Идет серый холодный и проливной дождь. Идет, оставляя за собой на стекле маленькие прозрачные капельки, которые стекают по гладкой поверхности. Так, наверное, и люди проживают жизнь как эти капельки, оставляя за собой след, который потом исчезает спустя некоторое время...
Смеркалось уже. Мороз становился всё сильнее. Так далеко и долго догорал костёр степного кровавого заката. И тревожная тишина пробирала до дрожи. Он брёл, брёл, тяжело дыша и осторожно ступая по колкому и хрупкому снегу - снег под ним глубоко проваливался... ему хотелось выть, хотелось грызть всё вокруг, скулить по-щенячьи от какой-то невыносимой тоски, горькой печали, от пронизывающего насквозь всё тело ледяного ветра и этого бесконечно сосущего внутри чувства голода...
Пустота приходила не сразу, она обволакивала, накапливалась, постепенно погружая в себя, засасывая, как вязкая, топкая жижа. И казалось, что этому теперь и не будет конца, что всё, всё что сейчас происходит, всё давно существует независимо, само по себе. И уже не было той тревоги, того раздражения, тупого животного страха за свою жизнь. Наверное, точно так замерзают люди, умирают мучительно долго от настигнувшего их холода или одиночества рядом с нами, а мы не в силах, не можем, не хотим им даже однажды помочь.
Как из дома родного мы в ночь уходили,
Всё молчали, мычали... старались терпеть.
И глаза отводили... курили, курили...
И першило... горчила проклятая мреть.
Замешанный намертво, взять на прощание просят
Трагичный офорт, этот снег, белый снег и мазут,
Как гроб на плечах, из подъезда картину выносят...
И долго уходят... и молча несут и несут...