вылизывают лишь перед самым уходом – так сказать, на десерт.
-- Хорошо, -- откликаюсь я. – Будем наслаждаться.
Открываю бар-холодильник и выставляю на столик лёд, большую «Гордонс Драй», несколько полторашек тоника и внушительную менажницу с морепродуктами.
-- Ух ты! – восклицает Виталий, подхватывая светящийся розовым ломтик сёмги и отправляя его прямо под пышные тёмные усы.
-- Проглот, -- констатирует Яша.
-- Ох, и набегаемся мы сегодня в туалет, -- предрекает Ромка. -- Как бы «пулю» не загубить.
-- Ни фига, -- говорю я. -- Бегать разрешаем только прикупному. Принято?
-- Единогласно, -- грохочет Виталий, запивая креветку стаканом тоника.
-- Кажется, я буду первым, -- морщится Яша. – Ещё в дороге припёрло.
-- Вот те на! Чего ж ты терпел?
-- Да как-то неудобно прямо с порога…
-- Беги уж!
Виталий распечатывает колоду. Привлечённые зрелищем, подгребаем к столу. Виталий перебирает карты. Откидывает шестёрки. Внимательно изучает рисунок рубашки.
-- Красивые ребята!
-- Особенно, конечно, дамы, -- звенит Роман, расчерчивая «конвертик».
-- Тузы тоже ничего, -- Виталий поднимает голову. -- Правда, Игорь?
-- Нет, -- отвечаю я. – Семёрки. Только семёрки. Предпочитаю мизера.
-- Губа не дура.
Аккуратно, за краешки, беру новенькие шестёрки и кладу на камин. На столе не должно быть ничего лишнего. Роман заканчивает свои художества, встаёт из-за стола и наливает полстакана джина.
-- Ты, что ли, пить сюда пришёл? – набрасывается на него Виталий и, отобрав стакан, мигом его осушает.
-- Паршивец! -- Роман шлёпает Виталия по шее и наливает себе ещё.
-- Проглот! – отвечает тот, вылавливая из менажницы шейку омара.
Наблюдать за ними одно удовольствие.
-- Не кричи. Ирку разбудишь, -- урезонивает его Роман. – И тогда вся «пуля» псу под хвост.
-- Не боись, -- успокаиваю я. – Она уже вовсю дрыхнет.
Вечер за окнами быстро оформляется в ночь. Пасмурный, неприветливый поздний октябрь. И днём-то света как следует не было.
Задёргиваю шторы.
-- Кстати, что у тебя с дворовым освещением?
-- А, -- машу я рукой. – Похоже, лампочка накрылась. Перед самым вашим приездом. Завтра позову электрика.
-- А самому сменить было слабо?
-- Конечно, слабо. Я по столбам лазить не умею.
-- Говорил я ему, -- ябедничает Виталий. – Повесь ещё один фонарь, над дверью.
-- Нечего делать. Электричество экономить надо.
-- Во жлоб, -- кивает Ромка. – Всю жизнь такой. Бывало, в студентах карандаша у него не допросишься.
-- И правильно, -- бурчу ему в ответ. – Свой надо иметь.
-- «Сво-ой»!
Он ополаскивает руки в большой фаянсовой посудине и тщательно вытирает их полотенцем.
-- Ты не больно-то там с полотенцем, -- подыгрываю я своим оболтусам. – Дырку протрёшь. А за него деньги плачены.
Убедившись, что руки чистые и сухие, Роман вынимает из жилетного кармана шикарный перстень с сердоликом и аккуратно надевает на средний палец левой руки. Он очень дорожит этим перстнем. Так же, как, наверное, Кощей дорожил своим ларцем, где сидела утка, в которой было яйцо, содержащее иголку, на кончике которой помещалась его жизнь.
Виталий усаживается за стол и начинает барабанить по нему пальцами.
-- Ну он там что, верёвку проглотил?
-- Давайте начинать.
-- А место?
-- Да кому оно нужно, его место! Я сдам за него.
Роман принимается тасовать. Оба деликатно помалкивают. Ждут решение от хозяина.
