|
Талисман
|
|
| Volckov | Дата: Вторник, 29 Май 2012, 19:04 | Сообщение # 1 |
 Житель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 1171
Награды: 54
Репутация: 118
Статус:  | Борьба разума и чувств - тема не новая в литературе. Однажды мы с Консуэло заспорили насколько мужчина и женщина по-разному воспринимают этот мир. Спор окончился со счетом 0:0, потому что каждый остался при своем мнении. Зато мы решили пойти опытным путем и выступить в роли творцов: договорились создать двух героев (естественно, мужчину и женщину), жизненную ситуацию, которая свела бы их вместе, и посмотреть, что из этого получится... Мы не претендуем на создание литературного произведения, и намеренно не продумали четкой сюжетной линии. Ведь когда невозможно предугадать поведение героев оппонента, создается иллюзия реальности. Эпиграфом мы подобрали строку из «Гранатового браслета» А.Куприна: «Подумай обо мне, и я буду с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга только одно мгновение, но навеки..." (Если честно, я бы выбрал что-нибудь вроде: «Подумай обо мне, находясь на грани отчаяния…» Но это Rolling in the Deeр, думаю, Куприн более приемлем).
Итак, место действия – Пятигорск второй половины XIX века…
1
Весенняя ночь была особенно хороша. Тонкий месяц рожками указывал на темную, лохматую шапку Машука. До города осталось не более десяти верст. Дорога к Пятигорску петляла и извивалась, подобно змее, и то и дело заставляла опасно крениться на ухабах легкую коляску с откинутым верхом. Коляска была на редкость скрипучей и стонала так, словно готова была вот-вот развалиться. Правил ей извозчик – щуплого вида мужичонка. Он опасливо втягивал голову в плечи и время от времени начинал что-то бормотать – то ли молился, то ли грозил кому-то запоздалыми проклятиями.
В коляске сидели две дамы, ехавшие - как можно было догадаться по числу чемоданов, связанных веревкой в багаже - на лечебные воды. Одежда выдавала в путешественницах утонченных и богатых особ. Одна была совсем юная барышня, тоненькая, в белом муслиновом платье и широкополой шляпке, украшенной бантами и цветочками, другая – постарше, должно быть, ее маменька, дородная, круглолицая женщина, в чепце из контрабандного китайского шелка и ирландских кружев.
В то время, как маменька дремала, роняя голову на мощную грудь, барышня с любопытством поглядывала из стороны в сторону, любуясь окрестностями.
Окрестности, надо сказать, и в самом деле были дивны. Запахи трав и цветов кружили голову, теплый весенний ветер чуть шевелил серебристые кроны тополей, росших по обеим сторонам дороги. Барышня чуть сдвинула на затылок шляпку, отчего стали видны черные, завитые по последней моде кудри, обрамлявшие миловидное личико. Достав из поясной сумочки зеркальце, девушка погляделась в него, поправляя брошку на воротничке. Черты ее лица были, пожалуй, немного резковаты – носик с небольшой горбинкой, слишком дерзко вздернутая верхняя губка, слишком упрямый подбородок, но глаза затмевали остальные черты - опушенные длинными ресницами, темные, огромные, влажные, они сияли, будто у ребенка перед Рождественской елкой.
До Пятигорска оставалось восемь-девять верст, когда ночную тишину, нарушаемую лишь скрипом колес, потревожили тихие птичьи трели. Наверное, какая-то птица, проснувшись задолго до рассвета, решила напомнить природе о себе, и потребовать скорейшего начала дня.
Едва слышный свист произвел на дам странное действие. Барышня перевела на маменьку сияющие глаза, и даже в темноте было заметно, как загорелись ее щеки. Маменька, в очередной раз уронив голову на грудь, сладко всхрапнула, в то время, как пальцы ее правой руки дважды стукнули по бортику коляски. Один только извозчик не проявил никаких признаков движения. Не было слышно и привычного бормотания, но это, видимо, объяснялось тем, что нижняя челюсть нашего колесничего тряслась, как у паралитика, не попадая зубом на зуб.
Ухабов на дороге стало больше, и пришлось придержать лошадей. Едва коляска замедлила ход, как из кустарника, росшего здесь особенно густо, появилось несколько теней. Одна из них метнулась к лошадям и ухватила их под уздцы, пригибая мордами к земле. Еще одна тень, вооруженная огромной сучковатой дубинкой, открыла дверцу коляски и довольно крякнула.
- Что, мамзели, доездились? Готовь кошельки, коли жизнь дорогА, - сказала тень хрипло и превратилась в дюжего мужика с рожей, вымазанной чем-то черным. Еще две тени бросились на извозчика, схватили его за полы кафтана, за рукава, и в мгновенье ока стащили с облучка. Истошный визг взметнул стаю птиц с ближайших деревьев.
- А ну, тихо! – крикнул мужик с дубинкой и схватил маменьку за юбку, пытаясь вытащить ее из коляски. Маменька очень проворно, и с неожиданной силой, ударила его в ухо, отчего мужик пошатнулся и замотал головой, но юбки престарелой амазонки не выпустил. Маменька, нанесла мужику второй, не менее сокрушительный удар, и хитрым приемом схватила его за шею, вывалившись из коляски и придавив бандита всем своим дородным телом к земле.
Барышня тем временем задрала муслиновый подол и перемахнула через бортики коляски, явив не белоснежные кружевные панталончики, а новомодные мужские брюки со стрелками. Приняв боксерскую стойку, она несколькими точными ударами отправила в нокаут бандитов, схвативших извозчика. Освобожденный извозчик отполз на четвереньках на безопасное расстояние, и немедленно прекратил визжать. Маменька тем временем уже сидела верхом на чернолицем мужике и заканчивала вязать ему «калачом» руки.
- Помощь нужна, ваше благородие? – гукнула она басом.
- Веревку брось! – приказала барышня совершенно не женским голосом, делая шаг по направлению к четвертому бандиту. Это был грязный, бородатый цыган. Раскрыв рот, он смотрел на развернувшуюся перед ним баталию, и, заметив, как блеснул кастет на ручке барышни, поскорее дал деру, решив, что его скромная персона ничем не сможет помочь схваченным подельникам. Барышня ринулась было в погоню, но запуталась в длинных юбках и вынуждена была вернуться к поверженным противникам. Преследовать грабителя в такой темноте было бы глупостью.
Сняв с чемоданов бечевку, которая крепилась лишь для вида, барышня и маменька в два счета связали незадачливых преступников, применили по назначению заранее заготовленные кляпы, а потом погрузили всех троих в коляску, брезгливо отряхивая руки от сажи, которой в целях конспирации были густо вымазаны физиономии бандитов.
Вскоре скрипучий транспорт продолжил путь. Дамы шли пешком, время от времени заглядывая за бортик, чтобы проверить свою добычу, а извозчик семенил возле лошадей, теперь в открытую жалуясь на судьбу:
Вот прямо скажу, ваше благородие, - причитал он плаксивым голосом, - вот недоволен я вами. Жил себе и жил, служил потихоньку, и – получи крендель к именинам! – вы на мою голову свалились! И пошло-поехало!.. Моя работа какая?.. Протокольчики писать, бумажки всякие, а вы меня вместо этого на душегубов проклятых бросаете! Христа бы побоялись, ведь не отмолитесь потом, если – не приведи Господь! – деток моих малых без кормильца оставите!..
- Смотрите-ка, вспомнил еврей Бога, - фыркнула маменька, снимая с коротко остриженной, круглой, как арбуз, головы чепец и обмахиваясь им. – Ты ж не православный, Абрам? И если жуликов боишься, зачем в городскую стражу шел? Надо было в тюрьму, охранником – спокойно, тихо, тепло…
Абрам обиженно замолчал, а маменька и барышня переглянулись и дружно расхохотались. Абрам Доронович Коган был человеком крайне трусливым и крайне жадным. При выборе профессии трусость и жадность долго боролись в его еврейской душе, после чего победила-таки жадность – жалование в страже было больше, нежели у младшего надзирателя.
- Вот и поймали голубчиков, - пробасила маменька, поглядывая – как бы не освободились! – на связанных бандитов. – Один сбежал, да это ненадолго! Как думаете, Михаил Иванович, нам за них орден дадут или жалованье прибавят? Ведь не простых карманников поймали! Сколько они людей погубили, душители эти! Одних извозчиков человек двенадцать, верно? Не считая пассажиров…
- Посмотрим, Осип Никифорович, - ответила барышня, оказавшаяся Михаилом Ивановичем. – Надо их сейчас в тюрьму отвезти, пусть Кривопалов их допрашивает, это уже не наша с тобой забота. А Абрам протокольчики писать будет. Верно, Абрам?
