|
Григорьева Наталья
|
|
| Grinata | Дата: Пятница, 03 Фев 2012, 14:20 | Сообщение # 1 |
 Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 613
Награды: 24
Репутация: 26
Статус:  | Григорьева Наталья, г. Киев (Украина)
Член МСТС "Озарение", рецензент, редактор-составитель альманаха "Откровение".
Город Лунного Дыма
Бескрайнее море, безмолвное море,
Скажи, что скрываешь в глубинах твоих?
Тихонько насвистывая эту старинную моряцкую песню, Мигель, смуглый, темноволосый юноша шестнадцати лет от роду, был необычайно доволен и собой, и всем происходящим вокруг. Как новоявленный член местного Братства рыболовов, он проходил испытательный срок на пригодность носить высокое звание пахаря синей нивы. Как правило, местные деревенские не жаловали заезжих, считая их белоручками, неумехами и неженками. Поэтому для него, горожанина, приезжавшего раз в год на летние каникулы в глухой посёлок Кебрада-Уэка на берегу моря, приём в Братство считался неслыханной честью и доверием. И этим он был обязан исключительно Бэлле, или, как называли её все, старушке Бэлле, двоюродной тётушке отца, пользующейся в деревне непререкаемым авторитетом. Хрупкость и тщедушие этой маленькой, улыбчивой пожилой женщины были обманчивыми. Она могла с одинаково отличным успехом и сети забросить в море, как заправский рыбак, и свежевыловленную рыбину, будь то сибасс, дорада или обыкновенный палтус, разделать, выпотрошить и засолить за считанные минуты, и канте хондо затянуть, и маринеру на свадьбе отплясать. Кроме того, Бэлла могла унять разбушевавшихся драчунов, перебравших вина в местной таверне, и дать совет дельный тем семейным парам, у которых что-то не заладилось. Поэтому, когда Мигель подошёл к Наранхито, предводителю Братства, и робко попросил: «А можно мне с вами?», тот, памятуя, что это какой-то там родственник старушки Бэллы, милостиво разрешил ему пройти испытание.
Сегодня, на третий день похода, Мигелю было поручено нести ночную вахту. Глядя на мерно полыхающие язычки пламени, он подумал о том, что костёр — это, пожалуй, лучшее, о чём может мечтать путник во время странствий. А тот, кто разводит костёр и поддерживает его горение, заслуживает самых добрых слов. Во-первых, этим он согревает себя, во-вторых, освещает всё вокруг в радиусе нескольких метров. В-третьих, служит своеобразным маяком для заплутавших мореплавателей. Хотя стóит отметить, что последнее в данном случае не имеет никакого значения: эта маленькая, уютная бухта настолько надёжно спрятана среди скал, что и при свете дня человеку, не знакомому с данной местностью, не под силу сыскать её.
В эту минуту, как бы в противовес его мыслям, кустарник тихонько зашуршал. «Змеи!» — мелькнуло в голове у Мигеля. В один миг он вскочил, схватил в руки брезентовые рукавицы и хлыст, готовясь дать отпор мерзким тварям, но... так и застыл на месте. Из недр зарослей вышел сухонький, бородатый старичок и, увидев воинственно настроенного Мигеля, в нерешительности остановился. В течение нескольких секунд они так и стояли друг против друга: старик и Мигель. Наконец, Мигель стряхнул с себя оцепенение, подумав, что в огромных рукавицах, с хлыстом в руках, взъерошенными волосами, выпученными глазами и раскрытым от удивления ртом он, пожалуй, выглядит смехотворно. Радуясь, что товарищи не видят его в такой неподходящий момент, Мигель пробормотал:
— Простите.. Не ожидал, что Вы … что кто-нибудь вообще... может забрести сюда. Человек — это последнее, кого я ожидал бы встретить в этой глуши. Как Вы нашли это место?
Затем , спохватившись, что нарушает законы гостеприимства, так как, по сути, держит гостя у порога, добавил:
— Ах, да, проходите к огню, грейтесь. Я принесу чего-нибудь поесть.
Старик поблагодарил, неспеша снял с плеча холщовую сумку, положил на землю палку, служившую, очевидно, посохом, и подсел к огню, грея озябшие руки.
Собирая незатейливый ужин — запечёную в золе картошку, несколько ломтей рыбы, жареной на вертеле, и краюху хлеба — всё, что осталось от обеда, — Мигель украдкой внимательно разглядывал пришельца. А тот выглядел весьма живописно. Одет он был как аргентинский гаучо: свободные брюки, заправленные в мягкие кожаные сапожки с низкими голенищами, короткую куртку без застёжек, яркий шёлковый шейный платок и поверх всего — домотканное пончо, спадающее широкими складками. Но только этим он и напоминал гаучо. Чёрная фетровая шляпа и широкая окладистая борода делали его похожим на древнего мудреца или современного хасида. Не хватало только пейсов. На вид старику было лет восемьдесят, и только чёрные глаза — живые, подвижные, проницательные — подсказывали, что их владелец будет, пожалуй, помоложе.
Окончив трапезу, старик некоторое время сидел молча, устремив взгляд в бездонную темноту. Совсем рядом лениво набегали на берег волны. В отблесках пламени их тоненькие, юркие белые гребешки напоминали мохнатых гусениц тутового шелкопряда.
— Айнури, — медленно произнёс старик. И, увидев непонимание в глазах собеседника, продолжал:
— Ты спросил, как я попал сюда. Видишь ли, я давно живу на свете, исходил множество мест. Некоторые мне особо полюбились, как, например, это. Здесь мне знаком не только каждый камешек, но и его история. Город Лунного Света. Слыхал ли ты когда-нибудь о нём?
— Нет, — с удивлением ответил Мигель, а про себя подумал, что старик уж точно похож на учёного из той пожелтевшей книги, которую он однажды нашёл на чердаке у старушки Бэллы. Та книга запомнилась Мигелю именно потому, что пахла по-особому. Нет, не так, как пахнут просто старые книги: плесенью, ветхостью или запахом дома, где они «живут», а смесью ароматов солёного морского ветра и — о, да! — мудростью. По мнению Мигеля, именно так и должно пахнуть такое абстрактное понятие, как мудрость.
А незнакомец вёл свой рассказ дальше:
— Видишь вон тот чуть накренившийся холм? Сейчас за ним огромная впадина, в которой гнездятся лишь вороны и шакалы. А когда-то там возвышалась величественная гора. На самом верхнем плато некогда раскинулся город, равных которому не было во всей античной империи: ни по красоте, ни по силе, ни по учёности, ни по богатству. Ликайя название ему, что значит недосягаемый. И это было сущей правдой. Город не знал войн, потому что не находилось безумцев, желающих взять штурмом самую высокую из окрестных крепостей. Пасшиеся вокруг Ликайи овцы славились своей мягкой, блестящей фиолетово-чёрной шерстью, которую затем использовали для изготовления особо изысканных одежд. Местные учёные изобрели особую мазь для лечения глазных заболеваний. Ликийские ораторы считались самыми красноречивыми и занимали почётные места в сенате метрополии. Ликайя чеканила собственную монету и слыла самой богатой на всём побережье. Известность и слава сопровождали её повсюду.
Недалеко от города находилась шахта, в которой добывались камни для строительства. Правитель Ликайи приказал добыть оттуда шесть самых больших и красивых камней и водрузить их у городских ворот. Местным жителям они должны были напоминать, а всем приезжим повествовать о достижениях и успехах Ликайи. Так появилась пирамида, в основании которой лежали Красота, Просвещённость и Красноречие, затем сверху Известность и Сила. Венчал всё это строение огромный камень, символизировавший Богатство.
С этими словами старик зачерпнул горсть пляжной гальки, выбрал камни побольше и выложил их небольшой горкой, чтоб Мигелю было понятней.
— В ясные ночи эти камни отражали лунный свет, и в городе было светло, почти как днём. И так как освещена была только вершина горы, а всё подножие было погружено во тьму, издали казалось, что сам город не стоит на земле, а как бы парит в небесах. Моряки, пленённые красотой, назвали его Айнури, что в переводе означало Город Лунного Света. Слава и богатство развратили жителей Айнури, и они стали гордыми и надменными. А Бог противится гордыне и надменности. Уверенные в своей неуязвимости, они не обращали внимания на предвестники бедствия: на воронов, летающих вокруг крепостных стен, хотя раньше те туда не долетали, и овец, не идущих на пастбища, а сбивающихся в кучу. Но настало утро того страшного дня, когда пришли суды на Айнури, и земля разверзлась надвое, и пропасть в считанные минуты поглотила всё то, что накапливалось, взращивалось и лелялось столетиями. А потом в бездну полетели камни, поставленные у ворот города и призванные, как казалось, увековечить славу Айнури. Так город оказался погребённым под Известностью, Красотой, Просвещённостью, Силой и Красноречием. Последним упал самый большой камень — тот, что олицетворял Богатство. Некогда горделиво возвышающийся холм превратился в уродливую котловину невероятно огромных размеров... Вот оно как бывает.
Вышедшая из-за туч луна выхватила из занебесья расплывчатые контуры когда-то процветающего, а затем разрушенного города. Но в следующую минуту видение исчезло, и осталась лишь плотная дымка. «Да, — подумал Мигель, — а пожалуй права старушка Белла, постоянно повторяя: кто слишком высоко летает, тот очень низко падает и чаще всего разбивается, потому что падать с высоты два метра и сто два — это не одно и то же».
А старик между тем продолжал:
— Имя Айнури со временем стёрлось из человеческой памяти. Моряки, купцы да и просто путешественники, огибавшие этот мыс, видя вместо величественных сводов домов зияющую пустоту, окутанную мглой и дымом, дали этому месту другое название: Нуридухан — Город Лунного Дыма.
Старик говорил что-то ещё, но то ли от его мерного повествования, то ли от сытного обеда, то ли от усталости, накопившейся за день, у юного рыбака вдруг отяжелели и стали слипаться веки. Последнее, что он запомнил, это то, что старик снял с себя пончо и заботливо укрыл им его, Мигеля.
Проснулся бравый ночной страж от настойчивых толчков в бок и раздражённого мощного баса :
— Эй, ну же! Поднимайся давай! Хорош дрыхнуть!
Мигель с трудом разлепил глаза. Накачанный, мускулистый парень стоял, уперев руки в бока, и с насмешкой глядел на него. На фоне солнца волосы крепыша-насмешника, и без того рыжие, отливали каким-то уж совсем апельсиновым оттенком. «А правильно называют его Наранхито. Лучше и не скажешь», — подумал Мигель, а вслух произнёс:
— А где старик? Неужели ушёл уже?
Видя недоумение на лицах своих напарников, пояснил:
— Тут ночью один старик набрёл на наше место. Чудной такой! Одет, как гаучо, а борода и шляпа, как у еврейского раввина... Рассказывал, что на месте вон той котловины когда-то был цветущий город. А потом это место стали называть Городом Лунного Дыма...
Видя, что Наранхито озадаченно разглядывает пустые коробки из-под провизии, Мигель счёл нужным пояснить:
— Я накормил его ужином. Ну, в общем, … Я подумал, что как-то неправильно будет не пригласить его, и.. это... того... правило наше тоже требует быть радушным... — Да вот, он даже набросил на меня своё пончо, — видя недоверие в глазах товарищей, продолжал горячо доказывать Мигель и вдруг осёкся: он увидел, что укрыт старой брезентовой подстилкой.
Наранхито и второй парень, которого все почему-то называли Консервный Нож, переглянулись между собой, а затем Консервный Нож произнёс:
— Старик, говоришь? И откуда же он появился этот твой старик, скажи на милость? С моря, что ли? Так в эти воды ночью никто никогда не заходит. А спуститься с горы ещё более нереально, — и он выразительно окинул взглядом вертикальный склон, плотно поросший колючим кустарником. — Если ты забыл, то я напомню первое правило нашего Братства: не лгать своим. Каков бы ни был улов — говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды. Если проспал дежурство и съел утреннюю пайку — так и скажи. И нечего тут сочинять небылицы. А то старик... Море... Тоже мне, Хемингуэй!
При этих словах он презрительно сплюнул, сунул руки в карманы просторных брюк и зашагал прочь. Через несколько минут Мигель услышал всплеск воды: Консервный Нож отвязывал от колышка лодку, а Наранхито укладывал в неё сети. Впереди предстоял напряжённый день.
От обиды, что ему не верят, у Мигеля защипало в носу и ком подкатил к горлу. Неужели он и вправду так бесславно «сдал дежурство» Морфею? Теперь, вне всякого сомнения, его вышвырнут из Братства. Наранхито и Консервный Нож десятому закажут поостеречься иметь дело с Мигелем: он-де ненадёжный вовсе. А ведь и вправду, пока он отдыхал-почивал, в палатку могли наползти змеи, и уж тогда... Господи, лучше не думать о том, что было бы «тогда»!
Желая хоть как-то реабилитироваться перед товарищами, Мигель решил обойти территорию их маленького лагеря и проверить, ничего ли не забыто. Около того места, где сегодняшней ночью горел костёр, возвышалась горка необычайно крупных, гладко отёсанных морской волной камней. Один, два... , пять... Ого, целых шесть! Желая рассмотреть их получше, Мигель перемахнул через брёвна, на которых обычно сушились их рыбацкие пожитки, и остановился как вкопанный: с этой стороны в лучах утреннего солнца каждый из камней сиял своим особым, неповторимым блеском: амазонит, бирюза, оникс, хризопраз... Поразительно! Мигель подумал, уж не обманывают ли его собственные глаза. Потёр их и так, и эдак, но горка продолжала светиться «по-разноцветному», как мысленно сказал он себе. Тут набежала маленькая тучка, и камни опять стали тем, чем были на самом деле: буро-серыми булыжниками. Но через минуту вышло солнце, и они опять заискрились и засверкали. Невероятно! Неожиданно Мигелю вспомнилось: Красота, Просвещённость, Красноречие, Известность, Сила, Богатство. Точно! Ведь эти камни именно в таком порядке и сложил тот старик-путник, заглянувший к Мигелю на огонёк. Как там он говорил? Каждый камень — это веха, знак определённого достижения города. Во-он тот, который на солнце выглядит, как оникс, наверняка символизирует красноречие. А этот, самый большой.. О, это лунный камень. Ну да, так и есть: символ богатства Города Лунного Света, ставший в итоге его могильной плитой... Стоп! Вот оно, доказательство, что этой ночью у них здесь действительно был гость. Мигелю ничего не приснилось!
— Э-гей, сюда! Я должен показать вам кое-что! — закричал Мигель и замахал руками.
Наранхито и Консервный Нож уже заняли свои места в лодке, ожидая, пока Мигель закончит обход территории. Вылезать обратно они не собирались, но Мигель так усиленно их звал и так отчаянно жестикулировал, что они волей-неволей подчинились, недоумевая, что же такого необычного увидел «малыш Мигелито». И когда их разделяло каких-нибудь пять метров, из бездонных глубин спокойного и тихого моря вдруг неожиданно вырвалась волна и, яростно скользнув по песку бледным языком, унесла с собой так тщательно выстроенную каменную пирамиду. В следующий миг всё опять стало спокойно.
Наталья Григорьева, редактор альманаха "Откровение"
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-2521-1
Сообщение отредактировал Grinata - Среда, 14 Авг 2013, 12:25 |
| |
| |
| Grinata | Дата: Пятница, 03 Фев 2012, 14:20 | Сообщение # 2 |
|
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 613
Награды: 24
Репутация: 26
Статус: | Григорьева Наталья, г. Киев (Украина)
Член МСТС "Озарение", рецензент, редактор-составитель альманаха "Откровение".
Город Лунного Дыма
Бескрайнее море, безмолвное море,
Скажи, что скрываешь в глубинах твоих?
Тихонько насвистывая эту старинную моряцкую песню, Мигель, смуглый, темноволосый юноша шестнадцати лет от роду, был необычайно доволен и собой, и всем происходящим вокруг. Как новоявленный член местного Братства рыболовов, он проходил испытательный срок на пригодность носить высокое звание пахаря синей нивы. Как правило, местные деревенские не жаловали заезжих, считая их белоручками, неумехами и неженками. Поэтому для него, горожанина, приезжавшего раз в год на летние каникулы в глухой посёлок Кебрада-Уэка на берегу моря, приём в Братство считался неслыханной честью и доверием. И этим он был обязан исключительно Бэлле, или, как называли её все, старушке Бэлле, двоюродной тётушке отца, пользующейся в деревне непререкаемым авторитетом. Хрупкость и тщедушие этой маленькой, улыбчивой пожилой женщины были обманчивыми. Она могла с одинаково отличным успехом и сети забросить в море, как заправский рыбак, и свежевыловленную рыбину, будь то сибасс, дорада или обыкновенный палтус, разделать, выпотрошить и засолить за считанные минуты, и канте хондо затянуть, и маринеру на свадьбе отплясать. Кроме того, Бэлла могла унять разбушевавшихся драчунов, перебравших вина в местной таверне, и дать совет дельный тем семейным парам, у которых что-то не заладилось. Поэтому, когда Мигель подошёл к Наранхито, предводителю Братства, и робко попросил: «А можно мне с вами?», тот, памятуя, что это какой-то там родственник старушки Бэллы, милостиво разрешил ему пройти испытание.
Сегодня, на третий день похода, Мигелю было поручено нести ночную вахту. Глядя на мерно полыхающие язычки пламени, он подумал о том, что костёр — это, пожалуй, лучшее, о чём может мечтать путник во время странствий. А тот, кто разводит костёр и поддерживает его горение, заслуживает самых добрых слов. Во-первых, этим он согревает себя, во-вторых, освещает всё вокруг в радиусе нескольких метров. В-третьих, служит своеобразным маяком для заплутавших мореплавателей. Хотя стóит отметить, что последнее в данном случае не имеет никакого значения: эта маленькая, уютная бухта настолько надёжно спрятана среди скал, что и при свете дня человеку, не знакомому с данной местностью, не под силу сыскать её.
В эту минуту, как бы в противовес его мыслям, кустарник тихонько зашуршал. «Змеи!» — мелькнуло в голове у Мигеля. В один миг он вскочил, схватил в руки брезентовые рукавицы и хлыст, готовясь дать отпор мерзким тварям, но... так и застыл на месте. Из недр зарослей вышел сухонький, бородатый старичок и, увидев воинственно настроенного Мигеля, в нерешительности остановился. В течение нескольких секунд они так и стояли друг против друга: старик и Мигель. Наконец, Мигель стряхнул с себя оцепенение, подумав, что в огромных рукавицах, с хлыстом в руках, взъерошенными волосами, выпученными глазами и раскрытым от удивления ртом он, пожалуй, выглядит смехотворно. Радуясь, что товарищи не видят его в такой неподходящий момент, Мигель пробормотал:
— Простите.. Не ожидал, что Вы … что кто-нибудь вообще... может забрести сюда. Человек — это последнее, кого я ожидал бы встретить в этой глуши. Как Вы нашли это место?
Затем , спохватившись, что нарушает законы гостеприимства, так как, по сути, держит гостя у порога, добавил:
— Ах, да, проходите к огню, грейтесь. Я принесу чего-нибудь поесть.
Старик поблагодарил, неспеша снял с плеча холщовую сумку, положил на землю палку, служившую, очевидно, посохом, и подсел к огню, грея озябшие руки.
Собирая незатейливый ужин — запечёную в золе картошку, несколько ломтей рыбы, жареной на вертеле, и краюху хлеба — всё, что осталось от обеда, — Мигель украдкой внимательно разглядывал пришельца. А тот выглядел весьма живописно. Одет он был как аргентинский гаучо: свободные брюки, заправленные в мягкие кожаные сапожки с низкими голенищами, короткую куртку без застёжек, яркий шёлковый шейный платок и поверх всего — домотканное пончо, спадающее широкими складками. Но только этим он и напоминал гаучо. Чёрная фетровая шляпа и широкая окладистая борода делали его похожим на древнего мудреца или современного хасида. Не хватало только пейсов. На вид старику было лет восемьдесят, и только чёрные глаза — живые, подвижные, проницательные — подсказывали, что их владелец будет, пожалуй, помоложе.
Окончив трапезу, старик некоторое время сидел молча, устремив взгляд в бездонную темноту. Совсем рядом лениво набегали на берег волны. В отблесках пламени их тоненькие, юркие белые гребешки напоминали мохнатых гусениц тутового шелкопряда.
— Айнури, — медленно произнёс старик. И, увидев непонимание в глазах собеседника, продолжал:
— Ты спросил, как я попал сюда. Видишь ли, я давно живу на свете, исходил множество мест. Некоторые мне особо полюбились, как, например, это. Здесь мне знаком не только каждый камешек, но и его история. Город Лунного Света. Слыхал ли ты когда-нибудь о нём?
— Нет, — с удивлением ответил Мигель, а про себя подумал, что старик уж точно похож на учёного из той пожелтевшей книги, которую он однажды нашёл на чердаке у старушки Бэллы. Та книга запомнилась Мигелю именно потому, что пахла по-особому. Нет, не так, как пахнут просто старые книги: плесенью, ветхостью или запахом дома, где они «живут», а смесью ароматов солёного морского ветра и — о, да! — мудростью. По мнению Мигеля, именно так и должно пахнуть такое абстрактное понятие, как мудрость.
