[ Обновленные темы · Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 5 из 5
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
Литературный форум » Наше творчество » Авторские библиотеки » Коломийцев Александр
Коломийцев Александр
arthur_linnik Дата: Среда, 05 Апр 2017, 08:35 | Сообщение # 101
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 364
Награды: 9
Репутация: 17
Коломийцев, Да-а-а. Весьма прискорбный сюжет, но... ничего тут не поделаешь - это жизнь, уродливо-циничная жизнь. Такие рассказы нужно печатать для предоставления пищи для разума. Уверен, мнения насчёт героев раздвоились у многих читателей. Одни сочтут Ключникова героем, другие будут на стороне Вадима, да и женщины вызывают разные чувства.
Я уже когда-то высказывался на каком-то форуме, что такие вот рассказы надо публиковать на газетных страницах, заместо обильно оплаченной рекламы. Но, увы, газеты отражают интернет-страницы, обозвав сие "дайджестом".
Как-то встретил "типа анонса". Там некий газетный сайт (на стану его называть по этическим соображениям) призывал всё самое крикливое и злободневное высылать им и они будут размещать "жаренные фактики" на интернет-пространстве. Я тогда послал электронное письмо в котором написал, что газете неплохо было бы нанять репортёров и работать в живую с людьми . Они мне ответили, что у них слабое финансирование.
Чёрт-те что твориться! Всё в нашей жизни не выгодно? Так ли? Или неохота? Не всё же надо мерить рублём. Я вот как-то так понимаю.
 
АНИРИ Дата: Среда, 05 Апр 2017, 08:46 | Сообщение # 102
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
Cейчас даже на лит сайтах мало кто читает длинную прозу. Как это - "многобукаф". Концентрата все хотят, да чтоб сразу в мозги.
Кстати, я читала в комментариях автора, что все выкладывается в пустоту. Это неправда, люди все же читают. не у всех есть время реплику кинуть, это да.
Но ваши вещи, раз поймав, уже не читать невозможно. Я подсела :)


Чуть в сторонке
 
Коломийцев Дата: Среда, 05 Апр 2017, 09:11 | Сообщение # 103
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
Сегодня прочитал в Фейсбуке рассказ одной девушки, как в питерском метро на глазах сотен людей человек умер от инсульта. Всем было некогда. Она пыталась помочь, но даже когда в конце концов, прибыла скорая, толпа мешала санитарам выносить больного. Носилки слишком громоздкие... Вот такая она, жизнь наша.

С уважением, АПК
 
АНИРИ Дата: Среда, 05 Апр 2017, 09:15 | Сообщение # 104
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
я читала на одном из сайтов не менее страшную вешь. У нынешних детей - в реале жизни нет, для них настоящая жизнь - в виртуале. Там любовь, там знания, приключения. Там мир.
А реал - призрачен и навязчиво не нужен.


Чуть в сторонке
 
АНИРИ Дата: Среда, 05 Апр 2017, 22:59 | Сообщение # 105
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
Прочла рассказ БИЧ. У вас необыкновенный слог -терпкий, емкий. Видишь все воочию, в деталях.
Спасибо впечатление потрясающее


Чуть в сторонке
 
Коломийцев Дата: Четверг, 06 Апр 2017, 09:48 | Сообщение # 106
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
АНИРИ,
Спасибо, Ирина, Вы меня захвалили. БИЧ в году 10-м выбился в лауреатство на конкурсе БЕЛАЯ СКРИЖАЛЬ.


С уважением, АПК
 
АНИРИ Дата: Четверг, 06 Апр 2017, 09:50 | Сообщение # 107
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4536
Награды: 36
Репутация: 62
:)
Я, когда не нравится, просто молчу. А вот выступать начинаю от впечатлений. Читать буду и дальше, просто очень времени мало. В закладки поставила тему.
Я тоже пытаюсь писать. Только графоманя совсем. Так и учится еще буду параллельно


Чуть в сторонке
 
arthur_linnik Дата: Суббота, 08 Апр 2017, 04:15 | Сообщение # 108
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 364
Награды: 9
Репутация: 17
АНИРИ, Извините за "влаз", но хотел бы пожелать Вам, не упоминать слово "графоман" для оценки себя.
 
Коломийцев Дата: Суббота, 03 Фев 2018, 11:44 | Сообщение # 109
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
Александр Коломийцев

Обида

Рассказ

Костя Никифоров смотрел с седьмого этажа на беснующуюся вьюгу. Злой ветер сёк мелким колючим снегом стекло. Фонари освещали белое бурлящее месиво, закрывавшее землю. На душе у Кости было также скверно, как за окном. Костя переживал тяжкую обиду. Обиду нанесла любимая женщина, его жена. Оказалось, любимая женщина давно его не любит, как жить дальше Костя не знал. Обида была по-детски жгучей, заполняла все мысли и заставляла думать только о ней – обиде – и растравляла самоё себя. Горячее весеннее солнце, растапливая снег, обнажает «подснежники», которым место в мусорных баках, на свалках, а не на тротуарах и газонах. «Подснежники» копились всю зиму под белым покрывалом, создававшим благостную картину. Сегодняшняя непереносимая обида насыпала соль на раны и вызвала к жизни давнишние обиды и обидки доселе закрытые пеленой забвения.
Сколько раз из необъяснимо неожиданного желания ощутить теплоту её тела, поделиться нежностью, он пытался обнять её, но она отбрасывала с плеч его руку. И как отбрасывала, со злобой и раздражением! На Новый год духи подарил – не понравились! А он битый час их в трёх магазинах выбирал, продавщицам надоел, а ей, видишь ли, не понравились – приторные. Конечно, всякие брюлики-бриллианты понравились бы. Так надо было не за него замуж выходить, а какого-нибудь «папика» подыскивать.
Да и вообще, любит ли она его?
А летом с рыбалкой, как получилось! Он собирался устроить праздник, а вышел скандал. На настоящую рыбалку нужно ездить на машине, которой у Кости не было и в обозримом будущем не предвиделось. За квартиру бы когда-нибудь рассчитаться, какая уж тут машина. Поэтому довольствовался «процессом», и проделывал путь частью на автобусе, частью пешком. Да и выбирался-то раз-другой в месяц. В тот раз кроме обычных окушков да ершей попались две приличные сорожки и настоящий окунь побольше ладони величиной. За столько времени, наконец-то, возвращается с настоящим уловом. Душа Кости ликовала. Сидя в автобусе, предвкушал, как почистит улов и сварит уху. Вначале сварит мелочь и ершей, потом уже забросит крупную. Сварит, конечно, сам. Женщинам доверять нельзя. У них получается не уха, а рыбный суп. По приезде домой, наскоро перекусил, и взялся за чистку рыбы. По правде говоря, окуней надо было обложить мокрой травой, в этом он сплоховал. За дорогу чешуя подсохла и при чистке разлеталась по всей кухне. Для ухи нужны перья лука и укроп. Дома зелени не оказалось. Он всего-то и попросил Надюшку сходить в магазин. Магазин рядом, даже улицу переходить не надо. Сбегать – минутное дело. Что началось! Его ёршики ей гадки, вся кухня чешуёй загажена, а от мерзкого запаха дышать невозможно. Из-за него она сегодня не выспалась. Он-то думал, она радуется вместе с ним, оказалось он ей гадок. Улов отправился в мусорку, а рыбак со стиснутыми зубами рухнул на диван.
А сегодня, как она выразилась!
- Да помолчи ты. Дай знающему человеку объяснить.
Какой у неё был пренебрежительный голос, и какое отвращение читалось на лице!
Муж её подруги объяснял, как укладывать плитку (тоже, великий специалист). Но он-то тоже кое-что понимает. Два вечера в Интернете просидел. Неужели ему своё мнение иметь нельзя. Как она могла так сказать, да не сказала, а прикрикнула, будто он придурок какой-то, ничтожество, которое и рот открыть не смеет.
Про плитку в ванной говорили с осени. Наконец, на длинных выходных в январе купили. Пока выбирали, перессорились. Оказалось, у него нет никакого вкуса.
Самый глупый ёжик знает – перед тем, как клеить плитку, стену обязательно нужно подготовить. Он три вечера заделывал каждую щербатинку, заглаживал каждый пупырышек, ровнял вогнутости и выпуклости. И тут какой-то умник начинает объяснять то же самое. Ну, как такое слушать?

С этим Костей жить вообще невозможно стало. Злится из-за всяких пустяков. Возомнил о себе, бог знает что. Люди в гости пришли, интересно, не интересно, из вежливости дай человеку высказаться, нет, лезет свои познания показать. Надо же, какой он умный. То с нежностями привяжется, как понять не может, женщина не всегда к ним расположена. И обижается, и обижается. Она для него не жена, горничная, домработница, наложница должна всем его прихотям потакать. Рыбалка ему нравится. И в мыслях не держит, что ей по ночам вставать приходится. Только задремала, на тебе, муженёк решил отдохнуть в своё удовольствие. Хоть бы собирался потихоньку, так нет же, то грохнет чем-нибудь, то уронит. Он целый день на природе проводит, она ещё ради его прихотей должна по магазинам бегать. Нет, чтобы помочь, посуду хоть разок перемыть, да ванну вычистить. Разобиделся, два дня не разговаривал.

Костя отошёл от стены, сел за стол. Переживая обиды, думал думу, как жить дальше, как вести себя с женой, которая, как оказалась, ни капельки его не любит, и даже презирает. В чашку с остывшим чаем были готовы капнуть скупые мужские слёзы.
Дверь на кухню приоткрылась, в проёме стояла жена. По лицу бродила загадочная улыбка, глаза поблёскивали. Жена, не говоря ни слова, поманила пальцем. Костя, ругая себя за бесхарактерность, вот, пальцем поманила, он и растаял, поднялся, пошёл следом за женой.
Маленький человечек, покачиваясь, шёл на двух ножках, падал на четвереньки, сопя и пыхтя от усердия, поднимался и ковылял дальше. Счастливые супруги в обнимку, с благостными улыбками стояли на пороге комнаты, смотрели на чудо. Головы повернулись, взгляды встретились, губы нашли друг друга.

2017


С уважением, АПК
 
Коломийцев Дата: Воскресенье, 21 Окт 2018, 09:16 | Сообщение # 110
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
Александр Коломийцев

