• Страница 7 из 7
  • «
  • 1
  • 2
  • 5
  • 6
  • 7
Ава Ардо
Ava777Дата: Понедельник, 03 Дек 2018, 23:32 | Сообщение # 151
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 116
Награды: 7
Репутация: 4
Статус:
Сказ. ДВА ПЕТУШКА

В одной теперь уже заброшенной деревне сохранилась старая дорога, по краям которой стоят чудом не развалившиеся ворота. А на воротах то вправо, то влево под порывами ветра крутятся два флигелёчка, два резных петушка. И вот, что чудно: вроде должны эти флигели указывать направление ветра, да только положение их совсем от ветра-то и не зависит.
С былых времен об этих петушках сохранилась присказка, будто петушки эти не такие уж и деревянные, а живые и указывают они человеку, проходящему через ворота, правильное направление. Вот укажут они на тропинку, что изгибается вправо, значит там и судьба твоя. И, говорят, не ошибаются эти петушки никогда.
А с чего всё начиналось? А с того, что жили эти петушки у одной колдуньи. Обычные петушки, не сказать что с ярким оперением. Только ведь яркость их была не в том, какие они на вид, а то, что умели эти петушки разговаривать и, больше того, подсказывать своей хозяйке наперед каждое слово, каждое движение. К примеру, подлетят они к колдунье, на плечи ей усядутся и давай советы раздавать: с кем нужно из односельчан поздороваться, а кому помочь в малом, с кем поговорить по душам и что именно при этом сказать. Казалось бы, зачем это надо? А не скажите. Куда приятнее, когда тебя принимают за расчудесного человека, без которого и жизнь не жизнь, и радость не в радость. Колдунье так это и вовсе царский подарок. Что она видела за всю свою долгую жизнь? Одни же проклятия на ее голову сыпались. А здесь она стала вмиг уважаемым человеком.
И всё бы хорошо, да, видно, не так уж и хорошо, если колдунье опостылела такая жизнь. Казалось ей, что уж нет ее совсем на этом белом свете, потому как она и шагу не могла ступить без совета петушков. До того ее это стало раздражать, что решила она сварить суп из своих петушков.
И вроде колдунья опытная была, и умом не обделена и умениями: уж какие заговоры она не шептала, какие песни не пела, а все ж таки разузнали петушки о ее желании ими полакомиться и были таковы: колдунья и глазом не успела моргнуть, как их след простыл.
И прибились петушки к Егору. Зашли к нему во двор и не уходят. Егор всех соседей оббегал, всех расспросил: не сбежали от кого петушки. Нет, все отказываются. Ну Егор и оставил их у себя. А уж когда он услышал, что петушки умеют разговаривать, да не просто разговаривать, а дельные советы раздавать, предсказывая всё наперед и помогая во всем, в чем только можно помочь, тут уж Егор возблагодарил само небо о таком царском подарке и перевел петушков жить в дом.
И надо ведь сказать, что петушки как знали, куда шли. Ведь, кто такой был этот Егор? Да, пожалуй, никто. Уважение ничье он не снискал, девушки его почему-то не любили, хотя был он красив. Но вот неудачлив, угловат да рассеян, и, что важно, поговорить с ним было не о чем. Подойдет, бывало, к кому и молчит — ни одного разговора поддержать не в силах: мычит что-то несуразное, лепечет невнятное, будто нет у него ни мыслей в голове, ни своего мнения. Ну кому он такой интересен? Да и беден как церковная мышь. Короче, все в Егоре было не так, как надо, а как надо, того Егор не знал. А вот теперь узнал, когда петушки каждое слово стали подсказывать, да каждый поклон расписывать. Вот идет он по улице, здоровается с Кондратом и заводит разговор о погоде, и повторяет все точь в точь, что ему говорили накануне петушки. И как Кондрат на Егора смотрит? Как на чудо какое-то, диковинку — это надо же, как из бревна бездумного и неразговорчивого, Егор вдруг человеком сделался! Да и как говорит, как говорит: заслушаешься ведь его речью! Так птицы поют, ручей журчит. И мысли ведь точь в точь, что в голове у Кондрата роятся и мечутся.
Ну и завертелась тут жизнь у Егора! О такой жизни он и мечтать не мог. Лучшие девчата к нему сами в жены набивались, а отцы их из кожи вон лезли, чтобы угодить Егору. И работником он стал таким, что просто любо дорого посмотреть — ведь все знал наперед: когда холода придут, когда засуха – обо всем успеет предупредить деревню. О нем и слухи расползлись во все бока да во все стороны. И до того он всем хорошим казался, таким правильным, приветливым, умным и мудрым, что показалось Егору, что уж совсем его настоящего не осталось. И вроде все хорошо, а вроде как его, Егора, уже и нет. Есть только советы двух петушков. Глупость ведь правда? Егор и сам так думал: грех ему было жаловаться на свою теперешнюю жизнь, но ведь хотелось и собой быть. И в один день так он устал жить по указке, что решил выгнать петушков. Легко сказать да трудно сделать. Они жалостливо попросят не бросать их на произвол судьбы, Егор и не бросает. И снова разливаются реками советы петушиные. Совсем Егор измучился. До того устал, что решил он побольше разузнать об этих удивительных петушках. Тут уж надо отдать ему должное: сам, без подсказки с задачей этой справился. И узнал о колдунье, что жила у северных болот. Отправился туда. Рассказал все этой старухе. Она ему и говорит, что, дескать, уж как никто его понимает, а потому даст дельный совет: нужно, видите ли, Егору петушков обязательно съесть — суп сварить из них, или зажарить. Вот тогда-то и сам Егор останется таким, какой он есть сейчас: умным да разговорчивым и петушки ему для этого будут не нужны.
— А чего ж сама так не сделала? — недоверчиво покосился на колдунью Егор.
— Так и хотела я так сделать, да петушки догадались о моей затее. А со временем оказалось, что я и сама кое-что могу: так хотела изловить петушков, что заговоров изучила разных столько — на сотни лет вперед мне хватило бы этих заговоров. Интересное это дело! Меня теперь в деревне почитают и уважают не хуже той, прежней, когда я жила по петушиной указке.
— Ну если про твое намеренье они узнали, мне уж куда? — засомневался Егор.
А колдунья успокаивает его:
— Я тебя одному заговору научу, петушки ничего не узнают.
Научила колдунья Егора, что бормотать себе под нос. Идет Егор, повторяет странные слова и лишь только ногу за порог своего дома поставил, только своих петушков увидел, как все заговоры вмиг из его головы улетучились и осталась в сердце Егора одна лишь жалость к петушкам: ведь столько добра они для него сделали, а он из них жаркое приготовить собрался. А петушки в ответ лишь недовольно крыльями захлопали, и не успел Егор глазом моргнуть, как их след простыл.
И тут же все пошло у Егора наперекосяк. Снова стал он никем: все говорил он невпопад, делал не так, работник плохой, человек глупый. Снова стал он никому не интересен. Короче, хоть в омут с головой бросайся от жизни такой. Ну что ему было делать? Решил он отправиться на поиски петушков. Может простят они его и вернутся.
Долго ходил, бродил, в каждую деревню заглядывал, со многими людьми встречался, разговоры вел о том, о сём. И сам того не замечая, стал интересным собеседником, мудростью кое-какой мог поделиться, потому как видел он теперь много, а знал и того больше. И приметил Егор, что отныне при виде его улыбаются люди, кланяются ему, здороваются и поговорить так и норовят: свое рассказать да его истории послушать. Вроде и петушки ему не нужны стали. И вот тогда-то он и отыскал их след. Прятались они в кустах у дороги: сидели себе тихонечко и никому не показывались, а Егору сами под ноги бросились.
— Вы уж простите меня, — извинился перед петушками Егор. — Глупый я был.
А петушки радостно крыльями захлопали и говорят:
— Значит все правильно мы сделали, правильный путь тебе указали. И колдунья свое призвание нашла. И ты человеком стал. В том наше предназначение.
И попросили петушки поставить на этой дороге ворота, на которых займут петушки свое законное место. И будут они указывать правильный путь всем проходящим.
— Главное, — говорили петушки, — это ведь выбрать правильную дорогу, по которой идти. А дальше дело за малым. Да и мы станем свободными, ни от кого не зависящими.
Согласился Егор, сделал ворота — на славу постарался. Все ж как никак, а умел он многое, только раньше почему-то не придавал значения этим умениям, может потому как не нужно это было никому.
Вот так и появились эти ворота «Двух Петушков». И говорили ведь, что никогда петушки не ошибались. Да вот, что чудно: хорошему человеку они указывали самый легкий путь, короткий, а плохим такой витиеватый, запутанный, что волей-неволей приходилось исправляться, становясь хорошими людьми после стольких испытаний.
Говорят, однажды та самая колдунья пришла их проведать, так они у нее выпросили, чтобы превратила она их в деревянных, жизнь им продлила на долгие века. Вот петушки и живут, и путь по-прежнему указывают.
Ava777Дата: Понедельник, 04 Фев 2019, 18:07 | Сообщение # 152
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 116
Награды: 7
Репутация: 4
Статус:
Миф. ГЛАЗ ДРАКОНА

«Почему ты такая яркая звезда?! — возмущались другие звезды. — Ты глупая. Кому нужен твой свет? Этим ты привлекаешь внимание к себе тех, кто любит нами полакомиться. Прекрати так ярко светить, иначе накличешь на всех нас беду!».
Так говорили многочисленные звезды одной маленькой звездочке, которая хоть и была мала, но светила ярче всех остальных. А зачем — этого она не знала: такой уж она родилась. Другие звезды обвиняли ее в том, что она хочет выделиться среди всех остальных, хочет быть не похожей на других. Может быть и так. Но разве это плохо быть не похожей на кого-то, а оставаться, не смотря ни на что, собой? Другие звезды говорили, что — плохо, но звездочка им не верила.
А здесь среди звезд разлетелся слух, что к ним приближается прожорливый Дракон.
— Он огромен! — дрожали от страха звезды.
— Он огромен и голоден! Он съест всех нас! Всех до единой!
И все, как одна, звезды вмиг приглушили свой свет: и до того незаметные, они стали совсем невидимыми, будто их никогда и не было. Но лишь одна маленькая звездочка по-прежнему сияла ярче любого солнца, приманивая на свой свет страшного врага. Как же он был огромен! Разинув пасть, Дракон, обуреваемый голодом, мчался на свет яркой звезды.
— Помогите, — дрожа от испуга, прошептала звездочка.
Но никто не откликнулся на ее призыв. Лишь сзади послышалось негодующее шипение одной старой звезды:
— Приглуши свой свет, глупая! Приглуши и будешь спасена!
Но звездочка не умела приглушать свет. И вот уже Дракон с оглушительным рыком несется на нее. Но что это: подлетев ближе, Дракон взревел от боли и заметался из стороны в сторону. Оказывается, свет маленькой звезды был настолько ярок, что ослепил ненасытного врага. Взвыл Дракон, в неистовстве ударил он хвостом по ближайшим звездам и те с криком разлетелись в разные стороны. Одна лишь яркая звезда оставалась цела и невредима, потому как находилась далеко от страшного зверя. Когда же Дракон выбился из сил, он горько заплакал:
— Как же я теперь буду слепым? — всхлипывал он.
И яркой звезде стало жаль его.
— А хочешь, — прокричала она, — я стану твоим глазом? Здесь я никому не нужна, а с тобой вместе мы сможем увидеть такие дали, о которых я даже мечтать не могла.
Дракон с радостью согласился. Он подлетел на голос звездочки, и та с легкостью вскочила ему в лоб, вспыхнув при этом ярче прежнего.
— Как я отлично вижу! — воскликнул Дракон. — Никогда я так прежде не видел! Как красиво, оказывается, вокруг.
И они полетели: Дракон и его верная подруга, незаменимый глаз — яркая звезда. Вот только не мог отныне Дракон поедать звезды, потому как ярко горящий глаз, предупреждал всех об опасности и те же звезды успевали вовремя приглушать свет. Но благодаря этому ярко сияющему глазу Дракона, о нем и его верной спутнице стали слагать легенды. И были эти легенды лучше прежних: в них Дракон не был так жесток, не наводил ужас, а представал прекрасным творением космоса. От каждой такой истории Дракон становился могущественнее и сильнее. И другие звезды стали сами просится занять место в чешуе, в крыльях, в хвосте Дракона, чтобы и самим быть такими же сильными, красивыми, могущественными.
Вот так Дракон и разрастается, становится всё больше. Это огромнейшее созвездие на небе. А звезды же, соглашающиеся стать Драконом, обретают бессмертие и о них тоже слагают легенды и истории. Но главной звездой всегда остается глаз дракона — та самая маленькая звездочка, которую когда-то осуждали за то, что она так ярко светит. Даже само созвездие так и стали называть со временем ЭмальганАус, что означает — Глаз Дракона.
Прикрепления: 9218954.jpg (235.7 Kb)
Ava777Дата: Вторник, 05 Фев 2019, 21:00 | Сообщение # 153
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 116
Награды: 7
Репутация: 4
Статус:
Миф. ЗВЕЗДА ПОМОЩИ

В космосе происходят удивительные вещи, иногда даже не верится, что такое бывает.
Существует большое и очень далекое созвездие Книга. Да, оно называется именно так, и похоже оно на раскрытую книгу, и даже страницы в этом созвездии перелистываются каждую сотню космических лет. А в Книге этой зарождаются и живут крохотные звезды, каждая из которых, взрослея, мечтает лишь об одном: выскочить из родного созвездия и занять свое законное место среди других звезд на небе, и, что самое важное, обрести свою историю жизни. А как же иначе: каждая звезда желает получить имя, и прожить самую яркую жизнь, чтобы история ее запомнилась и осталась в веках.
Вот так и выпрыгивают повзрослевшие и окрепшие звезды из Книги: кто выше и дальше, кто совсем недалеко. И лишь одна звезда никак не могла осуществить желаемое: была она слаба, пуглива и нерешительна — всё ей казалось, что ни за что на свете не сможет она выпрыгнуть из созвездия. «Он такой необъятный, пугающий и такой далекий», — шептала звезда, глядя в бескрайний космос, расстилающийся у нее над головой. А ведь скоро страница Книги перевернется и тогда звезда навсегда затеряется среди ее бесчисленных страниц, так и не обретя ни имени, ни своей истории, а значит и бессмертия.
Звездочка плакала. Но помощи просить было не у кого: каждая звезда была сама за себя.
Но однажды одна большая, сильная звезда, выпрыгнув из Книги, неожиданно протянула пугливой звездочке свой самый длинный луч.
— Цепляйся, — прокричала она. — Смотри, мой луч почти близко к тебе: стоит совсем немного подпрыгнуть.
И действительно: вот же луч, совсем близко, кажется чуть подпрыгни и ухватишь его своими лучами. Пугливая звездочка подпрыгнула и, ухватившись за луч большой звезды, выпрыгнула из Книги. Как же она радовалась и как благодарила свою спасительницу!
Большая звезда лишь улыбнулась в ответ:
— А я ничего особенного не сделала: мой луч был очень далеко от тебя, тебе только казалось, что протяни свой лучик и коснешься его.
— Но если бы это было так, я бы не допрыгнула и не ухватилась за него! — недоумевала звездочка.
— Ты все сделала сама. Просто, куда легче дотянутся до того, что видишь. Космос пугал тебя своими необъятными размерами: тебе не к чему было стремиться. Помни, что всегда найдется кто-то, кто протянет свой луч, чтобы помочь дотянуться до нужной цели. Не забывай об этом.
И звездочка не забыла. Она окрепла, стала сильной и очень яркой. Лучи ее прорезают космос насквозь. И каждый этот луч звезда направляет с целью помощи. Легко затеряться в бесконечных пучинах космоса, но благодаря этим ярким лучам звезды, многим удается найти правильный путь или не сбиться с него. Звезду эту стали называть Моньетой, что в переводе означает «Звезда помощи». Сейчас люди ее зовут иначе.
Прикрепления: 7573779.jpg (261.2 Kb)
Ava777Дата: Четверг, 21 Фев 2019, 21:01 | Сообщение # 154
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 116
Награды: 7
Репутация: 4
Статус:
Голоса над водой

Почему мне не слышно, как раньше,
Голосов заливных над водой,
Над ручьем, над любимым овражком
И в тумане, что шепчет росой?

Почему мне так холодно в стужу,
Жарко летом, тоскливо весной,
Когда раньше так нравились лужи,
Лед скользящий, удушливый зной?

Почему всё как будто проходит,
Убегает в закат красотой,
Оставляя меня без мелодий
Голосов заливных над водой…


Сообщение отредактировал Ava777 - Четверг, 21 Фев 2019, 21:51
Ava777Дата: Пятница, 22 Фев 2019, 17:17 | Сообщение # 155
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 116
Награды: 7
Репутация: 4
Статус:
О судьбе

Говорят, что откуда-то свыше
Нам играючи метят судьбу,
Только я слишком мелкая птица,
Чтоб приметить, как я живу.

Кто-то верит, что он создан богом,
Кто-то в то, что он предок отцов,
А по мне: тот творец, кому дорог
Каждый твой безалаберный вздох.

Говорят что-то все… Кто им верит?!
Про судьбу мне зачем-то твердят.
Игры их до тоски надоели
В тех, кто свыше судьбы вершат.
Ava777Дата: Вторник, 05 Мар 2019, 23:28 | Сообщение # 156
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 116
Награды: 7
Репутация: 4
Статус:
Сказ. ДРАГОЦЕННЫЕ СТЁКЛЫШКИ

Возвращается Сидор домой, а сам аж светится, аж искрится от счастья. Улыбка такая, что, не ровен час, лицо треснет. И что же, спрашивается, должно было такое случиться, чтобы это вечно недовольное, мрачное создание так подпрыгивало на ходу от радости? Народ испугался: думал и правда на их село какой мор надвигается в виде неземного счастья. Односельчане все на улицу повыскакивали, стоят, рты раскрыли, пальцами на Сидора показывают да перешептываются между собой, что, дескать, умом тронулся, сердечный. А ничего подобного! Просто Сидор поутру у заброшенного колодца нашел такие разноцветные стёклышки, что нет теперь покоя его душе, настолько ей петь от счастья хочется. А всего-то нужно было посмотреть через них на солнце, на поле, на дальний лес и понять, как всё красиво вокруг — не уныло, не серо, не обыденно. А люди? Он всего-навсего посмотрел сквозь эти стёклышки на Трофима, старого балабола, от которого раньше сводило челюсть и что же: прекрасный старик оказался! И как Сидор этого раньше не замечал. Это же надо!
Вот так идет Сидор, на людей не смотрит, что ему люди: у него теперь есть такая отрада в жизни — ни у кого такой нет! А как к дому своему он подошел, так путь ему преградил Семён, когда-то друг его, а теперь так, приятель. Остановил его Семён и давай расспрашивать, что случилось: народ ведь как-то успокоить нужно; не такая уж и жизнь в этом селе спокойная, чтобы вот так, без объяснений, отпускать вдруг повеселевшего брюзгу.
— Что с тобой приключилось, Сидор? Ты что клад нашел? Чего счастливый-то такой?
А Сидор, который в былые времена и не плюнул бы в сторону Семёна, ежели бы сам этого не захотел, как на духу рассказывает, что, дескать, у колодца нашел прекрасные разноцветные осколки.
Посмотрел на эдакую находку Семён и только недовольно буркнул, мол, что с убогого возьмешь.
— И чему ты радуешься, дурачила? Это же обычные стекляшки: такими дети любят забавляться. Они и забавлялись, а ты нашел эти безделушки и радуешься как дитя. Взрослый человек, седина уже скоро проступит, а ты всё ерундой какой-то маешься. Брось ты эту глупость, да займись делом.
С теми словами Семён и ушел. А Сидор ничуть не обиделся: какое ему дело до того, что сказал его приятель. Вот сейчас Сидор на него через цветное стёклышко посмотрит и поймет, что не такой уж и плохой он, а просто уставший да как будто выцветший. Так за то его нужно пожалеть, а не ругать, насылая на его плешивую голову все проклятья мира.
Зашел в свой дом Сидор, стёклышки достал и посмотрел сквозь них на свое скудное убранство. И до того родное жилище ему показалось приветливым да уютным, что аж прямо в ладоши захотелось захлопать от удовольствия. А надо сказать дом у Сидора был добротный, крепкий, не чета этим хлипким сараям, что понастроили здесь молодожены на скорую руку. Но если с виду на дом этот приятно было смотреть, внутрь входить не каждый бы отважился. Потому как, есть люди, у которых в доме хуже, чем в выгребной яме, честное слово. Нет, у Сидора всё было более-менее терпимо, но хуже, чем должно быть: годами не метено, не мыто, по углам заросло паутиной, а пауки такие, что еще немного и станут размером с воробья. А Сидор ничего, уживался с ними. Сидор и на них перевел стёклышко: все же красивые эти создания пауки, краше просто не найти. Ему показалось, будто они ему по-дружески улыбнулись. Хотя, ничего удивительного: за столько-то лет совместной жизни.
Вот так и потекла счастливая жизнь Сидора. На все он смотрел через свои разноцветные стёклышки. И не было даже намека на его прошлую угрюмость. Вот раньше, бывало, он козу доит, а самого аж трясет оттого, что та его вечно норовит поддеть то копытом, то рогом глаз выколоть. А теперь коза как шелковая. Прямо зажили они с этой козой душа в душу. А люди? Какими хорошими все казались. Сидор поверить не мог, что столько лет терпеть не мог своих односельчан. Прежде все они представлялись ему глупыми, шкодливыми да пустыми, а тут ну все один под один прекрасные, да только измучены непростой жизнью.
Но тут как-то ночью постучались в дом к Сидору. Он не ожидал гостей. Может люди ему теперь и казались приветливыми, но то, что никто в его дом ногой не ступит из-за прирученных пауков, он конечно понимал. Однако могло ведь что-то случиться. Открыл он дверь и увидел на пороге мужчину в годах: седой, а лицо моложавое и такое приветливое, хотя смотрел на него Сидор без своих разлюбезных стёклышек.
— Здравствуй, — поздоровался ночной гость, — впустишь меня? Мне всего лишь ночь перебиться, отдохнуть да завтра дальше по своим делам идти.
А Сидор смутился, замялся.
— Я бы с радостью, — говорит, — да боюсь, что компания моих пауков тебе неприятна будет, да и не прибрано у меня.
А гость лишь усмехнулся в ответ:
— Твой дом и ты живешь, как хочешь и с кем хочешь, а я всего лишь прошусь на ночлег: не чистотой я твоей любоваться пришел. Так впустишь?
А Сидор был и рад такому визиту. Уж не понимал он и сам, что было такого в этом незнакомце, что в коем-то веке хотелось сесть и рассказать ему обо всём, вот так от чистого сердца.
— Поговорим, Сидор, обо всём с тобой поговорим, — сказал незнакомец, как бы угадав его мысли.
Сидор онемел от неожиданности, но допытывать, кто пришел к нему в дом и зачем, и откуда он знает его имя, не стал. А постелил гостю чистую постель, а сам лег на полу и уснул как младенец: никогда прежде так сладко не спал он, как в эту ночь.
А на утро, сидя за столом с незнакомцем, выложил он тому всю свою судьбу.
— Ну, что стёклышки не выбросил, то, возможно, ты и молодец, — заключил незнакомец. — Другой бы рассудил, как твой приятель, что безделушки это, не стоящие и ломаного гроша. А ведь драгоценные это осколки и очень дороги в цене. И пришел я, чтобы заплатить тебе за них эту цену. Дам я тебе столько денег, что хватит тебе на самую богатую и роскошную жизнь. Продашь их?
— Продать? — всполошился Сидор. — А как же я буду без них обходиться? Не могу я уже на мир смотреть как прежде, не в силах.
— С большими деньгами мир для тебя тоже может заиграть всеми красками, — не отступал незнакомец, — сможешь ты отправиться в кругосветное путешествие, людей посмотреть, жизнь другую узнать: не с пауками и бодливой козой. Тебе решать, я ведь не настаиваю: как решишь, так и будет. Просто пришел сделать тебе такое предложение. Ты ведь должен знать, что глядя через эти драгоценные стёклышки, мир вокруг себя ты не меняешь, а это много значит.
Задумался Сидор: деньги — это хорошо, но смотреть на красочный и разноцветный мир куда лучше.
— Нет, — сказал он после долгих раздумий, — не продам я свои стёклышки. Не могу без них.
— Ну не можешь, так не можешь, — засобирался незнакомец. — Спасибо, что пустил в дом, накормил и что был честен.
— А кто же ты? — наконец решился спросить Сидор.
— А важно ли, — улыбнулся тот ответ, — просто человек, с которым ты смог поговорить по душам, причем без стёклышек.
С теми словами незнакомец ушел.
А жизнь Сидора потекла своим чередом. Счастье его не закончилось, потому как стёклышки при нем остались. Он и не пожалел ни разу, что не продал их. Хорошо хоть об этом никто из односельчан не знал, иначе и вправду бы подумали, что Сидор совсем спятил. А ведь так и думали. Да что там думали, говорили уже об этом, во всю глотку кричали, а Сидору всё нипочем: у него, видите ли, люди добрые, просто озлобленные на жизнь. А между тем эти озлобленные сговорились и подкараулили Сидора, да навалились всей братией, избили беднягу до полусмерти, да и бросили, никто и не проверил, жив он или мертв. А Сидор непослушной рукой стёклышко из кармана достал, посмотрел сквозь него на заходящее солнце и ужаснулся: солнце показалось ему пустым и холодным, поле, в котором он лежал, серым и мертвым — утратили волшебство его любимые стёклышки. Бросил он их без сожаления и, собрав последние силы, поковылял домой. А когда оправился, на ноги встал, был он снова тем прежним Сидором, который с ненавистью и презрением поглядывал на односельчан, не выносил свою бодливую козу и беспрестанно бурчал себе под нос проклятья. Зато и односельчане подобрели к нему, успокоились и рассудили так, что безумство можно вылечить — была бы охота.
Вот только никто не знал, что творилось всё это время в душе Сидора. Съедала его тоска. Помнил он, как это, когда красиво, когда душа от счастья поет, соловьиными трелями заливается.
Совсем он сник. Подумал уж пойти да утопиться в озере, чем вот так жить. Да тут снова под покровом ночи постучались к нему в дом. Он дверь открыл и увидел своего старого знакомого путника. Встретил его как родного. Сели они за стол, разговорились. Сидор поведал о своей беде, о том, что стёклышки для него бесполезными стали, а как теперь жить дальше, он не знает.
Незнакомец лишь покачал головой в ответ:
— Говорил же я тебе: глядя через осколки, мир вокруг себя ты не меняешь. Но я пришел не корить тебя, а помочь: ежели пожелаешь, вернется к тебе способность видеть так, как видел ты благодаря стёклышкам, но это будет непросто.
— Я на всё согласен, — без раздумий ответил Сидор.
— Ну раз так, тогда отправляйся завтра на рассвете к Драконьей Горе, а там дальше тебе подскажут, что делать.
Драконья Гора — это еще то гиблое место: болото там топкое, а дальние горы непролазные. А там где-то спит по поверьям дракон, которого иногда даже видят в затяжные праздники. Но все равно: местечко безрадостное, что уж говорить. Сидор от этих мыслей даже ворчать перестал и ненавидеть всех и вся. Прямо даже оживился как-то и подумал, что его бодливая коза, приветливые пауки не такие уже и отвратительные, унылые создания и вполне с этим со всем можно уживаться. Но он дал слово, а, значит, нужно идти. И на рассвете Сидор отправился к Драконьей Горе.
И что сказать вот про эту самую гору? А ничего здесь уже не скажешь: на нее хоть через стёклышко смотри, хоть своими глазами рассматривай, суть будет одна — если есть унылее место, то только в аду. Серо, сухо, мертвенно и даже птицы не поют, а только сыплются сухие иголки с черных сосен да деревья своим трухлявым нутром скрепят, наводя тоску и ужас. И в довершении всего на камне сидит себе дракон: не лежит, а сидит, будто он и не дракон вовсе, а человек. Такой не сказать, что уже огромный, не сказать, что уродливый: очень даже милый по меркам животного мира, животик так отставил совсем по-человечески; сидит себе, одной лапой покачивает, в небольшом мешочке что-то другой лапой перемешивает и незваного гостя, в виде двуногого существа, как будто не замечает.
Сидор и шел-то сюда не сказать, что бодро и с радостью, а уж увидев вот такое, вообще растерялся, онемел, оглох и стал как будто мертвым. А дракон ничего так, сидит, лапой всё покачивает, только взгляд перевел на человека и без интереса на него поглядывает, как смотрят обычно на пень. Ну а дальше совсем всё плохо стало: дракон возьми и спроси человеческим голосом:
— Ну и что ты замер?
Ну что Сидор? Сидор прямо осел на землю от такого. Положа руку на сердце, он ко многому готовился, предполагал, что столкнется с огнедышащим чудищем или там еще с какой нечистью, но вот чтобы с говорящим человекоподобным драконом его свела судьба, это он даже представить себе не мог.
Дракон же оказался опытным зверем, а потому сам продолжил говорить, поняв, что с этого почти бездыханного существа уже ничего путного не добьешься.
— Значит тебя направили сюда, чтобы ты разобрался с тем, что ты там и как видишь? Так вот, человек, хочу тебя сразу предупредить: я малое из того, что может ввести тебя в подобное оцепенение, если ты решишься пройти испытания.
Ну Сидор наконец подсобрался, на ноги встал, пожухлую листву с себя смахнул и дрогнувшими губами спросил:
— А что за испытания?
А дракон только плечами пожал в ответ:
— Не знаю, испытания как испытания, им там, в подземелье, виднее, какие тебе предлагать испытания. Пройдешь — человеком станешь, а не тем, кто ты сейчас есть. А не пройдешь — ну и скатертью тебе дорога, убиваться по тебе никто не станет.
Совсем растерялся Сидор.
— Так это еще и опасно?!
— А для тебя всё опасно, что ни предложи, что ни сделай, куда тебя ни поставь. Знаешь, что я тебе скажу: всё дело в везении. Вот есть люди: они и в коровью лепешку ступят — убьются, а есть такие, что через топкое болото пройдут, глазом не моргнут. Короче, вход в подземелья чуть дальше в низине, ты увидишь, там других дыр нет. Вот в ту дыру ныряй, а там уже на удачу пеняй, — довольно рассмеялся своей шутке дракон. — Так что бери мой мешочек с хорошо знакомыми тебе стёклышками и иди. Да только, смотри, мой дар донеси, всё ж таки месяц работы.
И протянул дракон Сидору мешочек, полный разноцветных осколков. Сидор заглянул вовнутрь, ахнул: здесь тебе и красные, и желтые, и розовые стёкла — ну просто голова кругом от такого многообразия.
И пошел Сидор искать ту самую черную дыру, что, по словам дракона, одна-одинешенька и ее никак не пропустишь. А ее и не пропустишь! Вот он этот зев пещеры, беззубый, как рот векового старика, да и зловоние из него исходит такое же. Этот зев и поглотил Сидора.
Идти было не так чтобы очень сложно: сыро, холодно, но вязкий свет, просачивающийся в пещеру, не делал путь Сидора и до того безрадостным. Только так Сидор подумал и даже как будто улыбнулся, как вдруг громогласное «Стой!», от которого содрогнулись все внутренности пещеры, сотрясли все внутренности Сидора. Он застыл, словно камень, испуганным взглядом обводя стены. От стены неожиданно отделился силуэт и это был не каменный монстр, а вполне себе человек, которого от камня отличить было, конечно, сложно, потому как цвет он имел соответствующий, да и вообще складывалось ощущение, что это создание не мылось с момента своего появления на свет. «Точно первобытный», — промелькнуло в голове у Сидора. И вот этот самый первобытный подошел, не спеша, к Сидору, оглядел его с ног до головы и спросил:
— Принес?
— Что-что принес? — спросил, запинаясь, Сидор.
— Как что?! Воду?
— Нет, мне никто не говорил о воде.
— Вот жучила! — недовольно топнул ногой первобытный. — Ни себе ни людям! Просил же его: скажи там кому-нибудь принести мне воды, так он скажет, как же! Усядется на пень и стекла свои перебирает. А еще друг называется! Жу-чи-ла, а не друг!
— Вы о ком?
— О драконе, о ком еще! Кого ты мог первым повстречать на своем пути? Значит воды не принес, — снова окинул его оценивающим взглядом первобытный. — Воин из тебя тоже никакой. Чего тогда приперся? Что несешь в мешочке? Стёклышки?
Сидор утвердительно кивнул головой.
— Стёклышки, — расплылся в довольной улыбке первобытный. — Замечательная вещь. Как же я тоскую по ним, по моим осколочкам. Ты даже представить себе не можешь, каково это сидеть в этом бесконечном сыром сумраке и таращиться на камни: день и ночь, день и ночь одни только камни. Хорошо хоть свет попадает в эту часть пещеры, а то вовсе был бы не лучше крота. Слушай, друг, а дай ты мне два стёклышка. С тебя не убудет. Поверь, там, куда ты их несешь, никто пересчитывать их не собирается. Я знаю. Не обеднеешь же ты. Ну позволь ты мне снова стать собой. А то кто я: ни человек, ни камень.
— Нет, — засомневался Сидор, — не могу я. Мне дракон сказал отнести мешочек, так я его и несу. Наверно это не по правилам.
— Чего? — недовольно поморщился первобытный. — Какие еще такие правила в пещере? Ты уж совсем, человек, от своей человечности разум утратил. Говорю тебе: никто ничего пересчитывать не будет. Ну что же ты не понимаешь, каково это сидеть здесь во мраке одному — выть же хочется от такой жизни. Неужто сердце у тебя такое каменное?
