[ Обновленные темы · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 4 из 5
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • »
Литературный форум » Наше творчество » Авторские библиотеки » Коломийцев Александр
Коломийцев Александр
Коломийцев Дата: Суббота, 06 Дек 2014, 12:14 | Сообщение # 76
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
Сюрприз
рассказ

- Мой-то сядет перед телевизором и жрёт, как свинья. Ложку мимо рта несёт. Жрёт и валит на пол. И валит, и валит, а мне потом прибирай за ним. Свинья свиньёй.

- А мой, как уйдёт в свой любимый гараж, так всё, с концами. «Ласточки» свои ремонтируют. Наремонтируются, домой пьяней грязи заявляется. Ввалится в квартиру, грязи натащит, и пошёл мебель сшибать. Мне такое кино шибко не нравится. Чё я ему, поломойка? У меня такой порядок – нажрался, как свинья, спи у двери на половичке. Поначалу рыпался. Куда там – я в доме хозяин! Ну, я ему такое устроила! – Нина Егоровна самодовольно усмехнулась.

Необъятная фигура Нины Егоровны свидетельствовала – такая может «устроить».

«Дуры вы, бабы, - думала Людмила Олеговна. – На себя-то посмотри. Разъелась, как квашня, трясёшься, не женщина, а студень. До тебя мужику и дотронуться-то противно, вот и шлендается по гаражам. Сами виноваты. Только и знаете, ноете, да брюзжите. От хорошей женщины мужчина не сбежит».

От самой Людмилы Олеговны муж давным-давно ушёл, но тут был особый случай.

Нынче Людмила Олеговна перешагнула сорокалетний рубикон. Прошедший рубикон был определён в далёком девичестве, с течением времени отодвинулся лет на двадцать вперёд. Жила Людмила Олеговна одиноко. От одиночества характер принял своеобразные черты. На мужчин одинокая женщина злилась за безразличие к своей особе, на замужних женщин за бесконечное нытьё о загубленной неблагодарными свиньями жизни.

Как-то осенью, Сонечка, сама молодая сотрудница отдела, возраст зависал около тридцати, встряхнув мокрую куртку, пристроив её на вешалку, поправляя у зеркала помаду на губах, сообщила, хихикая:

- Я только что с территории. У нас новый охранник. Настоящий секс-юрити!

Дамы презрительно фыркнули.

Контора фирмы занимала двухэтажный особнячок. Производственная база, или как её обычно называли «территория» - склады, гараж – располагалась рядом. Охранники дежурили в домике у ворот, сама контора находилась на сигнализации.

В тот день, уходя домой, не из любопытства (боже упаси, ноги сами замедлили шаг), Людмила Олеговна задержалась у территории. Шёл опротивевший самому себе октябрьский дождь. Стоять под дождём, и глазеть по сторонам было не с руки. Всё же Людмила Олеговна лицезрела нового охранника. Это был видный мужчина. Рост за метр восемьдесят, разворот плеч, крепкие руки, открытое лицо с крупными чертами. Широкий лоб, прямой нос, чётко очерченные губы, волевой подбородок - настоящий мужчина. Лишь круглые глаза навыкате у недоброжелателя непременно бы вызвали упоминание о животном с закрученными рогами. Охранник запирал ворота, спросил у задержавшейся женщины, все ли покинули контору.

- Главбух ещё ковыряется, - ответила Людмила Олеговна, и заторопилась домой, стоять долее было бы неприлично.

Короткий, но острый взгляд, коим настоящий мужчина посмотрел на неё, был особенным, «мужским». Людмила Олеговна ощутила беспокойство, смутные желания, и неясные надежды, в которых она не хотела признаваться самой себе, вселились в неё.

От бесцеремонного раздевания Людмила Олеговна не чувствовала брезгливости. В воображении не взгляд, а крепкие мужские руки обнимали её плечи, сжимали и ласкали тело. Женщиной Людмила Олеговна была стыдливой и несколько заторможенной, но жить полнокровной жизнью хотелось и даже очень. Поэтому настырные видения не подчинялись мысленным запретам.

В последний раз её «обнимали и сжимали» на прошлогоднем пикнике, устроенном в честь четырёхлетнего юбилея фирмы. Людмила Олеговна выпила, расслабилась, озорно отвечала на хмельные заигрывания, и заигралась. В двадцати шагах за кустами веселились коллеги, соблазнитель торопился, думал лишь о себе, и приятных воспоминаний у совращённой девушки не осталось.

В понедельник, столкнувшись в коридоре, нечаянный любовник нашкодившим котом вильнул взглядом, промямлил нечто невразумительное и шмыгнул прочь. Людмила Олеговна поняла, что явилась десертом к закуске, и назвала себя «дурой».

Не задаваясь специально целью, как-то так, само собой вышло, Людмила Олеговна выяснила, новый охранник живёт гражданским браком с какой-то профурсеткой. Сожительница имеет десятилетнюю дочь, а с мужиком обращается, как с батраком, с ранней весны до поздней осени гнобит того на даче. Профурсетка как-то забегала к мужу на работу. Вместо роскошной блондинки, только такая женщина могла находиться рядом с представительным мужчиной, Людмила Олеговна увидела нечто невзрачное, с худым нервным лицом, острым носом, тонкогубым ртом от уха до уха, с крикливой косметикой, вполне подходящей для определённого типа женщин. Одним словом, ни рожи, ни кожи. Оставалось гадать, чем такое чудо завлекло видного мужичка.

Людмилой Олеговной овладела страсть, но пути старшей экономистки и рядового охранника никак не пересекались. Своё счастье надо было ковать самой, а для этого отринуть комплексы. Заторможенная женщина решилась. Кто ищет, тот всегда найдёт.

В шестом часу Людмила Олеговна заскочила в сторожку.

- Молодой человек, - заговорила гостья грудным голосом. – Вы мне не поможете? Такой дождь, а у меня зонтик заклинило, такая досада. Покупала, показалось очень удобный, можно сложить, и в сумочку положить. А теперь вот, открыть не могу, - посмотрев на молодого человека влажным взглядом, протянула зонтик с уродливо торчащей спицей.

В обеденный перерыв, дождавшись, когда кабинет опустеет, она положила раскрытый зонт на стул, и пару раз ударила по защёлке каблуком. После операции зонт едва сложился, раскрываться же не хотел, от прилагаемых усилий даже спица выскочила.

«Секс-юрити» повертел зонт в руках, подёргал ручку.

- Н-да, не хочет раскрываться. Придётся покуметь. Ладно, не торопитесь, так посидите здесь, схожу, офис на сигнализацию поставлю, и займусь вашим зонтом.

Охранник, очевидно, собирался закусывать. На столе лежала дешёвая вареная колбаса, плавленый сыр.

«Что ж эта драная кошка мужу нормальный обед собрать не может? Такую гадость ест!»

Не удовлетворённый мужской желудок ждал успешной атаки.

Людмила Олеговна потрогала чайник, тот был горячим. Сняв куртку, сполоснула стакан, положила пакетик, налила кипятку.

- Ну, всё, управился. Займусь твоим зонтом, - объявил вернувшийся охранник, неожиданно перешедший на «ты».

- А я без вас хозяйничаю. Чаю решила выпить, сыро, зябко как-то.

- Пей, нам воды не жалко, - хмыкнул охранник.

Сильные руки рывком раскрыли зонт. «Покумекав» ножом, отзывчивый умелец сложил-разложил купол. Держак ремонту не поддавался.

- Придётся вот так. Чё-то там сломалось, пружинка, наверное.

Людмила Олеговна поставила на стол стакан, смело встретила мужской взгляд.

- Огромное вам спасибо. Как бы я под таким дождём дошла!

- А ты не ходи

Зонт отправился в угол. Левой рукой охранник привлёк Людмилу
Олеговну к себе, правая крепко сжала напрягшееся тело ниже талии.
Людмила Олеговна упёрлась ослабелыми руками в грудь напористого мужчины. Грудь даже не шелохнулась.

- Ну, чё ты, чё ты! – приговаривал энергичный мужчина. – Чё не вижу, как у тебя в трусиках припекает. Чё ломаться-то, сама же хочешь.

У Людмилы Олеговны от такого натиска голова шла кругом. И сопротивляясь, и уступая, она оказалась на топчане. Всё же голову потеряла не окончательно.

- Дверь запри, и свет выключи! - проговорила повелительно.

Людмила Олеговна села за стол, брезгливо отодвинула снедь в сторону, достала из сумочки зеркальце.

- Как ты ешь эту гадость? – спросила, прихорашиваясь. – Я тебе на следующее дежурство настоящий обед приготовлю. Вечером приду.

- Тебя-то, вообще, как зовут? – вместо ответа спросил любовник.
Имя нового охранника – Фёдор – Людмила Олеговна вызнала давно.

- Людмила.

- Люська, значит.

«Люська» Людмилу Олеговну покоробила, ей больше нравилась «Мила», но возражать не стала.

Ледок на замёрзших вечером лужах весело хрустел. Тело горело в предвкушении. Людмила Олеговна провозилась на кухне, пришла около девяти. К свиданию готовилась загодя. Изгоняя противные морщинки, утром и вечером умащивала кожу кремами, накануне рассматривая себя в зеркало, обнаружила седину. Покрасила волосы в каштановый цвет. Вот с нежелательными отложениями на боках и бёдрах дело обстояло сложнее. Требовалась строгая диета.

Сторожка оказалась запертой. Возлюбленный обладал крепким сном, Людмила Олеговна долго стучала в дверь и окно, тщётно звонила по мобильнику.

- Ты мне дубликат ключа сделай, а то я так всю округу перебужу, да и вообще, неудобно как-то – деловито говорила Людмила Олеговна, вытаскивая из сумки припасы.

Кроме снеди, любящая женщина принесла чистые простыни. Заниматься интимом на засиженном одеяле ей претило.
Любовно глядя на Федю, с аппетитом поглощавшего беляши и пирожки с повидлом, Людмила Олеговна налила из термоса чай (специально заварила «Гринфильд» с бергамотом), посетовала:

- Какой-то ты неухоженный. И голодный какой, и рубашка грязная, воротник аж лоснится. Что у тебя за жена, мужа обиходить не может.

Любовник с набитым ртом промычал невразумительное. Людмила Олеговна налила чаю и себе, в раздумье проговорила:

- А ты не хочешь ко мне перебраться? Чего таскаться по ночам? – мысль вынашивала с прошлой одинокой ночи, но высказала так, словно невзначай, нельзя же напрашиваться.

Федя молча выкурил сигарету, старательно загасил окурок, поднял любовницу на руки.

- Какой ты неугомонный, - проворковала любовница. – Свет выключи.

Романтизма в свиданиях было мало.
«Да я не семнадцатилетняя дурочка, чтобы мне песни петь, - оправдывала любовника Людмила Олеговна».

Дождь сменился снегом, в два дня намело сугробы. Небо разъяснилось, ударили морозы.
В субботу Людмила Олеговна повела непримиримую борьбу с препротивнейшей пылью. Перемыла все сервизы, разглядев на плите жирные пятнышки, удалила грязь, продраила раковину, прошлась влажной тряпкой по мебели, пропылесосила ковёр. Наведя в квартире чистоту, включила телевизор, забралась с ногами на диван. Не лежалось. «Синее море» висело с перекосом. Перекос был едва заметен, но беспорядок раздражал. Проходя мимо телевизора, провела пальцем по полу под столиком. Палец покрылся пылью. Людмила Олеговна вновь взяла в руки тряпку, заглянула во все уголки, удовлетворённо вздохнув, вернулась на диван. Над шкафом серебрилась нить паутинки, «Синее море» давало левый крен. «Да чтоб тебе!» - воскликнула раздосадованная женщина, сбегала на кухню за веником. От неожиданного звонка едва не выронила злополучное «Море». Недоумевая, женщина открыла дверь, запоздало подумав – вдруг грабители. Одетый в тёмносинее трико, меховую куртку с наброшенным на голову капюшоном, и обутый в запорошенные снегом домашние тапочки, на пороге стоял Фёдор.