Странности судьбы
рассказ

Над городом властвовал июль. На клумбах, цветочных кашпо голубели анемоны, краснели петунии, желтели лилейники. Но запах цветов не радовал горожан. Воздух наполняли выхлопные газы автомобилей, чад от горелого мяса и жаровен, на которых черноусые гости города готовили пищу для местных жителей, и ещё бог весть чем, удушливым и пыльным.
Игорь прижался к окаёмку, остановил машину, поглядев в левое зеркало, выбрался наружу. Ирина удивлённо посмотрела на спутника:
- Ты куда?
- Пять секунд! – ответил Игорь небрежно. – В банкомат загляну, надо малость наличных снять.
- Зачем они тебе, ты же карточкой рассчитываешься, - капризно проговорила девушка. Неожиданная остановка раздражила её. Попеняв спутнику, тут же добавила: - Мороженое купи, с шоколадной крошкой.
- Вот видишь, а сама спрашиваешь, зачем наличные. Мороженое по карточкам не продают.
Банкомат пустовал, но пришлось ждать. Толстая тётка с застывшим выражением на лице «Не замай, а то укушу!», побоялась, что наличные закончатся, и, мимоходом оттолкнув в сторону неторопкого молодого человека, тяжело сопя, ворвалась в павильончик. Неторопкий молодой человек считал неприличным толкать людей локтями, тем более женщин. У определённого разряда граждан вежливость признаётся слабостью. И те, и другие разряды глубоко презирают друг друга. «Бабища», по определению Игоря, очевидно, не помнила пин-код, искала в сумочке, раздувшейся о т всякого барахла, записную книжку, потом долго листала её, получив деньги, пересчитывала купюры, изучив все циферки и буковки на чеке, бросила его на пол, и тот улёгся на ковёр из таких же бумажек.
«Зачем люди заказывают чек, если тут же выбрасывают его, хоть бы комкали да в урну бросали. И вообще, не проще ли смотреть баланс на экране».
Игорь был приверженцем рассудочного образа жизни, не терпел беспорядка, пустых и бесполезных слов и поступков.
У ларька, приткнувшегося рядом с автобусной остановкой, стайка молоденьких девушек в лёгких коротких платьицах выбирала мороженое, сообразуясь со своими денежными возможностями. Выбор затягивался. Игорь терпеливо ждал, скрашивая ожидание созерцанием девичьих тел. Наконец, девушки упорхнули. Себе Игорь взял обыкновенный пломбир, Ире, как та и просила – с шоколадной крошкой. Сунув пакетики в окошко своей спутнице, нагнулся к зеркальцу, оправляя разметавшиеся волосы. Из уличного гама вырвался окрик, наполненный злобным торжеством:
- Попался, негодяй!
«Кто-то с кем-то скандалит» - успел подумать Игорь, но нахрапистый рывок за плечо дал ясно понять – окрик адресовался именно ему. Молодой человек обернулся, ожидая услышать восклицание: «Ой, извините, обозналась!». Но он ошибся. Нос к носу столкнулся с разъярённым женским лицом, покрытым капельками пота.
- Чо думал, не узнаю? А я вот сщас полицию позову, так будешь знать, как людей грабить, заявление ещё вчера написала.
С некоторым замешательством Игорь спросил:
- Вам что от меня надо-то, ничего не пойму.
- Ишь ты, деловой какой, ничо он не поймёт, чо от меня надо! – визгливо орала тётка. – У-у, глаза бесстыжие! Сумочку верни.
- Какую сумочку? Вы толком объясните, в чём дело.
Игорь пребывал в растерянности, пытаясь сообразить, что к чему. Оглядывались прохожие, добавляя нервозности.
- Какую сумочку! – передразнила тётка. – Которую отнял вчера. Ишь, хитёр бобёр, постригся, побрился, думал, не узнаю, не на таковскую напал. Отдавай сумочку, сказала!
- Вы с ума сошли! – воскликнул Игорь, дело прояснялось. Какой-то гоп-стопник отнял у женщины сумку, и та приняла его за грабителя. – Вы обознались, не брал я вашей сумочки.
Левой рукой тётка вцепилась в рубаху, правой готовилась нанести удар пакетом, наполненный чем-то тяжёлым. Одной рукой Игорь пытался освободить рубаху, второй перехватил занесённую для удара руку. Оголтелая тётка заслуживала трёпку, но Игорь не поднимал руку на женщин, хотя в душе считал, что, по крайней мере, половина из представительниц прекрасного пола являются порядочными стервами. Но даже ни одну порядочную стерву он ни разу в жизни не ударил.
- Вы сумасшедшая, вы поглядите на меня, я обеспеченный человек, с какой стати я буду воровать сумки. Говорю вам, вы обознались.
Попытки образумить бузотёрку успеха не только не имели, но ещё более воспламеняли её. Она обернулась к остановке, небольшая толпа на которой с интересом наблюдала за представлением.
- Люди добрые, глядите, вора поймала! Полицая зовите!
Игорь понял, как владелец дорогой иномарки, сочувствия у пассажиров общественного транспорта не вызовет. Как бы какой-нибудь доброхот не поспешил на помощь жертве грабежа. Положение складывалось хуже губернаторского. Тётка не унималась, кричала ему в лицо:
- Так вот, как вы, богатенькие, развлекаетесь, бедных людей грабите!
С ужасом Игорь представил, как его приведут в отделение, начнётся разбирательство, которое, принимая во внимание настырность скандалистки, не известно, чем закончится. Позора не оберёшься. Надо было любыми способами прекращать этот кошмар.
- Послушайте, давайте уладим миром. Сколько стоит ваша сумочка. Я вам всё оплачу, только оставьте меня в покое.
Выражение на лице женщины претерпело несколько изменений. Из озлобленного оно превратилось в недоверчивое, затем удивлённое, которое сменилось хитроватым.
- Сумочка тыща, да в ней полторы лежало, - ответила тётка, и прикусила губу, запоздало сообразив, что можно было назвать и сумму побольше.
- Хорошо, - не спорил Игорь, - вот вам три тысячи. В расчёте?
- Ой, вспомнила, у меня ещё мобильник лежал, помада, платочек…
- Только не говорите, что мобильник десять тысяч стоит. Вот вам ещё тысяча.
Бормоча что-то под нос, тётка взяла деньги, пошла на остановку, но с полпути вернулась.
- А ещё за моральный ущерб, - хитро проговорила она, и добавила: - Я ить номер машины-то запомнила.
Пострадалец скандала надеялся отделаться двумя-тремя тысячами, но коготок увяз, всей птичке пропасть.
- О, господи! - Игорь, готовившийся захлопнуть дверку, достал кошелёк, вынул тысячную, протянул вымогательнице.
Плюхнувшись на сиденье, разоблачённый грабитель глубоко вздохнул и закрыл глаза.
- Это что сейчас было? – с робостью спросила спутница.
- Хотел бы я знать. Тётка меня с кем-то перепутала, - звенящим от злости голосом, ответил Игорь. – Ч-чёрт, да это, наверное, новый вид разводки.
Игорь повернул ключ зажигания, готовясь тронуть машину с места, но девушка остановила его.
- Погоди, успокойся. Ты в таком состоянии, врежешься во что-нибудь. Открой мне пакет, пожалуйста, у меня не получается.
- Вот ещё, - проворчал молодой человек, которому хотелось поскорей убраться с места своего позора. – Надо вот за эту полоску тянуть, - открыв пакет, Игорь протянул мороженое спутнице.
- Я знаю, только у меня всё равно не получается. Сил, наверное, не хватает.
Несколько минут прошло в молчаливом поедании мороженого. Прищурив левый глаз. Ира искоса посмотрела на спутника.
- Не знала, что тебе в жизни адреналина не хватает. Выбрал бы способ поприличней. С парашютом бы прыгал, что ли.
- Какой парашют, с какой стати я должен с ним прыгать, и вообще, я высоты боюсь.
- Я понимаю, нудная работа, хочется нервы пощекотать. Но это же подсудное дело. Или в этом фишка и заключается?
Игорь воззрился на спутницу оскорблённым взглядом.
- Ты прикалываешься? Что ты, в самом деле, неужели поверила, что я её ограбил?
- А зачем тогда откупился от неё? Как-то я не замечала, чтобы ты деньгами просто так швырялся.
Игорь откинулся на спинку сиденья, глубоко вздохнул.
- Как ты не понимаешь. Что деньги! Скандала не хотел. Представь, привели бы меня в милицию, началось разбирательство, на работу сообщили, позора не оберёшься. Бешеную собаку лучше обойти стороной, а не вступать с ней в схватку.
- Теперь говорят – полиция.
- Какая разница, милиция- полиция, что там менты, что там. Связываться с ними не хочу, себе дороже выйдет.
- Она, почему обозналась? Может, у тебя брат-близнец есть?
- Что спрашиваешь, прекрасно знаешь, что у меня только сёстры. Я, конечно, допускаю, что у меня может быть внебрачный брат, но не близнец. Обозналась тётка. Ладно, поехали, возьми пакет, выбросишь где-нибудь.
Игорь отдал пакет из-под мороженого спутнице, и тронул машину с места.
Тоже, нашли буржуя. Машина хорошая, что и говорить, не смог устоять, но кредит за неё ещё платить и платить.