-- Ну что ж, -- вздыхаю я. – Как скажет стая.
Наверное, напрасно я озвучил своё пристрастие к семёркам. Услышав это, невидимые пакостники, всегда тусующиеся там, где идёт игра, начинают подбрасывать мне такую карту, что всё время приходится пасовать. Поэтому появление Яшки с довольной физиономией действует на меня раздражающе.
-- С облегчением! – с присущей ему бесцеремонностью восклицает Виталий.
Яшка осушает полный стакан тоника и присаживается за стол вместо меня. У меня пересыхает в горле, но я почему-то терплю. Со мной бывает: чего-нибудь хочу, даже очень хочу, а позволить себе – шалишь! Сидит во мне какой-то маленький внутренний садист. И ничего не могу с ним сделать. Потому что обосновался он очень и очень давно. Не исключено, что ещё до моего рождения… А вам такое знакомо?
-- Десять без козыря! – нахально объявляет Яшка. Сегодня определённо его день.
Очень хочется долбануть стакан яшкиного дорогого, но садист опять хватает меня за руку. Я ухожу от соблазна в полутёмный угол и включаю когда-то сконструированный и собственноручно изготовленный мною мобил. Льётся тихая музыка. В миниатюрном средневековом замке без видимой закономерности то освещаются, то темнеют узкие окна-бойницы. По стенам прохаживаются стражники в тускло отсвечивающих доспехах. Тихонько плещет вода. Как будто нехотя ворочается мельничное колесо. Поднимаются ворота, через ров с водой на цепях опускается мостик. Из замка выезжает золочёная карета и направляется по узкой дороге, скрываясь за холмами, покрытыми лесом, чтобы через некоторое время появиться с противоположной стороны.
-- Прикольная у тебя штука, -- не отрываясь от игры, замечает Ромка. – Главное, своими руками сгондобил. Молодец!
-- Мог и сам бы постараться, -- отвечаю ему, наблюдая, как крохотная сова с горящими глазками перелетает с башенки на башенку. – Один вуз заканчивали.
Мы с ним по точной механике – специальность, которая в этой стране сегодня не просто никому не нужна, а не нужна решительно и категорически.
-- Не-эт, -- тянет приятель. – Я по крупным механизмам. Чтобы самому кататься.
Он процветает в своём автосервисе, занимаясь перетаскиванием с одного автомобиля на другой запчастей, которые без зазрения совести выдаёт за новые. Впрочем, этим уже занимаются его работники. А он лишь подсчитывает барыши… Хотя нет. Это для него тоже делают уже другие -- счетоводы и бухгалтера. А он лишь кивает: мол, всё в порядке. Целыми днями только и делает, что кивает. Шейные мускулы накачивает. Вон, шея уже почти с голову диаметром.
-- Ну ты, механизм, -- обрывает его Виталий. – Ты будешь вистовать?
Со мной дело ещё хуже. Я от техники вообще отошёл. Так, торгую чем придётся. Веду жизнь обеспеченную и беззаботную. А голова тоску-ует! И руки ноют. Им дела хочется. Настоящего, красивого дела. Вот, гляжу на этот мобил – одно отдохновение. Напоминание, каким способным я когда-то был. И одновременно укор. Намёк на то, каким я мог бы стать. Чего ещё мог бы натворить на земле, не приди это проклятое торгашеское время. А может, дело не во времени, а в нас? Не слишком ли легко мы на всё это повелись? Нас пальчиком поманили – мы и ра-ады…
-- Милостивый государь! Ждём-с, -- улыбается Роман, отчего шрам под его правым глазом становится резче.
-- Пас, разумеется, -- пожимаю я плечами.
Всё идёт, как предсказал Роман. Теперь в туалете обосновался Виталий. Кажется, я даже слышу, как он кряхтит и вздыхает. Ерунда, конечно. Отсюда вряд ли что услышишь: далековато. Это воображение дурное разыгралось… Грузный, краснорожий Виталий. Бывший вояка. Тоже жертва нежданного капитализма. Защищал-защищал Родину, пока пендаля под зад не ворвали. Хотя… Не думаю, чтоб именно он кого-то защищал. Сидел, небось, в каком-нибудь штабе, бумаги перекладывал. Большие бумажки в большую папку, маленькие – в маленькую. Днём сплетни, шашни с какими-нибудь связистками. Вечером – пьянство. На роже-то, вон, всё написано. Рожу, брат, не обманешь. Теперь тоже торгаш, вроде меня. Какие-то ломы, кирки, кувалды в Китай продаёт. Вагонами тащит. Интересно, зачем они им в таком количестве? Стену свою, что ли, наконец достроить решили?
За окном слышится отдалённый взрыв и следом за ним нечто напоминающее шипенье гранат, хлопанье мин и пулемётный треск. Сдвигаю штору, и все видят расцветающие в чёрном небе звёзды, диски, шары и веера из разноцветных огней.
-- Вот это да, – бубнит Яшка, на поднимая головы. – Красотища.
Он всегда говорит так, что не поймёшь, взаправду или дурака валяет. Думаю, что у медиков это в крови – наводить тень на плетень.
-- И что сегодня за праздник? – интересуется Роман.
-- День рождения у кого-нибудь, -- объясняет подошедший Виталий. – Тут, в посёлке, постоянно что-нибудь празднуют. День рождения, свадьба… Сейчас редкая пьянка обходится без фейерверка. А вам удивительно? Вы просто не попадали.
-- И где это пуляют?
-- Обычно во-он там, на Круглом озере. И красиво, и безопасно: строений по соседству никаких.
Действительно, огни фейерверка освещают кроны высоких деревьев, обрамляющих наше Круглое.
-- Всех карасей перепугают, -- замечает Яша. – Фейерверка не видели что ли? Пойдём играть.
-- Я сейчас! –восклицает спешно Роман и отправляется по хорошо известному маршруту.
-- Ну вот, ещё один! – недовольно бурчит Виталий и оборачивается ко мне. -- После него, конечно, ты побежишь?
-- Да вроде не собираюсь, -- отвечаю я кротко.
-- У него вместо пузыря полиэтиленовый мешок, -- вставляет Яшка.
-- Да ла-адно!—тянет Виталий, притворяясь, что принимает яшкин трёп за чистую монету.
-- Чего «ла-адно»! Я сам ему пришивал.
-- Что за мешок? Какой-то специальный?
-- Обычный мешок, -- пожимает плечом Яков. -- С рекламой «Магнита».
-- Ща как дам «Магнита»! – не выдерживаю я, и два оболтуса корчатся в приглушённом хохоте. Под шумок Яшка развёртывает и внимательно изучает карты Романа. Виталий смотрит ему через плечо.
-- Нехорошо-о! – говорю я, пристраиваясь у другого плеча.
-- Всё хорошо, -- отрезает солдафон Виталий. – Пускай держит карты поближе к орденам. Он мальчик, что ли?
Действительно. Мог бы сложить да сунуть в карман, идя в туалет. Не в «дурака» играем!
-- Кстати, док, -- обращается Виталий к Яшке, вливая джин в стакан со льдом. – Не подскажете ли, чей это красавец «шестисотый» поблёскивает во дворе у этого типа? -- Он кивает на меня.
-- Наверно, этого самого типа, -- равнодушно отзывается Яшка.
-- «Форд» этого типа я знаю как облупленный. Так же, как «Пежо» вон того. -- он склоняет голову в сторону туалета.
Яшка поднимает подбородок.
-- Ну, тогда получается, что мой.
-- Да-а! – присвистывает Виталий. – «А где мне взять такую тёщу»!
-- При чём тут «тёща»? Я и сам неплохо зарабатываю.
-- Будя гнать-то. «Зараба-атываю»! На это тоже? И на это?
Он тычет жирным пальцем наугад, попадая в швейцарские часы и золотое кольцо с бриллиантами, посылающими во все углы разноцветные сполохи.
-- Ты что, знаешь о моих доходах? – пылит Яков.