А незнакомец вёл свой рассказ дальше:
— Видишь вон тот чуть накренившийся холм? Сейчас за ним огромная впадина, в которой гнездятся лишь вороны и шакалы. А когда-то там возвышалась величественная гора. На самом верхнем плато некогда раскинулся город, равных которому не было во всей античной империи: ни по красоте, ни по силе, ни по учёности, ни по богатству. Ликайя название ему, что значит недосягаемый. И это было сущей правдой. Город не знал войн, потому что не находилось безумцев, желающих взять штурмом самую высокую из окрестных крепостей. Пасшиеся вокруг Ликайи овцы славились своей мягкой, блестящей фиолетово-чёрной шерстью, которую затем использовали для изготовления особо изысканных одежд. Местные учёные изобрели особую мазь для лечения глазных заболеваний. Ликийские ораторы считались самыми красноречивыми и занимали почётные места в сенате метрополии. Ликайя чеканила собственную монету и слыла самой богатой на всём побережье. Известность и слава сопровождали её повсюду.
Недалеко от города находилась шахта, в которой добывались камни для строительства. Правитель Ликайи приказал добыть оттуда шесть самых больших и красивых камней и водрузить их у городских ворот. Местным жителям они должны были напоминать, а всем приезжим повествовать о достижениях и успехах Ликайи. Так появилась пирамида, в основании которой лежали Красота, Просвещённость и Красноречие, затем сверху Известность и Сила. Венчал всё это строение огромный камень, символизировавший Богатство.
С этими словами старик зачерпнул горсть пляжной гальки, выбрал камни побольше и выложил их небольшой горкой, чтоб Мигелю было понятней.
— В ясные ночи эти камни отражали лунный свет, и в городе было светло, почти как днём. И так как освещена была только вершина горы, а всё подножие было погружено во тьму, издали казалось, что сам город не стоит на земле, а как бы парит в небесах. Моряки, пленённые красотой, назвали его Айнури, что в переводе означало Город Лунного Света. Слава и богатство развратили жителей Айнури, и они стали гордыми и надменными. А Бог противится гордыне и надменности. Уверенные в своей неуязвимости, они не обращали внимания на предвестники бедствия: на воронов, летающих вокруг крепостных стен, хотя раньше те туда не долетали, и овец, не идущих на пастбища, а сбивающихся в кучу. Но настало утро того страшного дня, когда пришли суды на Айнури, и земля разверзлась надвое, и пропасть в считанные минуты поглотила всё то, что накапливалось, взращивалось и лелялось столетиями. А потом в бездну полетели камни, поставленные у ворот города и призванные, как казалось, увековечить славу Айнури. Так город оказался погребённым под Известностью, Красотой, Просвещённостью, Силой и Красноречием. Последним упал самый большой камень — тот, что олицетворял Богатство. Некогда горделиво возвышающийся холм превратился в уродливую котловину невероятно огромных размеров... Вот оно как бывает.
Вышедшая из-за туч луна выхватила из занебесья расплывчатые контуры когда-то процветающего, а затем разрушенного города. Но в следующую минуту видение исчезло, и осталась лишь плотная дымка. «Да, — подумал Мигель, — а пожалуй права старушка Белла, постоянно повторяя: кто слишком высоко летает, тот очень низко падает и чаще всего разбивается, потому что падать с высоты два метра и сто два — это не одно и то же».
А старик между тем продолжал:
— Имя Айнури со временем стёрлось из человеческой памяти. Моряки, купцы да и просто путешественники, огибавшие этот мыс, видя вместо величественных сводов домов зияющую пустоту, окутанную мглой и дымом, дали этому месту другое название: Нуридухан — Город Лунного Дыма.
Старик говорил что-то ещё, но то ли от его мерного повествования, то ли от сытного обеда, то ли от усталости, накопившейся за день, у юного рыбака вдруг отяжелели и стали слипаться веки. Последнее, что он запомнил, это то, что старик снял с себя пончо и заботливо укрыл им его, Мигеля.
Проснулся бравый ночной страж от настойчивых толчков в бок и раздражённого мощного баса :
— Эй, ну же! Поднимайся давай! Хорош дрыхнуть!
Мигель с трудом разлепил глаза. Накачанный, мускулистый парень стоял, уперев руки в бока, и с насмешкой глядел на него. На фоне солнца волосы крепыша-насмешника, и без того рыжие, отливали каким-то уж совсем апельсиновым оттенком. «А правильно называют его Наранхито. Лучше и не скажешь», — подумал Мигель, а вслух произнёс:
— А где старик? Неужели ушёл уже?
Видя недоумение на лицах своих напарников, пояснил:
— Тут ночью один старик набрёл на наше место. Чудной такой! Одет, как гаучо, а борода и шляпа, как у еврейского раввина... Рассказывал, что на месте вон той котловины когда-то был цветущий город. А потом это место стали называть Городом Лунного Дыма...
Видя, что Наранхито озадаченно разглядывает пустые коробки из-под провизии, Мигель счёл нужным пояснить:
— Я накормил его ужином. Ну, в общем, … Я подумал, что как-то неправильно будет не пригласить его, и.. это... того... правило наше тоже требует быть радушным... — Да вот, он даже набросил на меня своё пончо, — видя недоверие в глазах товарищей, продолжал горячо доказывать Мигель и вдруг осёкся: он увидел, что укрыт старой брезентовой подстилкой.
Наранхито и второй парень, которого все почему-то называли Консервный Нож, переглянулись между собой, а затем Консервный Нож произнёс:
— Старик, говоришь? И откуда же он появился этот твой старик, скажи на милость? С моря, что ли? Так в эти воды ночью никто никогда не заходит. А спуститься с горы ещё более нереально, — и он выразительно окинул взглядом вертикальный склон, плотно поросший колючим кустарником. — Если ты забыл, то я напомню первое правило нашего Братства: не лгать своим. Каков бы ни был улов — говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды. Если проспал дежурство и съел утреннюю пайку — так и скажи. И нечего тут сочинять небылицы. А то старик... Море... Тоже мне, Хемингуэй!
При этих словах он презрительно сплюнул, сунул руки в карманы просторных брюк и зашагал прочь. Через несколько минут Мигель услышал всплеск воды: Консервный Нож отвязывал от колышка лодку, а Наранхито укладывал в неё сети. Впереди предстоял напряжённый день.
От обиды, что ему не верят, у Мигеля защипало в носу и ком подкатил к горлу. Неужели он и вправду так бесславно «сдал дежурство» Морфею? Теперь, вне всякого сомнения, его вышвырнут из Братства. Наранхито и Консервный Нож десятому закажут поостеречься иметь дело с Мигелем: он-де ненадёжный вовсе. А ведь и вправду, пока он отдыхал-почивал, в палатку могли наползти змеи, и уж тогда... Господи, лучше не думать о том, что было бы «тогда»!
Желая хоть как-то реабилитироваться перед товарищами, Мигель решил обойти территорию их маленького лагеря и проверить, ничего ли не забыто. Около того места, где сегодняшней ночью горел костёр, возвышалась горка необычайно крупных, гладко отёсанных морской волной камней. Один, два... , пять... Ого, целых шесть! Желая рассмотреть их получше, Мигель перемахнул через брёвна, на которых обычно сушились их рыбацкие пожитки, и остановился как вкопанный: с этой стороны в лучах утреннего солнца каждый из камней сиял своим особым, неповторимым блеском: амазонит, бирюза, оникс, хризопраз... Поразительно! Мигель подумал, уж не обманывают ли его собственные глаза. Потёр их и так, и эдак, но горка продолжала светиться «по-разноцветному», как мысленно сказал он себе. Тут набежала маленькая тучка, и камни опять стали тем, чем были на самом деле: буро-серыми булыжниками. Но через минуту вышло солнце, и они опять заискрились и засверкали. Невероятно! Неожиданно Мигелю вспомнилось: Красота, Просвещённость, Красноречие, Известность, Сила, Богатство. Точно! Ведь эти камни именно в таком порядке и сложил тот старик-путник, заглянувший к Мигелю на огонёк. Как там он говорил? Каждый камень — это веха, знак определённого достижения города. Во-он тот, который на солнце выглядит, как оникс, наверняка символизирует красноречие. А этот, самый большой.. О, это лунный камень. Ну да, так и есть: символ богатства Города Лунного Света, ставший в итоге его могильной плитой... Стоп! Вот оно, доказательство, что этой ночью у них здесь действительно был гость. Мигелю ничего не приснилось!
— Э-гей, сюда! Я должен показать вам кое-что! — закричал Мигель и замахал руками.
Наранхито и Консервный Нож уже заняли свои места в лодке, ожидая, пока Мигель закончит обход территории. Вылезать обратно они не собирались, но Мигель так усиленно их звал и так отчаянно жестикулировал, что они волей-неволей подчинились, недоумевая, что же такого необычного увидел «малыш Мигелито». И когда их разделяло каких-нибудь пять метров, из бездонных глубин спокойного и тихого моря вдруг неожиданно вырвалась волна и, яростно скользнув по песку бледным языком, унесла с собой так тщательно выстроенную каменную пирамиду. В следующий миг всё опять стало спокойно.
Наталья Григорьева, редактор альманаха "Откровение"
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-2521-1
|
| |
| |
| Nikolay | Дата: Суббота, 11 Фев 2012, 09:25 | Сообщение # 3 |
 Долгожитель форума
Группа: Заблокированные
Сообщений: 8926
Награды: 168
Репутация: 248
Статус: | Перенос с другой страницы
Наталья Григорьева (Grinata)
Друзья! Недавно на форуме мы обсуждали вопрос "Должна ли худ. литература быть захватывающей?"
Повторюсь снова, но, по моему глубокому убеждению, даже самые серьёзные мысли можно выразить через так называемые "несерьёзные жанры". Предлагаю вам одну из таких моих попыток.
"Детективы интересовали меня с детства. Когда я прочла: «Шалтай-Болтай сидел на стене, Шалтай-Болтай свалился во сне», — я задумалась: «Сам свалился — или столкнули?» (Филлис Дороти Джеймс)
Ванитас, или Странное завещание
— Итак, чем мы с вами располагаем на данный момент? — детектив Фёдор Ярмаш внимательно обвёл взглядом присутствующих. Этот вопрос он задал, скорее, себе, чтобы привести в порядок собственные мысли.
В большой, но порядком запущенной гостиной собралось человек семь, не считая его самого. Это были родные и близкие две недели назад почившего Лариона Васильевича Танского, из-за которого и разгорелся сыр-бор в почтенном семействе и из-за которого он, Фёдор, собственно, и оказался здесь. Вернее, не из-за самого Лариона Васильевича, а из-за его чуднóго — именно так, иначе и не скажешь! — завещания.
Ларион Васильевич был художником так себе: не особо успешным, не особо модным. Он писал по два-три полотна в месяц на сюжеты, понятные одному лишь ему. Иногда выставлялся в арт-галерее у друзей, иногда умудрялся что-то продавать. Этого ему вполне хватало, чтобы сводить концы с концами, но мировой славы — да что там мировой, даже внутридержавной! — он так и не снискал. Поэтому родня не особо рассчитывала на какое-то сногшибательное наследство. Разве что родительский дом, которым по праву старшего в семье владел Ларион. Дом этот, правда, уже порядком «поизносился» и местами совсем обветшал: с потолка свисала паутина, кое-где облупилась штукатурка, крыша прохудилась, краска на оконных рамах давно стёрлась... Но дом имел один большой плюс, и не просто плюс, а целый плюсище: он находился в историческом центре и сам собой представлял историю. Нувориши отвалят за него нехилую сумму и глазом не моргнут — вне всякого сомнения!
Однако в день оглашения завещания удивлению родни не было предела. Через своего нотариуса Николая Николаевича Решетова, который одновременно был ещё и другом и поверенным в делах, старик передал каждому из родственников коробку, в которую был вложен некий предмет. Сей предмет был призван послужить подсказкой к месту нахождения подлинного сокровища — «жемчужины», как было сказано в тексте завещания. Нашедший жемчужину унаследует всё: и её саму, и дом. Если же данный ребус никто не разгадает, тогда дом со всем содержимым будет передан в Фонд помощи молодым художникам, основателем которого, как выяснилось, был сам Ларион Васильевич. Вот такая простая сложная задачка.
На поиски жемчужины отправились все упомянутые нотариусом потенциальные наследники: родной брат Лариона Эдуард Васильевич с супругой Кларой Львовной и сыном Валериком, родная сестра покойного Эльдара с дочерью Викторией и племянники Кирилл и Роман, дети Норы, покойной сестры Лариона. Каждый из них втайне от других перелопатил, как им казалось, весь дом, но не только жемчужины, а вообще ничего — ну, совершенно ничего! — ценного не нашёл. В основном, полотна самого Лариона, пару десятков так называемых коллекционных, купленных или подаренных Лариону картин, цена которым от силы пару грошей... В сотый раз стало понятным, что единственную ценность представлял собой сам дом. Но Ларион мог прямо и без обиняков завещать его кому угодно. К чему тогда такие сложности? Прямо «квесты» какие-то!
Отчаявшись разобраться со всем этим в одиночку, родственники решили объединить усилия, попытавшись сопоставить то, чем владеет каждый из них, с имеющимся у другого. Но попытки снова оказались безрезультатными. Всё это походило на какое-то безумие... Кто-то из старших заикнулся было о том, чтобы отказаться от этой затеи, но молодое поколение не спешило сдаваться и, посовещавшись, было решено пригласить детектива. Условиями завещания это не запрещалось. Таким образом, вчера в конторе Фёдора побывали племянники Лариона Кирилл и Роман.
И вот, как результат вчерашней встречи, Фёдор с самого утра толчётся в этом беспорядочном доме, пытаясь сопоставить, казалось бы, несопоставимое. За это время он убедился в двух вещах: первое это то, что родственнички потрудились добросовестно — не обследованным не осталось ни сантиметра площади, и второе — ценного здесь тоже ноль. По крайней мере, на первый взгляд. Да и второй тоже. Но от него, Фёдора, разумеется, ждут иного заключения...
— На данный момент у нас по-прежнему добрая дюжина вопросов и ни одного на них ответа, — раздражённо заметил брат покойного Эдуард Васильевич, импозантный мужчина с посеребрёнными висками и в дорогом, слегка поношенном костюме. — А пора бы уже, любезнейший. Вторую неделю топчемся на одном месте. Я полагал, что вы, детективы, щёлкаете такие задачки, как семечки...
— Терпение, только терпение! — Фёдор был сама любезность. — Я прошу каждого из вас, господа, предъявить те предметы, которые были вам вручены нотариусом, и как можно подробнее рассказать о предпринятых вами попытках отыскать то, что постарался скрыть от вас покойный Ларион Васильевич... Назовём это «предмет икс».
— Да, уж, в этом он преуспел, что и говорить! — откуда-то сбоку сердито прозвучало низкое сопрано.
Фёдор оглянулся. «Сопрано» принадлежало высокой, дородной даме со старомодной причёской буклями. Мельком бросив взгляд в свой блокнот с записями, сделанными накануне, Фёдор понял, что это и есть та самая пресловутая Клара Львовна, супруга Эдуарда Васильевича и гроза всех потенциальных жён их сына Валерика.
— Ну сколько можно одно и то же! — встрял в разговор Эдуард. — Давайте же продвинемся, наконец-то, куда-нибудь.
— Дядя Эдик, не гоните лошадей! — оборвал его Кирилл, которого в семье называли Киром, а когда сердились — Киркой. — Это у вас была тысяча и одна возможность послушать себя и других... Или вы что-то скрываете от нас, ваших родных и любимых, а?
Выразительно смерив племянника холодным взглядом, Эдуард Васильевич открыл было рот, чтобы поставить на место этого не в меру разыгравшегося юнца, однако был остановлен спокойной и невозмутимой фразой Фёдора, желающего купировать скандал в зародыше и заняться делом:
— Продвинемся, Эдуард Васильевич, непременно продвинемся. Но для этого необходимо ситуацию «проговаривать». Кто-то скажет слово, иной подхватит, а там глядишь — и истина нарисуется... Как сказал мудрец, «Река истины протекает через каналы заблуждений». Давайте с вас и начнём. Что было в вашей коробке?
Эдуард Васильевич нехотя ответил:
— Детский приборчик.. . Ну, такой, чтобы пускать мыльные пузыри...
Кто-то из молодёжи прыснул.
— Не смешно! — возвысил голос Эдуард Васильевич.
— Тише, прошу вас, — призвал всех к спокойствию Фёдор. — Так что же вы предприняли, достав из коробки этот флакончик?
— Я был в шоке, я был потрясён! Чтобы родной брат человека так с ним поступил! Затем я развинтил этот флакон, полагая, что там может быть спрятана какая-нибудь записка или указание, но увы, тщетно. Флакончик был пуст.
Секунду помолчав, Эдуард Васильевич с жаром продолжал:
— Я, если хотите, вообще не верю в эту вашу затею! Вероятно, мой братец давно задался целью передать этот дом своему пресловутому фонду. Но чтобы мы, родные люди, не считали его жмотом, он и устроил весь этот спектакль с поисками сокровищ. Пустое это дело, говорю вам!
— Спасибо, Эдуард Васильевич. Вы захватили с собой флакончик, как я просил? Спасибо, положите его вот сюда, на стол. Идём дальше. Что было в коробке, к примеру, у Вас, Эльдара Васильевна?
Фёдор знал, что сестру покойного, эту даму с густо подведенными глазами и надменно изогнутыми губами на самом деле зовут Дарья. В своё время, посчитав, что такое заурядное, даже простецкое имя может помешать дипломатической карьере её супруга, она велела называть себя Эльдарой. Но даже после смерти мужа и возвращения домой из дипмиссии, женщина не отказалась от своего «утончённого» имени.
— Зеркало. Я извлекла из коробки зеркало, самое обычное дешёвое зеркало..
— Это о чём-то вам говорит или, может, что-то напоминает? — спросил Фёдор.
— Нет, абсолютно ничего, — Дарья жеманно повела плечом. — Я даже не предприняла попыток распотрошить его, как это сделали бы некоторые. — Она бросила взгляд, полный достоинства в сторону Эдуарда и Клары. — И так понятно, что там внутри ничего нет.
Клара моментально отреагировала:
— Ха, так это Ларик намекнул, чтобы ты, дорогая, когда будешь глядеться в зеркало, не забывала, что с каждым разом приходится тратить всё больше и больше времени для наведения вот этой всей красотищи!
— Могу лишь констатировать тот факт, что бедный Ларик под конец жизни совсем из ума выжил, — процедила сквозь зубы Дарья и, бросив на невестку взгляд отнюдь не полный любви, швырнула на стол пресловутое зеркало.
— Тётя Дара, — отозвался Роман, — мы никому не проговоримся, что вы «перепотрошили», как вы сами выразились, все зеркала в этом доме. Да что там зеркала! Даже стенки за ними! Признайтесь, в этом обычном, дешёвом зеркале вы углядели некий намёк и искали тайник!
— Я не считаю нужным отвечать на дурацкие реплики, — прошипела Дарья и, поплотнее укутавшись в клетчатый плед, уселась на своё место.
Фёдор взял зеркало и аккуратно поместил рядом с предыдущим «экспонатом».
— Теперь вы, Клара Львовна, — обратился Фёдор к последней представительнице старшего поколения Танских.
Но Клара, поджав губы, демонстративно молчала.
— Тётя Клара, — лениво произнёс Кир, — не тяните резину, все и так всё знают.
— Да, — подхватил его брат Роман, — а у вас, тётя Дара, есть чудный шанс поквитаться.
— Ну же, дорогая, не молчи, — потрепал по руке жену Эдуард Васильевич.
И Клара Львовна нехотя сдалась.
— Хоть мне и неприятно повторять это... Но раз вы настаиваете, извольте... У меня в коробке... были.... гнилые яблоки и груши. Не настоящие, разумеется, из папье-маше, но всё же выглядели они очень натурально. Я так и сказала Эдику: «Твой брат всегда меня терпеть не мог, и вот видишь, он и после смерти мне об этом сообщает»... Ну, что вы на меня так уставились? — выкрикнула она, увидев, что все смотрят на неё выжидательно. — Нет у меня ничего с собой, я их выбросила!
— Ну, тётя Клара, — протянул Кир. — Это же, как сказал бы дядя Эдик, крайне неразумно. — Он так похоже скопировал Эдуарда Васильевича, что все не выдержали и расхохотались.
— Не переживай, пустослов, я тщательно всё проверил, — и он смерил племянника уничижительным взглядом.
— Не сомневаюсь, не сомневаюсь, что ни один гнилой фрукт в этом Богом забытом саду не остался забытым вами, — продолжал веселиться Кирилл, намекая на «бурную» деятельность Эдуарда в саду вокруг дома. Похоже, присутствие профессионала, то бишь, Фёдора, вселяло в него некоторую уверенность, что поиски таки увенчаются успехом.
А Фёдор, внимательно прислушиваясь к перепалке, украдкой делал пометки в своем блокноте. «Да уж, — подумал он, — а родственнички-то хороши, готовы друг другу горло перегрызть. Не удивлюсь, если окажется, что покойный брат захотел таким образом их проучить...».