Игорь крутился, как белка в колесе, перекусывал на ходу, созванивался, искал клиентов, выезжал к ним, заключал сделки. Думать о чём-то постороннем не было времени, в иной день даже на Ирину не оставалось ни времени, ни сил. Скандал у банкомата, вспоминался с похохатыванием, как забавный случай. И вот как-то тихим вечером при ясном безоблачном небе грянул гром.
Ира пришла с ночёвкой, наметился романтический ужин, и милый друг отправился в ближайший гастроном за припасами. Коньяк у него имелся, но Иришке захотелось испанского вина. В его холодильнике хранились десяток яиц и пара сарделек, требовалось купить приличествующие случаю яства. Он бы довольствовался заурядным набором из колбаски и сыра. Но в колбасе содержались вещества нарушающих обмен веществ, и в конечном итоге дурно влияющих на фигуру и цвет лица. Шаловливо прикусив нижнюю губку, подруга возвестила о своём желании покушать крабовый салатик и спаржу, ещё она обожала зелёные маслины.
Отношения у них были серьёзные и встречались они больше года, но жили порознь. На этот счёт он придерживался определённых взглядов, выработанных философскими размышлениями о сущности бытия. Встречаться нужно для удовольствия, для радости, отринув всё нудное, тягостное. Живя вместе, поневоле начнёшь взаимно обременять близкого человека своими бедами и невзгодами, ни к чему это, у каждого и своего хватает всякого разного. При жизни врозь в любовных свиданиях присутствует привкус новизны. Какая новизна, возвышенность чувств, когда видишь друг друга в затрапезе, во всяких бытовых повседневностях. Вместе живут, когда решили завести детей, он же на данном отрезке времени такого желания не испытывал. И это был один из главных доводов в пользу избранного образа жизни. Дети это куча всяких проблем, нет, душа его не испытывала позывов вариться в семейном котле. Возможно, когда-нибудь потом, но не сейчас. Соглашалась ли подруга с такими взглядами на жизнь, Игорь не любопытствовал. Возможно, не соглашалась, но боялась оттолкнуть возлюбленного чрезмерными притязаниями. Так они и жили, доставляя друг другу удовольствие, избегая всяческих тягот. Игорь был не чужд лёгкому заигрыванию с другими женщинами, любованием их статей, но стати статями, но, кроме них, у Иры было ещё нечто, из-за чего он хотел быть только с ней. О природе этого «нечто» он не задумывался.
Испанского вина не оказалось, Игорь подумал и взял сухой «Шардоне», загрузившись заказанными яствами, заторопился домой в предвкушении приятного вечера.
О том, что представители правоохранительных органов следили за ним, догадался позже. В самый миг, когда его задержали, был обескуражен и растерян. Один сержант потребовал предъявить документы, просмотрев паспорт, не вернул его владельцу, а положил в свой карман. Второй в это время отработанными движениями заковал преступника в кандалы. Прохожие наблюдали происшествие с любопытными взглядами, очевидно, ожидая стать свидетелями перестрелки, и увидеть парочку трупов, слышались возгласы:
- Что случилось?
- Маньяка поймали.
- Надо же, а с виду такой приличный.
- Они с виду все приличные, мне зять рассказывал. Он в милиции служит.
Черноокая брюнетка, перед которой на выходе он придержал дверь и одарившая его загадочным взглядом, прикрыла кончиками пальцев рот, развернулась на месте и заторопилась прочь. Задержанного затолкали в УАЗик, на его протесты посоветовали не брыкаться, «а то хуже будет».
Едва переступив порог отделения, сержант, отобравший паспорт, крикнул дежурному:
- Принимай злодея, Валентиныч, поймали, наконец-то!
Дежурный Валентиныч, пожилой капитан с залысинам и изрядно поредевшими волосами, вышел из стеклянно-решётчатой загородки с фотографическим портретом в руках. Сличив фоторобот с ликом задержанного, проговорил:
- Так вот ты какой, северный олень. С виду и не скажешь, что гоп-стопник. Ишь ты, месяц ловили, наконец, поймали, молодцы ребятки!
Игорь терялся в догадках, как теперь к ним обращаться? «Товарищ полицейский» - чёрт-те что, «господин»? Обратился по званию и «товарищ». Дежурный воспринял, как должное. Был он в летах, хотя и невысокого чина, очевидно, из вечных дежурных. На круглом добродушном лице с крупным носом и губами злобности не читалось. Переодеть в гражданское, и не скажешь, что мент. Сам Игорь был спокоен, в пути рассудил, криками и возмущением делу не поможешь.
- Товарищ капитан, посмотрите на меня, ну, какой я преступник? Вы меня с кем-то путаете.
Капитан протянул фотопортрет.
- Вот фоторобот, сам убедись, ты или не ты?
Игорь нетерпеливо глянул и обомлел от неожиданности. Чертовщина какая-то! С фоторобота смотрела его личина, небритая и длинноволосая. Сомнений не было, потерпевшие описали именно его.
- Похож, но этот тип какой-то неухоженный.
- Вот делов-то, помылся, постригся, побрился.
Доказывать что-либо дежурному бесполезно. С грабителем они схожи, как две капли воды. Но дома ждала Ира, которая, наверное, с ума сходит.
- Товарищ капитан, разрешите домой позвонить. Меня девушка ждёт, переживает. Что вам стоит? Вы же меня не в организованной преступности подозреваете, а в простом гоп-стопе.
Дежурный поморщил лоб, оценивающе посмотрел на задержанного злодея.
- Ладно, звони, но быстро, - и, взяв со стола телефон, протянул его Игорю.
От Ирины поступило два непринятых вызова. Очевидно, сержант, у которого находился телефон, попросту не стал себя утруждать. Девушка ответила сразу, заговорила раздражённо, в голосе чувствовалась ярость оскорблённой женщины.
- Ты куда пропал, ещё и трубку не берёшь…
Игорь перебил на полуслове.
- Подожди, выслушай меня, у меня нет времени, не перебивай. Меня задержали, я в отделении.
- По тому делу, тётка всё-таки нажаловалась? Я сейчас прибегу, - тон Иры мгновенно сменился на противоположный.
- Не надо сюда приходить. Утром позвони на работу, предупреди, что не приду. Позвони Женьке, объясни ситуацию, он знает, что делать, у него приятель – адвокат. Всё, целую, всё будет хорошо.
У Игоря мелькнула надежда. Капитан, по всей видимости, человек добродушный, может, сжалится.
- Товарищ капитан, может, отпустите до утра. Утром, как штык буду. Паспорт мой у вас, куда я денусь.
- Ага, конечно, раскатал губы. Один раз пожалел на свою голову, кое-как расхлебал. Ничего, переночуешь у нас. Завтра следователи, дознаватели придут, разберутся.
Предвкушение приятного вечера, близости с женщиной сменилось содроганием перед ночёвкой в мерзкой компании.
У дознавателя повторилась сказка про белого бычка. Задержанный доказывал, что никого не грабил, и грабить не мог, дознаватель тряс фотороботом, показывал показания потерпевших. Адвокат Костя был одного возраста с Игорем и лейтенантом-дознавателем. На узком остроносом лице, украшенным чёрной бородкой и усиками, имел величественно-снисходительное выражение, чем очень раздражал лейтенанта. Это выражение Константин репетировал по утрам перед зеркалом, ибо, не наработав адвокатский авторитет, надобно было создавать видимость. А, во-вторых, снисходительный тон и вид раздражали человека не закалённого опытом, изо всех сил старавшегося сохранить лицо, даже в ущерб делу, а раздражённый человек совершает ошибки к полному удовольствию адвоката. Стараясь выдержать пренебрежительный тон, дознаватель объявил адвокату:
- Обвинение ещё не предъявлено, но я не против вашего присутствия. Но имейте в виду, ваш подзащитный виновен, и я его посажу. Сейчас привезут четырёх потерпевших, и проведём опознание. Одна потерпевшая находится в больнице, это последняя жертва вашего подзащитного, он ударил её по голове чем-то тяжёлым - дознаватель гневно ткнул пальцем в Игоря, - будьте уверены, это ему с рук не сойдёт. Две не разглядели грабителя, тот прикрывал лицо козырьком. Вполне хватит и четырёх.
Опознание проводилось с соблюдением всех формальностей. Как и предсказывал лейтенант, все потерпевшие признали в подозреваемом грабителя. Игорь лишь качал головой и иронично улыбался, сорвался на последней, молоденькой девице, стрелявшей глазками и в понятых, и в дознавателя, и в адвоката.
- Он мне ножом угрожал, и заставил серёжки снять, - заявила она под конец.
- Послушайте, прелестница, а, угрожая ножом, я вас случайно не изнасиловал? Припомните хорошенько.
Девица взвизгнула.
- Да как вы смеете?
Дознаватель грохнул кулаком по столу.
- Задержанный, а ну-ка язык попридержи.
Протоколы были составлены, подписаны. В кабинете остались трое.
- Ну, что, Игорь Витальевич, добровольно выдашь награбленное? – лейтенант язвительно, в упор смотрел на задержанного, и едва руки не потирал от удовольствия. – Скажу сразу, это тебе зачтётся, или будем обыск делать? Я запрошу судью, думаю, с такими уликами задержки с ордером не будет. Завтра с утреца и начнём.
- Зачем же до завтра тянуть? – Игорь исподлобья посмотрел на торжествующего лейтенанта. – Сегодня и обыскивайте. И давайте заканчивать этот балаган. Как мне вам доказать свою невиновность. Вы мне даты, время ограблений назовите, я повспоминаю, может, у меня алиби со свидетелями есть.
Алиби оказалось на три ограбления.
- Одно-то неубиенное, железобетонное, - Игорь насмешливо усмехнулся. – Меня в это время гаишник штрафовал, я какой-то знак не заметил. У меня дома и квитанция сохранился. Гаишник ещё посмеялся, посоветовал сберечь, и отчитаться перед женой за траты. Вы позвоните, позвоните в ГАИ.
Пока дознаватель связывался с ГИБДД, адвокат времени не терял, переписал время ограблений, и имена людей, на которых ссылался его подзащитный. Сотрудник ГИБДД огорчил дознавателя, подтвердив слова злодея. Дело разваливалось.
По возгласам, издаваемым дознавателем, Игорь понял содержание разговора, расслабился, закинул ногу на ногу. Со злой радостью посмотрел на лейтенанта.
- Что отпускать меня надо? – подпустил шпильку. – Сочувствую, не сбылись надежды.
- Вот завтра проведём обыск, ещё два алиби проверим, тогда и решим, - огрызнулся лейтенант.
- Да зачем же до завтра тянуть? Говорю вам, давайте заканчивать этот балаган.
- У меня ордера нет, вы потом на меня жалобу накатает.
Лейтенант незаметно перешёл на «вы».
- Не напишу я никакой жалобы. Хотите расписку напишу, что согласен на обыск без ордера.
Адвокат давно понял, его подзащитный действительно ни в чём не виноват, и его стремление поскорей подвергнуться обыску, укрепило уверенность. Дознавателю жалко расставаться с первоначальной версией, и потому упорствует. Оставалось загадкой, почему подзащитного опознали потерпевшие.
- Если подозреваемый не против, действительно, зачем тянуть?
- Ладно, будь по-вашему, - согласился лейтенант
Обыск проводили по всей форме. Игорь сидел на стуле, пил кофе и курил.
- Я серьги нашёл, - сообщил оперативник.
У дознавателя даже глаза заблестели. Адвокат охладил его пыл.
- Это же явно не те. По описанию потерпевшей, её серьги были короче и явно дешевле этих.
- Это серьги моей девушки, - небрежно пояснил Игорь. – Можете спросить у неё.
Насупившись, дознаватель сел писать протокол. Адвокат подошёл к окну, выглянул во двор, сказал в пространство:
- Дело ясное, как ни прискорбно, а придётся отпускать.
Закончив писать, дознаватель поиграл желваками, положил исписанный лист в папку. Загадка, занимавшая адвоката, засела в голове и у него.
- Может, у вас всё-таки есть брат-близнец, и вы не хотите его выдавать?
- Ага, целых два, и оба двоюродные.
- Ну, вы без ёрничанья никак не можете. Из города всё-таки не уезжайте. За вещами, документами с нами поедете?
- О нет, позже зайду. Вначале после вашей гостиницы душ приму.
Прощаясь, Константин сказал:
- Загадка сия великая тайна есть. Я про вашего двойника. Ведь почему-то все потерпевшие уверенно вас опознали. Они ведь от вас не отстанут. Спасение утопающих, дело рук самих утопающих. Обращайтесь, если, что надумаете. Мне самому любопытно.
Игорь остался один, в задумчивости выкурил две сигареты подряд.
Ирка примчалась в седьмом часу, с порога бросилась на шею. Вышедший из узилища сиделец и его дама сердца, хранившая верность своему возлюбленному всё время его заточения, в эту ночь взяли от жизни всё.
За утренним кофе Игорь рассуждал:
- Прямо телесериал про Каменскую. Откуда у меня мог взяться двойник. Я понимаю, бывают похожие люди, но по описанию ограбленных тёток, моё лицо на грабителя похоже один в один.
Прихлёбывая горьковатый утренний напиток, она даже кофе без сахара пила, Ира выставляла свои предположения.
- Ты ведь в 92-ом родился. Время-то, какое было, денег ни у кого нет, грабят, убивают. Я так думаю, твоя мать родила двойню. Акушеры скрыли этот факт, подсуетились и продали одного младенца. А, может, твои родители купили одного младенца-близнеца, то есть тебя.
От такого предположения Игорь даже кофеем поперхнулся.
- И то, и другое не вяжется с действительностью. До меня у родителей родились две дочки. С этим делом у них было всё в порядке. Зачем им младенца покупать?
- Может, им мальчика хотелось.
- Погоди, как родители вспоминали, в то время отец челноком перебивался, шмотки из Турции возил. Я без него родился, мать даже некому было из роддома забрать. Откуда у них могли взяться деньги на младенца. И, главное, я на отца похож. Если второго близнеца кому-то продали, значит, это были люди состоятельные, а мой мифический братец мелким грабежом перебивается.
- Ну, мало ли что в жизни случается. Были состоятельными, стали нищими. Надо найти двойника и всё разъяснится.
- Другого выхода нет, хотя навряд ли. Откуда двойник может знать, как он у своих родителей появился, если те, конечно, не просветили его на этот счёт.
- Знает или не знает, найти его надо обязательно. Сколько райотделов в городе?
- Если районов пять, значит, и отделов столько же.
- Вот именно. Тебе ещё в четырёх предстоит побывать, и не факт, что каждый раз также легко отделаешься, как сейчас. Если двойник грабит по всему городу, значит, тебя и ловят по всему городу.
- Вот спасибо, утешила.
- Тебе надо было в полиции справку взять, что ты не грабитель. Адвокат Костя правильно сказал, спасение утопающих, дело рук самих утопающих. Это дело надо как следует обмозговать. Ладно, на работу пора.


С уважением, АПК
 
Коломийцев Дата: Воскресенье, 21 Окт 2018, 10:11 | Сообщение # 111
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
Странности судьбы
(окончание)

Обмозговывание происходило вечером с кофе, тортиком, Ириной и адвокатом Костей. Константина снедало любопытство. Ирина на вопрос, зачем ей нужна эта тягомотина и чужие проблемы, с обидой ответила:
- Вообще-то я считала, что мы с тобой не чужие, и всякие невзгоды у нас общие. Во-вторых, я не хочу, чтобы тебя посадили, если всё сойдётся против тебя, поэтому хочу участвовать в разгадывании ребуса. И, в-третьих, если тебя это больше устраивает, обыкновенное женское любопытство.
- Как знаешь, это мои заморочки, зачем тебе забивать ими свою голову.
Константин переводил головой с одного на другого, постучал ложечкой по чашке.
- Ребятки, я понимаю, милые бранятся, только тешатся, но, может быть, мы к делу перейдём.
Адвокату Косте удалось выяснить, где происходили ограблении, а происходили они, где угодно, и у продуктовых чудищ, и неподалёку от Сбербанков, и на аллеях скверов. Никакой схемы выработать не удалось. В поимке двойника оставалось уповать наудачу.
- Я бы ходил по тротуару, кто-нибудь ехал рядом на машине. Я его скручу, и мигом в машину, потом начнём разбираться.
- Эх, я бы с удовольствием, - посетовала Ирина. – Но водить машину могу до первого гаишника.
- Это как? – удивился Константин.
Игорь с усмешкой пояснил.
- Водить она умеет, два месяца бился. Но увидеть собственные уши ей проще, чем сдать экзамен на права. Из всех знаков помнит «кирпич» и «извилистую дорогу».
- Ну, уж прямо два знака.
- А кто у меня спрашивал на перекрёстке, почему я не поворачиваю, если горит «зелёный»?
- Совсем не обязательно ехидничать. Да, не понимаю я эту китайскую грамоту, ну и что?
- Да шучу я, шучу, - Игорь поспешил успокоить подругу.
- Я могу сопровождать тебя, только не каждый день, - предложил Константин.