- Здравствуй, Федя, - пролепетала изумлённая хозяйка. – Как это ты, в тапочках по снегу?

- Ты ж звала, вот и пришёл.

Сбросив на пол куртку, гость сел на призеркальную тумбочку, обхватил ладонями ступни.

- Ноги, блин, вусмерть застыли.

- Да как же ты, - всплёскивая руками, охала Людмила Олеговна. – Мороз тридцать градусов, а ты почти босиком.

- Задолбала! – в сердцах произнёс Фёдор. - Батрак я ей, что ли. С дежурства придёшь, отдохнуть бы. Так куды там! Целую неделю мебель по квартире таскал. То шкаф переставь, то диван. То сюда поставь, то туда. И тут не так, и там ей не нравится. С работы придёт, и заблажила: «Ты в своей сторожке с бабами путаешься, всех, наверное, перетрахал!» Да подь она на фиг, задолбала! В квартире курить нельзя. На площадку выйдешь, соседка нос из-за двери высунет, и скрипит: «Не кури здесь! Весь дом табачищем провонял. Ты здесь не прописанный, уходи отседа!» Ей, что за дела, прописанный, не прописанный. Покурить пошёл, куртку накинул, думаю, я сколько терпеть это должен? Да пошли они все на фиг. Вот, и пришёл. У тебя-то курить можно?

- Да кури, ради бога. В кухне открой форточку, и кури на здоровье. Вот же стерва какая, так мужика затуркала. Это же надо – всех баб перетрахал! – Людмила Олеговна неожиданно захохотала. – Представляю, как бы ты квашню Нину Егоровну трахал. Ты вот, что сию же минуту иди под горячий душ, а то простудишься, раздетым по морозу ходишь. Я пока в магазин сбегаю, не готовила ничего.

Кроме всевозможных яств, прихватила в гастрономе бутылку дорогого итальянского вина. Фёдор на удивление оказался мужчиной непьющим, за весь вечер выпил один бокал, но любовником был неутомимым. В уютной обстановке довёл подругу до полного изнеможения. За поздним завтраком Людмила Олеговна, притушив ресницами взгляд, и пряча лукавую улыбку, спросила:

- Ты что, камасутру изучал?

Простодушный Федя пожал плечами.

- Кака так сама… самасутра? Четыре класса, коридор – все мои науки.

- Сюрприз ты мой, – томно проворковала Людмила Олеговна, растроганная наивностью милого дружка, и погладила крепкую мужскую руку.

Трескучие морозы сменялись яростными буранами. В душе Людмилы Олеговны цвели сады. Жизнь одинокой женщины наполнилась смыслом.
Живя в одиночестве, Людмила Олеговна пренебрегала собой. Иной раз даже ужинала «роллтоном». Теперь вспомнились забытые рецепты борщей, поджарок, пирогов, острых подливок. Котлеты Людмила Олеговна жарила, как советовал киногерой, величиной с мужскую ладонь. Радуя женское сердце, лелеемый возлюбленный возлежал на диване, отмякал душой: звучно ликовал при виде заброшенных шайб, ржал над телевеселухой. Счастливая женщина порхала на кухне. «Люська» стала привычной и больше не коробила. Всякие комплексы исчезли, женское начало торжествовало. Она могла внушить желание мужчине. Причём мужчине в самом расцвете, а не какому-нибудь престарелому сластолюбцу, готового вспрыгнуть на любую лахудру, только бы позволила. У Феди появился новый костюм, свитер, меховые ботинки.
К Новому году Людмила Олеговна готовилась загодя. Купила свиные ножки, накрутила фарш, собственноручно по особому рецепту засолила селёдку.

Тридцатого Федя прямо-таки огорошил подругу.

- Я завтра на дежурство иду, - сообщил, позёвывая.

У Людмилы Олеговны от огорчения руки опустились.

- Да как же? Тебе же второго, я столько готовилась.

Федя смотрел в сторону, тёр левый глаз.

- Да попросили подмениться. Я же не пью, человек погулять хочет. Какая разница, первого отметим.

- Ты бы со мной посоветовался, - обиженно пробормотала любовница. – Я так ждала этот праздник.

- Ещё рождество впереди, нагуляемся.

Тридцать первого Людмила Олеговна дома не усидела, решила сделать любимому мужчине сюрприз. Сложила в сумку праздничные яства: мисочки с холодцом, крабовым салатом, сервелат, шампанское, прихватила свечи, не забыла про простыни, в предвкушении волшебной ночи, отправилась к возлюбленному.

В занавешенном окне мерцали отблески телевизора. Людмила Олеговна тихонько отомкнула дверь, включила свет. На топчане лежали два голубка, смотрели купленный ею телевизор, кушали испечённые ею пирожки. Продолжая меланхолично жевать, голубь сизокрылый глядел на незваную гостью невинными голубыми глазами. Голубица ойкнула, подавилась пирожком, натянула на нос одеяло.
Голубицу Людмила Олеговна узнала, то была новая техничка. Девица молодая, с ярко накрашенными губами, теснившей облегающую одежду упругой плотью, пирсингом на пупе.

На пару минут обескураженная женщина онемела, затем, пошатываясь, вышла вон.

2014 год.



С уважением, АПК
 
redaktor Дата: Воскресенье, 03 Май 2015, 10:05 | Сообщение # 77
Гость
Группа: Администраторы
Сообщений: 4923
Награды: 100
Репутация: 264
Александр, поздравляю с номинацией на книжную премию 2014 года



Президент Академии Литературного Успеха, админ портала
redactor-malkova@ya.ru
 
Коломийцев Дата: Четверг, 02 Июл 2015, 11:32 | Сообщение # 78
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
Александр Коломийцев

Шёл трамвай десятый номер…

Рассказ

Лёнька влетел в трамвай через заднюю дверь, плюхнулся на диванчик. В настроении Лёнька находился препаршивом. С Веркой поссорился, муттер достала. Хоть бы говорила нормально, скрипит, будто конец света наступает.
«Что ты сегодня получил, а, что Валерик? Валерик ЕГЭ на «отлично» сдаст, а вот ты, сомневаюсь, что вообще сдашь. Валерик в институт поступит, а ты в армию пойдёшь, всяким уродам сапоги чистить. Они тебя ждут, не дождутся».
Целыми днями одно, и тоже. Он этого ботана с третьего этажа уже видеть не может. Мало дома напрягают, ещё и старухи наехали. Виноват он, что котёнок под ногами путается. Откуда он взялся? Живёт в подвале, где-то щель надыбал, выберется наружу, сядет перед дверью, и мявкает, и мявкает. Отвратно так, нога сама тянется дать пинка. Да и сам до чего противный, рыжий, грязный, шерсть клочками, на голове слипшаяся. Ударил он несчастное животное! Забрали бы домой это животное, и возились с ним. Так нет же, домой не берут, таскают всякую всячину, подкармливают, вот он и трётся у двери. Да он и не пнул котёнка, так, ногой с дороги отпихнул. Раскудахтались: «Как не стыдно! Ему же больно, а, если тебя так?»
Следом ввалились трое парней. Лёнька мельком глянул – бухие. Внимание сосредоточил на кондукторше. Та разговаривала с толстой тёткой, выставившей в проход объёмистую сумку. Пассажиров мало, кондукторша закончит болтать, доберётся до него, придётся платить.
- Чего расшиперился на всё сиденье? Сесть некуда. Ну-ка, сдвинься!
Наблюдая за кондукторшей, Лёнька видел парней боковым зрением. Сейчас вошедшая троица стояла перед ним. Кенты смотрели выжидающе, с нагловатыми усмешками, предвкушая забаву. Лёнька мгновенно сообразил, поддали, ищут развлекуху. Угораздила сесть здесь, впереди два места пустуют. На вид парни лет на пять-семь постарше, лучше не рыпаться, но и слабину показывать нельзя, иначе задолбят. Сидел он посередине пустого диванчика, широко раздвинув колени. Сдвинувшись влево, ответил вызывающе:
- Вам что, места мало?
Парни не садились, продолжали стоять. Поглядывали на него, переговаривались между собой, словно обсуждали человека постороннего, здесь не присутствующего.
«Жути нагоняют, - подумал Лёнька. – Ну, не на того напали».
- Смотри, какая молодёжь борзая пошла, никакого уважения к старшим, - говорил небритый с выпяченными губами.
«Губошлёп» - прозвал его про себя представитель «борзой молодёжи».
На заднюю площадку вошла кондукторша. Её появление не оправдало Лёнькиных надежд на избавление от гопников. Чернявый, с усиками, и холодными злыми глазами навыкат, ткнул в него пальцем, изрёк:
- Башляй за нас, не будешь таким борзым со старшими.
Губошлёп гоготнул, хлопнул Лупоглазого по плечу.
- Ага, раскатали губы. Я по субботам не подаю.
Лёнька знал, что нарывается, и скоро поплатится за это. Знал и другое, станет очковать, будет ещё хуже, слабакам пощады нет.

Фёдор Кузьмич решал сложную задачу, подбирал название поста в «Моём мире». Выбор варьировался между «жестоким» и «жестокосердным равнодушием». Сейчас, в трамвае пришла мысль, «равнодушие» не подходит абсолютно. Люди не сохраняли безучастие, иначе шли бы мимо. Остановившись, громко обсуждали, едва не заключали пари, снимали происходящее на телефоны, при этом, лица их были не угрюмо равнодушны, а веселы, оживлены. Обличительные строки, полные сарказма и негодования уже родились, а вот название, никак не вырисовывалось.
Жизнерадостная парочка, весело переговариваясь, загоняла интересный номер в мобильники. С молодых, розовощёких лиц не сходили улыбки, молодой задор светился в глазах. Казалось, парень и девушка сейчас закричат про одну команду, и залепят друг другу физиономии снегом.
Четверо парней прихлёбывали из банок пиво (морозец снизился и держался на уровне пяти градусов), упражнялись в остроумных комментариях, отпускали шуточки. Не хватало дивана, дабы удобно расположиться на нём и наблюдать за перипетиями хоккейного мачта. Обрушившийся тоннель, и выбирающийся из снега упрямец вызвали приступ хохота.
В выходной день Фёдор Кузьмич ездил за всякими разностями для дома в ТД «Купеческий двор». В огромном магазине, под одной крышей находилось, всё, что душе угодно. Закончив покупки. Фёдор Кузьмич перекладывал из тележки в сумку приобретения. Над головой послышался непонятный шум, вызвавший в торговом зале лёгкую панику. Вскоре причина шума выяснилась. Катаклизма не произошло, крыша не рухнула, с неё всего лишь сполз снег. Кто-то что-то не рассчитал, не предусмотрел, сошедшая лавина накрыла автостоянку. Прозрачные створки разъехались в стороны, Фёдор Кузьмич вышел на широкое крыльцо. Слева, скрывая припаркованные автомашины, высился снежный Эверест. Десятка полтора зевак с интересом наблюдали за действиями заполошного мужичка, пробивавшего фанеркой тоннель в снежном завале.
«Вот чудак, - подумал Фёдор Кузьмич. – Неужели машину фанеркой откопаешь? Впору МЧС вызывать».
Свои мысли он озвучил, на них тут же отозвалась утомлённая молчанием бойкая дама в серебристой шубке.
- Он жену и дочь откапывает. Я всё видела, - торопливо сообщила очевидица. – Две женщины, одна постарше, вторая – совсем молоденькая девушка, только в машину сели, и тут рухнуло. Повезло им, что успели внутрь забраться. Он только из магазина вышел, на его глазах всё произошло. Ему бы за помощью бежать, а он сам раскапывать кинулся, боится, как бы не задохнулись.
«Об этом надо говорить, даже не говорить, кричать! – решил Фёдор Кузьмич. – Женщины под снегом задыхаются, а они будто телевизор смотрят. Я этого так не оставлю».
Разгневанный мужчина заснял на мобильник и спасателя, и бездушных зевак.
Спасатель таки пробился к малолитражке, освободил дверь. Из норы едва не на четвереньках выбрались обе полонянки, повисли на своём спасителе. Тот оказался не мужем и отцом, а посторонним прохожим, потому как, отмахнувшись от благодарностей, ушёл по своим делам.
Фёдор Кузьмич любил поразмышлять, даже пофилософствовать. По вечерам, перед сном часа два-три бродил по соцсетям, оставлял комментарии. Ответы давал не сразу, под горячую руку, а на следующий день, хорошенько поразмыслив.
Любомудр угрелся, поглядывал в окно, трамвай приближался к большому перекрёстку. На остановке в вагон набьётся толпа, поднимутся гомон, шум, которые отвлекут от спокойных размышлений. Досадный шум раздался на задней площадке сейчас. Фёдор Кузьмич оглянулся. Разнузданная молодёжь устроила разборку из-за мест на диванчике. Любитель размышлений поморщился. Какой-то американский классик советовал неграм, веками пребывавшим в неволе, выдавливать из себя раба, чтобы стать по-настоящему свободными людьми. Нам надо не строить из себя богоносцев, а брать пример с энергичной, самой передовой нации. Надо выдавливать из себя совковость. Эти отвратительные трамвайные свары оттуда. Из прошлого, когда жизнь была смешнее анекдотов.