Маленький еврей на шутку не ответил, и подхлестнул лошадей, чтобы шли живее.
Подходя к Пятигорску, наша троица поспешила привести себя в надлежащий вид. Абрам Доронович снял потрепанный кафтан, Осип и Михаил Иванович стащили с себя женские туалеты и запихнули их в один из сундуков. Причем, оказалось, что черные кудри Михаила Ивановича были не фальшивыми, а его собственными. Не по мужски длинны, не по-женски коротки, они придавали молодому человеку схожесть с Ленским. Влюбчивые курортные барышни считали это ужасно романтичным, так же, как и вежливую холодность пятигорского Ленского. Ему приписывали трагические романы, ссылку за страсть к одной важной даме, имя которой многозначительно замалчивалось, или, напротив, поездку на воды за предметом своей любви, где «она умерла у него на руках, и он поклялся никогда…»
Михаил Иванович Морозов, городской надзиратель, знал о подобных слухах, но относился к ним как к мелочи, не стоящей внимания. В 25 лет все его мысли были направлены к устроению собственной карьеры, поимке злодеев, вычислению грабителей, разбойников и убийц. Отец его, бедный коллежский регистратор, не смог накопить денег на образование сына. Служба принесла ему только личное дворянство, не распространявшееся на потомство, и, к огромному огорчению Морозова-старшего, подобная участь не ждала его сына – в 1845 году указ о даровании дворянского титула был отменен и приносил лишь «почетное гражданство». Посему мальчик не попал в гимназию, а обучался дома, под присмотром маменьки. Судьба не преподнесла ему на блюдечке подарков в виде богатых родственников или счастливого случая, зато одарила терпением, известной долей тщеславия и упорством, достойным Александра Македонского. Помогая днем отцу, а ночью корпя над учебниками, он сдал экстерном экзамены в Петербургский университет, и, блестяще окончив его, обратил на себя внимание частного пристава города Пятигорска, заехавшего в Петербург по делам, и присутствовавшего на выпускных испытаниях студентов. Пристав знавал когда-то Морозова-старшего, ценил его за честность и ум, поэтому порекомендовал юношу в помощники надзирателю. Так наш герой попал на Кавказ. Через год надзиратель ушел на заслуженный отдых, занявшись строительством жилых домов в Пятигорске, а его место занял «молодой, перспективный Пинкертон» - как называл Михаила Ивановича его непосредственный начальник.
Служба захватила Михаила Ивановича полностью. К делу он подходил старательно, творчески и с неизменным успехом. Коллеги приписывали все случайностям и фортуне, когда узнавали, что городской надзиратель вновь нашел карманника, конокрада или беглого, промышлявшего нам дорогах разбоем. Сам же он – неизменно спокойный, сдержанный, но с каким-то лукавым, «медвежьим» добродушием - объяснял все трудолюбием и наблюдательностью. В его подчинении находились двое служащих – старший и младший надзиратели, а также – в особо важных случаях – разрешалось задействовать силы городской стражи.
В своем маленьком рабочем кружке Михаил Иванович царил и властвовал. Старший надзиратель Осип Никанорович смотрел начальнику в рот, и если случалось ему говорить о надзирателе Морозове, выдавал только одно: «Да уж, голова-а…» - снимал фуражку и вытирал лоб огромным клетчатым платком. Меньше превозносил его еврей из городской стражи – уже знакомый нам Абрам Коган, что, однако, не мешало ему таскаться во все опасные мероприятия вместе с Михаилом Ивановичем, и даже убедить его в собственной полезности: никто лучше Когана не мог обыскать квартиру или незаметно вести наблюдение за интересной для полиции личностью. Как уже было сказано, жадность побеждала в нем трусость, но к чести Михаила Ивановича, он смог направить данный порок в русло полезности для общества.
Сообщение отредактировал Volckov - Вторник, 05 Июн 2012, 17:52 |
| |
| |
| Консуэло | Дата: Вторник, 29 Май 2012, 19:35 | Сообщение # 2 |
 Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2225
Награды: 69
Репутация: 104
Статус: | $IMAGE1$
II
Вечерами к предгорьям Машука спускались тучи и поили землю теплым дождем; тучи, огромные, черноглазые, величественно глядели на петляющие тропки, на дрожащие аллеи и тоненькие липы, которых дождь горячими поцелуями клонил к земле. Цветники, густо растущие вдоль бульваров, поражали обилием запахов; сердце усыпляла блажь, оно покорялось, освобождалось от будничной суеты и предавалось покою. Мир казался невероятно чистым, светлым, люди добрыми и ласковыми, а тяжесть в глазах – диковиной. С такой тяжестью глядела на шумящий ручей одна тоненькая особа, прижимаясь глазами к холодной воде. Каштановые волосы локонами прилегали к спине; шелковое платье лилового оттенка делало ее легкой, неземной, и создавалось впечатление, что она парит в воздухе и целует ее на ночь в лоб не мать, а сами ангелы. Казалось, что руки свои она моет не простой водой, а жемчугами, оттого они такие белые и хочется бесконечно касаться их губами; что глаза ее в ночи горят синим пламенем и в этом пламени божье провидение с его чистотой и святостью. Если она возьмет вас за руку, вы почувствуете сильное жжение, защемит в сердце и ураганный ветер закружит в сознании… Будьте осторожны.
То была Софья Николаевна Касторина – дочь Николая Алексеевича, сибирского купца, который последнее десятилетие жил в Пятигорске и пил целебную воду. Софья, покорная и ласковая, с робким взглядом, боялась отца, считая его неприкосновенным, во всем полагалась на его волю и каждое воскресенье молилась за него в церкви. Мать, Анна Георгиевна, сильная, властная женщина, была чужой ей по духу, но Софья Николаевна целовала ей руки перед сном и была счастлива, что имеет именно такую мать. Беседы их не были долгими и проникновенными, глаза матери всегда с укором глядели на дочь, однако та принимала все как должное, стараясь не обращать на это внимания. Софья горячо любила обоих, и ей казалось, что ее личное счастье зависит только от них, и что родительское благословение священнее божьего.
- Ты плохо выглядишь, - сказала Анна Георгиевна, поправляя свое алое платье с длинными рукавами, расшитое жемчужными нитями. – Егор Семенович не должен видеть этой бледности…ты плохо спишь? Что с тобой?
Софья Николаевна опустила голову и устремила взор на подводные камни.
- Калокольский это твое все, - настойчиво говорила мать, - это благородный, состоятельный человек, с которым ты никогда не узнаешь горя.
Дочь хотела было возразить, но передумала.
- После свадьбы он собирается взять тебя с собой в Италию…разве это плохо? Ты должна быть благодарна судьбе за то, что он обратил внимание именно на тебя!.. У них с отцом фабрика, три дачи в Кисловодске, которые они сдают внаем и получают неплохую прибыль. Ты должна быть благодарна…
Софья Николаевна подняла свои синие глаза, но переполняла их не радость предстоящей свадьбы, а томленье и горечь.
- Я благодарна, - чуть слышно произнесла она. – Если Богу так угодно, разве я могу противиться? Егор Семенович мой будущий муж, и я буду отвечать ему той же теплотой, с какой смотрит на меня он, когда пьет у нас чай.
Мать кивнула головой и предложила пройтись по скверу. Домой, на Парковую, они вернулись в шестом часу вечера, когда в гостиной подавали кофе, мармелад и сливовое варенье. За столом сидели отец, старшая сестра Дарья Николаевна, ее муж Максим Савельевич Гольнев и Егор Семенович Калокольский. Николай Алексеевич, невысокий, с коротко стриженой бородкой, в короткой синей поддевке и мешковатых шароварах, с некоторым отчуждением встретил младшую дочь, словно она провинилась, и ждало ее суровое наказание. У него был грозный взгляд, серые глаза всегда горели, и, казалось, огонь их велик и беспощаден.
- Егор Семенович открыл у себя в доме магазин, - начал он твердым тоном, - в воскресенье после обедни он приглашает нас к себе.
Дочери переглянулись и оглядели стол. Принесли самовар.
- Знаю, что таких магазинчиков в городе полно, - сказал Калокольский, бросив взгляд на Софью Николаевну. – Однако я привезу из Италии дорогие холсты и ткани, надеясь выиграть этим конкуренцию.
- В лавке Опылевых полно шелка и сукна. Не берите шелк, - добавила Анна Георгиевна, - возьмите какие-нибудь иностранные мелочи, чтобы удивить русского человека.
Она всегда старалась быть умной собеседницей, не боялась спорить с мужчинами, говорила прямо, без недомолвок. Анна Георгиевна мечтала поехать заграницу, и, порой, глядела на дочь, не скрывая зависти.