Началась охота, Игорь прохаживался возле супермаркетов, прогуливался вдоль скверов, домов, и на тихих улочках и городских магистралях. Встречавшиеся правоохранители нервировали, опасался повторного задержания. Прошла неделя, другая, единственным результатом были натруженные ноги и сожжённый бензин. Первым сдался Костя.
- Мы ищем иголку в стоге сена, - пробормотал он, когда после трёхчасовых блужданий Игорь в изнеможении плюхнулся на пассажирское сиденье.
Игорь не настаивал на продолжении поисков. Здраво рассудить, с какой стати Константин должен заниматься ими. Дело решил случай. В лёгких сумерках Игорь возвращался из пригорода после встречи с клиентом. Волка ноги кормят, сидеть в конторе и ждать с моря погоды, много не заработаешь. Он и машину-то взял скорее по необходимости.
Игорь ехал вдоль сквера, по возникшей недавно привычке посматривал на тротуар, вглядывался в лица прохожих. Прохожих было мало, молодая мама катила коляску, прошли трое зелёных юнцов с банками пива в руках. На его глазах у женщины, шедшей навстречу, догнавший её мужчина перерезал ножом наплечный ремень, и, схватив сумку, бросился бежать. Игорь среагировал молниеносно, перепрыгнув оградку, в два прыжка преодолел газон, и, выскочив на тротуар, подставил ногу, поравнявшемуся с ним грабителю. Тот со всего маха грянулся ничком на асфальт. Игорь завернул злодею руку, вызвав у того болезненный стон. Левой рукой поднял сумку, и протянул её подбежавшей женщине. Та едва не выронила её, глядя округлившимися глазами на стоящих перед ней мужчин. Игорь медленно повернул голову. Эту встречу он искал почти месяц, а когда она произошла, был ошеломлён. Он смотрел в лицо самому себе.
- Ты кто? – спросил машинально.
- А ты? – вопросом на вопрос ответил двойник.
Привлечённые воплями ограбленной женщины, с криками: «Стоять!», к месту происшествия подбегали двое полицейских.
Не очень соображая, зачем он это делает, Игорь толкнул двойника к проезжей части.
- Быстро в машину.
Промчавшись до перекрёстка, Игорь свернул направо, сбросил скорость. В голове вертелась мысль: «Зря на заднее сиденье посадил. А ну, как удавку на шею набросит». Двойник не предпринимал враждебных действий, миролюбиво спросил:
- Ну, ты, чудило, ты почему ментам меня не сдал. Навалять бы тебе не мешало.
- Встречаться с ними не хочу. Имел с ними дело, по твоей вине, кстати. Сам разобраться хочу. Я тебя почти месяц ищу. Ты кто такой? – спросил Игорь серьёзно, поглядывая в зеркальце.
Не отвечая на вопрос, парень спросил после паузы:
- Куда мы едем?
- Ко мне домой. Как тебя зовут, всё-таки?
- Обыкновенно, Витькой.
- Виктор, значит, я – Игорь. Подъедем к дому, посидишь в машине, я куртку с капюшоном вынесу. Наденешь её и лицо закроешь, а то соседей перепугаем.
К человеку, сидевшему на заднем сиденье, Игорь испытывал жгучее любопытство, и одновременно гадливость. Тот занимался мерзкими делами – грабил слабых. И Игорь не был уверен, что поступает правильно, укрывая его. Раздвоенности он не любил, она вела к непорядку, и означала слабость.
Выйдя из машины, Игорь на всякий случай нажал на брелок, поднявшись в квартиру, позвонил Ирине. Та забеспокоилась:
- А он тебе ничего не сделает, всё-таки грабитель. Может, лучше в полицию сообщить?
- Да нет, он смирный.
Введя Виктора в квартиру, велел:
- Перво-наперво иди в душ. Я тебе свою одежду дам. У тебя случайно вшей нет?
Виктор огрызнулся.
- Да пошёл ты.
- Ко мне девушка придёт, веди себя прилично.
Всю одежду Виктора Игорь брезгливо затолкал в мусорные пакеты, сложил у двери. Поразмыслив, занялся ужином – разбил в сковороду четыре яйца, набросал туда же кусочки колбасы. Примчавшаяся Ирина чмокнула в щёку, нетерпеливо спросила:
- Где он?
- В ванной полощется, сейчас выйдет. На первый взгляд – вылитый я. Вот же загадка природы.
Не замедливший появиться Виктор при виде хорошенькой незнакомки, принялся паясничать.
- О, мадмуазель! Позвольте вашу ручку, какая приятная встреча! Где мы раньше встречались?
- Уймись, иди на кухню, - прикрикнул Игорь.
- А чо, пожрать не мешает.
Двойник уселся за стол, расставив локти, принялся с жадностью есть, не обращая внимания на хозяина и его гостью. Игорь с Ириной ушли в комнату, закрыв за собой дверь. Девушка села на диван, сцепила пальцы, прижав их к подбородку, и глядя в окно. Игорь поправил причёску у зеркала, закончив прихорашиваться, полюбовался «греческим» профилем. Она дразнила его «нарциссом» за привычку без конца глядеть в зеркало и приглаживать волосы. Сама тоже была не без слабостей. Как-то назвала свой нос «греческим», и, поджимая губы, выслушивала подковырки о «греческом» профиле. Пройдясь пару раз по комнате, Игорь брезгливо поморщился.
- Как животное. Вот уж действительно, не ест, а жрёт.
- Послушай, вы как две капли воды. Это твой брат-близнец. Ты ничего не чувствуешь? Говорят, у близнецов какая-то необъяснимая тяга друг к другу.
- Двадцать пять лет прожил без всякой тяги, и дальше так жить намерен. Кроме отвращения, никаких ощущений. Пойми, он преступник, низкий человек, грабит тех, кто слабей его. Похож здорово, пока сам не увидел, не верил. Узнать бы, откуда такое сходство. Сегодня пусть ночует, а завтра выпну к чёртовой матери. Не хватало мне ещё с уголовниками связываться.
- Он же брат твой, я уверена в этом. Как же ты выгонишь его. Он же поневоле грабит, ему, наверное, есть нечего. Давай экспертизу ДНК проведём. Когда окончательно выяснится, кто он, тогда и решим.
- О, женщины! Ты его уже жалеешь. Эта экспертиза стоит бешеные деньги. И где её проводить.
- Я поспрашиваю у девчонок, может, кто в курсе. По знакомству и дешевле и быстрей выйдет. Не выгоняй его, пока всё не выясним.
- Ну и что это изменит? Мне родственники среди уголовников не нужны. Ладно, сейчас у меня поживёт, пока всё не выясним, потом турну на все четыре стороны. Сейчас выгнать, опять натворит что-нибудь, опять ко мне привяжутся. Пусть живёт, - твёрдо заключил Игорь.
Насытившись, гость утробно рыгнул, вызвав гримасу отвращения у хозяина. Вместо благодарности попенял:
- Что ж ты, Игорёк, стопку не нальёшь ради такого случая. Не знаю, с какого перепою, но мы с тобой видать братья. Надо чин чинарём посидеть, выпить, а ты как не родной.
- Перетопчешься, чай пей,- ответил насмешливо неожиданно обретённый брат. – Сейчас начнём выяснять, с какого перепоя мы с тобой братья. Рассказывай, что ты и кто ты.
Ирина занялась чаем, Игорь сел за стол, приступил к допросу.
- У тебя семья есть, когда ты родился?
Виктор крутнул головой, обернулся к Ирине, ища поддержки.
- Вот привязался, кто, да кто. Человек я. Нетути у меня семьи, один я. Батю в ноль седьмом году машина сбила. Маманя моя не знамо где, может, и кости уже истлели. А родился я 22 марта тыща девятьсот девяносто второго года. Ну, чо, доволен?
Игорь прикрыл глаза, это был его день рождения, всё сходилось. Чучело, сидящее за столом его брат. У Ирины дрогнула рука, чашка задребезжала о блюдце, сглотнув, девушка спросила:
- А в каком роддоме ваша мама рожала, не знаете?
Виктор хохотнул.
- Вот чудачка! Да я как запомню, в каком роддоме родился! Меня оттель младенцем забрали. Маманя, может, меня в подъезде скинула, я почём знаю, с неё станется. Хотя тогда она другой была. Хватит брякать за спиной. Чай дашь или нет?
- Не хами, - безучастно одёрнул Игорь. – О семье своей расскажи.
Виктор похлопал себя по карманам.
- Сигареты, где мои?
- Выкинул, наверное, вместе с одеждой.
- Ну и зачем одёжу мою выкинул? Грязная, что ль, богато живёшь. Баба есть, постирала бы.
Игорь бросил на стол початую пачку сигарет, зажигалку, поставил пепельницу, подойдя к окну, открыл фрамугу. Ирина подала чай. Привередливый гость отхлебнул, поморщился.
- Каво эту воду хлебать, тока кишки полоскать. Слушай, чудило, кто так разговоры разговаривает. Давай по сотке, тода потолкуем.
- Сидите, я принесу, - Ирина сходила в комнату, вернулась с начатой бутылкой коньяка, двумя рюмками.
- Вот это баба, вот это я понимаю, уважает мужиков! – похвалил Виктор. – Ну, ты, чудило, воще! Такое пойло стоит, а он чай хлебает. Маманька с него начинала.
Игорь лишь пригубил коньяк, Виктор выпил залпом, понюхал кулак.
- Такое пойло и закусывать не надо. Давай ещё по одной. Кого налил-то, не раскушал даже.
Выпив вторую рюмку, Виктор поскрёб в затылке.
- Кого рассказывать-то. Жили и жили себе, мы никого не трогали, и нас никто не трогал. Жили не хужей других. Дача была, машины – нет. В ноль седьмом батяню моего машина насмерть сбила. Кто, как, чего по сей день неизвестно. У маманьки моей чего-то в голове сделалось. Поначалу коньячок по вечерам принимала. Дальше – больше, на водяру перешла, да не по вечерам, а с утра. С работы, понятное дело погнали, через год дачу продала. Со школы придёшь, дома – гудёж-балдёж. Напьётся пьяней грязи, смотреть тошно, дома одна пьянь, мужики, и бабы среди них. Стал из дому уходить, на неделю, на две, когда и больше.
- Да уж, - пробормотала Ирина.
- Тут меня в армию заграбастали, домой вернулся – в квартире чужие люди живут, где маманька моя, никто и не знат.
- Сидел? – быстро спросил Игорь. – Чем промышляешь?
- Пятнадцати суткам счёт потерял, а штоб по-настоящему, не, бог миловал. Чем промышляю? Да чем придётся, кому погрузить, кому разгрузить, где покараулить, где стащить, что плохо лежит, и так далее.
- Понятно, где украдёшь, где своруешь.
- Не без того, врать не буду.
- Женщину, зачем по голове ударил? Ты же убить мог.
- Не-е, то не я. Ножом грозил, было дело, а бить никого не бил.
Виктор, не обращая внимания на хозяина, допивал коньяк в одиночку. Оставлять бутылку недопитой, считал святотатством. У Игоря он вызывал всё большее отвращение, и желание спровадить из дома, удерживало данное Ирине слово.
Ирина курила на балконе. Игорь встал рядом.
- Ты-то знаешь, в каком роддоме родился?
- Да, мне Ольга показывала. Тебе зачем?
- Схожу, поговорю, может, узнаю вашу историю. То, что вы братья, без экспертизы видно – одно лицо. А ты на отца похож.
Игорь вздохнул, посмотрел вниз. Во дворе шла ночная жизнь. Молодёжь, собравшись кучкой, что-то горячо обсуждала.
- Ты сёстрам сообщил?
- Нет ещё, всё узнаю, потом сообщу. Зачем напрягать раньше времени. Да и вообще, чужой он нам. Стоит ли? У них семьи, дети, а тут такой родственничек. Вот мужья-то обрадуются.
- Я бы сообщила. Ладно, пора мне, время позднее.
- Я тебя отвезу.
- Не надо, ты коньяк пил.
- Тогда провожу.
Проводив Ирину, Игорь застал брата спящим одетым на диване, чертыхнувшись, устроился в раздвижном кресле.