Задумался Сидор: кому, как ни ему понять, каково это смотреть на замшелый мир. Так у него хоть солнце перед глазами было, небо, облака, поля, а здесь один сплошной камень.
— Ладно, — согласился он. — Выбирай, какие стёклышки тебе милее.
— Вот это дело! — оживился первобытный и глаза его вспыхнули двумя угольками так, что Сидор от неожиданности даже попятился. — Возьму свои любимые, красные стёклышки.
Поковырявшись рукой в мешке, первобытный достал два красных осколка и, приложив их к глазам, довольно рассмеялся. И тут произошло то, чего Сидор меньше всего ожидал: на глазах первобытный мужичонка стал расти, всё уносясь вверх, под самые своды пещеры, а тело его принимало обтекаемые формы камня. Какие-то жалкие мгновения и перед Сидором возвышался каменный великан с горящими красными глазами, одна рука которого была разящей булавой. Он и ударил этой булавой о землю, пытаясь сразу покончить с Сидором. Сидор и сам не понял, как ему удалось увернуться от этого неожиданного удара. Удар же был настолько сильным, что со стен и сводов пещеры посыпались камни. Снова удар, за ним еще и еще. Великан не унимался, только и Сидор не сдавался: он то там увернется, то здесь уклонится, то там подпрыгнет, то здесь кувырнется. Все ж таки как-никак не столетний дед, а еще молодой и шустрый. Его в детстве всегда ругали за шустрость, дескать, не может и секунды посидеть на одном месте, а вот как этот недостаток ему пригодился. Вот так и прыгал из стороны в сторону Сидор, словно заяц, пока великан сам не сдался, и устало опустился наземь.
— Ну ты и шустрый, — со вздохом проговорил он. — С виду вроде ни то ни се, а такой юркий. Все силы на тебя отдал.
— Будешь знать, как связываться со мной! — храбро отозвался Сидор.
— Да ты сильно не храбрись: тебе еще возвращаться этой дорогой, если ты, конечно, вернешься. Я и подождать могу, мне, как ты понимаешь, торопиться некуда. Слушай, вроде каменный, а жарко. И этот еще, жучила… Говорил же ему пусть принесут мне воды! Пусть только сунет сюда свою драконью морду!
Что ж, у Сидора теперь не было другой дороги, как идти дальше навстречу новым испытаниям.
А сам идет и только ждет очередного подвоха: что крикнет кто, завоет, выйдет из стены. А тут шмыг перед ним и пробежала девчушка. Он и понять не успел, откуда она выбежала и куда убежала. Может привиделось ему?
— Нет, не привиделось, — услышал он звонкий голосок за спиной.
Обернулся Сидор и видит: стоит перед ним девушка такой красоты, которой простому человеку дано быть не может. Во всяком случае, к нему, Сидору, такие красавицы даже во снах не наведывались. А она стоит и смеется. И Сидор вместо того, чтобы лишний раз насторожиться, тоже стоит и в ответ улыбается.
— Стёклышки несешь? — спрашивает она, с жадностью поглядывая на мешочек в руках Сидора.
Сидор в который раз утвердительно кивнул головой.
— Стёклышки! — счастливо захлопала в ладоши девушка. — Как же я по ним соскучилась. Милый, хороший, родной, — взмолилась она, — прошу тебя, будь человеком, подари ты мне одно стёклышко, всего одно.
Улыбка с лица Сидора вмиг сползла и он, неучтиво оттолкнув девушку, решил идти дальше.
— Ну подожди, — схватила она его за руку. — Подожди, пожалуйста, — и ласково погладила его по груди. — Послушай меня: я тут совсем одна, мне некуда идти, никому я не нужна там, среди людей, понимаешь? Видишь мою красоту, а ведь ничего кроме страданий она мне не принесла. Не меня ведь любят — красоту мою. Ушла я ото всех. И теперь вот здесь в одиночестве маюсь. А прежде было у меня любимое стёклышко, с которым чувствовала я себя счастливой, благодаря которому собой была. А что теперь? Теперь вот этот мрак, один сплошной мрак и ничего больше, — заплакала она. — Миленький, — прижалась она к Сидору, — помоги мне. Что тебе одно стёклышко? Всего ведь одно и ты спасешь меня.
Ну не сдюжило сердце Сидора: растопилось, поплыло, растеклось, и он без раздумий раскрыл мешочек.
— Сиреневый дай мне, — оживилась девушка, — если не жалко, сиреневый. Мой это цвет.
Взяв стёклышко, девушка от счастья подпрыгнула на месте и, бросившись в объятья к Сидору, принялась жарко целовать его в губы. Сидор, конечно, мог и отстраниться, да разве в трезвом уме кто-то на такое способен. Да только чует он, что горят его губы, словно обожгло их пламенем. В ужасе попытался отстраниться он от девушки, да силы недюжинной та была и крепко держала в своих объятьях. И видит Сидор, что губы ее стали как будто срастаться с губами его. Снова попытался вырваться он из ее объятий, да только ведь без толку. Ударил тогда ногой ее — девушка и глазом не моргнула. В отчаянии схватил он тогда ее за косу, да вырвал прядь волос, а девушка в ответ только вздрогнула. Только видит Сидор, что с вырванными волосками лицо красавицы как будто старше стало. Он снова рванул несколько волосков, еще и еще, и вправду: лицо ее опутывается сетью морщин. Из последних сил потянул Сидор ее за косу, как в тот же миг девушка в ужасе отстранилась от него, да только крепка была рука Сидора: так просто от него не уйдешь. Взмолилась тогда девушка:
— Не губи меня, пожалуйста. Иди на все четыре стороны. Не трону я тебя больше.
Только, видно, устал Сидор от этаких обманов: пожалеешь, а потом тебя же еще и пытаются погубить. А потому без сожаления оторвал он косу у хитрой обольстительницы, и в тот же миг девушка в дряхлую старуху превратилась и прахом рассыпалась.
Идет Сидор и ругает себя на чем свет стоит, дескать, если уж нет ума — считай, калека. Два раза на такие уловки попасться. И ничему же не учится! Жалеет он кого ни попадя. «Никто моей жалости больше не увидит!» — решил Сидор.
А между тем мрак пещеры сгущался. Пробираться уже приходилось наощупь. Над головой нависали глыбы камня, а туннель, по которому приходилось идти, все больше сжимался. И видит Сидор, что преградил ему путь чей-то силуэт. Снова испытание! Однако хорошо приглядевшись, увидел он сидящего в проходе низкорослого старика с книгой в руках. Сидит тот себе и даже не шевелится.
— Эй! — окликнул его Сидор. — Ты живой?
— Живой, — не поворачивая головы, отозвался старик.
— Можно мне как-то мимо тебя пройти?
— Да иди, кто тебе мешает?
— Но ты собой весь проход закрываешь, как же я пройду: не через голову же мне твою переступать, честное слово. Может, уступишь дорогу?
— Уступлю, — все так же, не шевелясь, бесцветно отвечал старик. — Ты только скажи, в какую сторону мне отодвинуться.
— А ты сам не видишь? — удивился Сидор.
— В этой темноте без драгоценных стёклышек ничего не увидишь.
— А как ты тогда читаешь?
— А я и не читаю, я просто сижу и по памяти вспоминаю, что здесь написано: всё какое-никакое развлечение. А так, что тут можно видеть, когда здесь так темно?
— Что правда, то правда: темень такая, что хоть глаз выколи. Но стёклышек я не дам, — не забывал о своем зароке Сидор. — И не проси.
— А я и не собирался. Так ты мне скажи, в какую сторону отойти? У тебя глаза посильнее моих: ты хоть что-то различаешь.
— Да вот в левую сторону немного отодвинься, а я уж протиснусь.
Старичок безмолвно повиновался. И Сидор, довольный, что всё вот так просто разрешилось, отправился дальше, но сомнения остановили его: как же он оставит старика в темноте?
— Слушай, — обратился к нему Сидор, — я бы с радостью тебе помог, да вот в чем беда: два раза меня уже обманули, теперь мне никому веры нет.
— А ты, небось, камнеголовому стеклышки дал? Да с этой распутницей повстречался? Нашел кого слушать! У одного в голове пустота, а у другой — одно распутство. Вот потому так и вышло. Да я же и не прошу у тебя ничего: иди куда шел.
— Ну нет, не могу я так, — возразил Сидор. — Что же я, на молоке обжегшись, на воду дуть буду. Так и быть: говори, какие тебе стёклышки дать.
— Ну, коли так, добрый человек, желтые давай. Мои это стёклышки, желтые.
И в тот самый миг, как старик посмотрел в стёклышки, кинулся он читать свою книгу, да так быстро, наскоро, что у Сидора от такой скороговорки голова пошла кругом. Выронил он мешочек, за голову руками схватился и чувствует: теряет сознание, а в ушах страшно гудит, голосом старичка этот гул перебивается, словами с ума сводит — еще немного и не сдюжит Сидор. И хочет крикнуть, чтобы старик умолк, да не может. Непослушными руками он тогда наскоро уши закрыл, и тот час отпустило его. Смотрит, а старичок книгу свою растрепал, страницы вырвал, дунул на них, и обрушились те рассвирепевшими стаями на Сидора, рассекая руки, лицо его. И не спрячешься от них, не отобьешься: руками нужно уши закрывать, чтобы пакостный старик голосом своим не погубил. Что делать, как быть? Здесь увернешься, там уклонишься, да только это тебе не с великаном сражаться, а с легкими страницами, что острыми краями тело в два счета рассекают. Ничего не оставалось Сидору, как наполнить легкие воздухом и дунуть со всей мочи на страницы обратно. И так знатно у него это вышло, — всё же молодость есть молодость, сколько в старике того духу, — что страницы прямиком налетели на своего владельца, погубив его.
Выдохнул устало Сидор, кровь с лица стер, поднял мешочек и побрел дальше. Идет и проклинает себя пуще прежнего, потому как дураком и один раз быть не хочется, а здесь целых три раза ему выпала такая честь.
До того рассердился он на себя, что сел на землю и идти никуда не хочет. «Бог с ним с этими испытаниями, — рассуждал он так, — кому они надо? Ведь была же у него жизнь не хуже и не лучше, чем у других. Ну и что, что коза попалась с норовом и бодливая, ну и что, что лень в доме пыль смахнуть. Разве стоило из-за этого отправляться в эту кромешную тьму, в проклятую эту пещеру? Да и с какой целью: чтобы лишний раз понять, что уродился дураком?».
И слышит Сидор чьи-то острожные шаги, и свет от лампы впереди замаячил: снова какое-нибудь испытание, снова кто-то будет на жизнь жалиться, а потом со свету сживать. Подошел к нему коренастый мужичок: сам хоть и невелик ростом, а руки большие, натруженные, крепкие — такой одним ударом уложит. Позвал он жестом за собой Сидора, ну тот и пошел, другого выхода у него все равно не было. И привел мужичок его в место, где огонь клокотал в глубине узких расселин, багровым светом заливая пещеру и наполняя ее монотонным гулом, а палящий жар при каждом вздохе опалял легкие.
— Стёклышки принес? Тут все? — строго спросил он Сидора.
— Нет. Пяти не хватает, — честно признался тот.
— Раздал, значит?
Сидор виновато опустил глаза.
— Раздал. Не прошел я испытание, да?
Мужичок лишь усмехнулся в ответ:
— Да это еще не ясно: прошел или не прошел. А вот, что честен был приятно, не скрою. Ты мог и не признаваться в том, что все стёклышки не донес: я ведь не знаю, сколько их было.
— А что это за стёклышки такие?
— О, — заговорщически отвечал мужичок, — то осколки зеркала. В древние времена само солнце создало это зеркало, чтобы видеть себя в отражении: огромно оно или мало, ярко ли светит или что-то заслоняет его свет. Но как только в этом мире появилось зеркало, так и жизни не стало: солнце все норовило рассмотреть себя поближе, а потому жар от него стоял невыносимый. Устали люди так жить. И нашелся один силач, кто разбил это зеркало. Разноцветные осколки разлетелись в разные концы, в разные стороны. Да ведь не простые это осколки, а драгоценные стёклышки, глянув через которые можно разглядеть в себе всё потаенное, чем богата душа твоя; а уж плохое этот или хорошее, понятное дело, зависит от самого человека. Помогают эти стёклышки понять, каким в действительности хочет быть человек. Так что это дар бесценный.
— Ничего себе дар! — возразил Сидор. — Видел я как на некоторых этот дар действует: костей потом не соберешь от таких даровитых.
— А ты об этих троих, — рассмеялся мужичок. — Так то твоя оплошность. Они ведь просили у тебя те стеклышки, которые помогут им одолеть тебя. А иначе, зачем им здесь сидеть в этой глухой пещере? Это ведь испытания. Не думаешь ты, Сидор, а повинуешься тому, что видишь да о чем тебе говорят. Потому такая беда и с твоими стёклышками приключилась: не знаешь ты себя, и всё это время не желал себя узнавать.
— А тебе зачем эти стёклышки? — полюбопытствовал Сидор. — Зеркало хочешь восстановить?
— Вот, — довольно проговорил мужичок, — ты уже думать начинаешь, интересоваться, а не одним желанием жить, дескать, смотри себе в стёклышко и хоть трава не расти. А собираю я эти осколки затем, чтобы не зеркало восстановить, а кое-что другое. Сам смотри.
Подвел он Сидора к каменной стене, со всей мочи навалился на нее, она в сторону и отъехала. И увидел Сидор, что стоит перед ним сложенный до половины человекоподобный гигант: одна рука у него есть, часть головы, половина туловища, и всё это мастерски сложено из разноцветных стёклышек.
Сидор онемел от того, что увидел: было это завораживающе красиво и вместе с тем наводило страх.
— Человека такого хотите создать? — не верил он своим глазам. — Но зачем?! Это же будет чудище какое-то!
— А вот и нет, — закрывая стену, отозвался мужичок. — Сотворю я такого человека, в каждом осколке которого будет храниться знание о его истинных предназначениях, и путь его станет множеством путей. Человек, если разберется в себе, выбирает в жизни что-то одно и следует по своему выбранному пути. А мое творение будет таить в себе все возможные пути человека.
— Что-то не сильно верится в это, — засомневался Сидор.
— Тебе не верится, так это твое право: наконец ты стал не верить тому, что говорят. Время покажет. А пока дракону есть работа, он людей не ест, — заулыбался мужичок — драконы ведь прожорливые. Они лучше всех собирают осколки, чувствуют их. Но мы здесь, чтобы разобраться с тобой. Доставай стёклышки, которые нес всю дорогу и посмотри в каждое из них. И если повезет, отыщешь ты среди всех этих драгоценных осколков, свой. А не повезет, — развел руками мужичок, — ну придется тебе еще раз к дракону сходить и весь путь от конца до начала пройти, но уже с другими испытаниями, если, конечно, захочешь.
— Да уж вряд ли, — поежился от такой мысли Сидор.
Уселся он на землю и принялся вытаскивать по одному стёклышку из мешочка. Посмотрел он в красный осколок и в жилах его закипела воинственная кровь, да так что скрутило от боли всё тело: наскоро отложил он его в сторону. Посмотрел в зеленое и ощутил тягу к приключениям, да только в плечах и коленях неприятно заныло: отложил Сидор и это стёклышко. Недовольно плюнул он: это же надо, снова не думает он! Ведь было у него любимое стёклышко: белое как молоко. Другие что: они его делали то просто веселым, а то просто добрым да податливым. А вот белое стёклышко всегда привносило в его сердце восторженную радость, потому как видел Сидор тогда свет везде и во всем. Даже в кромешной тьме видел он этот луч света, что тянул его за собой и всё унылое да пустое делал таким притягательным и желанным. «Только бы оно здесь было», — взволнованно облизнул он пересохшие губы. И, о чудо, оно нашлось! Дракон оказался прав: удача Сидору не помешала и она была с ним. Посмотрел Сидор в белое стёклышко и увидел свет, да такой что лучами своими рассыпался сотнями звезд. И радовался Сидор, что отыскал свой путь, потому как именно этого всегда он хотел: видеть свет даже там, где его как будто и нет. И отложив это стёклышко в сторону, понял он, что не нужно оно ему вовсе, потому как свет виден ему и так, без помощи осколка: свет этот в нем знанием остался. Что для него были те, прежние осколки — одна забава, а всё с умом нужно делать, ко всему со знанием подходить. Вон ему сколько пришлось пройти, чтобы понять это и открыть свое предназначение.
Поблагодарил он за все мужичка, поклонился ему и пошел обратно. А как до выхода дошел и каменного великана издали приметил, так увидел луч света, указывающий ему на выход с другой стороны.
Вот таким человеком и вернулся Сидор в родное село. Люди снова провожали его недоумевающими взглядами, потому как не был этот Сидор похож на прежнего: этот был как будто выше, может потому что не сутулился больше, да и шире в плечах и как будто старше. И не угрюмый затворник, но и не радующийся всему дурачок.
Дом он свой отчистил, так что он у него засиял. Пауков, правда, оставил, но на то его право. А коза присмирела после первой же дойки.
Так и жил Сидор в ладу с собой. А люди к нему сами потянулись. Пришли и те, кто когда-то бил его: он не простил, но и таить обиду не стал — забыл о них и всё тут. А вот многим все же помогал. Люди поражались его способности из самых тяжелых неурядиц находить выход.
— И как ты это делаешь? — допытывались они.
— Я вижу, откуда струится свет, — отвечал на это Сидор, зная, что его не поймут.