- У них не магазин, а целый базар, - вставила Дарья своим грубоватым голосом. – Чего там только нет! И фарфоровая посуда, и меха, и закуски… Оттого у них всегда много клиентов.
Отец и Калокольский согласились с ней. После некоторого молчания Егор Семенович произнес:
- В пятницу у нас будет вечер. Приглашена Антонина Михайловна, она недавно окончила училище, и будет петь. Она будет рада вас видеть.
- И стихи будут? – спросила Софья Николаевна, застенчиво улыбаясь.
- И стихи. Мы будем вас ждать.
Николай Алексеевич поблагодарил его, и стали прощаться. Вскоре Калокольский уехал, Софья Николаевна поднялась в свою комнату, Дарья с мужем ушли гулять.
Софье шили свадебное платье. Каждый день приходила портниха и делилась с ней новыми идеями, а она чувствовала себя в этом платье заживо сожженной, потерянной и несчастной. Зеркала казались демонами, свое лицо наша героиня теперь ненавидела и, плача тайком по ночам, просила у Бога надежду…надежду полюбить Калокольского также преданно, как он любит ее. Однако сердцем владела пустота, надсмехалась над ним, и оно гибло… Оставалось совсем чуть-чуть, и она наденет свадебное платье, представ перед Калокольским невестой. Отец и мать будут счастливы, и, глядя на их взволнованные лица, она ощутит невероятное сердцебиение… А после? После муж увезет ее в свой дом, затем в Италию, и смородина, цветущая в их саду, останется позади, но ее тонкий запах еще долго будет тревожить сердце…
|
| |
| |
| Консуэло | Дата: Вторник, 29 Май 2012, 19:37 | Сообщение # 3 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2225
Награды: 69
Репутация: 104
Статус: | 
Софья Николаевна Касторина 
Сообщение отредактировал Консуэло - Вторник, 29 Май 2012, 19:38 |
| |
| |
| perevyazko53 | Дата: Среда, 30 Май 2012, 22:51 | Сообщение # 4 |
 Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 2685
Награды: 75
Репутация: 86
Статус: | Volckov, Дань ...ЛИХО закручено и притом очень интересно...что же дальше..ЕСТЬ ДИНАМИЗМ...ОСТРОТА...точность суждений.!!!!!!
Только ...Дань...извини...а почему у тебя батист контробандный? Во второй половине 19 века...его свободно ввозили из Франции. После падения империи Бонапарта, Россия свободно ввозила вина, текстиль...
Бати́ст (из фр. batiste) — тонкая, полупрозрачная льняная или хлопчатобумажная ткань полотняного переплетения, вырабатываемая из кручёной пряжи высоких номеров (наиболее тонкой). Батист выпускается отбелённым, мерсеризованным, гладкокрашеным и набивным. Употребляется для женского белья, летних платьев, блузок, а также как полуфабрикат для изготовления кальки.
Выделывается преимущественно в Северной Франции и Бельгии, из самой тонкой льняной пряжи. Сама культура льна обставляется при этом особыми заботами. Лучший батист из окрестностей Валансьена и Камбрэ делается из ниток ручной пряжи, так как фабричный не имеет того лоска, который составляет одно из главных качеств хорошего батиста; он может быть также и бумажным, — значительно уступающий льняному в крепости.
Добавлено (30.05.2012, 22:51)
---------------------------------------------
Консуэло, Volckov, Консуэло, Quote (Консуэло) Софья, покорная и ласковая, с робким взглядом, боялась отца, считая его неприкосновенным,
А вообще друзья смотрите стиль...именно СТИЛЬ ИЗЛОЖЕНИЯ разный...У Саши он мягкий в этом отрывке...более лиричный а у тебя Дань по мужски...энергичный...НО НАПИСАНО ЗДОРОВО!!!! Молодцы.
И пусть всегда, палитрой яркой,
Жизнь как звезда сияет жарко.
Сергей Перевязко
Моя копилка
Сообщение отредактировал perevyazko53 - Среда, 30 Май 2012, 22:54 |
| |
| |
| Volckov | Дата: Четверг, 31 Май 2012, 09:39 | Сообщение # 5 |
|
Житель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 1171
Награды: 54
Репутация: 118
Статус: | Сергей! Спасибо про батист! Скажу по секрету: я вообще в тканях не разбираюсь. :-) :-) :-) А что могли привозить контрабандой?..
По поводу стиля мы с Сашей так и задумали: ее мягкость и моя энергетика. :-) Взгляд женщины и мужчины на одни и те же жизненные ситуации. :-)
Добавлено (31.05.2012, 09:39)
---------------------------------------------
3
Утро в Пятигорске еще даже не начиналось - только думало начинаться, а господин Кривопалов, состоявший в должности стряпчего по уголовным делам, находился на службе, в кабинете, расположенном в здании управы благочиния, и пребывал в состоянии, которое можно описать, как паническое. И не мудрено было испытывать панический страх этому важному чиновнику – вот уже второй год, как в окрестностях Пятигорска (милейшего городка!) орудовала шайка «душителей». Впервые они заявили о себе прошлой весной. Тогда на дороге к Пятигорску была найдена первая жертва – извозчик Антипов. Сначала его не опознали, потому как пролежал он в кустах, на обочине дороги, куда его сволокли бандиты, около недели. Несчастного обобрали до нитки, сняв даже исподнее. Только на шее – как визитная карточка убийц – была затянута веревка. Пропали лошади и коляска Антипова, найти их так и не удалось. Новость всколыхнула городок, а через неделю был найден еще один труп, а потом и еще… Бандиты уже не прятали убитых, а бросали на дороге, воодушевившись, должно быть, первым успехом и войдя во вкус. Жертвы были раздеты догола, на шее у каждого болталась веревка, бесследно пропадали коляски и лошади.
Вся полиция была поставлена на ноги, проведено около 50 облав по притонам и в домах скупщиков краденного, но ничего, даже самой маленькой зацепочки обнаружить не удалось.
Лето прошло спокойно, а осенью, когда извозчики снова начали возить в Пятигорск курортников, убийства повторились. Зарвавшиеся бандиты нападали почти каждую неделю. Теперь они начали охоту не только на извозчиков, но и на пассажиров, выбирая те коляски, в которых ездили дамы. Скандал с московской графиней Стрепетовой, которой вздумалось ехать в Пятигорск в ночную пору, чтобы полюбоваться окрестностями в лунном свете, стоил прежнему городскому надзирателю должности – его тут же отправили на пенсию. Зима прошла, и новая весна принесла Кривопалову новые беспокойства. Он понимал, что если бандиты продолжат убийства (а то, что они продолжат, стряпчий не сомневался), то следующим на заслуженный отдых будет отправлен сам господин Кривопалов, к чему последний в ближайшие лет пять совершенно не был готов. Госпожа Кривопалова только-только разрешилась седьмым по счету отпрыском, и всячески намекала мужу, что малютке необходима новая кроватка, а ей самой – пара-тройка новых туалетов, так как в прежние платья она влезает с трудом.
Вся надежда стряпчего по уголовным делам была обращена к новому городскому надзирателю – Мише Морозову, который отличался оригинальным подходом к расследованию дел. На его счету числилось много удачных расследований, поэтому на собрании управы благочиния по выборам городского надзирателя Кривопалов порекомендовал Морозова, высказавшись о его кандидатуре более чем лестно.
Взявшись за дело с обычным рвением, надзиратель Морозов предложил хитроумный план – переодевшись со своим помощником женщинами, он катался в коляске по ночам по дороге к Пятигорску, надеясь, поймать душителей, так сказать, «на живца». Курортный сезон начался, осторожные извозчики старались не ездить опасной дорогой по ночам, морозовские вылазки не приносили плодов, а трупы продолжали появляться. Бандиты перестали прятаться под покровом ночи и убили еще двух извозчиков средь бела дня. Кривопалов перестал спать. Бессонница мучила его, а едва он закрывал глаза, ему чудилось одно и то же – почетные проводы на пенсию, слезы и причитания жены, плач голодных малюток. Он упросил Морозова участить поездки в дамских туалетах, и каждый раз ждал его возвращения, беспокойно шатаясь по кабинету.
Пройдя в очередной раз привычную дорожку от окна к двери и обратно, Кривопалов посмотрел на небо, отмечая, что, верно, к ночи пойдет дождь. Осторожный стук в дверь заставил его сердце заколотиться, словно сумасшедшее. Открыв двери, Кривопалов увидел Морозова Михаила Ивановича собственной персоной. Лицо надзирателя было усталым, но довольным.
- Как успехи?.. Неужто, поймали? – с придыханием спросил Кривопалов, хрустя от волнения пальцами.
Михаил Иванович кратко доложил ему о проделанной операции и сообщил, что жуликов увезли в местную тюрьму.
- Герой! – Кривопалов в порыве благодарности заключил молодого человека в объятия и облобызал. – Все, бегу в тюрьму! А вам, – орден! Самолично напишу в Петербург! Сколько раз вы с Осипом туда-сюда мотались? Раз десять-пятнадцать?.. А теперь – спать! Сегодня на службу даже не появляйтесь, без вас справимся. Осипу тоже выходной, и кто там с вами был…
- Как скажете, Александр Степанович, - Морозов коротко поклонился, щелкнув каблуками.
Они вместе вышли из управы благочиния и разошлись в разные стороны. Кривопалов вприпрыжку помчался в тюрьму, допрашивать бандитов, а Михаил Иванович побрел к дому, с наслаждением вдыхая ароматный воздух Пятигорска. Было около четырех часов, и улицы пустовали.
Пройдя вдоль липовой аллеи, Михаил Иванович обратил внимание на дом купца Касторина. В окнах, не смотря на ранний час, горел свет. Весь город знал, что младшая барышня Касторина вскоре обвенчается с Калокольским, самым богатым жителем Пятигорска. Готовилось нечто грандиозное, о чем болтали на всех углах. Михаил Иванович слышал об этом, но не придавал особого значения. Его мало занимала жизнь знатных горожан. Основной интерес он испытывал к жителям Нижнего города и Кабардинского квартала. Там проживали отбросы общества: рабочие, малоимущие, проститутки, карточные шулеры, воришки и кое-кто пострашнее. О них-то и думал молодой надзиратель, подходя к дому.
Сдача жилья внаем в городе Пятигорске была едва ли не единственным, но точно – самым доходным делом. В сезон цены подскакивали до 250 рублей в месяц, а при особо благоприятных обстоятельствах – и до 300. Казенное жилье Михаила Ивановича было не особенно роскошным, но достаточно удобным. Сдавала его статс-дама Маханькова Глафира Андреевна, похожая в платье с турнюрами на объевшуюся, важную гусыню. По-приезду, после тесной родительской квартирки в Петербурге, казенное жилье казалась молодому человеку едва ли не сказочным дворцом. Позже, побывав в домах именитых горожан, куда он был вхож по роду деятельности, он понял, насколько были жалкими его собственные «хоромы». Другое дело, что надзиратель Морозов не страдал оттого, что спал не на перине, а на казенном матрасе, и ел на завтрак сухую вчерашнюю слойку, а не свежайшую выпечку от знаменитого местного кондитера Духова. Беспорядка в бумагах и в делах он не терпел, но даже не замечал, если горничная неделями не стирала пыль с подоконника и стола. Личных вещей у него было немного, книг он не читал, полагая, что все нужное изучил в детстве. Одевался просто, имея всего две перемены гражданского платья и мундир.
На улицах уже раздавались голоса ранних пташек – курортников, спешивших принять ванны, когда Михаил Иванович, наконец-то, рухнул в постель, блаженно потягиваясь. Он тут же провалился в сон, испытывая огромное удовлетворение от выполненного долга. Сон ему снился тревожный, неясный. Снова и снова перед ним появлялись лица, перемазанные сажей, и двое бандитов в лохмотьях стаскивали верещавшего Абрама с кОзел…
Проснувшись под вечер, Михаил Иванович продолжал лежать в постели, уставившись в потолок.
Начался дождь. Он, крадучись, пробежался по крышам, добежал до липовой аллеи, и уже тут пролился со всей мощью, на которую оказался способен.
Что-то не нравилось Михаилу Ивановичу в пойманных бандитах. Как-то слишком доморощенно, топорно они сработали. И потом – почему разбойники не набросили на извозчика и пассажиров веревку, как делали при прошлых убийствах? А если… это не те душители?
Мысль была неприятной. Михаил Иванович перевернулся с боку на бок, но спать уже не хотелось. Неужели, они поймали не тех? Стало быть, в округе появились другие любители легкой наживы? Или наслышались о «подвигах» и решили под шумок ограбить пару-тройку колясок? Сев на кровати и сунув руки под мышки, Михаил Иванович еще раз воспроизвел в памяти действия напавших на его коляску. Чем дольше он размышлял, тем больше приходил к выводу, что к душителям пойманные им проходимцы не имели никакого отношения.
Спать не хотелось. Морозов потер подбородок, прикидывая время. Потом он прислушался. В доме стояла гробовая тишина. Приходящая горничная, должно быть, уже ушла. Сторож, как всем было известно, предпочитал ночью из своей коморки не выходить, находя утешение в компании с бутылкой сливовой настойки.
Откинув крышку сундука, стоявшего в углу комнаты, Михаил Иванович достал оттуда драную на локтях женскую кофту, калоши, старые-старые солдатские штаны, украшенные многочисленными заплатками, картуз с треснувшим козырьком, и быстро переоделся. Куском пемзы он натер щеки, нос и подбородок, а потом зачерпнул горсть земли из цветочного горшка с геранькой, которую ему принесла горничная «для украшения». Вымазав лицо и волосы, и выждав немного, Михаил Иванович умылся в рукомойнике, после чего с удовольствием оглядел собственную физиономию, отразившуюся в зеркале. На него смотрел не строгий городской надзиратель, а бродяга с красным, неровным, словно после болезни оспой, лицом. Волосы висели противными сальными прядями и были совершенно неопределенного цвета. Завершающим штрихом послужил линялый шарф, который Михаил Иванович намотал в несколько витков вокруг шеи.
Выскользнув из дома, новоявленный бродяга сунул руки в карманы и поплелся в сторону Нижнего города, время от времени сплевывая прямо на мостовую и напевая под нос песенку о прелестнице Маше, которая любит гостей. Редкие прохожие, попадавшиеся навстречу, спешили перейти на другую сторону улицы и вполголоса возмущались, куда это смотрит полиция.
Михаил Иванович поспешил убраться из центральной части города, опасаясь, что будет схвачен собственными же подчиненными. Пока о его похождениях знал один только Абрам, и просвещать кого-то еще молодой человек не хотел. Возле дома Касториных он встретил экипаж Калокольского. Видимо, жених возвращался домой после визита в дом невесты. Разминуться не было возможности, поэтому Михаил Иванович стянул картуз и, не вынимая руку из кармана, крикнул:
- Барин! Подайте копеечку, вам не убудь. А не жаль – так мне сойдет и рупь!..
Извозчик обругал нахала последними словами и пригрозил кнутом, если не отойдет. Пожав плечами и водрузив картуз на голову, Михаил Иванович прошел мимо коляски, пряча лицо в шарф. Постепенно мостовую под его ногами сменил щебень, а потом и грязь.
Улицы Нижнего города, в отличие от центральной части Пятигорска, только-только начинали свою жизнь. Была слышна грубая речь, перемежавшаяся отборной бранью, смех проституток, подыскивавших клиентов. Михаил Иванович чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Первым делом он заскочил к знакомой солдатке, занимавшейся скупкой краденного. Это была дородная, молодая еще женщина, с простым и в чем-то даже приятным лицом. Она воспитывала троих детей, и Михаил Иванович жалел ее. Благодаря его стараниям, потерпевшие выкупали у Серафимки вещи по дешевой цене, и все были довольны – и владельцы, и солдатка, и городской надзиратель, которому Серафимка время от времени предоставляла нужные сведения.
Зайдя в тесную комнатушку, где Серафима месила тесто, а из-за занавески слышалось тонкое детское посапывание, Михаил Иванович кашлянул, привлекая внимание хозяйки.
- Сегодня не подаю, - устало сказала женщина, поднимая на гостя глаза. – Иди, мил человек, детки у меня спят.
- Неужто, не узнала, Фима? – со смехом поинтересовался Михаил Иванович, сдвигая картуз на затылок.
- Ваш благородь! – ахнула солдатка, поспешно бросая тесто и вытирая фартуком руки. – Да как вас признать?.. Чисто, убивец какой!
- Покажи, что купила, - сказал Михаил Иванович, уже привычно подходя к огромному коробу, куда Серафимка сбрасывала краденное.
Та с готовностью показала содержимое, вывалив вещи на кровать. Просмотрев все, надзиратель покачал головой. Похищенные вещи задушенных он знал наперечет, но ничего похожего не нашлось.
- Ладно, живи пока, - кивнул он Серафиме. – Потом как-нибудь зайду.
- Спасибо, ваш благородь, захаживайте! – она проводила его до дверей и подмигнула напоследок.
