Здесь любовь живет и плачет,
О любви тут каждый лист,
Тонкой ноткой обозначит
Тайну сердца птичий свист.

Несовершенство мира в кротость мысли,
Но в сердца нежность я возьму тебя,

Мне равнодушье мира как огнем
Раскалывает сердце рифмой новой,
На перекрестке света – мы вдвоем
Стоим и плачем горько: я и слово.

И остался жемчуг на дороге,
Выпущенный тонкою рукой,
«Я послушница теперь у Бога!» -
Обронила Дева – как покой…

А Мария плакала молитвой,
Магдалина – звали так ее,

Не вместить такую мощь ни стоном,
Ни оплакать ширь всего Креста,
Колокольным гулким перезвоном
По просторам мчалась высота.

Заплакал соловей - и утро пало
На васильковый край живых полей,
И тени отступали – так устало,
В них время становилось чуть светлей.

И покоя ищет сердце так давно -
И в обманах слов, в пустыне жаркой:
Все волненья прячутся - как тень на дно,
А печаль бывает дивно сладкой.

Несем мы крест свой – по юдоли,
и твой - не легок, мой - тяжел,

Я могла бы лелеять розы,
Поливая росой с полей,
Ну и если зима морозит -
Лепестки их собрать с аллей.

Я могла бы не верить в Бога,
Но щемит на душе от слов,
Что прервется навек дорога,
И естественно жизни зло.
Потому и молюсь – с котомкой
Собирая цветы - как вор,
Я пока еще здесь – у кромки,
До небес – весь земной простор...

И расставалось время с прозой,
Гроза прошла, упав на дол,
Дождило ночью – неба слезы
поля сгребали в свой подол.

Плач стоит на Руси - вековой,

Улыбнулась ты невольно,
В тех словах себя узнав,

С той поры одно молчанье,
Измеряет гул шагов
Той, что верила, - страданье,
Здесь удел земных глупцов.

Ксения Петербургская Здесь любовь живет и плачет, О любви тут каждый лист, Тонкой ноткой обозначит Тайну сердца птичий свист. Здесь когда-то шла простая Дева Ксеньюшка – молясь, Листья кленов облетали, Плавно, тихо, не скупясь. Тут любви одной лишь просят, Даже те, кто мимо шел, И блаженно плачут росы Собирая свет в подол Русской горестной землицы, Здесь часовенка стоит, И к Блаженной с просьбой птицы За людей спешат – не спит Наша Ксеньюшка – молитвой Покрывая град Петров, Верой гнездышко обвито, Но не слышно громких слов. Тихо вкруг – и ждут отрады, «Ищет сердце лишь любви!» - У кладбищенской ограды Заливались соловьи, А поток людей не таял, Все к Блаженной шли в слезах, И березки вкруг молчали, В небо кроной указав… И листва дерев шуршала, Ксенья Матушка, молясь, В каждом сердце расплетала Из надежды хрупкой вязь.

А ты теперь, как и всегда – лишь рыцарь, В моих глазах, стремящихся объять И объяснить всю холодность на лицах Лишь тем, что неспособна я принять Несовершенство мира в кротость мысли, Но в сердца нежность я возьму тебя, Мой рыцарь света – я не вижу смысла Играть в разлуку – истово любя Друг друга в мире – трепетом сроднившись, Срастаясь болью – как рука к плечу, Сплетаясь временем – не обронившим Зажженную от вечности свечу. Не проронила я тогда ни слова, Когда ты бросил из случайных фраз Свою тоску мне, что была не нова Моей любви – избитой столько раз, Что и не счесть уж ран – давно зажили, Зарубцевались красками времен, Так словно мы до фразы той не жили, А только ждали от земных сторон Банальной встречи, ставшею судьбою, Я в сердца нежность - заберу тебя, И кроткой став – дорогою любою Приму несовершенство я - любя.

Познать сердечность – отдирая тлен, И слово Бога раскрывая в сердце, подтачивая равнодушья плен, Вновь открывать тугие окна-дверцы

И остался жемчуг на дороге, Выпущенный тонкою рукой, «Я послушница теперь у Бога!» - Обронила Дева – как покой…

А Мария плакала молитвой, Магдалина – звали так ее, И прошли три долгих дня, как битва, Но не в том раскрылось бытие. Омывала миром стопы тихо, Так что тишь кричала о любви, Господа Христа – гортанным криком Провожала до Креста – живым И не снилась каменность конвоя, Разлеталась высь по сторонам, И вознесся над безумным воем, Тот, Кто вечность подарил сынам. Не вместить такую мощь ни стоном, Ни оплакать ширь всего Креста, Колокольным гулким перезвоном По просторам мчалась высота. Плакала Мария у распятья, Магдалина – звали так ее, И над криками - Христос объятья Раскрывал в земное бытие.

Но все казалось взору девы новым, Так старый мир младенцу вечно нов, Любовь рождалась под небесным кровом, И дар ее понятен стал без слов.

И покоя ищет сердце так давно - И в обманах слов, в пустыне жаркой: Все волненья прячутся - как тень на дно, А печаль бывает дивно сладкой. Перекроена судьба - и мира суть Не вскрывается ни болью злою, Ни отрадой грез - а хочется уснуть В счастье тихое над стылой мглою. Просится молитва на язык – молюсь, Отмолю, быть может, остров счастья, Или островок – невольно признаюсь, Как надежда дольнее украсит. А над миром солнце чертит время нам, И стекает свет за даль вселенной, Никому отраду сердца не отдам, Млечный путь я обойду – смиренной… И смиреньем измеряя красоту, Успокоюсь я – найдя участье, Лишь бы свет надежды в буре не потух, Остальное – радуга украсит.

Несем мы крест свой – по юдоли, и твой - не легок, мой - тяжел, Одно безверие неволит, И безнадежность обожжет.

Я могла бы лелеять розы, Поливая росой с полей, Ну и если зима морозит - Лепестки их собрать с аллей. Я могла бы внимать лишь лире, Но ведь жизнь не полна одной Музой неги – в подзвездном мире, Стоит лишь приоткрыть окно, Как ворвутся и плачь, и ругань В квадратичный уют домов, Где над грязной парчой – упруго Роза стебель спрямит без слов. Я могла бы не видеть чуда, А ведь шелест листвы – как дар, Но под суетным жизни спудом Не заметишь листвы пожар. Я могла бы не верить в Бога, Но щемит на душе от слов, Что прервется навек дорога, И естественно жизни зло. Потому и молюсь – с котомкой Собирая цветы - как вор, Я пока еще здесь – у кромки, До небес – весь земной простор...

Плач стоит на Руси - вековой, Нынче полчища темных монголов Прокатились волной скаковой, Показав своей ярости норов.

Улыбнулась ты невольно,
В тех словах себя узнав,
Ну а он прошел, довольный
В мертвый край, любовь украв.

С той поры одно молчанье,
Измеряет гул шагов
Той, что верила, - страданье,
Здесь удел земных глупцов.

Ну а он прошел, довольный
В мертвый край, любовь украв.

С той поры одно молчанье,
Измеряет гул шагов
Той, что верила, - страданье,
Здесь удел земных глупцов.

В который раз за много сотен лет
В пустынях космоса рождалась
Тоска о том, что за хвостом комет,
Иная родина осталась.

Ваша поэзия засверкала новой гранью!

В который раз за много сотен лет В пустынях космоса рождалась Тоска о том, что за хвостом комет, Иная родина осталась. Где горечь не тревожит жизни явь, Не налетают страхов ураганы, И плакал он, когда-то обокрав, Себя иллюзией обмана.