Сообщение отредактировал Ava777 - Среда, 06 Мар 2019, 01:27
Ava777Дата: Среда, 17 Июл 2019, 20:59 | Сообщение # 157
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 116
Награды: 7
Репутация: 4
Статус:
Притча. ДЕРЕВЯННЫЙ КУВШИН

Жила на свете обычная женщина и в наследство ей остался деревянный кувшин. Таких кувшинов поискать надо: красивый, каждый завиток, каждый узор, вырезанный на нем, — произведение искусства. Изо дня в день, из года в год ходила женщина с этим кувшином к колодцу за водой. И кувшин служил ей верой и правдой на протяжении долгих лет.
Вот и сейчас шла она с полным воды кувшином, когда повстречался ей на пути молодой воин. Брел он уставший, осунувшийся.
— Дашь испить воды? — попросил он.
Женщина охотно протянула ему кувшин. И когда воин напился, он с удивлением стал рассматривать кувшин. Красив — нечего сказать. Но вот, что чудно: не течет он, хотя быть такого не может, потому как внутри вдоль и поперек испещрен он трещинами, сколами — да что там: есть и такая глубокая трещина, сквозь которую просто обязана просачиваться вода. Воин изумленно воскликнул:
— Да как ты только носишь в нем воду, мать?!
А женщина лишь плечами пожала в ответ:
— И о чем ты только говоришь, — обиженно проговорила она, — этот кувшин служит мне верой и правдой на протяжении всей моей жизни. Нет в нем никаких трещин. Тебе показалось.
А воин не унимается:
— Да ты посмотри сама, ведь сплошь в трещинах он у тебя, дерево это ведь как-никак!
Женщина лишь отмахнулась от таких слов, а лишь поинтересовалась, далек ли путь такого молодого да горячего.
— Далек, — устало ответил воин. — Сил нет, а идти надо. Может пустишь меня на ночлег? Мне бы отдохнуть, а то совсем выбился из сил.
— Пущу, — ответила женщина. — Чего не пустить.
Привела она гостя в дом, накормила, напоила, постель постелила. А на утро воин сам вызвался с кувшином к колодцу сходить и воды набрать.
— Хочу, — говорит, — своими глазами увидеть я, как же этот треснувший кувшин не потечет.
Женщина возражать не стала, дескать, хочешь проверить — проверяй.
Дошел воин до колодца, зачерпнул воды и наполнил кувшин до самого горлышка. Да только, как и ожидалось, потекло это деревянное наследство. С полупустым кувшином возвратился воин и с порога заявил:
— Ну ты, мать, колдунья, не иначе. Говорил ведь я, что должен течь твой кувшин. Вот он и течет.
— Что за глупости ты говоришь! — рассердилась на эти слова женщина. — Нет в нем никаких трещин! Придумываешь ты всё! Идем, я покажу тебе, что кувшин надежный и крепкий.
Подошли они вдвоем к колодцу, женщина наполнила кувшин и о чудо: не течет он вовсе! Ну ни колдовство ли это? Колдовство в чистом виде! Так они и пришли к дому, а воин всё не унимается, всё женщину в колдуньи записывает, а та лишь отмахивается от таких слов. Да на ее счастье на скамейке сидел местный старик, метнув гневный взгляд на воина, он недовольно буркнул:
— И что тебе неймется, молодчик? Что ты всё утро с этим кувшином бегаешь?!
— Да потому что быть такого не может, чтобы этот кувшин не тек! А вот же в руках хозяйских он целехонький. Такого не бывает. Это чудо какое-то!
В ответ старик устало вздохнул:
— Да кувшин этот хозяйка знает лучше твоего — всю жизнь с ним за водой ходит. Видит она плохо, сколов и трещин не замечает, но знает свой кувшин вот и всё тут. И воду потому заливает не по самое горлышко и несет кувшин так, что через ту трещину, которую ты обнаружил, вода не вытекает. Знание это чувством стало. Посмотри на свою саблю: вон посередке затупилась она у тебя совсем, однако ж ничего, ты ей врагов своих разишь, потому как знаешь саблю свою как никто другой, чувствуешь ее и подстраиваешься под изъяны ее, сам того не замечая. Нет никаких чудес — есть знание того, чем владеешь. И это касается всего.
Ava777Дата: Вторник, 08 Дек 2020, 23:03 | Сообщение # 158
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 116
Награды: 7
Репутация: 4
Статус:
Сказ. ИЗУМРУДНАЯ ЛЕСТНИЦА

Дурака мудрости учат.
Умный до неё доходит сам

Довелось тут как-то Степану услышать занятную историю, будто бы где-то в лесу, в укромном месте спрятан клад. Да только не так легко это место найти, а уж клад заполучить и того трудней. Место это, мол, находится за шестью пнями, тремя корнями старого дуба и одним гнилым дуплом. Вот как дупло увидел — прыгай в него, а там тебя будет ждать изумрудная лестница. Пройдешь, значит, по этой лестнице, поднимешься по каждой из её ступеней и обретешь такое богатство, о котором и помыслить не мог. И богатство это не столько в несметных сокровищах, сколько в мудрости, коей наградят тебя все испытания.
Вот таких историй Степан наслушался, а чего не дослушал, то сам додумал. Золото ему в глазах заблестело, драгоценные камни заискрились и он недолго думая отправился в лес. И идет себе довольный, что он уж точно отыщет и нужные пни, и корни, и дупло, и лестницу пройдет, потому как Степан считал, что красотой, может, он не взял, силой не так уж выделился, зато уж ума ему не занимать. Хотя, что кривить душой, наличие ума вызывало глубочайшее сомнение. Ведь если так прикинуть, а уж и того лучше, подумать, то какой это человек в крепком уме и твердой памяти отправится к черту на рога в поисках каких-то пней и корней. Но Степану, конечно, было видней.
В своей удачливости он стал сомневаться, когда солнце пошло на убыль. А в своей сообразительности — когда на небе задрожали звезды. Причем Степану показалось, что и вовсе это звезды не дрожат, а насмехаются над ним. Но для того, кому выпала честь ночевать возле зловонного болота, такие видения в порядке вещей.
Он постоял, потоптался немного на одном месте, огляделся по сторонам и понял, что попал как кур во щи: темно, гибло, топко и лес угрожающе шумит, да не просто шумит, а словно разговаривает о чем-то. Но, опять же, болото есть болото: здесь всё говорит, подозрительно шевелится, кричит да охает.
Решил Степан не отчаиваться, а развел костер и уселся в ожидании рассвета. А сам к огню поближе придвинулся, сук в два метра подобрал, в руке его крепко сжал, мол, кто выползет из болота, тому точно одноглазым быть, а сам сидит, пошевелиться боится. Да только смотрит, а ведь рядом с болотом черные пни какие-то торчат. Степан издали пересчитал их, и по его вышло, что их шесть. А там вроде и корни какие-то от этих пней тянутся.
Соорудил он наскоро факел, поджег его и пошел изучать местность, которая днем казалась совсем другой. И не ошибся: корни это были того самого вековечного дуба, внутри которого и зияло легендарное дупло. Ну, что сказать, по всем законам кладоисканий судьба Степану была отправляться на поиски в самую темень.
Ну он в дупло шагнул и ждет, а ничего не происходит! Стоит Степан и ругает себя на чем свет стоит: это же надо быть таким болваном, поверить в глупые россказни. Одно утешает, что никто не видит его позора. Хотя, какое там, он же всем односельчанам расхвастал, что пошел на поиски клада. Да после такого хоть из деревни беги, потому как засмеют. Для надежности Степан еще и попрыгал на месте и в ствол постучал.
— По голове постучи! — громыхнул голос.
У Степана душа ушла в пятки.
— Кто здесь? — спросил он так тихо, почти шепотом, надеясь, что ему никто не ответит.
— Да убери ж ты свой коптильник! — прогремел рассерженный голос. — У меня все дупло будет черным!
Степан факел на землю бросил, а сам как будто к этому дубу прирос: не может с места сдвинуться и всё тут.
— Да затуши ж ты пламя, дурак! — не унимался голос. — Весь лес сожжешь! И откуда вы только беретесь такие умники на мою голову?!
Наконец Степан не выдержал:
— Да кто здесь?! Это что, говорящий дуб?!
— Да для тебя, бестолочь, здесь всё говорящее! — громыхнул ответ. — Останешься с вами молчуном, когда каждый лезет сюда, будто им здесь мёдом намазано. Чего тебе надо от меня?!
— Так я, это… я пришел за кладом, — начал было Степан, — а здесь вход.
— Кто тебе сказал, что здесь вход?! Где здесь такое написано?! — видно терял последнее терпение древний исполин.
— Так люди говорят…
— Люди говорят?! — затрясся дуб. — А своя голова у тебя есть или всё в кудри твои нечесаные ушло? Да оглядись же ты по сторонам, ну вон же в земле дыра зияет, чем тебе не вход, бестолочь!
— Так говорили же…
— А ну пошел вон!
Дуб яростно всколыхнул ветвями, и Степан кубарем, будто ему дали пинка, вылетел из дупла.
Придя в себя, Степан отправился к тому входу, на который указал ему дуб. Можно было, конечно, дождаться рассвета, но Степан рассудил так: еще середина ночи, а с ним уже успел переговорить дуб и не просто переговорить, а еще вдобавок ко всему отвесить пинка, а потому задерживаться в этом гиблом месте не было никакого желания. Жаль вот только факел потух, и костер ветром задуло, а спускаться в кромешную тьму было, конечно, страшно. Но клад есть клад, и Степан нырнул в черную дыру.
Он как нырнул, так и вынырнул с другой стороны. Вот оно: всё то же болото, все те же шесть пней, всё тот же дуб, да только он как будто вырос, и шире стал, — да что там, этот древний исполин на глазах тянулся к самым звездам. Степан глянул себе под ноги и ошалел: он стоял на болтающейся в воздухе ступени, что переливалась настоящими изумрудами. Да вся лестница словно плавала в воздухе и вела, не много не мало, к знакомому дубу, под которым ослепительно сверкали несметные богатства. Степан неуверенно ступил на вторую ступеньку, потом на третью и сам не заметил, как скоро оказался у заветной цели. И всё оказалось так просто! И к дубу он подошел как к хорошему знакомому. Подумал было, что дуб сейчас снова заговорит с ним, но дуб, как и положено дереву, молчал. А под ним, прямо у страшных кривых корней, высились горы золота, самоцветов и драгоценностей. Здесь тебе и серьги неописуемой красоты, кольца да перстни невиданной работы, бусы, браслеты. Да что говорить — чего здесь только не было! Однако Степан сразу приметил, что лежали среди этих воистину произведений искусства и совсем неказистые безделушки. Степан был хоть и не знаток в драгоценных камнях и в украшениях, а все же точно смекнул, что здесь собрано и то, что стоит целое состояние, и что — жалкие копейки. Однако смотреть на простое и сердцу и глазу было привычней, а вот от роскоши глаза слепило. Да только пришел он сюда не за дешевыми безделушками, потому нужно брать всё самое дорогое, самое лучшее и как можно больше. Да только куда собирать-то — мешок Степан забыл на берегу. «Вот же остолоп! — корил себя Степан. — Забыть самое главное!». И правда что: идти за кладом, а мешок не захватить. А всё жадность да спешка. «Но руки-то на месте», — успокаивал себя Степан. И стал наскоро загребать обеими руками всё самое дорогое, самое лучшее, по карманам стал монеты да кольца распихивать. Нагрузился так, что земли под ногами не видит: сокровища подбородком придерживает, а карманы штанов от тяжести чуть ли не до колен свисают. А тут же еще и по лестнице спускаться надо. Но разве ж это испытание для того, кто в одночасье из бедняка сделался богачом? Одно только не дает Степану покоя: а где та самая хваленая мудрость, коей его должна была наградить изумрудная лестница? «А, может, и мудр я уже», — подумалось Степану. Может и так.
Прошел Степан две ступени и вдруг слышит: зашевелилось всё вокруг, будто сама земля заколыхалась и заговорила о чем-то, а что говорит, того разобрать Степан не может. И дуб своим трухлявым нутром заскрипел. Причем нехорошо так заскрипел, предостерегающе. Степан поспешил поскорей пройти лестницу, да только попробуй с этакой ношей сделать что-то быстро. А тут прямо перед его носом из земли с шипением вырвались корни и один из них, что подлиней да половчей, Степана за ногу и ухватил. И держит не крепко, не мертвой хваткой, а как-то уж очень неуверенно, робко. Его бы взять, да пальцами отцепить и сбросить, да где же ты эти пальцы возьмешь, когда руки все заняты! Трясет Степан ногой, а от того и сам весь ходуном ходит, а все его сокровища при этом из рук так и сыплются; падают и в землю уходят, а на смену им корни лезут, что к Степану тянутся. Вот и вторая нога его уже опутана. А там уже, не ровен час, и всего его оплетут. И бросить все богатства в руках он не может: он бросит, а на их месте, сколько же это корней появится! Что делать, как быть? Так и знал Степан: не проста эта изумрудная лестница. А тут очередная напасть: изумрудные ступени зашевелились и поплыли по воздуху, зазвенели странно, на Степана стали надвигаться, а края их острые, словно бритва: того и гляди разрежут, раскромсают на мелкие кусочки.
Страх обуял Степана такой, что отродясь он такого страха не испытывал. Закричал он, взмолился о помощи. Да кто же его услышит? Тот самый дуб? Так он сейчас, по всему, и пытался убить Степана. И вспомнил тут Степан, что он как смышленый малый, голова-то варит: приметил он, что корни отступают перед ступенями, расходятся в стороны, дабы их ненароком не задело, а потому стал бросать сокровища так, чтобы корни, растущие на их месте, прямо под лезвия ступеней и попадали. Да только корней маловато, надо больше, чтобы и лестницу замедлить, и самому спастись. Вот тут и пошли в ход и кольца с пальцев, и монеты из карманов. И не ошибся Степан: корни, как им и положено, отрастали и прямо под лезвия ступеней попадали. Взвыл дуб от боли, задрожал исполин древним стволом, яростно затряс зеленой кроной. А Степан последний самоцвет из кармана вынул и кричит:
— Видишь, трухлявый пень, есть у меня еще твои богатства — все корни твои искромсаю, если не отступишься!
Заскрипел дуб и отступился, корни Степана высвободили, а ступени снова на свои места встали. Вскочил горе кладоискатель, хотел было бежать отсюда, да только видит, что путь ему преградили. Он аж присел от страха: стоял перед ним не то призрак, не то тень. Упал в бессилии на колени перед этим монстром Степан, взмолился о пощаде, и последний самоцвет, что сжимал крепко в ладони, под ноги выходцу с того света бросил. И как только коснулся самоцвет земли, так в тот же миг оборотилась тень в прекрасную девушку. Стояла она перед Степаном статная, красивая, в платье, расшитом самоцветами, а на голове у нее, небесными созвездиями, сияла корона. Степан встал с колен и не знает, что делать, что говорить.
— Виноват я, наверное, — выдавил, наконец, он. — Так за то и поплатился.
А красавица улыбнулась, ответила:
— Виноват ты только в своей глупости, а глупость привела тебя к жадности. Но смышлёность тебя спасла. Так за это разрешаю тебе еще раз испытать счастье: поднимись по изумрудной лестнице и возьми то из клада, что приобретенный опыт тебе подсказывает.
Вот тебе и поворот! Ведь только что Степану удалось чудом избежать гибели, и что же это снова на эту самую гибель и идти. Да каким же глупцом надо быть, чтобы отважиться на такое!
— Ну испытай себя, — уговаривала его девушка. — Раз прошел в первый раз, во второй раз идти легче. Ну не с пустыми же руками возвращаться тебе домой? Что в деревне-то скажут, что ты олух, каких поискать: поверил в басни да в россказни. А так, с найденным кладом, тебе кто хочешь поверит. Героем станешь. Испробуй себя.
И то правда: красавица ведь не проста, как в воду глядит — в родной деревне Степана ведь так и нарекут: олухом. Эх, была не была, решил Степан и снова поднялся по изумрудным ступеням, снова под дубом все те же богатства нашел. Да только что-то не сильно его руки к этим богатствам тянулись после всего пережитого. Однако рассудил Степан так, что беда его заключалась в том, что руки у него были заняты: ношу не по себе взял, вот и получил за это. А так, налегке, что там по той лестнице было спускаться: пробежал по-быстрому и готово. Подумал он так и решил взять то, что не будет ему ни тяжестью, ни обузой: взял он бусы драгоценные, да такие, чтобы сердце замирало глядя на них, на шею себе их повесил, кольца самые замысловатые привычно на пальцы натянул, а золотыми браслетами запястья украсил. Ну не Степан, а восточный султан какой-то! Хотелось ему и побольше набрать сокровищ, но он-то уже стреляный воробей, поэтому остановился, а потом, глубоко вдохнув, неуверенно ступил на первую ступень изумрудной лестницы. И понеслось по кругу: снова всё зашевелилось, зашепталось, дуб потянул свои корни к Степану. Да только на этот раз руки у Степана были свободны: один корень попытался ухватить его за ногу, так Степан с легкостью этот корень с ноги сбросил. А там уж скоро по ступеням пробежал, да так, что ни дуб, ни сама изумрудная лестница опомниться не успели. И стоит Степан перед девушкой, удалец удальцом, сам прямо светится от гордости, что вот такой он смекалистый да ловкий.
А красавица в ответ привычно улыбается.
— Ну вот видишь, — говорит она, — как всё просто оказалось.
Ну Степан решил уж до конца быть семи пядей во лбу, ответил:
— Просто, потому как по второму кругу. Легко, когда знаешь, что тебя ждет.
Девушке, видимо, этот ответ пришелся по душе, правда привиделась Степану какая-то легкая насмешка в её голосе.
— А что бы ни ждало, — говорила она, — бери то, что можешь унести, не утрачивая свободы. Каждому свое богатство по силам. Тебе ведь нынешнее богатство по силам?
— По силам, — уверенно отозвался Степан, — а иначе б не унести мне его, ведь так? Уж теперь я это понимаю. На то и изумрудная лестница, чтобы мудрости учить. Мудрецом я стал.
Да только промолчала красавица в ответ.
И закружилось всё перед глазами у Степана, и враз оказался он у потухшего костра всё с той же двухметровой веткой в руках, а на небе преспокойно сияло солнце. Спохватился Степан, думал, что привиделось ему всё, да нет — весь он так и сверкал да переливался изумрудами, алмазами, жемчугами на солнце. Вот уж было радости. Он все свои сокровища по карманам распихал, и домой полетел быстрее ветра, так, что одни пятки сверкали.
Вернувшись в родную деревню, Степан и впрямь стал местной знаменитостью. Вот уж где ему счастья привалило: от невест отбоя нет, односельчане руки ему пожимают, друзья вопросами донимают. Так всё прекрасно сложилось, что сразу хочется десять жизней таких прожить, до того хорошо. Да только недолго счастье длилось: за любой славой зависть тенью следует. Что же это Степан думал, что одному ему выпала честь так враз обогатиться? Другие ведь тоже так думали. Дня не проходило, чтобы кто-то не потребовал от Степана показать то заветное место с кладом. Степан попытался было отнекиваться, дескать, нет там больше ничего, и всё это вышло как по волшебству какому-то, да только, кто его будет слушать? Пригрозили так, что Степану ничего не оставалось, как отвести своих когда-то друзей-приятелей к тому самому болоту, где растет пресловутый дуб. А там ничего и нет. Ходили они, бродили вокруг да около, а к ночи и вовсе решили, что если Степан не раскроет все секреты, утопят они его в этом самом болоте и дело с концом. Но и в этот раз улыбнулась удача Степану: смог он под покровом темноты сбежать от оголтелых односельчан. Добежал он до родного дома, тайком все свои сокровища собрал и ушел из деревни, куда глаза глядят. И припомнились ему слова той самой девушки-красавицы о том, что каждому богатство по силам его. «Неужто и этого много для меня? — встревожился Степан. — А если б так, разве ж прошел бы я по всем ступеням? Всё же по силам мне такое богатство. Ишь, какая эта мудрость изумрудной лестницы: учит так, что мудрости набираешься не по дням, а по часам».
Долго бродил Степан, долго искал себе пристанища, пока, наконец, не добрался он до незнакомого города. А здесь людей видимо-невидимо и все бегут куда-то, делами своими заняты насущными и о Степане, о его кладе знать никто не знает, ведать не ведает. Оно и хорошо. Славу свою Степан в прошлом оставил, а сам решил наскоро продать все свои сокровища, дом купить да и зажить счастливо.
Вот только легко сказать да трудно сделать: людей подходящих еще отыскать надо — у кого такие деньги, чтобы купить все сокровища Степана? Да и ведь обманут его, как пить дать обведут вокруг пальца. Он по торговой площади ходит, к покупателям присматривается. Да всё не то: то грязные, то слепые, то кривые, то хромые, то вовсе нищета, голь перекатная. Но на счастье Степана появился тут в самый разгар торговли один господин. Вот уж у кого наверняка денежки водились: богач богачом, весь такой из себя разодетый, точно павлиний хвост всеми цветами радуги отливает на солнце, а на пальцах по драгоценному перстню, трость и та самоцветами в лучах солнца поблёскивает. Он всё к торговцам приглядывается, бусы да серьги разные рассматривает, да только, видно, всё ему не по нраву.
— Барахло, — брезгливо морщится богач.
— Как есть дешевка, — снова повторяет.
Никто ему не может угодить. Вот тут Степан и оживился: уж кто-то, а он удивит этого чванливого господина. Подошел он к богачу, в сторонку того отвел и показал всё, что мог предложить из сокровищ. Богач как всё это увидел, так лихорадочно затрясся. И кто ведь держал всю эту роскошь в руках — оборванец оборванцем! Насторожился богач:
— Откуда у тебя такие вещи? — грозно спросил он. — Краденые что ли? Так я тебя сей же час сдам куда следует!
— Да побойтесь бога, — засуетился Степан, — какие же они краденые, наследство это мое.
Только расхохотался в ответ богач:
— Наследство, говоришь, да ты на себя посмотри, откуда у тебя такое наследство? Кто ты есть: голодранец с грязными ручищами, не чесан, не мыт. Обманывать меня взялся! А ну признавайся, откуда у тебя такая роскошь! — взял он Степана за грудки.
Испугался Степан и всё как на духу выдал: о дубе, об изумрудной лестнице и о кладе. Богач хоть и не хотел верить в этакие сказки, но пришлось, иначе откуда у этого отрепья такие искусные вещи. Уж он за свою жизнь повидал многих золотарей, и не было среди них ни одного, кто бы мог создать такое чудо.
И снова всё закрутилось у Степана, снова требуют от него показать то самое место с пнями, корнями и дуплом. «Будто бесконечно захожу я на круг изумрудной лестницы», — мелькнуло в голове у Степана. Привел он богача и его людей к болоту, а только и в этот раз никто ничего не нашел. И точно не сносить Степану головы, если бы не изучил он это болото вдоль и поперек. По кочкам, по пням, по корням, ускакал он от всех, словно заяц. Правда и из сокровищ ничегошеньки у него не осталось, кроме одного колечка, последнего. А что с ним делать, когда вон оно какое дивное, ни у одного богача такого кольца нет, что уж говорить о бедняке.
Уставший, нищий, оголодавший, уселся Степан под воротами богом забытого городишки. Сидит, вздыхает, на судьбу свою ропщет. А поодаль старик замшелый милостыню выпрашивает и на Степана глазом косит. Долго старик присматривался к странному гостю, а потом вдруг и говорит:
— Возьму твое кольцо за милостыню. Бери всё, что я сегодня насобирал.
Не ожидал такого Степан. Хотел было расспросить у старика, откуда он о кольце узнал, когда оно преспокойно себе в кармане лежит, но, видно, так, горемыка, устал, так оголодал, что готов был и просто за кусок хлеба отдать это растреклятое украшение. Без жалости отдал он кольцо нищему старику, а сам за это выгреб у того всю милостыню. И лежали у Степана на ладони десять серебряных монет: и не много это, и не мало, — в самый раз, чтобы не умереть голодной смертью. Подкинул он монетки в ладони и с тоской проговорил:
— Неужто вот такое богатство мне по силам?
А старик не простой ведь оказался, ответил:
— Трудно при любом богатстве оставаться собой, а ты вот остался. Мог бы с самого начала молчать о кладе, да распоряжаться им по-тихому, а ты всей деревне растрезвонил, потому как по-другому и не умел. Мог и приодеться как следует, тогда уж точно никакой богач не уличил бы тебя во лжи. Но и этого ты не знал, потому как оставался собой. Хорошо это или плохо, тебе решать. Не так проста мудрость изумрудной лестницы. Не так просты и богатства.
Только вздохнул Степан в ответ, а про себя подумал: «Всё могло бы сложиться иначе, если бы знать, какое богатство тебе по силам. Да только как свою меру узнаешь, когда достоин бОльшего? Вот, оказывается, какая мудрость изумрудной лестницы. Ну, может, хоть теперь я мудр». Может и так.
Ava777Дата: Четверг, 10 Дек 2020, 00:08 | Сообщение # 159
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 116
Награды: 7
Репутация: 4
Статус:
Притча. СВОЙ ПУТЬ

Один Человек решил надеть на голову мешок и так жить. Окружающие его не понимали, лишь крутили пальцем у виска, мол, выжил из ума. Но благодаря мешку, Человек этого не видел.
У него спрашивали: зачем он это сделал, какой в этом толк? Человек же отвечал, что благодаря мешку он перестал обращать внимание на всех, кто встречается ему на пути. «Отныне я живу своей жизнью, — говорил он, — и мне безразлично всё, что творится вокруг. Я просто живу».
Ну люди ещё посмеялись с этого чудака, а потом и вовсе забыли о нём: хочет ходить с мешком на голове, пусть себе ходит, кому от этого хуже.
И вот однажды, идя по дороге с палкой, словно слепой, — ведь мешок по-прежнему был надет на голову, — Человек нечаянно столкнулся со слепым стариком. Столкнувшись, они оба упали на землю. Первым, конечно, не выдержал Человек:
— Ты что не видишь куда идёшь! — воскликнул он.
— Не вижу, — ответил старик, потирая ушибленное место. — Я давно как слеп. А ты что ли тоже? Неужели так сошлось, что два слепца столкнулись на одной дороге?
— Я не слепец, — ответил Человек. — У меня просто мешок на голову надет.
— Мешок? — понятное дело удивился старик. — А зачем ты носишь на голове мешок? Что за глупость несусветная лишать себя зрения, когда оно есть? Это что блажь такая?
Человек нетерпеливо вздохнул.
— Никакая это не блажь. Просто мне так легче жить. Понимаешь? Я сам по себе. Никто не лезет ко мне с надоедливыми приветствиями, вопросами, со своим мнением. Я живу, как хочу. И точно знаю, что никого не встречу на своём пути, кто может мне помешать жить так, как мне этого хочется.
— Но ты всё же столкнулся со мной, — усмехнулся старик.
— Это случайность, — фыркнул Человек.
— Но она всё же произошла. И что самое интересное, ты не сможешь пройти дальше, если я тебе не уступлю дорогу. А, значит, ты попал на мой путь и стал зависим от меня.
— Что за глупости! — вспылил Человек. — Я возьму и пройду! Буду я еще ждать, когда ты мне уступишь дорогу!
— Нет, не пройдешь, — спокойно отвечал старик. — Я эту дорогу знаю, потому что всю жизнь по ней ходил, когда еще всё видел. И я наверняка знаю, что любой твой неосторожный шаг может и впрямь лишить тебя глаз, потому как сучья здесь острые и торчат они во все стороны. Так что лучше не дёргайся лишний раз. Увы, но без моей помощи тебе не обойтись. А это значит, что я иду по своей дороге и это ты встретился мне на пути. Чувствуешь разницу? Так что не помог тебе твой мешок — ты все равно столкнулся с другим человеком и стал зависим от него.
— Но этого не может быть, — растерялся Человек. — Что же мне теперь делать, я ведь только нашёл себя, свою дорогу.
— Глупец ты, — усмехнулся старик. — Ты лучше сними с головы мешок и перестань лишать себя того, что дано тебе самой жизнью.
— Но я снова буду проживать не свою жизнь! — упирался Человек.
— Конечно будешь, до тех самых пор, пока не поймешь, что ты всегда идёшь только по своей дороге и те, кто встречаются тебе на пути, не имеют к ней ни малейшего отношения. Они просто проходят мимо. Они всего лишь гости. Твоё право замечать их или нет. До сих пор ты жил осознанием, что это ты гость на их пути. Изучи свой путь и стань на нём хозяином. Поймёшь всё сказанное, и мешок тебе больше не понадобится.
Ava777Дата: Пятница, 11 Дек 2020, 14:34 | Сообщение # 160
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 116
Награды: 7
Репутация: 4
Статус:
Сказ. КРАСНЫЕ ЯГОДЫ

Глядя на всё не своими глазами,
Оставишь себя без судьбы и без знаний.