После Клары Львовны опрашивали молодёжь. На все вопросы они давали чёткие, исчерпывающие, быстрые ответы — то ли потому, что умели ценить своё время, то ли хотели поскорей проникнуть в глубину дядюшкиной тайны.
Виктория, дочь Дарьи. Темно-каштановые волосы, голубые глаза, пухлые, чувственные губы, на правой руке татуировка в виде абстракции. Работает певицей в каком-то театре, но мечтает, конечно же, о великих подмостках. Коробка Виктории оказалась больше остальных, да и предметов там было два: карнавальная маска и ноты. Именно этот факт и побудил её мать утверждать, что у покойного Ларика было особое отношение к её дочери, ведь Виктория — единственная девушка среди младшего поколения.
Но сама Виктория решительно отмела это предположение:
— Ах, мама, перестань! Дядя Ларик одинаково хорошо относился ко всем своим племянникам! А ноты на поверку оказались партитурой одной нынче модной песенки. Сейчас таких уйма.
— А маска?
— С маской тоже ничего из ряда вон выходящего. Такие обычно можно встретить в переходе перед Новым годом.
Следующим «показания» давал Валерик, меланхоличного вида светловолосый красавчик, сын Эдуарда и Клары.
— А мне вообще игральные кости подбросили!
Воцарилась неловкая тишина. Эдуард Васильевич побагровел, а Клара, достав платок, начала усиленно сморкаться. Все знали, что Валерик — азартный, но неудачливый преферансист. Только Валерик, похоже, неловкости не испытывал. Он как ни в чём ни бывало продолжал:
— Я простучал их, но они оказались пустыми. Тогда я подумал, что вдруг они сделаны из какого-то там благородного материала, и дядюшка таким образом решил подсобить мне — ну, чтоб с долгами рассчитаться. Но потом выяснилось, что это обыкновенная пластмасса. Вот мне облом вышел!
С этими словами Валерик привычным жестом выбросил на стол несколько костей.
Последними выступили Роман и Кирилл, дети покойной Норы, родной сестры Лариона, Эдуарда и Дарьи. Среди всей компании они выглядели наиболее здравомыслящими, ибо вдвоём трудились менеджерами в какой-то крупной фирме, зарабатывали прилично, по пустякам не растрачивались. Да, собственно, идея пригласить детектива целиком и полностью принадлежала им.
Выяснилось, что у Кира в коробке была курительная трубка: далеко не новая, но в то же время не представляющая собой какой-то исключительной ценности. Такие трубки очень органично выглядят в руках классического старого морского «волка», и в ней Кир не усмотрел для себя ни намёка, ни предостережения, ибо к табаку он вообще был равнодушен. Самое интересное, что и дядюшка покойный тоже не был курильщиком. Ну, и как тут разобраться? Поэтому свою «лепту» в поиски Кирилл внёс тем, что в течение двух выходных простукивал молоточком стены, пол и даже потолки.
Вот его родному брату Роману в этом плане повезло больше: после того памятного визита к нотариусу он стал обладателем песочных часов, поэтому круг его поисков сузился до исследования всех часов, которые удалось найти в доме.
Но Роман был категорически с ним не согласен.
— Ну не скажи! Это была задача не из лёгких, — посетовал он. — Ведь до меня здесь уже вся семейка «потрудилась». Попробуй отыщи что-нибудь после этого побоища...
— Но ты же у нас сама сообразительность. Интересно, череп не жмёт? — хихикнул его родной братец Кир.
Роман замахнулся, чтобы дать Роману подзатыльник, но тот ловко увернулся и, водрузив поверх всего последний «трофей», спокойно уселся на место.
Фёдор, опершись руками на стол, задумчиво оглядывал кучу бесполезных вещей на столе посредине гостиной... Ему вдруг вспомнилось услышанное когда-то изречение: «Истина застывает на губах умирающих».
— Ну, что, уважаемый, — с ехидцей изрёк Эдуард Васильевич. — Надеюсь, не заставите нас в сотый раз впустую сотрясать воздух?
— Отнюдь, отнюдь, — задумчиво пробормотал Фёдор и стал неторопливо прохаживаться по гостиной. Как же лучше сформулировать мысли, витающие в его разуме? — Такой потребности больше нет, — продолжал детектив, — потому что я, как мне кажется, понял, что хотел сказать покойный, и вы, Эдуард Васильевич, мне в этом очень помогли.
— Я? — изумился Эдуард. — Но, помилуйте, чем же?!
— В течение сегодняшней нашей встречи вы трижды произнесли одно слово, которое и натолкнуло меня на очень интересную мысль... Ну, а дальше уже дело техники, как говорится... Да, кстати, — сказал детектив, обращаясь к Киру, — вы тоже мне очень помогли.
Поймав недоуменный взгляд молодого человека, Фёдор пояснил:
— Вы тоже сказали нечто, и это нечто окончательно уверило меня, что я двигаюсь в нужном нам всем направлении.
— Это что же... Это как...То есть вы можете вот прямо сейчас сказать нам, где Ларик спрятал клад? — заикаясь, пробормотала Дарья.
— Непременно, — спокойно ответил Фёдор.
Все ахнули. А детектив тем временем невозмутимо продолжал:
— Но прежде ответьте мне на один вопрос: был ли Ларион Васильевич набожным человеком или, возможно, был знаком с религиозной литературой?
Присутствующие недоуменно переглянулись. И так как никто не понимал, в чём здесь загадка (а, может, подвох?) никто не решался заговорить первым. Наконец, слово взяла Виктория.
— Я скажу так: в последние годы дядя действительно стал интересоваться религиозной литературой. А после поездки в Иерусалим он даже приобрёл Тору.
— Тогда я готов изложить свои умозаключения, — произнёс Фёдор, обращаясь ко всем. — Предлагаю по окончании моего рассказа подняться наверх. И если мы найдём там некий предмет, в существовании которого я уже мало сомневаюсь, будем считать мою миссию выполненной. Итак...
Если посмотреть на все эти предметы посторонним, обывательским взглядом, то первое, что придёт в голову, это следующее: у «коллекционера», мягко говоря, не всё в порядке с головой. Однако вы все — родные и близкие Лариона Васильевича — как никто другой, знали, что ваш покойный брат и дядюшка, несмотря на некоторую эксцентричность и любовь к загадкам, абсолютно адекватен. Более того, он умён и образован, и всё, что он делает, имеет смысл. Поэтому, получив каждый свой предмет, вы верно решили, что это — «ключ» к тайнику. Однако поиски в одиночку успехов не принесли, и вы решили объединить свои усилия, справедливо рассудив, что лучше получить одну седьмую часть наследства, чем не получить вообще ничего. Как говорится, лучше синица в кулаке... И хотя вы осознавали, что искать в этом доме жемчужину — ибо ключевым стало именно это слово — это всё равно, что искать иголку в стоге сена, вы, тем не менее, дружно кинулись на поиски.
Здесь я позволю себе некоторое отступление. Как я успел заметить, взаимоотношения между членами вашей семьи, были, скажем прямо, отвратительными. Во время нашей беседы у меня порой складывалось впечатление, что все присутствующие готовы испепелить друг друга. И это при том, что вы являетесь очень близкими родственниками. Рискну предположить, что Ларион, предчувствуя свою скорую кончину, захотел вдруг примирить всех. Знаете, так бывает со многими на пороге смерти... Он попытался сделать так, чтобы вы осознали простое и очевидное: поодиночке вы слабы, а вместе — сила. И на первом этапе — надо отдать ему должное — он добился этого: вы обратились за помощью друг к другу, а потом ко мне. Это, так сказать, первое, что бросилось мне в глаза.
Теперь о предметах, которые были вам переданы. Здесь призрачная гармония предыдущего этапа была напрочь разрушена! Обследовав свои предметы и не найдя ничего, некоторые из вас — и небезосновательно! — усмотрели в них некий нехороший намёк на себя и вознегодовали на покойного. Взять, к примеру вас, Клара Львовна, или вас, Валерий Эдуардович. Гнилые фрукты — не лучший подарок, понимаю. Да и игральные кости оптимизма не добавляют. Что касается Эдуарда Васильевича, то он вообще был взбешен. А в нотах, полученных вами, уважаемая Виктория, сквозил некий подтекст, что ваши достижения в профессии, мягко выражаясь, на уровне ширпотреба. Обиженной осталась и Эльдара Васильевна, так как версия, озвученная Кларой Львовной, как ни странно, попала в цель. Но вы все, как один, обиду проглотили, и в этом вам помог мелькавший перед вами призрак наследства, как вы все надеялись, немалого. Остальные, так сказать, «не обиженные» члены семьи пребывали в глубоком недоумении: ведь курительная трубка, песочные часы и маска вообще казались полной бессмыслицей, не имеющей к их владельцам никакого отношения.
Да и потом, никто не мог взять в толк, зачем Лариону понадобился этот маскарад? Я, признаться, в первый момент тоже. Ведь если он хотел объединить семью, то к чему тогда оскорбления?
Пока вы рассказывали свои истории, я мысленно на всякий лад повторял названия этих предметов. Вот взгляните на этот столик: зеркало, маска, мыльные пузыри, гнилые фрукты (их, правда, здесь нет, но мы знаем об их существовании), игральные кости, курительная трубка, песочные часы. Что-то во всём этом показалось мне смутно знакомым, словно я уже когда-то сталкивался с подобным... Я рискнул предположить, что эти предметы по отдельности — непосредственно послание к живым, а все вместе они составляют ключ к искомому предмету. Но в чём суть? Атмосфера таинственности, все эти картины вокруг заставили мои мозги работать интенсивнее... Я попытался увидеть в этих вещах некий моральный подтекст и понял, что все они связаны с жизнью человека и поиском её смысла. Ведь жизнь человека — это плод. Но плоды тоже бывают разными: сладкими, горькими, кислыми, с червоточинкой... Можно предположить, что гнилые фрукты — это негодно прожитая жизнь .
Мыльные пузыри. В уме вертелось латинское выражение homo bulla — «Человек есть мыльный пузырь». Всё верно: жизнь может оборваться так же внезапно, как лопнет этот мыльный пузырь. О быстротечности времени также говорят и песочные часы, и предполагаемый дым из курительной трубки — развеется, и нет его. А о чём могут говорить зеркало, маска и игральные кости? Зеркало — это нереальный мир, антимир или искажённое отражение действительности. Маска — двойственность натуры, двойные стандарты. Игральные кости — это гибельный азарт. Легионеры, убивавшие Иисуса, разыграли его одежду именно с помощью игральных костей. Всё вместе это можно было бы объединить, как жизненное заблуждение или ошибочная жизненная позиция. Выходит, снова всё сводится к жизни.
Что ж, и этот этап мне был понятен: Ларион Васильевич хотел, чтобы его родственники всерьёз задумались о смысле жизни и том образе существования, который они ведут. Но в чём же финал его наставлений? Где, так сказать, конечный пункт?
И вдруг произнесённое Эдуардом Васильевичем «пустое это дело» словно молнией пронзило меня. «Пустое дело», иными словами, напрасное дело, тщета или суета. Суета — это и есть ключевое слово. «Суета сует: всё суета. Что пользы человеку от всех его трудов, над чем он трудится под солнцем? Видел я все дела, что делаются под солнцем, И вот — всё это тщета и ловля ветра» — продекламировал Фёдор. Затем сделал паузу, прошёлся по комнате, анализируя сказанное, — ничего ли он не пропустил, и заключил:
— Это цитата из Екклесиаста проповедника.
Повисла тишина. Было слышно только, как монотонно стучит за окном дождь. Никто не решался нарушить тишину. Казалось, каждый примерял на себя только что услышанное...
— Простите, уважаемый Фёдор, — начал Роман, которому пауза показалась слишком затянувшейся. — Всё это здорово, я снимаю перед вами шляпу и всё такое. Только я никак в толк не возьму, каким образом ваше открытие приближает нас к искомой жемчужине?
— Да-да, как? — нестройными голосами подхватили остальные.
— Как? — переспросил Фёдор и пристально оглядел всю компанию. — Да очень просто. Никакой жемчужины на самом деле не существует...
— Как не существует?!!! — в негодовании вскричали присутствующие.
— То есть, вы хотите сказать, что мы всё это зря затеяли? — свирепо прошипела Клара Львовна.
— Зачем вы нам тогда голову морочите этим баснями? — угрожающе двинулась на Фёдора Дарья.
— Да погодите же! — воскликнул детектив и поднял вверх руку. — Я ещё не закончил.
Подождав минуту, пока улягутся страсти, он продолжал:
— Я неслучайно спросил вас, был ли Ларион Васильевич набожным человеком. Вы, Виктория, сказали, что в последнее время ваш дядюшка стал усиленно читать религиозную литературу и даже посетил святые места. Так вот, жемчужина в переносном смысле — это самое дорогое, ради чего человек готов потратить — и потратил! — всё, чем владел.
— Что же это может быть в нашем случае? — пробормотала Виктория. — Я имею в виду, на что дядя Ларик мог потратить все деньги?
— Не думаю, что бы это было что-нибудь стоящее, — презрительно скривила губы Дарья. — Какие деньги были у Ларика? Он же был нищим!
— А вот здесь вы ошибаетесь, Дарья Васильевна, — возразил Фёдор. — Согласно библейской притче, человек продал всё, чтобы купить одну-единственную жемчужину. Ларион Васильевич был неприхотлив в быту, и картины его, вопреки расхожему мнению, которое он сам, видимо, и создал, очень неплохо продавались.
— Да скажите же, наконец, чтó мы ищем! — выкрикнула Клара Львовна. — Не томите душу. Я сейчас в обморок упаду.
— Суета сует по латыни звучит как Vanitas vanitatum, — невозмутимо продолжал Фёдор. — Кроме того, ванитас — это ещё и жанр живописи эпохи барокко, такой себе аллегорический натюрморт. Художники 15-16 столетий использовали этот жанр, чтобы напоминать современникам о неизбежности смерти, о том, что все жизненные удовольствия тщетны и очень скоро пройдут, а ответ придётся держать по всей строгости. Как видите, Ларион Васильевич тоже прибег к такого рода посланию.
— Вы хотите сказать, — с трудом вымолвил Эдуард, — что Ларик тоже начал писать такие картины?
— Нет-нет, всё несколько иначе. Если мне не изменяет память, после 17 века этот жанр пошёл на спад. Однако, в начале 20 столетия появилась плеяда художников, пожелавших возродить его. Понятно, что техника рисования была уже иной. Многие из этих картин хранятся в Иерусалимском музее, но одна из них висит в этом доме наверху. Вы считали Лариона никаким художником, бестолковым коллекционером, негодным хозяином, который даже дом нормально отремонтировать не может, а он, вот, поди, приобрёл картину, стоимость которой... Ну, нет, вердикт по картине отдадим на откуп специалисту, а от себя лишь добавлю, что недавно одну из таких картин продали на аукционе за весьма и весьма кругленькую сумму.
Валерик присвистнул. Эдуард Васильевич, схватившись за сердце, вскочил с кресла, а затем снова упал в него. Дамы, охая и ахая, закрывали глаза.
— Где, где эта картина?!! Ведите нас немедленно к ней! — одновременно вскричали Роман и Кир.
— Охотно поясню, — ответил Фёдор. — На втором этаже. Вы легко её найдёте. Она висит на самом видном месте и единственная из всех выполнена в светлых песочных тонах. На ней изображён стеклянный кубок и череп. Да, кстати череп являлся непременным атрибутом жанра ванитас — как символ бренности человеческой жизни. Вы, Кирилл, недавно выдали какую-то шутку насчёт черепа и, сами того не ведая, крепко мне помогли окончательно утвердиться в моей версии.
Но Кирилл уже не слушал Фёдора. Вместе с Валериком и Ромой он уже мчался по лестнице на второй этаж. За ними, тщетно пытаясь не отставать, прихрамывая, карабкался Эдуард Васильевич.
— Средневековые художники обычно изображали на холсте лист бумаги с каким-нибудь нравоучительным текстом. Обследуйте внимательно раму, и если я не ошибаюсь, там непременно должно быть что-то наподобие: «Жизнь коротка, искусство вечно», — крикнул им вслед Фёдор.
— Это та самая уродливая картина? — надменно выпятив нижнюю губу, изрекла Дарья. — Вот уж никогда бы не подумала! На неё дважды и не взглянешь.
Она взглядом обвела всех оставшихся в гостиной, как бы ища одобрения своим словам. Но так как никто не обращал на неё внимания, она молча прошествовала к своему креслу и уселась в него, поджав под себя ноги.
Через минут пять сверху раздался победный клич. А ещё через минуту в гостиной появился Валерик. В руках он нёс маленькую записку. В ней было всего два слова: Nil omne.
— Что это значит? — спросил он Фёдора.
— «Всё — это ничего», — задумчиво ответил тот. — А знаете, чем больше я размышляю над этим делом, тем больше утверждаюсь в мысли, что именно объединение семьи Ларион Васильевич считал своей главной задачей. Как вы полагаете, господа, он справился с этим?
Все с удивлением воззрились на него. Среди возникшей «картинной» суеты этот вопрос прозвучал диссонансом. Никто не был готов отвечать на него. И только Виктория, очевидно, посчитавшая, что будет неприличным не ответить человеку, которому они весьма обязаны, взяла Фёдора под руку и, отведя в сторону, отчеканила:
—- Очень ценю намерения дядюшки, только напрасно это. Склеенная из осколков ваза никогда не сможет быть целой, потому что по дороге потерялись мельчайшие крупицы, без которых эта целостность невозможна.
* * * *
«Николай, дружище, только тебе и могу я доверить сейчас то, что хранил в себе столько лет. Представь, мне удалось приобрести одно из полотен Монари. Не спрашивай, чего это стоило, только поверь: ничего противоправного, всё в рамках закона. Подлинно, это жемчужина моей коллекции! Подумай только, 17-й век! Моё сердце и сейчас замирает от восторга, когда я думаю о ней... Предыдущая картина в жанре ванитас, которую я привёз из Иерусалима, не идёт с этой ни в какое сравнение, хотя «миссия» у неё очень благородная — примирить после моей смерти всех родственничков. Хотелось бы верить, что общая цель и совместные поиски объединят не только их умы и усилия, но и души и сердца. Тогда пусть «Монари» будет для них большим сюрпризом и нежданной наградой.
Ну, а если примирения не случится... Что ж, тогда решай сам, как распорядиться моей «жемчужиной». Главное в этом два момента: первое, чтобы она не находилась среди подделок, и второе — чтоб она «работала». Ты ведь знаешь, что жемчуг, который не носят и который хранится в ненадлежащих условиях, "умирает»...»
* * * *
Флорентийское солнце нещадно палило. В отличие от других туристов, коротающих время дневного зноя либо в бассейнах, либо в охлаждённых кондиционерами кафешках, Виктория предпочитала посещать галереи живописи. Она уже побывала во многих выдающихся музеях Европы — со смертью дядюшки и получением неплохого наследства девушка могла себе позволить такие вояжи.
Виктория переходила от картины к картине, внимательно рассматривая их и попутно слушая беглую болтовню Бианки, своего гида по музею. После определённых событий Викторию особенно интересовали картины в жанре ванитас.
К следующему экспонату они пробились не сразу: там собралась стайка посетителей, поэтому пришлось немного подождать. А пока они ожидали, Бианка взахлёб и с упоением рассказывала:
— Это нечто совершенно уникальное: деселе неизвестная работа Кристофано Монари, ученика самого Эваристо Баскениса. Эксперты подтвердили подлинность руки мастера. Полотно датируется 17 веком. Сейчас ему просто нет цены! И что самое интересное, эта картина поступила к нам в дар от одного русского мецената... Нам несказанно повезло!
Виктория залюбовалась картиной. Глаз не оторвать... Поистине, её писал мастер!
Ах, да, что там сказала Бианка? Какой-то русский меценат принёс картину в дар музею? Чудак! Мог бы продать не задёшево, а деньги родным оставить. Ну, или знакомым, если у него родных не было. Хорошо, что дядюшка Ларик оказался не таким!
Редактор журнала "Азов литературный"
|
| |
| |
| berserg | Дата: Среда, 07 Мар 2012, 15:09 | Сообщение # 4 |
 Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1809
Награды: 78
Репутация: 125
Статус: | * ВЕСНА *
Глаза глубокие, небесно-синие,
А улыбается, как чародейка.
С ней лёгкий ветер шутя вальсирует.
Она и в солнышке и в почке клейкой.
Она так пахнет снегами талыми
И будит томностью сердца вокруг.
Кто были бледными или усталыми,
Преображаются румянцем вдруг.
С утра поётся и очень хочется
Улыбкой встретиться под комплимент.
Лучом-точильщиком сосулька точится.
Капель заиграна в один куплет.
Какие кризисы? И где депрессия?
С Весною об руку румяный франт.
И улыбаются и так им весело!
Целует барышню мальчишка март!
С. Берестов 
marafonez
|
| |
| |
| Grinata | Дата: Среда, 07 Мар 2012, 15:46 | Сообщение # 5 |
|
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 613
Награды: 24
Репутация: 26
Статус: | Спасибо!! Здорово!!
Наталья Григорьева, редактор альманаха "Откровение"
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-2521-1
|
| |
| |
| Механик | Дата: Среда, 07 Мар 2012, 18:13 | Сообщение # 6 |
 Постоянный участник
Группа: Друзья
Сообщений: 340
Награды: 28
Репутация: 19
Статус: | Поздравляю с Наступающим праздником, Женским Днём! Желаю любви и творческих успехов!
Тарарыв Владислав. Белгород, Авторская библиотека, Гавань, "Восторг души. Весна 2012", "VI Поэтический конкурс 'Союзники'", журнал "Самиздат"
Дружественные ссылки: журнал Авторский стиль
|
| |
| |
| Grinata | Дата: Среда, 07 Мар 2012, 18:34 | Сообщение # 7 |
|
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 613
Награды: 24
Репутация: 26
Статус: | СПАСИБО!! 
Наталья Григорьева, редактор альманаха "Откровение"
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-2521-1
|
| |
| |
| eugenics | Дата: Среда, 07 Мар 2012, 22:25 | Сообщение # 8 |
 Долгожитель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 3497
Награды: 62
Репутация: 70
Статус: | С Праздником!
Философия - эта та система знаний, где можно ввести собственный закон.
|
| |
| |
| irtya | Дата: Среда, 07 Мар 2012, 23:43 | Сообщение # 9 |
 Долгожитель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 11224
Награды: 248
Репутация: 465
Статус: | С праздником, Наташенька! Солнышка, тепла и любви!!!
Ирина Кузнецова
авторская библиотека
|
| |
| |
| mokkuli | Дата: Четверг, 08 Мар 2012, 06:16 | Сообщение # 10 |
|
Группа: Удаленные
| С Праздником!
|
| |
| |
| Grinata | Дата: Четверг, 08 Мар 2012, 19:57 | Сообщение # 11 |
|
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 613
Награды: 24
Репутация: 26
Статус: | СПАСИБО, ДОРОГИЕ!!!!
Ирочка, Адиллия, С ПРАЗДНИКОМ ВАС!!!
Евгений, очень рада 
Наталья Григорьева, редактор альманаха "Откровение"
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-2521-1
|
| |
| |
| tatimountown | Дата: Четверг, 08 Мар 2012, 22:27 | Сообщение # 12 |
 Долгожитель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 1483
Награды: 112
Репутация: 60
Статус: | Поздравляю!
Татьяна Давыдова, ХМАО
Авторская библиотека - http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-2338-1
Художественная галерея - http://soyuz-pisatelei.ru/forum/105-2577-1
|
| |
| |
| Jullianika | Дата: Четверг, 08 Мар 2012, 22:29 | Сообщение # 13 |
 Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 3070
Награды: 88
Репутация: 101
Статус: | С Праздником 8 Марта!
|
| |
| |
| Grinata | Дата: Пятница, 09 Мар 2012, 13:30 | Сообщение # 14 |
|
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 613
Награды: 24
Репутация: 26
Статус: | Татьяна, Юлия, СПАСИБО, девочки!!!!Вас тоже с ПРАЗДНИКОМ!!
Наталья Григорьева, редактор альманаха "Откровение"
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-2521-1
|
| |
| |
| eugenics | Дата: Среда, 21 Мар 2012, 20:34 | Сообщение # 15 |
|
Долгожитель форума
Группа: Друзья
Сообщений: 3497
Награды: 62
Репутация: 70
Статус: | С днем Поэзии!!!
Философия - эта та система знаний, где можно ввести собственный закон.
|
| |
| |
| artsvet37 | Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 07:05 | Сообщение # 16 |
 Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 598
Награды: 36
Репутация: 32
Статус: | Quote (Grinata) Слава и богатство развратили жителей Айнури, и они стали гордыми и надменными. А Бог противится гордыне и надменности. Уверенные в своей неуязвимости, они не обращали внимания на предвестники бедствия: на воронов, летающих вокруг крепостных стен, хотя раньше те туда не долетали, и овец, не идущих на пастбища, а сбивающихся в кучу.
Наталья! Слышу и вижу много символов в вашем произведении. Уж не Посейдонис ли? (последний остров Атлантиды), уж не наши ли времена?
Раскаяние.
Судьбой гонимый, дух несовершенный,
Несчастьем богатеющий бедняк,
Стоит в безмолвии загадочной Вселенной,
С повязкой плотной на слезящихся глазах.
Ревниво сгорбившись, оглядываясь, прячет,
Монеты ржавые накопленных грехов.
Разрушен дом, потрескался фундамент,
Слепец не слышит голоса Богов…
В плену у зависти, во власти осужденья,
Судом неправедным судящий все и вся,
Губящий алчно свет грядущих поколений,
И верой лживой одурманивший сердца…
Скинь пелену, пусти из плена сердце!
Дорогу выбери: ты холоден? Горяч?
Позволь душе молитвою согреться –
Грядет раскаянья безжалостный палач…
Светлана Артемьева
Авторский сайт
|
| |
| |
| Grinata | Дата: Понедельник, 09 Апр 2012, 11:18 | Сообщение # 17 |
|
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 613
Награды: 24
Репутация: 26
Статус: | Рада, Светлана, что Вы проникли в суть того, что мне хотелось донести. Айнури-Ликайя - образ собирательный. Это и библейская Лаодикия (Откровения Иоанна Богослова 3:14), и верно подмеченная Вами Атлантида, и любая из сверхдержав, считающая богатство панацеей от всех бед, и даже человек, полагающийся не на Бога, а на достаток.
Замечательный ответ-стихотворение "Раскаяние". Без раскаяния и покаяния нет движения вперёд.
Успехов Вам, Светлана!
Наталья Григорьева, редактор альманаха "Откровение"
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-2521-1
|
| |
| |
| Grinata | Дата: Пятница, 20 Апр 2012, 13:24 | Сообщение # 18 |
|
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 613
Награды: 24
Репутация: 26
Статус: | От автора
Если вы спросите меня, насколько правдива эта история, я отвечу: где-то на процентов тридцать-сорок. В общем, был такой случай с одним добропорядочным... Ну, ладно, не совсем добропорядочным канадским гражданином, приручившим ворону, которая неожиданно начала приносить ему драгоценности, а потом также неожиданно их унесла. Всё остальное — это сплошной вымысел, который может позволить себе автор, не правда ли?
Да пребудет с вами флоп (1) , или Пио, пио, Афродита!
Храни на мне мой плащ дырявый, Боже, —
Прикроет он от зноя и от стужи.
Я не завишу от портных; к тому же
И вору мало выгоды в рогоже.
(Франсиско де Кеведо)
Молодой бездельник Аурелио Кинтана, двадцати восьми лет отроду, страстно мечтал разбогатеть. Но по его глубокому убеждению, традиционно-долгий, тернистый путь, сопряжённый с упорным и кропотливым трудом, был не его тропой к успеху и богатству. Отнюдь! Аурелио хотел разбогатеть сразу и навсегда. А как можно быстро отхватить какой-нибудь жирный куш? По подсчётам Аурелио, существовало несколько таких способов.
Во-первых, наследство. Но с этим у Аурелио не сложилось изначально: богатых родственников, всенепременно желающих его облагодетельствовать, в близком и далёком родственном окружении не наблюдалось, а от родителей ему досталась всего лишь 30-метровая квартирка на третьем этаже пятиэтажного дома и библиотека, которую начал собирать ещё его дедушка. Старинных рукописей и книг, которые можно было бы продать задорого, в библиотеке тоже не числилось. Так что с этим пунктом сразу вышел облом.
Во-вторых, лотерея. Вот это был бы шанс! Сорвать джек-пот — и весь мир у ног твоих! Но нет: выиграши по мелочам иногда и случались, а джек-пот как-то особо не торопился в руки к Аурелио. В какой-то момент Аурелио понял, что затраченные капиталовложения не просто не окупаются, а и вводят его в «минус». Поэтому от опытов с лотереей также пришлось отказаться.
В-третьих, клад. Аурелио бросил университет (всё равно толку от учёбы никакого!) и записался в археологическую экспедицию. Ему даже повезло найти не совсем целую древнюю амфору. Однако при попытке вынести сей артефакт за пределы лагеря под покровом ночной темноты предприимчивый юноша был остановлен крепкой, решительной рукой начальника экспедиции. После неприятных объяснений Аурелио пришлось добровольно покинуть отряд, дабы избежать позора быть препровождённым под конвоем в ближайший полицейский участок. На карьере искателя клада пришлось поставить точку. Нет, даже не так: большой, жирный крест.
Вернувшись домой, Аурелио ещё некоторое время слонялся без дела, пока однажды не встретил своего однокашника Луиса, элегантного, подтянутого, на шикарном авто. По ходу выяснилось, что Луис — профессиональный игрок в покер. Глаза Аурелио загорелись, и Луис согласился обучить старинного товарища азам покерской премудрости.
Очень скоро обнаружилось, что все игровые присказки насчёт того, что новичкам везёт и прочее, над Аурелио не имеют ровно никакой власти. В покере ему везло примерно так же, как и в лотерее. Но зато он стал в некотором роде философом, и даже автономно от своего соотечественника Балтасара Грасиана-и-Моралеса (2) пришёл к тому же выводу, что и тот, а именно: вся жизнь — игра.
Отныне в каждом событии, в каждом жизненном проявлении Аурелио усматривал элемент игры, случайности или везения. Все события своей прошлой жизни он теперь сравнивал с покерными комбинациями.
Итак, то, что родители не позаботились о хорошем материальном обеспечении для своего отпрыска, означало, что карты изначально ему сдали плохие. Следовательно, в процессе игры, то бишь жизни, когда делались ставки, он был не в состоянии докупать нужное ему количество игровых средств, чтобы достойно продолжить игру. Поэтому чаще всего приходилось объявлять «пас», тем самым сбрасывая полученные в начале слабые карты. И, понятное дело, сделав пас, он уже не мог вернуть «фишки», поставленные в «банк» ранее. Так было с лотереей. Да, впрочем, и с университетом тоже. К чему лукавить! От недостатка средств он не мог выбрать для себя более престижный факультет, а посему пришлось довольствоваться тем, что не понадобилось остальным. Но, как мы уже знаем, и здесь Аурелио не стал особо заморачиваться и быстренько спасовал.
А вот эпизод с арехологической экспедицией, несмотря на своё бесславное окончание, вполне можно было бы оценить как рейз, т.е. повышение ставки, сделанной предыдущим игроком. Как это? Да очень просто! Родители Аурелио оставили ему средств, которые были способны покрыть обучение на заштатном факультете, наивно полагая, что, получив хоть какое-то образование, Аурелио дальше сможет двигаться сам и постепенно делать карьеру. Это была их ставка. Ха, отсталые и наивные люди! У Аурелио не было ни малейшего желания заживо похоронить себя в одной из контор, которыми ныне изобиловал центр города. У него были амбиции покруче. Вот потому он и сделал уже упомянутый выше рейз, потратив все оставшиеся сбережения и закупив ряд необходимых для экспедиции вещей. Но опять-таки вмешался случай в лице того зануды и скупердяя начальника экспедиции и перебил ему ставку.
В общем, как ни верти, а всё так или иначе сводилось к постулату о плохих картах. Если перевести всё это на язык покерных комбинаций, то получается, что в большинстве случаев ему выпадали пары, две пары и тройки (3). Один раз был стрит (4) (речь снова идёт о той злосчастной экспедиции). Но — увы! Как говорят покеристы, фул-хаус на ривере переехал стрит с флопа (5). Одним словом, вот тебе, бабушка, и бэд бит (6)!
И все напутствия его наставника Луиса о том, что опытные игроки способны «вытянуть» даже заведомо проигрышную комбинацию и даже зачастую так поступают ради смеха и оттачивания формы, остались вне фокуса зрения Аурелио. Он видел только то, что было удобно видеть лично ему, очередной раз сетовал, что карты-де плохи, а потому и на выигрыш расчитывать не стоит, и по-прежнему надеялся, что случай в виде «хороших карт» ему всё-таки когда-нибудь улыбнётся.
Если бы некто в тот момент сказал ему, что случайность это — хитро замаскированная предопределённость, Аурелио был бы весьма и весьма удивлён.
...Однажды, гуляя по парку, Аурелио увидел на тропинке воронёнка. Птичка глядела на Аурелио своими маленьками глазёнками-бусинками и не делала никаких попыток взлететь. Очевидно, несмышлёныш, ещё не научившись толком летать, сделал неуклюжую попытку доказать всему миру, что уже взрослый. За что и поплатился. Убедившись, что вокруг нет ворон (а то не ровен час — заклюют и разбираться не станут в его наилучших намерениях!), Аурелио наклонился и посадил птицу на ладонь. Крошечное птичье крылышко было слегка поранено. Остатки совести не позволили Аурелио бросить беспомощную птицу в парке на растерзание местным котам, и он принял решение принести её домой, вылечить, выходить, а затем, когда она окрепнет и будет в силах летать самостоятельно, выпустить на волю.
Поднявшись к себе в квартиру, он первым делом достал с полки книгу по орнитологии и прочитал, что принесённого домой птенца вороны нужно искупать сначала в мыльной воде, а затем ополоснуть чистой, дабы вывести всяких блошек, мушек и муравьёв. Аурелио так и сделал. Когда птенец, весь в пене от шампуня, сидел на краешке тазика и ожидал, пока хозяин принесёт чистой воды, Аурелио вдруг пришло на ум назвать питомца Афродитой — по аналогии с древнегреческой богиней, которая по легенде родилась из пены морской. Его так развеселила эта мысль, что он совершенно неожиданно для себя вдруг произнёс вслух: «Афродита!».
— Афродита! Афродита! — повторило создание.
Аурелио сначала опешил, а потом расхохотался.
— Ха-ха-ха! — эхом вторила ему новоявленная богиня и затем, выдержав паузу, от себя добавила:
— Пио, пио, пио (7)!
Аурелио вновь обратился к книге и обнаружил там множество интересных фактов. Оказывается, вороны весьма сообразительны и обладают потрясающей способностью к подражанию, в том числе и голосу человека. В первые месяцы эти птицы мягки и послушны, так что приручить их не составит никакого труда.
Уже ложась спать, Аурелио подумал, что было бы недурственно обучить Афродиту разговаривать, а потом демонстрировать такие диалоги в присутствии зрителей. Однако событие, произошедшее некоторое время спустя, когда Афродита чуть подросла и научилась летать, заставило его в корне изменить первоначальные планы.
А случилось следующее.
Афродита любила совершать прогулки в парке, сидя на плече у Аурелио. Периодически она взлетала, делала виражи над парком и снова возвращалась на плечо «родителю».
Как-то раз Афродита, фланируя над скатертью, расстеленной на изумрудной траве и накрытой для пикника, вдруг неожиданно сдала вниз, схватила большую, длинную конфету в блестящей обёртке из фольги и была такова. Никто ничего не заметил.
Когда Афродита с гордостью вручала свой трофей Аурелио, у того возник резонный вопрос: почему эта птица не схватила те из продуктов, которые ей больше всего по душе. Например, свежие пшеничные хлебцы с орехами и изюмом? Неужто знала, что Аурелио — сладкоежка?
Ответ нашёлся всё в той же книге и оказался намного прозаичнее предположений Аурелио: выяснилось, что вороны очень любят всё блестящее. «Да уж, — хмыкнул про себя Аурелио, — некоторые люди тоже любят всё блестящее...». Он уже собирался водрузить книгу на место, как вдруг в мозгу у него что-то щёлкнуло, и эта ситуация предстала перед ним совсем в другом ракурсе. Ведь можно использовать Афродитину любовь к блестящим вещам в свою пользу! Как? Да очень просто: научить её приносить золотые и серебряные вещи прямо к ему!
В волнении, которое граничило с бешеным восторгом, Аурелио шагал по комнате туда-сюда, периодически вскидывая вверх руки и бормоча себе под нос что-то нечленораздельное. Если бы кто-то увидел его в этот момент, то наверняка решил бы, что парень свихнулся. Наверняка так оно и было. Да только Аурелио был уверен, что вынашивает самый гениальный план в своей жизни.
Вот он, шанс! Правильно кто-то сказал, что шансы постоянно падают с неба. Надо только своевременно подставлять ладошки, чтобы ловить их. Ну, что ж, не стоит медлить! Завтра он приступит к осуществлению задуманного! Прямо с утра!
…То ли учитель был талантлив, то ли ученица крайне способна (а, возможно, и то, и другое), но очень скоро Аурелио добился, что Афродита стала приносить ему из кухни мельхиоровые ложечки для кофе и аккуратно класть их в широкую вазочку, которую Аурелио предусмотрительно ставил на самую макушку книжного шкафа. Во-первых, снизу вазочки не было видно вообще: всё-таки дом старой постройки, потолки — ого-го! А во-вторых, чтобы достать вазочку сверху, нужно было сначала соорудить хитроумную конструкцию из стола и стула и по ней вскарабкаться вверх. Вряд ли кому-нибудь из постронних пришло бы в голову совершать подобное. Так что насчёт сохранности вазочки от посторонних притязаний Аурелио был спокоен.
Когда этап обучения Афродиты был успешно пройден, будущий криминальный альянс человека и вороны перенёс свои действия на «натуру». Так, гуляя по парку с Афродитой на плече, Аурелио отмечал для себя распахнутые настежь окна в домах напротив и ротозеев, бездумно оставлявших на скамейках незастёгнутые сумки. Тогда хозяин говорил: «Пио, пио, Афродита!» и подбрасывал ворону в воздух. А когда возвращался домой, Афродита довольно прогуливалась около вазочки, где лежала добыча. Аурелио сооружал свою пирамиду и изучал содержимое вазочки. Конечно, там было много и всякой блестящей бижутерии, но очень часто попадались колечки, серёжки, кулончики, брошки. А однажды Афродита принесла в дом изящные золотые часики. И уж «пиком творчества» стало настоящее жемчужное ожерелье. Аурелио осматривал добро и диву давался, насколько беспечными могут быть люди, оставляляя на подоконниках такие ценные вещи.
В своё время (опять-таки всё было закручено вокруг той злосчастной экспедиции) судьба свела его с неким сеньором Паскуалем, скупщиком краденого. Аурелио пообещал тогда, что всё, что удастся привезти с раскопок, непременно будет передано на «реализацию» Паскуалю. Но так как экспедиция провалилась, то Аурелио волей-неволей оставался должником Паскуаля, а потому всё ждал случая и искал возможности, чтобы «реабилитироваться». Его сотрудничество с Афродитой как раз могло сослужить такую вот прекрасную службу. Ведь всё складывалось наилучшим образом: товар нужен был Паскуалю позарез, и Аурелио, не вдаваясь в подробности и не раскрывая своих секретов, заверил его, что к концу месяца принесёт крупную партию драгоценных украшений.
— Только чтоб без «мокрухи»! — предупредил Паскуаль.
Аурелио заверил его, что все «изделия» чистые и за ними никакого «хвоста».
— Тогда, надеюсь, в этот раз без осечки? — осклабился Паскуаль.
И Аурелио снова произнёс слова заверения.
* * * *
Встретиться с Паскуалем договорились в десять часов вечера, когда не будет посетителей, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания. До назначенного времени оставалось ещё три часа, и Аурелио решил тщательно подготовиться к встрече: ещё раз осмотреть товар, чтобы, как говорится, «очистить пшеницу от плевел».
Он вплотную пододвинул к книжному шкафу старый обеденный стол, поверх него взгромоздил стул и стал осторожно карабкаться по выстроенной им пирамиде. Поскольку стул был далеко не новым и, кроме того, опасно шатался под натиском любого веса, Аурелио довелось балансировать, подобно эквилибристу в цирке, чтобы не свалиться вниз. Однако с ног его свалил не дряхлый стул, а то, что произошло в последующие несколько мгновений. Привычным жестом потянувшись к вазочке, он вдруг почувствовал, что она странно легка. «Да ладно, — мысленно успокоил он себя, — показалось. Ведь, как-никак, с позавчерашнего дня не заглядывал. Может, и «подзабыл» слегка вес своего будущего материального благополучия». Но пододвинув вазочку поближе, Аурелио увидел, что она .. пуста.
Да нет, не может быть! Вероятно, Афродита разбросала её содержимое по поверхности шкафа! Подтянувшись на руках — благо дело, старый шкаф дубового дерева был в состоянии выдержать и не такие нагрузки! — Аурелио не обнаружил ничего. Вернее, он обнаружил, что поверхность шкафа была такой же гладкой и ровной, как новая дорога на Толедо, — ни бугорка, ни зазубринки, ни выбоинки. Не желая согласиться с тем, что драгоценности бесследно исчезли, Аурелио в два прыжка очутился внизу: он решил методично — сантиметр за сантиметром — обследовать комнату, наивно полагая, что его питомица просто вот так «пошутила».