-- А чего мне знать! – гремит Виталий. – Как будто свояк у меня не врач, кандидат наук, и будто не держит он такую же клинику, как твоя, в Самаре.
-- Да чего ты, Яша, -- вступает подошедший Роман. – Ты же сам хвалился, что Стелла твоя получила хорошее наследство. Мы ж его все вместе обмывали. Мы помним, а ты, значит, забыл? Ты же клинику открыл когда? Именно когда это случилось. А иначе на какие шиши ты бы её открыл?
-- Ну-у, у меня были сбережения… -- уклончиво отвечает Яша.
-- Перестань, -- машет на него Ромка. – Знаем мы твои сбережения. Все наши сбережения в один миг прикончили. Сначала Павлов, а потом, что осталось, -- Гайдар.
-- Действительно, -- подключаюсь я. -- Вот послушай лучше, что я про тебя только что сочинил.
На пятёрки не учись
И не лопай кашу,
А однажды изловчись –
И женись как Яша.
-- Во! – хохочет Виталий. – Вот это правильно.
-- Тс-с! – шикаю я на него. – жену разбудишь. Моя хоть и не такая крутая, как Стелла, но если не ко времени разбудить, разозлится и весь кайф нам сломать очень даже может.
-- И ещё: если мы хотим разъехаться на своих машинах, то с этой минуты пить прекращаем, -- замечает Роман.
-- Отлично! – вторит ему Виталий и подмигивает мне. – Нам больше достанется.
Из нашей компании Яков – единственный, кому удалось не изменить своей профессии. Зато, видимо, в качестве платы за это, он разительно изменился сам. В классе не было мальчика проще и покладистей. Открытая улыбка, золотистые глаза, постоянная готовность подсказать, помочь. А главное – слушать. Как я завидовал его умению слушать! Во мне тогда бушевали… Ну, может быть, не бесы, но определённо чертенята. Они заставляли вгрызаться в каждый разговор – спорить, перебивать и высмеивать, и лезть куда не просят со своими суждениями и выводами. И лишь когда я уже чувствовал себя высохшим как вчерашняя селёдка, я замечал Якова. Он всё время находился поблизости и не мигая впитывал всё, что мы расточали вокруг. Казалось, он делал это не только ушами, но и кожей, и ногтями, и всем остальным. Он был единственный, кто оставался в выигрыше. И я давал себе клятву научиться быть как он… И держался лишь до того, как в нашем бурном классе вспыхивала очередная дискуссия.
Но не прошло и двух месяцев после его поступления в медицинский, как вместо чуткого, отзывчивого Яши пред наши изумлённые очи предстал законченный циник и сноб. Он пришил к джинсам болгарского производства коричневые дерматиновые манжеты, начал вслух говорить о себе: «Я – нигилист!» и в дело и не в дело восклицать: “Fortuna non penis!” Девчонкам – бывшим одноклассницам – подробно разъяснял, как вести себя при первом сексе, и предлагал, в случае чего, свои услуги по восстановлению невзначай утраченной девственности. При этом всегда произносил поговорку «Плева – дело плёвое», которую, скорее всего, сам и сочинил.
Не дав нам передохнуть, он моментально пошёл дальше. Повадился приходить с гитарой и под её жестяное дребезжанье исполнять самодельные песни с рефренами в виде поговорок, подобных приведённой выше. Утвердившись таким образом в собственных глазах как властитель наших тел и законодатель вкусов, он стал расширять сферу влияния на остальные стороны жизни. Саше Прудникову, студенту литинститута, заявил, что литература и искусство – это суррогат научных знаний, и что искусство всегда тащится позади реальных процессов. Будущим экономистам в два счёта показал, что они ни бельмеса не смыслят в политэкономии, инженерам – что их расчётные методики никуда не годятся – при этом не издержав ни единого аргумента. А Таню Шабашову, студентку философского факультета, нейтрализовал одной фразой: «Не-ет, Шабашик, ты девка субъективная». После чего авторитетно заявил, что академика, преподающего ей диалектику, необходимо срочно обследовать у Сербского.