После солдатки путь Михаила Ивановича лежал в сторону маленького кабачка, где собирались самые отъявленные негодяи Пятигорска. Там никто не обратил внимания на бродягу, который достал затертый медяк и попросил водки и соленый огурчик на закуску.
Примостившись в уголке, Михаил Иванович залпом опрокинул стопку, поморщился, залихватски крякнул, закусил огурцом и приготовился слушать. Вся его работа, как справедливо замечали коллеги, состояла из «счастливых» случаев. Информация попадала к нему неожиданно, иногда вопреки здравому смыслу и теории вероятности. Но сам Михаил Иванович считал, что все счастливые случайности закономерны. Хочешь найти больше, говорил он Осипу, расширь границы поиска. Этим он сейчас и занимался – расширял границы поиска.
Сунув руки под мышки, наш бродяга надвинул картуз на глаза, привалился к стене, и словно уснул. Сидевшие рядом могли бы при желании услышать легкое посапывание, но никто не заинтересовался еще одним посетителем притона.
Так Михаил Иванович провел не меньше часа. Сегодня ему не повезло - поблизости не было никого, кто заинтересовал бы полицейского. Люди пили, ели, ругались, иногда принимались драться, и ни разу обмолвились о поимке душителей.
Домой он брел с легкой головной болью, уставший, и недовольный. Выходной день подошел к концу, и завтра ему предстояло приступить к допросам вместе с господином Кривопаловым.
Сообщение отредактировал Volckov - Воскресенье, 01 Сен 2013, 06:07 |
| |
| |
| perevyazko53 | Дата: Четверг, 31 Май 2012, 15:10 | Сообщение # 6 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 2685
Награды: 75
Репутация: 86
Статус: | Volckov, Дань...если верить более поздним публикациям на тему КОНТРАБАНДЫ, то в начале этого века...из-за договоренности между Наполеоном и Александром..вводилась блокада английских товаров и в первую очередь шерсти, в конце 19 века на английскую шерсть были наложены пусть небольшие но довольно "обидные" таможенные сборы...  , но они зачастую не сдерживали а провоцировали ввоз контрабанды.
И пусть всегда, палитрой яркой,
Жизнь как звезда сияет жарко.
Сергей Перевязко
Моя копилка
|
| |
| |
| Volckov | Дата: Четверг, 31 Май 2012, 15:46 | Сообщение # 7 |
|
Житель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 1171
Награды: 54
Репутация: 118
Статус: | Все понял. Спасибо за информацию. :-)
Откуда вы все знаете?! :-) :-)
|
| |
| |
| Консуэло | Дата: Четверг, 31 Май 2012, 15:51 | Сообщение # 8 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2225
Награды: 69
Репутация: 104
Статус: | О-о, Сеrгей, благодаrю Вас за пrочтение)))) непrикосновенным - имела в виду, что для Софьи отец, словно Бог, - таких, как он нет, и воля его священна, непrикосновенна))))). 
|
| |
| |
| perevyazko53 | Дата: Четверг, 31 Май 2012, 16:06 | Сообщение # 9 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 2685
Награды: 75
Репутация: 86
Статус: | Консуэло, Спасибо...понял...
И пусть всегда, палитрой яркой,
Жизнь как звезда сияет жарко.
Сергей Перевязко
Моя копилка
|
| |
| |
| perevyazko53 | Дата: Четверг, 31 Май 2012, 16:23 | Сообщение # 10 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 2685
Награды: 75
Репутация: 86
Статус: | Volckov, Quote (Volckov) дама Маханькова Глафира Андреевна, похожая в платье с турнюрами на объевшуюся, важную гусыню. 
И пусть всегда, палитрой яркой,
Жизнь как звезда сияет жарко.
Сергей Перевязко
Моя копилка
|
| |
| |
| Volckov | Дата: Четверг, 31 Май 2012, 16:34 | Сообщение # 11 |
|
Житель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 1171
Награды: 54
Репутация: 118
Статус: | Классная иллюстрация! :-) :-) :-)
О! Прошу прощения, впечатляющая на картинке дама. :-) :-)
|
| |
| |
| Консуэло | Дата: Пятница, 15 Июн 2012, 15:02 | Сообщение # 12 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2225
Награды: 69
Репутация: 104
Статус: | ^_^ дас)))))мне тоже понrавилось
Добавлено (15.06.2012, 15:02)
---------------------------------------------
IV
- Егор Семенович уехал? – спросила Софья свою горничную, Машу.
- Только что уехали, будут молиться о встрече с вами.
Софья печальным взором оглядела угловатое лицо Маши и нахмурилась; в комнату вошла Анна Георгиевна. Скрестив руки на груди, она присела на кровать и устремила строгий взгляд на дочь.
- Ты довольна? Дымчатый топаз…они прекрасны! - говорила мать, взяв с туалетного столика маленькую, расшитую бархатом шкатулку.
Анна Георгиевна подошла к окну и еще раз оглядела подарок Калокольского.
- Тебе повезло! У него хороший вкус.
- Мне все равно, - холодно проговорила Софья.
- Ты ничего не смыслишь в драгоценных камнях!
- Я, надеюсь, мама, вы выдаете меня замуж не за драгоценные камни, а за человека.
Анна Георгиевна пристально поглядела на дочь и вышла. Софья убрала серьги в шкатулку и, помолившись, села к окну. Вечерело.
Наша героиня помнит изнуряющий, несколько винящий взгляд отца Калокольского, который был у них на смотринах и обсуждал с Николаем Алексеевичем приданное, - словно глаза у нее не человеческие, а тигриные, и этими глазами она вершит грехи, не каясь и никого не щадя. Софья боялась его, сторонилась, и молилась о том, чтобы в действительности, этот человек оказался добрым, искренним, чтобы осознал, что в груди ее – человеческое сердце и бьется оно не ради наживы, а ради солнца в глазах ближнего.
Тем выменем приближался день венчания. Приглашения давно разосланы, минута свадебного тожества так близка… Софья еле дышала. В день, когда Калокольский должен был стать ее мужем, она несколько раз падала в обморок и задыхалась. Анна Георгиевна теребила дочь за плечо и попрекала:
- Держи выше голову! Что у тебя с лицом? Сегодня похороны или день твоей свадьбы?
Обувал невесту Саша – младший сын брата Николая Алексеевича, Никанора. Он подавал ей на серебряном подносе перчатки. Софья не шевелилась; мальчик улыбался, поражался ее чистой красоте, целовал ручку. Но невеста оставалась серьезной и не вымолвила ни слова.
Только что наша героиня получила главный свадебный подарок – обручальные кольца, венчальные свечи и брошь с бриллиантами небесного оттенка. Брошь сверкнула в ее руках и исчезла в глянцевом мешочке. Невесте казалось, что сегодня мир расколется на две части – в одной останется ее счастливая жизнь, отец и мать, в другой – раздастся гром, и ее вытолкнут на середину костра танцевать до заката. Костер окажется адским пламенем, и ее сердце пронзит жгучая боль.
Тожество пройдет в доме жениха. Наверняка, возле ворот уже толпятся экипажи, и любопытные глаза ждут появления невесты.
Тем временем, молодые ехали в церковь; сердце Софьи билось с невероятной силой, и она чувствовала, настолько горяча стала ее кровь. Калокольский был серьезен и уверен в себе; надо сказать, уверенность никогда не покидала его, и что бы ни случилось, он мог найти выход из любой ситуации. Софье нравилась его твердость, его добрый взгляд, который теперь должен был обегать ее на всем жизненном пути. Егор Семенович ощущал необыкновенный прилив сил, в то время как наша героиня – их упадок… Ей казалось, что везут ее не в церковь, а в адскую купальню, где тело омоют огнем и отсекут голову раскаленной пикою…
Возле храма было полно народу - собрался простой люд из всей округи. Однако в храм пускали только по пригласительным билетам, и невесте стало спокойнее. Софья навсегда запомнит, как шлейф ее белоснежного платья нес Саша до самого аналоя, как сурово, с некой опаской, глядел на нее отец Калокольского, как дрожали коленки и тряслись руки. Она уловила улыбку на лице священника и сочла ее божьим провиденьем – скорее всего, это хороший знак. Знак того, что Калокольский отныне – ее вечная опора и стержень, ее жизнь.
После венчания, Софья ехала с Егором Семеновичем в одном экипаже; всю дорогу молчали. С улицы доносились свист, крики, слышались свадебные шутки. Калокольский все время пытался что-то сказать, но взгляд невесты был настолько холоден, что у него отнималась речь…
Наконец, подъехали к дому. У ворот молодых давно ждали родители; они держали в руках икону, и наша героиня прочла в глазах матери необыкновенную радость. Ей казалось, что такую радость она видит в ее глазах впервые. Поклонившись, молодые приняли благословение и поцеловали родителей. Далее Софья проследовала в дом – там первой ее встретила сестра; Дарья Николаевна поцеловала невесту в лоб, пожелала счастья, и что-то протянула ей в руки. То был мешочек с золотыми булавами. Гостей было много, и невесте приходилось каждого выслушивать по отдельности, благодарить и улыбаться. Улыбка давалась труднее всего; однако наткнувшись на серьезный взгляд матери, наша героиня стала более улыбчивой. Усталость начинала подкрадываться к ее сердцу и опутывать разум пеленой.
Предстоял свадебный ужин. Есть совсем не хотелось, и Софья Николаевна предпочла ограничиться закусками. Подали раковый суп, пирожки с мясом и индейку. Шум нисколько не утомлял невесту, она будто бы покинула эту залу, уйдя в сладкую тишь своей утонченной души… Глаза ее наполнялись слезами, но она сдерживала себя. Позже, по настоянию матери, невеста отправилась танцевать. Однако музыка никак не могла оживить ее сердце, Софья не попадала в такт, ошибалась и смеялась над своими же ошибками. Анна Георгиевна злилась, но нашей героине было абсолютно все равно. Теперь она будет называть этот дом своим, жить в нем, и бывать в родительском доме по воскресеньям и праздникам. Кружась, Софья видела счастливые глаза отца – он нежно глядел на дочь, что-то шепча на ухо отцу Калокольского. Тот по-прежнему оставался серьезным, и невеста потихоньку начинала привыкать к его серьезности. Она казалась ей вычурной и излишней, но разве может Софья высказаться по этому поводу? Слова ее сочтут глупостью и дурным тоном. Однако что-то беспокоило нашу героиню; что-то подожгло в ней легкость и душа ощущала черную тяжесть…будто в тело ее впивались бесы и ей суждено было погибнуть от их дикого смеха…
Наступила ночь; гулянье продолжалось. Многие гости разъехались по домам, самые близкие из окружения семьи Калокольских остались. Софья уныло глядела на горящие свечи, и дивилась их белому дыму; дочери многих купцов выражали восхищение ее платьем, говорили о Егоре Семеновиче, как о светлом, честном человеке, с которым ей очень повезло. В ответ девушка кивала головой и снисходительно улыбалась. Кто-то спросил ее, любит ли она Калокольского; Софья испуганно подняла голову и увидела перед собой незнакомое лицо – то была девушка лет двадцати в роскошном платье из тонкой кисеи, с отталкивающим, болезненным взглядом. Невеста ответила молчанием. Незнакомка удалилась и вскоре исчезла. Софья поинтересовалась у подруг о том, кто эта девушка, но никто ее не знал. Быть может, она тайно влюблена в Егора Семеновича?
Наконец, во всем доме воцарилась тишина; невеста прошлась по зале и оглядела образа, - на них падала полная луна, и яркий свет ослепил ей глаза. Девушка почувствовала, как что-то вспыхнуло в груди…загорелось и понеслось по коже. Дрожь ли это? Страх перед будущим? Или это надежды, сладкие, невинные, которые она берегла с самого детства? Все кончено. Отныне она будет строить новые надежды. Глядя в глаза Калокольского, она постарается увидеть в них отражение любви, а не черноокую пустошь…
Сообщение отредактировал Консуэло - Пятница, 15 Июн 2012, 15:04 |
| |
| |
| Volckov | Дата: Среда, 20 Июн 2012, 12:46 | Сообщение # 13 |
|
Житель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 1171
Награды: 54
Репутация: 118
Статус: | Неделя прошла хлопотно, и без особой радости для Кривопалова. Пойманные Морозовым жулики не признавались в совершении страшных убийств, а клялись, что вышли на промысел впервые, от отчаяния и нищеты. Городской надзиратель тоже присутствовал при допросах, и, к вящей досаде Кривопалова, не рвался задавать каверзные вопросы и с каждым днем испытывал к бандитам все меньше и меньше интереса. Переживая чувство, сродни агонии, Кривопалов, сколько мог, отмахивался от Морозова, который уже в открытую говорил, что попались не душители. Ужасный час прозрения настал, когда на злополучной дороге нашли новые трупы. Кривопалов впал в депрессию. Запершись с Мишей Морозовым в кабинете, и выпив по стопке крепчайшей наливки, сыщики обсудили создавшееся положение.
Александр Степанович совсем загрустил, ковырял вилкой кусок домашней колбасы и рассуждал о фатальном невезении. Михаил Иванович был сдержаннее, и больше налегал на колбасу, чем на водку, предпочитая оставлять жалобы начальника без комментариев.
- Миша, Миша, - тянул Кривопалов, - удивляюсь я несправедливости судьбы, которая обрушила на меня сей жестокий удар. Только что, казалось, мечта моя исполнилась – мы поймали злоумышленников, и вдруг такой конфуз…
- Никакого конфуза, - возразил Михаил Иванович. – Они признались, что совершали кражи и назвали своего подельника-конокрада. Мои люди нашли двух жеребцов, которые были украдены у Алинжукова.
Кривопалов вяло отмахнулся:
- Это все не то, Миша… Я уже телеграфировал, что мы нашли душителей, написал прошение на высочайшее имя… И все прахом, все пошло прахом. Что я сейчас сообщу в Петербург? Мол, ошиблись? Обознались?
Морозов покрутил стакан, и предложил:
- Подождем еще неделю, Александр Степанович? Что-то мне подсказывает, что бандиты вскоре выдадут себя. Им так долго все сходило с рук, что сейчас они совсем страх потеряли. На этом большинство и попадается.
- Неделя… Ох, Миша, полтора года не можем поймать, а тут – неделя… Ладно, давай, дружок. Вся надежда на тебя.
Снабженный этими сентиментальными напутствиями, Михаил Иванович отправился домой, чтобы расширив круг поиска поймать-таки в один прекрасный момент свою золотую рыбку. Поразмыслив, он решил потолкаться на городской площади и поговорить с попрошайками у церкви - вдруг да сболтнут что интересное?..
Нарядившись в уже знакомую нам драную женскую кофту и излюбленный картуз с треснувшим козырьком, наш герой незаметно для горничной выскользнул на улицу, прошел три квартала, сторожась коллег, и влился в разношерстую толпу, которая в Пятигорске гордо называлась "Центральным рынком". За ним виднелись золотые купола собора...
|
| |
| |
| artsvet37 | Дата: Среда, 20 Июн 2012, 14:05 | Сообщение # 14 |
 Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 598
Награды: 36
Репутация: 32
Статус: | Даааа, ребята, закрутили сюжет... Какие же вы талантливые! И как все успеваете? Оторваться невозможно :-)
Светлана Артемьева
Авторский сайт
|
| |
| |
| Консуэло | Дата: Среда, 20 Июн 2012, 14:14 | Сообщение # 15 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2225
Награды: 69
Репутация: 104
Статус: | О-о...Светлана....благодаrю Вас...да вот стаrаемся...
|
| |
| |
| Volckov | Дата: Среда, 20 Июн 2012, 14:20 | Сообщение # 16 |
|
Житель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 1171
Награды: 54
Репутация: 118
Статус: | Да ладно, Саша, признайтесь, что это мы так, от нечего делать. :-)
И еще мы ужасно скромные. :-)
|
| |
| |
| artsvet37 | Дата: Среда, 20 Июн 2012, 14:25 | Сообщение # 17 |
|
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 598
Награды: 36
Репутация: 32
Статус: | Ничего себе, от нечего делать... Что же вы тогда сотворите, когда серьезно начнете? 
Светлана Артемьева
Авторский сайт
|
| |
| |
| Volckov | Дата: Среда, 20 Июн 2012, 14:29 | Сообщение # 18 |
|
Житель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 1171
Награды: 54
Репутация: 118
Статус: | Боюсь, тогда мир содрогнется, и ангелы заплачут... :-) :-) :-)
Поэтому, мы никогда не будем серьезными. ;-)
|
| |
| |
| artsvet37 | Дата: Среда, 20 Июн 2012, 14:45 | Сообщение # 19 |
|
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 598
Награды: 36
Репутация: 32
Статус: | Quote (Volckov) мы никогда не будем серьезными. ;-)
Светлана Артемьева
Авторский сайт
|
| |
| |
| Консуэло | Дата: Среда, 20 Июн 2012, 14:47 | Сообщение # 20 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2225
Награды: 69
Репутация: 104
Статус: | А вот мне этой сеrьезности иногда хочется))))) но точно не будем
|
| |
| |
| Volckov | Дата: Среда, 20 Июн 2012, 14:52 | Сообщение # 21 |
|
Житель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 1171
Награды: 54
Репутация: 118
Статус: | Да, последствия после этого будут необратимыми. :-) :-) :-)
Саша! Господин Морозов ждет дальнейших действий Софьи Николаевны. И ждет с нетерпением. ;-)
|
| |
| |
| Консуэло | Дата: Четверг, 05 Июл 2012, 11:16 | Сообщение # 22 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2225
Награды: 69
Репутация: 104
Статус: | Хоrошо. Пусть ждет)))) Софья Ниолаевна никуда не убежит Добавлено (05.07.2012, 11:16)
---------------------------------------------
V
Софья проснулась рано – она всегда вставала до рассвета и пила с матерью чай. Мужа в комнате не было – на стуле висел его фрак, на столе лежала записка: «Оставляю вас наедине с тишиной, ибо чувствую, что не в силах уберечь ваше сердце от печали. Буду вечером». В глазах Софьи заиграл огонек – ей понравились слова Калокольского, и довольная, чувствуя прилив сил, она спустилась вниз.
Гостиная была пуста; скорее всего, Семен Александрович, отец супруга, уехал куда-то по делам, а его жена Елизавета Михайловна, еще спит.
Калокольские не держали лакеев; лавку с мехами и посудой открывал приказчик. Слышен был скрип дверей в столовую – вероятно, кухарка Аглая хлопотала на кухне. Софье стало интересно увидеть кухню, и она прошла по широкому коридору в столовую. То действительно была Аглая с дочкой лет тринадцати. У обеих были длинные густые косы, приколотые к макушке, и сонные жалостливые глаза. Софья неслышно подошла к Аглае, и дернула ее за фартук.
- Боже милостивый, кто здесь? – испугалась кухарка.
Наша героиня улыбнулась.
- Не пугайтесь так, это я.
Аглая несколько раз перекрестилась и глотнула воды. Дочь с интересом разглядывала наряд молодой хозяйки. В углу на старом матраце спал мальчик лет шести. Это насторожило нашу героиню, и она встревожено посмотрела на Аглаю.
- Кто это?
- Мой сын, Антоша.
- Отчего он спит в кухне?
Помолчав, кухарка нехотя ответила:
- Мы все спим здесь.
- У вас нет своей комнаты?
- А разве у прислуги бывает своя комната?
Обе замолчали, опустив глаза. Софья прекрасно понимала, что их дом намного проще, чем дом Калокольских, но они всегда выделяли прислуге отдельную комнату.
Аглая начала месить тесто на блины; Софья Николаевна бросила взгляд на спящего мальчика и, взволнованная, ушла к себе.
Она мечтала обойти весь дом Калокольских; ее манила ореховая роща вблизи пышного сада, небольшая часовенка позади дома, библиотека, которая, к удивлению, находилась не в доме, а в отдельной пристройке. Елизавета Михайловна обожала птиц и держала в доме канареек; она выделила для них отдельную комнату. «Надо же, - подумала вдруг Софья, - канарейкам отдельное жилье, а прислуге – кухня…». Нашей героине очень хотелось узнать, где эта комната, ибо она никогда не видела поющих птиц так близко.
Софья Николаевна знала, что каждую субботу мать Калокольского посещает театр, возвращается поздно, а весь следующий день проводит в церкви. Надо сказать, Елизавета Михайловна не питала к Софье радужных чувств; она была не довольна выбором сына, ибо считала Софью не столь красивой, как всем казалось. Лидия Колпашникова, дочь известного пятигорского хирурга, а вовсе не Софья Касторина должна была стать невестой Калокольского. С Калпашниковыми Елизавета Михайловна зналась давно, и всегда лелеяла в сердце надежду на то, что Егор Семенович женится на Лидочке. Однако он не испытывал к ней никаких чувств; единственная женщина, в ком Калокольский чувствовал огонь и верность – Софья.
Нашей героине сообщили, что свекровь будет завтракать в своей комнате. Быть может, это протест? Ведь Софья чувствовала неприязнь в глазах матери супруга. Видимо, она вовсе не желает мириться с тем, что теперь они будут жить под одной крышей… Вечером должны быть гости – Калпашниковы. Софья Николаевна ни разу не видела Лидочку и подозревала, что это и есть та самая девушка, которая во время застолья спросила, любит ли она Калокольского. Однако ей было все равно, увидит ли она Лидочку, или это будет кто-то дугой. Софье хотелось, чтобы Егор Семенович поскорее вернулся и не оставлял ее одну в полном смятении и отчаянии…
Начинало смеркаться. Однако Калокольского по-прежнему не было дома. Из гостиной доносился шум, и наша героиня поняла, что приехали Калпашниковы. Услышав голос свекрови, она поспешила надеть приготовленное платье и спуститься вниз. В этот вечер Софья была особенно прекрасна – в пепельном платье из шуршащего шелка, с распущенными по спине кудрями, с маленьким веером из слоновой кости…во взгляде, томительном и жарком, вспыхивали сотни чувств и оставляли на теле ожоги. Скользящая походка и некая торжественность в голосе, ни капли страха и горечи, – она старалась держаться, ибо знала, что величие и сила – единственное оружие против матери Калокольского.
Елизавета Михайловна, увидев жену сына, улыбнулась и попросила ее остаться в гостиной. Софья Николаевна не ошиблась: Лидочка – та самая незнакомка, которая спрашивала о любви к Калокольскому. Она холодно встретила молодую хозяйку: глядя с укором в глаза Софьи, Лидочка перевела взгляд на Елизавету Михайловну и ласково улыбнулась. Та взяла ее за руку и сказала, что очень соскучилась. Рядом сидела мать Лидочки – Клавдия Васильевна, строгая, весьма противоречивая особа, как позже решит наша героиня, – под стать самой Елизавете Михайловне. Они пили чай с вареньем и ели сухие фрукты.
- Лидочка хочет быть артисткой, - сказала Елизавета Михайловна, поставив чашку с чаем на блюдце. – Она прекрасно поет романсы. Отчего бы тебе не спеть, милая?
Девушка неуверенно взглянула на мать.
- Хотя нет, дождемся Егорушку. Пусть он тоже послушает.
Наша героиня не притрагивалась к пище. Сердце ее колотилось, и душа молила Господа о скорейшем возвращении мужа.
- Я слышала, ты читала в летнем театре Томилиных монолог из «Евгения Онегина», - продолжала свекровь. – И это имело невероятный успех!..
Лидочка покраснела; Софья устремила на нее свои томные глаза и слегка улыбнулась.
- Иван Матвеич увидел во мне способности, - медленно начала девушка, - мне приятно и в то же время как-то не по себе. Но я хочу учиться.
- Это правильно! – перебила Елизавета Михайловна. – Человеку необходимо раскрыться…и перед самим собой и перед своими близкими. Многие живут на свете без всякого интереса; рано встают, завтракают, бродят по дому, глядят на звезды и ложатся спать… И этим все кончается. Это не жизнь. Нужно раскрыться…
Софья Николаевна вздрогнула – ей вдруг показалось, что слова свекрови касаются именно ее.
- Мы в тебя верим, дорогая, учись и удивляй нас своим талантом. Только помни, что талант – это всегда слезы!..
- Отчего же? – удивилась Лидочка.
- Если зритель плачет, когда ты читаешь на сцене, значит, дар в тебе, действительно, есть. Но если плачешь ты, а он равнодушен к твоей игре – думаю, стоит задуматься…
Лидочка пожала плечами; Софье хотелось поддержать разговор, но она не знала, что сказать.
- Что, по-твоему, любовь, Лидочка? Вечное увечье для сердца, сумасшествие, или же радость? Разве можно находиться с человеком и глядеть на него так, словно он твоя вечная обуза?
Наша героиня снова вздрогнула; по щекам ее разлился румянец, и ей стало не по себе.
- Что вы, Елизавета Михайловна, любовь это великое счастье, - ответила Лидочка.
- Но есть люди, которые не верят в любовь или же живут с нелюбимым человеком по собственной воле, - проговорила Елизавета Михайловна серьезным тоном.
- По-моему, это глупо. Это насилие над самим собой.
- Просто есть люди, которые никогда по-настоящему не любили, - произнесла Софья. – Им не встретился человек, которому они бы отдали свою душу. А есть те, кто выдают за любовь алчность и эгоизм. Но таких видно насквозь.
Елизавета Михайловна сурово поглядела на Софью; несколько минут молчали. С улицы донеслось ржание лошадей. Приехал Калокольский. Встревоженный, он вошел в гостиную и, нехотя взглянул на Лидочку. Софья была румяна и строга; лицо ее пылало и, казалось, в глазах плещется суровое чувство, от которого она кажется властной и самодовольной. Егор Семенович поприветствовал гостей и попросил чаю.
- Где ты пропадал? Мы давно ждем тебя!..- начала Елизавета Михайловна, увидев сына.
- И не спрашивайте, мама, сегодня весь день провел в дороге; были кое-какие дела.
- Лидочка будет артисткой! Она хочет прочесть монолог из «Евгения Онегина».
Калокольский улыбнулся, но откровенно говоря, вовсе не хотел слушать никакой монолог.
- Простите, Лидочка, но я валюсь с ног. Нельзя ли прочесть его как-нибудь в другой раз?
Елизавета Михайловна вспыхнула – как можно отказывать даме?
- Обещаю вам, в ближайшее время выслушаю все от начала до конца, но меня так тянет ко сну, что боюсь упасть и заснуть. Простите, Лидочка…
- Ничего. Я еще только учусь. С удовольствием прочту в другой раз, - ответила девушка.
После чая гости вместе с матерью Калокольского ушли в садовую беседку; Софья и Егор Семенович поднялись наверх.
- Вам не скучно в этом доме? – оживленно спросил Калокольский, глядя на жену. – У меня есть хорошая новость.
- Я скучаю по родителям и сестре, - поговорила Софья Николаевна, положив на колени книгу.
- Что вы читаете?
- Стихи. Стефан Малларме.
- Француз?
- Да. Я очень увлеклась…
- Где-то я о нем слышал.
- У нас дома. Прошлой осенью мы устраивали вечер, и Дарья читала его стихи.
Калокольский кивнул головой и отошел к окну.
- Софьюшка, - начал он мягким тоном, - быть может, я отнимаю вашу свободу, но в среду мне нужно ехать в Киев. Там живет один весьма состоятельный купец, у которого я хочу выкупить землю и строить фабрику. Вы поедете со мной? Киев чудесный город!
«Отчего он спрашивает? – подумала Софья. – Неужели я могу отказаться?».
- Это очень далеко…
- Так только кажется!..
- Надолго?
- Месяца на два. Мы будем жить у Ольги Ильиничны, киевской поэтессы и учительницы. Она вам понравится. Мудрая женщина. Она приезжала к нам каждое лето, теперь же поедем к ней мы.
Наша героиня молчала.
- Как только разрешится вопрос с землей, мы сразу же вернемся. Думаю, вам будет интересен Киев, да и сами люди. Вы же негде не были.
Она согласилась; Егор Семенович обнял ее. Софья хотела было одернуть руку, но решила, что этот добрый человек не заслуживает грубости.
- У нас есть два дня, чтобы собраться. Вы можете поехать к родителям или позвать их сюда.
- Пусть приедут они.
- Хорошо. Эти два дня я буду здесь, и у нас еще будет время все обдумать. Я очень голоден, пойду вниз.
Софья Николаевна открыла книгу и начала читать.
- Вы останетесь в комнате? – спросил Калокольский, направляясь к двери.
- Да. Стихи требуют того, чтобы голос их автора не просто слушали, но еще и слышали. Если это действительно стихи.
- Думаю, не стоит чрезмерно увлекаться поэзией. Она губит женское сердце.
Софья ничего не ответила. Егор Семенович вышел, и наша героиня осталась одна.
«Киев…- мыслила Софья, - Киев. А ведь он прав. Я нигде не была, кроме Пятигорска. Поездка пойдет на пользу. Познакомиться с поэтессой - большая удача! Как, однако, обрадуется Дарья, когда я скажу ей, что еду в Киев!». С этими мыслями она углубилась в книгу и вскоре заснула.
|
| |
| |
| Volckov | Дата: Четверг, 05 Июл 2012, 13:58 | Сообщение # 23 |
|
Житель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 1171
Награды: 54
Репутация: 118
Статус: | Саша, круто! Прошу прощения за жаргон, но это первое, что подумалось. :-)
Мне кажется, это гораздо лучше того, что вы раньше писали! Или, может, мне это ближе, как романтику? :-)
Да-с, надо будет постараться, чтобы на вашем фоне не поблекнуть. :-) :-) :-)
"- Что вы читаете?
- Стихи. Стефан Малларме.
- Француз?
- Да. Я очень увлеклась…
- Где-то я о нем слышал.
- У нас дома. Прошлой осенью мы устраивали вечер, и Дарья читала его стихи.
Калокольский кивнул головой и отошел к окну".
Диалог очень понравился! Героев характеризует стопроцентно! Такая нежная, тонко чувствующая женщина, и совершенно обыкновенный, приземленный мужчина...
Сообщение отредактировал Volckov - Четверг, 05 Июл 2012, 14:00 |
| |
| |
| Консуэло | Дата: Четверг, 05 Июл 2012, 14:07 | Сообщение # 24 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2225
Награды: 69
Репутация: 104
Статус: | Саша, круто! Прошу прощения за жаргон,- о-о...Даня, ничего, я сама этим стrадаю! Пrиятно Очень)))))
Да-с, надо будет постараться, чтобы на вашем фоне не поблекнуть. :-) :-) :-) - ну что Вы))))вы-то точно не помеrкните))))). И за диалог - Отдельное Спасибо!!!
|
| |
| |
| Volckov | Дата: Четверг, 05 Июл 2012, 15:17 | Сообщение # 25 |
|
Житель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 1171
Награды: 54
Репутация: 118
Статус: | Михаил Иванович провел у собора два дня. В первый же день нищие устроили конкуренту «теплую» встречу. Наш герой отделался синяком на виске и двумя-тремя ссадинами, зато после был принят с уважением. Ему отвели отличное место возле церковных ворот, но Михаил Иванович, проявив благородство, от легкого заработка отказался и предпочитал проводить время на заднем плане, больше слушая и приглядываясь.
О чем болтали нищие? О чем только не болтали. Казалось, они знали все – кто у кого в любовниках, кто с кем в ссоре. Знали, кто какой суп варит и у кого из горожан именины на ближайшей неделе. Знали они и карманных воришек и тех, кто стоял над ними. Здесь жили по своим законам. Места у входа ценились дороже, за них приходилось отстегивать несколько копеек, а то и рубль тем, кто приходил из Нижнего города и «присматривал за порядком», обирая и без того обездоленных. Кто пытался работать на двух местах сразу – изгоняли с позором. Особым почетом были окружены слепые. Забрать незаметно милостыню у слепого из кружки считалось страшным преступлением. За это уводили к канаве с отбросами, проходящей за городом, и сбрасывали в черную зловонную жижу под общий смех и ругань.
Переночевав в ночлежке, куда его любезно пригласил голова попрошаек, Михаил Иванович, чуть свет, сидел уже возле церковной ограды, всматриваясь в прохожих и проезжих. Поспать ему не удалось, потому что с одной стороны бормотал одноногий Зига, рассказывая о своей пропащей жизни, а с другой пьяно храпела толстая баба, у которой под боком попискивал младенец.
Время от времени позевывая, законспирированный городской надзиратель сидел прямо на мостовой, вытянув ноги и являя прохожим затертые до дыр калоши разного размера. В стоявшей рядом деревянной мисочке сиротливо валялся двухгривенный, на который Зига жадно косился.
- Ты ж на войне был? – спросил Зига, стукая, развлечения ради, костылем по камням. – И грамоту знаешь? Давай напишем: подайте, дескать, Христа-радь, солдату-инвалиду, потерявшему здоровье на защите мирной жизни?..
Михаил Иванович хранил мрачное молчанье. Зига надоел ему еще в ночлежке.
- А может, куда в большие города подадимся? – продолжил робко одноногий. – Я, вишь, на жалость бить хорошо могу, как встану со своей культей, так монетки и сыпят сердобольные барышни. Только куда ж мне в большой город? Там и по шее получишь, и будешь стоять где-нибудь на морковкиных выселках… А с тобой меня никто не тронет. Пойдем, мил-друг? Де-енежек заработаем!..
Болтовня нищего заглушала пение, доносившееся из церкви. Был праздник девяти мучеников Кизических, чудотворца Мемнона и святителя Василия Сербского. Позволив себе на несколько минут прикрыть глаза, Михаил Иванович вслушался в слова праздничного тропаря: «Твердый и всесветлый лик мученик девяти-и… трисолнечнаго Божества исповедницы на судищи-и… начально взываху: кровь и души наша с телесы яко непорочную жертву приносим тебе-е…»
Невольно вспомнились последние жертвы душителей – помимо извозчика убийцы не пожалели и молоденькую Матильду Фингер, гостившую у бабушки, и возвращавшуюся в родительский дом. Ни ее молодость, ни слезы не заставили дрогнуть жестокие сердца. Над ней не надругались, и это было малым утешением.
|
| |
| |
