| pantera2 | Дата: Понедельник, 12 Ноя 2012, 22:48 | Сообщение # 61 |
 Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2479
Награды: 47
Репутация: 82
Статус:  | Из цикла "Свободные мысли"
Музей разбитых надежд
Я видела под сводом зал -
Осколки чьих-то надежд.
Там рассыпаны по стенам картины.
На них лица, которые
Этот мир никогда не увидят.
В волосах лунные блики,
В глазах запредельная тоска.
Мне сказали - это не воплощенные мысли,
Похороненные здесь - под гулким эхом в пыли
Мгновение
Обычный день. Дождь. Эпоха человека.
На рынке толчея. В музее пустота.
У мужика в руке зажата черная монета
Порывом ветра дверь распахнута товарного ларька.
Застывшие, опущенные лица.
По ним бежит с оглядкой суета.
Пакеты, деньги, судьбы вереницей.
И чей-то взгляд сквозь тучи с высока.
Рассказы
Бессмертная. Дневник. Начало.
В реальном мире испытаний и утрат,
Находит всяк себе дорогу.
Один – младенец, тот – пират,
А третий кто-то равен богу….
Не репетиция – Игра!
(Сергей Козьминых)
20 января (четверг) 2011 года. 15:00 по московскому времени. Провинциальный город Н.
Мне кажется, я живу накануне катастрофы. Не знаю, что будет с физическим миром, но мир духовный умирает. Непередаваемое ощущение завершения.
Перевалив за восьмидесятилетний рубеж и оставшись внешне тридцатилетней, я стала называть себя бессмертной, стоящей в начале долгого пути.
В бесконечности жизни все относительно. Бессмертие в том числе. Хотя скорее мне следует называть себя странной, не похожей на других людей.
Каждое утро, выходя из дома, я надеваю иллюзию старости. Я должна выглядеть так, как, по мнению людей, полагается выглядеть восьмидесятилетней бабке.
По документам я значусь так: Лидия Ивановна Панова. 1930 года рождения. 3 января 2011 мне исполнился восемьдесят один год.
Соседки с умилением смотрят на меня, когда я рано утром выхожу из калитки старого дома и медленно иду….. Старушки не знают, куда. Однако каждый раз качают головами:
- В ее-то годы, каждый божий день в магазин!
- Одинокая, бедолага, за молочком и хлебушком сходить некому.
Я редко хожу в магазин. Только по необходимости. Покупаю на неделю продукты. Чаще я просто гуляю. Неспешно прохожу мимо бесконечно болтающих соседок, сворачиваю в незаметный проулок. Оглядываюсь по сторонам. И если никого не оказывалось рядом – преображаюсь. Сбрасываю иллюзию старости.
Как приятно, когда твои русые волосы треплет ветер. Осенний, весенний или зимний. Какая разница. А на губах время от времени появляется улыбка. Превосходства и ехидства. Я просто обожаю это чувство. Гордости. Греховной гордыни!
Однажды, в день своего тридцати трехлетия я поняла – старость и смерть – иллюзия. Мне вдруг захотелось управлять этой иллюзией. И у меня, как это ни странно, получилось.
- Лидка, ну ты даешь! – частенько восклицала одноклассница и подруга Любка, - Время идет, а ты все та же школьница! Как тебе это удается?
В ответ я бормотала что-то невнятное насчет кремов и салонов красоты. Открывать свою тайну миру я не собиралась. Зачем? Мир к этому не готов.
Когда мне исполнилось пятьдесят, Любка перестала задавать вопросы. Она умерла. Ошибка врача при операции аппендикса. Заражение крови. Гроб. Два метра под толщей влажной сентябрьской земли. Провожая в последний путь близкого единственного человека, я думала о том, что нужно научиться скрывать свою тайну.
Наступил миллениум. В начале нового тысячелетия я чувствовала себя разбитой на множество осколков. Но день, в который я пишу эти строки в своем дневнике – особенный. Собственно сегодня я решила вести дневник. События прошедшей жизни стали постепенно тускнеть в моей памяти. Детство и юность кажутся чужими. Поскольку в ближайшее столетие я не намеренна стареть, мне необходимо фиксировать то, что со мной происходит.
Почему же я решила завести дневник именно сегодня? Час назад я встретила его. Мальчика, которого любила пятьдесят лет назад. Теперь, естественно он превратился в старика. Я увидела его задумчиво сидящим на скамье в аллее парка. И узнала, несмотря на изменившуюся внешность. Подошла, встала рядом и стояла так долго, что он, наконец, почувствовал мой взгляд.
Старик поднял голову. Сначала пытался разглядеть меня без очков. Затем, осознав тщетность своих попыток, полез рукой в нагрудный карман. Со стеклами на глазах он выглядел забавно. И напоминал мне старую беззубую крысу с облезлой шкурой.
- Вы что-то хотели, девушка? – по мере того, как он рассматривал мое лицо, по его собственной физиономии, сменяя одно другое, пробегали чувства. Недоумение. Изумление. Испуг.
Я молчала.