Через час бесплодных поисков Аурелио вынужден был констатировать факт, что украшения пропали. Может, его обокрали? Да нет, вряд ли. Во-первых, никто, даже Паскуаль, не знал о том, что драгоценности уже есть в наличии и хранятся у Аурелио в квартире. Во-торых, чтобы достать их, нужно было проделать уже известные манипуляции со столом и стулом — иначе не достать. А все вещи в квартире оставались на тех же местах, где Аурелио их оставил, и никаких следов постороннего пребывания не наблюдалось! Ну в самом деле, не на крыльях же этот вор... Стоп! Эта мысль, словно пчела, ужалила Аурелио. Он вспомнил, что уже почти сутки не видел Афродиту. В последние дни ему было не до неё: игра в покер, новые ставки, новые надежды и обещания... Словом, закрутился-замотался. Да и, признаться, Афродита сейчас ему была не больно-то и нужна: как говорится, мавр сделал своё дело и может катиться на все четыре стороны. Так неужели?!...
Аурелио бросился к кормушке Афродиты. Так и есть: со вчерашнего дня эта чертовка к ним не прикасалась! Это был удар ниже пояса! Аурелио вдруг ощутил, как злость вперемешку с яростью заливает всё его существо — от макушки головы до кончиков пальцев на руках и ногах — в виде холодного, липкого пота и мелкого, неприятного покалывания. Он был сейчас как игрок-новичок, проигравший свои деньги в поте и ищущий отдушину, чтобы выплеснуть злость. Будь Аурелио более выдержанным, он, вероятно, стал бы во всём винить фатум. Или же, на худой конец, попытался бы найти объяснение всему в своей излюбленной философской манере: мол, как богатство пришло, так и ушло. Но в минуты ярости философ в Аурелио напрочь умирал, и тот, кто «заступал» на его место, готов был крушить и рушить всё подряд. Ах, попадись ему сейчас под руку эта мерзкая тварь, он бы ей голову открутил или, ещё лучше, зажарил на костре! Он жизнь спас этой гадкой прошмандовке, а она! Разрушила всю его жизнь, его будущее, так старательно нарисованное им исключительно яркими красками, смешанными с блёстками, и оттого кажущееся блестящим!... Гнусная, чёрная неблагодарность!
Но так как Афродиты под рукой не оказалось, мишенью гнева Аурелио стал старый стул. Аурелио со всего размаху ударил его об пол — стул жалобно запищал и разлетелся в щепки. Снизу постучали по водосточной трубе, требуя немедленно прекратить шум. Но Аурелио не обращал на это ровным счётом никакого внимания.
— Мразь! Дрянь! Сволочь! Змея подколодная!!! — выкрикивал он, продолжая истреблять остатки стула. Более гадкого состояния он в своей жизни ещё не испытывал. Даже тот памятный пот, когда Одноглазый Андреас сыграл туз-король против его, Аурелио, туз-дамы не идёт с сегодняшним провалом ни в какое сравнение! Словом, сейчас он был «молотком», «худшей рукой», которую лишь опытные игроки разыгрывают ради веселья. Поймал шанс, но он, как песок, просочился сквозь пальцы, и Аурелио не смог его удержать... Э-эх, знать бы куда эта треклятая птица вынесла украшения!... Жуть... Кошмар... Хоть в петлю лезь от отчаяния...
Если бы в тот момент Аурелио мог заглянуть «за кулису» жизни, он удивился бы несказанно. Причём дважды. Во-первых, именно сегодня один из авторитетов преступного мира Пепе Квадратный Череп вышел из тюрьмы, куда совершенно неожиданно, как говорили «профессионалы», по-глупому попал пять лет назад. Как оказалось, вовсе не по-глупому, а по обыкновенному доносу того самого Паскуаля, скупщика краденого, в обмен на личную свободу и разрешение на занятие «приватным бизнесом». И хотя Паскуаль считал себя в полной безопасности (ведь помог-де правоохранительным органам!), у Пепе Квадратного Черепа было иное мнение на этот счёт. Он поклялся отомстить доносчику как только выйдет на свободу. Поэтому отсутствие Аурелио в «конторе» Паскуаля в оговоренное время означало ни много ни мало, а спасение жизни этого горе-комбинатора. Ведь Пепе — не следователь и не прокурор. Он не будет «разговоры разговаривать» на предмет того, кто там с кем «дружбу дружит» или в «игры играет». Увидит, что кто-то якшается с его злейшим врагом, и просто-напросто разрядит в него обойму — вот и весь сказ. Одним словом, друг моего врага — мой враг в квадрате, а то и в кубе. Такой вот горячий андалузский мачо. Да и потом, зачем оставлять свидетелей? Так что Аурелио и не подозревал, что ему, выражаясь «по-покерски», выпал Роял Флеш8.
И второе, что повергло бы молодого тунеядца в полный шок, так это причина, по которой Бог всё-таки подарил ему ещё один шанс: то, что он в своё время спас жизнь этой, по его словам, «никчемной, треклятой твари Афродиты», было пока единственным добрым делом во всей беспутной и бестолковой жизни нашего несостоявшегося птицегуба.
* * * *
Леон Мартин вышел из ювелирной лавки и остановился в полной растерянности. Вид у него был крайне удручённый и расстроенный. Да и было от чего! Завтра его дочери Кристине исполняется 16 лет, а подарка у него нет. Вернее, нет, не так. Нет того подарка, которого ждёт Кристина, и который, как все надеются, способен вдохнуть новые силы в девочку, почти не встающую с постели вот уже несколько месяцев, — изящных часиков с маленьким круглым циферблатом и браслетом-цепочкой, украшенным двумя крошечными подвесками в виде ажурных сердечек. Леон видел, как загорелись глаза Кристины, когда однажды по телевизору она увидела такие часики на руке у ведущей её любимой передачи.
Помнится, на следующий день, возвращаясь от заказчика, Леон случайно забрёл в один ювелирный магазин и там на витрине увидел в точности такие часики, о которых мечтала Кристина. Купить сразу не было никакой возможности — всё-таки вещь была очень дорогой. Но Леону для дочери не было жалко ничего! Он прикинул, что до дня рождения Кристины остаётся месяц, и за этот месяц он сумеет заработать нужную сумму. Если, конечно, будет трудиться соответственно.
Всё это время Леон работал не покладая рук. У него даже не было времени наведаться в магазин и убедиться в том, что часики никто не купил. Он почему-то был уверен, что их никто не купит... А сегодня вдруг такое разочарование! Продавец сказал, что эти часики вообще были проданы где-то около месяца назад... И Леон почувствовал себя, как боксёр в нокауте.
Что же делать? Поискать часики в другом магазине? А что, это вариант! Да только поздно уже, смеркается. А ближайший ювелирный — как минимум, в получасе езды отсюда.
Тогда, может, завтра с утра? Да нет, не годится! Хочется, чтобы когда Кристина проснётся, подарок уже лежал на тумбочке возле её кровати.
Что же делать? Мозг Леона напряжённо работал. Вернуться и купить что-нибудь другое? Ну, хотя бы аметистовые серёжки в форме миниатюрной веточки сирени. Действительно, хороший подарок, и продавец рекомендовал именно их, но... Кристина так мечтала о тех часиках! Стоило лишь упомянуть о них, и девочка вмиг преображалась: глаза сияли, бледное личико покрывалось лёгким румянцем. В такие минуты Леону и самому начинало казаться, что как только маленькие золотые часики затикают на худеньком запястье Кристины, девочка всенепременно пойдёт на поправку! И завтрашнего дня Кристина ждёт с особым трепетом. Ведь отец пообещал ей невероятный сюрприз, а это значит, что всё начнёт меняться к лучшему. И тут вдруг такой облом... От отчаяния и досады у Леона перехватило дыхание и ком подкатил к горлу. Он готов был выть волком и рвать волосы на себе...
Щёлк! Что-то больно ударило его по макушке и, плавно соскользнув по плечу, упало вниз. Леон наклонился, чтобы получше рассмотреть предмет, да так и обомлел. В мягкой траве, которая в сгущающихся сумерках казалась почти фиолетовой, призывно поблёскивая, лежали ... золотые часики. Да-да, те самые, из-за которых он минуту назад был на грани отчаяния!
Невероятно! Неужели подарок упал прямо с неба? Скорей всего, сидит себе на дереве какой-нибудь шутник.. Леон украдкой взглянул наверх, предполагая увидеть на дереве этого пресловутого шутника, который вот так запросто разбрасывается золотыми безделушками, но к своему величайшему изумлению никого не увидел. Только ворона, сидящая на ветке и, по всей видимости, охранявшая гнездо, наклоняла голову то вправо, то влево и внимательно наблюдала за Леоном. А Леон стоял под деревом, застыв, как изваяние. С выпученными глазами, взлохмаченными остатками волос и попеременно открывающимся и закрывающимся ртом, он в эту минуту более всего походил не на уважаемого отца семейства, а на одного из героев Лео Басси.
Ну и ну! Кому сказать — не поверят! А впрочем, не больно-то и надо! В то, что Бог повелел воронам носить пищу пророку Илие, когда тот находился в пустыне, тоже не особо верят (9). Вернее, особо не вникают. Леон и сам до сегодняшнего дня был таким. А оно вон как всё обернулось! И откуда этой птице знать о его, Леона, проблемах и печалях?
Он уже направлялся к автобусной остановке, как сверху вдруг раздалось:
— Пио, пио, Афродита!
Леон запрокинул голову и засмеялся глубоким, счастливым смехом человека, у которого с души свалилось тяжкое бремя. Вскинув руку, он радостно помахал рукой: то ли птице, то ли Тому, Кто руководил всеми её действиями.
* * * *
Если бы Аурелио узнал, что на самом деле произошло с его питомицей, он бы не поверил. А с Афродитой банально приключилась любовь. Во время одного из своих вылетов она встретила Его — мужчину своей мечты, и, ни минуты не раздумывая, упорхнула прочь от родителя, коим в данном случае был Аурелио, даже не помахав ему крылышком на прощанье. Потому что тот, с кем она повстречалась прямо в полёте, стоил того, чтобы ради него забыть обо всём на свете.
...Ах, какой у него был клюв! А оперенье! Мм-м-м! Загляденье! Настоящий аристократ! Афродита про себя даже назвала его «Ми-Рэй» — «Мой король». Ведь для неё он действительно был королём: умопомрачительно красивый, изысканно элегантный и величаво-достойный — ну, в точности, как юный повеса Пакито, живущий по соседству с Аурелио.
Афродита была вороной широкой души. Она не признавала полумер и полутонов. И если уж любила, то с полной самоотдачей — всего вороньего тела и души. Очевидно, такая страстность и преданность Афродиты пришлись по душе красавцу Ми-Рэю. Он ответил ей взаимностью, и они стали вить гнездо. От счастья, что самый импозантный и благородный мужчина отдал предпочтение именно ей, Афродита принесла ему в клюве роскошное приданое: всё содержимое вазочки Аурелио. Всем известная поговорка «Полюбить — так королеву, проиграть — так миллион» в случае с Афродитой приобретала несколько иную интерпретацию: «Полюбить — так короля, подарить — так миллион!».
Поначалу все эти дорогостоящие побрякушки служили великолепным украшением их жилища и предметом зависти других ворон. Афродите даже пришлось поначалу отказаться от полётов и стойко оберегать их с Ми-Рэем добро от посягательств соседей. Но в итоге всё закончилось мирно. Ведь, как известно, ворон ворону глаз не выклюет.
А потом появились птенцы в количестве трёх штук — вернее, будущие птенцы, так как пока что они ютились лишь внутри хрупкой яичной оболочки. И в гнезде сразу стало тесно. Но Афродита и тут не растерялась. Как настоящая мать, она приняла поистине Соломоново решение: потихоньку избавляться от крупных вещей. Самый массивный предмет — жемчужное ожерелье, но с ним расставаться не к спеху: оно опоясывает гнездо по периметру, а, значит, не так уж и мешает. А вот золотые часики с браслетом-цепочкой — очень опасная вещица: они легко могут повредить яичную скорлупу, временное пристанище их с Ми-Рэем будущих воронят. Следовательно, прочь часики с дороги! Заботливая мать рассталась с ними без всякого сожаления.
Придирчиво осмотрев гнездо, Афродита подумала, что следующими в очереди на «выброс» будут цепочки, браслеты... В общем, со временем нужно будет выбросить практически всё, а оставить лишь мелкие предметы, как то: брошки, серёжки и кулоны. Для чего? Так, чтобы будущим птенцам, когда они немного подрастут, было с чем поиграть и позабавляться!
______________
Примечания:
(1) - В покере ключевой момент розыгрыша, когда ясны шансы игроков на победу.
(2) - Испанский философ и писатель XVII века.
(3) - Покерные комбинации.
(4) - Правильно стрейт; покерная комбинация, состоящая из карт разной масти, достоинства которых идут по порядку.
(5) - Выражение, распространённое среди игроков в покер. Так говорят, когда пот проигран из-за плохих карт.
(6) - покере: когда явный лидер проигрывает очень слабому оппоненту.
(7) - Пио, пио — звукоподражание в испанском языке. Относится ко всем птицам.
(8) - Беспроигрышная комбинация в покере.
(9) - 3-я Книга Царств 17:4.
Наталья Григорьева, редактор альманаха "Откровение"
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-2521-1
|
| |
| |
| berserg | Дата: Четверг, 31 Май 2012, 14:24 | Сообщение # 19 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 1809
Награды: 78
Репутация: 125
Статус: | Quote (Grinata) Да пребудет с вами флоп (1) , или Пио, пио, Афродита!
Наталья! Браво! Красиво! Я восхищён! Дело в том, что я сам люблю этих птиц! Я не приручаю их, не подкармливаю... Регулярно, после того, как оставил спорт, я бегаю по лесным маршрутам или по берегу реки или по горным седловинкам или по лесным логам... Часто встречаю ворон. Одну, парой, стайкой... Я им кричу по-вороньи, приветствуя их! За годы этих разговоров у меня карканье получается всё лучше и лучше! Они всё время меня встречают в одних и тех же местах, посему я заключил, что они живут там постоянно! Они мне кричат и кружат надо мной кругами, а я им отвечаю карканьем и кричу по-русски: " Привет, привет, родные!" Даже ощущаю какой-то мостик диалоговый и прилив сил! Может это просто кажется, но поэт ведь должен стараться ВСЁ понять! Поклон, НАТА!!
marafonez
|
| |
| |
| Grinata | Дата: Четверг, 31 Май 2012, 15:03 | Сообщение # 20 |
|
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 613
Награды: 24
Репутация: 26
Статус: | Спасибо Вам, Сергей, за тёплый отзыв!
Мне, правда, очень радостно, что кто-то читает мои "опусы" и что-то из них даже "западает" в душу 
Я тоже очень люблю ворон. Они просто умнички!
Успехов и Вам, Сергей!
Наташа
Наталья Григорьева, редактор альманаха "Откровение"
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-2521-1
|
| |
| |
| Консуэло | Дата: Четверг, 31 Май 2012, 15:37 | Сообщение # 21 |
 Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2225
Награды: 69
Репутация: 104
Статус: | Наталья, здrавствуйте))))) Мне очень понrавился rассказ пrо отца Баrтоломео в 48-м выпуске "Стrана озаrения" это у вас есть сеrия таких rассказов, да? Читала с большим любопытством, стrасти накалялись...не могла все же подумать, что мать окажется честной и любящей)))) безумно интеrесно  :applause:
Сообщение отредактировал Консуэло - Четверг, 31 Май 2012, 15:37 |
| |
| |
| Grinata | Дата: Четверг, 31 Май 2012, 16:30 | Сообщение # 22 |
|
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 613
Награды: 24
Репутация: 26
Статус: | Сашенька, приветствую Вас!
Очень рада, что рассказ Вам понравился.
Да, у меня есть серия таких рассказов, но не всегда "руки доходят" всё выкладывать на сайте :-((.
Сейчас попробую выложить "Наследницу карбонари".
Успехов Вам!
Наталья
Наталья Григорьева, редактор альманаха "Откровение"
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-2521-1
|
| |
| |
| Консуэло | Дата: Четверг, 31 Май 2012, 16:34 | Сообщение # 23 |
|
Долгожитель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 2225
Награды: 69
Репутация: 104
Статус: | Благодаrю, Наталья)))))жду
|
| |
| |
| Grinata | Дата: Четверг, 31 Май 2012, 16:39 | Сообщение # 24 |
|
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 613
Награды: 24
Репутация: 26
Статус: | НАСЛЕДНИЦА КАРБОНАРИ
"ах, боже мой, он карбонари!.."
А. С. Грибоедов «Горе от ума»
«Абонент временно недоступен. Перезвоните позже или оставьте сообщение...» в сотый раз сообщила трубка. Лика захлопнула крышку телефона и растерянно поглядела на сидящего напротив неё худощавого молодого человека с серьгой в ухе и длинными волосами, стянутыми сзади в тугой хвост.
— Лёш, у меня плохое предчувствие. Что делать будем?
— Да, ладно, Алекс просто запаздывает. Не паникуй раньше времени.
— Ничего себе раньше времени! Уже два часа ждём! Алекс всегда очень пунктуальна.
Молодые люди сидели на увитой густым плющом террасе и в ожидании той, кого они между собой называли Алекс, потягивали из высоких бокалов апельсиновый сок.
— Всё ясно: не хочет она с нами разговаривать, вот и всё. Очевидно, простить не может...
— Ох, Лёшик, да Бог с ним, с прощением.. Мне бы только убедиться, что с Алекс ничего не случилось...
— Так давай съездим к ней домой и проверим. Ключ у тебя остался?
Лика кивнула.
— Ну, так делов-то!
С этими словами Лёша подозвал официанта, расплатился, и они торопливо покинули уютный ресторанчик.
* * * *
Дом, в котором проживала Ликина тётушка, а до вчерашнего дня и сама Лика, представлял собой историко-архитектурную памятку, о чём и сообщала мраморная плита у парадного подъезда.
Во всех комнатах царила безукоризненная чистота, вещи и книги были сложены в образцовом порядке. Обычно хозяева дома так убирают перед тем, как уехать в отпуск, — лишь с одной небольшой разницей: уезжая в отпуск, документы тоже берут с собой.... Лика проверила ящичек в секретере, где тётушка обычно хранила документы: паспорт, водительские права, пенсионное удостоверение, дипломы, ещё стопка каких-то справок и выписок — всё было на месте. Нетронутой стояла и шкатулка с драгоценностями. Но не это встревожило Лику. Рядом с документами оказалась косметичка Алекс, без которой она никуда — ну, ровным счётом никуда! — не выходила. Да и не держала она свой, как всегда любила пошутить, «помпадур» среди документов. «Увы, я не в том возрасте, когда могу позволить себе роскошь пренебречь изобретениями древних египтян», — приговаривала тётушка, тщательно нанося макияж всего лишь для того, чтобы выйти купить батон хлеба в магазине, находящемся в доме напротив. Мобильный телефон, разумеется, отключенный, лежал рядом. Лика почувствовала, как внутри всё сжалось, а ладони покрылись холодным, липким потом.
— Лёш, — позвала Лика упавшим голосом. — Надо звонить Игорьку.
Игорь Шепелев, дальний родственник Алекс, учился на юрфаке и параллельно подрабатывал мелким клерком в какой-то нотариальной конторе. Он был всего лишь на несколько лет старше Лики, но Лика как-то попривыкла считать его помощником и советчиком во всяких житейских неурядицах.
Игорь ответил на звонок сразу. По интонациям Ликиного голоса он понял, что случился «форс-мажор», поэтому коротко ответил: «Жди, еду». А через пятнадцать минут он уже звонил в дверь квартиры Алекс.
— Ох, и пáрит сегодня. Наверное, гроза будет, — начал он с порога. Затем увидев осунувшееся лицо Лики, резко переменил тон: — Эй-эй, матушка, держи себя в руках, а то немудрено так в обморок грохнуться. Ну, давайте, ребята, рассказывайте, что там произошло.
— Алекс пропала! — только и смогла выдохнуть Лика и расплакалась. — Телефон отключила, дома её нет, на встречу с нами не пришла.
— Ну-ну, успокойся, — примирительно сказал Игорь, — и нормально объясни, в чём дело. Пока я не вижу ничего кошмарного. Она могла уйти куда угодно: к подругам, знакомым, на кафедру — да мало ли куда!
Лика отрицательно покачала головой и начала свой рассказ, изредка прерывая его всхлипываниями:
— Понимаешь, мы с Лёшей позавчера расписались...
Игорь присвистнул.
— Вот это да! Алекс в курсе?
— В том-то и дело, что уже да. Мы ей заранее ничего не сообщали. Если честно, то я боялась, что она нам сможет помешать. Ты же знаешь её отношение к Лёшику.
Игорь кивнул.
— Так вот, — продолжала Лика, — мы без всякого шума и помпы расписались и решили жить в квартире моих покойных родителей. Ну, чтобы не мелькать у Алекс перед глазами и не раздражать её... Я не могла просто так исчезнуть, не предупредив. Но и разговаривать глаза-в-глаза у меня не хватило духу. Поэтому я решила: напишу ей записку, сообщу о нашем браке и убегу, а потом приглашу её на встречу и объяснюсь, попытаюсь помириться. Сегодня мы её прождали больше двух часов, а она так и не пришла. Все документы на месте. Даже косметичка здесь.... Игорь, ты знаешь, что тётушка без неё из дома ни ногой...
Игорь внимательно выслушал Ликин рассказ. Затем прошёлся по комнате, как бы обдумывая что-то. Наконец сказал:
— Ну, что ж, ты хочешь убедиться в том, что Алекс жива-здорова, так ведь?
Лика кивнула.
— Ну, тогда предлагаю не тратить время даром и начать методический обзвон всех её друзей и знакомых, а затем «горячих» точек города: больниц, моргов... Если это ничего нам не даст, обратимся к Мишке, одному моему знакомцу, который служит в милиции. Он хоть и юн, но подсобить нам, я думаю, сможет... Я так понял, — кашлянув, продолжал Игорь, обращаясь к Лёше, — в немилость ты попал из-за них?
И он кивнул головой в сторону стен, увешанных старинными портретами, картинами и гравюрами.
— Видимо, так, — развёл руками Алексей. — Видимо так.
* * * *
История семьи, в которой родилась и воспитывалась Лика, уходила корнями в глубокое славно-аристократическое прошлое. Согласно легенде, взлелеянной, выхоленной и передаваемой в этом семействе из поколения в поколение, в одном из небольших городков Калабрии начала 19-го века жил некий бравый офицер по имени Этторе Валенти д’Анджело. Происходил он из обедневшей дворянской семьи, нраву был благородного, политических взглядов придерживался либеральных, потому, не долго думая, выступил во главе движения карбонариев, боровшихся сначала против тирании Бурбонов, а затем против французского и австрийского гнёта. Зарекомендовал он себя смелым и храбрым борцом и справедливым военачальником.
В 20-х годах 19-го столетия движение, как известно, пошло на спад, а цель так и не была достигнута. Деятельная натура Этторе не могла смириться с этим, и он оказался среди тех, кто влился в ряды «Молодой Италии». Семейная легенда свято берегла тот факт, что Этторе Валенти, как один из сподвижников Джузеппе Гарибальди, оказался на шхуне «Клоринда», державшей курс на Таганрог. Во время плавания он подхватил какую-то лихорадку, поэтому по достижении берега был немедленно препровождён на попечение местного доктора. Ну, а дальше всё, как в романе: у доктора была дочь Александрú, умница и красавица, помогавшая отцу в его врачебной деятельности. Она-то и выходила бравого итальянца. А тот, сражённый красотой и добродетелями девушки, предложил ей свою крепкую руку и храброе сердце. Согласно всё той же вышеупомянутой семейной летописи, брак, который положил начало российской ветви династии Валенти, благословил сам Гарибальди.
В связи с этими событиями может возникнуть резонный вопрос: а как же революционные идеалы жениха? Неужели дела сердечные потеснили в сердце Этторе все предыдущие светлые и благородные помыслы о свободе, равенстве и боатстве? Не стóит, однако, торопиться с выводами, так как свою лепту в дело объединения Италии супруги Валенти всё же внесли: они воспитали замечательных детей и внуков, которые довели начатое их отцом и дедом до завершения. Говорят, до самой смерти Этторе оставался в душе карбонарием и, умирая, завещал всем своим потомкам хранить чистоту помыслов, не посещать кабаре, не играть в карты и, вообще, в азартные игры, в выборе спутника избегать душевного и духовного мезальянса, хранить супружескую верность и быть достойными продолжателями рода, сохранив фамильное имя Валенти.
Все наследники очень гордились своими корнями и старались походить на тот идеал, который обрисовал им Этторе. Насколько им это удалось — неизвестно, поскольку о неблаговидных помыслах и деяниях потомков семейная летопись умалчивает. Правда, наша современница Александра Михайловна Валенти или Алекс, получившая своё имя в честь основательницы династии и весьма гордившаяся этим, будучи адептом семейной традиции, тщательно изучила всё родословное древо Валенти и даже опубликовала по этому вопросу генеалогический манускрипт. Так вот она настаивала на том, что отбросов, отщепенцев и недостойных браков в их роду не бывало. Да и фамилия Валенти не исчезла по прошествии двух веков и не растворилась среди прочих, ассимилировавшись, а дошла до наших дней, так сказать, в первозданном виде. Женщины из рода Валенти, выходя замуж, непременно оставляли в качестве второй фамилии свою девичью. Ликина прабабушка, например, была Бурская-Валенти.
Некоторые злые языки за спиной поговаривали, что Валенти — это сокращённое от отчества Валентинович, а вовсе не признак итальянских корней, и все эти россказни о предках-карбонариях — не более, чем плод воображения экзальтированной дамочки. Однако дальше перешёптываний дело не шло: спорить с Александрой Валенти, общепризнанным учёным-историком, защитившей докторскую по теме движения карбонариев и посвятившей изучению своего рода всю сознательную жизнь, считалось делом заведомо проигрышным.
Активная натура Александры Михайловны нашла применение и в несколько иной сфере. Не будучи замужем и не имея своих детей, она была очень привязана к племяннице Лике, дочери её родного брата. Причём привязанность эта была взаимной: девочка души не чаяла в своей тёте и частенько поверяла той свои девчоночьи секреты.
Когда Лике исполнилось восемь лет, её родители погибли в археологической экспедиции. И Александра Михайловна стала для племянницы всем: и отцом, и матерью, и подругой, и наставницей, и учителем. Она многому научила девочку — всему, что знала сама: языкам, истории, литературе, открывала для неё как просторы родной земли, так и заморских стран, и всякий раз изумляла и удивляла Лику: никто и никогда не поведывал той об обычных и заурядных вещах с такой выдумкой и фантазией, как это делала Алекс.
* * * *
Обзвонив всех и всё и не получив никаких результатов (Алекс как в воду канула!), Игорь, как и обещал, обратился к своему знакомому-милиционеру.
В ожидании новостей от Михаила молодые люди вернулись в гостиную и расположились кто в кресле, кто на диване. Лика, опустошённая морально и выжатая физически, просто рухнула на кушетку прямо напротив стены, которая олицетворяла собой всю русскую историю рода Валенти. Там висели фотография Джузеппе Гарибальди, на которой знаменитый полководец, по мнению Лики, отчего-то очень походил на писателя Достоевского, автопортрет её старинного дедушки Этторе Валенти, выполненный карандашом, эскизные наброски шхуны «Клоринда» в исполнении того же Этторе, а также гравюры, портреты, письма в рамке, верительные грамоты и прочее, прочее...
Недавно Лика обозвала эту стену «бредовым иконостасом». В сердцах, разумеется... Потом она тысячу раз пожалела об этом и корила, и ругала себя на чём свет стоит. Ведь знала же, как Алекс дорожит этими реликвиями, сколько сил и средств она потратила на то, чтобы разыскать, восстановить и дать дальнейшую жизнь всем этим находкам! Лика потом просила у Алекс прощения, наверное, раз сто. Алекс уверяла её, что всё забыто. Но Лика чувствовала холодок в их отношениях. Пыталась разогреть его, но как-то всё слабенько выходило.
Вообще, в последнее время они часто ссорились...
Первый звоночек разногласий прозвучал тогда, когда Лика выбирала себе будущую профессию. Алекс непременно хотела, чтобы Лика пошла по семейным стопам и стала либо историком, либо археологом, либо же, в крайнем случае, архивариусом. Но Лика хотела стать дизайнером, в особенности же её привлекал ландшафтный дизайн. Алекс Ликиных восторгов и увлечений не разделяла, считая это «плебейской» профессией.
— Чтобы подстригать кусты и траву, много ума не надо. Вон садовник Тихон в имении твоего прапрадедушки, не имея образования, отлично справлялся с этим.
Лика горячо возражала, что дизайн это то, где гармонично сочетается несовместимое, и отличный дизайн незаметен.
— Тётушка, ты же так восхищаешься Микеланджело и Тицианом. Дизайнер это тот же художник...
В ответ Алекс лишь отрицательно качала головой: мол, сравнила, Божий дар с яичницей.
И только, когда на областном конкурсе Ликина работа получила почти максимальное количество голосов, тётушка, скрепя сердце «благословила» её поступление в институт.
Но всерьёз они начали ссориться с появлением Лёшки, когда у Лики, казалось, появились все основания, чтобы чувствовать себя счастливой.
Лёшка был воспитанником детдома чуть ли не с рождения, так как его отца и мать, запойных алкоголиков и тунеядцев, лишили родительских прав, когда малышу не исполнилось ещё и года. Он рос сорванцом и забиякой, во время учёбы в интернате не пропускал ни одной драки и слыл головной болью всего педколлектива. Однако, повзрослев, остепенился, взялся и за ум, и за учёбу и неожиданно для всех поступил в институт. Причём в тот институт, куда тщетно пытались поступить многие благополучные ребята, исправно занимающиеся с репетиторами. Учился Лёша хорошо, но только по тем предметам, которые его интересовали. На остальные он, как говорили в молодёжной среде, «забил». Из-за этого и не получал повышенной стипендии, а потому вечерами подрабатывал официантом в кафе.
Но такие, казалось бы, положительные моменты в биографии парня для Алекс не имели ровно никакого значения. Факт рождения Лёшки в семье маргиналов сводил на нет все его шансы наладить хоть какой-нибудь контакт с предполагаемой тёщей. По глубокому убеждению учёной дамы, гнусная природа, унаследованная мальчиком от родителей-пьяниц, могла проявиться в любой момент.
Всё это Лика знала, но, тем не менее, рискнула пригласить Лёшу к ним домой для знакомства, наивно полагая, что суровая Алекс, познакомившись с её избранником ближе, смягчится. Но не тут-то было...
Лёша, зная отношение к нему Ликиной тётушки, откровенно робел, выглядел неуклюже и, как назло, совершал одну нелепость за другой.
Ну, например, в тот день, чтобы не опоздать (Лика предупредила, что Алекс терпеть не может непунктуальности), Лёша решил сократить дистанцию от остановки до Ликиного дома и пробежал напрямик через клумбу, собрав на кроссовки кучу болота. В результате на паркете в прихожей остались отвратительные следы.
Алекс ничего не сказала. Она вообще весь вечер сидела, чопорно поджав губы, и обращалась исключительно к племяннице.
— В нашем роду все мужчины были достойных профессий. Никому бы и в голову не пришло бегать с подносом в руках. Кроме того, женились лишь тогда, когда достигали определённых высот в жизни... Передай мне варенье, будь добра.
Или же:
— Твой прапрапрадедушка был весьма требователен в выборе мужей и жён для своих детей и внуков. Физически и морально здоровое потомство было для него первоочередной задачей.... Испробуй вот этих конфет. Мне их принёс Алик, мой бывший аспирант.
Лёша терпел такое отношение к себе весь вечер, но под конец не выдержал и вспылил:
— Я думаю, что ваш прапрадедушка был радушным хозяином и не позволял себе наплевательского отношения к гостям. А вам прямо садистское наслаждение доставляет унижать кого-то!
Лика ахнула и прикрыла рот рукой. Алекс повернулась к Лёше — впервые за весь вечер! — и ледяным тоном изрекла:
— В Доме моралиста — боюсь, вам это ни о чём не говорит, поэтому поясню: дом-гостиница, найденный на месте руин Помпеи, — так вот, там у входа белым по чёрному были написаны правила, обязательные для исполнения каждым, кто переступал порог того дома: держать в чистоте ноги и не пачкать бельё и постели; уважать женщин и избегать непристойных речей; воздерживаться от гнева и от драк. В конце — заключение: «В противном случае возвращайтесь к себе домой». От себя добавлю: если он у вас, конечно, есть.
Вечер, не задавшийся с самого начала, был испорчен окончательно. Когда Лёшка, кипя и вне себя от ярости, ушёл прочь, хлопнув дверью, Лика с упрёками накинулась на тётю:
— Неужели из приличия нельзя было вести себя нормально?!!
— Я не привыкла лицемерить и надеюсь, мне не потребуется лишний раз пояснять моё отношение к твоему предмету, — холодно произнесла Алекс и отхлебнула кофе.
Лика вспыхнула. Ей стало до боли обидно за Лёшку. Она решила отстоять его и своё право на счастье во что бы то ни стало!
— Алекс, а тебе не кажется, что ты слишком категорична в своих требованиях?
— Нет, моя девочка, я только пытаюсь уберечь тебя от рокового поступка. Человек, у которого никогда не было дома, хочет его заиметь. И это нормально. Вот только решение этого вопроса через женитьбу не делает ему чести.
— Представь себе, я совершеннолетняя, и в состоянии сама принимать решения!
— Безусловно, дорогая, но кроме этого, есть ещё генетика. А она — штука упрямая. Мне не хотелось бы, чтобы ты всю жизнь посвятила уходу за детьми-инвалидами или умственно отсталыми.
— Алекс! Опомнись! Что ты болтаешь?!!
— Это не я, как ты выразилась, «болтаю». Это общепризнанный факт.
— Но общепризнанный факт тоже может быть ошибочным! Не ты ли мне говорила, что последний день Помпеи, который общепринято считать «последним», таковым, по-видимому, не является. Иначе, как тогда объяснить наличие найденных там археологами фресок экзотических фруктов типа ананасов? Ведь это было до Колумба! Получается, где-то в истории произошёл сбой: либо Америка была открыта не в 1492 году, либо «последний день Помпеи» наступил позже!!
— Сейчас с тобой бесполезно разговаривать, ты меня всё равно не слышишь.
...Лика вспоминала эти эпизоды и казнила себя на все лады, мысленно просила прощения у Алекс и снова бичевала себя... Алекс отказалась ради неё от личной жизни, воспитала её, посвятила всю себя ей, Лике, а она оказалась такой неблагодарной... С другой стороны, Лёшка такой хороший! Господи, как же тяжело, когда два человека, которых ты обожаешь, друг друга не просто терпеть не могут, а прямо-таки ненавидят...
Зазвонил телефон. Лика бросилась к аппарату, но её опередил Игорёк. По озадаченному выражению его лица Лика поняла, что дела не очень...
— Это Мишка..., — пробормотал Игорь. — Говорит, что у пристани нашли шарф в бежево-сиреневых цветах. Ирисы, вроде как. Хотя Мишка говорит, в ботанике он не силён... Там ещё какие-то храмы нарисованы, мосты, колокольни...
— Это её шарф, — пробормотала Лика побелевшими губами и опустилась на пол.
— Да погоди ты! — воскликнул Лёшка, подбегая к ней. — Мало ли в городе таких шарфов...
— Ты не понимаешь, — еле слышно произнесла Лика. — Это был её любимый шарф...
...Флоренция. Тихий, погожий октябрьский день. Лика и Алекс прогуливаются вдоль центральной аллеи. К ним подбегает уличный торговец-мальчишка в национальном костюме и предлагает купить шарфы.
— Синьора, синьора, купите этот шарф — и вам никакой путеводитель больше не потребуется. Вот, глядите: мост Понте-Веккио, колокольня Кампаниле, Палаццо Медичи! И всё это в обрамлении чудесных ирисов — символа Флоренции. Ведь наш город — это город цветов...
И Алекс позволила себя уговорить. Правда, потом она ни разу не пожалела, что купила этот шарф...
* * * *
...Ждать становилось всё невыносимее. «Ох, и правду говорят, что самое трудное это ждать и догонять».
Когда телефон зазвонил во второй раз, Лика, оттолкнув всех, схватила трубку первой. На проводе снова был Михаил.
— Здесь надо бы опознать кое-кого... По приметам, вроде, сходится...
Лика, как была в домашних шлёпанцах ринулась по лестнице вниз. Игорь и Лёшка бежали за ней и кричали, чтобы она остановилась, но Лика их не слышала. Вперёд, только вперёд! Покончить с этой дикой неизвестностью.
Дождь продолжал моросить, дорога была скользкой, и бежать становилось всё труднее. «Это всё я виновата, я, я, я...».
Скрежет и лязг тормозов... Глухой удар... Истошные крики и вопли прохожих... Яркий ослепительный свет, песчаный берег, прозрачная морская волна... А затем провал и кромешная тьма...
* * * *
— Что вы наделали?!! Что вы наделали?!! Тётушка, Вы убили её, убили!!... О, Боже, Боже!! — рамахивая руками, Игорь мерял шагами небольшую комнатушку.
— Прекрати истерику. Не моя вина в том, что твой друг из милиции оказался таким прямолинейным ослом... Думать надо было головой, прежде, чем чесать языком!
— Думать, думать... Да он не в курсе ваших выкрутасов! И, как оказалось, я тоже. Об убийстве не было и речи! Мы так не договаривались! Вы говорили, что хотите лишь попугать Лику, чтобы она бросила этого своего заморыша...
— Так я и хотела всего лишь проучить эту дрянь. И тебе это прекрасно известно.
— Хотели бы проучить — вовремя бы остановились. А так, заигрались Вы что-то...
Алекс презрительно скривила губы.
— Я хотела, чтобы она почувствовала, каково это страдать. Тебе не понять тех чувств, которые испытала я, видя, как моя плоть и кровь, которая до встречи с этим отродьем алкоголиков была милой и послушной девочкой, вдруг стала спорить со мной, дерзить и доказывать мне, что я не права! Она защищала его, как тигрица! Не меня, вырастившую её, а его! Нет, она должна была быть наказана! За то, что посмела пренебрежительно высказываться о предках, которые являются гордостью и славой страны. За то, что попрала семейные традиции и выбрала себе в мужья отребье, без роду и племени. За то... За то, что наплевала на меня, хотя я — слышишь, я! — воспитала её!! Я отдала ей всё самое лучшее!! Я.... Я .. любила её, как родную дочь, и даже больше, а она... Она предпочла мне этого выродка с сомнительной наследственностью!!
Алекс распалялась всё больше и больше, но Игорь уже не слушал её. Он сидел на полу, обхватив голову руками, и покачивался, как китайский болванчик, но только не справа налево, а вперёд-назад. Господи, что теперь будет?!! Он, студент-отличник, будущий адвокат с блестящими перспективами, оказался соучастником преступления! Более того, сообщником убийцы!
— Ды вы просто сумасшедшая! — Игорь с трудом поднялся на ноги. — Как хотите, а я завтра же пойду в милицию и во всём чистосердечно признаюсь: мол, так и так, злого умысла не было... Я, знаете, не намерен калечить свою жизнь.
— Вот как! — расхохоталась Алекс. — Только не забудь упомянуть, что согласился помогать мне в обмен на шикарную квартиру в историческом центре города. Сомневаюсь, что в милиции поверят, что ты, без пяти минут юрист, так запросто купился на это. Нет-нет, дорогой «племянничек», ты прекрасно осознавал, что квартирами за пустяки не рассчитываются.
Игорь примолк. А ведь права старая ведьма. Мелькнула ж у него поначалу шальная мыслишка, что неспроста эта гордячка Алекс вспомнила о нём, хотя родственники они — так себе, седьмая вода на киселе. Ему бы призадуматься: с чего бы это тётушка стала такой добренькой, что решила подарить родовое гнездо ему, который и «не Валенти» вовсе? И ведь было заподозрил что-то, но быстренько отмёл всё в сторону. Уж очень хотелось ему заполучить в собственность этот памятник истории и архитектуры, вот и позволил себя уговорить, что, видать, Лика здорово тётку достала.
— И всё равно, — выдавил из себя Игорь, — я... я пойду в милицию и всё расскажу.
— Иди-иди, — отозвалась Алекс. — Только учти, плебей, моя версия будет иной: я расскажу, что ты обманом заставил меня приехать сюда и удерживал насильно, пока я, пожилая, слабая женщина, не переписала на тебя свою квартиру. Нотариуса-то ты нашёл и привёл сюда. И Лику ты запугивал, чтобы избавиться от соперницы. Знал ведь, насколько она чувствительна и привязана ко мне, своей опекунше. Как ты полагаешь, кому поверят: мне, уважаемому учёному, или тебе, выскочке с периферии, у которого вдруг амбиции стали зашкаливать?
Игорь растерялся. Такого поворота он не ожидал. Вот ведь хитрая бестия, как перевернула всё! Э-эх, и дёрнула его нечистая связаться с этой манипуляторшей! Как же быть?!
Словно прочитав его мысли, Алекс, прищурившись, сказала:
— А, может, оставим всё как есть? Попей сладенького чайку, поостынь, отдохни. И пусть тебя согревает вот этот документ. В конце-концов, ты его честно заработал.
С этими словами Алекс положила на стол дарственную.
— Ну, будь здоров! Завтра встретимся и всё обсудим. Мы должны с тобой выработать единую линию поведения.
Как только за Алекс захлопнулась дверь, растерянность у Игорька сменилась злобой. Столько сил он потратил на то, чтобы оказаться в городе, поступить в институт, начать потихоньку лепить будущую, многообещающую карьеру... А теперь пустить всё под откос? Ну, уж нет, на такое он не согласен. Ему во что бы то ни стало нужно выкрутиться из этой истории, выйти, так сказать, с минимальными потерями! Но тому не бывать, пока жива эта старуха Изергиль, держащая его на крючке. Хотя странно, почему ему пришло в голову такое сравнение? Только лишь потому, что обе старухи? Но Изергиль, насколько он помнит школьный курс литературы, была мудрой, благородной женщиной и не прибегала к шантажу. Она не осталась с объектом своей любви, хотя имела на то полное право — жизнь ему спасла, не хухры-мухры! И объект тот, ну, мужчина, в общем, это право за ней признавал. Но гордая женщина предпочла уйти прочь, потому что видела, что он её не любит. И мало того, что ушла, так ещё и силы в себе нашла никогда больше не искать с ним встречи, так как полагала, что встречаться с теми, кого когда-то любила, всё равно, что встречаться с покойниками...
Да, кстати, о покойниках! Правду гласит народная мудрость: трудно решиться на убийство первый раз, а дальше оно входит в привычку. Или это не народная мудрость? В общем, не важно... За несколько часов, прошедших с того момента, как Лика попала под машину, он сполна ощутил себя убийцей. И в этом ему немало помогла «добрейшая» тётушка Алекс. Лике уже ничем не помочь. Теперь надо думать о себе. Ну, так пусть и отправится эта горгона вслед за племянницей.
Что там она сказала на прощанье? Завтра они должны встретиться и обсудить сценарий дальнейшего совместного поведения. О, да, вне всякого сомнения! Вот только одна маленькая деталь: сценаристом на этот раз будет он. А чтобы всё получилась, свою роль ему нужно тщательно обмозговать прямо сейчас...
Ох, и разболелась голова от этих всех треволнений! Пожалуй, в одном эта старая интриганка права: хороший сладкий чай всегда действовал на него успокаивающе и стимулировал умственную деятельность.
Игорь налил себе большую чашку чая, положил в неё одну ложечку сахара, затем другую. Но этого ему показалось мало, и он насыпал ещё и ещё. Он вообще обожал сладкое...
* * * *
Капитан Олег Романченко смотрел на присутствующую в его кабинете пожилую даму с сочувствием и скрытым восхищением. Ведь сколько довелось пережить несчастной женщине за последние три дня — не приведи, Господи! Но несмотря на всё это, она старается держаться достойно: никаких тебе истерик, никаких рвущих душу криков и воплей. Скромная, но изящная одежда, едва заметный макияж, который лишь слегка оттеняет засевшую в глазах тоску и скорбь. Вот что значит человек благородных кровей и аристократической закалки! Не демонстрировать своих чувств — что бы ни случилось!
— Будьте добры, Александра Михайловна, подпишите протокол здесь и вот здесь, — капитан Олег Романченко был предельно вежлив и предупредителен.
Алекс подписала там, где указал ей капитан.
— Он повесился? — вопрос прозвучал так неожиданно, что капитан в первый миг растерялся, не понимая, о ком идёт речь. Но тут же, взяв себя в руки, ответил:
— Нет, он принял огромную дозу снотворного. Ну, словом, добавил его в чай и...
— Да полно вам, молодой человек! Меня теперь трудно испугать. Я всегда была уверена, что отлично разбираюсь в людях. Но, видать, в этот раз я ошиблась, пригрела змею.
Женщина умолкла, а затем через минуту заговорила вновь:
— Если я вам больше не могу быть полезной... — она сделала попытку подняться. Капитан тут же пришёл на помощь и подал руку. — То я пойду... в больницу, — закончила она и направилась к выходу.
У газетного киоска её внимание привлёк один заголовок в местной газете «Городские вести»: «По лезвию бритвы, или До каких пор наши пенсионеры будут в опасности?». Купив газету, она быстренько развернула её и прочитала следующее:
«Если у человека есть мало-мальски нормальная жилплощадь, то, как ни парадоксально это прозвучит, государство не в состоянии гарантировать ему спокойную старость и ненасильственный переход в мир иной. События, происшедшие на днях в нашем городе с уважаемым учёным Александрой Михайловной Валенти, лишний раз подтверждают эту горькую аксиому.
Дальний родственник Александры Михайловны, студент второго курса юрфака Игорь Шепелев, для того, чтобы завладеть жилплощадью женщины, разработал циничный и чудовищный по своей сути план. Обманом он завлёк старушку к себе домой, продержал её взаперти почти три дня и угрозами, шантажом и издевательствами заставил подписать дарственную на квартиру на его имя. Поскольку в одной квартире с Александрой Михайловной проживала её родная племянница и воспитанница, мошенник придумал, как избавиться от ещё одной претендентки на жилплощадь: убедив племянницу, что тётя при непонятных обстоятельствах исчезла, пытался довести несчастную девушку до безумия. При этом он делал вид, что помогает в поисках якобы пропавшей старушки. Однако преступник и не предполагал, что всё обернётся такой страшной трагедией: девушка, доведенная до крайности, угодила под машину. Врачи уже не борются за её жизнь, и счёт идёт даже не на часы...
Александра Михайловна — достаточно известный человек не только в городе, но и за его пределами. И все мы знаем, как она дорожит честью своей семьи. Но негодяй просчитался, перестаравшись (если здесь будет уместным употребить это слово) в запугивании девушки. Когда до него дошёл весь смысл и ужас содеянного, он покончил собой, приняв огромную дозу снотворного. Вероятно, он понял, что как только старушка узнает о том, чтó произошло с Анджеликой, она не станет покрывать его. Удивительно, как это он не решился умертвить пожилую женщину. Вполне возможно, что в нём осталась ещё хоть капля достоинства. А, может, он оказался просто жалким, презренным трусом, кто знает?...»
«Быстро сработали, ничего не скажешь». Внешне сохраняя приличествующий событиям скорбный вид, внутри себя Алекс недобро усмехалась. «Как же, испугался он и отравился! И это в тот момент, когда у него на руках доверенность на квартиру. Большей глупости и не придумать! Он слишком жаден, чтобы покончить собой. Абсурдно звучит, а правда. Не-ет, это не он такой перепуганный или совестливый, это я всё предвидела...».
…Обида, которую, по мнению Алекс, нанесла ей племянница, была чудовищной: бессовестная девчонка тайно, не удосужившись оповестить самого близкого человека — тётю, воспитавшую её, вышла замуж за ушлого детдомовца-голодранца. А записка, которую она оставила пост-фактум! Это же самая настоящая пощёчина! Как же это получается: она, Алекс, вырастила Лику, и больше не нужна? Мавр сделал своё дело — мавр ушёл, так, что ли?
Второй «пощёчиной» для неё была мысль о том, что этот негодяй прикасается к её дорогой девочке. И, что самое страшное, девочка этому рада. Этого двойного «издевательства» Алекс не могла вынести спокойно, потому и решила: раз так, то пусть и Лика ощутит вкус страдания.
И Алекс разработала план, который был до смешного прост. Она якобы исчезнет, «испарится» среди бела дня, не предупредив никого. Племянница непременно начнёт её разыскивать, будет волноваться, бегать, обзванивать всех и вся. И так несколько дней. Зная Ликин характер, Алекс была уверена, что это сведёт племянницу с ума — фигурально, разумеется. За это время она горько пожалеет о своём скоропалительном замужестве. А там, глядишь, и избранничек поведёт себя не лучшим образом — его гнусная натура обязательно себя проявит, не сможет не проявить! И этим он окончательно скомпрометирует себя в глазах Лики.
Но водиночку этот план не провернуть, поэтому Алекс нужен был сообщник: во-первых, такой, чтобы слушался её во всём, во-вторых, к которому, без сомнения, обратится Лика, и, в-третьих, … которым не жалко будет впоследствии пожертвовать. Да-да, Алекс вполне осознавала, что в случае успеха операции сообщник может потом превратиться в подлого вымогателя-шантажиста. А этого ей как раз и не нужно.
Кандидатура нашлась сразу же: Игорёк Шепелев, приехавший из глухой зауральской деревни, дальний родственник Алекс, то ли троюродный, то ли четвероюродный племянник, да к тому же и не кровный. Кандидатура Игорька оказалась ещё и тем хороша, что у него, студента юрфака, имелся дружок в местной милиции, которого для пущей важности и для большего устрашения племянницы тоже можно было бы подключить к делу..
Игорёк оказался пареньком понятливым и сговорчивым, но уж очень жадным. Когда Алекс спросила у него насчёт вознаграждения, тот, «красиво» выпуская изо рта колечки дыма, нагло заявил: цена вопроса — дарственная на квартиру, которую он сможет унаследовать после её, Алекс, смерти. Да-да, прямо так и заявил, мерзавец! Мол, у Лики и так есть родительская квартира, так что на улице не окажется. Алекс попробовала было поторговаться, ограничившись какой-нибудь фамильной драгоценностью, но Игорёк был непреклонен. Квартира — и всё тут, на меньшее он не согласен. Он-де и так ведёт собачье существование уже который год: снимает жалкую конуру у какой-то бабки. А жить-то когда? А в этом деле он рискует больше всех. В случае чего, «прищучат» именно его. И Алекс вынуждена была согласиться.
— Какую версию вы изложите своей племяннице, когда всё закончится? — поинтересовался Игорь.
— Что у меня от всех переживаний, связанных с её замужеством, случилась потеря памяти, — отчеканила Алекс. — А «найдёшь» меня ты! Глядишь, благодарная Лика тебе тоже «отсыпет» зелёных червонцев в знак благодарности.
Игорёк довольно ухмыльнулся, и они приступили к претворению в жизнь своих замыслов. Первым делом Игорь запер тётушку, как он выразился, у себя «в конуре», привёл нотариуса, и они оформили дарственную на квартиру.
А дальше всё пошло по плану. Очень скоро, убедившись, что тётушки нигде нет, Лика позвонила Игорю и попросила о помощи. Игорь, в свою очередь, связался с Мишкой из милиции и попросил конфиденциально — дело-то деликатное, семейное! — помочь им.
И поиски завертелись. Мишка, не посвящённый в истинное положение вещей, взялся за дело с рвением. Очень скоро они с товарищами нашли на пристани тётушкину шаль, которую перед этим предусмотрительно сбросил туда Игорёк. Кроме того, Мишка разослал приметы Алекс знакомым милиционерам, и вскоре от одного из них поступил сигнал, что найден труп женщины, немного похожей на ту, что они ищут. Мишка, простая душа, не подумав, брякнул по телефону, что надобно бы опознать тут кое-кого. Он и предположить не мог, что Лика, у которой нервы к тому моменту накалились до предела, возьмёт и вот так сломя голову помчится на опознание... Асфальт после дождя был скользким, Лика неслась, не разбирая дороги, не смотря на светофоры. Ну, и случилось то, что случилось...
Доктор скорой помощи сразу сказал им, что Лика не жилец, и они вряд ли даже до больницы её довезут. Лёшка поехал с Ликой, а Игорь в жутком душевном состоянии вернулся домой. У него началась форменная истерика, ведь подобное в его план не входило. Он кричал и грозился пойти заявить в милицию... Ах, до чего нелепо он выглядел! Алекс смотрела на него с насмешкой и презрением. Она-то знала, что судьба его уже предрешена. За время, проведенное в квартире у Игоря, она полностью подготовила инсценировку его мнимого самоубийства. Хитрая дама знала, что парень принимает снотворное. Знала она и где хранится эта ёмкость с таблетками. Баночку брала аккуратно через носовой платок, так что на поверхности, разумеется, остались только отпечатки пальцев Игоря. Алекс измельчила львиную долю снотворного и смешала с сахаром, оставив в вазочке ровно столько этого продукта, сколько Игорь обычно кладёт себе в чай. И никто ни о чём не догадается!
В тот момент Алекс полагала, что жажда мести её утолена.
(Окончание в следующем посте)
Наталья Григорьева, редактор альманаха "Откровение"
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-2521-1
|
| |
| |
| Grinata | Дата: Среда, 25 Июл 2012, 13:28 | Сообщение # 25 |
|
Житель форума
Группа: МСТС "Озарение"
Сообщений: 613
Награды: 24
Репутация: 26
Статус: | НАСЛЕДНИЦА КАРБОНАРИ
(Окончание)
* * * *
У постели Лики, окружённой капельницами, трубочками, аппаратом искусственного дыхания, проволочками и прочим, Лёша потерял счёт времени. Реанимационная медсестра несколько раз заходила, проверяла что-то, осматривала, затем предлагала парню, у которого глаза закрывались от усталости, прилечь отдохнуть в сестринской. Звук человеческого голоса действовал на него отрезвляюще: Лёшка встряхивался и отрицательно качал головой. Нет-нет, он останется здесь. Ему казалось, что если он хоть на миг оставит Лику одну, то всё будет кончено... Медсестра бросала на Лёшу полный жалости взгляд и выходила. Через несколько минут она возвращалась, неся в руке картонный стаканчик с кофе и булочку. Кофе Лёшка выпивал, а булочку оставлял, уверяя, что у него нет аппетита. Медсестра оставляла булочку на блюдце — а вдруг молодой человек проголодается? — и, вздыхая, выходила. Она не верила, что Лика выживет. Да и никто не верил. Маститые хирурги лучшей в городе больницы, вытащившие с «того света» не одного безнадёжного больного, в данном случае признавали собственное бессилие. «Мы не боги...», — разводили они руками. «И что, нет шансов? — спрашивал Лёша. — Нет, почему же, — отвечали ему, — шансов — один на миллион. У пациентки сложная черепно-мозговая травма. Мы провели операцию. Если в течение трёх дней она не начнёт самостоятельно подавать признаки жизни, то это может затянуться на многие месяцы или даже годы. Чтобы поддерживать её в таком состоянии, потребуются огромные суммы денег. — Я заработаю! — горячо заверил Лёша, — я неплохой дизайнер, мне шлют заказы состоятельные люди. Я буду работать, как прóклятый». Доктор посмотрел на Лёшу с жалостью и изрёк: «Это тебе так кажется... Поверь, лучше, чтобы всё закончилось сейчас». И снова добавил: «Мы не боги».
«Не боги, не боги», — повторял про себя Лёшка. Стоп! А может... Мысль, поначалу робко мелькнувшая у него в мозгу, стала всё отчётливее приобретать черты явственности. Может... стóит попробовать помолиться Богу?
Те, кто хорошо знал Лёшку, сочли бы, что у несчастного парня наступило помутнение рассудка, потому что уж в чём-чём, а в религиозности его никак нельзя было заподозрить. Когда в восьмом классе к ним в интернат приехал священник отец Пётр и рассказал о сотворении Богом Вселенной, о Спасителе Христе и Его рождении, Лёшка в открытую заявил, что это сказки и такого в жизни не бывает...
Но сейчас этот самый Лёшка изо всех сил тщетно пытался вспомнить молитву «Отче наш». «Отче наш... Отче наш...». Дальше названия дело не двигалось. Э-эх, жаль, что не сохранил той книги, которую отец Пётр на прощание подарил каждому из них. Там точно есть текст этой молитвы.
Взгляд его упал на бездыханно лежащую Лику, и Лёшка, сам не понимая, как это произошло, рухнул на колени, воздел руки к смеркающемуся небу и зашептал:
«Господи, где Ты? Если Ты есть, услышь меня. Я перед Тобой, потому что мне не к кому больше обратиться. Мы с Ликой одни в целом мире. Родители оставили нас. Врачи отказались. Я бессилен что-либо изменить, и от этого мне хочется выть волком. Верни мне Лику, умоляю Тебя! Ты создал нас друг для друга. Так неужели тот быстротечный миг нашего счастья — это всё, что нам суждено? Нет, Господи, нет, не забирай её у меня!! Я обещаю Тебе: если Лика выздоровеет, мы будем вдвоём благодарить Тебя и всем расскажем, что это Ты спас ей жизнь...».
Лёшка продолжал ещё сидеть на полу, и слёзы градом струились по щекам, как вдруг за спиной раздался негромкий протяжный звук. Лёшка резко вскочил. Неужели это застонала Лика?!! В тот же момент звук повторился снова, и Лика пошевелила рукой...
...Дежурным доктором по какому-то странному совпадению оказался именно тот хирург, который ещё утром заявил Лёшке, что «лучше, чтобы всё закончилось сейчас». Слушая прерывистый Лёшкин рассказ, он долго не мог понять, в чём дело. А когда понял, не мог поверить. Убедившись же воочию, он с трудом выдавил: «Да-а, бывают же... чудеса..».
...Лёшка во всю прыть мчался на улицу, в больничный сад, чтобы «не через окно, а напрямую поблагодарить Бога за Лику». В дверях он столкнулся с Алекс.
— Александра Михайловна, Бог услышал мою мольбу! Лика будет жить! Ли-ка бу-дет жи-и-и-ть!!!
* * * *
Пожилая женщина с растрепавшимися волосами и блеклым, не накрашенным лицом сидела прямо посреди цветочной клумбы. Скрестив ноги и укутавшись в красно-чёрный диванный плед, она шёпотом поведывала окружившим её соседям, что является великим избранником, чьё предназначение — очистить лес от волков1. Присутствующие с сочувственным пониманием переглядывались. «Бедная женщина, — говорили их взгляды, — такая резкая смена горя и счастья оказалась не под силу её хрупкой психике...».
Приехавший доктор взял женщину под руку, но она, оттолкнув его и обмотавшись пледом, как древний римлянин тогой, с чувством продекламировала:
Никто не знает, что это было,
Но люди в тот год становились волками,
Сбивались в стаи, отчаянно выли,
В лесу разрывая заплутавших клыками.
Так мог резвиться Принц Черной Крови,
Укравший три формулы старого мага.
И волчья стража всегда наготове —
Отстрел диких духом считается благом…2
В паузах между строфами, она то безудержно рыдала, то вдруг ни с того ни с сего принималась громко хохотать.
________
Примечания:
1 - На языке карбонариев означало освободить отечество от тиранов.
2 - «Саксонский корпус». Династия посвящённых.
Добавлено (25.07.2012, 13:28)
---------------------------------------------
13 ЧЁРНЫХ КОТОВ
«В тринадцатое число ему не везло.
Не везло и во все остальные числа».
(Эмиль Кроткий)
Водитель грузовика Гринька Артемьев был человеком крайне суеверным. Он никогда не смотрелся в треснутое зеркало, десятой дорогой обходил тёток с пустыми вёдрами и опасался свистеть дома, хотя обладал незаурядным талантом художественного свиста. А уж о том, чтобы перейти дорогу после того, как её перебежала чёрная кошка, не могло быть и речи.
Особый, буквально панический страх вызывало у него число 13. Оно преследовало его с момента появления на свет, и именно его Гринька считал причиной всех своих бед и невезений. 13-го числа он родился, причём родился, как говорили, «по чистой случайности — не чаяли, не гадали», и оказался тринадцатым ребёнком в семье. И если бы в году было 13 месяцев, как в календаре майя или лунно-солнечном еврейском календаре, где в високосном году прибавляется один месяц, то можно было бы не сомневаться, что Гринька родился бы именно тогда. Однако благодаря эпохальному решению Папы Римского, введшего в большинстве стран григорианский календарь, такого не произошло. Как известно, Папа тот был Гринькиным тёзкой, а среди Пап с таким именем — ещё и тринадцатым по счёту. Как знать — может, он тоже очень хотел избавиться от преследования числом тринадцать, потому и постановил: быть в году лишь двенадцати месяцам.
Сразу же после рождения Гриньки на семью посыпались несчастья. Сначала померла Гринькина мать. Как оказалось, организм её, истощённый двенадцатью предыдущими беременностями и родами, был не готов выстоять в тринадцатой. После смерти жены отец Гриньки, бывший до этого времени опорой и обеспечителем семьи, как-то враз растерялся, сник, а потом запил. Да так запил, что его, доселе опытнейшего и аккуратнейшего водителя, руководство вынуждено было перевести в грузчики, потому как доверить транспортное средство непросыхающему алкоголику было долее невозможно. Толку теперь от родителя было мало, поэтому все тринадцать детей перекочевали на попечение бабки с дедом. Хоть силы у стариков были уже не те, что раньше, однако опыта в воспитании им было не занимать: своих-то шестерых подняли.
От старших братьев Гринька нет-нет да и получал пинки и затычины: ребята, пока не повзрослели, считали Гриньку виновником смерти матушки. Мол, если бы не он, то была б она жива-здорова.... Соседские кумушки, завидя издали Гриньку, качали головой и втихаря шушукались: «Ох, не к добру эта чёртова дюжина...». Затем молча обменивались красноречивыми взглядами: мол, не было бы Гриньки, глядишь, и проблем таких тоже не случилось бы. Но вслух этого не произносили, а лишь горестно вздыхали.
Гринькина бабушка тоже считала «тринадцать» роковым в жизни мальчика. Но внука она любила и потому, время от времени приговаривая «ах, горемычный ты мой», по-своему пыталась отвести от него эти «проклятия». Она зажигала свечку и обходила с ней сначала вокруг Гриньки, а потом вокруг дома и прилегающих к нему строений. Иногда порядок проведения ритуала менялся, и бабушка вначале обходила со свечой помещения, а потом уж и Гриньку. Кто-то из соседок присоветовал купить амулет от проклятия, что бабушка не замедля и сделала.
Когда Гринька пошёл в первый класс, все поначалу вздохнули с облегчением: учёба давалась пареньку легче лёгкого. Задачки щёлкал, как белка орехи, читал бегло. Правда, с почерком не очень сложилось. Ну, да и ладно, не каллиграфистом же ему быть, в самом деле. И хотя явных происшествий и неприятностей в этот период в семье не наблюдалось, однако 13-го числа, а тем более пятницы, все ждали с опаской. И оно, число это проклятое, те ещё коленца выкидывало! То дед руку поранил, когда дрова рубил, — да так поранил, что в больницу по скорой пришлось вести. То самая старшая сестра — рослая, спортивная девчонка — на ровном месте споткнулась, упала и поломала ногу. То входная дверь с петель вдруг ни с того ни с сего сорвалась — и хряц об асфальт. Хорошо, хоть отбежать все успели...
И всё это худо-бедно можно было бы ещё снести, если бы не одна закономерность: во время каждого происшествия рядом находился Гринька. Причём, ничего ж не делал: просто сидел или стоял. А в случае с падающей дверью вообще за пару секунд появился. Вот и не стань после этого суеверным!
Когда Гриньке исполнилось — не поверите! — тринадцать лет, он заболел тяжелейшим воспалением лёгких и полгода пролежал в больнице. По этой причине дирекцией школы было решено оставить его на второй год, чтобы парнишка смог нормально пройти весь школьный курс. Теперь мало того, что в классе он был переростком и подвергался насмешкам, так ещё и корпеть над учебниками приходилось чуть ли ни денно и нощно, так как прежняя лёгкость в учёбе каким-то непостижимым образом улетучилась. Врачи разводили руками: последствия болезни, ничего не поделаешь. И когда на экзаменах Гриньке ненароком попадался тринадцатый билет, то паренёк просто терял дар речи, хотя перед этим усиленно готовился и знал материал назубок.
Из всех внуков бабушка, понятное дело, больше всех переживала за Гриньку. Исследовав, как сказали бы врачи, анамнез происшествий, выпадавших на 13-е число, бабушка предложила не выпускать Гриньку из дому именно в 13-й день каждого месяца: дескать, себе же легче. Человек, не посвящённый во все эти перипетии, решил бы, что самое плохое случается с мальчиком исключительно в эти двенадцать дней в году, а в остальные 353 или 354 — тишь да гладь. Но это было не совсем так. Безусловно, неприятности приключались с ним и в другие дни, вот только запоминались именно те, «датированные 13-м». В одной из книжек Гринька прочёл, что во всём мире люди с настороженностью, опаской, а то и со страхом относятся к числу тринадцать: избегают присваивать этот номер местам в самолёте, этажам в здании, автобусным маршрутам, квартирам в жилых домах и кабинетам в официальных учреждениях. Даже английские моряки, люди храбрые и мужественные, ни за что не выходили в море тринадцатого! И тогда Гринька решил, что всё это необычайно серьёзно, и не обращать внимания никак нельзя. Тем более, что приключения с числом тринадцать в жизни Гриньки не имели предела.
Когда однажды накануне Нового года всему автоуправлению выписали премию в качестве тринадцатой зарплаты, ни у кого, кроме Гриньки, не возникло проблем с её получением и дальнейшим применением. Вот Палыч, к примеру, купил жене шубку. А Гринька... Ах, да что там говорить! Во-первых, его поначалу и в списках-то не оказалось. Марья Петровна, бухгалтерша, «прошерстила» ведомости самым дотошным образом: и сверху вниз, и снизу вверх, и справа налево, и слева направо — ну, разве что по диагонали не прочла. Однако всё тщетно. Гриньки в списке не было. Парень уж совсем приуныл: решил было, что начальник не включил его на премию, потому как он, Гринька, недостаточно хорошо работал. Но Марья Петровна была иного мнения на этот счёт: она позвонила в канцелярию управления и быстренько выяснила, что машинистка просто пропустила Гринькину фамилию. Такой вот турнепс, как обычно любил приговаривать Палыч!
— Смотрела б внимательней, что печатает, а то у неё на уме одни лишь кавалеры да свиданки, — пробурчала Марья Петровна, нахлобучивая на нос очки и кутаясь в пуховый допотопный пдаток.
В итоге всё разрешилось: Гринькину фамилию дописали обыкновенной шариковой ручкой. А поскольку свободных ячеек в начале ведомости не было, то фамилия Артемьев — единственная на «А» и потому всегда возглавлявшая список — перекочевала в самый «хвост» и в результате оказалась... тринадцатой. Узрев сей порядковый номер, Гринька горестно вздохнул, кое-как поставил маленькую, невзрачную подпись и понуро поплёлся к выходу. Для себя в душе он решил окончательно, что ничего доброго это не сулит, и, как ни странно, оказался прав: по дороге домой на него напали какие-то малолетние отморозки и отобрали кошелёк с деньгами, а заодно и мохнатую енотовую шапку — подарок одной из сестёр ко дню рождения. Подумать только: среди бела дня в людном месте! Хорошо, хоть жив-здоров остался — и на том спасибо.
У читателя, исходя из вышесказанного, может возникнуть ошибочное предположение, что Гринька был существом дремучим и необразованным. Но на самом деле всё было не так. Помимо трудовой книжки Гринька был ещё и счастливым обладателем студенческого билета. Ведь по окончании школы, он, поработав некоторое время в автоуправлении, неожиданно для всех поступил на заочку в техникум. Учиться парень любил, но никому не решался признаваться в этом: семья ведь простая, рабочая, того и глядишь, задразнят «профессором». А зря! Не понимают они, что ли, что без образования нынче никак. Гринька вообще втайне мечтал на «отлично» закончить техникум, чтобы потом податься в автодорожный институт и уже вернуться в управление дипломированным инженером.
Свой очередной законный выходной Гринька как раз и собирался посвятить учёбе. И уже было разложил на столе книги и тетради, когда вдруг затрещал телефон. Звонил начальник автоуправления Фёдор Акимыч.
— Григорий, выручай! — с места в карьер начал он.
Гринька насторожился. Все в управлении знали: если Акимыч называет тебя полным именем, жди какой-нибудь «засады», то есть просьбы в форме приказа. Только этого сейчас не хватало!
А Фёдор Акимыч тем временем продолжал:
— Надо срочно отвезти стройматериалы в Черёмухино! Ты же знаешь, у них там форс-мажор приключился: сгорел коровник. Животину-то спасти успели, а помещение — всё., кранты.. Дотла сгорело! Сейчас строят новый коровник. Люди-то пока всю скотинушку по домам разобрали, но долго так не продержатся! Председатель ихний строителям по двойному тарифу платит за работу: люди и днём, и ночью работают. Вот со стройматериалами у них сегодня вышел перебой... И если ты не...
— Погодите, Фёдор Акимыч, — перебил начальника Гринька. — Черёмухино это ж Палыча участок.
— Да в том-то и дело, что Палыча. Скрутило его бедного — температура до сорока. В больницу везти собираются. Какое уж тут Черёмухино! Обошлось бы всё!
— Ну, Фё-о-одор Акимыч, — протянул Гринька, — вы знаете, у меня ж контрольные, да и сессия скоро... Может, кто-нибудь другой поедет в Черёмухино, а?
— Да кто ж другой, Гринюшка? Кто ж другой, миленький? Некому — с кадрами нынче напряжёнка. А те, кто есть, разъехались все по нарядам.... А знаешь, что? Я тебе выходной твой законный компенсирую. Дам тебе два... Нет, три отгула! Ну как, по рукам?
— Ох, Фёдор Акимыч, вы и мёртвого уговорите, — Гринька деланно вздохнул.
— Вот спасибо, родименький! Выручил, право слово, выручил, — Фёдор Акимыч заметно повеселел. — Тогда подъезжай прямо к Филиппову, загрузишься — и в дорогу. К вечеру будешь в Черёмухино. Там и заночуешь у тамошнего председателя... Я ему позвоню. А с утречка — домой. Так вот...
...Загрузка заняла больше времени, чем предполагалось, поэтому из города Гринька выехал с двухчасовым опозданием. Доехав до трассы, он увидел длинную-предлинную очередь грузовиков, автобусов и легковушек, которая змеилась вдаль сколько глаз мог разглядеть. Транспорт двигался со скоростью улитки, да и не мудрено: мороз всё крепчал, дорога заиндевела, и рисковать никто не хотел. К тому же, где-то впереди, видимо, всё же произошла авария, потому что такой тягучки Гринька давненько не видал. «Эдак и до полуночи не управиться», — подумал Гринька, и чтобы не плестись вслед за всеми, решил добираться до Черёмухино в объезд.
Дорога, по которой он собирался ехать, была у водителей не в почёте: петляла среди полей-лесов, вдали от цивилизации, и в обычное время путь по ней в Черёмухино занимал почти на два часа больше, чем по обычной трассе. Но сегодня все эти недостатки Гринька посчитал большим плюсом. Дорога «малоавтомобильная»? Так это здорово! Значит, не разъезжена до льда. Следовательно, ехать можно будет со средней скоростью, а не плестись по-черепашьи. Э-эх, вот вернётся он завтра домой, а впереди три дня отгулов: и отдохнёт, и поделает свои контрольные. Но самое главное, люди в Черёмухино смогут достроить коровник, чтоб животину в нормальных условиях содержать...
Поначалу всё складывалось так, как запланировал Гринька. Немногочисленные автомобили встречались ему лишь до Кожухова, промежуточного пункта между городом и Черёмухино. А потом, уже на полпути между Кожухово и Черёмухино, Гринька вдруг осознал, что вокруг никого. Ни-ко-го! Только ветер, они с грузовиком и дорога, которая, залихватски пританцовывая, убегала вдаль. Кр-р-расота!!!
...То, что произошло в последующие сорок минут, можно было бы охарактеризовать троекратным «сдох»: сдох мотор, и после всех попыток реанимировать его, Гриньке пришлось признаться, что он в данных походных условиях совершенно бессилен что-либо сделать. «Сдохла» печка в кабине. Сначала запахло палёным, затем что-то фыркнуло-треснуло — и единственный источник тепла в этой ледяной пустыне бесславно зачах. Мобильник хоть теоретически не сдох, но практически был там же, где и мотор с печкой: толку от него было ноль, поскольку позвонить куда-либо из этого Богом забытого захолустья не представлялось никакой возможности.
Правда, у Гриньки оставалась одна наджеда на то, что мимо проедет какой-нибудь автомобиль, который если и не возьмёт его на буксир (что вполне понятно!), то хотя бы, въехав в «зону досягаемости», сможет вызвать тягач.
Где-то через полчаса вдали показались-таки жёлтые фары легковушки. Гринька выскочил из кабины, стал посреди дороги и усиленно замахал руками. Машина остановилась.
— Что случилось? — спросил водитель.
Гринька рассказал о происшедшем.
— Давай, садись, подброшу тебя до города, — предложил мужчина.
Но Гринька стал отнекиваться. Не может он оставить без присмотра грузовик, и всё тут! Уж больно материалы там дорогие, да и машина тоже денег стоит. А то не ровен час, вдруг какие-то нечистые на руку личности будут проезжать мимо, увидят бесхозную машину — и разнесут по запчастям. Вовек потом Гриньке не рассчитаться ни с родным управлением, ни со строительством!
— Эх, брат, стрёмно тебе оставаться здесь, — крякнул мужчина.
— Да я... как-нибудь... Ты.. это, позвони, чтоб тягач прислали.
— Замётано, — сказал водитель и уехал.
Автомобиль скрылся из виду, а Гринька снова принялся ждать. Прошло минут двадцать, а Гриньке показалось, что целая вечность... Он вдруг вспомнил любимую бабушкину поговорку насчёт того, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Насчёт «ждать» — это в «десятку», а по части второго — спорный вопрос. Сейчас ему казалось, что догонять было бы куда радостнее...
Сквозь лобовое стекло хорошо просматривалось ночное небо, на котором отчуждённо-холодно поблёскивали поодинокие звёзды. Мороз всё крепчал. В этом году февраль вообще выдался на редкость суровым... Машины выходят из строя, скотина на ферме замерзает и ждёт нового, тёплого помещения. Люди тоже, в общем, замерзают и выходят из строя... Вон на днях передавали по радио, что несколько человек прямо на улице замёрзли насмерть... Гринька попробовал пошевелить ногой. Пекучая боль отдалась во всём теле, а на глазах непроизвольно выступили слёзы. Да.-а, дела... Холод, который поначалу тонкой змейкой пробирался в кабину и украдкой слизывал островки тепла, сейчас нагло обосновался по всему пространству и уже не по кускам, а целиком, забирал в свои тиски Гринькино тело... И в этот момент Гринька вдруг чётко и ясно осознал, что выбор у него не больно-то и велик. А проще говоря, совсем мал: умереть, замёрзнув, — либо в кабине автомобиля, либо на улице, потому что вряд ли тягач придёт раньше утра. А такую студёную ночь Гринька точно не переживёт. Да какая там ночь, если и десяти минут выдержать невозможно! Кто ж знал, что так всё обернётся... А ведь после того, как он переболел воспалением лёгких, врач строго-настрого наказал бабке с дедом беречь Гриньку от всякого рода переохлаждений, потому что второго такого шанса выкарабкаться уже не будет. Короче, летальный исход...
Гринька уже пожалел, что не согласился поехать в машине с тем мужиком. Сейчас сидел бы себе дома да чаёк попивал. Ну и ладно, что машину бы разграбили. Зато он сам был бы жив-здоров. А-а, впрочем, к чему сейчас все эти «если бы» да «кабы»...
Решив, что умирает, Гринька попытался вспомнить, что обычному люду предписано делать в таких случаях. Вот бабушка, к примеру, до того, как впасть в бессознательное состояние, попросила привести к ней священника, чтоб исповедаться в грехах. Гринька всё никак в толк не мог взять, какие такие грехи могли водиться за его бабушкой. Ведь она почти святая! Но бабушка тогда сказала ему, что все люди — грешники. Лишь плохо о ком-то подумал — уже согрешил, замарался пред Богом. Так-то.
Когда хоронили бабушку, все удивлялись спокойно-умиротворённому выражению на её лице. Видимо, принял Бог бабушкину исповедь. «Надо бы и себе покаяться: так хоть рядом с бабушкой буду», — подумал про себя Гринька, вглядываясь в бескрайнее небо, чтобы отыскать на нём лик Божий. Он никого там не увидел, но губы непроизвольно зашептали: «Господи, прости мне мою непутёвую и бесполезную жизнь. Ведь от меня одни только беды и несчастья всем: маменька умерла молодой и даже жизни нормальной не увидела... Отец... тоже... совсем потерялся... Хотя раньше, говорят, таким весельчаком был, пел, на баяне играл... Прости, Господи, что я злился на мать за то, что она оставила нас... Злился на отца за то, что опустился и стал пить и кричать на нас...»
Гринька просил прощения у Бога за все свои неблаговидные поступки: за то, что когда-то своровал груши в саду у деда Матвея, а потом всю вину свалил на братьев. За то, что спрятал кошелёк, когда бабушка собиралась ехать за нарядным платьем для Настёны, Гринькиной сестры. Он-то, балбес, полагал, что пока-де кошелёк отыщется, платье купит кто-нибудь другой. Деньги останутся, и на них можно будет купить ему коньки для хоккея. Ой, ну и дурень же он был! Платье, которое бабушка планировала для Настёны, действительно купили другие люди для своей девочки. Но коньков Гринька так и не увидел: не хватило духу признаться бабке с дедом, что он воришка.
Гринька перечислял все свои грехи и прегрешения — даже те, о которых предпочёл бы забыть, ибо понимал, что если не признается во всём, то Бог может и не принять такого половинчатого покаяния.
«..Прости, прости меня, грешника, если сможешь...».
Горячие слёзы ручьём лились по щекам Гриньки, и в какой-то миг парень даже позабыл, что замёрз....
— Мя-я-яу! — раздалось снаружи.
Гринька встрепенулся. Ветер, что ли?
— Мя-я-яяууу! — повторилось вновь
Господи, что ж это такое?! Неужели он переходит в мир иной, и его сопровождают вот такие галлюцинации?!
Гринька включил фары и посмотрел в окно. От увиденного он сначала опешил, а потом обомлел. Или, может, наоборот, сначала обомлел, а потом опешил. В общем, неважно. Только то, что он увидел, не поддавалось никакому мало-мальски логическому объяснению! А, может, он всё-таки замерзает, и ему это всё мерещится? Сначала звуковые галлюцинации, потом — зрительные. Ведь такое точно бывает! Он даже в какой-то книжке школьной читал, что замерзающего в лесу мальчика вдруг стали посещать какие-то странные видения: то ли Бериндей, то ли Дед Мороз, то ли ещё кто-то там ледяной и холодный...
Только вот в его, Гринькином, случае это были не сказочные персонажи, а … чёрные коты! Они гурьбой остановились у подножки кабинки и выжидательно уставились на дверцу. На фоне белого снега коты казались большим чернильным пятном.
Всё ещё не веря глазам своим и желая окончательно убедиться в том, что это ему не привиделось, Гринька резко вскочил с сиденья. Да только вот подзабыл он, что в кабине потолки низкие, и потому со всего размаху ударился макушкой о косяк. Уф-ф! Больно, однако. С другой стороны, возможно, такое резкое соприкосновение головы с потолком и «отрезвит» его немного, приведёт, так сказать, в чувство?
Потирая ушибленное место, Гринька снова глянул в окошко, чтобы проверить не исчезло ли видение, если ЭТО действительно было видением. Но нет! Коты по-прежнему стояли на том же месте, только мяуканье их стало ещё более призывно-настойчивым:
— Мя-я-яяууу! Мя-я-яяууу! Мя-я-яяууу!
Гринька приоткрыл дверцу кабины — в самом деле, не морозить же их на улице! И коты друг за дружкой, по очереди стали протискиваться вовнутрь. Два... Пять... Семь... Десять... Одиннадцать... Тринадцать! Тесное пространство кабинки вмиг заполонили собой тринадцать котов разных размеров и степени пушистости, но все, как на подбор, одного — чёрного! — колера. Возможно, в данной окрестности не было котов и кошек другого окраса, поэтому они плодились и размножались внутри своей черношерстной братии. А возможно, гонимые и притесняемые бездушным человечеством, они решили создать своё сообщество, чтобы противостать людской злости и невежеству. Кто знает...
Коты мигом устроились вдоль Гринькиного тела, обложив его своими телами, как подушками. Вернее, грелками. А одна из кошек, самая пушистая, распласталась на Гринькиной груди — аккурат в том самом месте, где находятся лёгкие. Гринька ощутил, как мягкое тепло потоками разливается по всему телу. И под мерное урчание этих загадочных чёрных творений ему стало так хорошо, спокойно и уютно, что он не заметил, как задремал. И приснилась ему бабушка. Одетая в голубое платье и такого же цвета платок, она сидела под цветущим деревом — то ли яблони, то ли вишни — и улыбалась ему. А потом, как будто что-то вспомнив, поднялась, помахала ему рукой на прощанье и ушла.
…Проснулся Гринька уже на рассвете и не по своей воле, а от того, что кто-то легонько поцарапывал его за щёку. Открыл глаза и увидел склонившуюся над ним внимательную мордочку той самой кошки, которая вчера вечером устроилась у него на груди. Убедившись, что Гринька уже проснулся, кошка перестала царапать его лапкой, а начала настойчиво тянуть за ворот свитера, как бы требуя, чтобы он немедленно поднимался. Остальные коты тоже бодрствовалии и, судя по жестам и телодвижениям, активно рвались на улицу.
— Так ведь... это... холодно там, — растерянно пробормотал Гринька. То ли он слегка подзабыл, что в кабине до появления этой необычной группы в строгих чёрных костюмах тоже было не намного теплее, то ли ему не хотелось расставаться со своими новыми друзьями, только открывать дверцу он не торопился Однако коты так отчаянно и настойчиво мяукали, тянули Гриньку за рукава и барабанили лапками об окна кабинки, что парню не оставалось ничего другого, кроме как выпустить их на улицу. Царапая стекло и цепляясь друг за дружку, коты протискивались сквозь узкую щель и в считанные секунды «покинули помещение».
...Когда через пару минут из-за поворота показался тягач, Гринькиных ночных друзей уже не было и в помине. Об их недавнем присутствии напоминала лишь беспорядочная цепочка следов, оставленная на снегу маленькими, нежными, мягкими лапками. Она, цепочка эта, извиваясь и петляя, постепенно «забирала» вправо от просёлочной дороги и там терялась за ближайшими полукустарниками сухих прошлогодних трав, шуршащих на ветру.
«Вот так, - с грустью подумал про себя Гринька, - даже не покормил всю эту котячью братию. Как они там?..»
Уже на подъезде к Черёмухино Гринька вдруг почувствовал, как у изголовья сиденья что-то зашевелилось-заворочалось, а затем фыркнуло и чихнуло ему прямо в ухо. Обернувшись, он увидел нечто, усиленно пытающееся выпутаться из недр старого, замызганного пледа. Когда, наконец, желаемый результат был достигнут, перед Гринькой предстал во всей красе один из его ночных визитёров, который то ли взаправду проспал все утренние события, то ли настолько полюбил Гриньку, что нарочно «затерялся», чтобы с ним начать «новую» жизнь, кто знает...
Шерсть на макушке стояла дыбом и делала его похожим на маленького, беззащитного воробушка, чёрный окрас местами «поседел», так как кот основательно вывалялся в строительной пыли. Кроме того, в шерсть затесались надёрганные из пледа нитки и неизвестно где подобранные ошметки соломы. В общем, это был самый тощий и самый заморышный кот из всей компании. Только Гриньке в тот момент показалось, что более красивого и благородного животного он в своей жизни ещё не видывал. И большой шофёрской ладонью он крепко прижал к груди своего нового питомца.
Наталья Григорьева, редактор альманаха "Откровение"
http://soyuz-pisatelei.ru/forum/35-2521-1
|
| |
| |