Несколько дней Игорь не имел на работе ни минуты свободного времени, даже с подругой созванивался не более двух раз на день. Оставлять брата на ночь одного в квартире опасался и ночевал дома. Брат жил в своё удовольствие – валялся целыми днями на диване, да пил пиво. Выходить из дома, во избежание неожиданностей и встреч с соседями, после которых неминуемо последуют расспросы, Игорь запретил. В роддом ходила Ирина.
Позвонила она поздно вечером на третий день после незабываемой встречи.
- Сегодня поставила последнюю точку, тайна раскрыта. Виктор действительно твой брат. Константин помог, без него со мной в роддоме и разговаривать не хотели. Он своим удостоверением помахал, наплёл чего-то, только тогда архив показали. Ты подъезжай завтра вечерком, всё досконально расскажу. Я дома в шесть буду.
После поцелуев, увернувшись от тесных объятий, Ира провела возлюбленного на кухню, усадила за стол, подала чай.
- Вначале всё расскажу, а то я лопну от новостей. Тебе родители рассказывали, как жили в 92-ом?
- Вспоминали, и родители, и сёстры, особенно Ольга. Не очень хорошо, можно сказать бедствовали, и в 92-ом, и в 93-ем, и в 94-ом. Отец мотался за шмотками в Турцию, я рассказывал. О тех поездках сохранились семейные предания. Какое отношение имеет жизнь моей семьи к Виктору.
- Самое прямое. Акушерки мне такое же говорили. Сейчас из них никто не работает, на пенсии все. Я адреса узнала, домой ездила. Все жалели твою маму. Муж где-то деньги зарабатывает, неизвестно вернётся ли живым. Время-то, какое было! Навещала старшая дочка. Ходила можно сказать в обносках – сапожки стоптанные, дырявые, через край зашиты, одета в старое пальтецо, из которого давно выросла, руки из рукавов торчат. Придёт и первым делом у батареи греется. И надо ж твоя мама двойню родила. Акушерки ужаснулись – как жить будут. Сами – голь перекатная, двое детей уже есть, да ещё двое. В тот же день другая женщина родила мёртвого ребёнка. Акушерки не знали, как и сказать, боялись, не случилось бы с ней чего-нибудь. Уж так они с мужем ребёночка хотели. Муж придёт, вот они всё милуются. Муж и живот ей и гладит, и целует, и ухо прикладывает. А тут такое горе. А по всему видно, семья обеспеченная. Ни про двойню, ни про мёртвого ребёнка сразу не сказали…
- И решили сотворить благое дело, - перебил Игорь. – Но, как известно благими намерениями устлана дорога в ад. Не угадали, обеспеченная семья стала нищей, а нищая – обеспеченной. Теперь-то что руками разводить, что сделано, то сделано. Уж на ночь, глядя, выгонять не стану, а завтра дам пару тысчонок, - Игорь на минуту задумался, - ладно, пять дам, переживу как-нибудь, хотя хотелось бы поскорей с кредитом разделаться. Деньжат подкину, и пусть идёт на все четыре стороны. Хочет, живёт на них, хочет, пропьёт сразу, его дело. Если полиция опять за меня примется – мне его имя, фамилия известны, да и ты подтвердишь.
- Ты его выгнать хочешь? Он же брат твой! – Ирина резко отодвинула недопитую чашку.
- Ну, так что с того, что брат. Я ему ничего не обязан. Могу на Новый год подарки дарить, носки, пену для бритья. А больше – извините, он взрослый человек, у него своя голова есть. С какой стати я должен о нём заботиться.
- Он же брат твой, понимаешь – брат, - воскликнула Ирина, выделяя слово «твой», и тем, вкладывая в него особый, сокровенный смысл. – Не просто брат, а близнец. Вы вместе бок о бок в материнской утробе росли. Как же ты можешь его выгнать? Ему помощь твоя нужна, иначе он пропадёт. Это там, у них, люди, как звери, детёныши подросли, из логова вышли, и всё, разбежались, чужие и посторонние друг другу. А у нас так не по-людски поступать, - говорила серьёзно, губку не прикусывала.
- У меня нет к нему никаких чувств, - повторил Игорь.
Ушёл он в тот вечер от Ирины злой и раздосадованный. Оба были настолько раздраженны друг другом, что о постели никто даже не вспомнил.
Сон не шёл. Игорь представлял, как прожил бы эти годы, если бы сердобольные акушерки не отдали младенца чужим людям, и у него был брат. Как бы они вместе играли, во дворе мальчишки побаивались бы их. А как бы можно было учителей в школе дурить. Он даже улыбнулся этому. Но сейчас он для него обуза. Он ему ничего не обязан, что с того что брат. У него своя жизнь, у него своя. Да и некультурный он какой-то, за столом вести себя не умеет, бесцеремонный, лезет везде. Чёрт с ним, раскошелится, даст пять тысяч, и пусть катится туда, откуда пришёл. А жить-то ему негде, по подвалам, наверное, скитается. «У нас так не принято, не по-людски как-то. Это там, у них принято, что родственники, как посторонние живут». Вот же выдала, и откуда у неё это взялось: «у нас так поступать не принято». Никогда на подобную тему не разговаривали, даже не подозревал, что у неё могут быть такие мысли.
Утром Игорь растолкал брата, хотел сразу сказать, чтобы уходил, но как-то не сказалось, отложил на потом.
- Иди, умойся, лежебока, да завтракать будем.
Игорь сосредоточенно жарил яичницу с колбасой, набираясь решимости. Вытирая мокрое лицо, на кухню вошёл Виктор, простодушно улыбаясь, сказал:
- А здорово, братуха, что мы с тобой нашлись. Жалко не вместе росли, то-то шороху бы на пацанов наводили. Ты за меня, я – за тебя, вместе - не подступись. Ты вот чо, ежели на тебя кто наезжает, ты скажи, я разберусь. Сам не смогу, пацанов знакомых подтяну.
Человек, у которого Витька странным образом оказался в квартире, давший ему пропитание и кров, приводил в недоумение своими поступками. В той простодушной среде с прямолинейными причинно-следственными связями, в которой он жил, так не поступали. То, что он сбил его с ног, и отдал ограбленной тётке сумку, было более-менее понятно. Мало ли на свете дураков, лезущих не в своё дело. Этот чудило жил по другую сторону черты, тётка для него была своей, такие, как он, Витька, были для них чужаками, врагами, они их и за людей-то не считали. Дальше начиналось непонятное. Почему он не сдал его ментам, а даже спас. Сидеть бы ему сейчас в ментовке, где на него навесили все нераскрытые гоп-стопы, и загремел бы он, Витька, под фанфары за милую душу. С такими, как он шибко не разбираются. Эта непонятная похожесть. Чужие люди не могут быть так похожи друг на друга. Неужели они братья? Когда-то в пацанах он так мечтал о брате. Иные дружки, у которых были братья и сёстры, злились на них, поколачивали. А он, наоборот, мечтал о брате. Он ему даже снился. Лицо было расплывчатым, не разобрать, он просто чувствовал – это брат. Дни выдаются разные. Случается, когда за что ни возьмись, всё наперекосяк идёт. Выпадают и удачные деньки. Такими удачными, бывали, дни, когда Витьке снился брат.
Тёплое чувство, радость шли от подсознательного образа. Есть слова чужие, холодные насильно внедрённые в сознание извне, требующие некоторого напряжения мысли для понимания их смысла. Большинство слов природные, родные идущие от рождённого в подсознании образа, и являющиеся с ним одним целым. О таких тонкостях Виктор не знал, просто чувствовал в слове «брат» тёплое, родное.
Поведение брата не укладывалось в понятие нормального мужика. У него в доме стояла бутылка коньяка, да не просто бутылка, а начатая. Это как же, выпил пару стопок, и спрятал. Такое поведение никак не согласовывалось с поведением нормального мужика. Он бы так ни в жизнь не поступил. Пьют, пока бутылка не опустеет, или не вырубятся. Чтобы в доме преспокойненько стояла начатая бутылка алкоголя, ни за что бы не поверил, если бы сам не увидел. Непонятный он мужик, Игорь. Вот он спас его, зачем-то привёз в свой дом, мог бы высадить за углом. Если так поступил, значит, он для него что-то значит, радоваться должен. Но он не только не рад, а зол, даже пить с ним не стал, разговаривает сквозь зубы. Если так противен, так выгони. Так, наоборот, предостерёг, чтобы на улицу не выходил. Оказывается у ментов его фоторобот, ищут по всему городу, увидят – заметут. Не рад и злится, а и жрачки привёз и пива. Водку, гад, наотрез отказался покупать.
Сегодня ему опять приснился брат, опять расплывчатый, без лица и возраста. Во сне им овладело тёплое, радостное чувство, и с этим чувством он проснулся.
После слов Виктора Игорь едва сковороду не выронил.
- Есть садись, защитник.
- Кого ты тарелки мараешь, вместе со сковороды поедим, братья же.
С набитым ртом, чавкая, Виктор продолжал болтать.
- Бабёнка у тебя ничо. А чего не заходит-то, меня чо ли опасаетесь? Дак я чо, урод какой-то, без берегов вообще, на братнину бабу зариться. Она мне, как сестрёнка, да я кому хошь голову оторву, обидит если. Ты скажи, если вам надо это самое, так я погулять выйду, или на кухне запрусь. Кого стесняться-то, братья же.
«Братья же, братья же, братья же» - колоколом билось сердце. Не мог он ударить безоружного человека, доверчиво смотревшего на него. Виктор продолжал:
- Мы, почему в разных семьях росли? В толк не возьму.
- Тебя в чужую семью отдали, потом расскажу.
- Мать, что ли?
- Нет, она даже не знала, что двойню родила. Сказал же, потом расскажу, долго и некогда сейчас. Ты вот что, брат. Я деньги оставлю, сходи, подстригись. Бороду тебе отпустить, что ли. Завтра пойдём на работу устраиваться. Слышал, на складе грузчики нужны, я сегодня переговорю. Только очень тебя прошу, пить бросай, и самого выгонят, и меня подведёшь. У нас с этим делом строго. Может, тебе закодироваться, - Виктор не успел ответить, Игорь продолжал: - Позвоню Томке, чтоб в выходные пришла знакомиться. Ольге тоже позвоню, она в другом городе живёт. С ней по скайпу можно поговорить.
- Томка и Ольга кто – сёстры? А, - Виктор, на миг замялся, спросил приглушенно: - А родители?
- Съездим в выходной и к родителям. На кладбище они, потом всё тебе расскажу. Ольга самая старшая, а Томка на три года нас старше. У неё семья, дети.
- Понял, понял всё, ты иди, я сам приберусь. А чо, грузчиком можно, силушка есть.
Допивая на ходу чай, Игорь строил планы:
- Выучу машину водить, сдашь на права, может, водителем переведут. Там видно будет.
Включил зажигание, и тут позвонила Ира, осторожно спросила:
- Как у тебя дела, где Виктор?
- Где ему быть? Дома посуду моет. Завтра поведу в свою фирму грузчиком устраиваться. Я ему, пожалуй, глаз выбью.
- Это ещё зачем?
- Чтобы ты нас ненароком не перепутала.
- Дурак, ухо себе отрежь. Знаешь, а ты перебирайся ко мне жить, а он пусть в твоей квартире живёт.
- Тебе, что хочется жить вместе, варить борщи, стирать носки?
- Да я хочу по утрам кормить тебя завтраком, и ругать за то, что посреди ночи заявляешься пьяным.
- С какой стати я буду по ночам заявляться пьяным, - спросил Игорь и засмеялся.
Игорь рос младшим ребёнком в семье. Всеобщим баловнем не был, но ему не приходилось нянчиться с младшими. У него были только старшие сёстры. Сёстры же так устроены, хотя и поругивают, и подзатыльник могут дать, но пока живы, опекают и заботятся о младших братьях. Теперь ему самому приходилось заботиться о брате. Виктор ощущался им, как младший, требующий опёки. Необходимость заботиться о ком-то, ещё вчера раздражавшая, сегодня неосознанно возвышала его в собственных глазах. Но какая-то досада саднила душу, что-то было не так. Досада тревожила, порождала неспокой, мешала сосредоточиться. Подъезжая к своей конторе, Игорь понял. Ему неприятно, что брат жил на ворованные деньги, будто он сам пользовался ими. Это было не только неприятно, но и противно. Нужно вернуть ворованные деньги. Надо попросить Константина разузнать фамилии, адреса ограбленных, он сумеет это сделать, не вызывая подозрений, и расплатиться с ними. И совесть будет чиста, и, во-вторых, из голого практицизма надо это сделать. Уголовное дело висит дамокловым мечом. Скорее всего, оно затерялось в ворохе других дел, но чем чёрт не шутит. По какой-нибудь случайности Виктор, или он сам, столкнётся с одной из ограбленных, и выйдет скандал. Если обиженные женщины получат возмещение, с уголовщиной будет покончено. Досрочное погашение кредита отменяется, но что не сделаешь ради брата.