- Вы…вы….. Мы знакомы? – выдавил он из себя, наконец. – Ваше лицо…. У меня такое ощущение, что я видел его очень давно. Но этого не может быть. Вы ее внучка?
- Чья? – улыбнувшись, спросила я.
- Той девушки. Ее, кажется, звали Лида. У меня было много девушек, - старик говорил сбивчиво, его глаза светились нарастающим безумием. Он походил на заядлого игрока, внезапно оказавшегося в казино.
Впервые я увидела азарт в его глазах пятьдесят лет назад. Мне шел тридцать второй год. О своем даре я еще не знала и думала, что живу обычной человеческой жизнью. Скучной, монотонной. Дом – работа – иногда походы в гости к единственной подруге Любе.
В один из обычных дней после работы я встретила Виталия. Встретила совершенно случайно. И знакомство наше, как мне кажется, состоялось от скуки. Домой с работы я возвращалась, привычно через парк. Ранняя весна благоухала цветущими на алле каштанами и акациями. Кое-где, в их высокие стройные ряды протискивались миниатюрные вишенки. Я шла медленно. По жизни я редко спешу. Зачем? Дома меня неизменно встретят Кот и Пес. Да это клички моих животных. Зачем придумывать имена, если можно звать кота и собаку просто – Кот и Пес. Я знала, что через десять минут приду домой, сброшу небрежно плащ на кровать, включу телевизор и, посмотрев с полчаса новости, стану дремать. Потом проснусь, не понимая, что за окном: утро или вечер. Надоело…. Каждый день одно и то же! Подумав так, я присела на лавочку. Не знаю, сколько прошло времени, но в плавное течение моих мыслей ворвался голос:
- Девушка, с вами можно познакомиться?
Виталий оказался моложе меня почти на десять лет. Не особо красивый, но приятный молодой человек. Чуть выше меня ростом, худощавый, подтянутый.
В тот день он стоял надо мной, и лучи заходящего солнца рисовали над его каштановой головой нимб.
- Я – Виталик. А вас как зовут?
- Лида, - я ответила просто, без кокетства и разных женских ужимок.
- Мне кажется, вам одиноко.
- Вы угадали.
- Мне тоже сегодня как-то грустно. Погрустим вместе?
В последовавший за этой встречей год мы вместе грустили, радовались, разочаровывались и вновь обретали надежу. Каждый на свое.
Я мечтала о семье. О спутнике жизни. Как говорят в народе, до гроба. Но мне обычно попадались до утра. Нет, конечно, не все мои кавалеры сбегали после первой же совместной ночи. Но мои знакомства редко продолжались более двух месяцев. Не было, видимо, во мне той чертовщинки, которая притягивает мужиков, заставляет их терять голову, забывать обо всем. А чтобы мужик женился именно такое с ним и должно приключиться.
Виталик же мечтал о свободе. О полной свободе. Тогда пятьдесят лет назад я так и не поняла, что он подразумевал под этим словом. В моем понимании полная свобода означала только одно – не существование. Вновь рожденный человек неизменно попадает в мир. В этот момент он становится несвободным.
- Ты не понимаешь, - горячился Виталик, - Ты не можешь понять меня, потому что не можешь знать, о чем я думаю, не можешь стать мною.
- Да о какой свободе ты говоришь? – возмущалась и я. Его эмоции невольно наполняли меня. Но я действительно не понимала. – Ты что сейчас сидишь в тюрьме?
- Как же тебе объяснить….., - он на несколько секунд задумался. – Вот для меня пример свободного человека – Будда. Или вот ходит по миру старик, нищий, оборванный, но счастливый. Вот он свободен. А я нет.
Я ничего не поняла из его слов. Будда – пророк. Его жизнь – миссия. По сути, он вообще не принадлежал себе. Старому оборванному нищему, вероятно больше ничего не остается, как наслаждаться тем, что есть. Ведь завтра может не оказаться и этого.
- У каждого свой путь….., - попыталась высказать свою мысль я.
- Да это так, - нетерпеливо перебил Виталик, - Но не каждый свободен.
Он частенько перебивал меня, не давал рассказать о своем мироощущении. Наконец я не выдержала.
- Знаешь, Виталик, ты хочешь свободы для себя, но отказываешь в ней другим.
Он посмотрел на меня удивленно, будто впервые увидел.
- Неужели?
Через год еженедельных встреч я поняла, какая нужна моему молодому человеку свобода. Весь этот год он нигде не работал. Жил на деньги отца. Целыми днями валялся в кровати, пил с друзьями и занимался сексом со мной. Виталик ничего не хотел слышать о семье, о детях.
- Я их боюсь, понимаешь?
- Кого?
- Детей. Они исчадия ада.
- Но каждый человек, - возражала я, бывает маленьким. Это один из этапов нашего бытия. Потом мы взрослеем и дети нужны для того, чтобы повзрослеть. Научиться заботе, доброте.
- Я еще сам маленький, - любил повторять он.
Время шло. Я смотрела на Виталика и понимала, что с этим человеком у меня нет будущего. Кроме того, родители, узнав, что девушка их сына старше его почти на десять лет…. В общем, они категорически сказали - нет.
- Ты не можешь понять меня, потому что не можешь знать, о чем я думаю.
Пятьдесят лет спустя, смотря на седовласого старика, я знала, о чем он думает. Знала, как прожил все эти годы.
Родители нашли Виталию жену. Не очень красивую. Не очень умную. Зато папа у нее оказался вторым секретарем местного райкома партии. С женой Виталик прожил тихо десять лет. А потом после смерти отца так же тихо развелся. Двое детей (сын и дочка) приезжали к нему по выходным до тех пор, пока не завели свои семьи.
И сейчас, смотря в усталые глаза старика, я знала, он запомнил меня не потому, что я была в его жизни, а потому, что однажды сказала фразу.
- Будда может пройти мимо, а ты и не заметишь его.
- Девушка, мы знакомы? – повторил тревожный вопрос Виталий.
- Не думаю, Виталий Иванович. С чего бы нам вдруг быть знакомыми.
- Вы знаете, как меня зовут?
- Знаю, - усмехнулась я, и прежде чем он успел еще что-то сказать, добавила. – Иногда Будда проходит совсем рядом. Незаметно.
Я оставила старика на скамье парка и пошла дальше. На самом деле у нас с Виталием много общего. Какими бы не были наши пути – мы оба сами по себе. Он так и не нашел ответы на свои вопросы. Так и не достиг желаемой свободы. А я……
Я ощущаю себя наблюдателем. Тем, кому доверено судьбой, смотреть и описывать. За прошедшие восемьдесят лет я не постарела. Просто выросла. И хотя одиночество, как и пятьдесят лет назад плетется по моим следам, я радуюсь каждому восходу. Я живу, а мир меняется. Мир меняется? Нет, он остается прежним. Меняют только декорации. По-прежнему - вечные ценности. И те, кто их отвергает. Остаются ищущие свободу. Только с началом миллениума, как мне кажется, их стало больше. Ищут. Ищут. А кто-нибудь нашел?
Добавлено (10.11.2012, 12:53)
---------------------------------------------
Бессмертная. Дневник. Омут прошлого
28 января (пятница) 2011 года 17:23 по московскому времени.
Прошлое напоминает омут. Он постепенно всасывает в себя то, что с тобой когда-либо происходило.
Что я помню? От раннего детства сохранились лишь обрывки…… Странная вещь воспоминания. Вроде бы они принадлежат тебе, а вроде бы и нет. Своих родителей я не помню вообще. Папа умер от туберкулеза, едва мне исполнилось два года. Мама после его смерти снова вышла замуж. Родила двух очаровательных девочек. И почему-то решила, что я ей больше не нужна. Почему она так решила? Я редко встречалась с матерью. И так и не спросила об этом до самой ее смерти. Меня воспитали бабушка и дедушка. Бабуся и дедуся – так я их называла.
Бабуся – Прасковья Иннокентьевна Шевченко – третья дочь кучера, по странному стечению обстоятельств воспитывалась в барской усадьбе. Господин, у которого служил бабушкин отец, забрал Прасковью к себе, чтобы его собственной дочери было с кем играть.
Так рассказывала бабуся. Но я, отчего-то, ей не очень верила. Скорее всего, думала я, моя бабушка – незаконнорожденная дочь барина. Конечно, о своем предположении я никогда бабусе не говорила. Она бы рассердилась.
А, надо заметить, бабушка моя – особа строгая и своенравная. В доме, в котором выросла, я боялась днем сесть на собственную кровать. Каждое утро бабуся заставляла меня взбивать перины, подушки, аккуратно застилать кровать сшитым из лоскутов одеялом, идеально выравнивая его, чтобы ни одной складочки и вмятины не осталось. А поскольку кровать была высокой, а я еще маленькой, то на застилание уходило минут двадцать.
Но самым ярким воспоминанием детства осталась война. Бомбежки, голод. Реки из горящей нефти по улицам города. Дни, превращавшиеся в ночи. Очень хорошо помню запах мамалыги и морщинистую бабусину руку, без устали помешивающую ее в чугунке. Я с нетерпением ждала, когда каша загустеет, чтобы выложить ее на деревянную доску, слепить цилиндр и нарезать на порции ножом. Незабываемый кукурузный вкус. Иногда вместе с мамалыгой мы ели зеленый лук и картошку. Почти каждый день – воздушная тревога. В небольшое бомбоубежище, а проще говоря, подвал мы всегда бежали строго по очереди. Впереди бабуся, хромая на одну ногу, кряхтя и охая, следом за ней Жучка – наша собака, потом я. Позади меня, вздыхая, плелся дедуся.
- А чего туда бежать? – возмущался он, - Если прямое попадание, то от нас только воронка останется.
- Ишь, что выдумал – воронка, - разозлилась бабуся, - Раскудахтался. Боженька нас защитит. Я каждый день боженьке молюсь, - она суетливо перекрестилась.
- Кому суждено утонуть…, - начал, было, дедуся.
- Не мели ерунды!
Я запомнила этот разговор только потому, что в тот день увидела впервые воздушный бой. В нашем подвале у самого потолка – окошко. Под ним бочка. Пока бабуся и дедуся спорили, а Жучка радостно им подгавкивала, я на бочку взобралась. Я увидела клочок серого в темных тучах неба. И подумала, что если бомба попадет прямо в нас, то, надо запомнить какое оно – небо. И вдруг в разломы рваных туч ворвались самолеты. Они парили высоко, нельзя разглядеть, что на них нарисовано – свастика или звезда. Но я сразу поняла – наш и фриц. Самолеты кружили, старались зайти друг другу в хвост.
- Лидка, ты чего так высматриваешь?
- Самолеты, бабушка. Там два самолета сражаются.
- А ну слезь! Хочешь дождаться, пока они бомбы сбросят, упадет рядом рванет – без глаз, а то и головы останешься.
- Проня, - вмешался дедуся, - если рванет так близко, мы вообще костей не соберем. Пусть дите посмотрит.
- Я сказала, слазай!
- Бабушка, а я тоже на фронт хочу. Воевать.
- Я тебе покажу воевать! Сиди, пока руки, ноги целы.
Грозный немцы бомбили нещадно. Особенно во время отступления. Бомбили в основном нефтеперерабатывающие заводы. В то время дни превращались в ночи. По улицам текла и горела нефть. Удушающий запах проникал в дома. Ничто не могло его остановить, ни окна, ни двери.
Помню, как я с другими детьми играла осколками от залетевших в город снарядов. Оплавленный разноцветный металл казался необыкновенно красивым.
Незадолго до дня победы к нам в калитку постучала незнакомка.
- Сербиянка, сербиянка пришла, - засуетилась бабуся, увидев ее в окно. – Боже, неужели у нас скоро кто-то умрет?!
Считалось, что сербиянки самые сильные в мире ясновидящие. Не то что цыганки, которые деньги заберут, а ничего путного не скажут. Считалось дурным знаком, если сербиянка постучит в дом – беда, беда постучит вместе с нею.
- Бабуся, а как ты догадалась, что она сербиянка, - недоумевала я, рассматривая сквозь замутненное стекло самую обыкновенную женщину.
Старый залатанный плащ неопределенного цвета, резиновые сапоги, на голове серый шерстяной платок.
- О, деточка, хотя видела я сербиянку всего раз в жизни, но узнаю таковую теперь даже в толпе. До войны еще, ты совсем малая была, постучала ко мне вот такая же, на эту похожая и напророчила мне смерть сына – твоего отца. Будь она неладна.
Между тем женщина вошла в калитку.
- Открывайте, хозяева. Новость вашему дому принесла я.
- Какую? – выходя на порог, спросила бабуся. – Худую, али добрую.
- А это как посмотреть.
Я вышла из дома следом за бабушкой. Незнакомка посмотрела мне в глаза и… В моей голове помутнело. Меня затошнило. Почему-то запахло гарью.
- А вот и она, - женщина смотрела на меня, не отрываясь черными, глубоко посаженными глазами. – Вот у нее великая судьба, Прасковья, будет!
- Бабуся, откуда она знает твое имя?
- Я все знаю деточка. Все ведаю. Открывают мне высшие силы тайны великие. И к вам пришла я затем, чтобы одну из тайн этих поведать.
Женщина наклонилась ко мне. Ее лицо оказалось совсем близко. Я смутилась и стала смотреть себе под ноги.
- Нет, - возразила женщина, - Не отводи глаза. Времени у меня мало, а дорога впереди длинная. Знай, Лида, необычный ты человек, не такой как все.
- Чем же я необычна? – спросила я, и казалось мне – глаза сербиянки поглотят мою душу и выбросят ее далеко-далеко, возможно в саму преисподнюю.
- Многое, многое повидают на свете белом твои глаза. Не состариться тело твое во веки веков.
- Как это не состарится? – переспросила я, ничего не понимая. – Все старятся.
- А ты не будешь…….
Долго смотрели мы с бабусей вслед незнакомке. Бабушка крестилась и приговаривала.
- От же принесет нечисть, от принесет!
А назавтра повела меня в храм. Единственный в Грозном. Помню запах ладана и восковых свечей. Помню, что народу в тот воскресный день собралось немного. В основном старики и старухи. Помню, что-то говорила священнику. Бабуся строго приказала мне рассказать батюшке о грехах. Если честно, я не совсем понимала, что это такое. И почему-то рассказала о недавней драке с соседской девчонкой из-за самодельной из дерева куклы. Священник ласково мне улыбался, кивал. Потом помню, пила напиток похожий на чай и ела кусочек пресного теста.
Тот разговор я вскоре забыла. А вспоминала только теперь, когда стала вести дневник.
Дальше? Далее воспоминания теряются в вязком, мокром, холодном тумане.
Не знаю, кто была та женщина. Откуда она знала о том, что впоследствии я стану бессмертной. Но я запомнила ее так ярко, как, пожалуй, никого в своей жизни. Сейчас я даже смутно помню лицо моей дочери.
Зачем я вспоминаю? Перечитав все, что написала сегодня – поняла, прошлое нужно мне для того, чтобы понять, а кто я есть на самом деле?
Бессмертие….. Просто очень долгая жизнь. Помню, что когда мне было сорок, я чувствовала себя древней старухой. Хотя уже остановила старение. Но совершенно не знала, зачем мне вечность. Или очень долгая жизнь. Во мне словно произошел раскол. Появились две Лиды.
Одна желала обычного бабьего счастья. Любящий муж, здоровые дети и все такое….. И этой бабьей Лиде катастрофически не везло.
- Лидка, хватит копаться в своих цифрах! Так всю жизнь прокопаешься – замуж не выйдешь!
- Ну и что? – отмахивалась я. – Не мешайте!
Какой там замуж? У меня годовой бухгалтерский отчет.
- Лида, да у тебя эти отчеты постоянно! – вторила моим сослуживицам подруга Люба. – Моей девахе вон, скоро восемнадцать будет, а у тебя вообще никого. Что ты в старости то делать будешь?
- А если ее не будет – старости? – я улыбнулась, но улыбка у меня получилась странной. Вымученной.
- Как это не будет старости? У всех бывает, а у тебя нет. Так что ли? Не спорю, сейчас ты выглядишь потрясающе! Но ведь так будет не всегда!
В общем, бабья Лида постепенно стала уступать во мне другой Лиде.
Другая….. Другая Лида смотрела на мир с усмешкой. Вернее с ухмылкой. Она училась читать мысли людей, видеть их прошлое, настоящее, будущее. Другой Лиде безразлично все, что имеет значение для человека: семья, дом, работа. Для нее жизнь безумный карнавал абсурда, где на лицах сменяются маски, на телах платья исторических эпох. Дурман бессмертия уже проникал в мои вены, тек вместе с кровью, ударял в голову.
Но тогда в сорок лет во мне победила обыкновенная баба.
- Лидка, ну давай мы тебя познакомим, - наседали на меня девчата из финансового отдела. Все замужем, почти все за пьяницами. – Мы и мужичка тебе подобрали, как раз для тебя! Интеллигентненький такой, книжечки почитывает.
- Вам что, - возмутилась я, - больше делать нечего, как меня замуж выдавать?!
- Да ты пойми. Баба должна быть при муже.
- Ага, - кивнула я, - Вечно пьяном!
- С дурнем дурно, а без дурня еще дурнее, - философски заметила Галина. По-моему самая несчастная из всех наших баб. У нее муж не только пил, но еще и дрался.
- Да уж, - вздохнула я. Но знакомиться на этот раз не отказалась.
Интеллигентик оказался симпатичным мужчиной. Он смущенно пожал мне руку, все время как-то по собачьи заглядывал в глаза. Но общаться с ним приятно и интересно. И я подумала, а почему бы нет. Внезапно, словно проснулось женское естество, захотелось ребенка. Маленького, с крохотными ручками и ножками. Захотелось заботиться о нем, растить, опекать…..
Почему сейчас я почти не помню твоего лица, Сашенька? Я так долго тебя ждала, а ты пришла, погостила немного (всего десять лет) и опять ушла по бесконечной дороге душ. Все, что осталось от тебя в памяти: мягкие, тонкие, почти золотые вьющиеся волосы и большие, цвета вечернего моря глаза. И еще прикосновение тонких пальчиков на моей руке. Ты, Сашенька, наполнила мою жизнь смыслом и ушла, оставив один на один с вечностью.
У бессмертных не должно быть детей. Ибо, обречены они видеть смерть их. Думаю, тогда в сорок лет, я еще не до конца поверила в свою странную мысль. В свою ли? Наваждение…. Заблуждение…. Быть бессмертной…. Кто-то выбрал меня? Кто? Зачем?
Я пыталась забыть тебя, Сашенька. Забыть твой смех, и тот особенно яркий день, когда мы с тобой гуляли в парке. Ты бежала впереди меня, прыгала в лужи. Красное вязанное платьице делало из тебя бабочку заблудившуюся в кроне деревьев. Красивую, хрупкую бабочку.
Кто забрал тебя у меня? Случай? Рок? Жигули на влажном после дождя асфальте пешеходного перехода? Почему именно тебя?
У бессмертных не должно быть любимых. Потому что умирают они. Когда ты умерла, Сашенька, твой отец ушел от меня. Наговорил много обидных слов, обвинил в твоей смерти. Не уберегла. Позволила тебе идти по тому злополучному переходу чуть позади себя. Не держала за руку. Лучше бы Жигули врезались в меня. Тогда бы умерла я, а не ты.
Но я не могу умереть. Не могу любить. Никогда не задумывалась о том, что у лишенных смерти не такой уж большой выбор.
Добавлено (10.11.2012, 17:18)
---------------------------------------------
Бессмертная. Дневник. Притяжение.
10 февраля (четверг) 2011 года
Мир держится на притяжении. В физике на притяжении протонов и нейтронов внутри атомного ядра. У растений и животных притяжение - взаимное поглощение. У людей……
А черт его знает как у людей. У каждого человека свое притяжение. Меня, к примеру, последний год весьма притягивает тихая кафешка на окраине города Н. Деревянный стол, старый, хранящий в порезах историю тех, кто за ним сидел. Букетик увядших полевых цветов в блеклой вазочке и горячая чашка свежего, сваренного кофе на столе. Я люблю кафешку именно за кофе. Конечно, я могла бы варить его и дома, но…. Здесь у него странный терпкий вкус. Сколько пробовала, у меня так не получается.
Сегодня я тоже пила кофе. И от скуки листала какую-то газету. Я не запомнила названия. Впрочем, сейчас все газеты похожи, так что у нее вполне могло и не быть названия. Писали обо всем понемногу. О болезни Бори Моисеева, о съемках какого-то там нового фильма, о собаке спасшей ребенка, о Египте.
- Разрешите мне присесть? – вопрос прозвучал так неожиданно, что я рывком вскинула голову вверх.
На меня, грустно улыбаясь, смотрела девушка.
«Неужели все места заняты?» - подумала я и огляделась. Пусто. Даже барменша куда-то исчезла. Странно.
Притяжение…..
Я пожала плечами и кивнула. Против беседы я не возражала.
- Скажите, вы когда-нибудь любили?
Я поперхнулась.
- Что, простите?
- Вот вы здесь сидите, такая молодая, красивая, уверенная в себе. Вы когда-нибудь любили?
Вынырнувшая, словно привидение из-за занавески, к нам подошла барменша.
- Заказывать будете? – она смотрела на девушку недовольно и, как мне показалось, презрительно.
- Да, - я заметила в глазах моей собеседницы слезы, - Чай и пирожок….. С капустой, – попросила она.
- Почему вы задаете такой странный вопрос? – спросила я. – Тем более незнакомому человеку. Ведь мы, кажется, незнакомы?
- Релана. Меня зовут Релана.
- Лида.
Что же могло случиться в твоей жизни, девочка, что ты пришла в затрапезное кафе на окраине города и спрашиваешь незнакомую тетку о любви?
- Да, я любила.
Релана вздохнула, как мне показалось облегченно.
- Он ваш муж? Вы сейчас с ним живете?
- Она умерла. Давно, - я невольно улыбнулась ее реакции. Серые глаза смешно округлились, брови выгнулись дугами.
- Она?
- Моя дочь. Я ее любила.
Теперь она вздохнула разочаровано.
- А мужчина? Вы любили мужчину?
- Нет. Увлекалась пару раз……
- Тогда…. Тогда вы меня не поймете.
Релана хлебнула горячий чай и встала.
- Я, пожалуй, пойду.
- Постой, - я схватила ее за руку. – Ты хотела рассказать. Говори. Я выслушаю.
Секунд десять она внимательно смотрела мне в глаза. Тоска в ее взгляде казалась безумием.
- Хорошо, - девушка села. – На самом деле меня зовут Анна.
- Почему же ты назвалась Реланой.
- Так называл меня он.
- Мужчина, которого ты любила?
- Мужчина, которого я люблю. Он умер, а я его люблю, понимаете?
Я кивнула. Хотя не понимала, как можно любить умерших. Любить как будто живых. Я почему-то не сомневалась, что Релана говорит именно об этом. Сашеньку я люблю такой, какой запомнила при жизни. Но….
- Я вижу его каждую ночь. Во сне. И каждый день ощущаю его присутствие наяву. Он умер, но не ушел, - она трепала свои сколотые на бок волосы. – Я говорю с ним. Даже чувствую его прикосновения. Прошло уже шесть лет. Я одна. Ни подруг, ни друзей. Мама говорит, что мне пора замуж. Меня замечают. Со мной знакомятся. Но я не могу никого рядом с собой видеть, потому, что мне нужен он.
- Почему?
- Потому, что люблю.
Притяжение…..
- Посмотри мне в глаза, - приказала я Релане. – Посмотри не отрываясь. Старайся не моргать.
Ей нужна моя помощь. Я знала – никто в мире не сможет помочь этой девочке, кроме меня. Знала я и о том, что Анна многое испробовала, чтобы освободиться. Молилась в храме, ходила к гадалкам, пыталась покончить с собой. На шее еле заметный след от удавки. Вешалась.
С сознание Реланы я провалилась будто в сон. Темная река несла свои воды по равнине под безразличным светом полной луны. Хрестоматийная картинка. Как в стандартных фильмах ужасов. Что поделаешь, мир мертвых питает самые темные человеческие фантазии. Бревенчатая хижина на берегу и мост, будто приглашающий на тот берег. Стикс. Лета. Так называют реку в мифах. На самом деле она просто Забвение.
Я увидела его, как только картина мира мертвых приняла четкие очертания. Молодой человек стоял на берегу возле темной воды.
- Зачем держишь ее, Евгений? – спросила я.
Он обернулся. Никак не могу привыкнуть к взгляду переступивших грань. Не люблю я такие взгляды. Хотя между нами, мертвыми и бессмертными, много общего. Мы не меняемся.
- Не я держу. Она.
- Анна?
- Релана?
- Зачем ты придумал ей такое странное имя?
- Мне казалось, оно звучит красиво, - улыбнулся Евгений.
Лучше бы он не улыбался. Не идет мертвым улыбка.
- Ты в курсе, что тебя ждут на той стороне? - я кивнула головой в сторону моста.
- Ждут. Но я не могу уйти.
- Почему? Тебя держат слезы Реланы?
- Приворот. Меня держит приворот.
Ах, вот оно что! Девочка влюбилась, захотела ответного чувства и …. Дура, в общем! А молодой человек возьми да погибни в автокатастрофе. Но привороту все по барабану. Даже смерть.
Притяжение….
- Ладно, топай, - сказала я Евгению.
- А как же приворот?
- Он больше не действует.
- Вот так? Все? Просто не действует?
- А ты что хотел услышать?
Молодой человек смотрел на меня тусклым взглядом мертвых глаз. Нет, все-таки, когда они слишком долго задерживаются на этом берегу, то становятся похожи на зомби.
- Я думал, приворот по-другому снимают. Заклинаниями там всякими.
- Абракадабра! Так подойдет? – я почувствовала, что замерзаю. – Иди уже. Тебя, правда, там ждут.
- Ну что? Что вы увидели?
Релана, хотя мне больше нравится Анна, терла глаза.
- Он ушел.
А глаза, в самом деле, чешутся. Долго не мигали.
- Куда? – спросила девушка испуганно.
- Куда положено. В царство мертвых.
- Так он больше не придет.
- Не придет. А ты больше не занимайся приворотами.
- Откуда вы знаете?
Кажется, я напугала ее.
- От верблюда! И его всемогущего верблюжьего бога!
- Я никому никогда не говорила. Я об этом пыталась забыть.
- Удачно пыталась, - зевнула я. Почему мне всегда после кофе спать хочется? – Я не смогла прочитать об этом в твоих мыслях.
- Вы читаете мысли?
Девочка, откуда ты взялась сегодня в этот день, в этой кафешке на окраине города Н?
Притяжение……
Добавлено (11.11.2012, 10:15)
---------------------------------------------
Бессмертная. Дневник. Сашка.
17 февраля (четверг) 2011 года
Его называли просто – Сашка. Он мало спал, и потому, почти все время проводил за письменным столом. Писал рассказы. В основном на четыре, пять страниц машинописного текста. Но он не признавал компьютеров. А вернее их просто боялся. И потому писал мелким неразборчивым почерком в тетрадках в линейку. Со временем тетрадок накопилось так много, что Сашка полностью забил ими книжный шкаф.
Когда я приходила к нему в гости - он смотрел на меня серыми грустными глазами. Его взгляд напоминал мне взгляд побитой собаки. Его имя напоминало о дочери. Кем он был для меня? Не любимый, не муж. Просто человек, с которым приятно поговорить долгими зимними вечерами.
Зимой на меня всегда нападает хандра. Снег усыпляет. Холод заставляет сердце биться медленнее. И тогда я начинаю сожалеть, что не родилась медведем. Косолапым бурым мишкой. И о том, что у меня нет берлоги. Хотя нет. Берлога у меня есть. Правда, человеческая.
Сашка – страшный эротоман. Он часами мог рассказывать о женщинах. Прекрасных, недоступных, возвышенных. Часто им он посвящал горы своей писанины. Невысокий с коротко стриженными русыми волосами невзрачный обыкновенный Сашка, когда рассказывал о женщинах – преображался. Становился как будто выше, солиднее. В осанке появлялось благородство, в повороте головы – аристократизм. Возможно, так выглядели графы в моем любимом девятнадцатом веке. Я сравнивала Сашку то с князем Мышкиным, то с Алешей Карамазовым. Хотя причем здесь Мышкин и Карамазов? При том, что Сашка запросто мог стать еще одним героем романа Достоевского.
- Меня замучила эта бессонница, - жаловался Сашка. – Я могу поспать за сутки пятнадцать минут! Понимаешь?! Пятнадцать!
- Понимаю, - кивала я. – И очень сочувствую.
Хотя, если честно, не понимала. Сама я спала всегда крепко и долго. И видела цветные сны.
Сашку вообще мало кто понимал. Его одиночество я называла про себя особенным. С сумасшедшинкой. Оно словно тяжелой подошвой грубых ботинок оставило оттиск в Сашкиной душе. Герои его рассказов почти всегда умирали, практически постоянно – мучительно. Мистический детектив – его любимый жанр.
- Ты не волнуйся, Саша, у тебя все будет хорошо! – пыталась уверить его я.
- Нет, не будет, - раздраженно отвечал он, расхаживая из стороны в сторону.
Он не мог говорить сидя или стоя, ему постоянно нужно было двигаться.
- Я, наверное, в прошлой жизни сделал что-то плохое. Бог проклял меня – вот я и не сплю.
- Бог не проклинает. Проклинают люди.
- Не-ет, - Сашка на секунду остановился, скрестив руки на груди, - Проклинает. Я – проклятый.
Прекрасная девушка видит себя в зеркале. На ее глазах отражение стареет. А затем медленно выползает из зеркальной глади и душит девушку.
- Чем-то твой сюжет напомнил мне «Портрет Дориана Грея», - заметила я, отложив в сторону очередной Сашкин рассказ.
- Я знаю. Дориан Грей – мой любимый герой.
С Сашкой я познакомилась лет пять назад. Кажется летом. В книжном магазине. Я зашла купить пару книг. Пополнить свою и без того огромную библиотеку. Не люблю смотреть телевизор. Иногда только позволяю себе качественные фильмы по DVD. «Эффект бабочки», «Призраки Гойи». Так сложно найти стоящий фильм. Стоящую книгу, впрочем, тоже. Особенно мне.
- Тоже не можете выбрать? – спросил приятный в старом полинялом свитере и серых застиранных брюках мужчина.
Он ходил в этом свитере и этих брюках неизменно. Возможно, это было и не так. Свитера и брюки все-таки менялись. Но все они неизменно полинялые и застиранные создавали впечатление бедности. Крайней бедности.
- Я никому не нужен, правда, - говорил Сашка чуть не плача. – Я буду умирать, а ко мне никто не придет. Хотя у меня есть сестра и племянник. Но они приедут только на мои похороны.
Говорят мысли материальны. Мне неведомо, каким образом самые жуткие, самые злые герои его рассказов проникли в реальность.
Однажды Сашка пропал. Телефон молчал сутки. Я пошла к нему домой и увидела опечатанную дверь. Набрала 02.
- Он в больнице, - коротко ответили мне.
- Он умирает, - сказала врач. – Возможно уже завтра…..
- Что случилось?
Сашка часто говорил о смерти. Особенно о своей. Особенно в последнюю неделю. Но чтобы умереть по-настоящему. Никак не могу привыкнуть к тому, что люди умирают.
- Его избили.
- Кто?
Врач пожимает худыми плечами.
- Идет следствие.
Этой ночью я снова стояла на мосту реки Забвения.
- Ты часто стала приходить, - заметил Переправляющий души. – Тебе нравится страна мертвых?
- Нет. И никогда не нравилась.
- Зря, - обиделся Переправляющий, - У нас очень красиво. И есть все, что и у вас, в мире живых.
- Я ищу человека, - сказала я, чувствуя, как тоска впивается в сердце, подобно маленькой хищной рыбке, - Он умирает.
- Ищи, - заметил Переправляющий безразлично.
Я искала Сашку в мире мертвых. Я искала его в мире теней. Там, где тысячи душ мечутся между жизнью и смертью. Среди тумана и высоких деревьев.
- Выбор за ним, - сказал голос у меня над головой.
- Разве не бог устанавливает сроки, - усмехнулась я.
- А кто это – бог?
Сашка выбрал смерть. Он лежал в красном гробу в новом сером костюме и как никогда напоминал мне аристократа из девятнадцатого века. На похороны сбежались родственники. И надо же, их у Сашки оказалось предостаточно. Или как модно теперь говорить до фига. Было все: дорогой гроб, панихида, поминки. Не было только любви и сочувствия.
Зачем Сашке новый атласный костюм? В мире мертвых будет бал? Он приглашен? Почетный гость?
В огромной пещере – гулкое эхо. На камнях тысячи матрасов застеленных серым шелком. На матрасах мертвые тела.
Я нашла Сашку в самом конце пещеры. Он сидел, вжавшись во влажный камень, и дрожал.
- Что ты тут делаешь? - его взгляд показался мне взглядом испуганного ребенка. – Это же кладбище.
- Я умер, - ответил он.
- Умерло твое тело. Вон оно лежит – видишь?
На самом ближайшем к нам матрасе лежал одетый в новый дорогой костюм труп.
- Но это не ты, - добавила я. – ты говоришь со мной.
- Не уверен я ли это.
- Пойдем. В эти ворота дважды не входят.
- Куда я пойду? Я никогда здесь не был. Я ничего не знаю.
- Но разве ты узнаешь что-то сидя здесь в пещере среди трупов?
Каждый из нас людей – создатель. Мы создаем свои миры, а потом живем в них. Я поняла, что Сашке пора покинуть созданный им, воплощенный, жуткий мир смерти и разложение. Впереди его ждала жизнь – бесконечная, и я надеялась другая.
У меня остался портрет. Однажды я уговорила Сашку позировать мне. Лукавый взгляд из-за плеча.
Теперь я иногда смотрю на него и думаю.
Ты выспишься. Наконец-то ты выспишься, как всегда мечтал. Смерть – самый долгий сон….
Марина Новиковская
Авторская библиотека
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-3697-1
Сообщение отредактировал pantera2 - Понедельник, 12 Ноя 2012, 22:49 |
| |
| |