Случилось это в самый разгар покоса. Решил Фёдор, наконец, посвататься к Катерине, соседской девушке, которая и красотой выделялась среди других, и умом ее бог не обделил.
Да вот только богатая ее семья была, зажиточная, а Фёдор так себе: не сказать, что беден, но и до богатства ему было далеко. Вот если бы Фёдор послушал материнского совета и посватался к Павлине, девушке хорошей и из такой же небогатой семьи, то ему было куда проще. Но Фёдор не искал простых путей: что же это он не может позвать в жены ту, которую любит — он ведь тоже парень хоть куда. И то правда: Фёдор был жених завидный и без мешков золота в закромах. Красив он был, серьезен, делом прибыльным занимался — плотничал. Друзья его выбор не одобряли, хоть и понимали, что Катерина у кого хочешь, сердце украсть может.
А Катерина девушка была своенравная, с характером. К ней, бывало, лишний раз парни и подступиться боялись. Ведь, что не по ней, она свою черную бровь как вскинет, красную ленточку на косе подправит и уж так подденет наглеца словом, что тот будет готов на месте провалиться от этакого стыда.
И вот набрался Фёдор храбрости, постучался в дом Катерины и прямо с порога стал свататься. Говорил хоть и робко, но настойчиво. И, к его удивлению, не прогнала она его, но, правда, и не согласилась, а лишь переспросила своим всегда задорным голоском:
— В жены меня хочешь взять? Так я не против. Только после того, как принесешь мне красных ягод. Любых: хоть горьких, хоть кислых, хоть сладких, — лишь бы были они красными.
Такого Фёдор не ожидал. Конечно, был он готов к тому, что с Катериной всё просто не сладится, но откуда такое странное желание, он уразуметь не мог. Однако, какая разница: это же не избу за день поставить — всего-навсего ягоды из леса принести в самый разгар лета. Фёдор уже и с места было сорвался, чтобы поскорей исполнить желание чернобровой красавицы, да только та остановила его:
— Подожди, не торопись так, — рассмеялась она. — Вот как тебе приспичило жениться. Ягоды ты мне принеси в том самом деревянном ларце, что вырезал ты прошлой осенью.
— Так он же не понравился тебе, да и плохонький он.
— А вот хочу я так, — настаивала Катерина.
Ну раз хочет его милая красные ягоды в неказистом ларце, значит так тому и быть.
Не мешкая, отправился Фёдор в лес. Идет и самому не верится, что какой час-другой и скажет его ненаглядная Катерина свое заветное «да». Но не знал Фёдор одного, да и откуда ему о таком знать, что просто так ничего в этой жизни не бывает. Ох, неспроста захотелось Катерине красных ягод в самый разгар лета, потому как их попросту в лесу не оказалось! Вот хоть в лепешку разбейся, нет их и всё тут. Фёдор сам не поверил такой напасти. Сам же пару дней назад ходил по этому самому лесу и здесь всё ломилось от спелых ягод малины, а земляники было столько, что за раз и не унести. Куда всё подевалось? Словно колдовство какое-то. «Неужто моя Катерина ведьма?» — подумалось вдруг Фёдору. — Так может и не связываться с ней? Может не так уж и не правы друзья, и мать дельный совет дала, что судьба моя рядом с Павлинкой?». Но он глупые мысли отогнал, как отгонял назойливых мух, и решил идти до конца.
Да только солнце садиться стало, а ягод как не было, так и нет. «Да неужели не судьба она моя?!», — вышел из себя Фёдор.
— Так уж и не судьба! — вздрогнул он от звонкого девичьего голоска.
Обернулся и видит — стоит перед ним хрупкая девчушка, в расшитом праздничном одеянии с бусами на шее из красных ягод. Сразу приметил эти бусы Фёдор — в них было его спасение.
— Ага, — рассмеялась девушка, перехватив этот жадный взгляд, — они самые — красные ягоды. Помочь тебе, красавец?
— А помоги, — так же задорно отозвался Фёдор, хотя не мог взять в толк, откуда эта явившаяся бог весть откуда незнакомка, всё о нем знает.
— А точно это ягоды? — хитро прищурилась она.
— А что еще? — растерялся Фёдор. — Вроде как ягоды.
— Ну тогда подставляй свою поделку.
Сняла девушка с шеи бусы, разорвала ниточку и высыпались спелые ягоды горькой калины в неказистый ларец.
— Смотри теперь, донеси эти ягоды до своей зазнобы, — веселилась девушка.
— Ну уж донесу, — чего-то вдруг засомневался Фёдор. — Чего не донести?
— Неси-неси, — смеялась она. — Только не забывай проверять, ягоды ты несешь или нет. А то принесешь своей любимой не то, что она просила. А уж больше тебе такой удачи, повстречать меня, не выпадет, а сам ты ни одной ягодки не отыщешь, потому как глазами желаний на всё смотришь.
С теми словами девушка убежала. Фёдор и глазом моргнуть не успел, как и след ее простыл. Чертовщина какая-то, да и только. Но недолго мучили сомнения Фёдора: как-никак, а заветные ягоды он раздобыл, и будущее отныне стало для него яснее ясного.
Уж дорога домой показалась ему короче обычного, потому как на крыльях любви летел он к своей ненаглядной, то и дело приоткрывая ларец по наказу странной незнакомки. А когда в последний раз заглянул он в ларец, так весь и обмер — не ягоды он увидел там, а мерцающие кровавыми гранями драгоценные камни.
«Может стекляшки какие-то?», — недоверчиво покрутил он камни в руках.
В драгоценных камнях, понятное дело, он не разбирался, да и не видел их никогда. Стоит Фёдор и ума не приложит, что ему с этим даром делать: постучаться в дом Катерины и показать свою чудесную находку или снова бежать в лес в поиске ягод? Хотя с другой стороны, чем плохой подарок? Ведь окажись эти камни драгоценными, жить Катерине и Фёдору безбедно до конца дней своих. Не об этом ли мечтал Фёдор всю свою жизнь? Если настоящие это камни, он может в одночасье из бедняка сделаться богатым человеком, и матери сможет хороший дом прикупить, и жену свою не обделит. «А если Катерина заберет это богатство только себе? — обожгла его мысль. — Ведь всё это будет её по праву». И что тогда? Снова ему нужно будет работать с утра до поздней ночи, чтобы было что поесть и что на себя надеть?
Совсем растерялся Фёдор, от множества мыслей у него и вовсе голова пошла кругом. Он только прохладный воздух всеми ноздрями втянул, да на звезды тусклые над головой глянул, а потом решил бежать к Матвею, местному кузнецу, который в драгоценных камнях разбирался куда лучше. Покажет Фёдор ему один камушек, а тот уж пусть ему скажет: драгоценный он или так, стекляшка какая. А уж после можно с чистой совестью идти женихаться.
«Скажу, — по дороге к кузне решал Фёдор, — что наследство это от тетки моей. Незачем всем знать, что я нашел такое богатство».
— Хорошее наследство тебе перепало, — выдал кузнец, после долгого рассмотрения камня. — Красный алмаз это. Сроду я такого не видел, только слышал.
— А ты уверен? — заколотило от радости Фёдора.
— Уверен. Красный алмаз это. Эх, — лукаво улыбнувшись, вздохнул Матвей, — повезло тебе с теткой. Мне вот если что и оставят в наследство, так это ведьмину клюку, потому как мою родню ты хорошо знаешь. И огранен камень отменно. Эх, не работа — загляденье. Сразу видна рука мастера.
А Фёдор только пот с лица утирает, да с трудом языком ворочает от привалившего счастья:
— А сколько за такой камень могут дать? — допытывается.
— Сколько? — прикинул в уме Матвей. — Тебе на каменный дом хватит, о котором ты мечтал. Только надо знать, кому продавать: иной покупатель тебя обдурить захочет. Правда есть у меня один честный скупщик на примете: цену хорошую назначит и лишнего не возьмет. Свести тебя с ним?
— Сведи, — уверенно произнес Фёдор.
Он за эти минуты всё решил: камни он продаст, а за ягодами в другой день сходит.
Матвей на удивление не стал мешкать, а быстро подошел к двери кузни и отпер её:
— Проходите, — позвал он кого-то из темноты.
И увидел Фёдор пред собой Катерину. Он бы и мог что-то придумать, как-то оправдаться, да только как, когда и так всё было ясно. Только что и смог он произнести дрогнувшим голосом, так это: «Прости». А Катерина лишь грустно улыбнулась в ответ да поинтересовалась, где же весь ларец. Фёдор виновато достал ларец из-за пазухи и, не поднимая глаз, отдал его. Лишь укоризненно покачала головой Катерина:
— Неужто горьких ягод мне пожалел?
Ошалел Фёдор, безумными глазами в ларец глянул, а там и правда ягоды калины лежат, ягоды — не драгоценные камни!
— Как же так? — заколотило Фёдора. — Как такое возможно?
Катерина лишь усмехнулась в ответ:
— Сказали же тебе, что смотришь ты на все глазами желаний, вот потому так и получилось.
— Да глупости ведь это! — воскликнул он. — Матвей ведь тоже видел камень! Ну скажи ей, — бросился он кузнецу за помощью.
— Что мне было наказано, то я и видел, — невозмутимо отозвался Матвей, — на то я и кузнец.
— Эх, Фёдор, — опечаленно покачала головой Катерина, — и ты не прошел проверку. А ведь я в тебя больше всех верила, ты казался мне честным, добрым и любящим. И в тебе ошиблась. А за это смотреть отныне тебе на всё неправильно, как говорят в народе, шиворот-навыворот.
С теми словами Катерина ушла, и больше её в деревне никто не видел, и родителей её след простыл.
Долго не мог прийти в себя Фёдор. Что бы он там себе ни говорил, какие оправдания не придумывал, одно он никак не мог в себе заглушить — любви к Катерине. Вот как ушла она из деревни, так сильней стала разгораться любовь эта. Фёдор сам не понимал, что с ним делается. Ведь был же готов он к такому повороту судьбы: Катерина ведь всегда казалась ему своенравной, а теперь и вовсе вышло так, что она ведьмой была. Но любил-то он её сильно, сильней всего на свете!
Поначалу он и не понял, каким таким проклятьем одарили его. Как это смотреть на всё не так? Не понимал до тех самых пор, пока не взялся за свое привычное ремесло — плотничество. Вот тут-то всё и открылось. Что Фёдор не сделает, всё не такое, каким кажется людям. Да вот, к примеру, делал он на заказ дверь Ивану. Сделал, вроде красивая она, ну ведь загляденье, а не дверь: резьба отменная, каждый завиток вырезан с любовью, потому как это единственное дело приносило радость. А что в итоге: сказал Илья, что этакое уродство нельзя и людям показывать, и платить отказался. Еще и пожурил, мол, совсем Фёдор плох стал в своем деле, раз такое всё кривое и косое подсовывает своим заказчикам. И что ты тут будешь делать? Пришлось подстраиваться: стал Фёдор делать всё плохое, неказистое, от которого у самого мурашки по коже шли, до того оно казалось гадким. Руки за всё это не брались, но жить же за что-то надо. И вот что чудно: дрянь ведь сотворит, как есть чистую дрянь, такому место на свалке, а его хвалят, восхищаются его мастерством.
Понял он, что не может так дальше жить, не в силах. Голова пошла кругом от жизни такой. Дошло до того, что хотел уже утопиться, потому как опостылело ему всё на этом белом свете. Да тут бабка местная ему помогла. Заприметила она его в таком состоянии у речки, окликнула:
— Да что же ты так маешься? Из-за зазнобы своей страдаешь? Так было бы по ком себя мучить: ведьма она, как есть ведьма, все об этом знали, один ты всё не как не унимался со своей любовью. Забудь ты её, да вон на Павлине женись, делом своим любимым займись и всё наладится.
Сел с ней рядом Фёдор, пожаловался:
— Знала бы ты, бабка, о чем говоришь. Было бы всё так просто, когда оно ведь вон как… Не могу я понять, как я живу, что я вижу, что делаю, да на что это всё похоже. Было любимое дело, отдушина моя, так и того больше нет. Ведь посуди сама: сделаю я что-то от души с любовью — все ругают меня, на чем свет стоит, а сделаю сущую дрянь — хвалят все. Смотрю на Павлинку: ведь глупая она, некрасивая, злая да завистливая, с черной душой. А мне все говорят, что добрая она девушка, да такая красавица, какую поискать. Кому мне верить? Как жить? Да и жизнь ли это?
— Эх, — вздохнула бабка в ответ, — горемыка ты. Ну разве же это беда? Я-то думала, что ты от любви так маешься, а здесь вот оно что. Так это легко исправить: ты людей слушай и всё у тебя будет в порядке. Люди больше твоего знают, видят лучше, правильнее.
— Думаешь? — обнадежился Фёдор.
— А чего мне думать, я это знаю. Ты всё, горемыка, пытаешься своими глазами на мир смотреть, а свои глаза они что — обмануть могут. А много глаз никогда не обманут: люди всё видят, всё знают, все же лгать не могут. Так что бери ты в жены Павлинку, да плотничай, как плотничаешь, а люди тебя не оставят в твоей беде — помогут.
Ну что же, раз так правильно, то и пускай уж будет так, решил Фёдор и всё сделал, как люди ему советовали: и поженились они с Павлинкой, и верил он то, что добрая она и красивая, да и в ремесле своем преуспел, потому как всё ему люди подсказывали. Не такие уже они и глупые оказались, его односельчане, — лучше его самого в плотничестве разбирались.
Так, наверно, и жил бы дальше Фёдор, если бы не Катерина, которую он не мог забыть. Жила она в его сердце и поделать с этим он ничего не мог. Хотя подумал было, что виною всему проклятье, дескать, на самом деле ему только кажется, что он любит ее. Но как же можно обмануть сердце, душу? Вот этого он в толк взять не мог. И почему все знают, что красиво, а что нет, что лучше, а что хуже? Эти вопросы всё чаще стали его мучить, особенно после того, как построил он избу Фоме. Вот уж тот не отходил от Фёдора ни на шаг — оно и понятно, избу как-никак строит, жить ему в ней, — да вот только вышла эта изба такой уродливой, что уж с этим Фёдор смириться не смог. А тут еще и народ вокруг нового дома собрался, и давай нахваливать и избу, и Фёдора заодно. Дошло до того, что последнего мастером от бога нарекли. Вот тут Фёдор и не сдержался, и высказал всем односельчанам всё в лицо: что уродливо это, неказисто, что и пары лет оно не простоит, потому как Фома еще тот строитель, и ему лучше овец пасти, чем вообще в плотницкое дело совать свой пятак. Прошелся он и по жене своей Павлине, которая тут же стояла и то и дело мужа разлюбезного сверлила недовольным взглядом, мол, у Фомы дом вон какой красоты неземной, а их дом срам один. А люди и не обиделись даже, покрутили пальцами у виска, да попытались даже утихомирить Фёдора, зная его непростую историю. Так он от этого еще пуще взбесился, плюнул всем во след и ушел, куда глаза глядят.
Сам он не знал, куда ему идти, да только подальше от всех людей, подальше от их мнений, ведь видит он всё, не слепой, различает, что уродливо, а что красиво. Причем здесь проклятье, когда смотрит он на всё своими глазами, своими, а не чужими! И вот когда пришло к нему это осознание, тут вдруг и отпустило Фёдора, будто кто кол из груди его выдернул. Впервые за всю свою жизнь ощутил он неимоверное счастье, что смотрит на всё он своими глазами. Да, может, это единственное, чему он научился за всю свою жизнь, то, что принадлежало только ему одному!
Долго он так шел счастливый, веселый, пока не стемнело, и не приметил он, что всё это время шел он не по знакомой лесной тропе, а по самой настоящей дороге, а леса и вовсе здесь не было, а расстилалось вокруг голое поле, да над головой мерцали звезды, каждое с куриное яйцо. Фёдор отродясь таких больших и красивых звезд не видел. Но всё же, куда вела его эта дорога? А только видит — впереди деревянный дворец возвышается и вот что чудно: не может сказать Фёдор, красив этот дворец или уродлив. Дворец как дворец: надежный, крепкий, добротный, видно, что мастер знал толк в своем деле. «Неужели проклятье сошло?» — мелькнула у него мысль. И видит Фёдор, что выходит из дворца к нему навстречу Катерина со знакомым ларцом в руках, и так она приветливо улыбается, будто и не было промеж них предательства и обид. Поклонилась она Фёдору, как дорогому гостю, а он, бедолага, совсем растерялся, что сказать не знает, только поклон в ответ отдал и смотрит на Катерину во все свои два глаза и насмотреться не может. Всё так же красива она была и желанна.
— Ну как, — спросила его Катерина, — счастлив ты теперь?
Фёдор и не удивился такому вопросу.
— Счастлив. Сам не понимаю, почему.
— Потому как научился смотреть на всё своими глазами: без желаний, заблуждений, глупостей, а так как есть, как дано тебе от рождения. Чего ж тебе быть несчастливым. Справился ты с этой задачей и за то прощаю я тебя. И проклятье с тебя снимаю.
— И буду я видеть всё правильно, как прежде? — обрадовался Фёдор.
Только расхохоталась в ответ Катерина.
— Всё будет как прежде, абсолютно всё. А вот тебе от меня подарок, — протянула она ларец.
Заглянул в него Фёдор и увидел, что полон он знакомых до боли драгоценных камней.
— Ты же этого хотел? — спросила Катерина. — Так вот получай свою награду. Теперь другая жизнь у тебя начнется.
Только не обрадовался этому подарку Фёдор. Смотрит он на камни, а сам не знает: правда ли видит камни он или, как и прежде, ягоды это калины. Как тут разобраться?
А Катерина только громче расхохоталась, у Фёдора аж мурашки по коже побежали от этого смеха, и в тот же миг исчезла, а вместе с ней и дворец растаял, а вокруг, как и должно, тоскливо шумел непроглядный лес, тот самый, который знал Фёдор с детства: вон, за кустами малинника приветливо светились окна его родной деревни. И такая тоска накатила на Фёдора, что словами не описать — это же надо, снова эти сомнения.
Долго он так простоял, вглядываясь в камни, а потом повернулся, да пошел в сторону охотничьего домика. Там жил его друг Тимофей. Тимофей хоть и удивился такому позднему гостю, но уважил друга, накормил, выслушал его, а под конец, заглянув в ларец, сказал:
— Я вижу какие-то камни, драгоценные они или нет, не знаю, камни и камни. Я такие видел где-то, стекляшки и всё тут. В наших краях их много попадается. Они мне не нужны. Я охотник, а не кладоискатель. А ты бы сходил лучше к Матвею, он в этом толк знает.
Только не унимался Фёдор:
— А если здесь ягоды, обычные красные ягоды?!
Тимофей лишь развел руками в ответ:
— Ну, брат, тебе видней. Даже спорить не буду с тобой. Здесь может быть для тебя, что угодно. Уж ты сам реши. У людей поспрошай. Они больше знают в таких вещах. Я знаю, что я вижу, так мне и наплевать — будь здесь хоть ягоды, хоть камни, хоть разноцветные стекляшки, они мне все равно не за надобностью. Вот ежели бы здесь лежал лисий мех, тогда бы я тебе точно сказал, что вижу.
Так ни с чем и вышел от своего друга Фёдор и, с ненавистью глянув на камни, бросил их вместе с ларцом, а сам отправился домой к жене своей Павлинке. И увидел он, что ждала она его, волновалась, а сама красивая и взгляд добрый и ласковый. И не хуже она Катерины оказалась. Попросил он у нее прощения. Она и не обижалась совсем. И зажили они душа в душу. Никогда до этой поры так не жили. Да и с односельчанами он вновь поладил. И плотником был на хорошем счету. Правда до конца жизни так и не смог понять, красиво или уродливо то, что он делает, а в лесу тогда от отчаянья он бросил несметное богатство или те самые горькие ягоды, которые столько зла принесли ему. Бывало, выйдет к вечеру из избы, вдохнет прохладный воздух, на тусклые звезды глянет и скажет: «Вся беда у меня от этих ягод. Вся беда». Но каждый раз что-то вторит ему в ответ: «Да разве ж в них всё дело…». А, правда, в них ли?
Ava777Дата: Среда, 16 Дек 2020, 22:13 | Сообщение # 161
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 116
Награды: 7
Репутация: 4
Статус:
Сказ. ПУСТАЯ ШАПКА

Вор крадёт.
Дурак берёт без спроса

Обычная эта история. Таких историй пруд пруди — всех не перечесть. Да только не все те истории уму разуму учат. А вот Степану в этом плане повезло: уму его научили, да вот легко ли ему то учение далось, в том мы сейчас и разберёмся.
Степан был парень хороший. Вот только с ремеслом ему не везло: за что ни возьмётся, всё не по нём. Во всяком случае, он так считал. Взялся за молот — руки болят, взялся за топор — плечи ноют, взялся за соху — ноги гудят, думать взялся — голова разболелась. Короче, не складывалось у Степана с работой, не шла она к нему в руки и на душу не ложилась, хоть он, по его словам, из шкуры вон лез, так хотел заработать своим трудом копейку. Но копейки не было. А не было копейки, так и живот был пуст. А долго ли протянешь с пустым животом? Вот и Степан долго не протянул. Мозгами он пораскинул и решил, что торговля для него самое то. Ведь в торговле, что главное — цену удобную для себя назначить, а там сиди себе и покупателя жди, а уж дождешься — обчищай доверчивую душу как липку. Но вот же беда, где товар брать? Почесал Степан голову, задумчиво потрепал жидкую бороденку и решил наведаться в заброшенный сад на краю деревни.
Как только тот сад не величали: и «проклятый», и «глухой», и «гиблый». Названий вроде много, а знаний о нём никаких, одни догадки да глупые россказни. Говорили, будто в том саду спрятан, ни много ни мало, дворец. Будто бы не видно его средь фруктовых деревьев. Стоит он там себе призраком и только ночью окнами заколоченными страх на прохожих наводит. Однако желающих полакомиться спелыми плодами сада меньше не становилось. Да и сад ведь плодоносил круглый год. Истинная чертовщина!
Чертовщина или нет, но Степан темноты дождался и, нахлобучив шапку на самые брови, пошёл, крадучись, улицами и закоулками к богатому саду. С лёгкостью перемахнул он через хлипкий забор, шапку с головы сорвал и давай в неё с жадностью запихивать сорванные яблоки. Мог бы, конечно, взять с собой и большой мешок, — что в ту шапку поместится, — но Степан рассудил так: лучше мало, да лучше, а то не дай бог его кто заприметит — как ему с мешком улепётывать; а так с шапкой перемахнул обратно через забор и поминай как звали. Лучше каждую ночь вот так наведываться по-тихому, глядишь, и будет чем приторговать.
Напихал Степан шапку доверху, сам вдоволь наелся, и уж собрался через забор сигать, да только вспыхнула у него шапка в руках ясным пламенем. Степан в испуге её на землю бросил, а она тут же и погасла. С опаской склонился над шапкой Степан, а она, вот чудеса, без подпалин, целёхонькая: какой была, такой и осталась. Степан подобрал все вывалившиеся из шапки яблоки, снова в руки её взял и как только взял, так она, проклятая, тут же снова и полыхнула! И ведь сплошь пламенем объята, а не сгорает и пламя руки не обжигает. У Степана от такого прямо волосы дыбом встали и бородёнка ощетинилась. Стоит он и не знает, что делать, ведь отсвечивает он так, что не увидит его разве только слепой. И бросить шапку не может: что же это, ладно яблоки, так сама шапка денег стоит, да и на дворе осень как-никак. Короче, мечется Степан, не знает, что делать. На его счастье или уже на его беду, — тут каждый пусть решит для себя сам, — из-за деревьев вышла девушка: красивая, слов нет, только уж очень огорчённая. Будешь тут не огорченной, когда вор у тебя твоё же добро крадет. Степан девушку увидел и как-то внутренне выдохнул: ну что она может ему сделать? Красивые они ведь все глупые, решил он так, и даже сотворил какое-то подобие улыбки. Вот только девушке было не до улыбок — она как на Степана глазами сверкнёт; таким жаром его обдала, что у того все поджилки затряслись и зубы застучали.
— И что ты тут делаешь? — спросила она.
А Степан стоит, ну бревно бревном, глазами бессмысленно моргает и ответить ничего не может, потому как отвечать-то нечего. И хотелось ему наплести с три короба, да где ж те три короба возьмёшь, когда голова отродясь не умела ничего придумать. А девушка молчит и, знай себе, пристально на Степана смотрит. И взгляд у неё нехороший, цепкий, жгучий, прямо до нутра пронимают её глаза. Ну и принялся Степан лепетать, дескать, шёл он шёл и случайно набрёл на вот такой превосходный сад, а кто ж его знал, что сад этот кому-то принадлежит; а если бы знал, так ни за что на свете не отважился нарушать покой такой распрекрасной хозяюшки.
Девушка всю эту бессвязную глупость послушала, даже понимающе головой покивала и вдруг огорошила:
— А что же ты не взял ничего? Шапка твоя пустая, как я погляжу. Неужто рука не потянулась за наливным яблочком?
Степан опешил: глянул в шапку, объятую пламенем, и остолбенел: пустая она, ни яблочка в ней, а в руках тяжесть чувствуется, будто яблоки по-прежнему в шапке лежат, только невидимы они стали. Ну что ты будешь делать: чертовщина она и с шапкой в руках чертовщина! Замешкался на секунду Степан, а потом так без зазрения совести и отвечает:
— Ничего я не взял из твоего сада, ни яблочка. Да и по какому праву я буду делать это?
А девушка в ответ хитро прищурилась.
— Какой ты правильный, — говорит она. — А шапка у тебя в руках почему горит? Ну да ладно, — не дожидалась она ответа, — яблок ведь в ней нет, значит и правда ты честный человек. А за твою честность одарю я тебя золотом: шапку твою доверху золотыми монетами усыплю — всё, что в ней уместится, всё твоё.
И посыпались вдруг откуда-то с неба золотые монеты, и все мимо шапки так и просыпались, только одна монетка сверху над шапкой лежит, готовая скатиться в любой момент.
Нахмурилась девушка, удивлённо на Степана глянула.
— И как такое может быть? — недоумевала она. — Когда шапка была бы пуста, всё моё золото в неё уместилось бы, а тут, кажется, будто забита она чем-то до отказа.
Степан был готов от стыда провалиться под землю, да только признаться в воровстве было еще ужаснее. Степан только и смог, что пожать в ответ плечами. А девушка лишь громко рассмеялась и пошла в свой заколоченный дворец.
А Степан как за забор сада вышел, так шапка его гореть и перестала, а в ней, о чудо, снова лежали, ставшими видимыми, яблоки, а на одном яблочке так и дрожала, приклеившаяся одна золотая монетка. Всего одна монетка, а могла ведь быть целая шапка монет! От таких мыслей Степану хотелось просто плакать навзрыд. Такая несправедливость!

Прошло несколько дней. Той одной монетки хватило на то, чтобы купить себе немного еды и снова здравствуй пустой живот. Опять почесал Степан голову, пригладил жидкую бородёнку и решил еще раз попытать счастья в яблоневом саду. Кто его знает, как на этот раз всё сложится.
Снова пробрался он под покровом темноты в сад, снова шапку для яблок подставил, и как только первые яблоки в неё упали, так сразу шапка вспыхнула ярким пламенем. Ну а тут уж ждать хозяйки долго не пришлось. Хотел, правда, Степан сорваться с места и бежать, да только остатки совести не позволяли сделать это. А хозяйка смотрит на него так, что в душе всё переворачивается от такого взгляда.
— Снова ты, — недовольно поморщилась она. — И снова, как я понимаю, ничего не взял ты, ни одного яблочка?
На этот раз Степан решил, что будет умнее, ну и само собой, честнее.
— Нет, — протянул он пылающую шапку хозяйке, — взял я несколько яблок. Но я честно в том признаюсь.
А хозяйка даже бровью не повела.
— А знаешь ли ты, — продолжала она, — что ожидает того вора, который мало того, что яблоки мои крадёт, трудом моим каждодневным взращённые, так еще и обманывать меня отваживается, причем не единожды. Не в первый раз ведь ты мне лжёшь, не так ли?
Что тут было возразить — Степан лишь стыдливо опустил глаза.
— Мог и в первый раз догадаться, что твоя ложь от меня не ускользнула. Шапка твоя тогда горела и сейчас горит, потому как вор ты и обманщик. Так что от наказания тебе не уйти.
У Степана прямо ноги подкосились от такой неожиданности. Он уже приготовился за честность свою шапку золотыми монетами набить доверху, а здесь на тебе — наказание! И за что, собственно, за какие-то яблоки!
— Не за яблоки, а за обман! — прикрикнула хозяйка, хотя Степан ни слова не проронил вслух. — Отныне будешь служить мне. Станешь стеречь мой сад от таких вот непрошеных гостей, как ты, а за это я буду платить тебе. Обманешь ещё раз — кара моя будет куда страшнее.
С теми словами хозяйка повернулась и ушла.
Вот тебе и поворот, вот и наказание! От такого наказания впору в пляс пуститься: искал Степан работу, найти не мог, а она его сама нашла! Чудеса да и только.
Вот так и стал Степан сторожем яблоневого сада. Желающих посягнуть на бесплатное лакомство было не так уж и много, а потому Степан, можно сказать, занимался самым спокойным и непыльным делом. И всё было бы хорошо, когда бы одним днём не приплёлся к забору сада исхудавший мужичок. Бедняга не ел много дней. Говорить и то с трудом мог.
— Дай мне яблок, добрый человек, иначе совсем я пропаду, — взмолился мужичонка. Всего парочку-другую, чтобы мог я накормить своих детей. Помоги, прошу тебя.
У Степана защемило сердце. И хотелось ему сказать, как и всем предыдущим попрошайкам «проваливай», да только не мог он так поступить, ведь не зверь он какой, а человек. Вместо этого Степан снял с головы мужика шапку и доверху заполнил её яблоками. А шапка, знай себе, не горит как в прошлые разы. И так, оказывается, бывает.
Долго еще благодарил мужичок Степана, долго кланялся.
А к вечеру объявилась хозяйка. Степан уж было рот раскрыл, чтобы во всём честно признаться, да только хозяйка опередила его.
— Знаю я всё, — сказала она. — Что не бросил человека в беде — молодец. Да только всё равно обман это. Снова обманул ты меня.
— Да в чём же обманул я тебя, хозяюшка! — встрепенулся Степан. — Я ведь ничего не утаивал, сам всё хотел тебе рассказать. Сама ведь говоришь, что молодец я, сама же обманщиком меня называешь.
— Так ты и есть обманщик, — была непреклонна хозяйка. — За мой счёт стал ты спасителем: кланялись тебе, благодарили тебя, а яблоки, как-никак, — мой труд. Знаешь ведь как это непросто, чтобы плодоносили мои яблони круглый год. Ведь работаю я не покладая рук, а ты всю заслугу за этот труд себе присвоил. Мог же ты помочь тому несчастному не какими-то жалкими яблоками, а отсыпать со своего кармана пару-другую золотых монет, что я тебе плачу, вот тогда бы это и впрямь была твоя заслуга. Да только пожалел ты своего заработанного золота, а вот моего труда жалеть не стал. Хочешь быть хорошим за чужой счёт, за это и расплатишься. Так что сегодня ночью отправляйся на Комариную гору, там тебя ждет твой новый хозяин, ему ты и будешь служить. И даже не пытайся сбежать: тебя всё равно найдут, где бы ты ни был. А теперь убирайся с глаз моих!
Что оставалось делать Степану, пришлось идти. Идёт, а самого, конечно, ноги не несут на ту гору. Да какую гору — обычный холм, там той горы, одни рассказы, причем все неинтересные, до тех самых пор, пока самому туда не выпала честь подниматься. Ну говорили, дескать, там обитает какой-то злой дух. Ну вот, видимо, с этим духом Степану и предстояло встретиться. От этих мыслей бросало в дрожь. Да и смеркаться стало уже. Вот, что за чертовщина такая: от хозяйки Степан ушёл в полдень, идти до Комариной горы было всего-то два двора и три закоулка, вот только же светило ясное солнце и на тебе — оно уже и за горизонт село. «Неужели и раньше такое творилось?» — подумалось Степану. И правда что, вот раньше жил он и таких расчудес видом не видывал: день был днем, а ночь ночью и всему было своё время, и шапки в руках не горели. Вот пока Степан так сокрушался, так до Комариной горы и добрался. А на этом неказистом холме ожидал его старик. А может и не старик. Но точно уж не юноша. Вроде не молодой и не старый — из-за такой густой бороды разве разберешь, — вроде как и глаза приветливо глядят, а, может, и с насмешкой; вроде и как улыбка на губах застыла, а может то кривая усмешка — в темноте этой поди разгляди хоть что-то. А, главное, одет старик как-то просто: ни тебе расшитого кафтана, ни дорогой шапки, а так на плечи какой-то обычный тулупчик наброшен. С опаской подошел Степан к старику, а что сказать, не знает. Молчит себе и с ноги на ногу переминается. А вот его новый хозяин молчать не собирался. Он смерил Степана взглядом, затем над чем-то задумался и, наконец, засунув руку в карман тулупа, достал листок бумаги и, протягивая его, приказал:
— Бери и иди по этим домам. Там в бумаге указано, где в каждом из этих домов спрятано сокровище. Выкради его и принеси мне. Сделаешь всё, как я сказал, будешь свободен.
— Но я не вор! — возмутился Степан.
Только с кем Степан собрался спорить.
— Раз на ладонях остались следы от пламени, значит вор, — был непреклонен хозяин. — Шапка у тебя в руках горела и не раз. На всё про всё у тебя шесть дней. Думаю, справишься. А не справишься — пропадёшь.
И всё. Ни слова больше. Старик повернулся и ушёл. Главное, куда ушёл, когда впереди только густой лес и топкое болото?!
Глянул в эту бумажку Степан и чуть не заплакал. Хорошо он знал всех этих людей. И несчастны все эти люди были по-своему. Старушка, что первой в списке стояла, ни ходить не могла, ни говорить. А, следующий за ней, Прохор, и вовсе один остался. Ну как таких грабить, когда у них и так горя, что море: вычерпать не вычерпаешь, а переплыть сил не хватит.
Однако пропадать Степану совсем не хотелось, и потому отправился он по адресам, словно страшный злодей, крадучись дворами и переулками.
Вначале напросился он на ночлег к немощной старушке. Та его приняла как родного, потому как с малолетства хорошо знала, накормила досыта. А за это поутру Степан у неё драгоценную брошь и выкрал. За старушкой последовала очередь Прохора, а за ним Авдея. Почитай десять человек пришлось ограбить. И всё ведь прошло как по маслу. «Неужели и впрямь я вор?», — ужаснулся Степан. Да уж, не самое завидное ремесло.
Степан по привычке все драгоценности в шапку сложил и отправился к своему новому хозяину — будь он неладен. А тот стоит на прежнем месте, комаров от себя отгоняет. И вроде день-деньской и солнце светит, а Степан смотрит в лицо хозяину и понять не может, что за человек перед ним стоит: никак не разобрать ни его возраста, ни как он выглядит. С таким Степан ещё в своей жизни не сталкивался. Да и с чем он вообще в своей жизни столкнулся, кроме лени? Степан молча шапку хозяину под нос сунул и словно собака в глаза смотрит, ждёт: останется тот доволен его работой или еще что потребует. А хозяин, окинув шапку колючим взглядом, удивлённо спрашивает:
— И правда что ли ты не вор? Ничего не вышло у тебя, раз шапка пустая?
Степан огорошенный в шапку глянул, а она, как с теми яблоками, и правда пуста, а в руках-то тяжесть её ощущается: там все драгоценности, в ней лежат целёхонькие. Ну что ты будешь делать — снова-здорово. И надо бы во всём Степану признаться, но ведь в шапке лежит целое состояние! Ведь не яблоки это какие — драгоценности. Ведь их продать — на всю жизнь золота хватит. И не устоял Степан, прямо в глаза хозяину глядя так и подтвердил:
— Нет, не вор я. Ничего не смог взять.
А хозяину, видно, и дела нет до всего этого. Он только недовольно рукой махнул, дескать, иди на все четыре стороны. Степан и пошёл. Теперь-то он был, наконец, свободен и богат!
Да как бы ни так: все украденные драгоценности видимыми не стали. Вот тебе и поворот! Степан ведь думал, что будет как с теми яблоками: за порог вышел, они и проявились. И что теперь с этим добром делать? Как его продашь? Но ведь лежат эти ворованные украшения в шапке, Степан их даже мог пальцами перебирать!
Но дальше, больше: Степан и спать совсем перестал, и жить нормально не мог, потому как казалось ему будто уже во всех концах, во всех краях и весях знают о том, что он вор. Вот на днях проходил он мимо торговой лавки и, как пить дать, слышал шёпот за своей спиной о том, что «вор идёт». И бежать некуда — кому он нужен без гроша в кармане. И тоска такая душит Степана, что не описать словами: обокрал он, нелюдь, несчастных людей, на их горе еще больше горя добавил. Ну как с этим жить?
Шапку эту проклятую ненавидеть стал. Решил он и вовсе от неё избавиться: он её и топил, и жёг, и закапывал, а она ну просто по волшебству какому возвращалась к нему обратно: вот только что её и духа в доме не было, а тут — раз и лежит она у порога целая и невредимая со всеми проклятущими невидимыми драгоценностями внутри.
Совсем извёлся Степан от такой жизни. Ничего ему не оставалось, как попросить помощи у той самой хозяйки яблоневого сада. Помнил, что прогнала она его, но, может, хоть какой-то дельный совет даст о том, как жить дальше. Ведь совсем он, бедолага, пропадает.
Пришёл Степан к знакомому саду, в калитку постучался и ждёт, а у самого от волнения сердце готово из груди выскочить. На его стук вышла хозяйка, окинула его неприветливым взглядом, а Степан не стал дожидаться, когда его вновь погонят в три шеи, а заговорил быстро, взахлёб, так, чтобы его даже перебить не успели:
— Прости меня, хозяюшка, помню я, что прогнала ты меня, всё помню, всё знаю, да только прошу я у тебя помощи, потому как больше мне и обратиться не к кому. Прошу тебя, подскажи, что делать мне с этими проклятущими драгоценностями? Как же мне быть? Как жить на свете?
Да только не было никакого дела хозяйке до вора. Она лишь с презрением смотрела на него, видно решая, помогать или нет. Но всё ж таки помогла, сказала:
— Вот, когда сам ты поймешь, что с наворованным добром делать, тогда и поймешь, как жить.
С теми словами хозяйка ушла. Вот тебе и помощь, вот тебе и ответ! И что, спрашивается, можно сделать с наворованным добром? Продать? Так его же не видно! Закопать под каким-нибудь пнём? Оно не закапывается. Долго над этими словами Степан ломал голову, пока одним утром не осенило его: вернуть всё это добро нужно. Пускай, что не видно оно, однако ж в шапке оно лежит. Пойдёт он по домам, которые ограбил, покается и отдаст. Пускай ему плюнут в лицо, пусть даже огреют кочергой, однако исправит он всё.
Вот в такой решительности и отправился Степан к дому глухой старухи. Только попробуй ты что-то докажи глухому человеку! Трудноватая задача, но Степан и не думал отступать. Он уже было и на крыльцо старухиного дома взбежал, как на тебе — драгоценности проявились: лежат себе и сверкают на солнце. Окрылённый, впорхнул Степан в дом старухи и на колени прямо перед ней так и бухнулся. Да только смотрит и глазам своим не верит: старуха и не старуха вовсе, а женщина молодая, красивая и видно слышит всё отлично. Может и не она это вовсе? Но как же не она, когда помнил её такой Степан с малолетсва. Она это, до того как оглохла, онемела и страшно постарела. Она как Степана увидела с шапкой в руках, так прямо обмерла от страха и как закричит:
— Уходи! Убирайся из моего дома!
Степан взмолился:
— Прости меня за моё воровство. Виноват я, да только принёс я тебе брошь обратно. Возьми её. И прости, если сможешь.
А та продолжает махать на него руками и кричать:
— Уходи! Убирайся! Не нужна мне эта брошь! Не хочу снова стать старой и немощной. Всё от этой броши. Муж мой её когда-то у честного человека украл, так от неё никакого житья не было. Вся жизнь от неё наперекосяк. Я бы этого и не знала, когда бы ты не выкрал её. Потому забирай её с глаз моих и уходи! Уходи, не возвращай мне горе!
Вот тебе на: всё ожидал Степан услышать, но не такое. Что же это делается: одно воровство тянет за собой другое, чье-то горе выливается чьей-то бедой. Не стало для Степана неожиданностью, что и во всех других домах он услышал подобные истории. Все эти драгоценности в шапке, оказывается, когда уже единожды украдены были, и никто обратно их брать не хотел. А ему, Степану, что прикажете с ними делать? Куда нести, кому отдать? Или самому теперь до скончания веков ждать, когда кто-то выкрадет эту проклятую шапку? И ведь сам не может на эти побрякушки смотреть, потому как сразу в себе вора видит.
Вот так бесцельно и шёл Степан по дороге с шапкой в руках, а только видит — навстречу ему идёт тот самый хозяин с Комариной горы. Вот так удача! Степан к нему бросился, словно к родному, и давай признаваться во всём, что, дескать, смолчал он тогда насчёт шапки с наворованными богатствами, что ничему его, дурака, опыт не научил, что теперь-то он всё понимает, всё осознаёт и готов понести любую расплату за содеянное. А хозяин стоит, хмуро на Степана смотрит и говорит:
— Да пустая твоя шапка, пустая, нет в ней ничего больше. Сам посмотри.
— Нет уж, — запротестовал Степан, — знаю я, что опять эти проклятые украшения стали невидимыми, а они там, в шапке. Всё это уже было. Там они, там!
Хозяин лишь усмехнулся в ответ:
— Да нет там ничего, посмотри — обычная шапка у тебя в руках, старая, грязная, да вся в дырах. Выбросить тебе её уже пора.
Смотрит Степан, а и правда, обычная прохудившаяся шапка у него в руках, пустая. Степан для пущей уверенности, еще и рукой в ней пошарил, а там и правда пусто, нет ничего, ни одного камушка, ни брошки, ни колечка.
— Как же так? — недоумевал Степан.
— Да всё просто, — отвечал хозяин, — то не шапка была, а совесть твоя. До чего ты её довёл, страшно смотреть. А вот как научился ты слушать свою совесть, так всё у тебя и наладилось, решения правильные пришли. Важному ты научился, Степан, важнее нет в этой жизни: слушать свою совесть. Так что бросай ты свою старую шапку, да начинай ты жить по-настоящему.
Вот так и началась новая жизнь Степана. Шапку он ту выбросил, и думать о ней забыл. Делом занялся, яблоки стал растить. Вначале не очень-то у него и получалось, да только опыт о себе дал знать, потому как долго он у своей первой хозяйки служил да за её работой наблюдал, многому научился. Сады у него выросли на славу, плоды отменные. И вот, что важно: цену он всегда ставил по совести, а потому и продавал всё до последнего яблочка. Да и шапку себе такую купил, что всем шапкам шапка.
Ava777Дата: Вторник, 22 Дек 2020, 16:30 | Сообщение # 162
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 116
Награды: 7
Репутация: 4
Статус:
Притча. ГЛУПОСТЬ

На свете есть такие люди, которые очень много говорят. Вот именно такой человек заговорил как-то с одним мудрецом. Человек говорил много, долго и уверенно, а мудрец при этом внимательно слушал и ни разу не перебил говоруна. Когда же говорун умолк, мудрец, устало вздохнув, ответил:
— Глупость — вот как можно назвать всё то, о чём ты здесь мне говорил с самого раннего утра до позднего вечера.
Человек вышел из себя:
— Как глупость! Я говорил важные вещи! Мой голос прежде никогда так уверенно не звучал!
— Глупость, — спокойно повторил мудрец. — И первым доказательством этому будет то, что ты даже не вспомнишь, с чего начинал свою речь.
— Ну мало ли… — замешкался говорун, — с чего я начал… суть ведь не в этом.
— Ну раз сути во всём этом нет, тогда это есть самая настоящая глупость. И беда в том, что сейчас ты не помнишь всего лишь начала своего разговора, а дальше — больше. Твой голос и речь, словно яд: они отравляют не только других, но, прежде всего тебя самого. Ты это поймёшь, но будет уже слишком поздно.
— Мой голос важен! — не уступал говорун.
— Твой голос не важен никому, он ничего не решает, потому как пытается решать всё и сразу.
С теми словами мудрец умолк, а говорун, обиженный и оскорбленный, пошел разносить свой голос и речи дальше.
Прошло время. Снова к мудрецу пришёл тот самый говорун, только на этот раз был он на удивление молчалив.
— Со мной приключилась беда, — наконец после долгого молчания заговорил он. — Я не помню, что хотел сказать. Я скажу слово, и дальше мой голос как будто сам по себе умолкает, и я всё забываю.
Мудрец в ответ лишь улыбнулся:
— Я тебя об этом предупреждал: твой голос и речи — яд, они отравили тебя. Тебе действительно больше нечего сказать, потому как всё, что ты мог сказать — сказал.
— Но как же так, — не согласился говорун, — у меня еще много тем для разговора! Мне есть, что сказать… но только я опять ничего не помню.
— Ну вот это и есть — глупость. Одно единственное слово, которое ты будешь помнить всегда, потому что с нее и начинает звучать твой голос.
Ava777Дата: Понедельник, 28 Дек 2020, 21:55 | Сообщение # 163
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 116
Награды: 7
Репутация: 4
Статус:
Притча. СТРАННОСТЬ

В одной небольшой деревеньке жил парень. Парень как парень, вот только всем вокруг он казался странным. Вроде и делом был занят, и умом не обделен, и внешность приятная. Ну вот что-то же с ним было не так. Он и сам это чувствовал, но понять, что не так, не мог. Вот так и жил, один, без друзей, без любимой, без каких-либо надежд. По вечерам, бывало, сядет на крыльце своего дома и всё голову ломает над тем, чтобы понять, какой он, раз не такой как все. И наверно долго бы еще ломал он эту голову, если бы не подумалось ему, что пора бы сходить к местной врачевательнице. Старушка она безобидная, помогает всем травками, зельями всякими, может она и здесь в чём поможет.
А старушка, увидав этакого гостя, ни о чём расспрашивать его не стала, а сразу за стол усадила и заставила перебирать фасоль, что была насыпана в миску.
— Тёмную к тёмной, а светлую к светлой, — сказала она.
Ну что было делать: раз надо так надо. Дело не хитрое, знай себе разбирай фасоль на две кучки. Да вот только какая оказия приключилась: одна фасоль оказалась наполовину белой, а наполовину коричневой. И куда ее, спрашивается, отправлять? Парень интересуется, что делать с этой странной фасолью. Уродилась же такая!
А старушка переспрашивает:
— А сам как думаешь?
— Не знаю, — пожал в ответ плечами парень. — Кто её разберет, куда тебе нужно эту фасоль определить, она ведь не похожа на все остальные.
— Ну вот и ты не похож на всех остальных, — отвечает старушка. — Вот куда тебя распределить, как думаешь? Не то ты хороший, не то плохой, как тебя понять, когда ты сам себя понять не можешь. Вот ты людям о себе ничего не говоришь, потому они и не могут решить, какой ты, а потому так и остаешься для них просто странным.
— Но я же не фасоль! — возразил парень.
— Но хочешь ею быть, — отвечала старушка. — Хочешь, чтобы тебя поняли, иди к людям, поведай им о себе, а они сами с радостью определят, какой ты есть, а там и у тебя будет о себе представление, раз по-другому ты жить не можешь.
— Но я не хочу уподобляться фасоли!
— Тогда останься собой и перестань стремиться к тому, чтобы тебя перебрали.
Так парень от старушки и ушёл, прихватив с собой на память странную фасоленку.
  • Страница 7 из 7
  • «
  • 1
  • 2
  • 5
  • 6
  • 7
Поиск: