|
Новиковская Марина
|
|
| pantera2 | Дата: Вторник, 28 Авг 2012, 20:00 | Сообщение # 1 |
 Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2479
Награды: 47
Репутация: 82
Статус:  | 
Графу Дартуа
Улыбки, поклоны, плавные жесты.
Месье, ваши взгляды на мне так горячи.
Бал - это не жизнь, это лобное место,
Где каждое слово наполнено фальшью.
Месье, вы ко мне подойдете как кошка,
Нарушите словом волну менуэта.
А я совершу, в вас влюбившись, оплошность.
Как можно любить зачарованных светом?
Как можно им верить? Как можно?
Как можно? Месье, из меня вам не сделать актрису!
Вы ложны!Вы ложны! Вы ложны! Вы ложны!
А я ухожу за немые кулисы.
Я там постою. Пусть окончится пьеса
Проигранной жизни, отпляшется бал.
Вы не Казанова, не даже повеса.
Месье, просто вас холод света призвал.
Царь
Чужая жизнь, чужие мысли,
Чужой души чужая плоть.
И словно яблоко изгрызли
Возненавидевшие вновь,
Меня. Им было мало
Макнуть меня с размаху в грязь!
Их разозлило то, что встал я.
И снова в путь, к вершине.
Власть, моя им не дает покоя.
Чужой для них я ныне царь.
И только солнце золотое,
И только талисман - янтарь,
Мне греют грудь пред бездной страха.
И я не знаю отчего,
Чужая жизнь, чужая плаха,
Все для меня, для одного.
Прогулка в гости
Подруга плеснула немного вина,
Вылив с бутылки явно остатки.
И грустно смотрела как ем шоколад,
И запиваю с горчинкой осадком.
Мы говорили. Пустые слова
Быстро во рту набивали оскому.
Мне показалось подруга ушла,
И я пила в этот день с незнакомой,
Тусклой, надменной, бескрайне чужой
Женщиной в теплом от праздника доме.
Меланхолично часы - метроном
Секунды считали. Был снег на балконе.
"Ладно.... Пойду." Подскочила она,
Радостно дверь отворяя наружу.
Остался бокал недопитый вина,
Печальный бокал. Панихида по дружбе.
Дом остановившихся часов
Здесь сотни мыслей растворились в стенах,
Здесь тишина, понятная без слов.
Здесь жил кусочек маленькой вселенной,
Здесь дом остановившихся часов.
Кровать, трюмо, две тумбочки, гитара,
Хромой без ножки деревянный стул.
И смотрит человек седой устало
С картины перечеркнутой крестом.
Здесь тысячи желаний не сбывались,
Здесь вдохновенья не умолкший зов.
Сюда зайдя, мгновения остались,
Здесь дом остановившихся часов.
Атрофированные люди
Каждый день в бетонных сотах,
В куче денег и бумаг
Люди гаснут на работах
Словно свечи на гробах.
Поначалу гаснут души,
Плоть их морщится потом.
Стены офисные душат
Каждый день со всех сторон.
Деградирует сознанье
Потребительский огонь.
Замещает созиданье
Злоба. все мое! Не тронь!
Обреченно, беспросветно
Отсканированы дни.
"Это мир уже не света.
Это мир всевышней тьмы"
Пошутил вчера Задорнов.
Мимолетно так сказал.
И ему, ликуя бурно,
Хлопал, сидя, мертвый зал.
Ощущение
Еда не имеет вкуса,
Снам не хватает смысла.
Можно сказать - грустно
Плетью душа повисла.
Можно сказать будни
Стали еще серее.
Улицами безлюдье
Чувствуется острее.
Тайну теряет слово
Голос – на тон тише.
Города средь пустого
Я становлюсь лишней.
Парадигма
Я говорила - доступ закрыт.
Сервер не найден. Связь оборвалась.
Я говорила, что жизнь - лабиринт.
Тело - игрушка, чуть что и сломалось.
Я уверяла, что сильными быть
Нас заставляет в бескрайность дорога.
Я не умела жалеть и любить,
Я не хотела быть верящей в бога.
Я собирала вокруг пустоту,
И информацию по килобайтам,
Я разрезала ножами мечту,
И свои мысли бросала на сайты.
Я растворилась в потоке людей.
Сервер не найден. Перезагрузка.
Перед глазами черный дисплей.
Я замолчала. Тоскливо и пусто.
Выжжено
Страсти как будто уходят.
Только покой и прохлада.
Чувства забрали вроде,
Но... их как будто не надо.
Можно часами слушать,
Шум проходящей жизни.
Просто теперь не нужно
Кем-то казаться. Выжгло
Жажду стремиться, верить
Жажду общаться с кем-то.
Чувства уходят по мере
Исчезновенья момента
В который что-то хотелось
Кому-то отдать, подарить.
Выжжена моя смелость
И вдохновенье любить.
Уставший
Опущены крылья усталые,
На тумбочке пыльный нимб.
Возле свечки засаленной,
В причудливой форме оплавленной
Грустный ангел - старик.
На окнах узорами пляшет
Звездный зимний простор.
У ангела руки в саже.
И сажа черным измажет
Чистый белый узор.
Воск согреет страницы
Книги, зажатой в руке.
Долго уже не спится,
Только отблеск резвится
На посеревшем виске.
Что ему делать дальше
На перекрестке дорог?
Ангел, силы отдавший.
Ангел, сильно уставший.
Пишущий вновь эпилог.
Может прочтут когда люди,
Что этот ангел писал.
Кто-то его осудит,
Кто-то поймет и забудет,
Словно вовсе не знал.
Старик, задувший свечку,
Выйдет в звездный простор....
Кто обреченно вечен,
Идет из рассвета в вечер
Чертить мировой узор.
В пути... Бродячий пес
Чувства становятся глубже
И восприятие ярче...
Поступью тихой разбужен
Пес на асфальте горячем.
Мятая шкура и лапы,
Стертые в кровь о дороги.
Хвост полиняло-поджатый,
Взгляд обреченно убогий.
Воздух, прожаренный солнцем,
Уши ласкающий ветер.
Путь нелегко достается
Нечеловеческим детям.
Неутолимость
Неумолима жажда раствориться,
Неутолимо чувство пустоты.
Пусть будет осень, осень пусть кружится,
И пусть, пожухнув листьями ложится,
На гладь заидевевшую воды.
По городу в который раз туманом
Проходит посеревшая тоска.
Я закрываю на засовы ставни,
Я закрываю душу. На диване
Свернувшись кошкой думаю пока.
Но медленно сознание потухнет.
Я окунусь в беспамятный простор,
Пройдут часы, наступит снова утро
Неутолимость отойдет как будто.
И снова жизни будничный минор.
Свет
Я впускаю в комнату свет:
Хрупкий, нежный.
Разбивающий сны мои
И надежды.
Забирающий смысл фраз
В рваных строчках.
Не закончен опять рассказ
Многоточье.
За окном листья плавно
Вниз
Будет осень.
Промелькнет моя жизнь
И не спросит.
Что ждала в этот день?
Что хотела?
А за грань мчится дух,
Тенью тела.
Кошка
Статуэткою. Богиней Бастет.
Призрачным нефритовым пятном,
Героиня позабытой сказки
Кошка под распахнутым окном.
Ей не важно кто ее погладит,
Кто ей крикнет истерично: "Брысь"!
Кошка в наступающей прохладе
По покатым крышам тенью - ввысь.
На луну огромные глазищи,
Черный, мягкий, нежный, мокрый нос.
Что же эта кошка в небе ищет?
В шутку ищет, сдуру иль всерьез.
И зачем ей видеть эти звезды?
Спящий город с этой высоты?
Втягивать прохладный, влажный воздух,
И бежать сквозь дебри темноты.
По покатым крышам и карнизам,
Черной незамеченной стрелой,
Героиня непонятной жизни
Просто кошка убежит домой.
В рассвет
Я теперь одиноко уйду.
Будет улица. Будет дорога
Утопает в осеннем бреду
Недопитая кем-то тревога.
В лужах - небо. Они - зеркала,
Отражают неспешно прохожих.
Над водой моя тень проплыла,
На размытое утро похожа.
Гаснет в окнах разбуженный свет,
Словно тайной окутает дымка.
Я уйду одиноко в рассвет,
Мимолетно. Легко. Невидимкой.
Лунная ночь
Мне подарили розовое масло.
По пальцам каплей, терпкий аромат.
В хрустальном, в форме сердца, красном
Флаконе, под изысканный наряд.
Мне подарили сломанную душу.
Я душу привела на званый бал.
Мы танцевали долго. Равнодушье,
Испив до дна, разбило свой бокал.
И я осталась. Растворился призрак.
И розового масла терпкий след.
Спит город. На краю карниза
Лунатика безумный силуэт.
В музее
Время уснуло на крышке рояля,
Я прохожу по музею одна.
И канделябры застыли в молчанье,
А под вуалью незримой печали
В треснувших рамах плывут зеркала.
Пусто. Свежо. Свет из окон на креслах.
Вечность назад прогоревший камин.
Чашки без кофе в фарфоровых блюдцах.
Плачут, тоскуют, ликуют, смеются
Лица с неярких забытых картин.
Я растворилась, исчезла. Забыта
Дней уходящих во мглу суета
Только в фарфоровых чашках разбитых
Склеенных наспех случайно разлита
Словно живущая здесь пустота.
Эфемерный мир
В этом мире тайных знаков,
Пересудов и причин,
Заменить решили как-то
На бумагу кирпичи.
Из картона строят дачи,
Храмы, площади, дворы,
И песочницы в придачу
Для веселой детворы.
Странен был картонный город.
На картонные дома
Наносили в спешке скоро
Мимоходом имена.
Тушью, темперой, гуашью:
Получился яркий мир.
Только дождь прошел и в кашу
Странный город превратил.
И пошли печально люди
Жить в кирпичные дома.
Только память не забудет
На картоне имена.
На казнь
Как трудно идти с высоко поднятой головой
И связанными за спиной руками,
И видеть как в лужах перед тобой
Месит небо толпа сапогами.
Как грязь от резиновых стоптанных ног
Взлетает все выше, все выше, все выше
И на эшафот. Пусть подводят итог
Ротозеи с соседней крыши!
Я смотрю им в глаза. Только страх и упрек
Мне за то, что умру гордо, резко.
Здравствуй Вечность! К тебе на порог
Прибывает ночная невеста.
Заколдованная ночь
Измятая постель и сонный бред,
Разбросанные вещи, паутина.
От ночника меняющийся свет,
И лица, отраженные в картинах.
Когда бывает громкой тишина,
Тогда в ушах звенит на тонкой ноте.
И рваный луч разбитая луна
Бросает вкривь в оконном повороте.
Растает воск оплавленной свечи,
Когда-нибудь настанет снова утро.
Но этот миг, оставленный в ночи,
Случайно заколдованный как будто...
Неизвестный
Одинокая дорога. Тает грусть.
Плачет треснувшее сердце.
В пропасть черную сорвусь,
Чтобы ветром обогреться.
Чтобы в солнечных лучах
И тумане возродиться.
С новым словом на устах,
Не душа, а просто птица.
Будут падать облака
От безумного полета...
Будут слышать свысока
Неизвестного кого-то...
За чертой
Там за чертой – ничто.
Только – безмолвье.
Я за чертой – никто
Чистое поле.
На поле том трава
Вырастет снова.
В будущем я жива –
В образах слова.
Где мне найти себя
Если я пламя?
Звезды огнем горят
В небе веками.
Мне на одной из них
Снова родиться.
Плазменный сердца вихрь
Будет кружиться.
Прощание с другом
Гореть, сгорая в пепел, больно.
Но тлеть ужаснее вдвойне.
И, посыпая раны солью,
Пытаться думать в тишине.
Когда твой друг остался в прошлом,
И пустота тебя вокруг,
Звучат невероятно пошло
Слова, кромсающие слух.
Тоска. Тоска. И холод встречи.
На выдох, тихое: «Прости».
Кристаллом снег. Искрится вечер
В начале долгого пути.
И тот, кто был недавно дорог
С тебя не сводит тусклых глаз.
Тоска. Тоска. И этот холод,
Гореть мешающий сейчас.
На ступенях
Передо мной каскад ступеней,
Стремящийся наверх.
Ползу, стирая в кровь колени,
В надежде на успех.
Там на вершине светит солнце -
Нектар в руках Богов,
А позади смердят колодцы,
Где воздух пересох.
Потрескались от жара губы
И в горле ком застрял.
А на ступенях в смуте будней
Талант испепелял.
Фантасмагория образа
Образ сердца уставшего
И сновидений ворох,
Кто-то тоскует взглядом
Девушки средневековой.
Вязкий безлунный сумрак
И дорогие вина.
Медленно умирает
Вечер в душе старинной.
В легкой полуулыбке
Плавном лица овале
Спрятанные ошибки,
Запертые в повале.
Скоро настанет утро,
Словно дар бесполезный,
И, поглотив минуты,
Сердце мое исчезнет.
Призрак города
Призрак города спит,
Вырывая из мглы
Леденящее душу: "Блокада!"
Это сны. Только сны. Лишь зловещие сны,
Пережившего мор Ленинграда.
И казалось прошла бездна дней,
бездна лет.
За туманом костлявые плечи.
Для кого-то закат, для кого-то рассвет
Стал дорогой блокадной навечно!
Умирает огонь. Исчезает. Молчит.
Обжигает отчаянным взглядом.
И мерещатся мне в тусклом свете свечи
Похоронные сны Ленинграда...
Смерть шута
Умер шут. Остался в прошлом
Бесконечный маскарад.
Словно снегом запорошен
След, петляющий назад.
Отсидел в коротком теле
И игрушечных руках.
Шут раздавлен. Шут потерян.
И свободен. Здравствуй страх!
Впереди теперь дороги,
По которым не пройти.
Не сумеют больше ноги
По земле шута нести.
Сгинул смех. Упали маски.
Впереди туман и дверь...
Шут тоскующий напрасно
В бесконечности потерь.
Не бойся
Этой девочке миллиарды лет
Не бойся сдаться ей, путник.
В ее памяти первый земной рассвет,
И марсианское утро.
В ее прошлом горят города,
Стираются в пыль планеты.
Она существовала когда,
Еще ветром был ты....
Не бойся любить ее, старик.
Она знает все твои мысли.
И будет плакать, когда твой черед
Наступит уйти из жизни.
Не бойся смотреть в ее глаза.
Она любит тебя просто, нежно.
Для нее ты только слеза
В океане мертвой надежды.
И по прежнему в прошлом горят города,
Поглощает их в бездну огонь и вода.
Как-то однажды
Как-то однажды опустится вечер,
Переходящий в закат.
Как-то однажды пребудет на встречу
Полночь в тоскующий сад.
Как-то однажды по старой дорожке
В тихом безлунье и тьме,
Огненно-рыжая гордая кошка
Мне улыбнется в окне.
Как-то однажды в дрожащей прохладе
На догоревший закат,
В белом, искрящемся шелком наряде,
Выйду в тоскующий сад.
И оглянусь. За спиною сотрется
В пыль и песок старый дом.
Рыжая кошка замрет у колодца
В знаке безмолвья немом.
В небе заплачут жемчужные глазки
Вновь нарожденного дня.
В мире продолжится старая сказка
Только уже без меня.
Тропой шамана
Когда на землю, сбросив покрывало
Спускается мерцающая ночь,
Я выхожу из тела и устало
Бреду в миры за гранью смерти прочь.
Когда мой дух неспешно и лениво
Ступает по росе склоненных трав,
Бываю неумеренно счастливой
У времени мгновение украв.
Я прохожу в лесах, где стонет эхо,
И возле рек не знающих начал,
И там, где вечность лет басистым смехом
Меня привратник в лодке не встречал.
А там где небо утонуло в море,
Лучи звезды последние поймав,
Я слушаю дыхание прибоя,
Колени мокро-алые обняв.
Моя Империя!
Так рушатся от взрывов города,
Так поглощает море континенты,
Я сплю давно. Исчезли навсегда
В гнетущей тишине аплодисменты.
Пустует сцена. Тлеют зеркала.
Горят бордово - пыльные портьеры.
А я стою. Я, кажется, жила
На этом свете. Кажется не в первый.
С небес взирает молча вещий глаз,
И манит недоступностью свобода.
Я просыпаюсь медленно, сейчас,
И по стеклу бегут дождя разводы.
Опять мне ощущение цепей.
И то, что мир свернулся до улитки,
И сузилась аркообразно дверь
До маленькой обшарпанной калитки.
Кладбище теней
Плач ангела, упавшего с высот.
Слезы застывшей тяжесть на граните.
Уходит на закат Искариот
И след его заглаживает ветер.
Пред ним раскрыты кладбища врата,
Где в черный камень обратились люди.
Где ненавистью дышит пустота,
Где нет любви, и где ее не будет.
Где скорбь застыла россыпью могил,
Где грусть нисходит на землю туманом.
Неведомый где кто-то окропил
Поля и небо воздухом – дурманом.
Входящий в город скорби и стыда.
Ты не покинешь траурные стены.
Здесь черные деревья навсегда
Здесь кровь бежит по полумертвым венам.
Сжигает землю злоба всех веков
Здесь шаг за грань страшнее смерти лютой,
Сюда пришел. Здесь ждет Искариот
Отсчитывая вечности минуты.
Свет и Тьма
Мы, рожденные в разных мирах
Мы, рожденные в разных пространствах.
Серебро, словно пыль на висках
Мир, меняющий грани и краски.
Мы, прошедшие бездны дорог
У черты нашей встретились взоры
И над нами раскинулся Бог,
Непонятным, зовущим простором.
Отголоски безумной вражды,
Пламенеющий лик на закате.
Мы опять у последней черты
Мы как дом позабывшие братья.
Тень
Я тоже чья-то бледная тень.
Быть может ветра, быть может, слова.
И снова катится к смерти день,
А я лишь дух кого-то другого.
Межмирья спят, окутаны мглой,
Хрустит под ногами промозглый иней.
Я в мире мертвых иду живой,
Я в мире чужом ищу свое имя.
Но лишь границы смыкают миры,
И алым заревом светят в душу.
Как больно быть кем-то другим,
Оставшимся там, в далеком прошлом.
Пилигрим цикл "Пилигрим"
Черный всадник, черный рыцарь.
Глаз холодный антрацит.
Скачет он и в пыль границы
Междумирья. В пыль гранит.
Все лишает всадник смысла:
Детский смех, восход звезды.
Властью ангела Денницы
И проклятьем сатаны.
Неподвластный, недоступный
Полу женский нервный лик.
Иногда же бесприютный
В грязном рубище старик,
Проходящий гордо мимо
Смертных судеб и домов.
И звучат неумолимо
Звуки ангельских шагов.
Колода карт
Ничего не покажут карты.
Их согрели в объятьях руки.
Тасовали они азартно
Параллельные наши судьбы.
И случайные встречи в прошлом.
В ярком пламени вся колода.
Фиолетово - тихой ночью
Подарила мечта свободу.
А когда наступало утро,
И роса покрывала травы,
Находила в руке как будто
Короля из колоды старой.
Cognitio rerum
Бал окончен. Маски сняты.
Королевский смыт оскал.
Бутафорский замок спрятан
В отражении зеркал.
Смех сквозь слезы.
Плач в ресницах.
Ощущение того,
Что я кукольного принца
Повстречала из кино.
Повстречала, убежала.
Тыквы, мыши и подвал.
Бутафорское начало,
Непредвиденный финал.
Только после нет оваций,
Платьев, танцев и дворцов.
На веревочках паяцы
Спят на донышках ларцов.
Я искал тебя
Я искал тебя в хламе забытых картин,
Средь вещей, обращенных столетьями в прах.
И твой образ мелькал в отраженье витрин,
И надежду сменял холодеющий страх.
Безразличный ко всем, мое сердце как лед,
Беспредельного космоса скрытых глубин.
Я, не зная сомнений, стремился вперед,
К неизвестной мечте, неизменно один.
Я искал в тебе свет, что согрел бы мне грудь.
Я искал в тебе боль, чтоб живое понять.
Но твоя ускользает над вечностью суть,
Я ж в себе ничего не смогу поменять.
Я искал тебя в мусоре древних времен,
На разрытых могилах забытых людей.
Находя лишь протяжный, томительный стон,
Уводящий за болью в обитель теней.
Я искал тебя вечность, искал тебя миг,
Среди детских игрушек и пролитых слез,
Я искал средь существ бесконечно чужих,
Средь реальности, бреда, фантазий и грез.
И мне кажется, будто, ты просто мираж:
Чуть коснешься рукой, ты рассыплешься в прах.
Лучик света сверкнет, совершая мираж…
И улыбка мелькнет высоко в облаках.
Марина Новиковская
Авторская библиотека
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-3697-1
Сообщение отредактировал pantera2 - Суббота, 29 Сен 2012, 15:18 |
| |
| |
| Stillhet | Дата: Среда, 29 Авг 2012, 11:31 | Сообщение # 2 |
|
Группа: Удаленные
| Hello..:) Не сочтите за наглость, но не лучше ли в стихотворении "Уставший" [посеревшем] заменить на поседевшем виске?
|
| |
| |
| pantera2 | Дата: Среда, 29 Авг 2012, 11:43 | Сообщение # 3 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2479
Награды: 47
Репутация: 82
Статус: | Если заменить на "поседевшем виске", то это не будет соответствовать смыслу стихотворения. Висок посеревший от пыли и сажи. 
Марина Новиковская
Авторская библиотека
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-3697-1
|
| |
| |
| Stillhet | Дата: Среда, 29 Авг 2012, 11:54 | Сообщение # 4 |
|
Группа: Удаленные
| Пардон тогда) я больше склонялась к утверждению, что ангел − старикD
|
| |
| |
| pantera2 | Дата: Среда, 29 Авг 2012, 12:16 | Сообщение # 5 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2479
Награды: 47
Репутация: 82
Статус: | Ну тогда на седом посеревшем виске
Марина Новиковская
Авторская библиотека
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-3697-1
|
| |
| |
| Stillhet | Дата: Среда, 29 Авг 2012, 12:24 | Сообщение # 6 |
|
Группа: Удаленные
| Как вариант)) хороший стих, особенно концовка
|
| |
| |
| pantera2 | Дата: Среда, 29 Авг 2012, 12:27 | Сообщение # 7 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2479
Награды: 47
Репутация: 82
Статус: | Пасиб!!!
Марина Новиковская
Авторская библиотека
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-3697-1
Сообщение отредактировал pantera2 - Среда, 29 Авг 2012, 12:28 |
| |
| |
| Mihail_K | Дата: Среда, 29 Авг 2012, 12:27 | Сообщение # 8 |
 Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1636
Награды: 35
Репутация: 67
Статус: | Quote (pantera2) Если заменить на "поседевшем виске", то это не будет соответствовать смыслу стихотворения.
Ангелы не стареют! Марина, добрый день. С интересом почитал ваши стихи.
Я двумя руками за такую поэзию: понятную. Сам вот уже третью неделю стараюсь писать просто. Мы живём среди вещей, которые так и напрашиваются на наше осмысление. Стихи, как и всё остальное чем мы делимся с другими, оставляют какое-то чувство и как хочется, чтобы кто-то поделился с тобой своей радостью.
Тогда и ты поищешь, поищешь и поделишься с другим тем же.
|
| |
| |
| pantera2 | Дата: Среда, 29 Авг 2012, 12:32 | Сообщение # 9 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2479
Награды: 47
Репутация: 82
Статус: | Когда-то я писала очень много стихов. Сейчас поэтические откровения случаются реже. Я переключилась на прозу. Мне стало мало стихотворной формы для выражения своих мыслей. Стихи для меня - это взрыв эмоций. Колоссальный всплеск! После написания каждого стихотворения чувствуешь себя такой опустошенной.
Спасибо вам за отклик! 
Марина Новиковская
Авторская библиотека
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-3697-1
|
| |
| |
| Mihail_K | Дата: Среда, 29 Авг 2012, 12:49 | Сообщение # 10 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 1636
Награды: 35
Репутация: 67
Статус: | Quote (pantera2) После написания каждого стихотворения чувствуешь себя такой опустошенной.
А у меня наоборот, после написания даже самого глупого стиха настроение поднимается. Думаешь, что-то вроде того: Ай да Пушкин, ай да ....
Спасибо стихам, которые складываются.
|
| |
| |
| pantera2 | Дата: Четверг, 30 Авг 2012, 16:22 | Сообщение # 11 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2479
Награды: 47
Репутация: 82
Статус: | Догма
Быть сущим и пленником плоти,
Быть вечным и странником бренным.
Захлопнется дверь и воочью
Я стану одной из вселенных.
Нет формы, нет мысли, нет слова.
Все ориентиры разбиты.
Я сущий. Я бога живого
Незримое чувство - молитва.Добавлено (30.08.2012, 16:22)
---------------------------------------------
Стон писателя.
Я потеряла все, что было.
Я позабыла всех. Наверно,
Я до безумия устала.
Надежды нет и сдали нервы.
А каждый вечер строчки снова
На мониторе вижу белом.
Спасенье - слово. Жажда - слово.
Я сумасшедшая, наверно.
Моим героям жить без смерти.
Они неясные фантомы
А я пишу и стонет сердце,
Как будто я душа без формы.
Душа без права на признанье.
Душа - клубок строптивых мыслей.
Я проживаю жизнь. Так странно
Быть просто словом в этой жизни...
Марина Новиковская
Авторская библиотека
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-3697-1
|
| |
| |
| Nikolay | Дата: Четверг, 30 Авг 2012, 18:05 | Сообщение # 12 |
 Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Статус: | Перенос с другой страницы
Новиковская Марина. Живу и работаю в городе Михайловске Ставропольского края.
По профессии - библиотекарь. Пишу стихи и прозу. Увлекаюсь живописью. Немного сочиняю музыку.
Тайное правительство
Роман 2
Иерархия
Или исповедь посвященной
Из вечности в вечность. С планеты на планету. Из воплощения в воплощение. Иерархия.
Часть 1
Отражения
1
Когда я в детстве смотрела в зеркало, мне казалось, - я вижу кого-то, но не себя. Девочку в зеркале я называла – «она». «Она» – это другая. По ту сторону реальности.
«Она» появилась вместе с одной странной сказкой. Все дети придумывают собственные сказки. Но моя оказалась непохожей на остальные. Особенной.
В историях про всевозможных ведьм, волшебников, принцев и принцесс добрый герой побеждает злого. Все заканчивается пиром или свадьбой. Моя сказка не заканчивалась никогда. Заколдованная королева и ее охранник оставались зачарованными.
Итак, история книги «Иерархия», моя история началась с детской сказки, сочиненной в одну новогоднюю ночь. Мне только что исполнилось пять лет. И мама в первый раз доверила мне наряжать елку. Вернее часть елки.
- Лиза, - сказала мама, - Ты уже большая девочка и я могу подарить тебе эти игрушки.
Она достала из коробки фарфоровые фигурки: оленя и балерину. Маленькие, величиной в детскую ладонь.
- Береги их, они хрупкие. От падения – разобьются. Потом не склеишь.
- Красиво, - заворожено ответила я. Так как всегда мечтала о собственном малюсеньком мире, где будут жить крошечные человечки.
- Это еще не все, - мама потушила в комнате свет, и я увидела, как фигурки светятся в темноте.
- Они волшебные? – спросила я.
