Начав дни моих не первых скитаний с посещения Ельца и других горо- дов, связанных с именем Бунина, вдруг, минуя все места другого писателя, Горького...

Да, сразу же хочется заявить решительно и бесповоротно, чтобы не было всякого там этого. Ну-у, косые взгляды там, моральный урод, разрушитель девичьих сердец - это всё не ко мне. То что я целовался тогда без любви - да разве ж я виноват!

Неужели больнее
нам муки
выдумать может Судьба?

Веришь? Сильнее,
чем руки,
били простые слова.

Дерево устало. Очень устало. Какой тяжкий, какой трудный был этот год!
С первых дней пробуждения весной, когда дерево обнаружило, что за зиму почти совсем не было снега, дождя, и так быстро, слишком быстро закончилась влага в почве у корней.

Разгар лета. Но ранним утром в будний день на пляже тихо и пустынно. Под грибком, греясь в лучах не совсем ещё проснувшегося солнца, сидит, улыбаясь ему, единственная посетительница – очень загорелая крепкая старушка. Временами губы её шевелятся, словно разговаривает она с морем, с большими бакланами, безбоязненно шагающими по песку едва не у самых её ног. Разговор этот слышен лишь ей самой, ещё, может быть, робкой волне, что подкатилась поближе, прошелестела едва уловимое ответное приветствие и – снова тишина.
– Мамочка! Море! – вдруг разбудил сонный пляж звонкий детский голосок.

Люблю ворошить прошлое. Хотя Костик и ругает меня за это, но ни чего поделать с собой не могу.

Он держал меня за пуговицу и противно дышал мне прямо в лицо. Снизу вверх. И я уже занёс руку, чтобы со всей дури зарядить ему в репу. А что, в нашем дворе частенько именно таким немудрёным способом решают подобные непонятки. Какого чёрта он на меня дышит? И, главное, кто он вообще такой?

За бетонными коробками отелей розовели первые в этом августе тучи. Квартал Вароша закутался в фиолетовые тени. Светало.

Дима шепотом понукал Ласло, превратившегося из рассудительного мужчины в неразумного ребенка.
- Закрывайте дверь на ключ, - прошептал парень по-русски.

Ласло в растерянности начал ощупывать свои карманы. Дима прикрыл глаза и глубоко вдохнул прохладный утренний воздух. Август. Зато теперь понятно, почему капитан не отпустил Ласло одного на берег – он стал беспомощным после посещения родного дома.

Желтый кружок света от карманного фонарика выхватывал из темноты кучи осыпавшейся штукатурки и превратившиеся в труху обломки вырванных с мясом дверей, валявшихся порой прямо посреди дороги. На обочинах стояли автомобили – немного помятые, но совсем не ржавые.

Таким стал квартал Вароша. Он застыл в моде 74-го года, потихоньку зарастая травой. Кое-где кустарники уже рушили изгородь, но Ласло все равно узнавал родные места. Дом священника, рыбный ресторанчик, продуктовая лавка маминого дяди... Он чувствовал, что мог бы проводить здесь экскурсии, если бы от вида этой безнадежной ненужности не холодело внутри.

Мы вместе сели на поезд в Самаре. Это был сравнительно хороший вагон фирменного поезда Москва-Челябинск. В нашем купе мы были вдвоем и, как оказалось, до конечной станции мы так и ехали.

Они молча стояли на лугу рядом друг с другом и смотрели в небо. Такие разные и вместе с тем в глазах у них было столько общего. Один худощавый, среднего роста в дорогом деловом костюме, другой коренастый, с плешиной, в простой городской одежде – джинсах и ветровке.

Теперь уже и не вспомнить, когда я увидела её в первый раз, - то ли в середине лета, то ли в конце…На широком газоне, расположившемся между тротуаром, ведущем к автобусной остановке, и автомобильной стоянкой, находились несколько невысоких пушистых рябин, густой куст черёмухи и лохматый куст барбариса. По весне черёмуха окутывалась умопомрачительно пахнущим белоснежным облаком, осенью на ней появлялись воронёные, отливающие металлом, вяжущие рот, ягоды.

Стояла промозглая, сырая поздняя осень.
Котёнку было очень страшно. Он отчаянно мяукал. Лапки скользили по мокрой глине. Из последних сил котёнок пытался выбраться из глубокой ямы, куда его снова и снова сбрасывали безжалостные руки. Мальчишки развлекались.
Мимо шёл мужчина. Малолетние садисты получили по затрещине и разбежались, большая, сильная рука подхватила котёнка и сунула за пазуху.

Пёс был белым с рыжими подпалинами, весёлыми карими глазами и большим чёрным, всегда влажным носом. Когда-то он был охотничьей собакой, даже породистой, но теперь об этом никто не помнил. Хозяин его постарел и уже не ходил на охоту, да и сам пёс был достаточно пожившим, хотя и звали его Мальчик. Он сидел на цепи у будки, стоящей в дальнем конце сада и развлекался тем, что облаивал проезжающие мимо до́ма по дороге машины, проходящих людей и пробегающих бродячих собак.

Кузькина жизнь сразу начала складываться как-то не очень удачно.
В подвале старого кирпичного дома кошка принесла четырёх разноцветных котят. Беленькая кошечка была очень похожа на мать, одному из котиков досталась чёрная шкурка, второму – рыжая, а Кузька получился серым с полосками.
Когда котята немного подросли, кошка привела их в подъезд. Подъезд был, не сказать, чтобы грязный, скорее неухоженный.

Мария Сергеевна Петрова - страстная любительница природы и литературы. Ее любимым занятием является чтение в парке в один из прекрасных майских деньков. В это время как раз изумительная погода. Ярко светит солнце. Появляется первая зеленая травка и зацветает мать-и-мачеха. Да и климат нежный и теплый в этот прекрасный месяц.

Ивану Денисовичу было под девяносто, а врать он не переставал,хотя в чёрта за это не превращался. Видно, это враньё было добрым и поучительным. А дар рассказчика дед использовал до самого последнего дня своей жизни. Я не могу описать все события так, как об них рассказывал Иван Денисович. У меня не хватит мастерства. Всё-таки донести до читателя смысл его устного повествования попробую.

Дед Иван Денисович враль был ещё тот,а рассказчик- ещё хлеще. Ему было под восемьдесят,шепелявил,зубов-то не было. А слушать всё-равно интересно,зажигал своим враньём, огоньком глаз, жестами и, вообще, азартом.

Человек открыл глаза и понял, что лежит на диване. В потолке горела тусклая электрическая лампочка. Сознание постепенно начало возвращаться. Прокрутив в голове последние события, он понял, что произошло нечто ужасное: всплывали какие-то взрывы, крики, звуки выстрелов и рев моторов…

И как затем переживал...
... и как радовался впоследствии …
... а лишь затем крепко задумался.
Словом,
про падение рубля, нравов и морального облика.

Окончание. Начало здесь: Как стыдно бывает... часть 1

Вам бывало когда-нибудь стыдно? Вам ведь бывало стыдно, а? Хоть разочек обязательно бывало - ну не бойтесь вы мне в этом признаться - я, если захотите, никому про вас не расскажу. Уверен, даже самому циничному и бессердечному злодею пусть однажды в жизни, но приходилось испытывать чувство стыда за свой неблаговидный поступок.

или

О вреде совпадений и благородных напитков

Окончание повести

Продолжение. См. главы 1, 2, 3, 4, 5

Продолжение. См. Сон чиновника, главы 1 и 2.

Николай Петрович был не просто взбешён. Он был вне себя от негодования - так сказать будет вернее.
Такси остановилось метрах в двухстах от шлагбаума, проехать дальше можно было разве что на танке. Шофёр, бросив недобрый взгляд исподлобья, наотрез отказался тащить чемоданы по сугробам. Буркнул только что-то вроде:
- Сами нагородили огород, вот теперь и разбирайтесь...
И, оставив Николая Петровича с Анжелой на снежной обочине в окружении кучи чемоданов и пакетов, отбыл восвояси.