К моменту этой метаморфозы наши ребята и девочки были заметно взрослее, чем в школе, и вступать в дискуссии уже не спешили. Вместо этого они стали перетекать в другие компании. Селивёрстова и Мамотенко, студенты музыкального вуза, стали первыми, проделав это сразу после жёсткого эксперимента с гитарой. Кончилось тем, что наши сходки развалились. По инерции я продолжал общаться с Яшкой, которому импонировало, что я – когда-то самый оголтелый спорщик класса – не пытаюсь противостоять его самоутверждению. Что касается Романа, то он, не зная прежнего Яшку, мог без особого стресса воспринимать его таким, какой уж есть.
А тут явился преферанс. Ему нас научил дипломник, временно поселившийся в моей комнате. Яшка приходил из своего общежития, и мы частенько засиживались до утра. Преферанс хорош тем, что ему мешает шум. Должно быть, благодаря этому яшкины разглагольствования потихоньку сошли на нет. «Пуле», как известно, мешает ещё кое-что. Но мы играли за покрытым пластиком общацким столом, который с рождения не знал, что такое скатерть. А жён у нас в те времена не было и в проекте. Позже, когда в моём доме завелась Ирка, мы нет-нет, да и обращались к Якову с её здоровьем. Тогда и выяснилось, что кроме нигилизма в медвузе преподавали-таки и другие предметы. И, кажется, неплохо.
Дипломник защитился и съехал. Вместо него поселился первокурсник Филя. Учиться игре он не хотел, но не отказывался, когда ему предлагали посидеть за «болвана». Так незаметно завершилось высшее образование. За окном шли разные времена. Нехорошие и плохие, гадкие и совсем отвратительные. Неизменным оставалось одно: «пуля». Мы стали играть втроём и уже как будто привыкли, когда Роману втемяшилось пойти в армию. Не слушая ничьих уговоров, он напялил камуфляж и отправился прямиком в Чечню. Яшка нашёл двух знакомых докторов, и мы с горем пополам игру возобновили. Приходилось ли вам быть в компании людей, которые привыкли смотреть на каждого окружающего как на пациента? На протяжении всех этих встреч я чувствовал себя то распластанной лягушкой, то препаратом, пристроенным под микроскоп, то дезертиром, проходящим медицинскую комиссию. К тому же они играли «ленинградку», и приходилось подстраиваться. Ведь наверняка прекрасно знали и «сочинку», но играли «ленинградку», чтобы повыпендриваться и подчеркнуть свою исключительность. Когда же в тет-а-тетном разговоре я аккуратно выразил Якову своё недовольство, он заявил: «Ты поосторожней с этими ребятами. С медиками лучше вообще не конфликтовать. Или капнут, или кольнут не туда. Или в сигаретку чего-нибудь всунут… Смотри!» Прозвучало довольно круто даже для такого засранца, как новый Яшка, и я промолчал. Слава Создателю, эта компания просуществовала недолго. Не было бы счастья, да несчастье помогло: Роман демобилизовался по ранению и занял своё законное наигранное место. Он и притащил с собой нового знакомца -- Виталия, который, как оказалось, к тому же и живёт совсем рядом – через пару домов от меня. Тоже не подарок: приходится терпеть его закалённую военной службой неотёсанность, но на мой взгляд, она всё-таки приятней профессорского снобизма.
Квадраты окон светлеют. Начавшийся с ночи дождь напитал землю и траву, и кусты с ещё не облетевшими мелкими листьями. Игра закончилась. У меня выросла порядочная «гора». Для настроения наливаю полстакана джина. Виталий встаёт, разминает затекшие ноги и следует моему примеру. Зажиточный Роман и победитель Яша смотрят на нас с нескрываемой завистью.
-- А не затопить ли каминчик? -- Яша выкладывает из корзины поленья и поливает их жидкостью для растопки.
-- Сочувствую. С утра – и за руль, -- подмигивает мне Виталий, наливая ещё джина.
Ромка смотрит в окно, потом на часы.
-- Сейчас любезная хозяйка дома угостит нас традиционным утренним кофе.
-- Да-а, не мешало бы горяченького, -- потирает руки Виталий и подходит поближе к огню.
Все машинально затихают и прислушиваются. С кухни не доносится ни звука.
-- Спит.
(продолжение – по требованию)
А погода у нас хорошая
Олег Скрынник
Сообщение отредактировал Olegkakbud - Воскресенье, 03 Июн 2018, 06:29 |
| |
| |
| Olegkakbud | Дата: Понедельник, 11 Июн 2018, 01:29 | Сообщение # 8 |
|
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 117
| (продолжение)
-- Не удивительно. В такое утро и я бы… -- Виталий с хрустом потягивается.
-- Однако, мне уже пора, -- говорит Яков, одёргивая пиджак.
-- Ладно, -- останавливаю я его. – Пятнадцать минут тебе погоды не сделают. Пойдём будить. Нечего ей дрыхнуть!
С заговорщическим видом, на цыпочках движемся по коридору. У двери замираем и по моей команде вкрадчиво и нараспев:
-- И-и-ира-а-а!
Потом громче:
-- И-И-и-ира-а-А!
Приоткрываю дверь. Ирка под одеялом. На тёмно-синей подушке белеет её тонкое лицо.
-- Тс-с!
Неслышно иду по ковру, сдерживая дыхание. Засовываю руку под одеяло, чтобы коснуться торчащего холмика колена, и ощущаю каменный холод.
Наверно, я всё-таки кричал, потому что вся компания стоит тут, на ковре, выстроившись полукругом.
-- Надо в «скорую», -- говорю я.
-- Уже, -- отвечает Виталий. – И в полицию.
-- Уйдёмте отсюда, -- предлагает Роман.
-- А вдруг… Что-нибудь понадобится?
Не узнаю свой голос. Яков качает головой.
-- Ей уже не понадобится ничего.
-- Ты уверен?
-- Сто процентов.
Его лицо становится серым и водянистым.
Угли в камине светятся малиновым. Каждый берёт свой стул и почему-то прежде, чем сесть, относит его подальше от стола с картами.
-- Такая молодая… Она чем-то болела?
Роман вопросительно смотрит то на меня, то на Яшу. Яша недоумённо пожимает плечами.
-- Мигрени, цистит. Простудные… Ничего серьёзного.
-- А сердце?
-- Прихватывало пару раз, -- отвечаю я. – Но проходило.
-- Мне никто не жаловался, -- вступает Яша.
-- Да не придавали значения. Вот и не жаловались.
Яков смотрит на часы.
-- Ох, я уже всюду опаздываю.
-- Сиди уж! – останавливает его Виталий. – Позвони, куда тебе там, и сиди. Мало ли что!
За воротами взвизгивают тормоза.
-- Я открою, -- вызывается Ромка.
Пусть откроет.
Пожилая докторша пишет что-то, устроившись у краешка туалетного столика.
-- Вы родственник?
-- Я муж.
Она печально поводит головой.
-- Медицина бессильна.
-- Но в чём дело? Что случилось?
-- Всё покажет вскрытие.
-- А будет вскрытие?
-- Ну, конечно! – раздражённо говорит она. – Как вы хотите? Такая молодая женщина…
Входит белобрысый мальчик в полицейской форме.
-- Младший лейтенант Клячко. Участковый инспектор.
Докторша глядит на меня.
-- Я вас попрошу… На минутку. Мне надо поговорить с лейтенантом.
Они уже тут распоряжаются. Но мне почему-то всё равно.
Бреду в гостиную, спотыкаясь о непослушные коврики. Кто бы их убрал!
Младший лейтенант проходит к столу и кладёт на него свою папку, с миной осуждения отодвинув разбросанные карты.
-- Попрошу всех присутствующих назвать адреса и фамилии. А также предъявить документы.
Покончив с процедурой, занимает позицию в дверном проёме.
-- Прошу всех не покидать помещение до приезда следователя.
-- Ого! – Виталий присвистнул. – Ещё и следователь будет?
-- Послушай, командир, -- заговаривает Роман. – Нечего нас тут сторожить как малолеток-беспризорников. Сядь, вон, как человек, и сиди. Никто никуда не денется. А я пойду… Чайку, что ли, сделаю?
-- Нет! – повышает голос участковый. – Только с разрешения следователя.
-- Суров ты, брат, -- качает головой Виталий.
Приезд районного следователя Геннадия Паршукова не вносит комфорта. Вместе с ним прибывает банда мужиков, ведущих себя самым бесцеремонным образом. Они пачкают всем нам руки, снимая отпечатки, затем начинают делать то же с разными предметами.
-- Они подозревают убийство? – спрашивает Роман у всех нас, но мы не готовы ему ответить. Яшка подходит к сыщикам, предлагая услуги медика, но никто в них не нуждается, и его водворяют на место.
Паршуков устраивается в моём кабинете и начинает по очереди дёргать нас туда. Возвратясь, каждый молча занимает своё место и старается не глядеть на других.
Последним захожу я. Следователь, сцепив руки в замок за спиной, внимательно смотрит в окно. У него длинные, «музыкальные» пальцы. Он высок, тонок и прям. Аккуратист, наверное. Возможно, даже педант.
Дождь прошёл. Нахальный ветер шевелит траву, пытаясь её просушить. Человек в камуфляже замешивает что-то в резиновой чашке. Гипс? В стороне от дорожки видны два следа. Он аккуратно вливает смесь. Дождь был косой и мелкий. Вероятно, поэтому следы не размыло. Носками они смотрят в сторону окна спальни. Иркиной спальни.
Паршуков занимает место за столом и указывает мне на стул напротив. Что-то пишет, не поднимая на меня головы. Красивая прядь свешивается к виску.
Положение гостя в своём доме непривычно и неприятно.
-- Вы подозреваете убийство?
Он покачивает головой то ли мне, то ли своим мыслям.
-- Но как это… Какая причина?
Ярко-голубые глаза мужчины спорят с чёрными волосами.
-- Фамилия? – говорит он.
Пытаюсь объяснить, что я хозяин дома, но вместо этого приходится говорить имя, отчество, год рождения…
-- Как вы расстались с покойной?
Господи, «как расстались». Да как обычно: поцеловал в щёчку и отправил спать.
-- Значит, вы видели её последним?
Мы все видели её последними. К тому моменту компания была уже в сборе. Разве опрошенные не сказали ему об этом?
-- Сколько раз вы отлучались из гостиной и когда?
Да ёлы-палы! Уж это-то ему наверняка должны были сообщить.
-- Я вообще не отлучался. Я вышел из гостиной только утром, вместе со всеми. Мы пошли будить жену…
Кажется, мой голос дрогнул.
-- И не отлучались всю ночь? -- Он смотрит с насмешливым недоверием.
-- Нет.
-- Даже в туалет не ходили?
-- Не ходил.
-- Как же вы терпели?
Кто ж его знает, как я терпел.
-- После джина с тоником?
Он и это занёс в протокол. Интересно…
-- А я не пил.
Он красноречиво тянет носом.
-- Я выпил только утром. Стало зябко.
-- Хорошо. А кто выходил, в какой последовательности?
-- Я за ними не следил. Первым вышел, кажется, Яша…
-- Яков Щербицкий?
-- Да. Потом… Уже не припомню, Виталий или Рома. Всё-таки, наверно, Виталий. Точно, Виталий.
-- Кожаев?
-- Ну да. А потом, значит, Ромка… Роман Камбулин.
-- И всё? По второму разу никто не отлучался?
-- Товарищ следователь. Я вообще-то следил за игрой. Мог и не заметить, где находится прикупной и что он делает.
-- Ладно. А в какое время они выходили?
-- Ну-у, этого вам, наверно, никто не скажет. Кто же следит за часами, играя в преферанс!
-- Не знаю, -- он брезгливо морщится. – Но хотя бы примерно…
-- Все хождения начались, когда было уже темно.
-- Темно… Кстати, что у вас с дворовым освещением?
-- Вам и это известно? Полетела лампочка.
-- Когда это случилось?
-- Перед самым приездом ребят.
-- А как вы могли это узнать, если они приехали засветло?
-- У меня сумеречный выключатель. Он включает освещение немного раньше, чем наступает настоящая темнота.
-- А когда был фейерверк?
-- Примерно около полуночи.
-- И кто его запускал?
-- Откуда я могу знать! Посёлок большой. То и дело кто-нибудь что-нибудь празднует.
Он задумчиво стучит своими музыкальными пальцами по столешнице.
-- У вас один туалет?
-- Нет, три. Один в доме, другой в бане и ещё третий. В гараже. На случай, если припечёт в машине, по дороге домой.
Изображаю улыбку. Она получается жалкой.
-- Значит, не выходя из дома, можно попасть только в один?
-- Значит, так.
-- И в него только одна дорога. Мимо спальни вашей жены.
-- Из гостиной да.
-- А откуда ещё?
-- Из кухни мимо моей спальни. Из прихожей мимо кабинета.
-- Ваши друзья ходили именно в этот туалет?
-- Скорее всего, да. Что за радость выбегать на холод, когда можно без этого обойтись! К тому же часов, может, с двух-трёх постоянно шёл дождь. Да и света во дворе, как вы уже знаете, нет. Тьма кромешная.
-- Хорошо. У вашей жены был сейф?
«Был»? Сейф и сейчас есть. Это у сейфа была моя жена… Тьфу, чушь какая-то в голову лезет.
-- Да.
-- А у вас?
-- В доме нет. Все нужные бумаги я держу в офисе.
-- Она вела какие-то свои дела?
- Вряд ли. Она хранила там некоторые вещи. И бумаги своего покойного отца. Её отец Агишев. Константин Агишев.
Он аккуратно записывает фамилию в свой блокнот. Вот тебе и на. Не более пяти лет, как покинул этот мир крупный юрист Константин Петрович Агишев… Вот так живи, тянись. А пройдёт несколько лет – и даже коллеги тебя уже не помнят.
-- Вы знаете, где она держала ключ?
-- За зеркалом. Там есть маленький такой тайничок.
-- Вы нам его покажете?
-- Конечно. Это очень просто.
-- У неё были от вас секреты?
-- Н-нет… Думаю, что нет.
-- Тогда почему она держала сейф в своей спальне, а не в кабинете?
Так получилось. Несколько лет назад мы делали в кабинете ремонт и временно перенесли сейф в иркину спальню. А потом увидели, что он неплохо вписался в нишу, за портьерами, и решили там его и оставить.
-- Повторяю, мне он был не нужен. Только место в кабинете занимать!
-- Хорошо.
Паршуков роется в своём чемоданчике, извлекает из него небольшой пластиковый пакет и кладёт передо мной.
-- Вы можете пояснить, что это такое?
На мне его напряжённый взгляд. Он давит повыше лба. На уровне залысин.
-- Полагаю, что шприц, -- поднимаю я голову.
-- Что вы можете добавить?
-- А что, по-вашему, я должен к этому добавить? Ну, шприц… Вы позволите?
Беру пакетик за уголок и подношу ближе к лицу.
-- Одноразовый.
-- Как вы можете пояснить его наличие в вашем доме?
-- Очень просто. Ирине могли делать укол, это иногда случалось. Тот же Яша… Мы пару раз обращались к нему. Он ведь врач, если вы ещё не знаете.
-- Я знаю. Давно вы обращались к нему в последний раз?
-- Весной или летом… Помнится, было ещё тепло.
-- А этим шприцем пользовались совсем недавно. Не исключено, что сегодня ночью.
-- Да-а? И где же вы его нашли?
-- Вот именно. Где мы его нашли?
-- Вы меня спрашиваете?
Выдержав паузу, он внушительно объявляет:
-- Мы нашли его в кармане вашего пальто.
(продолжение – по требованию)
А погода у нас хорошая
Олег Скрынник
Сообщение отредактировал Olegkakbud - Понедельник, 11 Июн 2018, 02:21 |
| |
| |