2018


С уважением, АПК
 
Коломийцев Дата: Среда, 25 Мар 2020, 19:07 | Сообщение # 112
Постоянный участник
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 211
Награды: 16
Репутация: 10
Александр Коломийцев

[size=15]Красные ворота [/size]
рассказ

Художник Ванеев приехал на этюды. Илья Захарович пребывал в глубоком унынии. Месяц назад после двадцати трёх лет совместной жизни развёлся с женой. С одной стороны должен радоваться, избавился от постылой супруги и обрёл свободу. Так-то оно так, но после развода Илья Захарович находился не в своей тарелке. Двадцать три года не фунт изюма. Пора пылкой влюблённости давно прошла, но оставались привязанность, понимание, чуткость, желание оградить, защитить. В своей совокупности, наверное, именно то, что называют супружеской любовью. Да, Илья Захарович был грешен. Случались у него бурные, но скоротечные и ни к чему не обязывающие романы. Илья Захарович не корил себя и не каялся за измены. Творческому человеку нужна подпитка энергией и свежие, будоражащие ощущения. Любовные связи давали ему именно это. Да и изменял он жене не каждый год. При всех своих приключениях искренно любил жену, и в мыслях не держал разводиться. С некоторых пор понимание в их отношениях стало сходить на нет, и совсем исчезло. Чуткость сменилась желанием задеть, уколоть побольней. Илье Захаровичу страстно хотелось выставиться. Выставлялся один единственный раз пятнадцать лет назад. Та выставка окрылила, вселила надежды, укрепила уверенность в своих силах. В центральной областной газете поместили благожелательные отзывы. В литературном журнале напечатали фотографии его картин. Шли годы, полотна накапливались, знатоки хвалили, вели разговоры о необходимости показать полотна публике. Ванеев загорелся, подавал заявки в Союз, вёл приватные беседы с влиятельными людьми, но выставка не получалась. То «нет подходящего зала», то на очереди стояли молодые и талантливые, и «надо давать дорогу молодым». При этом все без исключения говорили о таланте Ванеева, его уникальности, а выставку отодвигали с одного «будущего года» на другой. Получая отказы, свои обиды, переживания Ванеев с горячностью выплёскивал дома. Жена поначалу выслушивала молча, лишь морщилась, словно супруг говорил нечто неприятное, даже неблагопристойное. Потом принялась уличать супруга в гордыне и непомерном тщеславии. Да, да, что греха таить, хотелось Илье Захаровичу заполучить кусочек славы, чтобы говорили о нём не только друзья-художники, но и обыкновенные, не знакомые с ним люди. К чести его, он, как это принято у части творческой братии, не хаял сотоварищей по живописному цеху. Горячась, задетый за живое художник, спорил с женой, объяснял, что писатели печатают свои книги, артистов люди видят на сцене, на экране. Почему же он не может показать людям свои картины.
- Скромнее надо быть, - отвечала жена. – Гордыня это и непомерное тщеславие.
Споры ни к чему не вели, лишь зарождали и растравляли у супругов неприязнь друг к другу. Месяца три назад жена жестоко обидела Илью Захаровича.
- Какая выставка, какая выставка! – говорила жена ядовитым тоном со змеиной усмешечкой на устах. – Ты трезво посмотри на свои творения. Разве это искусство! Это мазня, лубок. Твоим картинам место не на выставке, а на блошином рынке.
Этого Илья Захарович вынести не мог. Супруги развелись.
На этюды Ванеев приезжал боле десяти лет, то ежегодно, то через год – два. Останавливался у закадычного друга Станислава Георгиевича Жарикова, главного редактора районной газеты. Тот и заманил его сюда, расписав местные красоты. Мечтой Ванеева было написать Красные ворота. «Голубое озеро» называли шедевром, и купили за хорошие деньги. (Илья Захарович не хотел продавать, берёг для выставки. Выставка отодвигалась, а жить на что-то надо. Себе оставил этюд). А вот с Воротами не ладилось. По задумке Ворота должны выглядеть алыми и лучезарными. Получались заурядные скалы бордового цвета. В одно лето Ванеев часами просиживал у Ворот, улавливая светотени при утреннем, полуденном и вечернем солнце. Смешивал по-новому краски, накладывал мазки, но не получалось. Опускались руки, художник злился, раздражался на весь белый свет. Красные ворота превратились для него в своего рода навязчивую идею.
Жена Жарикова, Екатерина Прокофьевна, работала хирургом в межрайонной больнице. Супруги Жариковы были людьми гостеприимными и хлебосольными. Дня не проходило без гостей. Едва ли не ежевечерне кто-нибудь толокся на кухне или в гостиной. Суббота была своеобразным «приёмным» днём. Приходили медики, работники редакции. Каждый приносил коробку конфет, а чаще бутылку сухого или десертного вина. Пили немного, и у Станислава Георгиевича скопилось разливанное море болгарских вин: «Золотых песков», «Варны», «Бисера». Болтали о всякой всячине, рассказывали анекдоты и забавные происшествия. Разгадывали ребус, зачем главный санитарный врач носит фонендоскоп. После пары бокалов хозяин бренчал на гитаре. Добрейшая Софья Алексеевна, тёща Жарикова, потчевала гостей сочными котлетами, изготовленными по собственному рецепту и пирожками со всевозможной начинкой. Ванеев сыпал шутками и игрой слов, и очаровывал дам. Художник не блистал ни красотой, ни телосложением, брал остроумием. На последних посиделках Илья Захарович заворожился молодой докторшей Мариной. Уныние после развода с женой развеялось. Марина была рослой девицей, но не толстухой. Телосложение было соразмерно росту. От округлой плоти, натянувшей лёгкую ткань на груди, круглого лица, длинных загнутых ресниц, беломраморной шеи, русой косы, ямочек на румяных щеках Илья Захарович пришёл в восторг. К тому же Марина смотрела на него понимающе и сочувственно, улыбаясь при этом сочными губами. В разговоре Илья Захарович обронил, что завтра, в воскресенье отправляется на этюды, и Марина вызвалась сопровождать его.

