Спасибо, девочки!
Ты знаешь, Катя, у нас свой дом и небольшое хозяйство, так что воробьям и горлинкам раздолье.
Ирочка, иду к вам! 
У Лиды я уже сегодня была. Добавлено (20.04.2012, 22:01)
---------------------------------------------
Уважаемые форумчане и форумчанки, а что если я подкину вам сказку? Ну, очень хочется.
ЧУЖАЯ РУБАШКА
Служба в церкви давно закончилась, но одна из прихожанок никак не могла оторваться от иконы Божьей матери. Женщина неистово била поклоны и просила Богородицу сжалиться над ней и внять молитвам.
-Услышь меня, матушка! Прости грешницу Лукерью за беспутный образ жизни. Дай хоть в старости радости и утешенья.
Женщина поставила свечку за здравие, осенила лоб крестом, и вышла из церкви. На пороге оглянулась, ещё раз перекрестилась и, горестно вздыхая, пошла прочь, унося в душе надежу на то, что её просьба, наконец, будет услышана.
Шагая по просёлочной дороге, Лукерья то и дело с опаской поглядывала на потемневшее небо: успеть бы до грозы! Путь до дома не близкий, придётся ночевать в сторожке лесника. Лесник - старик добрый. Приютит, чаю предложит. А там, за душевным разговором, глядишь, и отогреется женская душа.
В дорожную пыль упали первые дождевые капли. Сверкнула молния, а следом не заставил себя ждать и гром, раскатистым ворчаньем прокатившись по небу. Лукерья прибавила шаг, но поняла, что не успеет к сторожке, и свернула в сторону деревни.
«Попрошусь переночевать в крайней избе,- с надеждой думала женщина.- Авось не откажут.»
Но её ждало разочарование: на пути встретилось лишь поросшее травой убогое подворье, а на нём пепелище. Лукерья чуть не разревелась от досады, глядя на обгоревшую полуразвалившуюся печь да табурет о двух ножках. А дождь уже во всю прыть молотил по жирным листьям лопухов, шелестел в заброшенном саду, и гром всё чаще напоминал о себе сердитым ворчаньем.
И тут Лукерья увидела на отшибе покосившуюся баню, скрытую от глаз вишневой порослью. Недолго думая, женщина вбежала туда, кое-как прикрыв за собой болтавшуюся на одной петле дверь, и перевела дух. С опаской посмотрела по сторонам. Баня имела нежилой вид, а потому несла угрозу встречи с рассерженным банником: уж очень они не любят непрошеных гостей. Снаружи остервенело молотил дождь, гремел гром, но даже сквозь шум непогоды чудилось, что в бане, кто-то есть.
«Господи, спаси и помилуй!»-перекрестилась Лукерья, оглядывая баню. В дальнем углу, на лавке, что-то лежало. Женщину заело любопытство. Переборов страх, она на цыпочках подошла к лавке и обмерла. Прикрыв рот ладонью, чтоб не вскрикнуть от изумления, стала неистово креститься.
- Батюшки, Царица Небесная,- шептала она. - Да как же это? Не уж- то, мои молитвы дошли до Господа, и он сжалился надо мной?
Перед ней на лавке лежал младенец, замотанный в мужскую исподнюю рубашку. Сколько ему отроду было, сразу не поймёшь, но Лукерья видела перед собой то, что так часто за последнее время являлось ей во сне: долгожданное дитя! Лукерья и мысли не допускала, что у него где-то есть мать. Не раздумывая, она осторожно взяла ребёнка с лавки и прижала к груди.
«Если он тут один, значит, силы небесные сделали так, чтобы я смогла замолить грехи перед Господом,» - рассуждала она, выскальзывая с ребёнком из бани.
Прячась в зарослях донника, Лукерья добралась до просёлочной дороги и помчалась к себе домой.
Дома, заперев изнутри двери, Лукерья уложила ребёнка на кровать. Развернула грязную рубашку, переложила малыша на чистую простынку, спеленала, а рубашку бросила в угол.
« Завтра сожгу»,- рассуждала Лукерья, уложив младенца под бок. И, тихонько напевая колыбельную, не заметила, как уснула.
А ночью ей приснилось, будто склонился над ней незнакомый хмурый старик и погрозил корявым пальцем.
- Верни дитю рубашку, дура, не то худо будет! – ругался старик, сердито тряся бородой, покрытой плесенью.
Из-за его плеча выглядывала женщина с покорно-грустным лицом и заплаканными глазами. Женщина ничего не говорила, только умоляюще смотрела на Лукерью.
*
Среди ночи Лукерья проснулась от того, что ей почудилось, будто ребёнок как-то странно дышит. Не открывая глаз, она протянула руку, чтобы обнять его и успокоить, но наткнулась на, совсем не детское тельце. Лукерья испуганно открыла глаза и увидела рядом с собой незнакомого мужчину.
Повернувшись к ней голым задом, мужик крепко спал на том самом месте, куда она с вечера уложила найденного в бане младенца. Лукерья закричала не своим голосом и, как ошпаренная, подхватилась на кровати. Вжимаясь в стену, она с ужасом смотрела на невесть откуда взявшегося гостя.
От её крика мужик проснулся. Вскочил и тупо уставился на Лукерью. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Лукерья первая пришла в себя и спросила дрожащим голосом:
- А ребятёнок где?
Мужик явно не понимал о чём идёт речь и, прикрывая руками срам , переспросил:
- Какой ребятёнок?
- Маленький такой.
- Не зззнаю…- заикаясь, ответил мужик, боком продвигаясь по комнате.
- А ты…ты кто такой?
- Я? Я…. Я не знаю… - ответил мужик и повёл по сторонам полоумным взглядом.
Ответ незнакомца привёл Лукерью в чувство. Она поняла, что он сам боится, а его растерянный вид рассмешил женщину. К тому же у неё давно не было мужчины, а странный гость так неумело прикрывал свою наготу.
Лукерья забыла про младенца, но вспомнила своё прошлое и, будто - бы невзначай, кокетливо опустила бретельку ночной сорочки.
-Иди ко мне,- сказала игриво и поманила пальцем .- Иди…иди…
Мужчина сделал вперёд неуверенный шаг, но затем метнулся в сторону, схватил лежавшую в углу рубашку младенца, и не успела Лукерья охнуть, как гость исчез за дверью, сверкнув на прощанье голым задом.
«Караул! Вор! Вор!»- опомнившись, закричала Лукерья и бросилась следом.
Но внезапно, словно из-под земли, перед ней вырос старик и перегородил дорогу. Старик грозно уставился на перепуганную женщину, качая из стороны в сторону головой, усыпанной берёзовыми листьями. От бороды, покрытой плесенью, тянуло сыростью. Лукерья сразу узнала его: это он приходил ночью с требованием вернуть рубашку.
«Не смей!» - только и крикнул старик, замахиваясь на неё измочаленным берёзовым веником. У Лукерьи потемнело в глазах и она, бездыханная, рухнула прямо на пороге.
*
Ваську с паперти прогнал дождь. Не сказать, чтоб очень уж сильный, но его латаная – перелатанная рубашка не выносила таких погодных испытаний. И подросток, прижав к груди котомку, попытался укрыться под столетней раскидистой липой, росшей неподалёку от церкви. Васька надеялся на то, что его, как обычно покормят в пономарке. Но церковные служки готовились к встрече епископа, а потому ограничились сегодня раздачей варёных яиц и просфор.
К дереву, под которым укрылся от дождя Васька, вприпрыжку бежал долговязый парнишка, примерно одного с ним возраста. По затрапезному виду и котомке за плечами, Васька сразу определил в нём конкурента, а потому с неприязнью покосился на незнакомца. А парень встал рядом с Васькой под липу, и принялся стряхивать с русой головы дождевые капли. Забавно шмыгая носом, пошутил:
-Вот тебе и банька!