Лидия Васильевна несла самоё себя, словно сосуд с драгоценной влагой. Подобно тому, как сосуд оберегают от толчков, всевозможных встряхиваний, Лидия Васильевна защищала себя от неприятных разговоров, нервных переживаний, способных разрушить внутреннюю гармонию. Домашние знали эту особенность матери семейства, и в такие часы во избежание грозы, ходили на цыпочках. Иное было вне дома. В посторонних громы и молнии возмущённая матрона метать не могла, и потому уходила в себя, подобно улитке, прячущейся в свой домик при виде опасности. Уверенная в своей правоте женщина не раз повторяла подругам: «Все болезни от нервов, от бесконечных стрессов. Не ходите к докторам, не тратьте на них время и деньги. Идите в храм Божий, там вы получит покой и исцеление». Подруги горячо поддерживали товарку, но к докторам всё-таки ходили. Лидия Васильевна не была завзятой богомолкой, но два-три раза в месяц посещала церковь. Горячие, искренние молитвы, свечки, запах ладана, разговоры с батюшкой, если таковые случались, внутренне очищали, погружали в состояние покоя, всеобъемлющей любви. Хотелось тихо плакать от счастья. Выйдя из церкви, Лидия Васильевна старалась как можно дольше удержать в себе полученную умиротворённость, и впадала в состояние искусственного аутизма.

На остановке к столбу прижимался мохнатый чёрный комок. Столько в этом комочке было беспомощности и беззащитности, от одного взгляда на него у Вики комок к горлу подступил. Девушка присела на корточки, щенок доверчиво потянулся мордочкой.
- Ах, ты, бедненький! Замёрз, и кушать хочешь? Сейчас я тебя подкормлю.
Вика достала из сумочки большую вафельно-шоколадную конфету, едва успела освободить ту от обёртки, пёсик ухватил угощение острыми зубками, облизнулся, посмотрел выжидающе на благодетельницу.
- Нет у меня больше ничего. Я бы тебя забрала, да куда мне тебя деть?
Благодарный щенок потянулся лизнуть девушку, но та отстранилась.
- Не надо меня трогать, ты такой грязненький, а у меня курточка белая.
Вика не могла просто так оставить бездомного щенка, но в запасе оставались только слова. Поток жалостливых причитаний остановило треньканье трамвая, и девушка распрощалась с бродяжкой.

- Альбиночка, солнышко, ну, что ты сердишься? – лепетал молодой муж Митя, притискиваясь плечом к дражайшей половине, сжимая ладонь в тёплой варежке.
Его своенравная подруга демонстративно смотрела в окно, на пожатие не ответила, руку выдернула, но не отодвинулась. Это обнадёживало.
- Да не нужен мне никто, кроме тебя. Она мне совсем не понравилась. У неё ноги толстые.
Альбиночка оторвалась от окна, повернулась к мужу, посмотрела испепеляющим взглядом.
- Ты совсем заврался. Она же в брюках была, откуда тебе знать, какие у неё ноги?
- Ну-у… - лепетал Митя, - они же в обтяжку, вот я сразу и подумал…
- А я для тебя слишком худая, - перебила супруга. – Поэтому и пялился на её телеса.
За спиной разгоралась свара. Молодой муж невольно обернулся. Пьяные уроды наезжали на пацана. Вот, нашли место. Альбинка не любит подобных сцен, ещё сильней обозлится, а злость на него выльется. Выкинуть бы их из трамвая. Но это реальность, не сериал, самому морду начистят, вон, жлобы какие. Хоть бы угомонились поскорей. Дёрнул чёрт задержать взгляд на выпуклых формах. Альбинка в другую сторону смотрела. Как заметила? Поскорей бы эти уроды вышли, как это неприятно.
Митя сжал ускользающую ладонь, и зашептал ласковые слова.

Кондукторша зыркнула на парней, вопрошающе воззрилась на младшего, спросила сварливо:
- Ну, будешь платить, или как?
- За себя, - ответил Лёнька с вызовом. – Сейчас мелочь достану.
Пальцы перебирали в кармане монеты. Достанет всё – отберут. Обидно. Что, он, опущенный? Для удобства Лёнька поднялся. Губошлёп пребольно сжал руку повыше локтя.
- Тебе сказали, за всех плати.
Как ей надоели бесконечные пререкания. Деньги на что попало швыряют – жвачку, пиво, дорогующую жрачку собакам, да кошкам. Билет в трамвае взять – денег нет. Плюнула б на них, нервы жалко тратить, а вдруг контролёр! Но что-то с парнями не так. Малец отдельно входил, это она хорошо видела, глаз намётанный. Ну да, пусть сами свои отношения выясняют. Все они наглые, так и норовят бесплатно проехать, ещё и оскорбляют. Пусть сами разбираются, у неё своих проблем хватает.
- Я не поняла, вы вместе, или как? Платите, давайте, а то трамвай остановлю.
- Вместе, тётка, вместе. Сейчас рассчитаемся, - осклабился носатый.
- Разбирайтесь поскорей. Сказала, не заплатите, трамвай остановлю.
Кондукторша подошла к девушке, вошедшей на предыдущей остановке, и в задумчивости постукивавшей монетой по спинке сиденья.
Гопники наезжали от скуки. Лёнька направился вслед за кондукторшей, надеясь, что те отвяжутся. Но опять ошибся. Губошлёп, ухватив за плечо, развернул к себе, дыхнул перегаром.
- Ты куда? Нахамил и слинять хочешь? За неуважуху платить надо, - и ткнул кулаком под дых.
- Ну? – требовательно спросил Лупоглазый.
Лёнька выпрямился, морщась, ответил со злостью:
- Да пошли вы!
- Смотри, какой упёртый! – процедил Носатый,и ткнул кулаком в нос.
Лёнькин затылок ударился о металлическую стойку, и Лупоглазый тут же врезал снизу вверх в подбородок. Трамвай остановился, Лёнька рванулся к выходу. Дверь не открывалась, трамвай стоял у светофора.
- Ах ты, гадёныш, сбежать хотел? – Губошлёп выволок мальчишку на площадку, и приложился в свою очередь.
Трамвай тронулся, Лёнька пошёл кругами, Носатый ухватил за рукав.
- Что, не нравится?
После этого удара из носа пошла кровь. Лёнькино тело сделало круговое движение в проходе, руки непроизвольно ухватились за спинку сиденья. На этот раз толкнула девица в хвостатой шапке.
- Ты-и, урод, ты мне куртку испортил, - взвизгнула она, толчком отстраняя от себя мальчишку.
Кровь, стекая по подбородку, капала на белоснежную куртку. Лупоглазый с наглой усмешкой манил к себе пальцем. Затравленным зверьком Лёнька оглянулся вокруг себя. С обеих сторон улицы проплывали интересные рекламные щиты, баннеры, все лица обратились к ним. За рукав тронула кондукторша.
- Сейчас остановка будет. Ты выйди, снег к носу приложи, - в голосе слышалась жалость, про билет не вспоминала.
Трамвай, наконец, затормозил.
- А вы, чё? Или рассчитывайтесь, или выходите, - кондукторша шла приступом на весёлую троицу.
- Да на, возьми, отвяжись только, - Носатый протянул полусотенную.
Заговорив о своём, парни плюхнулись на диванчик.
Хлынувшие в вагон пассажиры в недоумении расступились перед подростком с окровавленным лицом.

2014


С уважением, АПК

Сообщение отредактировал Коломийцев - Воскресенье, 05 Июл 2015, 14:13
 
arthur_linnik Дата: Воскресенье, 05 Июл 2015, 12:19 | Сообщение # 79
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 364
Награды: 9
Репутация: 17
Коломийцев, Прочитал Вашу великолепную зарисовку из жизни. Поёжился даже, вспоминая свою жизнь в Бийске, когда учился в техникуме. Порядки там в общежитии были установлены почти такие же, что и случайном трамвае - "всемером одного никто особо не боялся". Ваш рассказ - громкое напоминание о том, что мы не "быдляк" и обязаны вмешиваться в подобные ситуации.
Поздравляю с очередным успехом в творчестве.
 
Коломийцев Дата: Воскресенье, 05 Июл 2015, 14:19 | Сообщение # 80
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
Цитата arthur_linnik ()
arthur_linnik

Благодарю за оценку!
Как ни прискорбно, оба случая - и обвал снега, и "трамвайное" столкновение взяты из жизни. Одно происшествие произошло в Барнауле, другое - в Бийске.


С уважением, АПК
 
Коломийцев Дата: Пятница, 26 Фев 2016, 12:26 | Сообщение # 81
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
Александр Коломийцев

Давайте разговаривать по-русски!

Когда перенимать с умом, тогда не чудо
И пользу от того сыскать;
А без ума перенимать,
И боже сохрани, как худо!
Я приведу пример из дальних стран,
Кто Обезьян видал, те знают,
Как жадно всё они перенимают.
…………………………………………………..
Кричат, визжат – веселье хоть куда!
Да вот беда,
Когда пришла пора из сети выдираться!
Хозяин между тем стерёг
И, видя, что пора, идёт к гостям с мешками.
Они, чтоб наутёк,
Да уж никто распутаться не мог:
И всех их побрали руками.
(И.А. Крылов, басня «Обезьяны»)

Во время великого петровского онемечивания в русский язык насильственно внедрялись немецкие слова. Русское дворянство 18 – 19 столетий, презирая собственный народ, предпочитало разговаривать по-французски, считая родной язык дурным тоном. Не отставала от дворянства и раболепствующая челядь. Русские классики неоднократно высмеивали подобные персонажи. Дворянство показывало свою образованность, свою исключительность, челядь старалась походить на господ. Какой бес заставляет нас вместо «отбор», «пробы», «выбор» говорить «кастинг», «приёмную стойку» или гостиничную называть «ресепшн», «наблюдение», «сбор ключевых признаков» называть «мониторингом»? «Драйв» заменяет совершенно различные слова – «взвинченность», «воодушевление», манеру музыкального исполнения в рок-музыке. «Тест-драйв» - пробная поездка на автомобиле. Даже вечер, праздник русской поэзии называем «настоящим шоу». Русский праздник нечто второсортное, а вот американское «шоу» - высший класс, «просто супер». Ах, как хочется выглядеть современным, продвинутым! В какую ясную (или тёмную?) голову пришла мысль назвать отключение электроэнергии в Крыму блэкаутом? Скажи по-русски, в Крыму наступило затемнение, Крым погрузился в темноту, нет, в Крыму – блэкаут.
Объяснение простое, мы же теперь являемся частью «свободного мира» и входим в Европу (обитатели которой ждут нас с распростёртыми объятьями и визжат от восторга). Поэтому и разговаривать надобно на общечеловеческом наречии и во всём походить на своих господ-учителей. Русское – замшелая старина, тёмная ветхая избёнка. «Свободный мир» - светлый блистательный дворец, всё новое, необычное. Как говорится, новине и поп рад. (Так и видится слюнявый роток, бегающие глазёнки, голосок с придыханием: «А вот на Западе…» Ныне «кухонные правдолюбцы» обосновались на ТВ. Конечно, какое сравнение, тесная кухня и шикарная телестудия). И невдомёк иному новоразумнику, что из-за своего обезьянничанья он не в европейца превращается, а в Смердякова да Илью Сохатых.
Вопрос гораздо серьёзней, чем обыкновенное обезьянничанье. Язык это не памятный код. Язык эта живая соединительная ткань, создававшаяся столетиями. Согласно Толковому словарю Владимира Даля, язык это совокупность всех слов народа и верное их сочетание для передачи мыслей своих. Каждое слово, выражение образовалось на основе смыслового образа, лежащего в подсознании. Бездумная замена слов и выражений иностранными, не имеющих своего смыслового образа, не обогащает и не развивает язык, а разрушает его. Нынешнее «развитие» языка разрушает русскость, размывает народный дух, национальное самосознание. Благодаря «ненавязчивому» вдалбливанию «новых взглядов» на историю, «развенчиванию мифов» мы неуклонно превращаемся в Иванов, не помнящих родства. Подмена русского языка обезьяньим новоязом призвана ускорить это превращение.
Вначале было Слово. Патриотизм, о котором любят разглагольствовать наши вожди от президента до депутата захолустного посёлка, начинается со сбережения родного языка, выгребания из своей речи мусора американизированного новояза.
Если мы хотим остаться русскими, великим уважаемым народом, нужно сохранять свою самобытность, в первую очередь язык. Преобразуя известное высказывание Антона Павловича Чехова, мы должны по капле выдавливать из себя раболепную угодливость перед Западом, стремление выглядеть «продвинутыми».
Другая составляющая нынешнего «развития» языка – узаконивание мата. Распространяемая бездарями и малограмотными деятелями культуры версия о мате, как первооснове языка, о сочности, которой он придаёт речи, полнейшая чушь.
В академическом издании «Новгородские грамоты на бересте» приведены сотни текстов. Грамотки – переписка друзей, супругов, напоминание о долге и т.п. Ни в одном тексте нет ни единого матерного слова. Язык «Хождения по мукам», «Тихого Дона» сочный, образный, выразительный. Где мат? А уж крестьяне, солдаты, донские казачки разговаривали далеко не литературным языком. Секрет прост – авторы владели русским языком.
Существует версия о возникновении мата во время татарщины, когда татарва изгалялась над русскими, молившимися в храмах Богоматери.

2016


С уважением, АПК
 
arthur_linnik Дата: Понедельник, 29 Фев 2016, 15:53 | Сообщение # 82
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 364
Награды: 9
Репутация: 17
Коломийцев Насчёт "новояза" - трудно остановить его шествие по русскому обществу. А вот касательно повседневного и повсеместного употребления "матерщины" - остановить его это просто жизненная необходимость. К своему сожалению я не запомнил ни названия статьи, ни автора её, но в ней чётко обозначалась мысль, что бесконтрольное употребление матерных слов в своей речи развивают в человеке агрессивность характера и поведения. Человек который постоянно матерится становится злобным, хамоватым и не контролирует собственную речь и даже мысли. он легко может обидеть человека. Для него все окружающие - некая масса, с которой нет смысла как-то считаться.
Я стал наблюдать за своими сослуживцами на работе. за окружающими на улице и общественных местах и нахожу подтверждение правоты автора той самой статьи.
Солидарен с Вами Александр Петрович.
Хочу ещё напомнить всем о нашем ТВ со своими бесчисленными "ток-шоу" (по-русски разговор-показ, а ещё проще "базар"), где устроители этих самых телепередач допускают мат в эфире. Конечно его"засвистывают" , но он уже употреблён, зритель хоть и не услышал его, но понял, что "уважаемые люди" вон и то выражаются, а нам-то простолюдинам и того подавно... Вот откуда идёт норма поведения в обществе.


Сообщение отредактировал arthur_linnik - Понедельник, 29 Фев 2016, 15:56
 
Коломийцев Дата: Понедельник, 29 Фев 2016, 19:24 | Сообщение # 83
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
arthur_linnik,
Спасибо за визит. Всё так и есть.


С уважением, АПК
 
Коломийцев Дата: Пятница, 09 Сен 2016, 14:09 | Сообщение # 84
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
Александр Коломийцев

Воля к жизни
(Отрывок из повести)

Чёрный импортный вездеход въехал на площадку. Кораблин, разговаривавший с водителем КАМаза, направился к гостям.
Коровин пополнел, в мощной шевелюре появилась седина, жесты обрели плавность. Так поводить рукой, кивать собеседнику, мог только человек, абсолютно уверенный в собственной силе и правоте. Хватка у Коровина имелась. Дышавший на ладан кирпичный завод теперь процветал, выпускал не только рядовой красный кирпич, но и пустотелый, облицовочный, фигурный. У «отцов» города пользовался уважением и поддержкой. Как же, откликался на городские нужды, не забывал и их, «отцов». В районной газете успешному предпринимателю пели осанну за организацию рабочих мест, словно никому и невдомёк было, что в своё время «успешный предприниматель» приложил руку к разрушению этих самых рабочих мест. Производственную площадку камнедробилки покрывала мокрая каша из мелкого щебня, пыли, превратившейся в грязь, тающего снега. Коровин смело ступал в неё добротными башмаками с меховой опушкой и квадратными носами.
Павел Ефимович первый протянул руку.
- Как дела, Игорь Николаевич?
- Твоими молитвами, Паша.
Они, два непримиримых врага, готовых вцепиться в глотки друг другу, обменялись рукопожатием. Кораблин очень надеялся, что придёт время, и приличия останутся побоку. По старой памяти, Коровин величал мастера по имени-отчеству. Кораблин же, наоборот, с некоторых пор при редких встречах стал называть бывшего председателя СТК и нынешнего хозяина уменьшительным именем, и в разговоре щурить левый глаз. Павла Ефимовича такое обхождение нервировало, но терпел из опасения выглядеть смешно.
- Хочу посоветоваться с тобой, Игорь Николаевич. Надо производство расширять. Хочу открыть цех или участок по производству могильных плит, памятников. Уже есть договоры на поставку мрамора, камнерезных станков. Карамышев подыскивает мастеров-чеканщиков. Возьмёшься? При твоих способностях, мастер камнедробилки как-то мелковато. В зарплате прибавка будет.
- Да почему не взяться? Дробилку освоил, освою и камнерезы. Только вопрос, не наделать бы нам чёрных обелисков.
Коровин поморщил лоб.
- Почему чёрных, белый мрамор. Не понял тебя.
- Я о сбыте. Народ у нас не шибко богатый. Станут ли мраморные памятники покупать?
- Вот ты о чём. Памятники разных размеров можно делать, соответственно и цена будет разная. И, во-вторых, будем и дешёвые изготавливать, из крошки. В общем, с понедельника занимайся организацией участка. Здесь дело налажено, можно пару раз в неделю наведываться. Спрашивай пожёстче, и без ежедневного пригляда справятся.
Остановив механизмы, к ним подходили рабочие. Изобразив на лице доброжелательность, и даже эдакую разухабистость, с которой разговаривают «большие парни», понимающие народные нужды, Коровин приподнял обе длани, то ли собираясь сдаваться, то ли пытаясь отпихнуть от себя угрюмых работяг.
- Мужики, мужики! Знаю, что хотите сказать, для того и приехал. Рабочий день закончится, все – в контору, получите полный расчёт за прошлый год. К середине лета все долги по зарплате погасим. Рад бы сейчас всё выдать, да не получается.
«Мужики» остановились, угрюмость с лиц исчезла.
- Лучше скажите, как работается? – весело продолжал Коровин.
-Да как работается, работа она и есть работа. Когда за работу деньги платят, как-то лучше идёт.
Коровин для порядка пошутил, пнул гранитную глыбу, осмотрел груду щебня, и уехал.
В тупичке против конторы на строго определённых местах стояли автомашины начальствующего состава, в основном подержанные иномарки. Чёрному джипу Коровина места на стоянке не нашлось, поэтому он стоял против входа. Отцу семейства простительны маленькие слабости. «Домочадцы», опасаясь загрязнить или ненароком (боже упаси!) поцарапать великолепный автомобиль, бочком протискивались в калитку. Подумалось: «Расступись, честной народ, попова дочка в баню попёрла!» В скверике у конторы толпились люди, стоял весёлый гомон. Хотя зарплату выдавали в конвертах, в коридоре у кассы было не протолкнуться. В другое время Кораблин перенёс бы получение зарплаты на следующий день, столько жили без них, перетерпели бы ещё день. Но деньги были нужны позарез. Занять ни у кого не удавалось, и он намеревался в обед сходить в контору, и вытребовать у Карамышева, хотя бы пару тысяч. Под такое дело тот не смог бы отказать. Завтра жене предстояло ехать на «химию». На билет кое-как наскребли, но больше денег в доме не было ни гроша. Последние анализы оказались скверные. Метастазы неуклонно поражали организм. Кораблин понимал, жизнь Ольги приближается к концу, и делал всё возможное, чтобы отдалить его. Утром выяснил, предстоит получка, и отменил свидание с директором.
В коридоре встретилась соседка Маргарита, со счастливым лицом пересчитывавшая в конверте купюры. Женщина была одета в драповое пальто с цигейковым воротником, обута в войлочные боты, шерстяной платок сполз на затылок, открыв рассыпающиеся волосы. Хотя возраст Маргариты не достигал сорока лет, на неухоженном лице явственно проглядывали признаки увядания. Отношения с соседкой были натянутыми, кивка Кораблина она не заметила либо из принципа, либо, будучи занята важным делом, ни на что не обращала внимания. Десять лет назад Маргарита была краснощёкой разухабистой бабёнкой. В сумбурные взбалмошные годы любила держать слово на собраниях и сходках. Речи её, произносимые высоким резким голосом, царапающим барабанные перепонки, самобытностью не отличались. Обычно Рита поминала недобрым словом инженерОв, без толку протиравших штаны и получавших за это высокие оклады, козни загребущих начальников и уповала на настоящих хозяев, которые в скором времени всё возьмут в свои руки и наведут порядок. Как-то после самопроизвольной сходки, на которую Кораблин попал совершенно случайно, наслушавшись Маргаритиных речей, вечером, переговариваясь через штакетный забор, пытался усовестить соседку.
- Ты про каких инженеров говорила, Рита? Неужели не знаешь, меня неделями дома не бывает, и муж твой вместе с премией больше моего зарабатывает.
Маргарита отвечала с неожиданной злобой.
- Ну и что! Вы, инженера, на буровую приедете, только разговоры разговариваете, а мужики вкалывают. Они премию зарабатывают, а вам за что дают?
Спорить было бессмысленно.
Охлаждение соседских отношений, почти полный разрыв произошёл из-за мужа Риты. Боб (вообще-то он был Борисом, но называл себя Боб, и на разъяснения, что это разные имена внимания не обращал) работал бурильщиком, характер имел вздорный, заносчивый и неуживчивый. На буровых всякое бывает. Не всегда работа складывалась из одной «бурёжки», когда полсмены можно поплёвывая и покуривая, сидеть на рундуке и следить за манометрами. Борису удавалось устроиваться так, что тяжёлую и неприятную работу выполняли его товарищи, а он по уважительной причине оставался в стороне и вдобавок высмеивал их же. Ни товарищи по работе, ни начальство Бориса не любили и считали ходячим кошмаром. Когда экспедицию развалили и Кораблина назначили заведовать камнедробилкой, Борис просился в бригаду. Не желая терпеть в своём коллективе свар и склок, Кораблин отказал. Маргарита жестоко обиделась. Мало-помалу её неприязнь к соседям достигла уродливых форм. Своих девчушек, с детской непосредственностью через лаз в заборе пробиравшимся к Кораблиным отведать вкусненького, когда Ольга пекла сдобные сухарики, ругала и даже била. Устроиться на постоянную работу Бобу не удавалось. Одно время он занимался частным извозом на своём «Москвиче». Но с машиной вышла какая-то тёмная история. Боб или сбил кого-то, или зацепил чью-то дорогую машину, но «Москвич» исчез. При своём вздорном характере Борис мог влипнуть в любую историю. После утраты машины Борис около года пил по-чёрному, потом уехал на заработки. Со своих «вахт» дома появлялся не чаще одного раза в год. Иногда с деньгами, иногда без. Прожив неделю, опять скрывался в неизвестном направлении. Выживала Маргарита с двумя детьми практически на свою зарплату, а работала она подсобницей в стройцехе.
Погружённый в невесёлые мыли, Игорь Николаевич небрежно поздоровался со знакомыми, перебросился ничего не значащими словами, занял очередь, подпёр спиной стену. По лестнице со второго этажа в сопровождении свиты спускался Коровин. Перед хозяином почтительно расступились.
- Павел Ефимович, спасибо тебе, - Маргарита, сжимая в кулаке конверт с деньгами, заторопилась к Коровину. – Заступник ты наш, - продолжала женщина, заглядывая в барское лицо. - Ты всегда за трудового человека заступался. Мы же помним, как ты за нас с начальством бился, нервов своих не жалел. И теперь вот, приехал, и деньги сразу выдал, не то, что наш злыдень-директор. Сейчас в магазин забегу, сгущёнки куплю две банки. По баночке своим доченькам, полгода сладенького не видели. Спасибо тебе!
Коровин что-то сказал добродушно, Маргарита согласно закивала, отёрла кулаком глаза. Спрятав деньги в карман пальто, проводила благодетеля счастливыми глазами, на лице её было написано умиление.
Благодаря непонятным вывихам сознания, Кораблин олицетворял для Маргариты мировое зло. Маргарита прекрасно знала привычки своего муженька, известно ей было и отношение к нему его товарищей, что по доброй воле работать с ним никто не хочет. Если бы дело касалось лично Кораблина, он бы взял его на работу, но дело касалось других людей. Коровин, по приказу которого деньги, предназначенные для зарплаты, использовались для других целей, и зарплата не выплачивалась по полгода, являлся для неё заступником и кормильцем. Каждый приезд Павла Ефимовича сопровождался выдачей толики заработанных ею денег, и это воспринималось, как великое благодеяние.


С уважением, АПК

Сообщение отредактировал Коломийцев - Пятница, 09 Сен 2016, 14:11
 
arthur_linnik Дата: Среда, 14 Сен 2016, 16:48 | Сообщение # 85
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 364
Награды: 9
Репутация: 17
Коломийцев, А где остальное?
 
Коломийцев Дата: Среда, 14 Сен 2016, 19:54 | Сообщение # 86
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
arthur_linnik,
Спасибо за посещение. Не думал, что кто-то заинтересуется.


С уважением, АПК
 
arthur_linnik Дата: Четверг, 15 Сен 2016, 15:45 | Сообщение # 87
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 364
Награды: 9
Репутация: 17
Коломийцев, Доброго Вам вечера, Александр Петрович. Не стоит благодарить. Я не одолжение делаю, а действительно почитал фрагмент книги...или повести, как Вы её нарекли.
Весьма интересное повествование, я думаю, по этому отрывку. В Вашем произведении наверное отражена эпоха перехода от социализма к ... не понятно чему. Мы все через это прошли.
Вот я и заинтересовался: а где остальная повесть?
 
Коломийцев Дата: Пятница, 16 Сен 2016, 06:59 | Сообщение # 88
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
Александр Коломийцев

Воля к жизни
(Отрывок 2)

Он с ужасом отмечал происходящие изменения в психике жены. Значительное время она находилась в полусне, полузабытье, просыпаясь, осыпала мужа упрёками. Ему было известно, подобные явления происходят из-за постоянных болей, и жена не властна над собой. Незаметно в отношение к жене закралась неприязнь. Неприязнь была робкой, исчезала от малейшего мысленного окрика, но всё же имела место. Как она не поймёт, сколько доставляет хлопот и неудобств. Этот запах больного человека, пропитавший всю квартиру. И ни слова благодарности, одни упрёки. Он корил себя за такие мысли, убеждал себя, что Ольга – исстрадавшийся, тяжело больной, умирающий человек, требующий заботы в свои последние дни. Он и окружал жену заботой, не позволяя ни одной раздражённой нотке прорываться в голосе. Как-то подумалось об эвтаназии. Ольга в теперешнем её состоянии – страдающая плоть, теряющая своё «я», постоянная боль заполнила для неё весь мир. Неприязнь, мысли об эвтаназии были внешними, совершенно чужими, неведомым образом попавшие ему в голову.
Последнее просветление произошло у Ольги Первого мая. В этот день Кораблин впервые попросил «кольнуть» что-нибудь болеутоляющее и себе. (Сестра приходила уже дважды в день).
- Я уколю, - согласилась сестра, расспросив о болях, - но вы сходите к врачу, иначе доведёте себя, сами сляжете.
- Да когда мне ходить, двое больных в одном доме – слишком много, потом схожу, - произнёс, и содрогнулся от мысли, что означает «потом».
Весь день Кораблин занимался огородом, стараясь не задавать себе вопрос – зачем он это делает. В шестом часу, умывшись, зашёл к жене, та лежала тихо улыбаясь.
- Что ты делал, огород сажал?
Игорь Николаевич ожидал услышать упрёки в невнимательности, но Ольга расспрашивала, где посадил морковку, лук, свёклу. Потом неожиданно спросила:
- У тебя водка есть?
- Есть, - в недоумении ответил Кораблин.
- Ты выпей, сегодня же праздник. Выпей, выпей, потом завари свежий чай, и приходи ко мне.
Они долго сидели за чаем, вспоминали детей, былые праздники, вечеринки с друзьями. В десятом часу Ольга почувствовала усталость, и заснула. Кораблин допил водку, лелея надежду, что свершилось чудо, и здоровье Ольги пошло на поправку.
В следующие дни жена приходила в себя на короткие минуты, жаловалась на холод, просила протопить печь, укрыть потеплее. Первая декада мая и вправду выдалась холодной.
Прошли майские праздники. По утрам Кораблин выносил утку, протирал лицо жены влажной ваткой, поил чаем, уходил на работу. Для ухода за больной приходилось подниматься на час раньше, и в воскресенье, тринадцатого он дал себе отдых и проспал до девяти. В доме стояла гробовая тишина, из спальни не доносилось ни звука. Он спал в зале на диване, в спальню оставлял дверь открытой. Путаясь в штанинах, натянул джинсы, медленными шагами отправился в спальню, пытаясь уловить сонное дыхание. Перед дверью остановился, не в силах войти в комнату. Пересилив себя, переступил порог. На постели лежало скрючившееся тело без признаков жизни. Закусив губу, коснулся вздрагивающими пальцами холодного лба. Уперев локоть в колено, и обхватив ладонью голову, полчаса просидел у остывающего тела. Словно робот позвонил в «скорую». Потом что-то говорил врачу, милиционеру. Говорил механически, чужим голосом, не запоминая ни вопросов, ни своих ответов. Врачу сказал, что виноват в смерти жены. Если бы не спал так долго, успел бы вызвать «скорую».
- Это ничего бы не изменило, - скороговоркой ответила докторша, заполняя справку.
Следующие дни прошли сумбурно. Приехали дети, родственники Ольги, приходили какие-то люди, он получал справки, отдавал деньги.
Прошло девять дней, Кораблин остался один в пустой квартире. Надо было как-то перестраивать жизнь. Игорь Николаевич надеялся, что дочь хоть один летний месяц проведёт в отчем дом, но Таня нашла выгодную подработку, и после практики оставалась в городе зарабатывать деньги.
Галдя, по улице на велосипедах носилась ребятня. На противоположной стороне улицы соседка визгливым голосом ругала мужа, тот отвечал глухим басом. Слов было не разобрать, слышалось только: «Бу-бу-бу». Выкупавшись в сухой земле, нежась в солнечных лучах, на морковной грядке возлежал рыжий соседский кот, смяв редкие тонюсенькие всходы.
- Ах ты, котяра! – Кораблин швырнул в наглеца комок земли.
Кот сердито мявкнул и ленивой походкой покинул огород. «Грядки нужно полить» - словно чужому человеку приказал себе Кораблин. Прикусив губу, смотрел на дождик из лейки. Пересохшая земля жадно впитывала воду. Маргарита из-за штакетника пристально смотрела на него. «Нужно поздороваться» - подумал он и тут же забыл об этом. Бочки опустели, вернулся в дом, обошёл комнаты, в детской сел на кровать. В углах с потолка тоскливо свисали лохматины, книжная полка, спинки деревянных кроватей пыльно серели. Проведя пальцем по торцу спинки, брезгливо обтёр его о штанину. От безысходного одиночества стало жаль себя до щемящей боли. Игорь Николаевич с оторопью осознал, у него нет ни одного близкого друга. Ведь были же, были друзья. Но одни уехали, другие отдалились, с другими раззнакомился по причине полного расхождения взглядов. Все погружены в свои проблемы, никого не трогают чужие невзгоды. Да он и сам стал таким. Если какой-нибудь имярек на обыденный вопрос «Как жизнь, как дела?» начнёт искренне делиться своими тяготами, он убежит от него, как чёрт от ладана. Стиснув зубы, просидел полчаса, зайдя в зал, лёг на диван и устало смежил веки.
Невзирая ни на что надо было жить. В иные годы ушёл бы с головой в работу, но «рвать жилы» для прибылей хозяина не имело смысла, и потому работал от сих, до сих. Собрав волю, Кораблин сказал себе – Ольги нет, и никогда не будет, нужно привыкать жить одному. Новую жизнь начал с генеральной уборки, затеяв её в ближайшие выходные. В последние месяцы, по понятным причинам, уборка касалась посуды, полов. Мебель, углы, закоулки, книги на полках покрылись слоем пыли и паутиной. Разбирая шкаф, наткнулся на фотоальбомы, и вся суббота прошла среди кучи фотоснимков.
Ноющая боль в позвоночнике, на которую старался не обращать внимания, к осени не оставляла ни на минуту. Всякие нагрузки, наклоны, повороты сопровождались резкой острой болью. Ходил Кораблин, словно аршин проглотил. Спать ложился с болеутоляющим и снотворным. Но спать мешала на только боль. Сон стал мучительным, наполненным кошмарами. Ему снилось убийство Ольги. В кошмарах убийцей был именно он. Он подходил с пустым шприцем к жене, объяснял, что сестра заболела, он сам сделает укол, и вводил в вену воздух. По другой версии душил Ольгу подушкой. Потом в панике прятал тело, но приходила спасительная мысль, все подумают, смерть наступила от рака, и он укладывал тело в постель. Просыпался в разные моменты кошмаров с гулко бьющимся сердцем, и мыслью: «Что я натворил?» Придя в себя, с облегчением осознавал, всё это всего лишь сон. Кошмары были непонятны, ни одного мгновения он не желал Оле смерти. Мысль об эвтаназии была посторонней, чужой, не его мыслью. Сознательно он не желал Ольге смерти, но, значит, в каких-то закоулках тёмного подсознания такое желание появилось. Кораблин мучительно хотел докопаться до причины кошмаров. Он не мог жить, сознавая, что хотел Ольгиной смерти. Человек не может влиять на своё подсознание, такое желание появилось против его воли, он узнал о нём только сейчас. Может, это не подсознание, а своеобразные проявления угрызений совести за то, что он жив, а Ольга умерла. Но нет, кошмары не могли возникнуть на пустом месте, значит, втайне от себя всё-таки желал Ольгиной смерти. Теперь он припоминает. Антон, брат Оли, как-то странно смотрел на него, и разговаривал через силу. Танечка общалась холодно, со злинкой в глазах. Они любили Олю, и почувствовали это его тайное желание. Наверное, его тайное желание на похоронах отразилось радостью на лице. Боже мой, какой позор! Возвращаясь с работы, Кораблин покупал бутылку водки, и к двенадцати часам выпивал её. Затуманенную спиртным голову кошмары не посещали, но утро заполняло отвратительное похмелье. Он уже не мог дождаться часа, когда можно будет выпить. Вместе с похмельем донимала боль в правой ноге, на которую не действовали никакие таблетки.
Одурманенный алкоголем засыпал, но часа через три просыпался. Спал он по-прежнему в зале на диване. Напротив желтел прямоугольник окна, закрытого оранжевыми шторами из тафты. К шторам он ленился прикасаться, и окно постоянно оказывалось занавешенным. Глаза привыкали к темноте, слева обрисовывались книжные полки, тяжёлые кресла, покрытые розовым плюшем. Лунный свет падал наискосок, темнота отодвигалась к правой стене, забиралась в сервант, книжный шкаф, заползала под телевизор. Кораблин лежал на боку с широко открытыми глазами, смотрел в зыбкий полусвет и думал о том, какой он гадкий человек. Память открывала сундучки с оттисками давно минувших событий. Кораблин видел себя высокомерным, заносчивым с товарищами. Вспоминал, как ради красного словца, сиюминутной славы остряка, мог унизить человека. Однажды, будучи технологом, в присутствии рабочих, назвал мастера, человека на двадцать лет старше его тупицей. Какую промашку совершил мастер забылось, и назвал он его не тупицей, а бестолковым. Про «тупицу» только подумал, но все прочитали его мысли, и поняли, как надо. Сейчас помнились растерянные глаза мастера и ехидное хихиканье помбура. От омерзения к себе Кораблин зажмуривался и отворачивался к стенке. Сон возвращался минут через сорок.
В середине сентября неожиданно позвонила Тамара, Антонова жена.
- Мы очень беспокоимся за тебя, Игорь, - говорила родственница. – Как ты? На похоронах у тебя был такой страдальческий вид, мы боялись заговорить с тобой. Ты извини, что долго не звонили, у нас проблемы возникли. Ты сам звони, хоть иногда.
Тамара проговорила едва не полчаса. Расспрашивала о детях, успокаивала, правда, о времени, которое всё лечит, не упоминала. Под конец разговора, намёками, виноватым тоном предостерегала от запоя.
Кораблин уже и сам понял – водка не спасает, невозможно быть постоянно пьяным. Ещё он подумал, кошмарами он наказывает себя. Кошмары доставляют ему страдания, и второе «я» таким своеобразным способом наказывает за то, что жив, а Оля умерла.
После разговора с Тамарой вернулся к столу. Водка вызвала отвращение. Повинуясь порыву, выплеснул в раковину и не выпитую рюмку, и остатки из бутылки.


С уважением, АПК
 
arthur_linnik Дата: Пятница, 16 Сен 2016, 16:37 | Сообщение # 89
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 364
Награды: 9
Репутация: 17
Коломийцев, Издавать будете?
 
Коломийцев Дата: Пятница, 16 Сен 2016, 16:54 | Сообщение # 90
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
arthur_linnik,
Предполагаю в будущем году издать отдельной книгой, но это желание. а возможности микроскопические.


С уважением, АПК
 
arthur_linnik Дата: Пятница, 16 Сен 2016, 17:12 | Сообщение # 91
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 364
Награды: 9
Репутация: 17
Коломийцев, Да, возможности...Издатель нынче такой, что копейки вложить в автора не желает. Коммерческие проекты определяются большим наплывом читателей(или покупателей, если точнее), но Ваша книга рассчитана на думающего читателя, а таковых, согласитесь, не столь много, как у "легко читаемых" романчиков
Будем надеяться, что всё у Вас получится.


Сообщение отредактировал arthur_linnik - Пятница, 16 Сен 2016, 17:13
 
Коломийцев Дата: Суббота, 18 Мар 2017, 14:01 | Сообщение # 92
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
Дачники

(отрывок из рассказа)

Владимир Григорьевич Ключников был крепким мужиком лет пятидесяти пяти с неувядаемым румянцем на щеках. Когда к нему прилипло прозвище «Помидор», он не помнил, возможно, в школе, а, может, позже, в армии. Как новые друзья-товарищи узнавали о прозвище, оставалось только догадываться. Почти всю свою жизнь Ключников проработал небольшим начальником – мастером, завскладом, механиком. С грехом пополам в своё время Владимир Григорьевич закончил восьмилетку и поступил в ПТУ, со временем окончил вечернее отделение техникума. Трудовую деятельность начал на котельном заводе, но работать на крупном производстве ему не нравилось, и, когда появились кооперативы, быстренько перешёл в один из них. В разговорах «за жизнь» Помидор нередко повторял, что умные люди устраиваются и при «социализьме», и при «капитализьме». Людей, не умеющих устраиваться, Помидор считал никудышными, и глубоко презирал. «Устроившись», Ключников клевал по зёрнышку, и знал меру, очевидно, поэтому дел с правоохранительными органами никогда не имел. Единственный сын Ключникова, не выдержав гнёта отцовского воспитания, давно покинул отчий кров, и связей с родителями не поддерживал. Человеком Владимир Григорьевич был бережливым, денег на ветер не бросал. На дачу ездил на доисторическом «Урале». Надо сказать, мотоцикл содержал в исправности. Заводился «Урал» «с полуоборота», и по хорошей дороге уверенно держал скорость в 70 километров, большего владельцу и не требовалось. Знакомцы, близких друзей Помидор отродясь не заводил, подшучивали:

- Григорьич, у тебя ж водятся деньжата, чего машину не купишь? Бабу свою простудишь, осенью, дождь, ветер, а ты её на мотоцикле прёшь!

Помидор фыркал и отвечал:

- Ништяк! Не нравится мотоцикл, пускай на трамваях ездиит. Ваши иномарки – одно баловство. Я на своём «Урале» за одну ходку поболе вашего увезти могу. А заради форсу деньги не трачу, я их не на машинке печатаю.

Деньги Помидор не печатал, и по возможности обходился без них. Участок имел увеличенный – 12 соток. К своим 6 прикупил столько же соседских. На расширенном участке разводили с супругой то, что даёт прибыль – помидоры и картошку. (Торговлей занималась Аксинья Фёдоровна). В страду – копка огорода, обработка картошки, Помидор нанимал бомжей. Расплачивался с ними «жидкой валютой». Для её производства держал в баньке «аппарат». Поскольку плата за электричество по счётчику увеличивала накладные расходы, будучи мастером на все руки, во время перегонки продукта цеплялся к электролинии «крокодильчиками». «Жидкой валютой» расплачивался и со сторожами. Охранял участок свирепого вида пёс по кличке «Джек». В отсутствие хозяина пса кормили сторожа, перекидывая пищу через забор. Благодаря Джеку, ночные посетители обходили владения Ключниковых стороной.

В августе Помидор разругался с соседями. На присоединённом участке росла персиковая слива. Бывший хозяин посадил дерево не совсем удачно. Слива разрослась, ветви её свешивались через забор. Вечерком супруги приехали накопать молодой картошечки, собрать побуревшие помидоры.

- Гляди-ка, три дня не приезжали, слива-то созрела! К соседям нападала, - сообщила супругу Аксинья Фёдоровна, обойдя участок.

- Вот, блин, я и забыл про неё, - ругнулся супруг. – Сейчас гляну.

Ветви гнулись под тяжестью зрелых плодов, на морковных грядках сквозь зелень ботвы желтели падалицы. Помидор подставил скамейку, перебрался через забор.

- Подай вёдра, - велел жене.

- Падалицу-то не бери, поди, сопрела.

- Ништяк, - отвечал практичный супруг. – Гнильцу обрежешь, повидлу сваришь. Чё добру пропадать.

Не обращая внимания на морковку, Ключников собрал всю падалицу, снял плоды с веток.
В выходной соседи попытались устроить скандал.

- Григорьич, - позвал сосед, подойдя к ограде. – Ты сливу собирал?

- Каку сливу? – изобразил удивление Помидор.

- Вот тут ты через забор перелазил, видно же.

- Ну и чё? – пошёл в наступление Помидор. – Моя слива, я и собираю. Думал, ветки на твою сторону выросли, так твоя?

- Да собирай ты свою сливу, нужна она мне. Ты зачем грядки мне потоптал!

- Вот горе-то, подумаешь, пару раз оступился. Сразу крик подымать?

- Да где ж, пару раз оступился? Смотри, сколько потоптал! Сказал бы, я бы собрал, да отдал тебе.

- Совести у тебя, Владимир Григорьич, нету, - вступила в разбирательство соседка. – Небось, кабы на твой участок зашли, да по грядкам потоптались, в драку бы полез.

- А ты попробуй, зайди, - хохотнул Помидор.

Переваливаясь на коротких ногах, на выручку к супругу поспешила Аксинья Фёдоровна. Подобно супругу Аксинья Фёдоровна имела приземистую равновеликую во всех измерениях фигуру, но, в отличие от Владимира Григорьевича, по-женски округлую. Туповатое лицо её со склеротическими жилками на одряблых, по-бульдожьи отвисших щеках приобрело сварливое выражение.

- И чё раскудахталась! Чё у тебя за морковка? Хвостики мышиные, а не морковка! Вот делов-то, на грядку наступили! Вот люди, за всякую ерунду скандалят. Ты морковку-то вырасти вначале, а потом ори.

Торжествуя победу, Кпючниковы занялись огородом.


С уважением, АПК
 
arthur_linnik Дата: Вторник, 04 Апр 2017, 03:47 | Сообщение # 93
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 364
Награды: 9
Репутация: 17
Коломийцев, Доброго Вам дня, Александр! Прочитал фрагмент. Неплохо бы весь рассказ увидеть. Вообще, вот меня, например очень интересует тема межчеловеческих отношений в нашем обществе. Вот такая исключительность "а-ля Владимир Григорьевич" встречается почти повсеместно. Достаточно сделать весьма деликатное замечание и тут же получишь "ответку". Конечно, в незнакомом месте, незнакомые люди ещё как-то могут адекватно вести себя, да и то с большой натяжкой, но вот соседи ...будто бес в них вселяется.
Кстати, что там у Вас с книгой?
 
Коломийцев Дата: Вторник, 04 Апр 2017, 12:00 | Сообщение # 94
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
Александр Коломийцев

Дачники
рассказ
(Начало)

Ольга Семёновна и Раиса Валерьевна ругались, опускаясь до матерков и переходя на личности. Ольга Семёновна – рядовая дачница, пенсионерка, Раиса Валерьевна – человек при должности, председатель дачкома. Человек при должности всегда прав, разговаривать с ним должно с благоговением, пенсионерка по скудости ума не понимала простых истин. Сегодняшней ночью неизвестные злоумышленники совершили набег на участок Ольги Семёновны и обобрали клубнику, гордость и рукотворное сокровище дачницы. Посягательство на взлелеянное неустанными трудами и заботами творение, Ольга Семёновна воспринимала подобно осквернению собственной чести и достоинства. Убитая нежданным горем жертва грабежа поведала о случившемся соседям, но, несмотря на трёхкратное повторение, давление в котле не спало, и Ольга Семёновна явилась к председательше высказать своё мнение о ворах, охране и правлении. Пришла не вовремя. Раиса Валерьевна чаёвничала с родственницей. Ваза с крупной сочной клубникой, стоявшая на столе, подействовала на посетительницу, словно красная тряпка на быка. С полуслова Ольга Семёновна перешла на крик, слова извергались сами собой, без всяких усилий с её стороны.