- Какая вы сильная! - восхитился Ванеев. – Настоящая Артемида-охотница. Эллинской богине ничего не стоило взвалить на плечо оленя и скакать с ним по горам. С меня бы семь потов сошло.
Девушка положила на землю тяжеленный зонт, мольберт, застенчиво улыбнулась. Восхищение её физической силой было ей неприятно, можно было восхититься чем-нибудь иным.
- Вы ещё про коня и горящую избу вспомните.
Сам художник нёс этюдник, подрамник с холстом и сумку с провизией. Рядом с девушкой он выглядел тщедушным и невзрачным. Она – цветущая молодость, он – серый, отягченный годами мужичок. Ей в голову даже приходила озорная мысль, посадить своего друга на плечо и шагать хоть на край света. Но подумалось, что тот обидится от такой шутки. Ванеев был едва ли не в два раза старше её. Но у неё появилось желание, схожее с материнским, ей захотелось защитить его, укрыть от невзгод и всякой неустроенности.
Художник ходил по лугу, прикидывал расстояние, рассматривал опушку берёзовой рощи с разных сторон, даже приседал и прищуривался, огорчённо вздыхал, морщил лоб.
- Погода пасмурная, - проворчал он, жестикулируя, - а мне свет нужен.
Из просини выглянуло солнце, волшебно осветив рощу. Как поток, встретив на своём пути пороги, разбивается на отдельные струи, солнечный свет, разделившись на отдельные пучки, выхватывал из тени отдельные берёзы, кроны, ветви, делая листву ярко зелёной, а берёзовые стволы белоснежными. Ванеев издал звук похожий на радостный взвизг, отбежал в сторону полтора десятка шагов, остановился, взглянул на березняк, топнул ногой.
- Тащи сюда всё, - выкрикнул нетерпеливо.
Марина схватила в охапку зонт, мольберт, этюдник, со всех ног бросилась к художнику. Подбежав, с силой воткнула стояк зонта в землю. Ей и в голову не пришло, что в пасмурную погоду зонт не нужен. Через десять минут Ванеев углубился в работу, начисто забыв о своей спутнице. Девушка расстелила сиреневое вискозное покрывало, улеглась с «Казаками» Толстого, но не читалось. Заскучав, подходила к художнику, но у того даже затылок выражал неудовольствие чужим присутствием. К полудню северный ветерок загнал в западную окраину неба серую хмарь. Марина сбросила с себя свободные полотняные брюки, блузу и улеглась загорать. Припекло солнце, и она задремала. В ухо залез жук, и, заблудившись, царапался ножками. Марина испуганно хлопнула себя по уху и вскочила на колени. Рядом раздалось хихиканье. Оказалось, не было никакого жука. Ванеев, присев на корточки, щекотал ей ухо длинным, суставчатым стебельком.
- Сгоришь, накройся.
- И, правда, так и сгореть недолго. Как это я заснула.
Марина накинула на спину блузу, завязав на груди рукава.
- Давайте полдничать, я прихватила кое-что.
- Не беспокойтесь. Добрейшая Софья Алексеевна снабдила меня провизией на целый взвод.
Ванеев достал из сумки объёмистый китайский термос с фантастическими красными цветами на белом цилиндре, два узелка с пирогами.
- В одном пирожки с мясом и картошкой, другом – сладкие. Только я не помню, где какие, но это дело поправимое.
- Мой тормозок, конечно, не сравнить, колбаса и слойки из кулинарки.
Марина смотрела на себя со стороны и замирала от восторга. Вот она, по сути, обыкновенная девчонка, конечно, уже далеко не девчонка, как-никак двадцать пятый год завершается её жизни на бренной земле, но самый обыкновенный человек сидит рядом с человеком необыкновенным, умеющим творить. Запросто разговаривает с ним о всяких пустяках, пьёт чай и ест пирожки. И какой он простой этот художник, не строит из себя невесть кого, не ведёт заумных бесед.
А у Ванеева шевелилась мыслишка, хорошо бы добраться до этого молодого роскошного тела. Внутренний голос предостерегающе шептал: «Завоюешь сердце юной красавицы, получишь удовольствие, скрасишь любовными утехами пару месяцев, но осенью-то домой. А если юная красавица не захочет с тобой расставаться, да ещё сообщит тебе радостную весть. Нужны тебе такие проблемы, стоит оно того?»
- Вы будете только пейзажи рисовать? Вон с той сопки прекрасный вид, - Марина взмахнула рукой, указывая на вершину круглой горы. – Только карабкаться туда – жуть, сплошные заросли.
- Моя нынешняя цель – написать Красные ворота. Всё как-то не получалось, то погода пасмурная, а ворота надо писать при солнце, то транспорта не было. Стас вчера клятвенно обещал выделить для поездки редакционный УАЗик. А ещё я хочу написать в подарок Софье Алексеевне её портрет. Поедешь со мной к Красным воротам? – спросил неожиданно даже для себя.
Марина зарделась от удовольствия.
- Я бы с удовольствием, но работа… Вот бы в выходные удалось.
В обратный путь собрались, когда солнце склонилось к косматой вершине.
- Сейчас за гору закатится и темнеть начнёт, - сообщила Марина.
Справа от дороги склон горы заполонил невысокий кедрач. Из тёмно зелёной хвои выглядывали некрупные округлые шишки. Слева пологий склон был безлесен, заросший разнотравьем. Поверхность дороги устилала осыпавшаяся рыжая хвоя, делая поступь путников мягкой и неслышной. После дневной жары тело приятно овевала прохлада. Намолчавшийся за день Ванеев, несколько красуясь перед слушательницей, объяснял, как смешением красок можно добиться нужных оттенков, наполнить картину светом и воздухом.
- Так просто? – удивилась Марина. – Так почему же…
Ванеев захохотал над наивностью девушки.
- Если бы всё было так просто, - и со вздохом добавил: - В этом-то и заключается мастерство, которое не каждому дано, и тут же засмеялся над собой: - Я прямо стихами заговорил. Это вы на меня так действуете, Мариночка.
Обращение между художником и его почитательницей ещё не устоялись. Она обращалась к нему на «вы», а он перескакивал с «вы» на «ты». Марина по-прежнему, как две тростинки несла зонт и мольберт.
В разговоре возникла пауза, и Марина, чтобы не выглядеть букой, принялась рассказывать забавные происшествия.
- Вот у нас недавно случай был, - девушка, запрокинув голову, прыснула со смеху. – Мы так хохотали, так хохотали! Есть у нас в стационаре санитарка Лидочка. Мы её прозвали «ходячим недоразумением». Вечно с ней что-нибудь случается. Девчонка весёлая, жизнерадостная, но не то чтобы глупая или тупая, но недалёкая, всё понимает буквально, уж чересчур непосредственная. А уж петь любит! Полы моет и поёт во всё горло. Ей даже запрещали петь до обеда. Врачи обход делают, не больных, а Лидочку слышно. Вот совпало – День донора и на хор идти надо. День донора – все заняты. Некоторые кровь сдадут и в обморок падают. В общем, всем работы хватает.
- День донора – понятно. А что за хор, и зачем на него надо ходить?
- Ну, мы ходим в Дом Культуры петь в хоре. Так главврач приказал, а ему из райкома дали указание. Вот и ходим. Хором руководит директор ДК. У него такая смешная фамилия – Курочкин и имя необычное – Арефий. Наши зубоскалки переделали в Орфей. Его теперь так и зовут, за глаза, конечно. Главврач проверяет у Орфея, кто на хор не ходит. Вот. Надо на хор идти, а все забегались. Кто-то, уж не знаю кто, велел Лидочке смотаться в ДК сказать, что мы на спевку не придём, чтобы прогулы никому не ставил. Лидочка спрашивает, кому, мол, передать. Ей, не подумавши, говорят, как кому, Орфею, конечно. В шутку наказали, если встретит по дороге молодых крепких мужиков, гнала в больницу кровь сдавать. Лидочка спрашивает, мол, и Орфейку этого гнать. Старшая сестра отмахнулась, и его, конечно.
- Что, много людей кровь сдают?
- Порядочно. Отгулы же к отпуску дают. Очереди даже собираются, из деревень приезжают.
- Лидочка, почему спрашивала, кому сказать? Ты же говоришь, она петь любит.
- А вот не захотела. Сама пою, а в хор не хочу. С санитарок взятки гладки. Что не по ней, швабру бросила и пошла в другое место полы мыть. Кто постарше, те ещё работают давно, а молодёжь… - Марина махнула рукой.
Лидочка родилась на пять лет позже Марины и была для неё «молодёжью».
- Так вот. Нам потом рассказывали, мы со смеху помирали. Пришла Лидочка в ДК и заголосила: «Где тут у вас Орфейка!» А там как раз какая-то репетиция шла, народу полно. Лидочка стоит у стены, на неё сморят, глаза у всех по пятаку. Лидочка своё: «Где Орфейка?» Ей девица одна, рот ладонью зажала, показывает на Курочкина, тот возле сцены стоял. Лидочка посмотрела на него и выдала: «Тю! Так ты и есть Орфейка? Дак куды ж тебе кровь-то сдавать? В тебя в самого вливать надо». Выдала и пошла. В дверях уже остановилась, вспомнила, возвестила: «Я чо приходила-то, наши девки не придут сегодня петь, занятые все». На сцене хихикают, у Курочкина челюсть отвисла.
Рассказ Марины не вызвал у Ванеева бурного хохота, и девушка пояснила:
- Надо знать Курочкина. Он сухощавый, потому Лидочке и не показался. Волосы длинные, он их «Кармазином» обрабатывает. Выражение всегда такое, будто ему лягушку предстоит съесть. До чего высокомерный, задавака одним словом. Всех перебивает на полуслове, всё я да я. Он, вообще-то, песни пишет. Их в прошлом году даже на областном телевидении передавали.
- Понятно. Местная знаменитость. А его ваша санитарка так уела.
Лес закончился, показались дома. На окраине живописцу и его спутнице преградили путь разномастные собаки, явно «дворянского» происхождения, стоявшие посреди улицы. Верховодил рослый чёрный кобель с оскаленными зубами, безотрывно и выжидательно смотревший на приближающихся людей.
- Мы их сторонкой обойдём, - проговорил Ванеев, испытывая неприятное чувство. – Не смотри на них, они этого не любят.
Маленькая лохматая собачонка со свисающей на глаза грязной шерстью залилась злобным лаем и побежала навстречу.
- Вот такие шмакодявки самые противные. Настоящие провокаторы, - проворчал Илья Захарович.
Силы были явно неравные. Собак пятеро, людей двое. Как назло улица была безлюдной.
- Ой, я боюсь, - негромко произнесла Марина. – И откуда они взялись.
Собаки, с явно враждебными намерениями, сделали первые шаги вслед за подстрекательницей. Илья Захарович готов был стоять насмерть и защитить свою даму, но обстановку оценивал трезво.
- Не бойся, главное, не бежать и ничем не размахивать. Мы люди. А они животные, мы умнее их. У тебя остались припасы? Мы твою колбасу не ели. Доставай и колбасу, и хлеб.
Голодным бездомным дворнягам полетели куски хлеба и колбасы, и те с урчанием набросились на еду.
- Скорей, скорей, - Марина тянула за рукав Ванеева, готовая перейти на бег.
Илья Захарович упрямился.
- Спокойно, я же сказал, только не бежать.
Через полсотни шагов девушка оглянулась. Улица была пустынна и она с облегчением вздохнула.
В сумерках друзья сидели на веранде. Попивали чаёк, болтали о том, о сём. Софья Алексеевна потчевала мужчин душистым вареньем из полевой клубники.
- Кушайте, кушайте. Свежее, нынешнее. Стасик, угощай гостя.
- Очень вкусно, Софья Алексеевна, - благодарный гость, отринув стеснение, отправлял в рот ложку за ложкой. – Сами клубнику собирали?
- Софья Алексеевна у нас большая любительница, прямо таки мастак по сбору ягоды, - Станислав Георгиевич взъерошил густую шевелюру. – Меня под пистолетом не заставишь. Один раз сподобился. Я бидончика не набрал, она – полное ведро. Поясницу ломит, коленки извозюкал, кошмар.
- Как ты мог извозюкать коленки, если собирал ягоду лёжа на боку? – кольнула Станислава Георгиевича супруга.
Екатерина Прокофьевна расслабленно сидела поодаль в кресле, в беседе не участвовала, лишь изредка вставляла замечания.
- Слушай, Станислав Георгиевич, всё хочу спросить тебя, мне Марина рассказывала. Что за крепостной хор у вас образовался?
Жариков в очередной раз запустил пятерню в растрёпанную гриву.
- С этим хором и смех, и грех. Высокие руководящие товарищи выразили мнение… Да какие руководящие, у какого-нибудь партийного писарчука, дабы показать свою инициативу появилась идея, ну и у руководящих товарищей сложилось мнение, о котором они через день забыли, как о чепухе, но писарчуки рады стараться. Мнение заключалось в следующем. Дабы отвлечь трудящихся от употребления горячительных напитков, всяких неблаговидных поступков и облагородить их свободное время, привлекать трудящихся к занятиям художественной самодеятельностью. Мысль хорошая, но высокие руководящие товарищи в подробности не вдавались, и не объяснили каким образом «привлекать». Наш первый секретарь райкома Эдуард Карагынович Кыдатов взял под козырёк и отдал распоряжение начальникам и директорам учреждений и предприятий. Те в свою очередь взяли под козырёк. Их подчинённые в добровольно-принудительном порядке отправились петь хором. Самое смешное, сами трудящиеся в гробу видели этот хор. Они свои права знают. Ни в КЗОТе, ни в колдоговорах ничего про хор не прописано. Добровольная принудиловка коснулась ИТР и служащих. Всеми хорами руководит директор ДК Курочкин. Про этого Курочкина анекдоты рассказывают. Он у нас личность высокоодарённая, творческая. Сам песни сочиняет, в районке печатается. На первых спевках Курочкин топал ногами, хватался за голову, бегал возле сцены, и, направляя указующий перст в особо одарённых певунов, орал:
- Ты, ты, ты, и ты! Пойте немо!
- Это как? – спрашивают.
- Рты раз-зявляйте, а сами молчите.
Он у нас, говорю, личность творческая, когда находится в великом гневе, для лучшей доходчивости любит выражаться по-простонародному. Правда, до мата ещё не доходило. В общем, кампанейщина, медведь на воеводстве, как хочешь, так и называй.
- Глупость несусветная. Наши медведи на воеводстве любую добрую идею испакостят, извратят до непотребства. Ну, а ты что? Высказался против эдакого дуболомства?
- С ума сошёл? Как районная газета может хулить предначертания первого секретаря райкома. Такое под силу центральной областной, не ниже, и то, если отмашку дадут.
- И ты поёшь? – спросил Ванеев насмешливо.
- Я руководящий работник. Я руковожу, - фыркнул Жариков.
- А Екатерина Прокофьевна? – допытывался гость.
- Ещё чего! – откликнулась Екатерина Прокофьевна. – Я главному сказала, если ваш Эдуард Карагынович хоть какую-нибудь плёвую операцию сделает, да хоть аппендицит вырежет, я не то, что в хоре, я солисткой запою.
- Нашу Екатерину Прокофьевну голыми руками не возьмёшь, - хохотнул супруг. – Личность известная в облздраве. Её трогать, себе дороже выйдет.
Спохватившись, представив, что друг поймёт его неправильно, Жариков быстро заговорил:
- Ты не подумай, что у нас сплошная серость и тупизм. Живём. И рудник расширяется, и строительство идёт. В позапрошлом году Дом Культуры отгрохали, и жильё строим. Подруга твоя, Марина, год отработала, квартиру получила, двухкомнатную. Представь, сердобольная какая, двух девчонок у себя поселила. У неё, дескать, хоромы, а они в общежитии ютятся.
Ванеев согласно кивал, но губы кривились в усмешке.
- Всё это хорошо и прекрасно. Только, - Илья Захарович хохотнул, показывая, что шутит. – Какие-то вы, бойцы идеологического фронта, как бы помягче выразиться, не шибко прозорливые. Рудник, квартиры это фон, так и должно быть, но у людей они за кадром.
- А что же в кадре?
- В кадре, друг мой, ваш придурочный хор. Про гвоздь в сапоге помнишь? Вот хор и есть гвоздь в сапоге, и этот гвоздь надолго запомнится.
- Кстати, о хоре. Дался нам сегодня этот хор. Курочкин, конечно, фрукт ещё тот. Высокомерия бы у него поубавить, а мягкости к людям добавить, хороший мужик бы получился. Он как у нас появился, первым делом хор собрал. Настоящий, из любителей, человек пятнадцать. И ведь хорошо поют, стервецы.
- Ох, и голосистые же есть девки! – поддакнула Софья Алексеевна, сидевшая скромненько в сторонке. – Я ходила, слушала, хорошо поют.
- Ладно, мужчины, беседуйте, сколько хотите, а я спать пошла. Зябко как-то, - Екатерина Прокофьевна встала со своего места, передёрнув плечами и запахиваясь в байковый халат.
- Так ты бы, доченька, душегрейку бы какую надела, - Софья Алексеевна тоже поднялась, но дочь остановила её.
- Не суетись, мама. Я же сказала, спать пойду.
Хозяин подогрел чайник, друзья выпили ещё по чашке, и разошлись почивать.