Затем достал из котомки два больших зелёных яблока. Одним захрустел сам, другое протянул Ваське.
- Будешь?
Васька с минуту колебался. Делиться с незнакомцем яйцами и просфорами, лежащими в котомке, он не собирался, но и отказываться от дармового яблока считал неразумным, а потому протянул руку за угощением.
- Давай!
Впился зубами в сочную мякоть, и вскоре от яблока не осталось и огрызка. Сладкий плод не унял голод, а, скорей, наоборот: в животе противно заурчало, напоминая о том, что с утра там не было и маковой росинки. Васька тоскливо подумал, что сегодняшнего подаяния едва ли хватит, чтобы нормально поужинать .
Незнакомый парень, очевидно, думал о том же. Он повернулся к Ваське и, шмыгая носом, спросил:
-Слушай, а здесь поблизости нет никакого приюта? Жрать хочется – мочи нет!
Васька покачал головой и процедил сквозь зубы:
-Да если б был, не уж - то я бы тут стоял?
И, через силу вступая в разговор, спросил:
-А ты что ж – не местный? Я всех нищих в округе знаю, как облупленных, а тебя раньше не встречал.
-Да как тебе сказать….- замялся парень.- Тётка моя здесь жила. Лукерьей звали. Я, когда остался без родителей, так сразу к ней подался. А пока добирался, тётка преставилась. Вот и живу теперь полным сиротой, но за то при наследстве. После неё жильё осталось. Домишко не Бог весть какой, но жить можно. Главное, крыша над головой не течёт, и командовать мной не кому. Меня, вообще то, Афанасием зовут, - представился новый знакомый.
Васька криво усмехнулся.
-Бессмертный значит?
-Как это? – не поняв, что под этим имелось в виду, переспросил Афанасий.
-А ты что ж не знал, что твоё имя означает?
-Нет, никогда не интересовался. А тебя как звать?
- А меня Васькой. Так царей величали,- с чувством превосходства ответил Васька.
- Ишь ты, царь! А ты где живёшь, ваше величество? – насмешливо спросил Афанасий.
-Не дразнись, - огрызнулся Васька.- Раньше жил у троюродного брата. А как он помер от сухоты, меня его жена выгнала на улицу. Теперь вот ночую, где придётся,- неохотно рассказывал Васька.
За свои пятнадцать он хлебнул с лихвой и знал, чем порой оборачивается откровенность с незнакомыми людьми.
Но Афанасий обрадованно предложил:
-Так идём ко мне. Вдвоём не так скучно будет!
«Врёт или правда рад? А, может, пристукнуть хочет? А чего – даст по башке, заберёт вещи, и поминай, как звали!» - мелькнуло в голове у Васьки.
Он крепче прижал к себе котомку и недоверчиво покосился на нового знакомого. Неуверенно спросил:
- К тебе? Это зачем ещё?
Афанасий удивлённо глянул на Ваську.
- Как зачем – жить. А ты что же, боишься, что ли? – спросил с недоумением, словно читая его мысли.
-С какого такого перепугу мне тебя бояться?- ответил Васька, уязвлённый подозреньями Афанасия.- Просто хотел уточнить, как долго идти. Дождь, вон, никак не угомониться. Вымокнем ….
- Да разве это дождь,- беспечно махнул рукой Афанасий.- Так как - идёшь со мной или струсил?
И видя нерешительность Васьки, дружески хлопнул его по плечу, подмигнул и шагнул под дождь, бросив на ходу:
- Как хочешь. Я дважды не предлагаю.
Глядя вслед уходящему Афанасию, Васька колебался. Ему надоело скитаться по чужим углам, униженно просить приюта и чувствовать на себе косые взгляды. И он поспешно крикнул вслед уходящему Афанасию:
-Постой, я с тобой!
Вскоре они пришли к заброшенному дому на отшибе деревни. Хоромы Афанасия выглядели не особо роскошными, зато никто среди ночи не укажет на порог, не спустит на тебя злых собак и не попрекнёт куском хлеба.
Поужинав, чем Бог послал, Васька с Афанасием разбрелись по углам. За окном продолжать озорничать августовский дождь, но подростки спали тем крепким сном, который бывает только в молодости.
Добавлено (20.04.2012, 22:04)
---------------------------------------------
Прошёл месяц с тех пор, как Васька поселился у Афанасия. Теперь они вместе ходили на паперть, поровну делили подаяния и по очереди готовили нехитрые обеды.
Однажды, в субботу утром, Афанасий не смог подняться с лавки. Он стонал и жаловался на страшную ломоту в теле.
-Слышь, Васька, будь другом,- жалобно попросил он товарища.- Сходи сегодня один. Худо мне что-то. А в другой раз я тебя выручу.
-Ладно, схожу,- скрывая недовольство, буркнул Васька.
Ему не очень- то хотелось шлёпать одному, но несчастный вид напарника вызывал жалость. Перед уходом Васька строго приказал Афанасию:
-Лежи, не вставай! Там щи в кастрюле остались – на обед хватит.
-Спасибо тебе, Васька,- выбивая зубами дробь, поблагодарил его Афанасий.- Ты настоящий товарищ. Чтобы я без тебя делал?
- Ладно… Я пошёл, а ты отлёживайся тут…- смутился от похвалы Васька и, забросив на плечо котомку, отправился на заработки.
День прошёл удачно: полная котомка оттягивала плечо, и Васька радовался, что теперь несколько дней можно будет сидеть дома. Провизии хватит почти на неделю, а там, глядишь, и Афанасий оклемается.
Довольный заработком Васька подошёл к дому, толкнул дверь и застыл на пороге от неожиданности: за столом сидел незнакомый бородатый мужик и с аппетитом хлебал из кастрюли щи, оставленные для Афанасия.
- Эй, ты откуда тут взялся? И чего ешь чужую еду?- возмутился Васька. - А где Афанасий? – спросил он, с тревогой оглядываясь по сторонам.
-А я и есть Афанасий,- ответил непрошеный гость знакомым голосом, продолжая хлебать из кастрюли. - Сядь, Васька, разговор у меня к тебе будет сурьёзный, - сказал гость и кивком указал на место рядом.
Васька толком ничего не понял, но на всякий случай положил котомку подальше от мужика. Кто знает, что у него на уме? Сел на лавку и настороженно уставился на гостя.
А тот не спеша доел щи, облизал ложку и, отодвинув от себя пустую кастрюлю, внимательно посмотрел на Ваську.
-Понимаешь, Василий, у меня, окромя тебя никого нет, с кем бы я мог поделиться своей бедой,- взвешивая каждое слово, заговорил мужик.- А беда моя, Васька в том, что…..- он помедлил, словно раздумывая, можно ли доверить тайну парню, которого знал всего месяц.Но, по-видимому, иного выхода у него не было, и он продолжал:
- Беда моя в том, что вчера я был одного с тобой возраста, нынче обернулся зрелым мужчиной, а завтра могу и несмышлёнышем прикинуться.
У Васьки отвисла челюсть. Судорожно икнув, он с опаской покосился на гостя.
-Как - несмышлёнышем? Шутишь?! – испуганно спросил Васька у мужика.
« Никак помешанный! А если буйный?»- подумал он и на всякий случай отодвинулся на край лавки.
-Да не боись ты, дуралей,- ответил, усмехаясь, мужик и шмыгнул носом так, как это делал Афанасий.- Я ж не псих какой, я нормальный. Только вот чуток не такой, как все.
-Какой это – не « такой?»- переспросил Васька, готовый в любую минуту дать дёру.
Его раздирали сомнения. Теперь он видел, что это действительно Афанасий, только сильно постаревший. Любопытство взяло верх над страхом, и он решился сесть поближе. Осторожно спросил:
- А как ты это делаешь…. Ну… с лицом ?
Афанасий горько усмехнулся.
-Когда я родился,- продолжил он рассказ,- бабка-повитуха сказала матери, что я не жилец на этом свете. И если она хочет мне добра, а себе спокойной жизни, то лучше сразу порешить младенца. Но матушка наотрез отказалась заниматься душегубством, и стала меня выхаживать, как могла. Через месяц, не выдержав моего синюшного вида и постоянного плача, сбежал отец, оставив нас с матерью без копейки денег. Потом у нас приключился в доме пожар. Матушка выскочила в глупую ночь в одной исподней рубахе. Хорошо пожар не добрался до бани, и отныне она стала нашим убежищем. Я постоянно орал, а моя терпеливая родительница носилась со мной, бережно прижимая к тощей груди. И вот как-то ночью перед нею появился хмурый Банник.
- Домовой что ли? – боязливо уточнил Василий, которого била дрожь от рассказа Афанасия.
- Что- то вроде того. Только живёт Банник не в доме, а в бане. И не такой добрый, как Домовой,- пояснил Афанасий потрясённому Ваське.
-Так вот: Банник долго молча смотрел, как мать пыталась унять мои болезненные крики, затем так же молча стянул с себя рубаху, вывернул её наизнанку, и протянул матери. Приказал: « Надень на него!» Банники, что б ты знал, это не Домовые. Они ,если пакостят, так до кровавых слёз, если жалеют – так от всей души. Матушка смиренно подчинилась. Странное дело: я был слишком мал, чтоб осознавать происходящее, но помню и сейчас, как дрожали её руки, кутающие меня в рубашку, тотчас ставшей мне в пору.
А Банник продолжал:
- Слушай меня внимательно, женщина. Эта рубашка спасёт твоего сына. Сегодня он младенец, завтра станет мужиком, затем дряхлым старцем, а через месяц окажется глупым парнишкой. И будет жить без определённого возраста, пока не износится рубашка. Ты согласна на это? – строго спросил Банник.
-Согласна,- всхлипывая, ответила несчастная матушка.- Пусть уж лучше так, чем я буду видеть его медленное угасание.
- Но ты же понимаешь, что я делаю этот подарок не просто так?- строго спросил у неё Банник.
- Чем же я могу отблагодарить тебя? Сам видишь – нищие мы, погорельцы,- горестно вздохнув, ответила матушка.
-А мне твоё богатство ни к чему,- хитро усмехаясь, сказал ей Банник.- Я сам тебя награжу – только попроси.
- Так чего ж ты хочешь?
- В жёны тебя хочу. Выбирай: либо пойдёшь со мной и спасёшь сына либо…
В этот момент я зашёлся таким болезненным плачем, что матушка не выдержав пытки, крикнула:
- Я согласна!
И тихо добавила:
- Делай со мной что хочешь, только не дай ему умереть.
В тот же миг стало темно, дико захохотал сыч, стены бани затрещали, а я зажмурился от страха. А когда открыл глаза, то не увидел рядом ни матушки, ни злого Банника. Я лежал на лавке, один, в пустой бане. Но, странное дело: боли, мучавшие меня от рождения, прошли, мне не хотелось плакать, и впервые за всё время пребывания на этом свете я уснул безмятежным сном младенца…..
Афанасий замолчал. Васька сидел, раскрыв рот от удивления. Не верить товарищу у него не было оснований, так как вчерашний ровесник оброс бородой и сейчас говорил про такое, от чего мороз шёл по коже.
-Вот здорово!- не сдержал зависти Васька. -Ты же и впрямь стал бессмертным! Имечко тебе видать неспроста дали. А, как ты узнаёшь про то, каким завтра будешь?- выпытывал он у Афанасия, с интересом разглядывая старую, ничем не примечательную рубашку.
Ваське даже захотелось её пощупать, но он сдержался, опасаясь, как бы Афанасий не рассердился и не прервал свой рассказ.
- Как узнаю? Не знаю,- развёл руками Афанасий.- Только каждый раз рубашка на мне как влитая сидит. Вот такие дела, друг мой Василий. А рассказал я тебе это потому, что нам придётся с тобой делить крышу не один день, и я не хочу, чтобы ты напузырил в штаны, увидев меня ползающим под столом сопливым карапузом,- закончил свой рассказ Афанасий.
-Да,- задумчиво произнёс Васька и спросил с дальним прицелом:- А ты что ж - с радостью эту рубашку носишь? И никогда снять не мечтал? Ну, или отдать там кому. Не хотел стать, как все нормальные люди?
Афанасий хитро прищурился и в упор взглянул на Василия.
- А зачем? Не я её надевал, ни мне её и снимать. Да и кому она нужна! – махнул он рукой.- Охота ли нормальному человеку добровольно мучиться, не зная, кем окажешься завтра. Ведь с возрастом и хвори всякие приключаются, и страх перед смертью одолевает. Да, и особый секрет у рубашки есть.
-Какой секрет?- подавшись вперёд, спросил Василий.
Афанасий поманил его пальцем, и таинственным шёпотом произнёс:
- Эту рубашку можно получить только с моего согласия. Если кто её украсть захочет, пользу она ему не принесёт, а только вред.
Затем отпрянул от Васьки, и, зевая, сказал обычным голосом:
-А теперь давай-ка ложиться спать. Завтра вставать рано. В соседней деревне престольный праздник. Народу навалит! А это, сам понимаешь …. Так что, готовь сумку побольше, друг Василий.
И Афанасий завалился на кровать, повернулся к стене и вскоре раздался его мощный со свистом храп. А Васька продолжал сидеть на лавке, огорошенный свалившимися на его голову новостями. Известие о завтрашнем богослужении, а с ним и о щедрой милостыне, не так взволновало Ваську, как история приятеля.
«Вот свезло, так свезло,- с завистью думал Васька. - Это же какие возможности у мужика! Наворотил дел по - молодости, раз – и уже старик! А со старого, что возьмёшь? А когда опять помолодеешь, всё уже и забудется.»
Васька с интересом разглядывал спящего Афанасия: рубашка, как рубашка! Грязная, поношенная. А вот, поди ж, ты, - волшебная!
« Чего он там сказал: кому мучиться охота? А я бы помучился… Да и разве это мучения, когда знаешь, что всё равно не помрёшь?»- по взрослому рассуждал Васька, ворочаясь на постели.
Он долго не мог уснуть, таращился в потолок и всё примерял на себя чужую рубашку.
«Эх, мне бы её хоть чуток поносить …»- мечтательно прикрыв глаза, думал Васька.
Он уснул, а во сне видел себя богатым старцем с полной котомкой яиц, просфор и всякой всячиной, которой не знал и названия.
*
Утром Афанасий разбудил Ваську ни свет ни заря. Его борода за ночь отросла и стала совсем белой, по лицу пролегли глубокие морщины, а согбенная спина выдавала преклонный возраст. Поймав удивлённый взгляд Васьки, Афанасий криво усмехнулся.
- Привыкай! Толи ещё будет,- кряхтя по стариковски, сказал Афанасий ,цепляя на спину котомку.
Они пришли к церкви и стали у входа. Идущие на молебен люди принимали их за деда и внука, а потому львиную долю подаяний получал старый Афанасий. А Ваську даже попрекнули.
«Шёл бы, лось, огороды людям копать!»- услышал он обидную фразу, обронённую какой-то сердитой молодой бабёнкой.
- Не обращай внимания,- успокаивал расстроенного Ваську Афанасий. – Эта сварливая баба видать с мужем поругалась, а на тебе отыграться решила. Пойдёт грехи отмаливать, вспомнит и этот. Пару раз лбом к иконке приложиться, крест у батюшки поцелует, а на обратном пути тебе целковый в шапку кинет, и пойдёт домой счастливой, что грех с души сняла. Да только у иной собаки блох меньше, чем грехов на этой бабе. Все отмаливать – жизни не хватит. Знаю я таких…
- Да,- бубнил недовольно Васька, косясь на полную с верхом шапку, лежащую на земле перед Афанасием,- тебе вон сколько отвалили….
По дороге домой он ругался и клял на чём свет жадных прихожан.
- Жалко им, что ли, лишний кусок пирога подать? – зло выговаривал Васька, шагая рядом с Афанасием.
- Не ворчи, Василий, а благодари людей и за это, - наставлял его старик. – Может они с тобой последним, что у них есть, поделились.
-Ага, последним,- продолжал возмущаться Васька.- Как же! Мошна, вон, у каждого ломиться.
-Так они деньги то чай заработали. Пойди и ты. Глядишь, и злости поубавиться, когда мозоль защемит,- пытался урезонить его Афанасий.
Только Васька всё не унимался и продолжал сердито огрызаться:
- Я не злой, я за справедливость. А ты меня не учи! Если бы не твоя рубаха, посмотрел бы я, кому из нас больше подавали бы!
Афанасий ничего на это не ответил, только укоризненно покачал головой. Весь остаток дороги они шли молча, думая каждый о своём.
Когда дома раскладывали на столе принесённые гостинцы, Афанасий внезапно схватился за сердце.
-Худо мне, Васька,- с трудом ворочал языком старик.- Худо. Лягу я.
Афанасий пошатнулся, и Васька едва успел подхватить его дряхлое тело. Довёл до кровати, уложил и, прикрыв рядном, на цыпочках отошёл в сторонку. Постоял, прислушиваясь к хриплому дыханию, затем сел на лавку и стал ждать.
« Не уж- то помирать собрался? А как же рубашка? Мёртвому она, поди, ни к чему,» - думал Васька, прислушиваясь к прерывистому дыханью Афанасия.
Но с каждой минутой оно становилось всё спокойней и тише, а там и вовсе выровнялось. Старик уснул, а Васька ещё долго сидел, уставясь в одну точку, и горестно вздыхая о своей неудавшейся жизни.
«Ну, вот скажите на милость, почему в мире такая несправедливость,- жаловался Васька кому-то невидимому на свою судьбу.- Почему одному всё, а другому ничего? Почему Афанасию и рубашка, и на паперти ему подают больше, чем мне? И бессмертный он…. А мне хоть пропади со своим царским именем! Проку от него не больше, чем от сгоревшей свечки,»- с досадой думал он, сворачиваясь калачиком на кровати.
Ваське не часто снились хорошие сны, а тут вдруг он увидел себя в новой цветастой рубахе, с новой котомкой за плечами, из которой сам доставал просфоры и раздавал их нищим у церкви. Старики и старухи кланялись ему в пояс, а он милостиво разрешал благодарить себя, осеняя всех крестом.
Добавлено (20.04.2012, 22:08)
---------------------------------------------
-Жарко мне, Васька, жарко!- кричал, порываясь встать, старик.- Сними с меня рубашку! Сними, слышишь?
Васька нагнулся ниже, к самым губам Афанасия. Уж не ослышался ли он? Сердце подростка бешено колотилось
-Ну, повтори, что ты сказал? Повтори! – нетерпеливо переспрашивал он у Афанасия.
-Рубаху… Рубаху сними с меня… возьми её….возьми … себе… Устал я, устал ….- то шептал, то выкрикивал старик побелевшими губами.
Ваське дважды повторять не пришлось.
-Щас, щас… Я мигом, мигом,- повторял он, суетливо стягивая с Афанасия пропахшую потом рубашку.
Не помня себя от радости, Васька забегал по комнате, не зная, куда спрятать бесценный дар. И не найдя ничего лучшего, он сунул её за пазуху и опрометью бросился из дома, оставив помирать больного старика.
«Поносил – дай другому поносить,- думал удирающий Васька.- Да и ни к чему она теперь Афанасию: сколько можно по жизни туда-сюда мотаться? Пора уж прийти к какому-то концу.»
Васька бежал без оглядки, перепрыгивая через лужи, оставленные дождём, а брошенный ним на произвол судьбы Афанасий без рубахи, в одних портках, лежал на кровати, запрокинув голову и вытянув руки по швам, словно уже отдавал честь Святому Петру.
Его осунувшееся лицо сделалось восковым. Редкая щетина торчала в разные стороны, как иголки у облезлого ежа. И только на плотно сжатых бескровных губах играла многозначительная и довольная улыбка, никак не вязавшаяся с позой человека собравшегося навсегда покинуть этот мир.
Из норы выскользнула мышь, деловито пробежалась по столу, подобрала сухие ржаные крошки, оставшиеся от скудной вчерашней трапезы и недовольно пискнув, нырнула в щель. С потолка спустился любопытный паук и завис прямо перед заострившимся носом старика. С минуту повисел и полез обратно: ловить зазевавшуюся муху.
Старик пролежал неподвижно всю ночь, и обитатели щелей и дыр окончательно решили, что старый Афанасий преставился. Но как только в окно робко заглянул первый солнечный луч, его лицо преобразилось. Впалые щёки округлились. Исчезла щетина, а вместо неё появился юношеский румянец. Седые редкие пряди превратились в русые завитушки, а дряблое тело приобрело упругость тридцатилетнего мужчины.
Афанасий открыл глаза. Обвёл взглядом комнату. Сладко потянулся и пружинисто сел. Поискал глазами, чем прикрыть тело. На стене висела старая кофта Василия, которую тот, удирая с заветной рубашечкой, оставил в доме Афанасия.
Кофта оказалась немного мала, но это не сильно огорчило Афанасия. Весело насвистывая, он взял котомку, сложил туда нехитрые пожитки и вышел из дома. На пороге остановился, бросил прощальный взгляд на жилище, в котором прожил не один год и пошёл по знакомой тропочке, в сторону церкви.
После вчерашнего дождя в воздухе стояла бодрящая свежесть. Над жёлтыми шапочками одуванчиков гудели шмели, молодая зелень травы приятно радовала глаз.
Афанасий ещё издали увидел толпу любопытных, собравшуюся у старой липы. Подошёл поближе и услышал причитания старух:
- Батюшки, такой молодой! С чего бы ему помереть ?
- Дак, она , смертушка, не разбирает кто перед нею - молодой аль старый,- отвечал басом какой-то мужик.
-Ой, так я ж его знаю,- всплеснув руками, ойкнула одна из богомолиц.- Он часто у нас на паперти милостыню просил. Его, кажись, Васькой звали.
- Ага, точно, он, Васька,- подтвердил мужик.- С ним ещё старик был.
- Да нет,- возразил кто-то,- пацан, дружок, с ним побирался. Точно пацан!
Афанасий заглянул из-за чьего-то плеча и увидел сидевшего под липой мёртвого Василия, а на нём свою рубашку. Лицо покойника выражало растерянность, словно перед смертью его мучила какая-то неразрешимая загадка.
« Эх, Васька, Васька,- с укором покачал головой Афанасий.- Неужто, дуралей, ты мог подумать, что я совсем из ума выжил? И, побывав в шкуре всех возрастов, не пойму, что самое дорогое на свете, это молодость и здоровье?
Когда я уже соображать стал, что к чему, Банник ко мне опять приходил. Привет от матушки передавал. Сказал, что если я хочу и от болячек избавиться и нормальным человеком стать, должен я найти простака, недовольного своей жизнью. Рассказать всё, без утайки, да так, чтобы ему захотелось этой рубашкой завладеть. А у неё, у рубашки, есть особый секрет. Маленький секрет, да только он тебе, Васька, жизни стоил. А всё потому, что ты молодостью своей не дорожил. Всё кивал на то, как другим хорошо живётся, а тебя судьба обделила. Не видел ты, Василий, обделённых. Эх, ты! Рубашечку то надо было наизнанку надевать.»
И Афанасий, перебросив через плечо котомку, бодро зашагал навстречу новой жизни.