- Да, - ответила мама.
В тот новый год я поселила их под елкой. Вместе с другими игрушками: оловянными солдатиками, зверями, вырезанными из картона. Балерина и олень утопали в ватном снегу. И, казалось, сейчас оживут.
- Они заколдованы, - прошептала я. – Давно. И их никто не сможет освободить. Королева и ее верный охранник.
В том далеком детстве я бесконечно рассказывала сама себе сказку без завершения. В моих историях балерина (королева) и олень (охранник) путешествовали по волшебным мирам, с кем-то сражались…. Но им никак не удавалось победить волшебника, наложившего заклятие.
Примерно в то же время мне стал сниться этот город. С узкими улицами, застроенными в основном одноэтажными, реже двухэтажными домами. Лишь иногда встречались пятиэтажки. Тогда я не знала название города. Просто любила бывать в нем. Бродить по зеленым аллеям, заглядывать в витрины магазинов. Но больше всего меня привлекало одно здание. Просыпаясь, я четко помнила парадные вход в него под белыми колоннами. Каждую ночь меня вновь и вновь манили длинные коридоры, высокие потолки, бесконечные лестницы, часто менявшие направление, а иногда и вовсе неожиданно обрывавшиеся.
Сколько помню, во снах я всегда перемещалась стремительно. Бежала, а чаще просто летала, стараясь запомнить увиденное. Мир во сне казался мне более ощутимым, чем реальный. И, просыпаясь, я думала о том, что в явь возвращается лишь часть моей души. Другая остается во снах и в теле фарфоровой светящейся балерины.
Когда мне исполнилось одиннадцать лет, под белыми колоннами известного мне здания, появился некто. Я смутно воспринимала черты его лица. Только улыбка и глаза остались в памяти. У него были удивительные глаза. Редкого сине-фиолетового оттенка. И черные аккуратно причесанные волосы.
- Зачем ты сюда приходишь? - спросил незнакомец.
В детстве я плохо различала возраст людей. Мир в моем видении делился на детей и взрослых. Я не могла сказать, сколько незнакомцу лет. Двадцать пять, тридцать, сорок. У меня было странное восприятие реальности. Словно кем-то размытое.
- Мне здесь нравиться, - ответила я.
- А знаешь ли ты, что нельзя вечно стоять перед дверями? В них нужно рано или поздно входить.
- Я готова войти сюда, - сказала я и посмотрела на стеклянные двери здания под колоннами.
- Прежде чем ты войдешь, я хочу у тебя спросить. Какую ты хочешь прожить жизнь: обычную человеческую или жизнь посвященной. Но отвечая – подумай. Выбор делают лишь однажды. У тебя не будет обратного пути. Выбрав путь посвященной, ты многое сможешь. Ты будешь обладать способностями, о которых большинство людей может только метать. Ты станешь магом. Но ты навсегда останешься одинокой.
- А вы кто? – спросила я. – Вы маг?
- Я Привратник. Можно сказать, что я маг. Но это будет не совсем верно.
- Вы стоите на вратах, отделяющих реальность и сон?
- Нет, - улыбнулся фиолеовоглазый. - Я стою на вратах между мирами. Большим и Перевернутым. Оба этих мира реальны.
- Но я сейчас сплю! – возразила я. – И вы мне снитесь.
- А что такое, по-твоему, сон?
- Не знаю, - растерянно ответила я. – Сон – это фантазии. Так говорит мама.
- Для кого-то фантазии. А для кого-то способ общения. Мы с тобой разговариваем сейчас. И ты понимаешь, что спишь. Многие люди в твоем Большом мире годами тренируются, чтобы добиться этого. Но ты умеешь это с рождения.
- Что это? – не поняла я.
- Понимать во сне, что ты спишь…
- Я думала, это все могут, - хмыкнула я.
- Этого практически никто не может. Итак, - Привратник протянул мне руку, - Твое решение? Если ты согласна стать посвященной – возьми меня за руку, и я отведу тебя в школу, где учат магическим наукам. Если ты хочешь остаться обычным человеком, то уходи. Навсегда уходи. Ни этот город, ни это здание, ни я тебе больше не станут сниться.
Одиночество. На всю жизнь…. Я смотрела в фиалковые глаза Привратника миров и думлала о том, что нет на земле человека, более одинокого, чем я. Для других людей этот мир родной. А для меня нет. Для меня вообще этот мир как будто плохо прорисованная картина. И его населяют не люди, а тени. Город, являющийся мне во сне – он реальней для меня всякой реальности. Он настоящий! Отказаться от него – значит действительно обречь себя на одиночество! Быть обычным человеком? Нет. Я хочу быть магом! Я хочу уметь делать то, что не умеют другие. Я хочу отличаться от всех. Я действительно отличаюсь от всех моих одноклассников! Мне кажется, мои одноклассники вообще не умеют думать. Их жизнь – это бесконечный шум и забава. Мне не о чем с ними поговорить. Они ничего не читают. Они не знают кто такой капитан Немо и летающий человек Друд. Они никогда ничего не слышали о Сильвере. И имя капитана Блада для них пустой звук. Все самое важное, главное для них пустой звук. Жизнь без увлечений. Жизнь – это сплошной прикол для моих одноклассников. Они не видят таких снов как я. Я знаю. Я спрашивала одну девчонку, видит ли она волшебный город? Ну, или нечто подобное. Я рассказала ей о моем городе. А она удивленно посмотрела на меня и восхищенно, но с неприязнью воскликнула: «Тебя снятся такие сны? Прямо фильмы!» После этого я никогда и никому не стала рассказывать о своих снах.
Я вдруг поняла, что меня не пугает одиночество.
- Я выбираю путь посвященной, - тихо сказала я Привратнику.
Он степенно кивнул в ответ и улыбнулся доброй, но немного ехидной улыбкой.
- Ну, раз так, - изрек Привратник, - Раз теперь ты одна из нас, позволь представиться по-настоящему и назвать свое имя. Карлеус Деланэ, - он изящно поклонился мне, так будто бы я была не маленькой девочкой, а взрослой дамой.
- Очень приятно, - я не знала, что еще нужно говорить в таких случаях.
- И да, чуть не забыл, - Привратник ударил себя ладонью по лбу. – Я забыл тебе назвать твое Имя.
- Мое имя? – удивилась я. – У меня есть имя – Лиза.
- Нет, нет. Лиза – твое имя в Большом мире. Но у тех, кто посвящен в тайны мира Перевернутого другие имена – сокральные. Твое Имя….
Тут у меня в ушах страшно зашумело, будто бы рядом внезапно появился водопад. Названное Имя утонуло в шуме, как тонет в яростный шторм рыбацкая лодка. Сильно закружилась голова. А когда дурнота отступила, то в мое сознание ворвались слова
- …… ты будешь учиться в Школе Рун. Самом престижном учебном заведении для проходящих дистанционное обучение в Перевернутом мире.
- Это здесь? – я помотала головой и ткнула указательным пальцем в здание под белыми колоннами.
- Нет, нет, - Привратник Карлеус Деланэ помахал перед моим носом обеими руками. – Это уже Институт. Сюда ты придешь после обучения в Школе Рун, а пока….
Он опять протянул мне руку, и я вложила в нее свою мокрую от волнения ладонь. «Как странно, - подумала я тогда, - в моих снах даже руки потеют, как наяву. И дышится легко, как наяву. И если опустить сейчас пальцы в воду ближайшей лужи, можно ощутить холод воды».
Я и Привратник обошли здание под белыми колоннами. Свернули в какой-то переулок. Минут десять петляли и, наконец, вынырнули на небольшую площадь перед черным зданием. Вы видели нарзанные источники на Минеральных водах? Я сначала подумала, что мы подошли к такому источнику. Но вместо вывески источник № …. висела золотая табличка, которую я не могла прочитать.
- Эти буквы, вернее – руны, ты еще не умеешь их толковать, - сказал волшебник.
- А что там написано? – спросила я.
- Название Школы.
Я всматривалась в неизвестные мне буквы, а они, между тем, меняли свои очертания, принимая то форму иероглифов, то латинских букв.
- Надпись меняется! – воскликнула я.
- Конечно, она будет меняться. Ведь здесь учатся ребята, которые говорят на разных языках.
- А на каком языке говорят в этой школе.
- На самом универсальном языке в мире, - ответил Карлеус. – на языке мысли.
- Но ведь каждый думает на своем языке.
- Это только так кажется, - заметил Привратник. – На самом деле язык мысли один. Ты еще слишком мала, чтобы понять это. Прежде чем ты поймешь сказанные сегодня слова – пройдут годы. За это время ты многое узнаешь не только о языке мысли, но и об этом городе.
– А что это за город? – я задала Привратнику вопрос, который мучил меня с того самого момента, когда я стала видеть странные сны.
- Лабрин…. Город посвященных.
ХХХ
- Держи круг! Держи огонь!
Я стояла в кольце огня. Пламя то стелилось у самых ног, то выбрасывало огненные языки выше головы. Изнемогая, почти теряя сознание, я держала огненное кольцо.
- Теперь шагай за круг, - голос Карлеуса тонул в реве пламени.
Я шагнула в огонь. Почувствовала, как пламя слегка обожгло мои руки.
Я зажмурилась, а когда открыла глаза, то уже стояла у входа в Школу Рун.
- Неплохо, - похвалил Привратник, - Совсем неплохо. Ты заслужила десерт.
- Угощение во сне? – рассмеялась я.
Карлеус зачерпнул из лужи под ногами воду и выплеснул ее на мою обожженную руку.
- Теперь легче?
- Да.
- Было больно? Боль настоящая. Здесь все настоящее: запахи, вкусы. И боль. Знаешь, отражение меня самого иногда пугает.
- Отражение? – спросила я. – А что это отражение?
- Сны – это отражение нашего сознания, - пояснил Карлеус. – Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Мы остановились перед большим овальным зеркалом. Я увидела себя и высокого красивого мужчину, моего учителя, Карлеуса Дэланэ за своей спиной. Себя я узнала не сразу. На меня с потерянным видом смотрела худенькая русоволосая девочка. Слишком непрывычным оказалось собственное изображение в зеркале. Призрачным. И еще меня поразили собственные глаза. Они стали насыщенно изумрудными, ведьмиными глазами.
- Видишь? – спросил Привратник
- Я здесь немного другая.
- Мы все здесь немного другие, - хмыкнул Карлеус. – Здесь мы становимся самими собой….
ХХХ
Огонь за моей спиной потух. В который раз я стояла в пыльном коридоре, и на лицо мне падали жирные пауки. Чудовище подкрадывалось сзади. Я слышала его шаги.
Ближе.
Ближе.
Собрав все свои силы, я заставила себя повернуться к нему и посмотреть. Громоздкая, черная волосатая туша стояла, покачиваясь и упираясь головой в потолок. Морда его походила на медвежью. Чудовище скалилось, плевалось, таращило круглые красные глазищи.
- Не бойся ничего: ни темноты, ни того, что в ней может скрываться. Главное – не бойся собственного страха. Когда вокруг тьма - научись преодолевать страх. Если не сможешь – ужас поглотит тебя, лишит воли и разума.
Я училась преодолевать страх.
Карлеус переносил меня в старый заброшенный дом. Как будто знал, что больше всего я боюсь пауков. В доме паутина гроздьями свисала со всех потолков. За шиворот падали упитанные пауки. Я с визгом вытряхивала их из-под платья, дрожа от омерзения. В канделябрах тускло коптили сальные свечи. Непонятно, зачем их туда понатыкали? Они все равно ничего не освещали. Поэтому я постоянно сбивала каблуки об какой-то хлам. То ли камни, то ли гвозди, то ли доски от гробов.
- Это лабиринт, - сообщил мне мобильник Привратника.
- Вижу, что не проспект! Вы здесь что, пауков выращиваете?
Я шла по коридорам. В каждой комнате ждал сюрприз. Изощренный Карлеус пугал меня со знанием дела. И создавал таких чудовищ, которых не представит даже редкий псих. Но, похоже, он немного переборщил. Слишком страшные, почти карнавальные, чудовища уже не пугали. Я понимала, что голые скелеты без мышц ходить не могли. Первоначальные страхи исчезли, когда мои движения становились медленными, скованными, что казалось - неведомая сила держит руки и ноги. А чудовища уже совсем близко! Они дышат мне в лицо, их густая шерсть щекочет кожу. Уйдите, противные! Мне уроки учить надо.
Хома Брут уже без боязни смотрел в глаза Вию, замечая застарелую катаракту.
- Бедненький… Тебе, наверное, одиноко здесь? Тебе и твоим родичам.
Вий перестал покачиваться и нагнулся ко мне. Я протянула руку и осторожно потрогала его нос. Мокрый, как у собаки. А потом я долго гладила чудовище, и мне на всю жизнь запомнилось ощущение мягкой гладкой шерсти под рукой.
- Послушай, девочка, а тебя вообще напугать можно? – разочарованно спрашивал Привратник. – Моя диссертация по детским страхам на грани провала.
- А диссертацию по детским неожиданностям Вы не пишите?
ХХХ
Лабрин - столица волшебного мира, названного почему-то Перевернутым. Невероятный мир. Здесь все ярче: природа, люди, города. Или мои зеленые глаза здесь по-другому видят? Зеленоглазое такси. Здесь словно никогда не было скверны и грязи. И здесь почему-то никогда не бывает ночи. Только один бесконечный день. И солнце светит здесь совсем по-другому.
Город мечты.
- Это не сам Перевернутый мир, - сказал Привратник. - Ты видишь только его отражение.
- А где находится настоящий Перевернутый мир? – допытывалась я. – И почему мой мир вы называете Большим?
На мои расспросы неизменно отвечал Карлеус обворожительной улыбкой и словами.
- Известна ли тебе поговорка: «Всему свое время»? Придет время – узнаешь….
Я росла. Немного в высоту, совсем немного в ширину. В ширину не так, как бы хотелось. Оставалась тощей, как весло. От недоедания. Девяностые лихие годы поставили на мне свой штамп. Я окончила обычную среднюю школу, убогое училище искусств, устроилась на работу в библиотеку.
Шел 1996 год. Одна эпоха тонула в потоке утекающего времени. Эра красной звезды и красного флага. Другая – его величества доллара, выходила из тени. Два года назад умерла моя мама. И мне казалось, что в изменившемся мире мы с папой лишние люди. Мы не умели извлекать выгоду и прибыль из всего, что могло подвернуться под руку. Мы не знали, как делаются деньги. Мы просто плыли по течению, и нас, то бросало на камни, то топило. Мне только что исполнилось двадцать лет, и я чувствовала себя абсолютно беспомощьно. Маленькая глупая девчонка. Никому не интересная и ненужная.
Зарплату на работе платили месяц через два. Меня преследовали головокружение и тошнота. Я старалась обходить стороной продуктовые магазины. Чтобы не видеть того, что я не смогу съесть. Появились галлюцинации. Я стала слышать голоса, говорящие мне о моей скорой смерти.
- Мы забрали маму, заберем и тебя, - говорили они.
Страх и одиночество…. В какие-то моменты я начинала жалеть о своем выборе. Кто знает, если бы я была обычным человеком, моя жизнь складывадлась бы совсем по-иному? И когда сомнения закрались в мою душу, ко мне не во сне, а в видении наяву явился Привратник Карлеус Деланэ.
- Не бойся ничего! Помнишь, я учил этому тебя в дестве. Не бойся ничего, даже самой смерти, ибо смерть не властна над тобой….
Теперь, когда пишу эти строки, понимаю – я училась преодолевать страх всю свою жизнь. Работая в библиотеке, я преодолевала страх неустроенности, нищеты, безысходности. Я училась смотреть на мир, как бы страшно мне не было. Училась наслаждаться горбушкой хлеба, и чаем – порой единственной пищей за весь долгий день. Я училась не замечать насмешки и пропускать мимо ушей упреки. Училась не думать о завтрашнем дне.
Будущее всегда страшит.
Прежде всего - неизвестностью, непредсказуемостью. А вдруг сократят штаты? А вдруг опять вовремя не выдадут зарплату? Я училась побеждать чудовищ обоих миров.
ХХХ
В тот тяжелый для меня период жизни, мне приснился странный сон.
Голоса говорили мне, что смерть ищет меня, чтобы сказать свое слово. И однажды смерть нашла меня….
Я стояла посреди покрытой высокими травами равнины… Далеко в небе светила полная бледная луна. Необъятное море надгробий уходило в темный горизонт. Возможно, приближалось утро, поскольку над кромкой спрятавшегося у горизонта леса стало светать. Это место показалось мне очень знакомым. Надгробия, высокие травы, заброшенная ветвь железной дороги, одинокий отель, шум небольшой речки, несущей темные воды в лес. Конечно! В детстве, сразу после поступления в Школу Рун я часто бывала здесь. Я помню старые полуразрушенные могильники и каменные статуи в человеческий рост. Я помню непонятную тоску и боль, душившие меня. Я помню свою мокрую от слез подушку, которую я отчаянно обнимала при пробуждении. Почему я плакала тогда? Не знаю…
Между тем рассвет все более просветлял мрачный пейзаж. Уже полыхнули за лесом первые солнечные лучи. Темные воды речки тоже посветлели. У меня в ушах трещала тишина. И возникло ощущение, что здесь мертво не только кладбище, но и вся округа.
Неожиданно в высоких травах я заметила чью-то маленькую фигурку. А некоторое время спустя, услышала мелодичный детский голосок, что-то весело напевающий. Потом, выскользнув из травяных зарослей на открытое пространство возле речки, появилась маленькая девочка. Она кружилась в танце, и потоки воздуха развивали ее золотистые кудри и длинные юбки светло бежевого платья.
-Что ты тут делаешь? – девочка изумленно приподняла тонкие брови, когда увидела меня. – Твой срок еще не пришел.
-Срок? – я смутилась. Серьезные, цвета летнего неба глаза девочки отражали алое зарево. Если долго вглядываться в них, то возникает ощущение прыжка в пропасть. – Какой еще срок?
-Ух, ты! – еще больше удивилась девочка – Да ты я вижу одна из тех, кто может пересекать грань времен.
Я растерялась совершенно.
-Грань времен? – эхом повторила я, – Какая грань? И кто ты такая, и почему гуляешь одна?
-А я всегда одна. А ты разве нет? - девочка подняла голову навстречу восходящим лучам. – Меня везде называют по-разному, и видят тоже по-разному. Все зависит от того человека, которого я встретила. Я та, что забирает последние вдохи всего живого.
-Ты – Смерть? – я сама не верила в то, что сейчас сказала.
-У вас я называюсь так, – подтвердила странная девочка. – А хочешь, я скажу тебе, почему ты попала именно сюда? – она помолчала, перебирая тонкими гибкими пальчиками случайные травинки. – Ты попала сюда потому, что до сих пор не смогла отпустить прошлое. И маму.
-Откуда ты зна…- начала я и запнулась. – Я отпустила ее.
Девочка звонко рассмеялась.
-О, нет! Смертные совершенно не умеют отпускать близких людей. Только у единиц это получается. И то, на это уходят годы. Они так эгоистичны.
-Эгоистичны?! – я почему-то разозлилась.
-Ну да, – совершенно равнодушно подтвердила девочка. – Им так становится жаль себя любимых! Не того, кто ушел, а именно себя. Они плачут, думая, что тоскуют по умершему. А на самом деле, оплакивают свое ушедшее спокойствие. И еще иллюзию. Собственного не одиночества. Вот, например, ты. Скажи, ты любила свою маму?
-Да, – с вызовом ответила я.
-А если подумать? – с сожалением и даже с жалостью спросила Смерть. – Ведь перейдя за грань, она получила то, чего ей так не хватало при жизни – покой. Ты должна была быть рада за нее. Но нет, ты цепляешься за прошлое. Жалеешь себя. Ведь теперь ты осталась один на один с правдой. Проще всего искать у кого-то поддержки. И очень трудно идти вперед самой. Посмотри… - девочка указала на кладбище. – Они все остались здесь. Ваши мертвецы. Их кости давно смешались с землей и дали жизнь этой траве. Их души, пройдя по Городу Теней, забыли свое прошлое.
Девочка махнула в воздухе рукой. Впереди вибрировали и проявлялись, словно на фотокарточке врата. Я вспомнила, что видела похожие на картине неизвестного, но талантливого художника. А еще на иллюстрациях в книгах по истории магии, которые мне услужливо показывал Карлеус. И везде была изображена только одна сторона – вход. За вратами местность тоже медленно изменялась. Перед зловещими чащами леса появился старинный город. А сами врата, серебрясь в утренних лучах, украсила надпись: «Bonum et Malum» - «Добро и Зло» на латыни.
-Здесь между этими понятиями всегда стоит знак равенства – пояснила девочка. – Это Город Теней, или Город Фей – так его называют европейцы, веря, что через этот город проходят проклятые, самоубийцы и просто якобы потерявшиеся в лесу. Это ирландцы придумали Город Фей. В нем остаются те, кто не достоин Иерархии, но кого отвергли в мире смертных. Город Мертвых называют его шаманы. Да, все проходят через этот город. Их провожу я, обычно в том самом образе, который ты видишь сейчас. Сюда редко приходят сами. А там, за воротами старые полуразрушенные дома, детские игрушки всех времен и народов, костры и цыганские пляски, укрощение змей. А иногда в городе можно увидеть хрустальные замки, мраморные лестницы, невероятно красивые парки. Но тебе здесь делать нечего. Тебе суждено совершенно иное…
Смерть снова махнула рукой, и все исчезло. Будто и не появлялось вовсе.
-А знаешь, - девочка улыбнулась, – Мы ведь не в первый раз здесь с тобой встречаемся. Только ты меня каждый раз забываешь.
Солнце уже достаточно высоко горело в небе. Становилось жарко.
-Уходи. Больше не ступай по тем дорогам, которые давно пройдены. И помни, я за тобой никогда не приду….
- Я что никогда не умру? – ошарашено спросила я.
Но маленькая девочка ничего не ответила, лишь смешно округлила щеки и подула на меня. Мое сознание утратило четкость восприятия. Оно словно растворилось в окружающем меня мире, став всем сразу. Лесом, рекой с темными водами, воздухом.
Добавлено (29.08.2012, 14:02)
---------------------------------------------
Глава 2
В тот период я осталась одна. Совершенно одна в кипящем вареве жизни. Папа – потерянный, отстраненный от всего человек, ничем не мог мне помочь. Я не представляла, как буду строить свою судьбу дальше. В том, 1996 году, мне не с кем было поговорить. Перевернутый мир и Лабрин спасали меня от одиночества.
Мое образование в сновидениях почему-то прервалось. Я окончила Школу Рун и не знала, куда мне теперь идти дальше. Карлеус куда-то исчез. Я бесцельно слонялась по Лабрину, в надежде снова встретить своего наставника. Я знала город посвященных, знала каждую его улочку, и возвращаться в серую унылость мне совсем не хотелось. Какой контраст: Лабрин и городок N. Просыпаясь, я ехала в переполненном, словно в душегубке, автобусе. А потом выслушивала нотации глупых теток на работе.
Я ни с кем не дружила. Если говорить о моей личной жизни, то в ней царил полный хаос. Я знакомилась, втречалась, разочаровывалась. Все время оставаясь один на один с чувством, что молодые люди, с которыми я общаюсь – вообще из другой вселенной. В общем, я махнула на личную жизнь рукой и подумала о том, что так и проживу невзрачной, никем не замеченной библиотекаршей, каждую ночь уходящей в сказку.
ХХХ
Казалось, из этого городка кто-то высосал жизнь. Городка, где я жила и боролось с жизнью. Он остался вялый и пустой. Просто существующий. Народ в N кучковался возле центрального рынка и то в определенные часы. С 10 до 15 по Московскому времени. В это время люди успевали пробегать по незатейливым магазинам, торговавшим продуктами и одеждой, по рядам крытого, но продуваемого всеми ветрами рынка. Напоследок некоторые из них заскакивали в местную библиотеку, на ходу хватали первые попавшиеся книги и резво ускакивали домой или на работу. А надо заметить, что библиотека в N располагалась очень удобно для всех. Для тех, кто работал на единственном в городе заводе, а так же в различных фирмах и конторах. Из окон библиотеки провинциальная жизнь разворачивалась подобно сюжету затянутого сериала. И библиотекари были в курсе всех городских и не только новостей.
Будни библиотечной жизни… Монотонные, но иногда такие забавные….
ХХХ
- Ой, бабуся вовремя развесила свои панталоны! – воскликнула Елена Клименко, сосредоточенно вглядываясь в выходящее в соседний двор окно подсобки. Там на веревке под мелким дождем сушились белый рейтузы.
Вообще библиотекарям часто доводилось лицезреть верхнюю одежду и нижнее белье проживающей по соседству старушки.
В это время в читальный зал вошел странный посетитель. С одного взгляда на него становилось ясно – ненормальный. Посетитель – тощий, высокий молодой человек обвел темным безумным взглядом помещение и уставился на полку с журналами. Потом порывистыми скачущими шагами подошел поближе, рывком выкинул вперед руки и жадно схватил два «Каравана». Затем сел за первый стол и стал листать. Листал он примерно так же как робот из фильма «Короткое замыкание». Только молодой человек не повторял «информация, информация». Он корчил рожи, хихикал, тихо матерился. Время от времени тыкал пальцем в полуобнаженные дамские тела.
Лена Клименко поморщилась.
- От же ж припрется с утра какой-нибудь дебил, и любуйся на него! – в сердцах громко сказала она.
Молодой человек поднял от журнала голову, посмотрел на Лену совершенно ошалелым взглядом, хихикнул, икнул и снова погрузился в листание.
ХХХ
- Девушка, у вас есть Бородищев?
- Кто, простите?
- Ну, этот чувак, он еще «Путешествия из Москвы в Питер писал».
- У вас есть «Собачьи яица»?
- У меня?
- Ну, в смысле в библиотеке?
- В библиотеке есть «Роковые яица» Булгакова. А собачьи яица есть у пса.
- Поставте мне диагноз!
- Что?
- Я очень больна, поставьте мне диагноз.
- Может быть, вам к врачу надо?
- Нет! Я пришла к вам. У вас же есть медицинская энциклопедия?
- Да, есть.
- Вот и поставьте мне диагноз!
Вы думаете это бред? Ничего подобного. Просто такая работа.… После десятка таких запросов и пары десятков странных посетителей начинаешь чувствовать, что крыша твоя, поскрипывая, съезжает набекрень.
Но однажды…..
Карлеус не обманул меня когда-то, пообещав, что я буду уметь то, чего не умеют другие люди. Он научил меня читать людские мысли. Я поняла, почему язык мысли универсален. Это язык человеческих эмоций и чувств. Гнев, радость, боль, страх, зависть….. Человек – кипящий котел, в котором варятся, булькают самые противоречивые желания и страсти. Я научилась считывать эти желания и страсти, как считывает сканер листы раскрытой книги. И часто, в ожидании посетителей, скучая за кафедрой, развлекалась тем, что угадывала мысли читателей. А потом произносила некоторые из них вслух.
- Откуда вы знаете, что моя тетя заболела? – удивленно спросила пожилая леди, когда я сочувственно поинтерисовалась состоянием здоровья ее родственницы. Не очень, кстати, любимой.
- Вы сами только что об этом мне сказали, - я пожала плечами так, будто ничего не произошло. – Мне стало жаль вашу тетю, и я вам посочувствовала.
Люди отходили от моей кафедры уверенные в том, что высказали свои тайные мысли случайно. Однако никто из них не догадывался, что не они говорили, но я читала их мысли…
Надо сказать, что чтением, а вырнее чувствованием мыслей людей я увлекалась еще в детстве. Помню однажды я довела до отчаяния одного дядечку.
Дядечке не повезло ехать в том же автобусе, в котором ехали мы с мамой на рынок. Дядечка сидел угрюмо на сиденье, судорожно вцепившись правой рукой в чемодан. Он был настолько погружен в себя и сердит, что мне стало смешно.
«Вот едете сейчас…. Михаил? Вас зовут Михаил? Точно, Михаил! - подумала я, внимательно смотря дяде на лоб. – А кто вам, Михаил, сказал, что деньги в чемодане вы довезете домой?»
Дядечка вздрогнул и стал испуганно озираться по сторонам.
Похоже, он услышал мои мысли! Я смогла передать ему свои мысли! Прямо как учил Карлеус! «Смотри на лоб, в место чуть выше бровей и думай, думай усиленно, - говорил мне Привратник». Ну вот, я так и сделала!
«Чего вы озираетесь, Михаил? Монтировка в левой брючине вам не поможет! Денежки отберуть!»
Дядечка вскочил с сиденья, схватил чемодан и ринулся к двери автобуса, хотя до этого выходить явно не собирался.
«Вы куда собрались! – радостно мысленно воскликнулда я. – Ваша остановка через одну!»
Автобус затормозил. Дядечка, спотыкнувшись о собственный чемодан, сиганул с верхней ступеньки, и, проявив прыткость, которой бы позавидовали олимпийские чемпионы по бегу, ускакал в неизвестном мне направлении.
Да уж, пошутила….
В двенадцать лет такие шутки кажутся забавными. В двадцать уже так себе. В двадцать хочется шутить совсем по-другому. Как Бегемот и Фагот Коровьев. И я забавлялась с читателями. До тех пор, пока в библиотеку не зашла одна девушка….
В библиотеке я часто знакомилась с красивыми девушками. Нет, нет, я не лесбиянка или что-то в этом роде…. Мне нравятся красивые девушки. Как нравятся произведения искусства: картины прошедших эпох, музыка, поэзия. А прекрасные девушки – они как квинтиссенция всех творений человеческих душ. Я любовалась ими, читала их мысли, знакомилась, разговаривала…. Они приходили ко мне поболтать, открыть боль сердец своих. А я неизменно их выслушивала. Не осуждала и не одобряла их поступки. Я была кем-то на подобии исповедника, безмовного и внимательного. А потом я забывала их, и они уходили из моей жизни, оставляя ощущение быстро пролетающего лета.
Но девушку, появившуюся в библиотеке в памятный для меня день 20 июля 1996 года, я не смогу забыть никогда. Она вошла высокая, спортивная. Густые каштановые волосы ниже пояса. Не то, что потрясающе красивая (мне встречались и более яркие девушки), но невероятно притягательная. Посмотришь на нее и не можешь отвести взгляд. И более всего меня потрясло то, что я не смогла прочитать ее мысли. Сознание мое ударилось об ее гладкий белый лоб, как о гранитную стену. Блок! Она выставила защиту. Ту самую, которую меня учил выставлять от мира Карлеус Деланэ.
Необычная девушка скучающе оглядела стеллажи. Тонкими пальцами потрогала то одну, то другую книгу и подошла ко мне.
- Скажите, а где у вас поэзия? – синие внимательные глаза посмотрели в мои, и я поняла, что она тоже пытаеться прочитать мои мысли. И так же наткнулась на гранит поставленной мною защиты.
- Золотой, серебряный века? Или, может, современные авторы? – я смотрела на незнакомку с улыбкой. Неужели она такая же, как и я? Другая. Посвященная. До этого дня я ни разу не сталкивалась с людьми, подобными мне. Хотя Карлеус говорил, что их в России много. И в Школе Рун я часто встречала Петь и Вась. Но в городке N, я уверенна, никто из них не жил.
Девушка усмехнулась.
- Я хотела бы прочитать ваши стихи!
«Черт!» - мысленно выругалась я. Ей удалось пробить мою защиту! Хоть немного, но удалось. И она смоглда узнать…. Я действительно в тот период своей жизни писала стихи. Много стихов. Грустных, выворачивающих наизнанку душу.
- Я никому, никогда их не читала, - ответила я, злясь на саму себя. Карлеус Деланэ был прав, когда говорил, что я плохо умею скрывать свои мысли. Может поэтому он и исчез? Может, счел меня плохой, неспособной ученицей?
- Я хочу послушать, - настаивала между тем девушка.
- …Межмирья спят, окутаны мглой,
Хрустит под ногами промозглый иней.
Я в мире мертвых иду живой,
Я в мире чужом ищу свое имя, - продекламировала я, чувствуя себя совершенно по-дурацки.
- Когда на землю, сбросив покрывало,
Спускается мерцающая ночь,
Я выхожу из тела и устало
Бреду в миры за гранью смерти прочь.
Когда мой дух неспешно и лениво,
Ступает по росе склоненных трав,
Бываю неумеренно счастливой,
У времени мгновение украв.
Я прохожу в лесах, где стонет эхо,
И возле рек, не знающих начал,
И там, где вечность лет басистым смехом
Меня привратник в лодке не встречал.
А там где небо утонуло в море,
Лучи звезды последние поймав,
Я слушаю дыхание прибоя,
Колени мокро-алые обняв.,- незнакомка читала стихотворение тихо, почти не слышно, но слова возникали перед моим внутренним взором всполохами алого пламени.
- Я хочу с тобой побеседовать, - сказала девушка.
- Это твое стихотворение? – спросила я, уже зная ответ.
- Ты знаешь, - сказала она. – Нам надо поговорить. Много лет я искала таких, как ты в Большом мире.
- Я тоже искала, - прошептала я, не веря в реальность происходящего.
- Меня зовут Ирина, - представилась девушка.
- Лиза, - нелепо улыбнулась я в ответ.
- Сегодня в семь вечера. В «Сим – сим». Знаешь?
- Знаю, - кивнула я и еще долго не мигая, смотрела на захлопнувшуюся за ее спиной дверь.
Случайно ли незнакомка пришла в этот день в библиотеку? Или она уже заранее знала, что встретит посвященную? Может она специально нашла меня? Может мое обучение теперь продолжится не во сне, а наяву? Я смотрела на закрытую дверь отдела и задавала себе вопросы, на которые никто в целом мире не мог мне дать ответов….
Ответы были сказаны вечером того же дня….
Добавлено (30.08.2012, 16:17)
---------------------------------------------
ХХХ
Я называла это место баром потерянных душ. «Сим – сим» существовал для тех, кто не знал, как убрать из своей жизни бесконечность. В едком сигаретном дыму люди топили свою грусть и ощущение бессмысленности всего сущего. Дешевое пиво, разлитое по барной стойке с утонувшими в нем мухами дарило на какое-то время уверенность в том, что здесь их истинный дом. В «Сим – сим» умирало время, смотря в глаза посетителей умоляющим взглядом.
Я знала, почему Ирина решила поговорить со мной именно здесь. В баре потерянных душ никто не поинтересуется, кто ты и зачем сюда пришла. Не станет навязывать свое желание – познакомиться. Здесь у тебя есть привелегия быть призраком.
Мы выбрали столик за деревянной перегородкой. Максимально изолировались от мира.
- У тебя есть двадцать тысяч? Мне хочется выпить, а моих денег не хватит даже на пару кружек жигулевского, - она говорила и держала себя как легкомысленная взбалмошенная девчонка, у которой на уме только мальчики, выпивка и шмотки. Она и выглядела соотвествующе…
На встречу со мной Ира пришла, как это говорят, в полной боевой раскраске. Замулеванные темно-фиолетовыми тенями верхние веки, стрелки до самых бровей, пудра, наложенная поверх тонального крема и ярко алые припухшие губы. Девочка – кукла.
- Только десять, - ответила я, чувствуя себя весьма странно.
Может я ненормальная и просто вообразила, что Ира посвященная. Может это просто прикол? Ну, когда молодеж с умным видом что-то из себя корчит? Ирина сидела передо мной, до банальности обыкновенная. Куда подевалась ее притягательность, так поразившая меня накануне? Вот она сидит передо мной, копошится в своей потрепанной сумочке, выкладывает на стол то косметичку, то коробочку с тенями, то губную помаду.
- Черт, никак не могу найти кошелек!
Я снова попыталась проникнуть в ее мысли. Ирина посмотрела на меня внимательно и ехидно улыбнулась.
- Не надо, Лиза. Только силы потратишь.
Я хихикнула, прикрыв ладонью рот.
- Ты умеешь скрывать свою суть! Мастерски! – сказала я и уловила завистливые нотки в своем голосе.
- Если бы я ее не скрывала, то мама давно отправила бы меня в писхушку. У меня своеобразная мама. Ты еще с ней познакомишься.
- Но твоя мама не умеет читать мысли?
- Нет. Но я привыкла быть скрытной во всем, даже в мыслях.
- И поэтому ты приглашаешь на откровенный разговор в бар совсем незнакомую девушку? – спросила я.
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
| Nikolay | Дата: Четверг, 30 Авг 2012, 18:10 | Сообщение # 13 |
|
Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Статус: | Перенос с другой страницы
Музей разбитых надежд
Эхо от шагов. В этом доме оно всегда такое отчетливое. Дом – мрачная каменная глыба на одиноком холме. Какой-то безумец назвал его однажды музеем. Здесь нет комнат. Только бесконечные коридоры, далекие потолки и картины без рам на стенах.
Он приходил сюда часто. Почти каждую ночь. Бродил по тускло освещенным коридорам. Пристально, до рези в глазах всматривался в лица портретов. Эпохи торжественно застыли в параде мундиров и дамских бальных платьях. В воздухе всегда еле уловимый аромат. Наверное, так пахли духи много столетий назад.
Сначала он шел, потом бежал и, запыхавшись, еле сдерживая дыхание, замирал перед этой картиной. Внизу холста на темном фоне он с трудом читал – Лаэрт. Имя неизвестного художника. С полотна, в застывшей ночи на него грустно улыбаясь застенчиво смотрела девушка. В свете полной луны отчетливо видно только бледное с алыми припухшими губами лицо и локон золотых выбившихся из под платка волос. Остальное тело скрыто спрятавшимся в узкой улице неизвестного города мраком. Можно бесконечно долго смотреть на веснушчатые щеки и блестящие, голубые даже ночью глаза. Девушка на портрете жила, наверное, лет пятьсот назад. Покрой ее одежды указывает на бедность средневековья. Возможно это ее единственное платье и некий Лаэрт специально не осветил его луной. Но даже во тьме видно, что один рукав порван. Во взгляде девушки безысходность и решительность. Куда она идет этой ночью? Кто она? И почему ему кажется, что он ее знает. И знал всегда.
- Эй, просыпайся! Я уже пришла. – Художник вырвался из сна. От резкого перехода из одного состояния сознания в другое слегка подташнивало. Привычный мир медленно обретал свои очертания.
- Прости. Что я ворвалась вот так без стука. Но ты сам дал мне ключ. – Елена виновато хлопала ресницами больших и таких же голубых как на картине из сна глаз.
Картина Лаэрта. Стоп. Как же он раньше не замечал? Ведь лицо его натурщицы и лицо незнакомки: одно и то же.
С Еленой художник познакомился месяц назад. Она пьяно смотря на мир, сидела на лавочке и курила. Он бы прошел мимо, даже не заметив. Но…. Уже тогда ему стали сниться длинные тускло освещенные коридоры с картинами. Наверное, тогда он уже видел этот потрясающе написанный потрет.
- Ты чего здесь сидишь? – Спросил художник раскачивающуюся из стороны в сторону девушку.
- А что, разве в этой долбанной стране уже запрещено сидеть на лавочке?
Ангельские глаза и пошлая улыбка.
- Пойдем. – Художник протянул руку.
- Куда?
- Ко мне.
Минуту она внимательно рассматривала его. Потом пошлая улыбка исчезла. На пухлых алых губах застыла еле заметная грусть.
- Я художник, - объяснил он, когда привел девушку домой.
- А я Елена. Да ты не парься, я не чистюля. – Девушка с сочувствием смотрела на то, как он пытался сделать бардак в своей комнате менее заметным.
- Извини. Я, наверное, тебе все таки вру. Я не совсем художник. В смысле нигде не учился. Просто очень люблю рисовать. Но у меня нет денег на учебу. Я работаю. – Речь получилась сбивчивой и, как ему показалось, нелепой. – Я люблю рисовать людей. Но сейчас все куда-то спешат. Мне никто не хочет позировать. Поэтому довольствуюсь фотографиями. Вот я подумал, может ты согласишься…
- Да – она ответила быстро и рассмеялась.
- Что да? – Удивился художник.
- Что бы ты не предложил, да – Елена смотрела пристально и с ехидством.
- Вообще-то я ничего тебе такого не предложу. Только позировать мне несколько часов в день.
- Позировать? Это как? Голой?
- Нет. – Художник слегка покраснел. – Одетой. У тебя интересное лицо.
- Чем это?
- Ну, оно как будто не отсюда. Словно не из этого времени.
- Хорошо, как скажешь – Елена достала из кармана коротких шорт пачку сигарет. – Ой, а у тебя курить можно?
Он рисовал ее с упоением. Сначала набросок. Твердым карандашом еле заметные очертания на белым холсте. Затем смесь из кадмия желтого среднего, кадмия красного темного и сиены жженой – первая прописка. Потом, не дожидаясь полного высыхания – вторая. На лице появились тени и объем. Сложный цвет кожи мысленно раскладывается им на отдельные составляющие. Чистые краски накладываются тонкими слоями один поверх другого. Художник нигде не учился. Он только читал книги по живописи. Но о том, что он делал сейчас на холсте там не было написано. В современном мире книг с описанием техники многослойной живописи не достать. По крайней мере в дешевых доступных магазинах. Каждый раз когда художник брал в руки кисти, он словно что-то вспоминал. Далекое и, казалось, навсегда забытое. Словно и раньше он уже писал и эти небесные глаза, и пухлые насмешливые губы, и крупные очаровательные веснушки.
А Елена между тем рассказывала о себе. Девушка свободных нравов. Проще говоря проститутка. В каждом рассказе: ночь, мужчины, выпивка, сигареты.
- Как ты стала… - Спросил однажды он.
- как я стала такой тварью? – Елена спросила не зло, скорее с сожалением.
- Нет, я не так хотел сказать. Как ты оступилась?
- Я не знаю оступилась я или нет. Я знаешь ли, никогда не собиралась в рай. Не сдавала экзамен на святость. Мне по фигу вся эта мораль для сильных мира сего. Не убий, не укради, не прелюбодействуй. Это только для толпы, только для стада. Истинный бог этого мира – деньги. Я зарабатываю деньги своим телом. По идее я – преданная слуга бога. Мне было 15, когда умерла мама. Отца не помню вообще. Я осталась вдруг одна. Без денег, без образования, без работы. Работу, правда, вскоре нашла. Уборщицы. Но я же не бабка, чтобы мыть полы за копейки! – Елена замолчала и с вызовом посмотрела на художника. – Ты меня осуждаешь?
- Я тебя рисую. Знаешь, твои истории…
- Они раздражают тебя, да?
- Нет. Они…. Они интересны. Ты могла бы писать рассказы.
- Шлюха – писатель? – Елена истерично захохотала, стала кружить на одной ноге. – Ну ты даешь! – Потом вдруг остановилась. Села прямо на грязный пол комнаты – мастерской и заплакала. – Я презираю себя. Я по другому хочу жить. Хочу замуж и детей. Но сейчас такое время, что и нормальные девушки мужей не находят, не то, что я.
Художник смотрел, как она размазывает по щекам тушь. Он думал в какой обстановке ее изобразить. В баре, полном табачного дыма и пьяных рожь? На той самой лавочке? Или разомлевшую на чьей-то постели? Художник уже полностью написал лицо. Но оно нелепо и неестественно смотрелось на пустом холсте. Словно вырезанное и приклеенное. Потом художник вспомнил картину из сна. И как-то так само по себе получилось, что на куске загрунтованной ткани появилась ночная улица средневекового города. И одетая в платье с рваным рукавом и во мрак Елена. Он смотрел на ставшую реальностью мысль. Потом подписал в нижнем правом углу – Лаэрт.
Заслуженный художник Российской Федерации, член союза художников Юрий Павлович с необъяснимым выражением на лице смотрел на странную картину.
- Молодой человек, вы где учились?
- Нигде. Я самоучка.
- Скажите, а кто вас надоумил вот сейчас писать такое? – Юрий Павлович пригладил на почти лысой голове остатки седых волос. – Простите, но это просто кошмар. Этот темный фон, в котором фигура просто тонет. Черный фон.
- Но здесь нет и грамма черной краски.
- Не перебивайте. И не спорьте. Вы же сами пришли ко мне на консультацию.
- Я пришел узнать не могу ли я с этой работой, и еще кое с какими поучаствовать в выставках вашего художественного фонда?
- Нет! – На лице Юрия Павловича появилось выражение ужаса. - Что вы! Какие выставки? Разве это возможно выставлять?! Так сейчас не пишут. Лицо словно вылезает из картины. Нереальная слишком яркая луна. И потом лицо написано чистым цветом.
- Но…. – художник почувствовал, что ему не хватает воздуха, - лицо не может быть написано чистым цветом. Тем более я писал многослойно.
- Какая чушь! Многослойно. Так сейчас не пишут. И потом, зачем вы так прописали этот локон волос? Различима каждая волосинка! Если вы прописывает детали – это не значит, что вы мастер. И потом, что за странная тема? У вас здесь что – средневековье? Картина любительская – это сразу бросается в глаза.
Он не стал слушать дальше. Взял картину и ушел. По дороге домой купил бутылку вина. Хотел выпить с Еленой за свое поражение. Послушать ее сбивчивые рассказы о ночи, мужиках, праздниках в саунах. Но Елена не пришла ни в этот вечер, ни в последующий.
А через несколько дней в местной газете появилась фотография ее трупа. Елену нашли за городом в лесополосе. Кто и зачем ее убил? В газете писали о каких-то сутенерских разборках. Еще там писали, что труп похоронен на заброшенном старом кладбище в безымянной могиле. Личность девушки так и не смогли установить.
Художник скомкал газету. У него перехватило дыхание. В груди что-то больно сжалось.
Он оказался в длинном, тускло освещенном коридоре. Вокруг по стенам картины. Привычное эхо от шагов. Какой-то безумец назвал этот дом Музеем Разбитых Надежд.
***
Дар смерти
"Ибо алкал Я, и вы не дали мне есть,
Жаждал Я и вы не напоили меня.
Был странником, и не приняли Меня;
Болен и в темнице, и не посетили Меня"
Тогда они скажут Ему в ответ:
"Господи! Когда мы видели Тебя
алчущим, или жаждущим, или больным
или в темнице, и не послужили Тебе?"
Тогда скажет им в ответ:
"Истинно говорю вам:
так как вы не сделали это одному из сих меньших,
то не сделали Мне"
Евангелие от Матфея глава 25 ст. 42,43,44,45
В палате стояла тишина. Ее нарушали только тихие вдохи и выдохи спящих больных. И одно сипящее со свистом дыхание. Приоткрытая дверь впускала в палату незваным гостем из коридора приглушенный желтый свет. А с пластикового подоконника большого окна нежной рекой струилась лунная дорожка.
Этой ночью Таня совершенно не хотела спать. Мысли роились в сознании как растревоженный улей. От этого голову сжимало словно тисками. Таня не любила ночные дежурства. Дневная суматоха совершенно не оставляла времени на размышления. Только и успевай носиться по палатам с ведром и шваброй. А вот ночь... Ночь заставляла снимать с себя все маски и оставаться один на один со своей душой.
Таня, задумчиво сидя на маленьком стульчике, почти у самой полоски приглушенного желтого света, думала о старушке, которой принадлежало сипящее со свистом дыхание.
Появилась она в районной больнице, кажется, неделю назад утром. В котором часу уже никто не мог сказать наверняка. Утро того дня выдалось на редкость беспокойным. В 7 палату поступили: женщина средних лет с переломом ноги, другая, немного моложе нее с вывихнутой челюстью, плюс со сломанным пальцем, затем совсем молоденькая девчушка, обварившая ногу кипятком и эта странная старушка с ясными как летнее небо глазами. Ее недавно прооперировали. Но рак в последней стадии неумолимо лишал ее сил и жизни, и держалась Полина Ивановна (так звали старушку) только на обезболивающих уколах.
Таня работала в хирургическом отделении примерно около года, и знала: из палат ведут две дороги: в мир людей и в загробный. И каждый раз, когда пациенты уходили по второй дороге, у девушки судорожно сжималось сердце.
И вот теперь одной из пациентов 7 палаты предстоял неизвестный путь в никуда.
Таня подумала вдруг о том, что если на свете и существуют невезучие люди, то Полина Ивановна относится как раз к их числу. По крайней мере, тогда становилось понятным внезапное исчезновение ее медицинской карты сразу после того, как врач, который делал ей операцию, уехал в отпуск. Понятным становится и то, что в последствии до этого врача никто из мед. персонала не мог дозвониться, чтобы выяснить интересовавшие других врачей подробности операции. В конце концов, на умирающую старушку махнули рукой и сделали то возможное, что еще возможно было сделать - избавили Полину Ивановну от диких болей.
Невезением, наверное, можно было объяснить и странную неприязнь, к старушке других пациентов палаты № 7. Таня до сих пор не могла понять, что такого отталкивающего можно было увидеть в тонкой, похожей на высушенный птичий скелетик с седыми, всклокоченными волосами и молящим потухающим взглядом голубых глаз Полине Ивановне. Видимо, неприязнь вызывало ее полное одиночество и необщительность. А еще возможно, запах скорой, настигающей ее смерти.
В палате о ней говорили разное. За время пребывания в больнице эту пациентку никто не разу не навестил. И если бы не Таня, которой невыносимо было смотреть на тщетные попытки старушки самой доползти до туалета, или хоть бы сходить на горшок, Полине Ивановне пришлось бы умирать в собственных испражнениях. Из этого особенно смекалистые дамы сделали вывод, не имеющий ничего общего со здравой человеческой логикой. Раз одна - значит, в молодости была шалавой. Эдакой фифочкой, морочащей мужикам головы. Такой потрясающий вывод был озвучен именно в тот момент, когда закончившая обтирать старушку влажными салфетками Таня услышала тихое и деликатное:
- Благодарю Вас!
Девушка повернула на сварливый голос голову. И встретилась взглядом с мутными карими глазами тучной вальяжно сидящей на кровати и болтающей короткими толстыми ногами тетки. Тетка, чавкая, жевала бутерброд и пила из горлышка бумажного пакета ананасовый сок. И Таня подумала о том, что, возможно, и о ней скажут нечто подобное, когда придет ее час. А то, что она будет умирать молодой, не имело никакого значения. Ее и высохшую старушку объединяли одиночество и неизлечимая болезнь. Правда, у Тани, по словам врачей, оставались годы жизни. Но какой!? Этого сказать не мог никто...
Таня поправила сползающее на пол одеяло и уже хотела встать и уйти, когда неожиданно, с удивительной для птичьей лапки силой, ее остановила рука старушки.
-Девочка - начала она - Подожди! Присядь. Я долго тебя не задержу. Я только хочу рассказать тебе легенду, известную в тех краях, откуда я родом.
Тихий голос Полины Ивановны напоминал шелест листвы за окном палаты и на него никто не обратил внимания.
- Имя легенды - "Дар Смерти". Так вот, раз в тысячелетие в мир людей в человеческом облике приходит сама смерть. Она принимает вид то путника, стучащего ночью в дома, то оборванного нищего, просящего подаяние, то прокаженного, нуждающегося в помощи. Но люди не спешат принимать из рук смерти бесценный дар, сулящий им безбедную счастливую жизнь. Потому что отвергают стучащего ночью в дверь путника, презрительно проходят мимо вонючего нищего, опасливо шарахаются от прокаженного. Лишь дважды удалось смерти отдать свой дар человеку.
Старушка посмотрела на Таню ровным взглядом голубых глаз и улыбнулась тонкими высохшими губами.
- Мне кажется - продолжала она - если бы легенды могли становиться былью, ты была бы удостоена третьего дара.
Таня смотрела на нее с жалостью и таким невыносимым чувством одиночества, внутри от которого хотелось, не переставая рыдать и выть, но девушка только сглотнула подступивший к горлу ком, нелепо кивнула старушке и зачем-то сказала
- Спасибо...
Ночь, вползавшая в распахнутое окно палаты кусками холодного тумана, была уже на исходе. В коридоре раздавались шаги сменяющих друг друга врачей. Лунный свет исчез, а желтый из коридора медленно таял...
Тане время, проведенное на низеньком стульчике, показалось вечностью. Впереди ее ждал обычный рабочий день. День не позволяющий думать и оставаться один на один со своей душой.
Во второй половине этого дня отделение районной больницы облетела потрясающая новость: исчезла пациентка! Не выписалась, не умерла, а именно исчезла. Ею оказалась та самая странная старушка Полина Ивановна. Причем вместе с ней загадочным образом исчезла из журнала записей поступивших пациентов заметка, связанная со старушкой.
Прошел месяц. История Полины Ивановны стала забываться. Люди не любят долго помнить о том, что им непонятно. А в жизни Тани произошли необъяснимые, но счастливые изменения. На очередном обследовании у врача выяснилось, что ее болезнь бесследно исчезла. На душе у девушки вдруг стало так спокойно и легко, как не бывало до этого никогда. Щемящее одиночество словно сгинуло, уступив место загорающейся тонким теплым пламенем любви. Любви к жизни и каждому ее мгновению.
И теперь, слушая во время ночных дежурств дыхание пациентов, Таня знала - из палат существует помимо двух обычных дорог третья. Но идет по ней лишь смерть, стремящаяся раз в тысячелетии оставить в мире людей свой бесценный дар.
Добавлено (30.08.2012, 16:24)
---------------------------------------------
Канализация
рассказ
Пасмурное, разлитое дождем по улицам утро. Жители Провинциального Городка, с трудом вырываясь из объятий снов, грустно продирали глаза. Опять рабочий день.
Петр Ласковый с потоком таких же сонных как он сам граждан втиснулся в трамвай. Ухватившись белыми гладкими пальцами за грязный, засаленный поручень, он мысленно уже смаковал подробности предстоящего свидания. Петя никогда не работал, а, впрочем, работать и не собирался. Ему совсем недавно исполнилось двадцать лет. Привлекательный и обаятельный Петр Ласковый находился на содержании некой уважаемой дамы лет сорока. Разница в возрасте парня нисколько не смущала. Дама обладала теми качествами, которыми, по мнению Пети, должны обладать все без исключения женщины: терпением, ласковостью, добротой. А самое главное обожанием своего единственного и неповторимого. Кроме того, у дамы водились деньги. Современные же девицы в коротких юбках, с кукольной красотой патологически лишены всех традиционных добродетелей. И денег тоже. Тем более что молодые и горячие девчонки и без того висели на Петре так, словно он единственный выживший на Земле после глобальной катастрофы мужик. «Иветта, Лизетта, Мюзета! Да как же вы мне надоели – навязчивые дуры!» - зло думал Петя Ласковый неприязненно смотря на бабку, без перерыва копошащуюся в своей грязной недопустимо большой для трамвая сумке.
Бабка Прасковья ехала на местный рынок торговать яблоками и грушами. И ожесточенно ковыряясь в сумке, обзывала матерными словами своего маразматичного мужа, забывшего ей положить ключи от дома.
Рядом сидящая аккуратная юная леди презрительно морщила густо напудренный носик. Запах старости раздражал ее. «И какого черта каждое утро эти бабки куда-то прутся? В самый час пик! Когда нормальные люди едут на работу» - леди, которую, кстати, звали Елизавета, а знакомые просто Лизка, критически уставилась на мелькающие за окном трамвая деревья.
В это же самое время, сумрачно смотря на проезжающий мимо него трамвай, шел маг. Скучно жить магу в Провинциальном Городке. Развлечений никаких. Интересы у местного народа примитивные. Уйти отсюда он пока не мог. Границы в другие миры временно закрыты. Вот и приходилось торчать в этой дыре. Маг жаждал зрелищ. Но если их не устраивает кто-то другой, можно все сделать самому. Маг замечтался и неожиданно споткнулся обо что-то. Выругавшись, он посмотрел себе под ноги. Там блистая металлом, красовался новый канализационный люк. Маг нехорошо заулыбался. Потом достал из кармана сверток, чуть сдвинул в сторону люк и….. бульк. Сверток исчез в зловонном потоке.
Из подъезда, словно птичка из серокаменной клетки, выпорхнула Светка. Она постояла, посмотрела вслед уезжающему трамваю. Ну вот, она снова опоздала на лекцию. Да и ладно. Разве утром это может расстроить красивую девушку. Но Светка поплелась понуро по улице расстроенная совсем по другой причине. Уже вторые сутки не она не может дозвониться до своего обожаемого Петеньки. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Дома Петеньки тоже не было. Там он, кажется, вовсе не появлялся. А все виновата работа. Полицейского наркоконтроля. Вот времена настали. Расплодилось наркоманов. А бедные Петенька ловит их, не жалея сил. Под ногами у Светки что-то угрожающе заурчало. Из приоткрытого канализационного люка, булькая, как переваренная каша, полезла дурно пахнущая жижа. «Что это за дрянь?» - подумала Светка. Но мысли о Петеньке вскоре заставили ее забыть обо всем.
Охранник супермаркета Степан Хмурко сурово уставился на круглую, обтянутую короткой юбкой попу восторженно разглядывающей витрины супермаркета Светки. «Вот все они по молодости такие, стервы! Охмурят своими причиндалами и притворной нежностью. Женишься на них и на тебе: вместо нескольких приятных округлостей одна большая, похожая на диван. Вместо нежности – сварливое мычание. Где деньги? Почему течет кран? Почему не достроен дом, соплив сын, не побелено дерево. Степан нервно подергал себя за кустистые усы. В его серых, обрамленных мелкими морщинками глазах кричало отчаяние. Опять рабочий день. Мелькающие перед глазами, похожие на мух покупатели. Вечером еда, ругань, телевизор. Винипухоподобная жена и вечно где-то шляющийся сын - подросток.
- Караул! – из супермаркета с выпученными глазами вылетела кассирша – Там, там, – она смотрела на Степана Хмурко так, будто увидела супермена.
- Что там? – буркнул в усы Степан
- Прорвало канализацию! Туалеты уже затопило! Сейчас вся эта мерзость полилась в торговые залы! О боже… - кассирша еще больше выпучив глаза, хотя это теоретически казалось невозможным, смотрела на асфальтовую дорогу.
Из-под крышки очередного канализационного люка что-то явно вырывалось наружу. Что-то серое с зеленовато-желтым оттенком.
Жижа лезла отовсюду. Медленно заполняла улицы Провинциального Городка. «Такого просто не может быть!» - повторяли жители. Такого не бывает! Но жижа была фактом. Очевидным, неотвратимым фактом. Охваченные паникой люди бросали свои авто. Они стали бесполезны. Покидали дома. Бежали, словно крысы с корабля вон из города. Сломав, каблуки на туфлях бежала Светка. Стряхнув с руки повисшую на нем кассиршу, бежал Степан Хмурко. Перт Ласковый выскакивая из трамвая, остервенело толкнул в бок локтем бабку Прасковью. Та кубарем слетела со ступеней и распласталась, клюнув носом в вонючую жижу. Очумевшие от страха пассажиры грузным стадом проскакали по ней.
- Петенька! – прокричали одновременно два женских голоса
Руки Светки и дамы лет сорока сомкнули Петра в объятиях одновременно. А потом, словно выхваченные одновременно шпаги, скрестились их взгляды.
- Ты кто такая? – заорала Светка
- А ты кто? – взвизгнула дама
- Заткнитесь, дуры! - истерично заверещал Петя Ласковый.
И было в его крике, что-то напоминающее тонущий Титаник.
Маг, скрестив руки на груди, стоял на крыше местной мэрии. Однако весело ему не было. Наоборот взгрустнулось. Он поднял высоко, казалось к самым лучам взошедшего солнца, черный посох и прокричал тайные слова.
Мгновенно стали чистыми дороги и тротуары. Вонючая жижа исчезла. Озадаченные люди еще долго по инерции куда-то бежали. Но вскоре стали останавливаться, затравленно озираться по сторонам. Бабка Прасковья кряхтя, встала и, подняв в небо костыль, с обидой погрозила кому-то. Светка и сорокалетняя дама, обнявшись и рыдая, плелись по омытой утренним проливным дождем улице. Петр Ласковый с досадой отметил про себя, что ему придется искать себе другую, подходящую под его идеалы женщину. Лизка гордо входила в здание престижного офиса. Степан Хмурко по-прежнему сурово крутил усы. Продолжался обычный рабочий день.
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
| Nikolay | Дата: Четверг, 30 Авг 2012, 18:13 | Сообщение # 14 |
|
Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Статус: | Перенос с другой страницы
Главный герой романа Анри Жерфо де Ла Росссель
Тайное правительство
Роман 1
Орден
Пролог
Novus Ordo Seclorum
Большим Миром правит Империя Ордена. Солдаты ее возглавляют правительства всех стран Земли. И всякий прозревший да будет уничтожен. Последние очаги сопротивления скоро будут истреблены. Наступит эра богов и зверей. И будут боги кормиться зверями. И не будет больше справедливости. Милосердия не будет. Лишь право сильного на власть!
Часть 1
1
«Я пришел в ваш реальный, живой мир, чтобы уничтожать. Я, рожденный в недрах электронного разума вампир, принес с собой дух Темного Братства. Я убийца и горжусь этим».
Винсент Вальтиери
Мария вздрогнула всем телом и проснулась. Ощущение того, что в комнате кто-то есть, сдавило тисками голову, тяжестью легло на плечи. Ее не совсем пробудившееся сознание видело мечущиеся, лезущие на потолок тени.
- Винсент, это ты? – спросила Мария воздух.
Ей никто не ответил.
«Ты просто дура! Винсент – персонаж игры!»
Из дневниковых записей Марии:
«Темные коридоры подземелья. Крупные ледяные капли срываются с потолка, падают, обжигают кожу обветренного лица. Уже двадцать дней я вампир. И десять дней назад Темное Братство приняло меня в свои ряды. Я стала рабой контрактов. Я уже не могу не убивать. Для того чтобы закрыть Врата Ада – Врата в Обливион – нужно научиться убивать. И не важно, кто ты: ученик гильдий (бойцов или магов), рыцарь клинков или герцогиня Мании – всюду тебя принимают только после того, как ты убьешь. Неважно кого: орка, эльфа, дэйдра или человека.
Я все время бегу. Мой бег бесконечен. Сменяются топоры, мечи, посохи».
Стоп.
«Я играю или сплю?» - Мария стала осматривать свою комнату.
Тени перестали метаться, мир принял привычные очертания. Только возле кровати не стояла табуретка с ноутбуком.
«Значит сплю? Черт, - Мария с усилием потерла виски, - Пора бросить играть. Иначе я свихнусь, и меня выгонят из института.
Мир Обливиона. Такой яркий, красочный, настоящий. Отказаться от него, значит отказаться от жизни.
Мария никогда не задумывалась над тем, что часто жизнь начинается не с рождения. Звучит абсурдно? Звучит абсурдно…..
Но……
Сегодня она еще Мария Филатова, студентка второго курса филфака Ставропольского государственного университета. А завтра? Кто знает, что будет там – завтра? С того момента, как появился мир Обливиона все стало так непредсказуемо.
ХХХ
- Ты что используешь комп как печатную машинку? – Толик недоуменно посмотрел на Марию.
- Ну…, - задумалась девушка, - Я работаю в Worde, печатаю контрольные, курсовые. Еще иногда я просто пишу рассказы.
- И все? – в серых глазах молодого человека язвило недоумение. – А музыка? Интернет? Игры? – Толик отхлебнул из чашки кофе и причмокнул.
Мария нервно посмотрела на часы. Еще двадцать пять минут до начала киносеанса. Как бы ей хотелось не отвечать на его вопросы, не чувствовать себя так неловко.
- Музыка? – переспросила Мария. – Я слушаю музыку на DVD. Интернет собираюсь скоро подключить. А игры…. Мне же не пятнадцать лет.
- Мне тоже, - простодушно улыбнулся Толик, - Уже за двадцать. Маш, ну ты даешь! Просто печатать на компе курсовики. Разве это тема?
- А, по-твоему, детские развлечения – это тема?
Мария начинала злиться. Кто-нибудь может объяснить ей, почему парни, с которыми она знакомится, начинают ее обязательно чему-нибудь учить?
- Какие детские? Ты хоть одну компьютерную игру знаешь?
- Нет, - Мария растерялась совершенно.
- Блин, - Толик покачал светлой кудрявой головой, - И в джойстик никогда не играла?
- И в джойстик.
- Так, - сказал Толик с видом вузовского препода, - Пора восполнить пробел в твоем образовании. Начнем завтра. У тебя есть дома комп?
- Есть, ноутбук.
- Тема! А какой? Что за процессор? Какой объем памяти?
Мария пожала плечами.
- Я не знаю?
- Че, не знаешь, какой у тебя ноут? Прикольно! Ну, приноси, разберемся!
Толик разбирался четыре часа. Вернее, все это время он устанавливал новый Windows 7, программы, и, самое главное, игры. Две из них: «Гарри Поттер и Дары Смерти» и «Dragon» не произвели на Марию особого впечатления. А вот «Oblivion».
Игра ворвалась в сознание героической музыкой. Победный марш покорителя. Она выбрала своего героя, точнее героиню – высокого эльфа. Дала ей имя – свое. И с этого времени мир раскололся. Началась новая жизнь.
Мария играла каждый день по пять, шесть часов. Играла, забирая время у сна, у учебы, у отдыха. Через месяц Толик навсегда пропал. Нет, он не уехал в другой город, не умер. Просто ушел куда-то, Мария даже не знала куда. Да, честно сказать, это ее не волновало. Молодые люди появляются, исчезают, к этому быстро привыкаешь. В городе, где она живет, Михайловске, вообще ко всему быстро привыкаешь. Провинция. Размеренная, скучная, похожая на бытие таракана жизнь. Из одного конца города в другой можно пройти за несколько часов. Унылый пейзаж. Кривые, в дожди затопленные улицы. Почти везде одноэтажные дома. Бурьян возле заборов. То там, то здесь стихийные свалки мусора. По вечерам практически невозможно встретить на улицах людей. Они прячутся в домах, в семьях. Лишь изредка из какого-то дома раздается возмущенный крик разъяренного человека. Значит там ссора. С наступлением темноты собаки поднимают лай, приветствуя местных алкоголиков. Больше ничего. Провинция.
ХХХ
«Говорят, если ты кого-нибудь убьешь, к тебе во сне придет Темное Братство»
Из слухов Сиродила.
- Тебя приветствует Темное Братство! Мы наблюдали за тобой. Ты нам подходишь, - человек в темном плаще смотрел на Марию с экрана монитора.
Как жаль, что этот мужчина - результат компьютерной графики. Он так красив. Его глаза….. Не могут такие глаза быть нарисованными.
«Да, я вступлю в Темное Братство только для того, чтобы увидеть глаза вестника вновь»
Из дневниковых записей Марии:
«Сегодня я познакомилась с Винсентом….. в игре, естественно. Познакомилась…. Я говорю о компьютерном персонаже так, как будто он живой. Конечно, у кого-то это вызовет улыбку, кто-то покрутит пальцем у виска. Мне все равно. Я знаю, что просто играю. И почему в игре я не имею право погрузиться, как это сказать…. в иную реальность?
В общем, неважно.
Его зовут Винсент Вальтиери и он вампир. Надо сказать, что меня саму дней десять назад покусала какая-то гадость. И не просто покусала, а превратила в вампира. И теперь я вынуждена бегать по ночам, пить кровь своих друзей по гильдиям, чтобы днем иметь возможность говорить с продавцами, герцогами, да, наконец, с самим будущим королем. Дурацкое положение. Винсент первый, кто мне подсказал, как избавиться от вампиризма. Хотя самому ему нравится быть особенным. Это он сам о себе так говорит. Особенный. Избранный, стоящий выше всех остальных, способный решать судьбы. Кто должен жить, а кто умереть.
Винсент выдает мне контракты на убийства. И щедро оплачивает каждое исполненное дело. Бледный скуластый обольститель»
ХХХ
- Мария, долго ты будешь сидеть у компьютера?
- Мам, я сижу только час!
- Ты сидишь третий час, - Татьяна Федоровна, мама Марии, подошла к дочери, взяла ее за подбородок и посмотрела в глаза. – У тебя белки красные! Ты хочешь ослепнуть?! Да?!
- Мам, ну не начинай! – Мария раздраженно посмотрела на маму. Ну, вот опять, ее остановили на самом интересном месте.
- Боже, тебе девятнадцать, ты сидишь целыми днями дома, благо сейчас каникулы и пялишься в этот чертов экран! У тебя нет даже нормального парня! Как ты собираешься выходить замуж?
- Я не выйду замуж! Никогда!
- Не городи огород! Все девушки выходят замуж. Я согласна не сейчас, сейчас пока рано, нужно доучиться, но ведь можно присматриваться.
- К кому, мама? - Мария нажала на кнопку Esc, чтобы остановить игру. – К наркоманам, алкоголикам или дуракам?
- Ну, а этот твой компьютер….. Ты могла бы познакомиться через интернет. Я читала, что сейчас люди так знакомятся и заводят семьи.
- А еще так находят маньяков и лохотронщиков.
- Конечно, лучше просто сидеть дома и ждать, когда женихи сами придут, - устало вздохнула Татьяна Федоровна.
Мария хорошая девочка. Прилежная, послушная, вот только замкнутая излишне. С самого раннего детства она предпочитала быть в одиночестве. В саду, что за их домом Мария облюбовала себе местечко и целыми днями играла там. Из песка она строила города, населяла их воображаемыми жителями. В тех городах любили, ненавидели, рождались и умирали неведомые люди. Когда Татьяна Федоровна спросила однажды дочь, кто эти люди, то Мария не задумываясь, ответила – они из прошлого. «Из какого? – спросила Татьяна Федоровна». «Из очень далекого прошлого, - ответила Мария. – Тогда еще не было машин. По дорогам ездили кареты и телеги. Тогда люди носили красивые длинные платья. Тогда были дворцы и короли».
В обычной же жизни у Марии Филатовой не было ни дворцов, ни королей.
ХХХ
«Мама, ты не понимаешь! Я пришла в этот мир, чтобы наблюдать, а не жить. Когда-то мне были безразличны многие детские развлечения. Когда песочные города пали, я часто стояла возле забора и смотрела на игры. Другие дети играли в выбивного, в догонялки. А у меня над головой шелестела листва. Шум завораживал, и мне казалось, я смотрю фильм. Я зритель и герой.
В какие-то моменты я переставала чувствовать себя человеком. Я была духом, воплотившимся случайно, спонтанно. Ты не замечала этого, мама ни тогда, ни сейчас. И не понимала. Это не твоя вина, просто ты по-другому мыслишь, по-другому воспринимаешь мир.
До Обливиона мне было неинтересно жить. Хотя я читала книги, смотрела фильмы, и они на какое-то время пробуждали мое сознание. Но сюжеты вскоре меркли, и я вновь погружалась в забытье.
А сейчас, мама, ты пытаешься оторвать меня от смысла, чего-то действительно реального. Пытаешься разлучить меня с Винсентом».
- Какая ты упрямая! Ну, прервись хоть на минуту! Пойди, поешь. За этой игрушкой ты забываешь обо всем!
Мария выключила компьютер и поняла – сегодня играть уже не сможет. Настроение испорчено безнадежно. Ее выдернули из грез. Как всегда не вовремя, как всегда бесцеремонно.
Из дневниковых записей Марии:
«Сегодня мне приснился сон. Я стояла в заброшенном доме, в подвале среди всякого пыльного хлама. Я знала этот подвал и этот дом. И город, в котором они находились – Чейдинхол, тоже знала. Я привычно нырнула в проем развороченной стены, пробежала по каменному, петляющему коридору, открыла дверь с изображением красного черепа и попала в подземелье.
Тайное убежище Темного Братства.
Я нашла Винсента в одной из мрачных полутемных комнат.
Передо мной стояли топчан, с небрежно брошенным на него бежевым матрасом, круглый стол. На столе серебряный кубок и наполовину опустошенная бутылка вина Братьев Сурили. Немного хмельной Винсент сидел на старом стуле и раскачивался из стороны в сторону. Стул поскрипывал в такт его движениям.
Минуту он просто молчал. Наверное, для того, чтобы я постепенно осознала – это не игра.
- Узнала меня? – спросил Винсент, и голос его больше не был электронным. – Вижу, что узнала.
Он говорил тихо, почти шепотом. Местами мягкий баритон переходил в бас. И от этого у меня возникало ощущение падения в пустоту.
- Я сплю? – задала я нелепый вопрос.
- Ты живешь, - ответил Винесент. – Ты живешь, чтобы служить Темному Братству. И у тебя очередной контракт. Желаешь слышать подробности.
Я странно себя чувствовала. Так всегда бывает, когда я понимаю во сне, что сплю. Это не реальность, но все вокруг так реально.
- Я слушаю тебя, - ответила я Винсенту.
- Хорошо, - он улыбнулся, и у меня в голове промелькнула мысль, что в игре вампир редко улыбается и совершенно по-другому. – Тебе нужно попасть в тюрьму Имперского города. Твоя цель один заключенный по имени Вален Дрет. Заказчик, оплативший контракт хочет, чтобы ты проникла в тюрьму незаметно. Лучше всего это сделать, пройдя по канализационным системам. Тем, более что путь этот тебе известен.
«Конечно, известен, - подумала я».
Игра Обливион началась с того, что я, т.е. моя героиня сидела в тюрьме. В тюрьме того самого Имперского города. И оказалось, что в моей камере есть потайной ход, через который королю Сиродила Септиму взбрело в голову бежать от преследовавших его Рыцарей Рассвета.
- В общем, - продолжал Винсент, - Если тебе незаметно убить Валена, ты получишь премию……
На этом я проснулась. Ничего себе видение. И Винсент совсем как в игре, вернее как в жизни. В какой жизни? Его же не существует. Но Винсент, который мне только что приснился, выглядел ну почти как самый обыкновенный человек. Я задумалась, вспоминая подробности его внешности. Скуластое лицо, темные или нет, черные глаза, тонкий аккуратный нос. Стоп. У Винсента в игре нос немного другой, более короткий. Потом коричневая куртка, черные кожаные штаны – в игре тоже самое. И еще волосы. В моем сне они у него стали длиннее, почти до плеч и закрутились в тонкие оттянутые спиральки.
Воображение. Это просто воображение так оживило компьютерную графику.
Через час после пробуждения я села за игру.
Из дневниковых записей Марии:
«Я снова в игре. Бегу по лабиринту канализации Имперского города. Здесь живут отвратительные мутанты: гигантские крысы и крабы. Эти существа меня нервируют, я попусту размахиваю мечом, чтобы убить их. Но еще более меня нервируют замки, которые нужно вскрывать постоянно ломающимися отмычками.
К сожалению, мне не удалось пройти тихо мимо имперской стражи. Пару стражников пришлось убить. Премии мне не видать. И оказалось, что я знаю, Вален Дрета. Это тот самый тип, который издевался надо мной в самом начале игры. Обзывал ничтожеством, обещал, что я сгнию здесь, и мой труп съедят крабы и крысы. Я с радостью убила его из лука – мерзкий тип.
А затем топчан, стол, стул и вино.
Винсент читает книгу, быстро перелистывая страницы.
Только сейчас до меня доходит, что задание контракта, полученное во сне, совпадает с заданием в игре «Oblivion».
Ночью во сне я вновь увидела Винсента.
- Ты достойная сестра Темного Братства и я объявляю о твоем повышении. Теперь ты – ликвидатор.
Похоже, мама права, с этой игрушкой надо быть осторожнее. Я проснулась от явного ощущения присутствия кого-то. Мне показалось, что краем глаза я увидела фигуру в кожаных штанах и коричневой куртке, фигуру Винсента».
ХХХ
- Мама, что с тобой?
Мария растерянно склонилась к сидящей в кресле Татьяне Федоровне. Голова ее запрокинута назад, рот широко открыт. Кажется, нет дыхания.
- Мама! – девушка почувствовала приближение истерики.
«Успокойся! – приказала себе Мария. – Мама просто без сознания. Возможно сердечный приступ. Надо вызвать скорую».
Врачи прибыли на удивление быстро. Минут через пятнадцать после звонка. Высокая худощавая в белом халате неопределенного возраста женщина пощупала пульс Татьяны Федоровны и развела руками.
- Она умерла.
- Как? – не поняла Мария.
- Как человек. Вы ее родственница?
- Я ее дочь.
- Хорошо, - женщина в белом халате кивнула. – Сейчас мы отвезем вашу маму на вскрытие в морг, а затем вам нужно будет забрать тело.
- Какое тело? – Марии показалось, что она спит и видит самый кошмарный сон в своей жизни. Она потерла веки, подергала себя за уши.
- Девушка, что с вами? – строго спросила женщина неопределенного возраста. А затем крикнула в приоткрытую на улицу дверь. – Вась, неси носилки. У нас покойник.
Из дневниковых записей Марии:
«Я говорила о своей боли, но меня никто не слышал.
Я кричала от отчаяния, но все отворачивались от меня.
Я хотела умереть, но страх лишал меня смелости.
Я хотела перестать думать, но мысли не покидали меня».
На похороны приехал весь курс, с которым Мария училась в университете. Девушка старалась всю дорогу до кладбища не смотреть в лицо мамы, но ее взгляд непроизвольно задерживался на внезапно похудевшем синеватом лице. Мария так и не смогла закрыть маме рот, хотя старалась. Повязала голову платком, туго стянула его концы под подбородком. Слишком поздно, труп окоченел, и старый платок с трудом удерживал нижнюю челюсть. «Оскал смерти, - подумала Мария. – Это не мама! Это страшное тело просто не может быть мамой!» Почему-то вспомнились слова, сказанные Татьяной Федоровной за день до смерти:
- Доченька, ну оторвись от своей игрушки, поговори со мной. Мне так одиноко иногда.
И что же она ответила?
- Мам, попозже. Сейчас, выполню контракт.
Контракт на убийство. Контакт смерти. В игре.
Из дневниковых записей Марии:
«Я буду вечно жалеть о том, что не поговорила тогда с тобой, родная. Не спасла тебя от одиночества. Ты ушла, а одиночество осталось».
Могилу засыпали. Все разошлись. Мария не стала делать поминки. Зачем? И денег ни копейки, все ушло на похороны, и ни к чему вся эта обжираловка по поводу чье-то смерти. Девушка знала, ее будут обсуждать, шептаться в ее отсутствие. Как же без отпевания, без поминок мать похоронила! Наплевать! Марии теперь на все наплевать! Она чувствовала, что за ее спиной с лязгом закрываются ворота. Врата Обливиона. Над головой бескрайнее алое небо и десятки чудовищ, бегущих за ней, наступающих на пятки. И сны, в которых тщетно пытается спасти Мария своего самого любимого человека. Сны, от которых она просыпается с криком:
- Прости!
Уже неделю Мария не выходила из дома. (В университете ей позволили взять дополнительную неделю к каникулам). И редко покидала комнату, только по нужде. Мария не помнила, когда в последний раз она ела. Она просто лежала в кровати с закрытыми глазами и старалась не думать ни о чем. А когда думала – начинала плакать. Долго, часами. Она включала музыку и рыдала. Глаза опухали, голова невыносимо болела. Марии казалось, что в мозг ей налили раскаленный металл, и он сейчас расплавит кости, мясо и кожу. Когда боль становилась нестерпимой, Мария наливала в бокал из-под шампанского Кагор и залпом выпивала. Терпкий сладкий вкус церковного вина, самый лучший, самый изысканный. А потом приходил сон, сначала черный без видений, затем с силуэтами незнакомых людей, а потом опять приходила мама:
- Доченька, поговори со мной.
Невыносимо!
Мария почти забыла о времени. Сколько она пробыла одна в своей комнате, на кровати? Может не неделю, а уже две? И только дата на календаре 31 декабря возвращала чувство реальности. Сегодня Новый год. Самый темный, самый грустный праздник на свете. Мария посмотрела на разбросанные по полу кофты, брюки, платья. Она так спешно искала вещи, в которые можно одеть маму, чтобы ее положили в гроб. «Надо бы убрать. Хоть немного приготовиться к встрече, - подумала Мария и снова разрыдалась». Но слезы отказывались вытекать из глаз. Они просто закончились.
Из дневниковых записей Марии:
«Когда, в новогоднюю ночь я, напившись вина, впала в забытье, ко мне пришел Винсент. Не могу сказать произошло ли это во сне, или наяву. Точно могу сказать одно, ни одного дня после смерти мамы я не играла в «Oblivion».
Винсент пришел, встал возле моей кровати, разбудил меня.
- Мы долго не виделись, сестра. А между тем, у меня есть для тебя новый контракт.
- Отвали, - сказала я, с трудом разлепляя веки. – Отвали, придурок!»
- Это не вежливо, сестра. Темное Братство желает видеть тебя.
- А я не желаю видеть ни тебя, ни Темное Братство!
- Думаешь, если закроешься от нас в своем горе, тебе станет легче? Если оставишь игру – вернешь мать?
Да, как он смеет говорить об этом? Кто он такой, этот Винсент? Просто персонаж «Oblivion»! Рисованный герой!
- А с чего ты решил, что имеешь право читать мне нотации? Тебя не существует. Ты придуман. Ты появляешься, когда я включаю ноутбук, и исчезаешь, когда я выключаю его.
Винсент смотрел на меня, молча, и улыбался. Его усмешка бесила меня.
- Значит, ты так и будешь сидеть в захламленной комнате одна, пить вино, плакать и забываться во снах? Почти ничего не есть? А между тем, игра способна встряхнуть тебя.
- Я хочу умереть, - тихо и как-то жалко сказала я.
- Если хочешь умереть – умирай. Но, сразу, не растягивая…. Повесься, отравись. Ну, или что ты там сама предпочитаешь. А если хочешь жить, то живи. Я не настаиваю. Не хочешь играть, не играй. Я уйду, больше не буду тебя беспокоить.
И Винсент исчез. Из снов. Ноутбук я не включала из упрямства. Еще не хватало, чтобы какой-то выдуманный вампир руководил мной!
Но….
Винсент не просто ушел. Он забрал с собой мои сны. Все до единого. И те, в которых я безнадежно пыталась спасти маму, и те, в которых меня преследовали чудовища, и другие, самые желанные, где я гуляла по берегу моря или по омытому дождем лесу. Из комнаты я попадала в черноту, из черноты в комнату. Так прошло четыре дня. Мне казалось, я схожу с ума. В какой-то момент я подумала о том, что сама себя заживо похоронила. …
И тогда я включила ноутбук. Вошла в мир Обливиона, единственный еще оставшийся со мной мир.
ХХХ
Я снова в игре.
Винсент вручил мне тайный приказ от вестника Темного Братства Люсьена Лашанса. Месье Лашанс приказывал мне прибыть в его убежище одной и никому не говорить о содержании приказа, даже Винсенту.
Я нашла вестника в катакомбах давно разрушенного форта. Как всегда он был обаятелен, серьезен и высокомерен.
- Ты удивлена, не правда ли? – спросил Люсьен. – А, между тем, мне больше не к кому обратиться. В Темном Братстве завелся предатель. У меня есть сведения, что это один из обитателей Чейдинхолского убежища. Ты пришла в братство уже после его выявления и потому вне подозрений. Задание, которое я тебе хочу дать необычно, и, возможно, ты не захочешь его выполнять. Я дам тебе время на размышления.
- Что я должна сделать?
- Очистить Чейдинхолское убежище. Убить всех его обитателей. Да, да… Мы не знаем, кто именно предатель, но рисковать Братством не можем. Тебе придутся убить всех, и Винсента в том числе. Ты берешься за этот контракт?
Берусь ли я? Разве у наемного убийцы есть выбор?
Они умирали от моей руки один за другим в укромных уголках убежища. Застигнутые врасплох, изумленные. Последним я убила Винсента.
- За что? Что я тебе сделал? – спросил он меня перед тем, как мой меч заставил его замолчать навсегда.
Ни за что, Винсент. Это просто контракт. Ты сам мне говорил, что я должна выполнять любой контракт, выданный Черной Рукой Темного Братства.
Я провела за ноутбуком четыре часа. Время, как обычно проскочило мимо меня незаметно. Сюжет игры немного встряхнул меня. Как и говорил Винсент. Бедный, теперь я его уже никогда не увижу.
Так думала я, опуская крышку ноутбука.
И ошибалась.
Винсент пришел ко мне во сне.
- Тебя же убили, - сказала я ему. – Я тебя убила.
- Моя дорогая Мария, мне кажется, пришло время сбросить маски, ведь карнавал завершается.
- Чего? - ошарашено спросила я.
- Я не Винсент, - продолжал вампир. – Твое сознание сыграло с тобой злую шутку.
- А кто ты? – спросила я, с изумлением наблюдая за тем, как привычный компьютерный персонаж меняет свой облик.
Передо мной через несколько секунд стоял действительно не Винсент, а незнакомый высокий худой мужчина в рясе с крестом на шее.
- Я – воспоминание, - сказал незнакомец.
- Какое еще воспоминание?
Что за бред? Нет в моей жизни таких странных воспоминаний.
Незнакомец ухмыльнулся, и на мгновение я увидела удлиненные острые как у собаки клыки. Так он все-таки вампир?
- Хорошо. Пойдем, - незнакомец протянул мне руку.
- Куда пойдем? Кто ты такой?
- Ах, да. Я забыл представиться, хотя ты хорошо знала мое имя, когда-то… Анри Жерфо де Ла Россель – епископ, глава парижского отделения ордена Тривольгинов.
- Глава, какого ордена?
- Пойдем, - Анри – Винсент взял меня за руку чуть выше запястья и….
Я почувствовала, что падаю, как в детстве с высокой башни стремительно вниз. Я зажмурилась, чтобы не чувствовать удара о землю, но падение внезапно прекратилось. Нерешительно я открыла глаза, сначала правый, затем левый. Передо мной в неярком зареве от света факелов материализовался странный зал. В нем не было окон, на стенах, обитых алым бархатом, висели огромные орнаментированные гобелены. Пол тоже застлан бархатом – черным.
Я чувствовала себя очень странно. Не собой, а кем-то другим. Когда глаза привыкли к полутьме, я увидела, что в зале есть люди. Точно не знаю сколько, наверное, человек двадцать. Все они одеты в черные с капюшонами плащи из-за чего не видно их лиц. Люди образовывали круг, центром которого служила каменная плита. В мои мысли сразу впрыгнуло слово «алтарь». Фигуры в плащах монотонно бубнили себе что-то под нос, не то, что слов не разобрать, вообще непонятно какой это язык.
«Общество сатанистов совершает обряд» - подумала я, ни с чем другим, увиденная мной картина не ассоциировалась.
- Это что секта? – спросила я шедшего рядом со мной Анри.
Он не ответил, только приложил указательный палец к губам.
- Silentium? (молчание на латыни) – сказал кто-то.
Люди в балахонах бубнили все громче и громче, а я понимала, что, во-первых, бубнят они не, по-русски, а во-вторых, речь их вполне характерна для….
Французы что ли?
И тут Анри потащил меня к «алтарю». Я до сих пор не могу понять, что произошло со мной дальше. Мария Филатова перестала существовать. Мою личность, словно кто-то за секунду стер. Но я осталась. Другая я. Меня по-прежнему звали Мария, но эта новая Мария понимала что происходит.
Великий Магистр Ордена Тривольгинов, маркиз Ла Файет, понес к моим губам металлическую чашу. В тусклом свете факелов трудно было понять, что в ней. Я видела что-то темное странно пахнущее то ли сыростью, то ли гнилью.
- Boit! (пей, по-французски).
Я поднесла чашу к губам и отхлебнула.
Кровь! Это кровь!
Ужас сковал все мое тело от осознания того, что обратной дороги уже не будет.
- Boit!
Я, сдерживая тошноту, влила струю крови себе в рот. Горло сдавил спазм, я не могла дышать. Мне казалось, я видела тень старухи, на золотом фоне герба на стене под потолком. Герба, изображавшего крылатого двуглавого змея. Мне казалось, я видела саму смерть.
- Умирающий в одном мире, да будет рожден в другом! – торжественно произнес Анри Жерфо де Ла Россель. – Орден Тривольгинов принимает тебя, сестра. Ты больше не меченая, ты госпожа.
Меня тошнило все сильнее и сильнее. Я сдерживалась, как могла секунду, две, три, пять…, а потом кровь из моего нутра выплеснулась на алтарь.
- Я не смогу, - прохрипела я, ожидая, что Великий Магистр вытащит свою шпагу и заколет меня.
Но сквозь пелену рвотных слез я видела только губы маркиза Ла Файета, улыбающиеся, мясистые и длинные острые клыки.
Я отшатнулась.
Что за фигня мне снится? Я повернулась и побежала к двери, единственной в этом жутком зале. Схватила прохладное металлическое кольцо, дернула на себя и замерла.
Я увидела другой зал, похоже, банкетный. Длинный ряд приставленных друг к другу столов, застланных белыми скатертями. Кавалеры и дамы во фраках и полонезах (женское платье для танцев второй половины 18 века) пили, ели, разговаривали, смеялись. Это походило на съемки кинофильма. Я рассматривала людей, когда захлопнувшаяся за мной дверь распахнулась, и фигуры в плащах одна за другой прошествовали в праздничный зал с обнаженными шпагами. Пирующие замерли, затем их лица исказил ужас. Приговоренные к смерти. А дальше….
От того, что произошло дальше, меня рвало уже наяву, после пробуждения.
Члены Ордена убивали всех, изощренно, жестоко. Вспарывали животы, вытаскивали кишки, наматывали их на клинки и, вдоволь насладившись агонией, рубили головы. Жертвы метались по залу, кричали, но их никто не слышал, к ним никто не шел на помощь. Я стояла и смотрела, оцепеневшая, зачарованная. И не могла ни отвернуться, ни закрыть глаза. Неведомая сила приказывала мне смотреть. К горлу вновь подкатила тошнота. Последнее, что я помню, отлетевшая мне под ноги белокурая женская голова.
- Беатрис!
Крикнула я и проснулась.
Меня тошнило реально. Я чувствовала во рту горьковатый вкус рвоты. Ничего не понимая, я соскочила с кровати и помчалась в коридор. Еле успела добежать до таза. Из меня вываливалась коричнево-желтая жидкая масса. Неужели это то, что я ела вчера вечером? Разве так выглядят пельмени? Мне стало очень плохо. Перед глазами все колыхалось, голову нещадно давило что-то невидимое. Понимая – накатывает обморок – пыталась успокоить дыхание. Раз, два, три, четыре. Я считала медленно. Вдох, выдох. Кажется, отпускает. Что это было? Что мне привиделось? Никогда в жизни не смотрела более изощренного кошмара».
ХХХ
Теперь Мария боялась спать. Ночное видение оказалось слишком реальным. Вкус и запах крови. Искореженные мукой лица жертв и насмешками палачей. А более всего в память врезалась эта голова, упавшая под ноги. «Голова Берлиоза»! Неужели бывает так страшно? Когда ужас с течением времени не проходит, а только усиливается? Даже в морге, когда Мария одевала сине-желтый труп мамы, так страшно не было. Разве есть на свете что-то более жуткое, чем смерть самого близкого человека? Да. И это что-то ворвалось в жизнь Марии Филатовой через оставшиеся открытыми врата Обливиона.
Можно не спать сутки, и тогда голова станет каменой, а веки тяжелыми, как чугунные заслонки. Можно не спать двое суток и перестать принадлежать себе. Тело берет над духом полную власть, подчиняет его себе, лишает разума.
Мария вырубилась через двое с половиной суток в шесть часов вечера. Сон пришел помимо воли, едва девушка села в кресло и на минуту откинула голову назад.
- Это будет самый длинный в твоей жизни сон, - отчетливо произнес приятный мужской голос.
Мария с усилием разлепила веки. Возле кресла в современном черном классическом костюме стоял Анри Жерфо де Ла Россель. Вероятно, недавно он посетил парикмахера, т. к. длинные тонкие спиральки отсутствовали. Коротко стриженные черные волосы аккуратно зачесаны к затылку.
- Паранойя, - сказала Мария, еле ворочая языком. – Я спятила.
- Не волнуйся, все будет хорошо, - Анри приложил свою ладонь ко лбу девушки.
Ладонь оказалась ледяной. Как будто не рука живого человека, а мраморной статуи коснулась ее. И как в кошмарном сне накануне, личность Марии стала постепенно стираться. Секунда за секундой. Минута за минутой.
Другая жизнь
«Антигон, заметив, что его сын самовластен и дерзок в обращении с подданными, сказал: «Разве ты не знаешь, мальчик, что наша с тобой власть – почетное рабство?»
Элиан «Пестрые рассказы»
2
- На деревенском кладбище живет вампир! – сказала рыжеволосая кудрявая девочка лет восьми, вылавливая ладошкой из прозрачной зеленоватой воды головастика.
- Неправда! – усомнилась другая девочка примерно того же возраста, но с темно-каштановыми лохматыми, сколотыми на затылке кудрями и подставила под руку с головастиком глиняный горшок из-под меда.
В горшке под лучами весеннего солнца золотилась вода из пруда. Головастик нырнул и удивленно уставился на других таких же головастиков.
- Это правда, Мари! – разозлилась рыжеволосая и гневно посмотрела синими глазами на свою собеседницу. – В деревне об этом все говорят.
- Они дураки! – ответила Мари, и в ее зеленых глазах озорно отразился луч света.
- Сама ты дура! И знаешь кто этот вампир?
- Кто?
- Дядюшка Джо.
- Дядюшка Джо, кузнец, - темноволосая девочка постучала подругу пальцем по лбу. – А ты точно дура.
- Дядюшка Джо – вампир. На самом деле он давно умер. И живет на кладбище.
- И где он там живет?
- В склепе, наверное.
- Неправда!
- Пойдем, посмотрим?
- Сейчас?
- Ночью.
- Меня ночью мама в деревню не отпустит.
- А мы тайно, чтобы мама не узнала.
Девочек, сидящих теплым майским днем на корточках возле небольшого пруда, недалеко от северной башни замка Санси, звали Селя и Мария Луиза.
Селя – рыжеволосая кудрявая – служанка другой, Марии Луизы – юной маркизы де Сансильмонт.
Обе они хорошо знали дядюшку Джо, деревенского кузнеца, еще до рождения девочек приехавшего из Англии в Руан в поисках жены и работы. И то, и другое он нашел в небольшой деревушке, всего в одном лье от замка Санси и в двух лье от самого Руана.
Дядюшка Джо женился, у него появились очаровательные мальчики: Фред и Мэлз. И вот тебе новость – оказывается этот тихий, незаметный человек – вампир! Мертвец, ночами, выходящий из могилы, чтобы пить кровь односельчан.
- У вампиров не бывает детей, - Мария Луиза с сомнением посмотрела на пойманных головастиков.
Смогут ли из них вырасти хорошие лягушки? Такие, как в прошлом году. Тогда лягушки выросли хорошие. Только они быстро разбежались из дубовой бочки с водой. И Мария Луиза не знает почему. Маму ведь об этом не спросишь. Маме вообще не стоит говорить ни о бочке, ни о лягушках. Она посмотрит строго и скажет:
- О, пресвятая дева Мария, пристало ли тебе, маркизе де Сансильмонт, такое поведение.
И про дядюшку Джо спросить нельзя. Ведь, наверное, тем более не пристало маркизе бродить ночью по кладбищу.
Вообще то и сама Мария Луиза никуда не хочет идти. Но Селя так насмешливо на нее смотрит. Откажись, и она вмиг назовет ее трусихой.
- А мой двоюродный пра пра прадедушка тоже видел вампира и даже разговаривал с ним, - гордо сказала Мария Луиза, прижимая горшок с головастиками к груди. – Мне мама об этом рассказывала.
- Ну и что? – пожала плечами Селя. – Когда жил этот твой пра, пра? Сейчас можно придумать что угодно.
- Он жил больше 150 лет назад, но это правда! Это семейное придание, - насупилась Мария Луиза. Значит, Селе можно рассказывать всякие жуткие истории, а ей нет?
- Ну, хорошо, - сказала Селя таким тоном, как будто она была маркизой, а не Мария Луиза, - Рассказывай.
- Мой двоюродный пра пра прадедушка жил при короле Генрихе III. И был очень важным человеком при дворе. Я не помню кем, хотя мама мне об этом говорила. Фин… Финном. Нет не финном. В общем, не помню. Но король его очень любил и уважал. Звали моего пра пра Николас Гарлей де Санси. И вот однажды повстречал он сатану – самого главного вампира.
Селя расхохоталась.
- Чему ты смеешься? – обиделась Мария Луиза. – Не веришь, что маркиз де Санси встретил сатану?
- Нет, - Селя покачала головой. – Не верю. Я представила, как подходит к маркизу сатана и говорит: «Здравствуй, я сатана – самый главный вампир»!
- Да не так он к нему подошел! – возразила Мария Луиза. – И не знал сначала Николас де Санси, что это вообще сатана. Мама рассказывала, что встретил мой пра пра прадедушка однажды путника. И предложил ему этот путник купить большой пребольшой алмаз по маленькой цене. Сказал, что это камень принесет ему удачу и славу. Но взамен попросил об одной услуге.
- О какой услуге?
- Доставить сверток одному человеку в Париже.
- И маркиз?
- Маркиз де Санси сверток доставил, но не удержался и посмотрел, что в нем было. А была там человеческая отрезанная голова!
- Ой, - испуганно сказала Селя. – И что было дальше?
- А ничего. Николас Ганлей де Санси отдал сверток и попытался забыть эту историю. Забыть о том, что он купил алмаз у самого сатаны.
- А почему ты решила, что этот сатана вампир?
- Потому, что сатана и есть самый главный вампир. Так говорит мама. А если так говорит мама, то значит, так оно и есть.
Селя не стала оспаривать авторитет старшей маркизы де Сансильмонт. Она несколько побаивалась эту строгую напудренную женщину, хотя восхищалась ее необычными прическами. В черных волосах мадам Жозефины де Сансильмонт часто можно было увидеть искусно сделанный замок или корабль.
- Значит, встретимся после полуночи на кладбище, возле ворот? – спросила Селя. – Может, мы тоже сможем поговорить с вампиром?
- Нет, - возразила Мария Луиза. – Я с вампиром разговаривать не буду.
- Но ты придешь?
- Приду.
***
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
| pantera2 | Дата: Суббота, 01 Сен 2012, 11:11 | Сообщение # 15 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2479
Награды: 47
Репутация: 82
Статус: | Птицы улетают завтра
- Вы что-то хотели, девушка? – недовольно спросил директор АТП вошедшую в дверь девушку.
Она стояла - высокая, худая, длинноногая. Нервно теребила тонкими пальцами потертые ручки дамской сумки.
- Я хотела бы обраться к вам с просьбой.
«А симпатичная дивчина», - подумал директор, внимательно рассматривая точеную фигуру с тонкой талией, ровные красивые ноги, круглые колени которых слегка прикрывала старомодная юбка.
- Да, слушаю вас, - Эдуард Викторович (так звали директора) придал своему баритону определенный тембр.
Он считал себя потрясающим мужчиной. И вполне справедливо. Совсем скоро ему исполнится пятьдесят три года. А выглядит Эдуард как немного пополневшая голливудская звезда: в меру седые волосы, крашенные в темно русый цвет, благородное лицо аристократа, с горбинкой нос и волевой (другие мужики о таком только мечтают) подбородок. Барышни, попадавшиеся на пути Эдуарду Викторович, сдавали позиции сразу. И он в полной мере пользовался этим. Вот и сегодня одна из бабочек залетела на его огонек.
- Понимаете, - девушка говорила тихо, неуверенно, - Я студентка. Недавно у меня умерла мама. А отец ушел от нас, когда я еще маленькой была. Я учусь на бюджетном отделении, и моей стипендии хватает…. В общем, ее ни на что не хватает. Я учусь в другом городе. А ездить туда очень дорого. Вот я пришла просить вас оформить мне проездной хоть с какой-то скидкой.
Эдуард Викторович довольно потер холеные пухлые руки. Все, верно, начало учебного года. Ранняя осень. Самое прекрасное время в году. Нет осточертевшей жары. И дожди еще не успели превратить землю в бесконечную грязь. Студенты грызут гранит науки. Они уже покинули пределы детства, а от взрослой жизни их пока защищают спины родителей. Однако не всех. Эта впорхнувшая ранним утром в его кабинет девушка, чистая и невинная пробудила в Эдуарде Викторовиче нешуточный аппетит. Ну, как тут не воспользоваться ситуацией!
- Как тебя зовут? – спросил директор. Ему безумно нравилось смущение незнакомки. Она наверняка еще девственница. Эдуард Викторович облизнулся.
- Елизавета, - ответила девушка.
- Лиза. А фамилия?
- Шевченко.
- Лиза этот вопрос не так – то просто решить. Нужно подумать. А для того чтобы подумать, нужна другая обстановка. Уютная. Ты понимаешь, о чем я?
- Если честно, то не совсем, - девушка начинала чувствовать себя неловко под пронзительным взглядом светло карих глаз директора АТП.
- Ну, в общем, я могу заехать за тобой сегодня вечером, часиков, скажем в семь. Ты где живешь?
- Вы предлагаете мне переспать с вами? – в больших зеленых глазах Лизы появилась тоска.
«Какая догадливая»!
- Да, именно, - и видя, что девушка сомневается, добавил,- Тебе предлагает это такой мужчина, как я. Ты должна быть рада. Многие об этом мечтают, а ты удостоилась….
- Что ж, - Лиза улыбнулась и улыбка согнала тоску с юного лица, - Пусть их мечты осуществятся. А птицы улетают завтра.
Она открыла дверь и вышла.
Ошарашенный Эдуард Викторович минуту смотрел на то место, где стояла девушка, а затем воскликнул
- От же ж бабы дуры!
И совершенно некстати вспомнил о недавнем разводе с четвертой женой. Еще предстоял суд за дом. Не отдаст он этой стерве Галке дом! А будет наглеть, то и вовсе заберет к себе их дочь Соню, насовсем. Иш развелось умных. Выйдут замуж за мужиков с бабками и давай свои права качать. Что ни год, то в Париж или Амстердам их вези! Как же разбежался! Галке он сразу сказал – никакого тебе Амстердама не будет! У Эдуарда Викторовича правило – за границу только с блядями. Эх, какое счастье, что женитьба в прошлом. Нет, больше в эту реку он не полезет. Даже за самую соблазнительную манду в мире.
Рабочий день пролетел незаметно и скучно. Про Лизу Эдуард Викторович вскоре забыл. Приехав, домой и, поднявшись на второй этаж, он увидел скрючившуюся на диване мать. Она нелепо завалилась на бок и с силой прижимала правую руку к сердцу.
- Мама, - холодный пот проступил на спине, - Мамочка, что с тобой, родная.
В какой-то момент Эдуарду Викторовичу показалось, что мать умерла. Таким застывшим и неподвижным оказался ее взгляд. Но вот старуха кашлянула, пошевелилась и со стоном медленно села.
- Эдик, слава богу, ты приехал.
- Мама, тебе плохо?
- Сынок, ты знаешь, мне приснился сон. Странный сон, - трясущейся морщинистой рукой Евдокия терла полные слез глаза. – Я скоро умру. Я знаю.
- Мама, что ты такое говоришь! Ну, какая смерть?! Тебе только исполнилось 77 лет. Тебе еще жить, да жить. Если что болит, то я вылечу тебя. Я найду тебе лучших врачей…..
- Врачи, - Евдокия хмыкнула, - Да что могут сделать твои врачи ежели там, - и она указала пальцем в потолок, - Решат, что мне пора.
- Кто решить, кто мама?! Да я этим решателям!
- Не богохульствуй, - строго сказала мать, - Вижу, ты от денег совсем голову потерял. Мне сон не простой – вещий был. Вижу я сынок поле. Ветер качает на поле том травы высокие. А посреди поля врата золотые – громадные. И вышла из тех врат девушка юная. Лет семнадцати, восемнадцати. Одета странно в курточку потрепанную и юбку, как я в молодости носила чуть ниже колен. Приятная такая, почти ребенок. Лицо тонкое нежное, и сама она похожа на тростиночку. И глаза, большие, зеленые. Говорит она мне: «Здравствуй, Евдокиюшка.» А я ей отвечаю: «Здравствуй дитятко, а тебя как звать?» «Лизой, - говорит звать меня.- Пришла я сказать тебе Евдокиюшка, что пора тебе земные дела свои завершать. Срок уже близко. Птицы улетают завтра». Онемела я от речи ее, а затем спросила: «А кто ж ты такая будешь, Лиза? Пророчица?» «Это не важно бабушка. Главное, чтобы готова была ты к пути длинному, нелегкому». Сказала так и пропала. Вот я и думаю, сынок, что умру скоро. И девушка та предупредить меня об этом приходила.
Холодный пот на спине Эдуарда Викторовича застыл.
- Мама, это же просто сон. Не надо верить снам.
На следующий день Евдокии не стало. Сын долго не мог оторвать взгляда от такого родного, самого любимого на свете лица. Он все медлил и медлил, не решаясь дать знак, чтобы начали опускать гроб. Он целовал мать, прощаясь и прощаясь. А природа вокруг прощалась с уходящим теплом сентябрьских дней. А затем был холм, венки и роскошные букеты живых цветов.
«Вот и все» - повторял про себя Эдуард Викторович, садясь за руль своего нового джипа.
Когда он уже выезжал с кладбища, порывом ветра откуда-то принесло и приклеило на лобовое стекло листок бумаги. «Птицы улетают завтра», – было выведено на нем изящным женским почерком.Добавлено (31.08.2012, 11:03)
---------------------------------------------
Мертвые
Мертвым возлагают цветы. Ставят памятники. Их помнят. Но с ними, обычно, не говорят.
Волей судьбы я вынуждена быть той, кто слушает исповеди мертвых постоянно. Я не привратник реки забвения, не Харон, переправляющий души по ту сторону жизни. Я обычный провинциальный библиотекарь. Но так сложилось, что в России библиотека то место, из которого выходят детьми, а возвращаются стариками. Случается, заходят и такие, которых живыми уже назвать нельзя.
Юрий Григорьевич один из таких посетителей. Высокий, в меру упитанный, в чистой без помятостей бежевой рубашке и серых брюках с идеальными стрелками, он великолепно выглядит в свои семьдесят лет. Гордая посадка седовласой головы говорит, что в молодые годы, он привык руководить людьми. Определенный взгляд на вещи. Бескомпромиссные суждения. Мысли Юрия Григорьевича легко уместить в одну фразу: «Раньше было хорошо, а сейчас полное дерьмо!» Он, конечно, так не выражается, потому что человек культурный. Очень любит поговорить. Видимо, в нынешней жизни разговаривать ему особенно не с кем. Хотя где-то в другом городе есть дочь. Привычка властвовать, отдавать распоряжения – сильна в этом человеке. Юрий Григорьевич борется с этим, старается слушать меня, но у него это с трудом получается.
- Вы не можете бороться с несправедливостью мира. Ведь по-настоящему бороться моет лишь тот, кто не завидует тому, против кого он борется, не стремиться занять его место. Вот вы – злая. Вы получаете пять тысяч, мечтая о богатстве.
Я не спорю с этим утверждением. Да и стоит ли спорить? Я вижу перед собой типичного чиновника, чей триумф остался в далеком прошлом. Юрий Григорьевич долго говорит о том, что раньше законы писались для народа. При коммунистах для простых людей делалось все. А сейчас депутаты пишут законы под себя. Но когда я спрашиваю, сколько тогда получал библиотекарь, он молчит. Сколько получал рабочий на заводе? Он не знает. Человек, говорящий от имени народа, никогда в народе не присутствовал. Потомок дворян, которые немыслимым образом сумели остаться в послереволюционной России и подстроиться под новую власть, Юрий Григорьевич всю жизнь занимал руководящие посты. И теперь в его владении два дома и квартира. Но это же такой мизер по сравнению с тем, что имеют сегодняшние правители!
- Яне могу бороться со злом в свои 70!
А ведь и правда, не может. Потому что мертв. Давно. С того момента, как научился лгать самому себе. Как научился верить в эту ложь. В конце концов, в отчаянии Юрий Григорьевич восклицает:
- Вы злая! Вы живете в мире зла!
Бесполезно объяснять мертвому, что можно быть доброй в мире зла. Можно нести свет в мире тьмы. Даже если ты одна. Даже если страшно и одиноко. Ведь рано или поздно к тебе присоединяться другие огоньки.
Власть – наркотик и Юрий Григорьевич, забредший в библиотеку в пасмурный осенний день – наркоман. Дурман уже полностью убил его организм. Плоть разлагается, но ею движет инерция. Эйфория проходит и усталый, бессмысленный труп продолжает ходить, мыслить, жить.
Они часто приходят в библиотеку. Мертвые. Бывшие начальники: прокуроры, директора, депутаты, главы, нотариусы. Похожие между собой, словно бесформенные тени. Приходят, брюзжат, задираются, сожалеют, проклинают. А потом исчезают навсегда.
Вероятно, дальше их путь пролегает через Стикс, где у скрипучего моста встречает привратник. В его глаза не смеет заглянуть ни один живой. Да и мертвые никогда не видят его глаз. Река забвения поглощает память, оставляя на берегу только тоску человеческих сердец. Добавлено (01.09.2012, 11:11)
---------------------------------------------
По ту сторону вечности
Цикл "Сны Амени"
Как красочны и непонятны, бывают порой сны… Переплетение случайных образов? Видения будущего? Воспоминания о прошлом?
Порой мне кажется, моя жизнь тоже чей-то сон… И, когда я проснусь, то увижу черное беззвездное небо. И огромных разноцветных драконов. Они будут летать по небу над хрустальным дворцом- тетраэдром где-то в другой вселенной.
Там у меня другое имя….
Я шепчу во сне: «Амени».
ХХХ
-Амени, просыпайся. Фэй уже взошла! – откуда-то издалека пропел тонкий, мелодичный голос.
Девочка открыла глаза. Над ней золотым светом полыхал прозрачный купол. Амени приподнялась на локте. На краю постели сидела ее мама. Императрица Мэй. Молодая женщина наклонилась вперед, и ее длинные белоснежные волосы коснулись тонких пальцев правой руки дочери.
-Если много спать, можно пропустить все самое интересное – печальная улыбка изогнула тонкие губы. Мэй нервно теребила край атласного аквамаринового платья. – Твой отец возвращается…
-Мама, мне приснился странный сон… - Амени сосредоточенно терла веки – А? Что? Папа прилетает?
Радостная весть мгновенно осветила улыбкой круглое личико с глубоким взглядом недетских черных глаз.
- Он когда прилетит? Сейчас? – девочка спрыгнула с кровати. Растерянно огляделась.
В просторной зале под хрустальным куполом царствовал беспорядок. По мозаике цветного пола разбросаны игрушки: лошадки, принцессы, принцы, медвежата, зайцы. Ленты для волос развешаны на кустах роз.
- Я возьму тебя с собой. Встретить Императора. – Мэй стремительно расхаживала взад и вперед. Время от времени останавливалась и отщипывала листочки от карликовой пальмы.
- Правда? – Амени вприпрыжку проскакала по залу, то и дело, спотыкаясь об игрушки.
Сдернула с куста алую ленту. Дремавшие на ветках попугайчики, испуганно взметнулись. Пестрая стайка, стрекоча, сделала в воздухе круг и устремилась вверх. Девочка кружила на одной ноге как балерина. Потом резко остановилась. Посмотрела в глаза Мэй. Большие, цвета полуденного неба… В них чего-то не хватало… Такого родного и привычного…. И Амени вдруг поняла: из глаз матери исчезли веселые искорки….
- Мама, что-то случилось?
- Пойдем… Нам пора.
ХХХ
Ровное плато базальтовой горы… Космолет Императора Дэя приземлился в тот самый момент, когда лучи Фэй превратили темный кобальт леса в светлый изумруд. Здесь на высоте ранним утром воздух необыкновенно чист и прозрачен. Кажется, им можно не только дышать. Его можно пить. Медленно, смакуя каждый глоток. Далеко внизу черные скалы, маленькие каменные домики облизывал влажным языком ультрамариновый туман.
Мэй всегда знала, когда возвращался император. Она прилетала на изящном белом челноке задолго до появления его корабля. Всегда одна. Наслаждалась воздухом и полетом птиц. Когда ты стоишь слишком высоко, все находящееся внизу кажется игрушечным. Игрушечный хрустальный тетраэдр-дворец. Забавные, врезанные в три его стороны купола. Игрушечные домики людей и сами люди – живые куколки. Кустики тропического леса.
- Зачем ты привела Амени? – голос Дэя прозвучал за спиной Императрицы неожиданно резко.
- Она должна знать – Мэй гордо вскинула голову и изо всех сил стиснула зубы.
- Она ничего не должна! Она еще ребенок! – холодно ответил Император.
Императрица гневно оглянулась через плечо. Дэй стоял у ступеней трапа, ведущего во чрево космолета. В черном длинном плаще, скрестив на груди руки. Его женственное лицо неприятно контрастировало с металлическим блеском антрацитовых глаз.
- Она должна знать… - чеканя слова, глухо произнесла Мэй – Она наследница Империи!
- Возможно, ты права, - Император стал приближаться походкой пантеры. – Да, ей пора знать. Знать, что дети из города, с которыми она играет каждый день, по сути ее рабы!
- Не смей! – крик Мэй пронзительной стрелой ворвался в уши Амени – Они не рабы! Никогда ими не были и не будут!
Выражение лица Дэя изменилось. Теперь оно не было высокомерным и надменным. Скорее сожалеющим.
- Ты не хуже меня знаешь, что это не так. Амени рано или поздно поймет правду о тебе, обо мне, о самой себе и той планете, на которой живет.
Они стояли. Трое. В лучах восходящей звезды Фэй. Высокий худощавый Император. Немного ниже его стройная Императрица. И маленькая девочка, пытавшаяся изо всех сил понять: что происходит между ее родителями?
ХХХ
Когда-то основной закон бескрайнего Космоса гласил: «Создание равно создателю». Вселенные рождались. Вселенные умирали. Они походили на ячейки. Бесконечное множество ячеек. Одни светлые – живые миры. Другие темные – погибающие. Все множество бесконечных вселенных населяли сущности самого разного толка. Одни бороздили просторы Космоса, создавая солнечные системы, планеты, себе подобных не по облику, но по разуму. Другие проходили трудный путь познания в самых причудливых формах: падающей в неизвестность кометы, дерева, животного, дракона… Так продолжалось до тех пор, пока кто-то из Великих Бессмертных Создателей не придумал существо не только со сходным разумом, но и внешностью. Названо было существо – человеком. Новая раса размножалась чрезвычайно быстро. Но, к сожалению, жили ее представители недолго.
Космическая Лига Великих Бессмертных, носившая название «Альфа и Омега», дала возможность людям расселиться по пяти планетам звездной системы Волопас. Одной из планет была выбрана Алибрис. Правителями планеты назначены Император Дэй и Императрица Мэй.
Но странная мысль точила сознание Дэя. Навязчивая и склизкая, как дождевой червь. Почему он великий Бессмертный должен считать только что созданных людей равными себе? Разве их не разделял путь, длиною в вечность? Разве мог он говорить с человеком на равных? Мог рассчитывать на понимание? Нет! Нет! Бесконечное нет! А его подрастающая дочь? Разве должна она играть с детьми человеческими? Что дадут они ей? Ничего… Только она могла отдавать свои знания и силу. Она Создатель…. Пусть юный, только ступивший на новую для себя дорогу. Но за плечами Амени не одна родившаяся и умершая вселенная…
Мысль становилась не просто навязчивой. Она преследовала Дэя во время звездных путешествий. Во время сна. Даже во время любовных утех. Мысль стала монстром, медленно, победоносно пожиравшим Императора. Его дух раскололся. И не было в Космосе силы, способной соединить расколотое надвое в целое… Такая грандиозная мысль не могла долго существовать в аморфном состоянии. И Дэй принял решение….
Санктурион! Так отныне называется возглавляемая Дэем новая Империя. Империя не согласных с тем, что «Создание равно создателю». Отныне человек не равный Великим Бессмертным, а их раб!
Императрица Мэй слишком поздно узнала о планах мужа. Узнала только когда под знамя Санктуриона встали многие. Они стали называть себя Богами. Почти все населенные людьми планеты были захвачены. Кроме Алибриса. Сюда вести о бунте поступили в последнюю очередь. Мэй никогда не забудет лица женщин, мужчин, детей, стариков согнанных как стадо скота в грузовые отсеки звездных мегалетов. И вот теперь…
ХХХ
- Так может, ты намерен сделать рабыней и меня?! – Императрица зло сжала кулаки. Ее нежное овальное лицо приняло жесткое выражение. На скулах заходили желваки. – Может, пытаясь подавить сопротивление людей, сожжешь и Алибрис. Как сделал это с Катаром, Эктой, Нибой, Дваной?! Учти я пойду с ними… Смертными. Так ты их называешь?!
Император молчал. На его губах замерла задумчивая улыбка.
- Как ты можешь быть такой наивной? Мэй, у меня уже много сторонников. Я уверен – будет еще больше. Скоро Космос расколется.
- Как твой дух? Верно? – Мэй обняла Амени и уткнулась носом в ее пахнущие горным ветром волосы. – А она? Что будет с нашей дочерью? С кем из нас пойдет она? Дорога, на которую ты ступил, ведет к вечной смерти. Дэй, ты же добровольно отказался от силы Создателей. Что ты наделал, Дэй?
- Зато я обрел… - Император смотрел на раскаленный диск, стремящейся к зениту звезды. – Я обрел силу Санктуриона! Силу Завоевателей! И моя дочь пойдет со мной!
- Я не пойду ни с кем из вас! – Амени сбросила с себя руки матери. – Я останусь здесь с людьми из города. А вы уходите. Оба. А когда решите ваш спор – возвращайтесь…
ХХХ
Они не возвращались уже вечность. Люди на Алибрисе давно умерли. Умерла и сама планета. На ней остались только черные базальтовые скалы, покрытые снегами. И хрустальный дворец-тетраэдр. Во дворце на кровати спит Амени. Ее душа, покинув тело, странствует по мирам. Она ищет возможность примирить родителей. Она пытается склеить дух Дэя. Но… Дэя давно нет. У него много имен. Много обличий. Расколотое сердце. Расколотое Мироздание. Нет больше и Мэй. В попытке остановить Императора она тоже давно потеряла себя…
ХХХ
Я вижу сон. По черному беззвездному небу пролетают разноцветные драконы. Мне холодно. Это холод вечности. Я не могу проснуться. Не могу увидеть когда-то зеленый Алибрис пустым и мертвым. Я тоже давно перестала быть собой. Я бессильна соединить две половины некогда единого целого….
Марина Новиковская
Авторская библиотека
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-3697-1
Сообщение отредактировал pantera2 - Пятница, 31 Авг 2012, 11:03 |
| |
| |
| maria68 | Дата: Суббота, 01 Сен 2012, 20:55 | Сообщение # 16 |
 Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 460
Награды: 18
Репутация: 14
Статус: | Стихотворения понравились. Особенно "Лунная ночь" и "Неизвестный".
Прозу оставила на потом))
|
| |
| |
| pantera2 | Дата: Понедельник, 03 Сен 2012, 09:51 | Сообщение # 17 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2479
Награды: 47
Репутация: 82
Статус: | Я рада, что вам понравилось! Спасибо за отклик. Добавлено (02.09.2012, 11:22)
---------------------------------------------
Вопрошающая и отвечающая
Цикл "Сны Амени"
Амени стояла посреди пшеничного поля, запрокинув голову. Ее черные, не отражающие свет глаза, смотрели на звезды. Большие и яркие звезды. Она задавала небу один и тот же вопрос: «Когда?»
Когда Дэй и Мэй снова будут вместе? Когда закончатся ее скитания по мирам?
- Все, что когда-то начато, должно быть закончено.
Этот голос звучал со звезд. Хотя, нет, он звучал везде. В колосьях зрелой пшеницы, в прохладном ночном воздухе, в вязкой тишине….
-А кто мне отвечает? – девочка стала озираться по сторонам.
- Ты сама. Ибо ты вопрошающая и отвечающая….
Голос звучал в голове Амени, в ее горле, как будто она набирала воздух в легкие, чтобы произнести загадочные фразы.
Как долго она находилась в этом месте? Амени не знала. И находилась ли вообще. Хотя это место было самым удивительным из того, что она когда-либо видела. И чувствовала. Слишком яркая реальность. И этот голос… Рассказывающий девочке о ней самой. Ее собственный голос.
Амени ничего не знала о тех мирах, по которым странствовала. И знала все. С тех пор как ее тело, заточенное в саркофаг, осталось на планете Алибрис, прошло время. Сколько? Этого не знали ни люди, ни боги. Алибрис прожила долгую жизнь под властью империи Санктуриона. На ней сменялись звездные короли. Она жила, а потом умерла. Как умирает все, что когда-то было рождено.
Амени вышла из щекочущих руки золотых колосьев и оказалась у подножия зеленого холма. Светало. На покрытой росой траве свернувшись калачиком и поджав под себя ноги, спал старик. Амени нагнулась и стала вглядываться в морщины его спокойного лица.
Между тем вездесущий голос продолжал:
- Так здесь все начиналось….
И видела с громадной высоты (там даже птицы не летают) маленькая девочка планету, объятую водами океана. И не было на той планете ничего, кроме воды. Потом из ее синего омута словно всплыл континент. Своими неровными очертаниями он напоминал кусок пирога.
- Так здесь все есть на сегодня….
И снова с той высоты, на которой невозможно даже дышать, видела Амени, как раскололся континент. И пять его неравных частей стали отдельными материками.
- Одна война расколола Его. Другая Его соединит. – голос говорил монотонно и безразлично. Будто сообщал прогноз погоды на завтра. - Ты снова увидишь Мэй и Дэя. Только не узнаешь. Каждый раз вы будете встречаться в новых обличиях. И каждый раз не узнавать друг друга. Потому, что перестанете быть самими собой… Это планета по имени Земля. Твоя новая судьба. Твоя новая дорога… Только не буди старца. Ведь все сущее и ты сама – его сон.
Амени посмотрела на спящего. Он дышал ровно. Его веки были спокойны. Не верилось в то, что он видит сны.
- А что будет, когда он проснется?
- Этим все завершиться….
Маленькая девочка грустно смотрела на вновь сходящиеся материки, на континент, поглощаемый океаном. Осязаемая материя распадалась на атомы, электроны, протоны. А затем исчезали и они.
- Но ведь и он мне снится? Ведь так? – Амени глубоко вздохнула, как будто в последний раз. Как будто боясь, что через секунду, и она превратится в струящийся в бесконечность свет.
- Так…
- И это место? Разве оно реально? Где мы находимся?
- Везде и нигде… Ибо ты вопрошающая и отвечающая….. Добавлено (03.09.2012, 09:51)
---------------------------------------------
Быть человеком
Цикл "Сны Амени"
Дэй смотрел на спящую дочь с торжественной печалью. Бледное круглое личико, черные, разметавшиеся по подушке волосы. Она кажется живой, но тело ее твердое и холодное, как камень. В таком состоянии можно находиться долго. Тело спит, дух странствует…
Дэй больше не мог оставаться на Алибрис. Планете, где ему все напоминало о том, что поглотило неумолимое время пастью бездны. Оно поглотило и его самого, и его имя.
И он взял себе новое – Атанаэль. Возглавив Санктурион, назвал своих солдат легионерами. И дрогнул космос! Начало самой первой войны за вечность.
Мэй тоже покинула Алибрис, пообещав стать тенью того, кто изгнал ее, обрек на скитания между мирами. Уходя, она забрала часть силы императора. Ни он, ни его последователи больше не могли создавать. Только завоевывать и пользоваться тем, что уже создано…
Прошлое было убито летящей в темноте горящей стрелой.
Пожар разгорался.
ХХХ
Огонь слизал часть тропических лесов и дома людей. На их месте монотонным монолитом вырос город богов Этхатон. И в тронном алом зале, под каменной аркадой нового императорского дворца построенного на том самом плато, где когда-то Мэй встречала восход Фэй, раздались шаги нового правителя Алибрис. Им стал приемник Атанаэля – молодой и бесстрастный воин расы тан Дарвалау.
Для основной массы смертных в пространстве планетной системы Фэй создана «планета-корабль» Зея. Если смотреть на Зею с Алибрис, то можно увидеть медленнл вращающееся колесо. Кажется, будто оно оторвалось от спешащей к звездам колесницы. Да так и осталось крутиться где-то между настоящими планетами. Груда металла…. Люди достойны металла и смерти…. Смысл их жизни – служение богам. Слабый должен подчиниться сильному. Стать пылью. Стать ничем.
ХХХ
- Отпустите меня! Уберите свои лапы! Уроды! – два высоких упитанных парня волокли по узкому коридору космолета грязное, изо всех сил упирающееся существо. Их стального оттенка комбинезоны тускло мерцали в неярком свете мигающих на стенах ламп. Существо грязно выругалось, когда один парень распахнул дверь в отсек командора, а другой с силой туда его швырнул.
- Господин Дарвалау, мы уничтожили группу бунтовщиков и схватили их главаря.
Высокий и худой, облаченный в черный до пола плащ командор, сидевший на кожаном кресле, брезгливо поджал ноги под себя. Нечто маленькое, в оборванной и мокрой одежде копошилось на паркетном, пахнущем хвоей полу. Оно подняло голову вверх, и командор увидел большие карие глаза на загорелом лице, смотрящие сквозь занавес всклокоченных каштановых волос.
- Главарь бунтовщиков?! – ледяной синий взгляд останавливался то на парнях, застывших по стойке смирно, то на покорно склонившегося с подносом слугу Эмара. – Вы издеваетесь?! – Дарвалау наклонился вперед, пытаясь понять к какой расе и полу принадлежит комок смердящей плоти.
Большие карие глаза смотрели, на него, не отрываясь. Такой взгляд бывает у тех, кто находится у самой черты отчаяния, у тех, кто готов к смерти.
- Она же женщина! – командор расхохотался – просто человеческая женщина! И она главарь бунтовщиков?! Какая нелепость!
Дарвалау редко смеялся. Он редко испытывал какие-либо эмоции. Но этот эпизод, на его взгляд, развеселил бы любого.
- Да ее, для начала нужно помыть, что ли… Любопытный экземпляр… Эмар….
Старый слуга вздрогнул как от удара хлыстом. Амели, что с тобой сделали Амели?! Глупая ты девчонка! Человеческое дитя металлической Зеи. Наивно мечтающее увидеть когда-нибудь настоящую планету. Ощутить запахи цветов и травы. Услышать птиц. Увидеть зверей. Старый ты дурак, Эмар! Тебе следовало навсегда забыть Алибрис. Это больше не твоя родина. Ты не просто дурак, ты еще и подлец! Это благодаря твоим россказням Амели сейчас валяется пушечным мясом под ногами командора Зеи и императора Алибрис Дарвалау.
А ведь когда-то все казалось таким невинным…
ХХХ
- Дедушка Эмар! Ну дедушка Эмар! Я еще хочу услышать о лесе и зверях. Я даже пыталась нарисовать их с твоих рассказов.
Маленькая девочка в джинсах и явно большом ей свитере, потирая кончик носа рукавом, протянула старику рисунок.
На клочке бумаги было изображено что-то напоминающее лохматые полоски железа. Ровно нарезанные, волнистые и серые. Среди этих полосок возвышались голые столбы разной величины.
- Это я деревья и траву рисовала – девочка с надеждой заглянула в лицо Эмара, ожидая одобрения. – Похоже?
Эмару вдруг захотелось расплакаться. Как в детстве, когда он бродил в поисках грибов босиком и занозил ногу. Деревья и трава из металла… Что еще может нарисовать ребенок, родившийся на Зее? И бесполезно говорить о том, что там на Алибрис трава похожа на траву, зеленую, пахнущую, живую. Амели никогда ее не видела. И рисует ровные, волнистые полоски железа. А он Эмар рисовать не может вовсе. Не может показать, каким видел мир в детстве. Тот мир, где боги и люди жили рядом. Где их дети играли вместе. Где они понимали друг друга. Не стоило ему старому Эмару, обо всем этом рассказывать девочке, родившейся рабыней, материалом для экспериментов. Мир, которого для нее никогда не существовало, стал мечтой, навязчивой идеей.
А Эмар только теперь, увидев Амели у ног своего господина, понял, что совершил преступление. Превратил жизнь этой девочки в кошмар. Его Эмара забрали с Зеи. А она… Значит она…
- Дедушка Эмар, но если люди когда-то были равными Великим Бессмертным, значит, они равны им и сейчас? – На лице Амели непривычно серьезном застыло тревожное выражение. Улыбка во все тридцать два зуба покинула ее, уступив место плотно сжатым губам.
- Тише, - Эмар испуганно погрозил ей пальцем – Об этом ты не должна не только говорить, но даже думать… Если на Зее узнают о твоих словах…
О ее словах не просто узнали. Ее слова и мысли позвали за собой многих. Стали толчком выбившим наружу глухой гул недовольства изначально разумных созданий. Многие из них давно думали о том, что знания и оружие – вот Сила Великих Бессмертных. А Амели убедила их, что завладев этой силой, люди смогут сами строить свою судьбу. Идея бунта – такая дикая и наивная. Ну что умного могло прийти в голову хорошенькой юной девчонке? За ней пошли такие же глупцы. Для императора Дарвалау подавление восстания – все равно, что травля тараканов. Быстро и недорого. Всех уничтожили в огне. Единицам удалось затеряться в грязных трущобах металлической «планеты». Амели оставили в живых по приказу Дарвалау. Ему забавно было посмотреть на нее, словно на внезапно мутировавшее животное.
ХХХ
Командор уже готовился ко сну. Пил из хрупкого хрустального бокала тягучее красное вино. Курил ароматные сигары. Привели Амели. Чисто вымытую, словно выстиранную куклу. Аккуратное бежевое платье чуть ниже колен, завитые в ровные кольца волосы, черные лакированные туфли на низком квадратном каблуке.
Смертная девчонка. Сейчас такая юная, такая красивая. Но пройдет совсем немного времени и взгляд ее потускнеет, волосы поседеют и из роскошных каштановых волн превратятся в белые, похожие на обрезки патлы. А потом она умрет. Дарвалау всматривался в упрямые темно-карие глаза и не мог понять одного – почему это ничтожное существо хочет сократить и без того крохотную жизнь?
- Зачем ты затеяла это? – голос командора прозвучал глухо. Словно он обращался не к девушке, а к самому себе.
Недоумение бога…
- Я хотела жить на живой планете… Увидеть восход звезды над океаном. Упасть в траву. Бежать, и чтобы дорога моя, вела в то, что вы называете горизонтом… Я хотела увидеть настоящий, а не металлический мир.
Пожалуй, впервые за свою бесконечно долгую жизнь Великий Бессмертный Дарвалау удивился. Отдать жизнь за такой бесполезный миг. Миг зависший где-то между прошлым и будущим. Безумие… Безумие… Но эти упрямые глаза он не в силах отдать смерти сейчас. Он должен понять… До этого момента в мире не было ничего ему недоступного. И вот… Женщина, которая гордится тем, что она человек. Женщина, поставившая себя наравне с ним – богом. Она говорит то, о чем думает, то, что чувствует.
Расе тан неведомы чувства. Рожденные легионерами Санктуриона, они ценят лишь отвагу воина. Маленькая хрупкая Амели вела себя как воин, говорила как воин. И ее смертность больше не была жалкой.
Бокал в руке императора с треском лопнул. И окрашенные в алый цвет осколки разлетелись по паркетному полу….
- Я могу раздавить тебя как этот бокал…- Он не угрожал. Просто констатировал факт.
- Я знаю – безразлично ответила Амели.- Но мне нечего терять, кроме клетки.
- Ты потеряешь жизнь…
- Я потеряю ее в любом случае. Если не сейчас, то потом, когда состарюсь. Мы ведь смертные. Просто ваши создания. Просто эксперимент… Разве вы забыли?
ХХХ
Этхатон встретил императора Дарвалау блестящими взлетно-посадочными полосами космопорт. Шесть пар идеально ровных полос. Это означало, что в город могут прибыть одновременно шесть межгалактических звездолетов. И бесчисленное множество более маленьких кораблей. Замерший словно птица на каменной подставке с расправленными крыльями космопорт – гордость и слава императорской столицы.
В одинаковой синей униформе, с нашивками на погонах в виде шестиконечной звезды легионеры гулом приветствия заставляли сердце Амели тревожно замирать. Девушка шла позади императора в его тени. Казалось, будто она заново родилась. В голове полный беспорядок. И новые впечатления.
Медленно приближающиеся материки сине-зеленой планеты. Ошеломление. Восторг. По мере того, как звездолет входил в атмосферу Алибрис, все ниже и ниже, росли, врастали в ультрамариновое небо краплаковые горы. Казавшиеся с высоты плесенью леса ровным ковром стелились под днищем корабля. Шестилучевой звездой поднимался из желтых песков город богов Этхатон.
Легионеры отдали императору честь. Их глаза походили на черные зеркала. Они пугали Амели. Так же как и лица: одинаковые, словно сканированные. Этот мир слишком фантастичен. Хотя, вслушиваясь в звенящей тишине в звуки своих и императорских шагов, Амели не могла избавиться от странного чувства. Она уже видела все это. Когда-то давно. Очень давно…
ХХХ
- Чем я могу быть вам полезна, госпожа? – средних лет черноволосая женщина поклонилась Амели.
Та, часто моргая, оторопело смотрела на нее.
- Госпожа? – переспросила девушка – Вы назвали меня госпожой?!
Похоже, эта бедняжка сбрендила. А может быть это она, Амели сошла с ума? Столько нового сразу. А тут еще оказалось, что на Алибрис живут такие же люди, как и на Зее. Такие же смертные. Только ведут они себя очень странно. В Этхатоне Амели видела множество храмов. И в каждом из них изображение божеств как под копирку. Словно эти безумцы решили воздать почести каждому легионеру из армии Санктуриона. Называли себя здешние люди также весьма странно – жрецы. Считали, что они, смертные, стали приближенными богов. А кем теперь является сама Амели? Неожиданная симпатия, проявленная к девушке императором Дарвалау, спасла ей жизнь. Но… Амели вдруг поймала себя на мысли: в тесных отсеках и металлических коридорах Зеи – намного уютнее, чем в просторном императорском дворце. Хотя вокруг пели птицы, журчали декоративные ручейки, можно было пройти босиком по вожделенной траве. Люди раскланивались перед Амели, веря в сочиненную Дарвалау легенду, о ее полубожественном происхождении. Но они чужие. И люди, и боги. Амели вдруг так захотелось посмотреть в грустное, морщинистое и такое родное лицо дедушки Эмара. Его рассказы об Алибрис, наполненные тихой печалью и светом дарили когда-то надежду. Амели усмехнулась, вспомнив слова друга детства «Надежда умирает последней, но я бы убил ее первой». Верно. Настоящая Алибрис – это Великие Бессмертные и обожающие их, жалкие в своем поклонении слуги – люди.
- Не называй меня госпожой! – Амели гневно топнула ногой. – Вот ты, ты… Ты же такая же, как и я! С руками, с ногами, с головой. Почему ты меня так называешь?
Амели чувствовала, что ее накрывает волна истерики. Кто же прав? Кто из смертных прав? Те, которые сгорели в огне за свою мечту, или те, кто довольствуется сытостью скотины?
Женщина-служанка испуганно попятилась. Воздух пропитался страхом. Госпожа сердится! Недаром покойный отец говорил, что его дочь мало молится, мало жертвует храму своего покровителя! И вот. Ее настиг гнев богини!
К горлу Амели подступила тошнота. С усилием она сглотнула. Когда-то маленькая девочка мечтала оказаться на живой планете. Теперь она хотела домой на Зею. Невыносимо жить среди господ и рабов. Даже если император поселил тебя в своем дворце. Даже если его ласки сводят тебя с ума. Это тоже клетка. На вид другая, но по сути та же самая. А Амели хотела, чтобы чумазые друзья ее детства и старый Эмар, шли по траве в вечно удаляющийся горизонт.
И тогда Амели приняла решение. Недавно она узнала координаты планеты в соседней звездной системе. Планете еще даже не дали имени. Дикая, первозданная природа царствовала там. Они улетят. Все кого Амели любит, все кто любит ее. Затеряются в мире животных и растений. Забудут всех и богов, и людей. Может все таки надежду стоит оставить в живых?
ХХХ
Дарвалау видел, как звездолет, постепенно уменьшаясь, растворялся в черноте. Он не мог ее отпустить. Не мог позволить, чтобы другие узнали о его слабости к смертной девушке. Он отдал приказ – уничтожить! Из командорского отсека своего корабля он видел только вспышку яркого мгновенного света…
Амели не чувствовала боли. Все произошло слишком быстро. Она была, и вот ее не стало… Ее дух, отныне свободный, парил над обломками горящего звездолета. Но… Она ощущала, как, пронзая пространство холодного космоса рвется к ней дух Дарвалау. Дух, наплевавший на доводы разума, дух, дарующий ей свою Силу.
Таны не ведают чувств. Не умеют любить. Но то, что влекло теперь всю суть командора к Амели, то, что заставляло часто биться его сердце, было неподвластно суровым законам Империи Санктурион.
Амели была человеком. Амели ушла человеком. Сила, дарованная Великим Бессмертным, звала ее дальше в мир изначального, в мир огненный….
Марина Новиковская
Авторская библиотека
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-3697-1
|
| |
| |
| Дивина | Дата: Понедельник, 03 Сен 2012, 10:56 | Сообщение # 18 |
 Житель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 769
Награды: 50
Репутация: 42
Статус: | Здравствуйте, Марина!!!! Пока прочла только стихи....Очень понравилось в них присутствие своего авторского Я, собственное осмысление, словно взгляд изнутри.... пока не могу выделить что-то особо яркое, но цепляющих мыслей много....Хотя, м.б. это....
Quote (pantera2) Быть сущим и пленником плоти, Быть вечным и странником бренным. Захлопнется дверь и воочью Я стану одной из вселенных. Нет формы, нет мысли, нет слова. Все ориентиры разбиты. Я сущий. Я бога живого Незримое чувство - молитва.
Quote (pantera2) Я искал в тебе свет, что согрел бы мне грудь. Я искал в тебе боль, чтоб живое понять. Но твоя ускользает над вечностью суть, Я ж в себе ничего не смогу поменять.
Обязательно вернусь и к стихам и к прозе....
Удачи Вам..с теплом Ирина
|
| |
| |
| pantera2 | Дата: Понедельник, 03 Сен 2012, 13:06 | Сообщение # 19 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2479
Награды: 47
Репутация: 82
Статус: | Большое спасибо Ирина за такой теплый отклик!
Марина Новиковская
Авторская библиотека
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-3697-1
|
| |
| |
| filosof3 | Дата: Вторник, 04 Сен 2012, 17:02 | Сообщение # 20 |
 Зашел почитать
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 37
Награды: 3
Репутация: 2
Статус: | Хорошая проза и стихи!
Сообщение отредактировал filosof3 - Вторник, 04 Сен 2012, 17:03 |
| |
| |
| pantera2 | Дата: Вторник, 04 Сен 2012, 17:06 | Сообщение # 21 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2479
Награды: 47
Репутация: 82
Статус: | Роман "Орден" продолжение
ХХХ
Из замка Санси Мария Луиза вышла в полночь. Вернее не вышла, а вылезла через окно своей комнаты, спустившись по веревочной лестнице. Ее Селя у кого-то выпросила в деревне прошлым летом. Лестница хранилась в комнате Марии Луизы в тайнике – глубокой щели между камнями стены под гобеленом.
Ночь оказалась достаточно светлой. Хотя до полнолуния оставалось три дня, луна сияла почти во всю свою мощь, и даже небольшие облачка не очень ей мешали. Селя жила в деревне. В замок она приходила утром, одевала Марию Луизу, причесывала, подавала завтрак, обед, полдник и ужин, а на ночь возвращалась домой. Маркиза Жозефина де Сансильмонт почему то не позволяла служанке дочери оставаться в замке, хотя ее собственные слуги жили в Санси. Возможно, объяснялось это тем, что слуги мадам Жозефины были наняты в Руане и, по мнению маркизы, стояли намного выше деревенских цыган.
Мария Луиза поморщилась при мысли о том, что ей придется ночью спуститься с холма на дорогу, пройти небольшую дубовую рощу, перепрыгнуть через ручей, обогнуть деревню и остановиться возле скрипучих железных ворот кладбища. Путь, вообще-то, знакомый. Но девочка еще, ни разу не преодолевала его ночью. Мария Луиза вздохнула и побежала. Часы на главной башне замка только что отбили двенадцатый удар. Мария Луиза посмотрела на небо. Звездное, глубокое, красивое. Она обожала ночное небо. Селя рассказала как-то деревенскую легенду о душе одного крестьянина, который жил во времена первого короля Франции и который захотел после своей смерти стать звездой. Господь выслушал крестьянина, удивился его безумной идее, но согласился. «Хорошо, - сказал Господь, - если ты проживешь праведно, то я исполню твою просьбу». Прожил крестьянин в труде и заботе о близких своих, не запятнал свою душу грехами и стал после смерти звездой. И с тех времен каждый умирающий на Земле праведник всходил на небо, и зажигалась новая звезда.
Мария Луиза представляла, как под ночным светом мир вокруг преображается. Становится из привычного волшебным. Она мечтала, мечтала и не заметила, как подошла к кладбищу. Сели не было.
«А если она не придет? – засомневалась Мария Луиза. – А если она просто пошутила?»
В том, что Селя могла так поступить, можно было не сомневаться.
Они так не похожи друг на друга, эти две восьмилетние девочки. Юная маркиза и ее служанка.
Тихая, спокойная, задумчивая Мария Луиза и вертлявая, смешливая Селя. Мария Луиза могла часами седеть, уединившись, и наблюдать за солнцем. За его восходом, медленным движением по небу к зениту, а затем таким же медленным к закату. Селя от сидения на одном месте просто умерла бы. А потому она тащила свою госпожу в дубовую рощу.
- Ты разве не видела, какую кучу соорудили там муравьи?
Или на пруд – охотится на головастиков. Именно она научила Марию Луизу выращивать лягушек и ловить пестрых бабочек в цветах.
Иногда, чтобы растормошить слишком погруженную в себя Марию Луизу, Селя шутила. Могла тихо подкрасться сзади и засунуть за шиворот только что пойманную ящерицу. Визг, поднимавшийся вслед за этим, забавлял озорницу. Но Мария Луиза не сердилась на нее. Без Сели слишком одиноко среди сырых, местами покрытых мхом стен замка.
В общем, вполне могло оказаться, что Селя пошутила и на этот раз. Мария Луиза с тоской посмотрела на кладбище, словно накрывшее темным одеялом землю. Надгробия, бесконечные, вросшие в землю надгробия и старая полуразрушенная часовня вдалеке. Мария Луиза вспомнила отца, умершего полгода назад от странной болезни. Мария до сих пор помнит его синее опухшее лицо без носа. Лицо, которое она увидела перед самой смертью отца, когда мама велела ей пойти попрощаться с ним.
- Не подходи близко! – истерично крикнула маркиза Жозефина де Сансильмонт, когда Мария Луиза кинулась со слезами к этому страшному непонятному человеку, в котором с трудом узнавала она своего папу.
- Мама, почему он стал таким? – испуганно спросила девочка маркизу.
- Это поцелуй дьявола, деточка. Так выглядит всякий грешник, когда его поцелует сатана.
И Мария Луиза поклялась тогда Пресвятой Деве, что никогда не будет целоваться с дьяволом – сатаной, а так же никогда не будет у него ничего покупать, как пра пра прадедушка. Потому что дьявол – сатана самый главный в мире вампир.
ХХХ
- Ты уже здесь?
Мария Луиза вздрогнула и пронзительно завизжала.
- Ты что кричишь? – недоуменно спросила ее только что подошедшая Селя. – Дядюшка Джо услышит.
- Ты меня напугала, - ответила Мария Луиза чуть не плача. – Я думала, ты меня обманула.
- Я никогда тебя не обманывала, - обиделась Селя и капризно надула губки. – А не веришь мне, можешь не смотреть на дядюшку Джо и идти обратно.
- Извини, - Мария Луиза испугалась, что Селя сейчас убежит.
Она могла это сделать. Гордая деревенская девочка могла убежать и оставить маленькую маркизу одну на кладбище.
- Ладно, - Селя поправила съехавшую на бок копну рыжих волос, - Мы сейчас спрячемся около часовни. Дядюшка Джо должен пройти мимо нас.
Только девочки присели за пышным кустом жасмина, как дядюшка Джо, в самом деле, появился. Высокий, худощавый, одетый в длинный охотничий плащ, он шел медленно, припадая на одну ногу. В свете почти полной луны двум маленьким девочкам дядюшка Джо казался чудовищем, вылезшим из мира грез, чтобы убивать.
- Видишь? – спросила Селя.
- Вижу, - ответила Мария Луиза.
- Ну?
- Он точно – вампир!
- И дьявол.
- Маленький дьявол.
- Почему маленький? – удивилась Селя.
- Потому что про большого дьявола я тебе уже рассказывала. С ним встречался мой пра пра прадедушка и папа. Папу дьявол даже целовал, отчего он покрылся волдырями, стал заживо гнить и умер.
- Жуть, - протянула Селя. – Это значит, если дядюшка Джо нас поцелует….
- Мы превратимся в разлагающиеся трупы.
Дядюшка Джо проковылял мимо часовни и исчез среди молчаливых надгробий, а Селя и Мария Луиза еще долго сидели, прижавшись, друг к другу и дрожали.
ХХХ
Той же ночью Марии Луизе приснился сон. Вообще-то маленькой маркизе часто снились странные сны. В них больше видела она странные замысловатые, несуществующие города, пустые, пугающе безжизненные. С огромными каменными дворцами и гигантскими площадями. Казалось, эти города были построены не людьми и не для людей. А еще часто снились статуи. Громадные, в семь человеческих ростов. И не всегда эти статую изображали людей. Иногда из черного камня высечены неведомыми скульпторами змеи, драконы, волки, или еще более жуткие существа с телом человека, а головой пса.
Но в ночь, когда маркиза отправилась на кладбище с Селей смотреть дядюшку Джо, Марии Луизе приснилось другое.
Мария Луиза стояла на проселочной дороге. Был туман и сквозь него практически невозможно рассмотреть, что там впереди. Неожиданно из тумана вынырнул мужчина, но не крестьянин. Мария Луиза хорошо знала, как одеваются крестьяне и цыгане. Этот был явный чужак. И двигался он как-то странно, замедленно. Чужак поднял правую руку вверх, отчего рукав его светло – коричневой кожаной куртки надетой на голое тело задрался выше локтя и наклонил голову набок. Потом подпрыгнул, быстро, быстро перебирая в воздухе ногами в коротких рваных штанах, будто медлительность его мигом пропала, и сказал хотя и тихо, но довольно отчетливо.
- Хочешь подарок?
Мария Луиза, которая вдруг поняла, что спит ответила
- Хочу.
Если бы к ней наяву подошел незнакомый странно одетый мужчина, то Мария Луиза ни за что бы с ним не заговорила. Но сны маленькая маркиза считала своим царством. Здесь позволено все!
- Тогда пойдем, покажу, где ты его можешь взять, - чужак поклонился и протянул девочке руку.
Мария Луиза с сомнением посмотрела на нее. Стоит ли идти? А почему бы и нет. Вдруг этот человек хочет подарить ей сокровища?
Они долго шли по дороге в тумане. Из холодной белой, как только что выполосканная простыня мглы иногда вырывались очертания деревьев и пару раз, кажется, домов. А потом туман пропал. Как будто не появлялся никогда. Мария Луиза увидела, что стоит возле прудика недалеко от замка Санси, а чужак сидит на большом почти ушедшем в воду камне.
- Здесь, - мужчина ткнул пальцем в землю возле камня. Марию Луизу неприятно поразили его длинные сальные седые волосы и светло, светло голубые, почти белесые глаза.
ХХХ
А потом маркиза проснулась. В распахнутое окно холодным ветром врывался воздух. Возле кровати уже стояла и держала в руках ее платье Селя.
- Сколько можно спать? Твоя мама уже ждет тебя к завтраку.
- Я видела странный сон, - Мария Луиза до красноты терла глаза.
- Ты чего их трешь, - скривилась Селя. – Мадам Сансильмонт еще подумает, что ты ревела. А что за сон?
- Я знаю, где искать клад!
- Да ну?
- Ага…..
Почти ушедший в воду камень оказался ровно на том месте, где его видела во сне Мария Луиза.
- Вот, это он. Тут сидел этот безумец. - Мария Луиза запрыгнула на камень, села на корточки и ткнула пальцем в сырую землю. – Здесь. Давай копать.
- У меня с собой только это, - Селя с сомнением посмотрела на небольшой плоский камень с острыми краями, который нашла тут же возле прудика.
Земля была влажной и девочки, ковыряя по очереди липкий чернозем, выкопали довольно глубокую ямку. Клад не появлялся.
- Может это был неправильный сон? - Селя устало кинула камень на землю. – Твоя очередь, копай.
- Я не знаю, - Марии Луизе вдруг захотелось разреветься. От обиды. От злости. И от досады. Первые слезинки уже напрашивались маленькой маркизе на глаза, когда камень, которым она скребла землю воткнулся во что-то не копаемое. – Подожди…
Мария Луиза пошарила рукой в склеенной комками земле и нащупала нечто твердое, завернутое в мокрую тряпку.
- Кажется, я нашла!
- Что там? – Селя насела на маркизу сзади, перевесившись через ее плечо.
Мария Луиза развернула полуистлевшую ткань и ахнула. В коричнево серой тряпке лежал кинжал. Довольно большой с блестящим, наверное, золотым клинком и рукояткой из белой кости, украшенной как скипетр большим красным камнем.
- А-а-а, - заворожено протянула Селя, - Это рубин.
Мария Луиза сначала молчала, не в силах произнести ни слова. Затем…
- И кому он теперь принадлежит? – маленькая маркиза осторожно взяла кинжал в руки.
- Тебе, - с досадой ответила Селя.
- Почему?
- Если я возьму его, меня обвинять в краже и накажут плетьми.
Марина Новиковская
Авторская библиотека
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-3697-1
|
| |
| |
| pakhnushchy | Дата: Вторник, 04 Сен 2012, 18:11 | Сообщение # 22 |
 Долгожитель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 2154
Награды: 83
Репутация: 259
Статус: | Мне понравился Ваш "Царь", я его поместил сюда (надо щёлкнуть по этой ссылке).
Он - миленький, конечно, но я - не сдержался, простите.
Ваш белый и пушистыйДобавлено (04.09.2012, 18:11)
---------------------------------------------
Quote (Дивина) В голове полный беспорядок. И новые впечатления.
- это - удачная, хорошая фраза.
Александр Пахнющий
|
| |
| |
| pantera2 | Дата: Вторник, 04 Сен 2012, 18:17 | Сообщение # 23 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2479
Награды: 47
Репутация: 82
Статус: | Привет Джедаям!!!
Марина Новиковская
Авторская библиотека
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-3697-1
|
| |
| |
| pakhnushchy | Дата: Вторник, 04 Сен 2012, 18:23 | Сообщение # 24 |
|
Долгожитель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 2154
Награды: 83
Репутация: 259
Статус: | Quote (pantera2) Привет Джедаям!!!
Умница!
И с юмором - всё в порядке!!!
Александр Пахнющий
Сообщение отредактировал pakhnushchy - Вторник, 04 Сен 2012, 20:01 |
| |
| |
| pantera2 | Дата: Четверг, 06 Сен 2012, 14:22 | Сообщение # 25 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2479
Награды: 47
Репутация: 82
Статус: | Роман "Орден" Глава 3
3
Из дневниковых записей Марии Луизы.
«С тех пор, как я и Селя нашли кинжал, прошли годы. Мы выросли. Кинжал до сих пор со мной. Я ношу его с собой везде, словно талисман. Он спрятан в кожаных ножнах в складках моего платья.
Я давно знаю, что дядюшка Джо не вампир. Сейчас он совсем стар, но по-прежнему сторожит деревенское кладбище.
Как только мне исполнилось одиннадцать лет, мама отослала Селю в деревню навсегда. Маркиза Жозефина посчитала, что детство мое уже закончилось, и в куклы теперь играть неприлично. Я проплакала всю ночь, когда поняла – Селя была всего лишь моей живой куклой. А потом ее выбросили, словно пришедшую в негодность. Из Парижа мне прислали воспитательницу, мадам Жозани. Странная, весьма противоречивая женщина. С одной стороны, она невероятно набожна. Нередко по вечерам, когда мадам Жозани читает мне «Жития святых», слезы не сходят с глаз моих, а душа преисполняется такой тоски и печали, что кажется мне, будто бы я претерпеваю все те лишения и испытания, которые претерпели мученики за веру Христову. Но уже на следующий день, щебеча, словно птаха весенняя рассказывает мадам о Париже, нравах его, а более всего о тамошних товарах. И узнаю я тогда, что сапожники в Париже самые лучшие, портные самые искусные, да и сама жизнь более веселая, чем в нашей унылой провинции. В Париже королева. Здесь – чернь поганая. И вот когда называет мадам Жозани тех, кого я знаю чернью поганой, закрадывается в мое сердце неприязнь к этой столичной даме. Хоть и учит она меня многому интересному. Танцам и музыке. Старенький мамин клавесин не умолкает, бывало, целую неделю. Это я осваиваю музыкальную грамоту. А потом следующую неделю провожу я за мольбертом. Мадам Жозани оказывается и с искусством рисунка знакома. Мне нравится учиться. Хотя мадам Жозани бывает временами просто невыносима! Настолько невыносима, что я начинаю мечтать о полном уединении. Иногда спрашиваю, обращаясь к небу, почему я не родилась обычной цыганкой как Селя? Почему не могу просто жить, просто дышать, просто бегать? Неужели мадам Жозани будет вечно ходить за мной призраком, и учить, учить. Не только чему-то интересному, но прежде всего искусству лжи, в котором она наиболее искусна. Но…. Я из высшего света и обязана стать тем, кем меня желает видеть маркиза Жозефина де Сансильмонт, моя матушка.
Сегодня, через четыре года после того, как Селю навсегда выгнали из моей жизни, я решила завести дневник. Через два дня я навсегда покину Санси. Никогда больше не увижу и Селю, и деревню, и постаревшего дядюшку Джо. Мой маленький привычный мир навсегда останется в прошлом. Сегодня ночью я в последний раз тайно уйду из замка, в последний раз поцелую кудрявую рыжую бестию. Когда я думаю о Селе, то каждый раз улыбаюсь и вспоминаю забавный случай, произошедший в прошлом году.
Я люблю танцевать. Но не так, как учит «зануда» мадам Жозани: размеренные движения, поклоны, реверансы, а по-настоящему. Под звуки скрипки дядюшки Джо, (я, кстати, забыла упомянуть, он прекрасный музыкант) под хлопки крестьян в центре круга. Танцевать так, чтобы ноги потом гудели, и сон вырывал меня из реальности, как только моя голова коснется подушки. Я обожаю деревенские танцы! Однажды ко мне подбежала Селя и прокричала в самой ухо:
- А я с мальчиком целовалась!
Она сказала это с озорством и гордостью, и показалась мне в этот момент такой необыкновенной, притягательной. Она выросла, моя Селя, а вместе с ней выросла, видимо, и я.
- И каково это, целоваться с мальчиком? – спросила я, чувствуя, что мое сердце колет, словно маленькими иголочками. Просыпается ревность.
- А ты попробуй, - задорно посоветовала Селя.
- Я не могу, ты же знаешь, - я обиделась на нее. Ведь она прекрасно знает, что я другая. Из другого сословия. Мне запрещено целоваться с крестьянскими мальчиками. Мне, в принципе, даже нельзя бывать в деревне. И я прихожу на танцы только потому, что матушка моя, увлеченная нарядами и зеркалами замечает свою дочь только в присутствии мадам Жозани или расписанных по часам трапез. В другое время меня для маркизы Жозефины просто не существует.
И тут Селя неожиданно нагнулась ко мне и поцеловала в губы. Крепко, облизывая языком мой язык.
- Вот так они целуются! – сказала она. – Тебе понравилось?
- Нет, - поморщилась я, - Мокро.
- Это, наверное, оттого, что я не мальчик, - покраснела Селя, а затем крепко обняла меня. – И почему ты не можешь жить со мной, в деревне?
- Потому, что я маркиза, и мама говорит, что как только я немного подрасту, поеду ко двору королевы в Версаль.
- Там красиво? – спросила Селя.
- Наверное, - я пожала плечами. – Какая разница. Там не будет тебя и дядюшки Джо.
- Но там будет что-то другое.
- Другое – это не то, что здесь».
ХХХ
Зима в 1778 году никак не хотела уходить с Руанской земли. Снег не таял в марте, и даже к середине апреля то там, то здесь маячили белые островки среди тянущейся к небу травы. Дороги разбухли и всякое движение между замком Санси, Руаном и деревней приостановилось.
Не успели дороги подсохнуть, как тут же зарядил дождь. Мелкий, холодный, как осенью и лил, не переставая, неделю, так что у маркизы Жозефины стало заканчиваться всякое терпение.
- Будто дьявол козни строит, - возмущалась она. – Твоя поездка опять откладывается.
Мария Луиза отворачивалась в сторону, так чтобы мама не видела ее лица и победоносно улыбалась.
Но время шло, солнце и ветер высушили грязь, превратившую дороги в болота….
- Ты велела собрать свои вещи? – Жозефина строго посмотрела на улыбающуюся дочь, стоящую возле распахнутого окна своей спальни. Куда она смотрит? Что нового можно увидеть там, за окном? Привычный пейзаж. Петляющая среди холмов дорога, вдалеке, почти у самого горизонта – остроконечные, часто тонущие в тумане башни Руана. О чем только думает эта девчонка? Явно не о своем будущем. Она так рассеяна, так легкомысленна, несмотря на все усилия мадам Жозани.
- Да, мама, велела, - Мария Луиза ответила с обреченным вздохом и посмотрела в лицо матери. Как всегда напудренное, кукольное, словно нарисованное художником на холсте. Почему она не может хотя бы день походить без этой краски. И всегда выглядит так, будто собирается на бал, который никогда не состоится. А ведь маркиза Жозефина де Сансильмонт не выезжала в свет уже лет восемь.
- Позволь я взгляну, - Жозефина открыла сундук, стоящий возле большой кровати. Перебрала тонкими сухими пальцами платья. – Это все? Два полонеза, одно карако (платье для прогулок), казакин (распашная верхняя кофточка с широкой баской) и две юбки? И книги? Вольтер? Этот безбожник?! Откуда он у тебя?
- Мадам Жозани привезла из Парижа по моей просьбе. Разве ты не помнишь?
- Но я проверяла список, который ты дала мадам Жозани. Там не было вольных текстов этого Вольтера!
- Это не вольные тексты, - возразила Мария Луиза, чувствуя себя прескверно. Мать распекала ее, как маленькую девочку. – Это его ранняя поэзия. Просто лирика.
- Хорошо. Посмотрим, что ты взяла еще, - старшая маркиза де Сансильмонт достала из сундука книгу и стала внимательно ее рассматривать. – Так. Дени Дидро. Это еще кто такой?
- Современный писатель, мама.
- Не слышала о таком. Роман «Монахиня». Это религиозная вещь?
- Безусловно, - кивнула Мария Луиза, пряча усмешку.
Она не стала говорить, что роман ей привезла вовсе не мадам Жозани, а продал в деревне странный мрачный юноша. Это произошло примерно месяц назад. Мария Луиза как обычно пошла навестить Селю. Была ночь и небо полное нереально больших звезд. Этот юноша появился перед маркизой, словно неоткуда. Он вышел из-за спины дядюшки Джо, когда тот увлеченно беседовал с каким-то заезжим крестьянином.
- Не желает ли мадмуазель купить книгу? – спросил юноша, и Мария Луиза даже вздрогнула от его пронизывающего, будто зимний ветер взгляда.
Маркиза подумала тогда, что более всего незнакомец похож на переодетую девушку. Только голос у него низкий и слегка приглушенный. Он производил впечатление человека от кого-то скрывающегося. Мария Луиза посмотрела на юношу с подозрением. Может это беглый преступник?
- Какую?
- Дени Дидро «Монахиня», - юноша, не дожидаясь ответа, сунул в руки Марии Луизе толстую книгу в грубом переплете. Похоже, кожа, из которой он сделан, не слишком хорошо выделана.
Мария Луиза неуверенно взяла книгу в руки. Раскрыла ее и сообразила, что сейчас ничего не сможет разглядеть в полутьме.
- О чем эта книга?
- О том, что обычно скрывают, - хмыкнул юноша.
- Это запрещенная книга? – Мария Луиза почувствовала, что ее сердце забилось быстрее. С некоторых пор ее стала интересовать литература подобного рода.
- Да. Мир еще не знает ее содержания. Но я очень хочу, чтобы вы ее прочитали.
- Какая вам разница прочитаю я ее или нет? - Мария Луиза смотря в черные, в свете факелов казавшиеся лишенными зрачков глаза, подумала о том, что юноша, пожалуй, слегка не в себе.
- Я много путешествую, - незнакомец нервно хихикнул. – И знаете, мне попадаются разные люди. Но среди них я еще не встретил человека, которому мог бы продать эту книгу. Вы первая…., - он запнулся и немного помолчал. – Так вы купите у меня книгу?
Мария Луиза купила, отдав за роман все тайно спрятанные от матушки монетки в каком-то странном полубессознательном состоянии. Взгляд юноши подействовал на маркизу как дурман. И только девушка отдала деньги, только отвела взгляд в сторону, как незнакомец исчез. Нет, он не ушел, а просто пропал, будто растаял в воздухе. И если бы не книга в руках и отсутствие монет в мешочке на груди, Мария Луиза подумала бы, что ей померещился юноша похожий на девушку. Вспоминая в дальнейшем его внешность, маркиза совершенно не могла восстановить в памяти черты лица. Перед внутренним взором стояли только глаза: продолговатые, черные, демонические.
«Монахиня» оказалась рукописной книгой. Мария Луиза прочитала роман, и душа ее пришла в смятение. Девушка усомнилась в правдивости того, о чем рассказывал священник на еженедельных проповедях. Усомнилась в самой церкви. И даже в боге. Ведь если бог добр, как сказано о нем в писании, то почему допускает такие мерзости в стенах своих обителей? Тревожные вопросы будоражили Марию Луизу после прочтения «Монахини», но задать их, к сожалению, было некому. Сначала, правда, девушка хотела рассказать о своих мыслях исповедавшему ее священнику, который жил в Санси. Но вовремя передумала. Падре Иероним мог обо всем поведать матушке. А в тайну исповеди Мария Луиза теперь не верила.
Между тем, ответ дочери вполне удовлетворил Жозефину и она положила «Монахиню» на место. В сундуке лежали и другие книги, но они старшую маркизу Сансильмонт уже не интересовали. Ее внимание переключилось на другое.
- Это хорошо, что тебя интересует литература. Однако я бы не хотела, чтобы ты читала Вольтера. Он писал богомерзкие вещи, - с этими словами она вернулась к изучению содержимого сундука. - А где те два шикарных платья, что я заказала тебе два месяца назад в Париже и которые на днях были доставлены?
- Мама, они слишком яркие, - возразила Мария Луиза.
- Слишком яркие? Да они великолепны! Желтое, как опавшая листва и бордовое, как затухающее пламя.
- Я не люблю эти цвета.
- Но они делают тебя заметной. А тебя должны заметить при дворе! Просто обязаны, - маркиза Жозефина схватила дочь обеими руками за подбородок.
Мария Луиза невольно отшатнулась. Приторный запах духов хлестко ударил в нос, дыхание перехватило, горло сдавил спазм.
- Мама, - Мария Луиза стряхнула руки маркизы. – Не надо, мама. Ты же знаешь, я не хочу никуда ехать!
- А я не хочу, чтобы ты прозябала в этой дыре! – закричала маркиза Жозефина. – Я хочу, чтобы ты вышла замуж и удачно, чтобы ты жила в Париже.
- И что такого есть в этом твоем Париже, чего нет здесь?
- Там есть все! О, пресвятая Дева Мария, какой у меня странный ребенок! Все девушки хотят в Париж, а ты нет!
- Я не все девушки, - возразила Мария Луиза. – Я – это я.
- Может тогда тебя следовало бы отдать в монастырь? – разозлилась маркиза.
- Я не хочу ни в монастырь, (Марию Луизу внутренне передернуло от этого слова) ни в Париж, ни в Версаль. Я хочу остаться здесь.
- Ты не останешься. Ты едешь завтра в сопровождении мадам Жозани!
ХХХ
Из дневниковых записей Марии Луизы
«Я думала, она обнимет меня на прощание. Моя мама. Она же все-таки моя мама! Но, маркиза провожала меня надменно. Она стояла и просто смотрела. Ее глаза холодны, словно небо после грозы. Она как всегда торжественная, как всегда напудренная, как всегда чужая. Моя мама не захотела в себе что-то изменить даже в момент прощания со мной. Конечно, я привыкла к ней такой: отстраненной, погруженной в мир своих иллюзий и фантазий, мечтающей о бесконечных балах и развлечениях. Но мне так хотелось, чтобы она увидела во мне человека, свою дочь, а не инструмент для исполнения своих желаний
- Надеюсь, ты не забудешь о своей матушке, когда устроишься в Париже или Версале?
Это все, о чем она меня спросила.
- Я не забуду о тебе, - тихо ответила я.
- Большую часть жизни я просидела в этой дыре, - матушка, словно молясь, вскинула руки вверх. – Может на старости лет господь пожалеет меня!
Я промолчала. Моей маме безразлично за кого я выйду там, на чужой земле. А в тот момент я почувствовала, что для меня все кроме Санси чужое. Моей маме безразлична моя грусть. А я так хотела обнять ее. Но не решилась.
Я покидала Санси с чувством, которое испытывает человек, идущий за гробом недавно умершего родственника.
Навсегда в прошлом…
Навсегда в прошлом изъеденная древесным червем мебель. И старый клавесин. Он будет помнить всегда прикосновение моих пальцев. В прошлом серые от пыли гобелены, и ковры, и сырость, и пропитанный холодом даже летом воздух. И постельное белье пахнущее тиной.
Я всегда мечтала о путешествиях. Но не в Париж, о котором рассказывала мадам Жозани. Признаюсь, этого Парижа я боялась, как боится ребенок темной вязкой ночи. Я мечтала о путешествиях в прошлое. В славное, героическое, прекрасное прошлое. И в воображении своем уносилась я во времена королевы Брунгильды, жены Зигберта Первого, короля Австразии. И представляла я, что спасаю старую женщину от пыток и смерти под конскими копытами, так как с детства восхищаюсь я смелостью и дерзостью Брунгильды и еще многими другими качествами мне не присущими.
Оставляю в прошлом и безмолвных, похожих на тени слуг Санси. Молчаливую кухарку Молли, сторожа и смотрителя Сореля, и женщину, водившую во дворе замка овец и кур. К своему стыду я даже не знаю ее имени. Однако я в восторге от результатов ее трудов, которые регулярно поступают к нашему с матушкой столу. Жареные куры и вареные яйца тоже в прошлом. Прощай Санси!»
Добавлено (05.09.2012, 09:02)
---------------------------------------------
Роман "Орден" Глава 4
4
Мария Луиза сидела на жесткой длинной деревянной скамье и уже минут пять пыталась разобраться в своих мыслях и чувствах. Рядом с ней примостилась мадам Жозани и без перерыва шептала на ухо.
- Говорят, королева выезжает в Париж не только официально, но и тайно без свиты. Говорят, она никогда не надевает одно и то же платье дважды. Говорят…..
И откуда она все это успела узнать? Они въехали в Париж всего три часа назад, только оставили на постоялом дворе вещи и, не успев перевести дыхание, направились сюда, в Нотр Дам де Пари помолится Деве Марии перед дорогой в Версаль. Неужели мадам Жозани узнала так много от слуг? И теперь выливает на уши маркизы поток совершенно диких новостей.
- Говорят в Версале такие оргии…. Ужасно….
Мария Луиза еще никогда не отъезжала от замка Санси так далеко.
ХХХ
- Тяжелый, сволочь, - кучер Ардан водрузил сундук Марии Луизы позади возка. Поправил весящие на поясе мушкетоны и, повертев по сторонам лысой, непонятно когда успевшей загореть головой, обратился к маркизе и мадам Жозани, - Прошу садиться, дамы.
Мария Луиза с замершим сердцем взобралась на мягкое обитое темно-лиловым бархатом кресло, осторожно провела рукой по бархату стен цвета бордо, немного с испугом наблюдая, как севшая возле мадам Жозани пристраивает рядом с собой мушкетон.
- Зачем мы берем с собой так много оружия? – недоуменно спросила Мария Луиза.
- Много? - мадам Жозани фыркнула, как собравшаяся сбросить своего всадника лошадь. – Вы что шутите, мадмуазель? Это мало, ничтожно мало для той дороги, которая нам предстоит. Понимаете, средства вашей матушки…
Мария Луиза понимала. У Жозефины де Сансильмонт не хватило денег нанять достаточную охрану для своей дочери.
- Надеюсь, Господь поможет нам, - вздохнула мадам Жозани.
ХХХ
Наверное, господь все-таки им помог. По крайней мере, всю дорогу от одного постоялого двора до другого Мария Луиза слушала жуткие истории о разбойниках, которые радостный, казалось не боящийся и самого черта, Ардан сопровождал задорными песнями
- Мишка по лесу гулял.
Всю малину обосрал!
Будет пить зимою длинной
Чай с вонючею малиной.
- Мадам Жозани, - испугано тронула Мария Луиза свою воспитательницу за руку, - А вы не знаете, где матушка нашла этого человека, месье Ардана?
- А это вовсе не она, - заулыбалась мадам, - Нашла его. Это я. Мой родственник. Двоюродный брат из Руана. Редкий дурак, но стреляет хорошо.
ХХХ
День сменяла ночь. За ночью вновь наступал день. Марии Луизе начинало казаться, что вся ее жизнь состоит из монотонного поскрипывания рессор, щелканья кнута и гортанного грубого голоса месье Ардана. А еще она состоит из особенно кровожадных клопов, живущих на верхних этажах постоялых дворов, пьяных криков веселящихся путников на первых этажах и ощущения того, что дорога в Париж бесконечна.
Так прошло два месяца.
И как-то под вечер карета, запряженная двумя усталыми лошадьми: Силу и Марилу оказалась среди одноэтажных из плохо отесанного камня и деревянных домов, утонувших в грязи не мощеных улиц. Вид города сразу же разочаровал юную маркизу. Она ожидала увидеть дворцы, особняки. Шик и блеск, о котором часто рассказывала мадам Жозани, которым бредила матушку Жозефина. Но, увы….
Париж встречал усталых путников узкими улочками, серой толпой горожан и затхлым духом выплескиваемых из окон помоев.
Только несколько позже, когда их карета, изрядно пропетляв, въехали на улицу Риволи, копыта лошадей зацокали по булыжнику. Карету стало подбрасывать. Пару раз Мария Луиза уткнулась головой в потолок. А когда маркизу опускало после броска вверх обратно вниз, ей казалось, что органы у нее изнутри кто-то вынимал, перемешал без разбора и зашивал обратно.
Темнело. Накрывающие город сумерки поглощали силуэты домов, какого-то сада и гигантского с двумя башнями сооружения – Собора парижской богоматери.
Еще никогда в жизни Мария Луиза так не уставала. Ее неудержимо тянуло уснуть, уткнувшись лбом в бархат. (И это несмотря на невыносимую тряску). Похоже, она уже засыпала, когда услышала дикий, безумный крик.
ХХХ
Дорогу карете преградил человек в светло-коричневой кожаной куртке, надетой на голое тело и рваных цвета высохшей грязи штанах, с гитарой. Лошади заволновались, закусили удила и резко остановились. Ардан выхватил из-за пояса оба мушкетона. Человек замахнулся на Ардана гитарой.
- Уйди, ошалелый! – заорал Ардан.
- О проклят будет город сей! Ведь кровью он омоется сполна.
Мария Луиза выглянула из кареты и подавилась собственной мыслью. Безумной, невероятной мыслью. Маркиза машинально нащупала кожаные ножны, в которых уже много лет спрятан кинжал. Этого не может быть! Не может человек, который показал Марии Луизе, где найти кинжал во сне стоять сейчас перед каретой наяву.
- Мадмуазель, - человек опустил гитару и прищурил светло голубые, почти белесые глаза, - Я рад вас приветствовать вновь.
- Уйди с дороги, рвань, - Ардан нацелил дула обоих мушкетонов человеку прямо в грудь.
Но тот не только не сдвинулся с места, а ровным голосом продолжал
- Уезжайте мадмуазель туда, откуда приехали. Нехороший это город….
От испуга Мария Луиза не могла произнести ни слова.
Мадам Жозани дернула маркизу к себе. Ардан щелкнул в воздухе кнутом, разворачивая лошадей в сторону.
- Девочка, прошу тебя, уезжай! – кричал человек в кожаной куртке на голое тело и рваных штанах. – Он найдет тебя здесь! Он скоро узнает, что ты здесь!
Ошалевшие лошади несли карету вперед. Оказавшиеся на мостовой люди едва успевали отскакивать в сторону.
И даже когда кричавший скрылся из виду, Мария Луиза отчетливо слышала его голос у себя в голове
- Прошу тебя, уезжай! Тебя в этом городе ждет только смерть!
ХХХ
И вот теперь, оказавшись под защитой сводов Нотра Дам де Пари, испуганной Марии Луизе хотелось просто посидеть, ни о чем не думая, послушать волшебную музыку, звучащую, кажется, отовсюду. Орган, инструмент, ниспосланный всевышним, дабы нашли сердца людские путь в царство небесное. Но нет, мадам Жозани, как всегда многословна. Даже сейчас во время вечерней мессы.
- Говорят, маркиз Ла Файет содержит целый гарем разномастных дам.
- Помолчите, пожалуйста! – не выдержала Мария Луиза.
Мадам Жозани обиженно поджала губы.
Ну и пусть! Через полчаса она все равно продолжит болтовню, как ни в чем не бывало.
Нотр Дам де Пари….. Мария Луиза впервые молилась в готическом соборе. Разве можно сравнить его мощь с деревенской церквушкой или с молельней в замке Санси? Великий собор Парижа, великий собор всей Франции! Из темноты вырываются печальные лица двух королей и самой Девы Марии с вознесенными к небу руками. На ее коленях казненный сын, и ангелы плачут о его смерти. Статуи. Здесь так много статуй! Они, словно окаменевшие призраки, выступают из ниш, напоминая о чем-то важном.
«Я растворяюсь. Я исчезаю, - думала Мария Луиза, всем существом сливаясь с торжественными звуками строгой музыки».
- Вам нужно исповедаться, - мадам Жозани настойчиво пожала руку Марии Луизе.
Ну почему вы не могли помолчать еще немного? Девушка внимательно посмотрела в лицо своей гувернантки. И впервые подумала о том, что мадам Жозани обычная женщина средних лет. Такая невзрачная. Хлипкие волосы собраны на затылке в пучок и убраны под изящную шляпку. Она постоянно что-то цепляет себе на голову, то чепец, то шляпку, похоже стесняясь своих волос, считая их неким данным богом недоразумением. Они делают ее бледное веснушчатое лицо еще более невзрачным. Мадам Жозани легко не заметить в толпе, но она вполне гармонично смотрелась бы на кухне с тарелкой пирожков, в окружении пухлых детишек. От нее веяло уютом и размеренностью. Мария Луиза чувствовала, что неприязнь к этой женщине покидает ее сердце. И почему она так относится к мадам Жозани? Почему называет ее занудой? Ведь простой городской женщине, пусть и парижанке доверили воспитание юной маркизы де Сансильмонт. И мадам Жозани хорошо выполняет свою работу. И сейчас в ее серых с редкими ресницами глазах все еще трепыхается обида. Бедная мадам Жозани не понимает, как ей вести себя с надменной, холодной, кажется лишенной всяких чувств девчонкой.
- Вам нужно исповедаться, Мария Луиза, - повторила мадам. – Священник уже прошел в исповедальню.
ХХХ
- Слушаю тебя, дитя мое, – тихо сказал баритон.
Мария Луиза вздрогнула. Голос показался ей очень красивым. Необыкновенным, как и все в этом соборе. Может быть, именно здесь она сможет рассказать о своих сомнениях. Возможно, сейчас пришло время задать вопросы.
- Святой отец, - запинаясь, начала Мария Луиза, - Моя душа потеряла покой….
- Отчего же?
- Я не могу больше верить так, как верила прежде, - маркиза чувствовала, что кровь горячей волной ударила в виски, страх комком подкатил к горлу. Она же совершенно не знает этого священника. Может ее откровение приведет его в ярость, и он объявит ее вероотступницей?
- Во что именно не можешь ты верить, дитя мое? – голос говорил ровно и спокойно.
Мария Луиза сглотнула слюну и, вслушиваясь в тишину, решилась заговорить о книге. Если она не расскажет сейчас, то не расскажет уже никогда. Конечно, страшно доверять кому-либо свою тайну, но ведь после исповеди она убежит из собора и больше никогда в нем не появится.
- Я не могу верить в церковь. И даже в бога.
- Почему? – тихим баритоном спросил священник так, будто слушал подобные исповеди каждый день.
Марию Луизу такая реакция несколько успокоила, и она продолжала уже более решительно.
- Недавно я прочитала книгу. Возможно, мне не нужно было ее читать, но я все, же прочитала.
- И о чем эта книга, дитя мое?
- Она об одной девушке. Монахине. Сюзанна Сименон (так звали эту девушку) не хотела отрекаться от мира. Но ее продали в монастырь собственные родители, чтобы скрыть тайну ее рождения. Святой отец, я прочитала о такой жестокости, о такой лжи, которая возмутила бы меня и в миру, если бы я с этим столкнулась. Но в книге описаны самые почетные, самые святые монастыри Франции. Например, Лоншан. И те монахини, что живут там, такие лицемерные, бессердечные.
- Как называется эта книга? Кто ее написал?
- Дени Дидро. Роман «Монахиня».
- Она у тебя с собой?
- Нет. Она в сундуке, что мы оставили на постоялом дворе.
- Кто дал тебе ее, дитя мое?
- Я не знаю этого человека. Я видела его всего один раз. Он появился и исчез внезапно. Странный молодой человек с нежным женственным лицом и черными пронзительными глазами.
- Почему же ты усомнилась в церкви? – в голосе священника не было строгости, он просто спрашивал.
- Потому что над Сюзанной издевались именем церкви.
- А почему ты усомнилась в боге?
- Я усомнилась в справедливости бога. На проповедях мне всегда говорили, что господь предоставляет человеку право выбора. Но я вдруг поняла, что у меня этого права нет. По словам матушки, у меня два пути: либо замуж, либо в монастырь. Я прочитала о том, что может ожидать меня в монастыре и ужаснулась. Я не знаю, что будет со мной, если я выйду замуж.
- У дьявола, дитя мое, есть много путей ведущих к искушению человека. Но главный путь – это слово. Бог борется за сердца человеческие словом, и дьявол тоже. Не следует молодой девушке читать что-то помимо писания.
- Но ведь «Монахиню» писал не дьявол, а человек.
- «Библию», дитя мое, тоже писали люди. Но слова, изложенные в книгах – суть влияние либо духа святого, либо духа сатанинского.
- Вы хотите сказать, что все, о чем написано в той книге, которую я прочитала – неправда? Но…., - Мария Луиза запнулась. – Откровения Сюзанны…..
- Мужчина писал от имени девушки? – в голосе послышалась усмешка. Неужели этот священник тоже читал роман Дени Дидро? Ведь Мария Луиза не говорила о том, что «Монахиня» написана от имени девушки, – Разве это уже не ложь? Ведь ты, дитя мое, читала откровение не существующего человека. Человека, придуманного этим Дени Дидро.
- Но все было описано так достоверно.
- Писатели, дитя мое, обладают даром, ниспосланным им либо небом, либо преисподней. Они служат либо богу, либо дьяволу. В устах одаренного дьяволом даже ложь звучит, как истина. Не надо обольщаться подобными историями. Они способны только смутить. Ты правильно сделала, когда решила рассказать мне о своих сомнениях. И мне нравится твоя откровенность, - в голосе священника опять послышалась усмешка.
- На исповеди все откровенны, - растерянно сказала Мария Луиза.
- О нет, дитя мое, не все. Часто люди выдают за правду то, что придумали себе и во что поверили. Вера великая сила. Поэтому тебе не стоит терять веру в церковь и бога.
- Но что, же тогда мне делать?
- Жить, исполняя заповеди божьи. И не брать у незнакомых людей книги. А если попадет тебе что-то сомнительное, то ты всегда можешь прийти в церковь и показать то, что собираешься прочесть. Наша миссия в том и заключается, чтобы направлять людей на правильный путь.
- Но, святой отец, мне страшно! Я остаюсь одна среди совершенно незнакомых мне людей. Я выполняю повеление моей матушки и….
- Ты правильно делаешь, что слушаешь свою матушку. И тебе не стоит бояться. Верь, дитя мое, и вера поддержит тебя. Через какое-то время ты познакомишься с незнакомыми тебе людьми, и все будет хорошо. А если у тебя возникнут вопросы, ты всегда сможет прийти в этот собор и поделится с любым священником, который по служению своему окажется в исповедальне. Ты светлая девочка, искренняя и думаю, у тебя все будет хорошо.
- Мои сомнения являются грехом?
- К сожалению, да, - баритон священника звучал теперь печально и совершенно глухо. – Сомнения являются самым страшным грехом. Но ты призналась на исповеди. Раскаиваешься ли ты в своих мыслях? В своем неверии в благость божью?
- Раскаиваюсь, - ответила Мария Луиза, чувствуя, что у нее из сердца словно выпало что-то очень тяжелое.
- Отпускаю тебе грех этот, дитя мое……
Добавлено (06.09.2012, 14:21)
---------------------------------------------
Роман "Орден" Глава 5
5
Из дневниковый записей Марии Луизы
« Голос из Нотр Дам де Пари вернул мне покой. Не знаю, был ли человек, написавший «Монахиню» одержим злым духом. Но исповедовавший меня священник был так добр и не осудил меня. Внезапно ко мне вернулось детское восприятие бога. Это произошло так давно. Я помню красивую книгу о святых и чудесах, строгие лица бородатых мужчин на картинках. И руки моей мамы, держащие книгу. Я вдруг вспомнила, что моя мама когда-то была другой. Нежной. Она прижимала меня к себе и тихим голосом читала. В ее повествовании Ной переводил людей по дну морскому, Илия возносился на небо. А там высоко, высоко почти у самого солнца мне представлялся сияющий седовласый бог.
Я опять поверила в то, что мир может быть прекрасен. Я вдруг устыдилась того, что злилась на маму. Ведь она, бедная, после смерти отца, действительно, оказалась одинокой, заточенной в мрачные стены Санси. Моя мама не хотела той же участи для меня. И сама Жозефина де Сансильмонт надеялась когда-нибудь увидеть высший свет. Разве имею я право осуждать маму за ее мечты? Да, после смерти отца в ней что-то изменилось. Она стала отстраненной, замкнутой, холодной. Но, в конце концов, мама сделала для меня все, что могла при ее скудном финансовом положении. Нашла мне вполне образованную гувернантку мадам Жозани. Смогла собрать небольшую сумму, которая позволит мне некоторое время оплачивать в Версале услуги горничной. Даже сумела завести по переписке дружбу с некой госпожой в Версале, которая, обещала помочь мне, устроится во дворце. Наверное, мне нужно надеяться на лучшее.
Когда мы с мадам Жозани вышли из Нотр Дам де Пари уже стемнело. Нас окружали люди – силуэты, люди – тени. На меня вдруг навалилось ощущение сна и перемещения. Так бывает, когда ты летишь или падаешь во сне. Даже воздух стал каким-то другим. Будто чье-то ледяное дыхание, пробирающее до костей, но такое волнующее. Я смотрела на утонувший в черноте город. Ничего не видно. Только площадь возле собора освещают огни факелов и костров. Я спустилась по ступеням вниз и оглянулась на собор. Казалось каменный колос разделенным на три части фасадом и двумя недостроенными башнями сейчас рухнет и раздавит тебя. Короли покинут аркаду, ангелы унесут деву Марию на небеса, а демоны и чудовищные птицы заберут меня в ад, потому, что я грешница. На площади перед собором пылали костры, десятки костров, люди ходили туда-сюда с зажженными факелами. Что здесь происходит или собирается произойти?»
ХХХ
Возле паперти Нотр Дам де Пари между двумя высоченными палками юноша и мрачный старик натягивали синюю ткань с нарисованными на ней желтыми звездами.
- Мадам Жозани, что здесь происходит? – спросила Мария Луиза
- Комедия Дель Арте, - мадам презрительно поморщилась.
- Что, что, простите?
- Комедия масок! Балаганный театр!
- Здесь будут показывать спектакль?
Никогда прежде Мария Луиза не видела театра. Мама, когда бывала в хорошем расположении духа, рассказывала о спектаклях, которые смотрела много лет назад в Версале. Мадам Жозани называла театральные постановки бесстыжим переодеванием и кривлянием.
- Наверное, - ответила мадам Жозани и потянула Марию Луизу в сторону.
- А что именно здесь будут показывать, - Мария Луиза уперлась, как заартачившаяся лошадь.
- Непристойные вещи! – воскликнула мадам Жозани.
- Я хочу посмотреть.
- Мадмуазель, вы только что вышли из храма божьего. Вы только что исповедались. И хотите увидеть богопротивное зрелище!
- Мадам, - Мария Луиза почувствовала, что начинает злиться. Ощущение эйфории после исповеди постепенно исчезало, - Там, в соборе, вы позволили себе рассказывать мне весьма неприличные истории. А теперь запрещаете смотреть на то, как одни люди развлекают других людей?
Наверное, после этих слов мадам Жозани покраснела. Но Мария Луиза этого не увидела. В свете факелов и костров все лица принимали огненный оттенок.
- Делайте, что хотите, - мадам Жозани развела руки в стороны. – Я доставлю вас в Версаль и уеду! Вы невозможны.
Между тем, ткань уже оказалась натянутой. Юноша и мрачный старик теперь устанавливали опоры пониже и протягивали между ними веревку. Сделав свою работу, они тихо удалились. На их месте через некоторое время оказались два весьма забавно одетых человека.
Один в широкой длинной крестьянской рубахе из мешковины, босой, похоже, весь обсыпанный мукой.
Второй, в белой с разноцветными заплатками блузе, коричневом кушаке и белых, грубо заштопанных цветными лоскутами панталонах. На боку у человека болталась деревянная шпага, на голову была надета шапочка с заячьим хвостом, лицо закрывала черная маска с шишкой на лбу.
Как только эти двое встали перед натянутой со звездами тканью, вокруг них появились люди. Бесцельно слонявшийся по площади народ образовал теперь вокруг ряженых полукруг. Стало тесно.
- Пойдемте от этого балагана! – мадам Жозани больно вцепилась в руку Марии Луизе.
- Никуда я не пойду, - уперлась маркиза.
- Вы собираетесь стоять посреди этого сброда и смотреть?!
- Да.
Человек в крестьянской из мешковины рубахе повернулся к зрителям и скорчил такую печальную, трагичную рожу, что вызвал у толпы истеричный хохот.
- Чего ты кривишься, Пьеро. Аль Коломбина не дает?
- Мне Коломбина не дает который год, - ответил тот, кого назвали Пьеро. – А ты, паршивый Арлекин, как не крути, а сам один!
- Мне Коломбина скоро даст. И будет свадебка у нас. А ты, Пьеро, в рванине будешь не нужен ей и этим людям. Ты стар, зануден и дурак.
- Ты сам хромаешь кое-как. Убогий скрюченный червяк!
Вместо ответа Арлекин влепил Пьеро оплеуху. Тот бросился на Арлекина с кулаками, но наткнулся на деревянную шпагу.
- Куда ты лезешь, рваный черт?! До драки не дорос еще. Не одолеешь даже кошку, уже подросшую немножко!
Из-за натянутой ткани вышел мрачный старик, вручил Арлекину кошку и удалился. Кошка мяукала, вертела хвостом и все пыталась оцарапать того, кто ее держал. Арлекин бросил кошку прямо в лицо Пьеро. В свете факелов было видно, как животное оцарапало комедианта.
Пьеро с размаху грохнулся на землю и разрыдался.
- И почему мне не везет, который год, - сказал он, и его реплика потонула в смехе.
Арлекин, победно задрав голову, стоял над Пьеро.
И тут к зрителям вышла невысокая худенькая девочка лет десяти в красной блузке и короткой желтой юбке. Толпа заулюлюкала. Девочка посмотрела на людей большими грустными глазами.
- Не ссорьтесь, прошу вас. Я ссор не люблю. Я лучше вам танец сейчас подарю.
Не успела Мария Луиза моргнуть, как девочка оказалась на натянутой между опорами веревке. Мрачный старик достал, словно из воздуха скрипку и заиграл.
Она кружила над землей, как ночная бабочка. В свете факелов веревку было плохо видно и казалось, что девочка танцует в воздухе.
Каждый раз, когда девочка подпрыгивала, выполняя сложные пируэты, Мария Луиза замирала от страха. Ей казалось, что артистка вот-вот упадет. Но девочка не падала. Она продолжала летать, завораживая зрителей своим танцем.
«Жертва или возлюбленная? Кем тебе суждено стать?»
Кто это сказал? Мария Луиза четко услышала, что кто-то произнес эту фразу ей прямо в ухо. Маркиза посмотрела вокруг себя, но увидела лишь разгоряченные зрелищем лица. Глаза этих лиц горели вожделением и восхищением.
«Жертва или возлюбленная?»
Внимание Марии Луизы привлек мужчина с тяжелым, словно приговор взглядом и резкими чертами лица в сером плаще.
Марина Новиковская
Авторская библиотека
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-3697-1
Сообщение отредактировал pantera2 - Четверг, 06 Сен 2012, 14:24 |
| |
| |