Каменная арка излучала красноватый свет, свет зари. Свет наполнял всё существо, как вода губку. От этого света становилось радостно, как в день рожденья в детстве. Пространство за Воротами заполняли колышущиеся волны белёсого тумана. Волны разошлись, и проглянула дорога, теряющаяся в садах. На больших развесистых деревьях висели крупные плоды. Люди в белых одеждах собирали плоды, смеялись и улыбались друг другу. Незримая кинокамера наплывала на них, и становились различимы их лица. Лики людей в белых одеждах были чисты и приятны. Невидимый оркестр наполнял пространство мягкой мелодичной музыкой. Нигде не было никаких надписей, но он знал, то – Беловодье. Беловодье – страна согласия и благоденствия, легендарная прапрародина русичей. Красные ворота ведут в Беловодье?
Пытаясь разрешить этот вопрос, Илья Захарович проснулся. Тело пребывало в полном довольстве, в голове звучала мелодичная музыка из сна. Художник встал, напился пузырчатой воды из сифона. Зная за собой привычку вставать по ночам и бродить в темноте по комнате, натыкаясь на мебель, выговорил себе право спать на веранде. Заботливая Софья Алексеевна снабдила стеснительного гостя двумя одеялами – ватным и шерстяным. В нраве Ванеева смешались разные черты, порой прямо противоположные. Будучи, как многие творческие люди отчасти себялюбцем, Илье Захаровичу было крайне неприятно доставлять своей персоной неудобства окружающим людям. Если вдуматься, такое противоречие имело объяснение. Себялюбие не было природной чертой нрава Ильи Захаровича, а происходило от сращивания его «Я» с его творчеством. Жизнь его непроизвольно, без всяких волевых усилий подчинялось творчеству. Творчество заключалось не только в накладывании мазков на холст, но, и даже в большей степени, в работе мысли. Внешне, его протесты, когда работа мысли нарушалась посторонним воздействием, выглядели, как вспышки себялюбия.
Как в подсознании соединились Беловодье и Красные ворота? Красные ворота, вообще-то, рукотворные. Лет тридцать пять назад взрывчаткой проложили путь в скале, когда строили дорогу. А легенда о Беловодье теряется в веках, если не в тысячелетиях. Дивясь неподвластным воле извивам мысли, Илья Захарович выкурил сигарету и вернулся в постель.

Погода испортилась. Небо помрачнело, спрятав солнечные улыбки за серой печалью, временами плакало, орошая землю частыми мелкими слезинками. Пленэр отодвинулся на неопределённое время. Ванеев взялся за карандашные рисунки своих радушных хозяев. Супруги, занятые работой, от позирования отнекивались. Софью Алексеевну Ванеев усаживал в полдень на веранде и брал в руки карандаш. Портретов старушки Ванеев написал полдюжины. На одном Софья Алексеевна устремляла взор в неведомую даль, на другом с хитринкой смотрела прямо в глаза, на третьем цвела счастливой улыбкой.
- Какой у вас талант, Илюша, - говорила Софья Алексеевна. – Надо же, простым карандашом, и столько разнообразия в выражении лица. Только вы меня облагородили. Я – обыкновенная бабка.
- У вас душа благородная, - отвечал Ванеев, тихо радуясь похвалам.
Похвалы были искренние, не дежурные, холодно-вежливые.

Небо сбросило уныние и расплылось в улыбке во всю голубую ширь. Утром, уходя на работу, Жариков пролил бальзам на душу художника.
- К десяти часам пришлю УАЗик, жди. Отвезёт тебя к твоим ворота, а вечером заберёт.
Без пяти десять радостно-возбуждённый Илья Захарович со всеми доспехами стоял у калитки. К одиннадцати часам радостно возбуждённое настроение сменилось на нервно раздосадованное. В половине двенадцатого Ванеев не выдержал, позвонил в редакцию. Девичий голос ответил, главный редактор куда-то уехал и когда вернётся неизвестно. Ванеев едва сдержался, чтобы не накричать на ни в чём не повинную Софью Алексеевну. В полдень Ванеев был готов разорвать Жарикова на части. День прошёл впустую. Из-за нервного возбуждения всё валилось из рук, чтобы успокоиться даже помогал Софье Алексеевне выпалывать цветники вдоль дорожки. За возбуждением наступило отупение. Жариков появился к вечеру, когда гость прошёл несколько стадий гнева, раздражённости. В искупление грехов Станислав Георгиевич явился с семисотграммовой бутылкой венгерского бренди «Матра». Илья Захарович хмыкнул:
- Я такой напиток только на праздник пью, и то не на всякий. А у вас запросто, надо же.
Станислав Георгиевич хохотнул:
- Так за чем же дело стало, переезжай к нам.
Раздражение улеглось, но бодряческий тон Жарикова всколыхнул его, и Ванеев смотрел волком. Под этим взглядом Станислав Георгиевич почувствовал себя виноватым, поставил на столик рюмки, бутылку, сходил на кухню за лимоном. Не дожидаясь Софьи Алексеевны, разогревавшей ужин, наполнил рюмки.
- Ну, будем, - с покаянным видом пояснил: - Закрутился с самого утра. Молодёжь голову задурила. Отыскали столетнего старца, вот, край ехать надо. Дескать, мы не хуже Кавказа, у нас тоже долгожители имеются. Сенсация! Ну, и так далее. Будто он до завтра помрёт.
- И как, старца-то хоть нашли? – жуя лимон и прищурив левый глаз, колко спросил Илья Захарович.
- Смейся, смейся, нашли, живого и всамделишного. Не столетний, правда, по документам девяносто девятый год идёт, сам проверял. Представь, трубку изо рта не выпускает.
- Ничего странного, ему о вреде курения никто не рассказывал. Он по-русски хоть разговаривает?
- И понимает, и разговаривает, причём довольно чисто. Только через слово вставляет «однако»» и «да ты, понимаешь ли», да путает японскую войну с германской. Молодёжь со своими расспросами едва до эпохи Ивана Грозного не дошла.
Софья Алексеевна принесла горячее, оголодавший зять попросил двойную порцию. Пришла Екатерина Прокофьевна, на ходу оттяпала у мужа половину добавочной котлеты.
- Что так поздно? – спросил супруг, провожая взглядом исчезающую котлету.
- Не жадничай. У мамы их, наверное, полная кастрюля нажарена. Самое интересное случается в конце рабочего дня, а то не знаешь. Ты сам-то завтра, когда вернёшься? Не мешало бы сыном позаниматься.
Жариков внимательно посмотрел на супругу.
- Ну, ты, Екатерина Прокофьевна, совсем заработалась, или ты придуриваешься? Женька полмесяца в лагере.
- И правда заработалась. Устала вусмерть. Пейте, беседуйте сами, я пойду, лягу.
- Завтра исполком, так что вернусь поздно, - бросил ей вслед Жариков, но жена, кажется, не слышала.- Знаешь что, - обнадёжил он друга, - не переживай ты из-за своих ворот. Выберем выходной, я сам тебя свожу.

Марина гордилась своей работой. Она помогала появиться на свет новой жизни. И не просто появиться, а появиться здоровой и крепкой. До глубины души её возмущало наплевательское отношение некоторых беременных женщин к своему положению. Бывалые люди говаривали молодой докторше:
- Чо ты суетишься? Раньше бабы в поле рожали и ничо.
- И жили до сорока лет, - запальчиво отвечала Марина. – В тридцать – уже старухи. Вы знаете, что в царской России до одного года не доживала половина младенцев. Так что не надо про то, как в поле рожали.
Иной раз, вернувшись вечером с вызова, девушка негодовала. Подруги поили горячим чаем, Марина, отодвинув чашку, горячилась, сжав кулаки, возмущалась:
- Организм женщины тратит столько сил на выращивание ребёнка, весь жизненный процесс подчинён этой цели. Так надо помогать ему в этом, делать всё, чтобы ребёнок родился здоровым. А они, что делают? Семь месяцев, а она на лошади скачет. Иные ещё и трубку курят. Женщина, да ещё беременная курит трубку. Уму непостижимо!
Телефон Марина поставила на тумбочку рядом со своей кроватью. На ночные вызовы принято сердиться. И она сердилась, но внешне. Разбуженная ночным звонком, внутренне ощущала едва ли не восторг. Она была нужна людям, и это было её высшей наградой. Но, если бы кто-то, разобравшись в ней самой, её психике, рассказал ей об этом, она бы смутилась и не поверила. Работа была на первом, втором и даже третьем месте. Про некоторых мужчин говорят, они женаты на работе, Марина была замужем за работой. Как всякой женщине, Марине были приятны знаки внимания, оказываемые мужчинами, но они лишь забавляли её. Но вот знаки внимания со стороны Анатолия Витальевича Рязанцева, главного санитарного района, не только не забавляли, но были неприятны и даже противны. Ежедневно появляться в больнице главному санитарному врачу не было никакой надобности. Но здание СЭС находилось рядом, в одном дворе с больницей. А жена Рязанцева работала участковым терапевтом в поликлинике. Заходя в больницу, Анатолий Витальевич важно шествовал по коридорам непременно в белом халате и фонендоскопом на шее. Для чего санитарному врачу был нужен фонендоскоп, оставалось неведомым. Но фонендоскоп являлся непременным атрибутом облачения главного санитарного врача. На этот счёт ходили всевозможные шутки, даже не очень приличные. Человеком Рязанцев был гонористым, имел о себе высокое мнение вообще, и как о мужчине в частности. В действии своих чар на женщин нисколько не сомневался. Был Анатолий Витальевич записным бабником, но бабником неудачливым. Росту неудачливый бабник был среднего, спортивного телосложения. Для поддержания формы делал по утрам пробежки. Коими развлекал собак, как привязанных, с громким лаем рвавшихся с цепи при его появлении, так и бродячих, составлявших непременную свиту бегуна. Для умиротворения свиты бегун брал с собой всевозможные объедки. Лицо у Анатолия Витальевича было удлинённым с треугольным подбородком. Нос – прямой, не шнобель, но и не пипочка. Голова, как бы приплюснута в висках, волосы волной спадали на высокий лоб. Главной особенностью облика Рязанцева были бакенбарды, усики и бородка. Сам Рязанцев называл бородку эспаньолкой, злопыхатели – козлиной, а молоденькие сестрички над ней хихикали. Бородка закрывала подбородок и опускалась острым клинышком, схожим с хвостиком. Щёки Рязанцев брил, усики, бакенбарды и бородка не соединялись между собой, для придания надлежащего вида ежемесячно подкрашивал их хной. Для придания утончённости и усиления мужской обольстительности Анатолий Витальевич пользовался одеколоном «Консул». С одеколоном утончённый мужчина перебарщивал, и после его ухода в помещении ещё долго держался запах мужской обольстительности. Марине этот запах был особенно неприятен.


С уважением, АПК
 
Литературный форум » Наше творчество » Авторские библиотеки » Коломийцев Александр
  • Страница 5 из 5
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
Поиск: