Ночью в город пришла зима
И насыпала снег украдкой.

Сквозь беспокойную пыль дорог,
Мелкодисперсную взвесь угля

 

Расскажи, я снова послушаю 
Про характер дикого Севера.
Для меня - ландшафты не лучшие. 
Для тебя - привычны, наверное. 

Кларисса растерялась и не могла сообразить, что ей делать с дымящейся сигаретой. Так и стояла, как статуя.

Оторвать люблю я мысли
от обыденной печали,
и взлететь за ними в выси,
за безоблачные дали,

А ты не знаешь, как было больно
Тебя не видеть в который раз.
Как губы имя твоё невольно
Шептали тихо за часом час.

3-я часть: «Про центр города, Крещение, вокзал, хор, пение, башню Дона и музей янтаря, розы, длинной аллеи и ужин». 
Из серии рассказов: «Случайные записки» или «Ну, как?»

Всё ли известно о том, что нас ждёт,
Или бывает, что звёзды обманут?
Вряд ли любовь продают под дождём,
Эта покупка нам не по карману.

Последние лучи заходящего солнца окутывали своим золотым светом одинокий деревянный мост стоящий в осеннем лесу,довая всем желающим шанс перейти крестально чистый ручей наполненный отшлифованными камнями.

Все как учили! Радиосвязь, руление, взлет, посадка. Круг за кругом. Три круга подряд .
- Подруливай к квадрату, – дал команду КЗ - но двигатель не выключай. 

Никто не заметил когда убили Тяпку. Невысокую, длинную ,как трамвай , дворняжку .Ну убили и убили. Людей вон убивают и никому дела нет. А тут собака. Беспородная, бесхозная, бездомная. Но Насоса эти доводы никак не успокаивали.
О чем он думал? Вспоминал свое щенячье детство? Как три года назад, на этой брошенной и забытой людьми автобазе, невесть откуда появились два никому не нужных щенка. Бородатый , рыжий Насос и черно – подпалая с лисьей мордочкой Тяпка. Две никому не нужных собачьи души. Никому. Не нужных. Только друг другу.

Из-под массивных деревянных ворот вполуприсядь, важно, как павлин, вышел тощий голенастый петух. Повернув золотисто-коричневую, безмозглую голову вправо, левым глазом с пристрастием оглядел площадку перед воротами. Заметив неподалеку беззаботно кудахтающую пеструшку, он струной вытянул шею и очертя голову бросился выполнять супружеский долг. С наскоку оттоптав курицу, он спрыгнул, гордо захлопал крыльями и четырежды громко прокукарекал. Пеструшка отряхнулась, проворковав под нос что-то вроде « Не так ты был хорош, чтоб эдак надрываться». Петух и есть петух. Но настоящего петуха куриным кудахтаньем не проймешь. Ловко двигая оранжевыми зрачками по круглому циферблату глаз, сексуальный террорист уже высматривал новый обьект вожделения.

День был осенний и хмурый.
Серые тучи висели над селом, словно угроза кастрации над пятимесячным поросенком. Временами шел мелкий моросящий дождик. В эту нудную мерзопакостную пору в деревню вполз змей. Зеленый змей. Мужики забухали. В аккурат с симпозиума по поводу окончания уборочной. Мастерские и гараж опустели. Ветер гонял по мехзоне пустые пакеты и обрывки пьяных идей трактористов, заметая пыль в открытые ворота гаража, где по периметру тоскливо стояла изрядно потрепанная в битве за урожай сельхозтехника.

И был день, и была пища.

Выглядела она кругло и глянцево. Чалый ел луковицу, как яблоко. По его круглому лицу текли слeзы, он бeз конца шмурыгал носом и казалось, что он прощается с близким другом. Таким близким, что не в силах сдержать чувств и вот-вот разрыдается. Луковица хрустела и брызгала соком; Чалый жевал и плакал. Жевал последние сорок лет, каждый Божий день, по несколько раз на день.