- Викторией лакомитесь! А я своим внучкам и ягодки сорвать не могу. Столько надсажалась, всю вёсну к деревне на выгон ходила, коровьи лепёшки собирала, все грядки на карачках обползала, каждую травиночку-былиночку повыдергала. А теперь что? Себе охрану на наши денежки поставила, а мы, значит, как хочите. Так, да?
Раиса Валерьевна в негодовании вскричала:

- Женщина, да вы кто такая? Что вам от меня надо?

- Ах, она меня ещё и не признала. Деньги собирать, так всех знат!

- Погодите, вы Ольга Семёновна? Вы так кричите, в ушах звенит, совсем с толку меня сбили. Вы толком расскажите, что с вами приключилось?

- Викторию ночью обобрали, чего не сорвали, то вытоптали. Вот чё приключилось. Нам на что такая охрана нужна – ворота стеречь, да участок госпожи председательши караулить.

- Знаете, нечего тут орать на меня. Сами виноваты. Я вам всем сразу сказала, три человека для охраны мало. Как один человек ночью за такой территорией уследит? Так вы деньги на охрану пожалели, а теперь виноватых ищете.
Распалясь, женщины наговорили друг другу кучу любезностей. Довольная собой, Ольга Семёновна отбыла восвояси.

Последнее слово осталось за ней, лицо украсила торжествующая ухмылка.
Остаток дня Ольга Семёновна приводила в порядок клубничные гряды, подрезала потоптанные кустики, рыхлила почву, поливала. Нервы её успокоились. Враг определился – председательша, которой она «задала перцу». Вечером появились новые слушатели, в лице ближних соседей – Виталия и Анны. Супруги были лет на 25 моложе пенсионерки, находились в возрасте между 35 и 40 годами. Виталий работал охранником в большом магазине, пышненькая Анна – продавщицей в ларьке. Ольга Семёновна несколько заискивала перед молодыми соседями, особенно перед Виталием, и в разговорах обычно поддакивала. Виталий иногда подвозил пожилую дачницу на своей «королле». Путь на дачу Ольга Семёновна проделывала тяжкий. Скорый – на трёх автобусах, более спокойный, но и долгий – на трамвае, потом на автобусе. Уезжала с дачи последним или предпоследним рейсом, когда автобусы бывали переполнены. В августе-сентябре, садоводы возвращались домой не с пучочками петрушки-укропа, а с набитыми сумками, езда в общественном транспорте превращалась в пытку, и снисходительная любезность Виталия приходилась весьма кстати. В огородных делах пенсионерке помогал старший сын, но работал Вадим на «северах», дома бывал наездами. Невестка, по её самоличному признанию, сады-огороды на дух не переносила, хотя всякие соления, изготовленные свекровью, кушала с большим удовольствием. У дочери была своя семья, матери помогала редко. Младший сын, Валентин, в 28 лет пребывал в холостяках, и «дача» в его представлении соединялась с «шашлычком и коньячком».

Анна полола морковку, Виталий, вооружённый пятилитровым опрыскивателем, боролся с колорадским жуком. Ольга Семёновна внимательно оглядела грушу, росшую у забора, потёрла костяшками пальцев подбородок, невзначай опёрлась об изгородь, и поведала Анне свои злоключения. С другого края участка откликнулся Виталий.

- За такие дела ноги выдёргивать надо.

- Или руки отрубать, - согласно поддакнула Ольга Семёновна.

- Если мои сливы обтрясут или картошечку выкопают, точно, и ноги повыдергаю и руки поотрубаю. Среди недели приехали, жука потравить, сколько бензина уходит. И какой-то урод выкопает мою картошку!

- Он с этой картошкой с апреля возится, - пояснила Анна. – В Интернете вычитал про какое-то снадобье, раствором специальным обмывал, торфом пересыпал, теперь не надышится на неё.

- А я ведь в милицию-полицию ходила, - продолжала Ольга Семёновна, с нетерпением ждавшая паузы.
Виталий хохотнул.

- Ну и чё менты сказали?

- А то и сказали, у нас тётка без твоей виктории забот хватает, охрану нанимай, пускай стережёт. Я им, вы бы, мол, сынки, на машине своей пару раз за ночь дачи объезжали, да хоть бы фарами для острастки светили. Дак куды там! Машин нету, людей не хватает, бензин пожгли. Чуток не взашей выгнали.

- Ну, а ты, Семёновна, чё хотела? Станут менты простым людям помогать? Ты б им отслюнила тысчёнок с десяток, они бы, может, подумали.

- Скажешь тоже, где ж я таки деньжища возьму? У меня пенсия полтыщи до десяти не дотягиват.

Ольга Семёновна поохала, занялась поливом. Из разговора соседей поняла, те после дачи собираются заехать к друзьям.

Выехав на трассу, Виталий глубокомысленно заметил:

- От этого ворья житья не стало. Ну, все воруют, от горшка два вершка, а туда же. Сегодня двух пацанов прихватил, шоколадки стырить хотели. Рассопливились, заканючили, чуть на колени не падали – дяденька, дяденька…

- И что ты, в милицию сдал?

- Да отпустил, пожалел. Мы, говорят, не воры, мы на спор. Ладно, чё уж там, зверь я, что ли.

Анна коснулась руки мужа, сжимавшей руль.

- Добрый ты у меня.

О том, что принудил воришек звонить родителям, чтобы те принесли по тысяче, сообщать жене Виталий не посчитал нужным.

Наталья говорил про себя: «Мы люди небогатые, но и не нищие. В гробу я видала горбатиться из-за ведра помидоров, да пары вёдер картошки. Белые люди на даче отдыхают, а мы чем хуже, негры, что ли?» Сажали, конечно, по грядочке петрушки, огурцов, лучка, десяток корней помидоров. Укроп сам произрастал. Зато на их даче имелся душ, лужайка и качели. Домик построили двухэтажный с застеклённой верандой на втором этаже. Не доставало только водоёма. На местную речушку Змеёвку Наталья ходить брезговала, но приходилось подчиняться желаниям детей. «Выгуливать» погодков – сына и дочку, Наталья обязала мужа. Сейчас погодки сидели на заднем сиденье старенькой «семёрки» и потихоньку ссорились. Заводилой выступала десятилетняя Светочка.

- Как приедем, на качелях качаться стану.

- Ну и качайся, а я купаться пойду, - отрезал старший брат.

- А тебя одного не отпустят.

- Тогда я смартфон возьму.

- Смартфон я возьму.

- Ты же качаться будешь.

- Ну и что. Я со смартфоном качаться буду. Ты у окошка сидишь, значит, я смартфон возьму.

- Не надо было вперёд лезть, сама бы у окошка сидела.

- Вот тебе.

Светочка ущипнула братца, ответом послужил тычок локтём. Завязалась толкотня с вскриками и всхлипами. Сенбернар Жужа, восседавший у левого окна, повернул голову, осуждающе посмотрел на молодых хозяев. Мир установил отец.

- Не прекратите, высажу, и пешком пойдёте.

Выбоины сменялись колдобинами. Сотоварищи-соперники по езде с препятствиями усиливали нервозность, детская грызня раздражала.

- Давай не будем портить друг другу настроение.

Наталья жила предчувствием отдыха. Сейчас примет душ, расстелет на лужайке плед, бездумно полежит часок. На два дня можно отрешиться от нервотрёпки, гонки за химерами, бесконечного напряжения – не случится ли что-нибудь с детьми, не начнутся ли сокращения. Просто лежать и смотреть на облака, заходящее солнце.
Мимо проплыла бетонная стена стройбазы, пыльные тополя с серыми листьями, стая бездомных собак с высунутыми языками, тряхнуло на последней рытвине, машина пошла ровно. Глава семейства Георгий предвкушал, как удивит детей нежданным подарком. В багажнике лежала коробка с радиоуправляемым вертолётом. Он даже улыбнулся, представив ликование детей.
В редком сосняке резвилась местная детвора.

- И как родители отпускают детей так далеко от дома. Столько всяких уродов развелось. Да разве удержишь ребёнка в четырёх стенах?

Георгий свернул с трассы, через полсотни метров подъехал к воротам, показал пропуск сторожу. Их участок находился в глубине дачного посёлка, на боковой уличке.
Жужа, обрадованный свободе, носился взад-вперёд, дети с визгом догоняли пса. Георгий выкладывал из багажника поклажу. Наталья окликнула мужа.

- Гоша, ты, что не запер калитку? Какой ты рассеянный.

- Ничего подобного, я всегда запираю. Это ты, наверное, за чем-нибудь возвращалась, торопилась, и забыла закрыть.

Георгий не успел запереть машину, в глубине дворика раздался крик жены.

- Да у нас кто-то был! Гоша, я боюсь, Гоша!

Георгий соображал быстро, схватив монтировку, благо, багажник не успел закрыть, бегом бросился к дому. Дверь открывали варварским способом с помощью гвоздодёра. Злоумышленники давно убрались, оставив после себя следы Мамаева нашествия. Из ценных вещей пропали телевизор и переносная газовая плитка. Наталья поставила на ножки опрокинутую табуретку, села, опустив руки на колени.

- Я здесь не останусь, поехали домой. Я понимаю, украли, но курочить зачем?

Георгий ходил кругами по кухоньке, сжав кулаки и бранясь сквозь зубы. Успокоившись, присел на стол.
Как многие нерешительные, даже слабовольные люди, Георгий из кожи вон лез, дабы выглядеть твёрдым, предприимчивым мужиком. Посему, скрывая очертания безвольного рта, поджимал полные губы, напрягал скулы, говорил сурово и отрывисто. Внутренне содрогаясь, принимал решения, соответствующие облику настоящего мужчины. Но душевный склад не позволял довести задуманное до конца, в результате выходило нечто раздвоенное, ни к чему не годное. Как, если бы сидя в лодке, одним веслом грёб вперёд, другим – назад. Стараясь привить детям черты, которых не имел сам, играл перед ними роль «сурового отца», за что получал нарекания от жены. В мужском обществе, насилуя себя, поддерживал мнения жестокосердные, безжалостные, даже те, которые считал неверными. Но вся жестокосердность и безжалостность с его стороны исходила в болтовне.

- Ладно, поехали. По дороге заедем в милицию, напишем заявление, хотя бесполезно, но всё-таки.

Настроение испортилось у всей семьи, даже дети притихли и сидели молча. Вертолёт вернулся в багажник. У сторожа Георгий узнал адрес опорного пункта местного участкового. Наталья в полицию не пошла, осталась сидеть в машине.
Муж общался с участковым полчаса. Вернувшись, пристегнулся, с тяжким вздохом положил руки на руль.

- Никого они не будут искать. Участковый на меня, как на осеннюю муху посмотрел. У него таких заявлений пачка лежит.

- Ты-то написал?

- Написал, конечно, толку-то. Ущерб и до десяти тысяч не дотягивает. Они такой чепухой не занимаются. Я ему – новый телевизор, хотя переносной, больше десяти тысяч стоит…

- А он что?

Георгий махнул рукой.

- В общем, спасение утопающих, дело сами утопающих. К чему только такое спасение приведёт? Завтра замок куплю, брусков, приеду, дверь отремонтирую, приберусь.

- Ладно, не переживай. Я вот подумала, все живы, здоровы, и, слава богу. Остальное мелочи.

Георгий покосился на жену. Настроение у Натальи сменилось, лицо уже не выглядело, словно наступил конец света.


С уважением, АПК
 
Коломийцев Дата: Вторник, 04 Апр 2017, 12:03 | Сообщение # 95
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
arthur_linnik,
Владимир, Вы у меня единственный читатель. Как-то в пустоту и выкладывать текст желания нет. Книгу я выпустил в конце года, попал в какую-то акцию.


С уважением, АПК
 
АНИРИ Дата: Вторник, 04 Апр 2017, 13:33 | Сообщение # 96
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
я тоже теперь буду читать. У вас очень сочно и точно получается. И просто здорово

Чуть в сторонке
 
Коломийцев Дата: Вторник, 04 Апр 2017, 13:46 | Сообщение # 97
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
АНИРИ,
Спасибо на добром слове, я стараюсь.


С уважением, АПК
 
АНИРИ Дата: Вторник, 04 Апр 2017, 14:20 | Сообщение # 98
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
Рассказ об умирающей жене -такой жуткий. Но такой точный

Чуть в сторонке
 
Коломийцев Дата: Среда, 05 Апр 2017, 07:40 | Сообщение # 99
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
[size=16]Дачники[color=blue]

(Окончание)

Ближний перекрёсток загородила крикливая сходка. Ключников матюгнулся сквозь зубы, остановил мотоцикл. Подойдя к собранию, спросил недовольно:

- Чего галдите? Проехать дайте.

Ответили вразнобой.

- Воруют…

- Дачи обносят, вот, обсуждаем.

- Тебе хорошо, у тебя, вон, какой сторож.

Семёновна, баба голосистая, перебивала всех:

- Кого зазря галдеть! Мужики вы, или нет? Собрались бы, поймали, да накостыляли так, чтоб неповадно было. Кого ждать-то? Кто нам поможет?

Мордастый Виталий с хохотком кивнул на Помидора:

- А вот у Григорьича Джека взять, да с ним и ловить ворюг.

- А он тебя самого не загрызёт? Ворюг этих надо, как крыс отвадить. Был у меня случай. Крысы на складе развелись, ничё не помогало, и капканы ставил, и травил, их только больше и больше становилось. Вот мне и посоветовали. В ловушки изловил трёх штук, в мешок посадил, бензином облил, да поджёг. Визжали, хоть уши затыкай. С тех пор все ушли. Вот и с этими крысами также надо. Парочку отловить, да вломить так чтоб визжали до потери пульса, другим наука будет, в другой раз не сунутся.

- Ну, это вы уж того! – пробормотала молодушка, кутавшаяся в наброшенную на плечи куртку.

- Дядя зло шутит, Наташа, - успокоил женщину муж, положив супруге ладонь на плечо. – Со злости чего не скажешь. А, действительно, - продолжал, обращаясь к собравшимся, - собраться, кто может, в отпуске, или отгулы возьмёт, или успеет утром на работу добраться, посторожить, да поймать этих негодников да в милицию сдать.

- Посторожить придётся, куда денешься, - согласился Виталий, - а ментам сдавать… - Виталий насмешливо фыркнул. – Своими силами обойдёмся, надёжней будет.
Сходка пошумела с полчаса и разошлась, не придя ни к чему конкретному, приняв расплывчатое решение сторожить с завтрашней ночи, кто сможет.

Дабы не обнаружить себя, машины оставили у ворот, под присмотром сторожей. Сами схоронились под кустами шиповника. Вадим, приехавший на побывку, добрался с Виталием. Вадим виноватил себя перед матерью за редкую помощь. Приехав на побывку, заглянул в отчий дом, подивился грудам помидор на подоконниках. Оказалось, спасу нет от ворья, чуть побуреют, тут же прибирают. Теперь кающийся сын готов был «бошки поотрывать» материниным обидчикам. Виталий горел жаждой мести. На днях выкопали десятка полтора кустов «картошечки», такого кощунства самодеятельный аграрий стерпеть не мог. Выкапывать картошку пора не пришла – и ботва зелёная, и кожура тонкая, не загрубела. При копке, перевозке побьётся, до Нового года не долежит – сопреет. Гоше, словно разболевшийся зуб, не давал покоя Наташин взгляд. Тогда, после ограбления, Наташа приехала на дачу вместе с ним. Он чинил дверь, жена мыла с содой пол, окна, стены. Он удивился – стены-то, зачем мыть? Наташа посмотрела жалостно, виновато, ответила с надрывом:

- У меня такое чувство, будто над нашим домиком надругались.

Такой взгляд любимой женщины не забывается.

Помидор, вкупе с верным сторожем, включился в предприятие из практических соображений. На сходке одна дачница, имени её не знал, та обреталась далеко от его участка, пренебрежительно отозвалась о Джеке:

- Что с того, собака дачу стережёт? Псина не человек, хоть волкодав, хоть дворняжка. Сосиску с отравой бросят, и все дела. Был сторож, и нету сторожа.

Подумалось, глупая баба правду говорит. Сам приучил Джека брать еду из чужих рук.
Кошачий визг заставил вздрогнуть. За забором послышалась возня, Джек вскочил на ноги, зарычал, готовый броситься наводить порядок. Помидор успокоил пса, через несколько минут возня стихла. Ветерок шевелил листья груши, росшей у забора, несколько плодов с шумом упали. Вадим пошарил в кустах, нашёл одну, принялся есть. Виталий недовольно прошипел:

- Тише ты, чавкаешь, за сто метров слыхать.

- Вкуснятина, - отозвался северянин.

Как не стерегли тишину, скрип калитки прозвучал неожиданно. Метрах в двадцати наискосок через уличку скользнули три тени. По телу Гоши прошла мелкая дрожь, и само оно покрылось липким потом. Последний раз Георгий дрался в двенадцатилетнем возрасте, и хотя вышел победителем в той давнишней драке, воспоминания о ней вызывали неприятное чувство.

- Чё зубами стучишь? Боишься, что ли? Не боись, нас больше, - прошептал в ухо Виталий.

- Тише вы, - шикнул Помидор, взявший на себя начальствование. – Пошли!

Вадим распахнул калитку, Помидор спустил собаку, выкрикнув:

- Взять!

В неразберихе Виталий с Вадимом погнались за одним злоумышленником, второго взял Джек, третий, давя помидоры, огурцы перемахнул через забор на другой участок. Ключников отогнал пса, поднял за шиворот ночного грабителя, потащил к калитке. Второму удалось сбежать. Ударив ногой в пах Виталия, примеривавшегося к избиению, шустрый ворюга дёрнулся из рук Вадима, врезал по челюсти, и был таков.

- Ну, а ты чё столбом стоял? Сопля, блин.

Морщась от боли, Виталий обругал Гошу, от нерешительности не знавшего, что делать. Ключников стращал пленника.

- Гляди мне, побежишь, пса натравлю, разорвёт, как Тузик грелку.

Оклемавшийся Виталий жаждал мести. Свалив пленника наземь, принялся топтать ногами. Тот не сопротивлялся, лежал, скрючившись, закрыв руками лицо.

- Будет тебе, - хладнокровный Ключников остановил свирепеющего с каждым ударом напарника. – Держите покрепче, чтоб и этот не сбёг, сейчас устрою гадёнышу экзекуцию.

К Виталию с Вадимом вернулось спокойствие. Покуривали, поплёвывая и стряхивая пепел на поверженного противника. Ключников, уже без пса, вернулся через четверть часа, сжимая в руке какой-то предмет. Присев на корточки, Помидор поставил предмет на землю, им оказалась ручная газовая горелка. Повозившись пару минут, щёлкнул зажигалкой, синеватое пламя, распространяя тепло, ровно гудело.

-Чё стоите? – Помидор снизу вверх посмотрел на сообщников. – Держите его, руку придавите.

Вор дёрнулся, попытался подняться, завопил:

- Мужики, вы чё, рехнулись!

Вадим пнул в спину, придавил коленом, Виталий наступил на левую руку, ближнюю к Ключникову. Струя пламени упёрлась в человеческую плоть, вызвав конвульсии. Вор задёргался, завопил благим матом.

- Да держите вы его, - выкрикнул Помидор, правой рукой ухватил за волосы истязуемого, вдавил лицо в землю.
Царапая губы, нос, щёки, давясь попавшей в рот землёй, мусором, грабитель пытался вывернуть лицо, но ухватистая мясистая ладонь держала крепко.

Пахнуло горелым человеческим мясом. Гоша, прижав руки к груди, округлившимися глазами смотрел на инквизиторскую пытку. Лёжа на диване, подобные сцены он наблюдал сотни, тысячи раз. Реальная кровь, пытки, смерть воспринимались ирреально. Он не участник, он – созерцатель. Зло наказывалось злом. Несоразмерность этого второго зла, выступившего возмездием за первоначальное, требовало морального оправдания, иначе они – преступники. Какой же он, любящий, заботливый муж и отец, преступник! Так ему, сволочюге, и надо, не будет рот на чужое добро раззевать. Сколько они крови попортили. Сколько из-за них слёз пролито. Так его, так! Другим неповадно будет. Наташке он ничего не расскажет. Не стоит ей знать об изнанке жизни, крепче спать будет.
Вымышленные действа щекотали нервы, яви воспротивилось само естество. Зажимая ладонями рот, Гоша бросился к кустарнику.
Вадим отпрянул в сторону.
Захваченный общей идеей – «крыс надо наказать», он поступал, как все, не отдавая отчёта в собственных действиях. Звериный вопль страдания, ужаса отрезвил и вернул контроль над собой. Он хотел накостылять, чтоб красной юшкой умылся. Но жечь живого человека…

- Вы чё, мужики, хорош, припугнули и хватит! Рехнулись, что ли? – решительно шагнул к озверевшему кату, рванул за плечо. – Прекрати немедленно, в милицию сообщу.

Помидор, злобно ощеряясь, поднял руку с горелкой, направил пламя в лицо.

- Рот закрой, слюнтяй! Иди и не вякай! Ты сам участник, вместе на нары пойдём. Станешь вякать, где, мы дачу твоей мамки сожжём вместе с ней, понял, нет? Или ты на свои севера больше не поедешь?

Бормоча ругательства, Вадим пошёл прочь от творимого на его глазах кошмара.
Виталий, оскалившись злобным псом, выпучив глаза, давил дёргающееся тело в землю. Чужая боль хмелила Ключникова, гримаса извращённого наслаждения обезобразила лицо. Пламя калечила человеческое тело.

- Давай другую руку, эта готова, - шумно, прерывисто дыша, палач отодвинулся в сторону.

- Слушай, он, кажись, того, крякнул, - испуганно проговорил Виталий.

Ключников перевернул вора на спину. Тот лежал, не шевелясь, с закрытыми глазами, с искажённым страданием лицом. Помидор проверил пульс, склонившись, послушал дыхание.

- Не, кажись, живой, сомлел только. Ты, вот, чё. Подгони машину, увезём, куда подальше.

Через четверть часа бесчувственное тело, с замотанной тряпкой рукой, затолкали в багажник «короллы». Содеянное доходило до сознания Виталия, вселяя в него испуг. Исступление исчезло, на его место пришла холодная злоба. Покажет этот урод на них, и прямая дорога на зону. Своё добро и защитить нельзя.

- Вместе поехали, я как его один выволоку. Слушай, очухается, ментам нас сдаст. Придушить его, что ли?
Помидор сплюнул, матюкнулся, устроился рядом с водителем.

- Посмотрим.

Машина рванула с места, торопясь избавиться от ужасного груза.

2016


С уважением, АПК

Сообщение отредактировал Коломийцев - Среда, 05 Апр 2017, 07:41
 
АНИРИ Дата: Среда, 05 Апр 2017, 08:35 | Сообщение # 100
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
странно, что это окончание. Хотя, в принципе - может быть

Чуть в сторонке
 
Литературный форум » Наше творчество » Авторские библиотеки » Коломийцев Александр
  • Страница 4 из 5
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • »
Поиск: